Дитя Макконы

С этого фильма началось мой взросление. Мне было всего 15 и в то время по НТВ по пятницам показывали кино не для всех, посмотреть которое я всё время не успевал. Не обладая ни информацией ни подходом в своей оценке многих вещей этого мира я исходил из простой достаточно детской аксиомы, «ТО что плохо для моей матери, точно хорошо для меня». Надо сказать этот банальный принцип не раз выводил меня именно на те дороги, которые были мне необходимы. Моя мать очень не любила эти фильмы, следовательно они должны понравиться мне. Первые два увиденных фильма этой серии не произвели на меня никакого впечатления, ибо понять их я просто не мог. И наконец я увидел «Дитя макконы».

Конечно в том возрасте я мог уловить только один аспект – мятеж против христианства, кое я ненавидел всеми фибрами души. Наконец то нашелся тот, кто смог вывернуть наизнанку, само святое свтых, саму основу этого мифа ликовал я. Непорочное зачатие, причастие, жертвоприношение бога представало в таком жутком гротескном свете что моё детское сознание не понимая глубины нюансов, ликовало от осознания, что наконец то нашелся тот кто смог нарушить незримые правила этого мира.

Я пересматривал этот фильм раз десять с трудом достав его в одном из прокатных клубов Калуги, и каждый раз мысленно наслаждался той глубиной тёмной стороны в которую проник Гринуэй. «Дитя макконы», был для меня неким паролем определяющим знание тёмной стороны, причастности к ней.

Постепенно мой багаж увиденного элитного кино расширялся, хотя «Дитя макконы», твёрдо держало в нём первое место. Вторым был фильм Оливера Стоуна «Прирождённые убийцы», этот превосходно сделанный фильм, я любил за то, что режиссер осмелился нарушить неписаные правила развития подобных сюжетов и оставить Мика и Меллори в живых. Во все времена я любил одно – умение нарушить неписаные правила.

Но вернёмся к Гринуэю. Лет в 18 я впервые попал в достаточно серьёзную компанию где естественным образом возник разговор о Гринуэе. Я естественно выразил своё им восхищение, на что один из тех кто был в этой компании поинтересовался – что же мне там понравилось? Я естественно стал говорить, о том, что в этом фильма христианству нанесён такой удар, которого оно ещё не знало, на что мой собеседник, недоумённо пожал плечами, и разочарованно сказал: « это всё». Что же ещё, пытался понять я, и через некоторое время мобеседник спросил меня. «Как считаешь ты, неужели все эти свлова и декорации могут служить такой маленькой цели, как противодействие христианству?» Жизнь всего лишь пьеса с музыкой, и давайте будем благодарны за музыку, ибо большинство умирает в тишине, вот основная мысль всего фильма, вот для чего нужны эти театральные декорации, снятие масок, вместе с тем реально умершие. На этих словах во мне произошел переворот, я понял, что мне необходимо научиться не просто находить в искусстве то родное мне бунтарское начало, а воспринимать так как оно есть, осознавать скрытые идеи и мысли, безотносительно своих убеждений. Этот небольшой разговор перевернул во мне очень многое, и с этого момента, я старался искать те только то что мне близко, а понимать так как оно есть.

Именно благодаря Гринуэю я стал понимать европейкое кино. Гринуэй как бы перекинул в моей душе некий мостик между моим достаточно ограниченным и пошлым бунтом к подлинному экзистенциальному мятежу.

НО сейчас, через много лет пересмотрев «Дитя макконы» вновь я удивился сколь же поменялось моё восприятие. Больше нет этого разделение на тёмную и светлую эстетику, меня интересуют символы, а как оказалось, «Дитя макконы» это один из самых глубоко символичных фильмов нашего времени.

Теперь пришло время дать этому фильму некоторый анализ, с позиции моего нынешнего знания. Театральные декорации, указывают не на искусственность жизни, как могло казаться мне и моему собеседнику в том далёком прошлом, а на мистериальность происходящего, ибо традиционно мистерии были связаны с драматическим элементом. Этот фильм я бы назвал мистерией убийства бога, и единственный фильм близкий по концепции, но совершенно иной по эстетики это «Я поскачу как бешенный конь» сюрреалистическая драма Фернандо Арабаля.

Убийство бога, есть согласно Борхесу одним из ключевых четырёх сюжетов находящимися в основе мифотворчества. Здесь убийство бога, не смотря на хрисианские аллюзии аппелирует скорей к древним вакхическим таинствам.

Всё в этом фильме символично – непорочно зачатие имеет теневую сторону – рождение от древней и умирающей старухи, (чёрная убывающая луна, согласно таблицам соответствий 777 соотноситься именно со старухой, а не с роковой женщиной, как это многие наивно полагают). Здесь параллель с талмудистскими интерпретации непорочного зачатия – согласно им Иешуа пандира был рождён от блудницы и римского легионера.

Но, вернувшись к действию фильма, заметим, что это двойное рождение происходит тогда, когда весь мир подобен старухе родившей его – умирающий и иссохшийся. Дитя привносит в него жизнь. С момента рождения дитя мы наблюдаем удивительное: миф изначально выдуманный его сестрой для того чтобы возвыситься начинает работать, общая вера создаёт бога, который обретает силу творить чудеса, хотя он не непорочно зачатый, а лишь рождённый от старухи.

Мы видим, чем обходиться такое воплощение – все пришедшие просить получают страданий вдвое больше. Миф разыгрывается своим ходом, и только сестра пытается нарушить его действие.

Попытка сойтись с мужчиной для неё, жрицы самой же созданного бога, кончается гибелью, страшная мистерия смерти твориться, и в этой мистерии есть глубинный смысл, бык который убивает её любовника и которого вопреки воле брата убивает она, является олицетворением природных сил. Здесь мы можем найти паралелли в митраисткий и зороастрийских преданиях, и там и там убийство быка было в центре религиозной символики, но в первом варианте тауроболию осуществлял бог, а во втором противник бога.

Круг замыкается – она убивает ребёнка ставшего орудием религии, и религия убивает её. Вряд ли в каком ещё фильме с таким же почти религиозным напряжением древних вакхических безумств показано расчленение бога. Дитя макконы превращается в расчлененного Озириса Диониса Загрея, разорванного на тысячи частей. Но если в классическом мифе за расчленением следует возрождение Гринуэей не оставляет для возрождения никаких шансов – финалом является лишь снятие масок, осознание «пьесы с музыкой». Со своими мертвецами которые уже не возвратятся.

«Дитя макконы» — это мистерии уходящего эона. Гринуэй становится ещё одним убийцей старого бога, то сколь мастерски он это делает, приводит в восхищение.