08.03.2019
0

Поделиться

Одиночество как внутренний зов

Герман Штробель

Одиночество как внутренний зов

Предварительные замечания

Эта статья основана на двух конспектах лекций автора, ушедшего из жизни в 2006 году. Текст был несколько переработан для публикации. Подзаголовки, а также сноски были добавлены редактором. Мы выражаем благодарность Изабель Штробель за разрешение публикации.

Юнг пишет в письме Карлу Офтингеру, основателю Лиги противодействия шуму [Liga gegen den Larm] в 1957:

Шум защищает нас от тяжелых дум, он разгоняет тревожные сны, он уверяет нас, что все мы в одной лодке и создаем такую суматоху, что никто не осмелится на нас напасть… Он избавляет нас от усилий говорить или делать что-то, потому что сам воздух пропитан неуязвимой мощью нашей современности.

Обратная сторона медали заключается в том, что у нас не было бы шума, если бы мы тайно не желали его… Если бы воцарилась тишина, страх заставил бы людей задуматься, и неизвестно, что могло бы тогда прийти им в головы. Большинство людей боятся тишины; поэтому всякий раз, когда вечная болтовня на разного рода сборищах прекращается, они вынуждены что-то говорить, делать, и начинают ерзать, свистеть, напевать, кашлять, шептать. Потребность в шуме почти ненасытна, хотя временами становится невыносимой. Тем не менее, лучше так, чем иначе. «Мертвая тишина» — говорящая фраза! Тишина кажется нам подозрительной. Почему? В ней скрываются призраки? Едва ли. Истинный страх кроется перед тем, что в безмолвии может подняться из собственных глубин — все то, что удерживалось шумом[1].

Я считаю, что мнение Юнга о шуме можно рассмотреть с разных сторон. Быть наедине с самим собой порой бывает очень нелегко, но с другой стороны ничуть не легче снова и снова следовать за пустой болтовней, радио, телевидением, потоком информации из всех источников. Суета современного мира затрагивает каждого из нас больше, чем когда-либо. В отношении одиночества мы можем понимать это последнее предложение так: «то, что мы пытаемся избежать экстраверсией, на самом деле является страхом вынести тишину одиночества.» В этой лекции я не намерен излагать концепции. Я предпочитаю приводить примеры одиночества и задаваться вопросом относительно утверждения, что сегодня оно не имеет никакой ценности.

Что поднимется из глубин?
Около шестидесяти лет назад во время войны, когда однажды ночью мне пришлось стоять на посту, я испытал на себе насколько пугающим может быть одиночество. В те времена имелись веские причины для такого беспокойства. Стоя на посту, я мог ожидать нападения противника в любой момент. Ночная тьма была непроглядной. Я не мог помочь себе свистом, пением или кашлем, о которых пишет Юнг; это недопустимо для часового, который несет службу на войне. Чтобы не пасть духом в борьбе против темного одиночества я читал про себя все стихи, которые помнил со времен учебы в колледже: на немецком, латыни или греческом. И вдруг я с благодарностью подумал о своих студенческих временах, когда мне приходилось заучивать наизусть эти самые стихи, и каким нудным это казалось тогда. Так я помогал себе пережить обжигающую тишину ночи. По крайней мере мне так казалось. Возможно вам знаком фрагмент книги «Тень и зло в волшебных сказках» Марии-Луизы фон Франц, где она описывает свою встречу с одиночеством[2]. Юнг утверждал, что бессознательное оживает в святых отшельниках, уединившихся в пустыне, и она решила испытать это на себе, будучи в те времена еще молодой женщиной. Она обустроилась в хижине высоко в горах и стала ждать того, что грядет. Была зима. Пока она регулярно ходила в деревенскую лавку и разговаривала с людьми, ничего не происходило.

Итак, я заставляла себя только сидеть с карандашом в руках и записывать свои сны и возможные фантазии, и так сидела целый день и ничего не делала, питалась едой быстрого приготовления — спагетти или что-то в этом роде, — так, чтобы не расходовать энергию, и первое ощущение, которое у меня тогда появилось, — что время замерло. Оно тянулось чертовски медленно!!! Я смотрела на часы — было десять утра. Я сидела и слушала птиц, слушала капель с крыши за окном и думала, что пребываю в вечности, но было всего лишь десять тридцать, — слишком рано, чтобы готовить спагетти, и так далее и так далее целый день… Это было уже хуже, но я дала этому проявиться, и тогда бессознательное ожило, так как мои мысли крутились вокруг идеи, что иногда в такие хижины заходят грабители, особенно сбежавшие из тюрьмы заключенные… Эта фантазия полностью меня поглотила, и не понимая, что моя идея именно в том и заключалась, чтобы это ощутить, — я полностью поддалась паническому состоянию. Я взяла топор для колки дров и положила его под кровать и так лежала не смыкая глаз, пытаясь решить, хватит ли у меня мужества, чтобы ударить такого беглеца по голове, если он войдет, — и никак не могла заснуть…

На следующее утро я поняла, что с меня хватит и пора возвращаться домой, но затем возникла другая мысль: «Ведь за этим я сюда приехала![3]»

