Единая этика
В одной из святых книг Телемы есть удивительный по пронзительности, глубине и красоте отрывок, который я всегда вспоминаю, всякий раз оказавшись в кризисе.
52. А еще был колибри, который заговорил с рогатым змеем и попросил у него яда. И великий змей Святого Кема, царственный змей Урей ответил ему:
53. Я плыл по небу Ну в ладье, называемой Миллионы Лет, и я не видел ни одного существа на Себеке, которое было бы равно мне. Яд моего клыка — это то, что я унаследовал от своего отца, и отца своего отца; как отдам я его тебе? Ты и твои дети живите так, как жили я и мой отец, и, возможно, через сто миллионов поколений, милосердие Всемогущих сможет наградить твоих детей, отдав им древний яд.
54. Тогда колибри опечалился и полетел к цветам, как будто они ничего не сказали друг другу. Но все же вскоре змей ужалил его, и он умер.
55. Но прекрасный бог Ибис, который медитировал на берегу, слушал и слышал. И он отбросил свой образ Ибиса и стал похож на змея, говоря: Может быть, через сотни миллионы миллионов поколений мои дети получат каплю яда с клыка Высочайшего.
56. И действительно! Когда луна взошла трижды, он стал змеем Уреем, ибо яд прижился в нем и в его семени навеки.
По сути, в этой притчи содержится квинтэссенция учения Телемы, основой которой является тайна трансформации. Алхимики говорили о превращении свинца в золото или графита в алмаз, гностики – о превращении ветхого Адама в нового Адама, а в притче Кроули ибис, отбросив форму птицы, обретает форму змея.
Послание этой притчи в том, что Воля, намерение и следование пути способны совершить невозможное – произвести полное и радикальное изменение своей природы.
О масштабах этого изменения невозможно говорить, не пройдя его – не случайно считается, что маг является человеком лишь отчасти – человеческое в нем пресуществляется в божественное, как свинец в золото. Эта притча о трансгрессивном скачке, прыжке в невозможное, последнем безумии, благодаря которому происходит великое таинство.
Но в этой притче есть и другой смысл. Достичь пресуществления, обрести яд мудрости возможно, только отказавшись от каких-либо надежд его приобрести. Современному человеку часто присущ тот торгашеский дух, при котором он требует гарантий даже от мистерии. Такие люди подобны колибри, порхая от цветка к цветку, мечтают они о магии, для того, чтобы увеличить свои доходы или поиметь побольше женщин. В лучшем случае у них ничего не получится, в худшем – яд гнозиса проникнет в их форму, полностью разрушив их разум. Первое и единственное, с чего может начаться путь – это отчаянно мучительное желание отбросить человечью форму, унизительно вплетенную в коллективный разум массы, пассивно переваривающую то, что дано родителями, социумом, культурой. Отвращение к себе как к «духовному желудку», причем не христианский истерический мазохизм, который так часто путают с этим состоянием, а фаустовский мятежный прыжок, готовность к смерти или продаже души ради мига преодоления – это единственная предпосылка для того, чтобы яд великого змея пророс в индивиде.
В серии иллюстраций процесса индивидуации, предоставленных Юнгом, во второй картине молния ударяет в серую скалу, отщепив от неё шар. Этот шар символизирует неповторимую индивидуальность анализируемой женщины, которая молнией божественного откровения отщепляется от коллективной матрицы, чтобы в финале стать золотым цветком мандаллы. Именно этот удар молнии, отделение от первичной бессознательности, связи с сознанием массы, с состоянием мистического соучастия (в том смысле как его понимал Леви Брюлль) начинается великая мистерия индивидуации.
В шестнадцатом аркане Таро «Башня» молния разрушает башню, в которой пленено божественное начало. Этот аркан имеет самую дурную славу среди большинства тарологов и считается, что он приносит несчастья. Но на самом деле именно «башня» является началом отбрасывания человеческой формы из плена структуры. Из расщепленной башни («расщепи дерево, и подними камень, и ты найдешь меня там») высвобождаются две противоположности, которые находятся в латентном состоянии в психике «человека массового» — голубь и змей, в объединении которых и заключается высочайшая мистерия.
И Юнг, и Кроули говорили, что лишь немногие способны пройти эту мистерию. Для этого нужна специальная предпосылка, принадлежность к касте, особый экзистенциальный мятеж против всего, людей, системы, бога. Но, прежде всего, это должен быть мятеж против себя нынешнего во имя себя истинного. Это качество абсолютно лишено назидания, только чудовищное искажение западной цивилизации привнесло в религию морализирующий пафос.
Тем не менее, этот мятеж изначально не направлен к цели. «Ибо чистая воля, свободная от вожделения к результату, совершенна во всем», — написано в Книге закона. Поскольку Книгу Закона нельзя комментировать, я приведу отрывок из «Святых Книг Телемы», который тоже говорит о неутремлении к цели:
Также Святейший снизошел на меня, и я увидел белого лебедя, парящего в синеве.
18. Я сидел меж его крыльев и летел сквозь эоны.
19. И лебедь летел, поднимался ввысь, опускался, но мы не могли достигнуть цели.
20. Маленький сумасшедший мальчик, что сидел рядом со мной, обратился к лебедю со словами:
21. Кто ты, что летит, поднимается вверх и опускается столь бесцельно? Посмотри, много эонов уже осталось позади; Откуда ты взялся? И куда ты направляешься?
22. Смеясь, я упрекнул его, говоря: Ниоткуда! Никуда!
23. Но лебедь молчал, и тогда мальчик сказал: если нет цели — для чего это бесконечное путешествие?
24. И я приник своей головой к шее лебедя и засмеялся, говоря: «Разве нет невыразимого удовольствия в этом бесцельном парении? Разве усталость и нетерпение не одолевают того, кто стремится к какой-либо цели?
Эти строки будут невообразимы для человека старого эона, который привык считать, что цель должна быть четко поставлена. Но процесс великого делания – это плавание на лебеде, упоительное и пугающее одновременно. Единственная сила, которая влечет телемита, будь то духовная практика или написание этой конкретной работы – это восторг следования своей воле, воле Святого Ангела Хранителя или, говоря юнгианским языком, Самости. Это зов удовольствия, но никак не зов долга или обязательств.
В шестидесятые годы между юнгианской и трансперсональной школой разгорелся нешуточный спор. Позиция юнгианцев однозначна – задачей человека является установление оси Эго-Самость, тогда как трансперсональная школа подразумевала возможность достижения полного и окончательного просветления. Но, как мы видим из процитированного выше отрывка, у великого делания нет цели, однако сам его процесс столь восхитителен, взлеты к философскому камню так озаряют, а спуски к прима материи так пьянят, что вопрос цели и смысла кажется, попросту говоря, ненужным.
Если кто-то не согласится со столь радикальной интерпретацией, я хотел бы попросить оппонентов высказать свою. Тем более, что отрывок с притчей о лебеде не из Книги Закона, потому на его комментарии нет никакого запрета.
На протяжении всей истории эти символы переживались великими людьми, от Пифагора до Василида, от Василида до Юлиана, от Юлиана до Алберта Великого, Михаэля Маера и Герхарда Дорна, от них к Юнгу и Кроули и после них. Мы видим те же самые символы в поэзии современных мятежных поэтов русского рока. (см. «Оккультный символизм в русском роке»). Единственным критерием подлинности традиции является полноценная символическая жизнь и возможность соприкоснуться с высочайшими переживаниями, при этом сохранив нити связи с земным бытием. Опыт либо получен, либо нет. Кроме традиций Кроули и Юнга в современной культуре отсутствуют системы, которые могут дать возможность пережить эти символы и стать иным. Потому Юнг и Кроули одинаково по ту сторону, вместе с «проклятыми» поэтами и контркультурой как таковой.
Интересно проанализировать этическую установку Юнга и Кроули по отношению к каким бы то ни было «абсолютным или объективным истинам»: эта установка оказывается удивительно похожа.
«Несмотря ни на что, я не метафизик», – пишет Юнг-ученый. «Я не верю, я знаю», – говорит Юнг-маг. В этом нет противоречия, ибо до непосредственной встречи с иным мы не можем верить ничему. Любая информация, получаемая нами с пятидесяти процентной вероятностью, может быть как правдой, так и ложью. Проверьте, испытайте, не верьте, сомневайтесь, идите сами.
«Мы не интересуемся вопросом объективного существования Бога, как и другими метафизическими вопросами, кои должны быть делом каждого отдельного человека, а только психологическим опытом, сформулированным как Бог. Этот опыт может соответствовать, а может не соответствовать существованию абсолютного божества или иных сил вне психики человека, но в любом случае является опытом величайшей важности», – утверждает Герхард Адлер со слов Юнга.
А вот что говорит Кроули, практически подписывая приговор любым желаниям вывести «незыблемую и абсолютную истину»:
Эту книгу очень легко понять неправильно. Весьма желательно, чтобы читатели как можно более критически подошли к её изучению, так же, как сделали и мы при её составлении. В этой книге говорится о Сефирот и Путях, о Духах и Заклинаниях, о Богах, Сферах, Планах и многих других вещах, которые могут существовать, а могут и нет. Не имеет значения, существуют они или нет. Из определённых действий следуют определённые результаты; учеников очень серьёзно предупреждают, что не надо пытаться объяснять их с точки зрения объективной реальности или философской обоснованности. Преимущества, которые будут получены через них, в основном такие: 1) Расширение кругозора. 2) Совершенствование в контроле над умом»
Отказаться от метафизических претензий – это, значит, сделать первый шаг в метафизическое, подобно сократовскому «я знаю только то, что ничего не знаю». С веры не начинают путь гнозиса – идите, проверьте, желайте опровергнуть – ваша задача не повторять чей-либо путь, а идти своим – вот основной этический посыл двух учений. Нолт с ужасом цитирует приватные утверждения Юнга, в которых он говорит, что каждый человек – это бог, который должен написать свое Евангелие. Но это единственный закон нового эона, символом которого является побеждающий ребенок! Ибо как сказал Кроули: «Нет бога, кроме человека».
Вера, не подтвержденная опытом, – лишь предрассудок, оставляющий в границах своего я, не позволяя двигаться дальше. Оружия такой веры у человека массового – это надежды и страхи. Будешь хорошим мальчиком – попадешь в рай, будешь плохим – в аду поджаришься. Главное – оставайся мальчиком, исправно кушай кашку привычных стереотипов, и все хорошо, ты часть большого целого. Юнг и Кроули решительно восстают против этого. Единственный ответ на проповедь рабства – это дерзкий призыв ада. «Если так, то я желаю сию минуту оказаться в самой центральной точке ада», – говорит герой-индивидуал, и если эта отповедь продиктована не жалкими желаниями оправдать свои мелкие страстишки, а титанической волей к свободе, «отбрасыванием формы», через некоторое время, когда в плавильном огне будет переплавлен свинец в золото, вспыхнет «огонь божественной любви, заключенный в адском пламени». Правда, есть один парадокс: если совершить этот шаг в этот второй огонь, надеясь на гарантированное искупление в последний момент, и не учитывать возможность полного поражения, неосторожного постигнет судьба колибри, а не ибиса.
Юнг называл путешествие в бессознательное «некеей» или нисхождением в царство мертвых – град пирамид, один из главнейших символов, образов, которые использует Кроули.
Еще одним важным аспектом мировоззрения Юнга и Кроули является отрицание какой-либо двойственности. В коллективных предрассудках Кроули изображается как сатанист и почитатель Сатаны. Эта роль очень удобна, поскольку она до поры до времени надежно защищает учение от тех ничтожеств, кто привык бояться, а не думать. О да, рабы, яд урея – это не то, что вам нужно. Однако, говоря объективно, отождествление учения Кроули с сатанизмом просто не соответствует истине. Разве сатанист, который априори ненавидит Бога, мог бы написать такие строки: «Бог тайный и пресвятой, источник жизни, источник любви, источник свободы, пребудь в нас постоянно и мощно, сила энергии, огонь движения; позволь нам трудиться с тобою усердно, чтобы соприсутствовать в премногой радости твоей».
Так называемый «сатанизм» Кроули – это понимание, что Бог и Сатана есть одно. Солнце может согревать и давать жизнь, а может выжигать землю до состояния безжизненной пустыни. Линейный бог, который есть только благо и в котором нет темной стороны, попросту не соответствует опыту. Такой бог стоит на страже ценностей коллективной матрицы, не позволяя выйти в беспредельное. Бог – это жизни и смерть, добро и зло, ад и рай, высота и глубина. Только посредственный ум будет распространять человеческие ценности на Бога, и только парадоксальный опыт одновременного восторга и ужаса перед многократно превосходящей силой способно привести к трансформации. Видите, маска сатанизма очень удобна в том, что она сполна защищает традицию от пришествия в неё посредственностей и профанизации.
Вот слова Кроули, полностью раскрывающие этот тезис: «На низших ступенях посвящения бушуют догматические споры, вдохновляемые разнообразием астрального опыта; вот почему св.Иоанн Богослов отличает Блудницу БАБАЛОН от Жены, Облаченной в Солнце и Агнца, закланного от Зверя 666, чья смертельная рана исцелена. Он не понимает, что Сатана, Древний Змий, пресмыкающийся в Преисподней, в озере Огненном, горящем Серою — это Солнце-Отец, вибрация Жизни, Князь Бесконечного Пространства, пылающий своей Пожирающей Энергией; и Он же — тот престольный Свет, Духом коего залит весь Город из Драгоценных Камней». (Кроули «Заметки астрального плана»).
Из процитированного выше отрывка ясно следует, что Кроули не является сатанистом. Его понимание бога по необходимости включает в себя Сатану, как триада обязана иметь четвертый элемент, согласно исследованиям Юнга. «Бог включает в себе войну, эпидемии, смерть и грех», – утверждает Юнг со свойственной ему прямотой, и это удивительно пересекается с мировоззрением Кроули: «Ты познал белое, и ты познал черное, и ты понял, что они одно», – сказано в «Сердце, обвитом змеей». Эта же мысль представлена и в другой Святой книге:
33. Я открываю вам великую тайну. Вы стоите между двух бездн: бездной высоты и пропастью глубины.
34. И там и там вас ожидает Спутник; и этот Спутник — вы сами.
35. Вам не дано другого Спутника.
36. Многие явились, неся мудрость. Они сказали: «Ищите сверкающий Образ в вечно золотом месте и соедините себя с Ним»
37. Многие явились, неся глупость. Они сказали: «Опуститесь в мрачно сияющий мир, и будьте преданы этой Слепой Твари из Слизи».
38. Я тот, кто вне Мудрости и Глупости, прихожу и говорю вам: воспользуйтесь всем этим! Присоединитесь и к тому, и к другому!
39. Берегитесь, берегитесь, говорю я, не упустите одно, пока ищите другое!
40. Мои адепты стоят прямо; их голова выше небес, их ноги ниже ада.
Самость находится по ту сторону противоположностей – эту истину поняли Юнг и Кроули со всеми необходимыми из этого выводами. Этические принципы обязательны в горизонтальной плоскости жизни, дабы организовывать отношения между людьми. Вопреки распространенному мнению, Кроули не отрицает необходимость порядочности, и его привычка держать свое слово удивляла даже его врагов. Другое дело, что глупо распространять эти категории на надличностное бытие и приписывать надличностной силе человеческие качества, низводя мистерию до семейного романа. Вот что пишет Юнг о своем раннем восприятии божественного:
Снова и снова происходили события, уводившие меня от обыденного, повседневного существования в безграничный «Божий мир». Выражение «Божий мир» может показаться сентиментальным, но для меня оно имеет совершенно иной смысл. «Божий мир» — это все «сверхчеловеческое»: ослепляющий свет, мрак бездны, холод вечности и таинственная игра иррационального мира случайности. «Бог» для меня мог быть чем угодно, только не «проповедью».
Исследования Юнга открыли дверь радикальной переоценке ценностей. Его ученик Эрих Нойманн предпринял впечатляющее исследование этической проблемы в свете открытий глубинной психологии. Девизом новой этики была фраза из апокрифического евангелия, сказанная человеку, работающему в субботу: «О человек, если ты ведаешь, что ты творишь, ты воистину благословлен, но проклят и нарушитель закона ты, если не ведаешь, что творишь». Эта парадоксальная истина отрицает дуализм добра и зла, точнее, на место добра ставит осознанность в действии, а на место зла неосознанность. По Нойманну, основным руководством при принятии решений должен стать «голос», то есть слово, идущее из сокровенного я или Самости. Эта работа в свое время вызвала немало споров. Ноймана обвиняли в том, что его идеи приводят к вседозволенности, от чего он открещивался, ибо «не хаотические импульсы инстинктов должны быть руководством, а парадоксальный голос Самости». Этику Голоса Нойманн считал испытанием высшей степени сложности, и до её принятия должен был пройден путь индивидуации, дабы установить ось со своим внутренним центром или Самостью.
Основным законом Телемы являются слова «Поступай в согласии со своей волей – таков закон». Кроули столкнулся с тем же непониманием, что и ученик Юнга, ибо его следование воле означает «делай, что желаешь», но никак не «делай, как взбредет в голову». Неподготовленный человек не в состоянии почувствовать смысловой нюанс, несмотря на любые объяснения, и только инициация и последующий магический опыт или долгий юнгианский анализ дают реально почувствовать разницу между двумя похожими внешне и противоположными по сути идеями.
Постижение истинной воли Кроули связывал с достижением Знания и собеседования со Святым Ангелом Хранителем, который есть в одном лице ангел и демон и, несомненно, представляет собой самость. До этого можно говорить о фрагментарном чувствовании воли и своем желании её постичь. Голос, по Нойманну, тоже появляется только после установление оси «эго-самость», и я возьму на себя смелость утверждать, что «знание и собеседование со Святым Ангелом Хранителем» и «установление оси Эго-Самость», говорят об одном и том же.
«Центром новой личности становится уже не Эго, как центр сознания, а Самость – центр саморегуляции психического» – пишет Юнг о результате индивидуации. Удивительно, что определение Самость абсолютно в юнговском смысле встречается и в Святых Книгах Телемы: О, Святейший Возвышенный, О, Самость вне личности, о, Самосветящийся Образ Невообразимого Ничто.
В своих исследованиях по алхимии Юнг особенно подчеркивает родство между Меркурием и Христом, как двумя символами целостности. Для Юнга Меркурий – это парадоксальный персонаж, являющийся одновременно Богом и Сатаной, началом и концом, первичной материей и философским камнем:
— она состоит из всех мыслимых противоположностей. Ярко выраженная двойственность, которая постоянно именуется единством;
— она материальна и духовна;
— она олицетворяет процесс превращения низшего в высшее и наоборот;
— она, можно сказать, чёрт, искупитель и психопомп, неуловимый Трикстор; наконец, отражение Бога в матери природе;
— она так же является зеркальным отражением мистического переживания алхимика, которое совпадает с opus alchymicum; «…в качестве такого переживания она представляет, с одной стороны, Самость, с другой — индивидуационный процесс, а также (в силу неограниченности своих определений) коллективное бессознательное». (Юнг «Дух Меркурия»)
К этим же выводам Кроули пришел независимо от Юнга, проводя в 1913 году магические ритуалы, связанные с вызыванием Меркурия: Мы начали работу в первый день года и продолжали ее в течение шести недель без перерывов. Мы провели инвокации двух богов — Меркурия и Юпитера, — и получили удивительные результаты, от духовных прозрений до физических феноменов. Примером интеллектуального прозрения может служить очень обоснованная идентификация евангельского Христа с Меркурием. Это было полной неожиданностью, — до тех пор мы рассматривали его, то есть Христа, только как Солнечный символ, связанный, по преимуществу, с Дионисом, Митрой и Осирисом. (Кроули «Парижские работы»)
Но в чем причина этого странного родства? Дело в том, что в средние века образ Христа, изначально соответствующий Самости, начал терять свою темную, хтоническую составляющую или, выражаясь языком гностиков, «отбросил тень». Чисто духовный образ Христа нуждался в компенсации, которая родилась из натурфилософии алхимиков, устремленных к тайнам тьмы материи. Философский камень, Меркурий, имеет общие с Христом символы (вспомните евангельскую аллюзию на камень, отвергнутый строителями, но ставший во главу угла), однако, в отличие от Христа, имеет важное компенсирующее действие. Он на высшем уровне объединяет противоположности, разорванные во Христе. Это удивительное родство, о котором профаны даже не подозревают, наводит нас на мысли, что из всех современников только Кроули и Юнгу удалось погрузиться на предельную глубину и соприкоснуться с универсальным законом коллективного бессознательного, таком таинственном и непознаваемом для большинства. В следующей главе мы внимательно проанализируем параллели между отдельными символическими опытами Юнга и Кроули.