В этот момент Мария-Луиза фон Франц открыла для себя силу внутренних образов и то, какое влияние они могут оказывать на внешнюю реальность. Она столкнулась со своим бессознательным содержанием и боялась, что оно может ворваться в реальность как «преступники» или «грабители», угрожающие эго. Она начала вести диалог с этими «взломщиками» и вести с ними дискуссию, которую в юнгианской психологии мы называем активным воображением. Мария-Луиза фон Франц искала внутренние образы и говорила с ними, как только они появлялись, и это помогало ей! Она почувствовала себя лучше, сняла топор и осталась в хижине, даже не заперев дверь. Она пишет:

Я могла бы остаться здесь еще на несколько недель, не испытывая ни малейшего беспокойства… К тому же я тогда была еще достаточно глупа: хотя что-то и понимала в юнгианской психологии, но не осознавала, что образ грабителя символизировал Анимус, который вторгался на мою территорию… Этот опыт научил меня тому, что одиночество накапливает все, что у вас есть в бессознательном, и если вы не знаете, как с ним справляться, этот материал сначала проявляется в виде проекции. В моем случае это содержание спроецировалось на идею преступника, и если бы я принадлежала к тому социальному слою, в котором до сих пор верят в демонов, то я бы подумала, что пришел Курупира или что это «Оно» с гор сбросило на меня снег… Большинство людей не могут выдерживать такое состояние в течение длительного времени; чтобы защитить себя от «Оно», им нужно общество других людей[4]

Это «оно» относится к тем аспектам души, которые пребывают за гранью сознания. Можно принять их и силу; тогда образы кажутся реально существующими. Не всегда легко заметить разницу между такими внутренними образами и реальностью. Внутренний мир может отделить нас от нашего окружения, заставляя чувствовать себя одинокими или никому не нужными.

Наедине с сокровенной внутренней природой
В письме от 1802 года Иоганн Вольфганг фон Гете (1749-1832) пишет Шарлотте фон Штайн:
Не стоит так долго оставаться одному, потому как наедине с собой человек погружается в разного рода интересы, захватывающие весь свой дух; и когда он выходит в мир и встречает друзей, он понимает, что снаружи нет и следа того, что тревожит нас изнутри, и в этот момент он осознает невозможность связать внешнее со своей сокровенной внутренней природой[5].

Когда Гете писал это, он был не в буквальном смысле одинок, а являлся частью окружения, в значительной степени определяемого им самим. Он считался преобладающей фигурой литературной жизни в Германии в первой трети XIX века. Однако в своем письме к госпоже фон Штайн он пишет о невозможности связать внутреннее с внешним. Будь то отношения с людьми или связь с «сокровенной внутренней природой» ; каждая форма глубинного переживания может привести к ментальному состоянию, которое вызывает чувство одиночества, и по мере его возникновения может проявиться эффект отчуждения от социального окружения. То, что переживается в глубинах сознания, иногда не должно всплывать наружу и, следовательно, не должно быть выражено. Такой опыт уединения следует отличать от реального состояния одиночества, которое легко преодолеть, находясь среди других людей.

Слова Гете об «интересах» указывают на то, что нечто вовлечено в отношения между воспринимающим эго наблюдателя, его внутренним бессознательным и внешним объектом, будь то человек или какой-то другой элемент, и что это «нечто» имеет свою собственную природу и собственную жизнь. Но в этом случае задействовано не только восприятие, но и мышление, интуиция и ощущения, то есть все, что присуще человеку. Иногда кто-то может быть увлечен или даже одержим этим процессом.

В подобном состоянии люди кажутся нам «немного странными». Видимо нам необходимо извлечь уроки, понять, что придется иметь дело с одиночеством, принять и смириться с нашей непохожестью на других. Если мы добьемся в этом успеха, не придется бояться остаться наедине с «сокровенной внутренней природой». Это работает, пока переживание остается живым и не застаивается. Да, это может привести к изменениям, которые мы переживаем как болезненные. Однако в конце концов эти изменения приведут к созданию новых взаимосвязей. Дело в том, что если мы будем игнорировать стремление к одиночеству из-за боязни получить подобный опыт, это окажется столь же губительно или разрушительно для нас.

Блуждание в тумане
В поэме Германа Гессе (1877-1962) под названием «В тумане» состояние одиночества описывается исключительно как проблемное чувство[6].

Бродить в тумане – странно и ново,
Сам по себе каждый камень и куст,
Деревья не видят одно другого,
Мир для каждого пуст.


Была моя жизнь светла, и рядом
Сколько было друзей дорогих!
А нынче в тумане напрасно взглядом
Ищу хоть кого-то из них.

Тому, кто не знал, как выглядит мрак,
Мудрым стать не грозит –
Тебя ото всех, не заметишь как,
Тьма навсегда отделит.

Бродить в тумане – странно и ново,
Один на один со своей судьбой.
Не знает никто никого другого,
Сам по себе любой
[7].

Никто не знает никого другого, и все отделены, и никто не может ожидать иной судьбы, кроме как быть одиноким. Герман Гессе связывает это чувство с конфликтом между Светом и Тьмой. У человека есть друзья, пока он живет в свете. Тьма навсегда отделит. На первый взгляд это может показаться несколько обобщающим, поскольку даже Тьма может объединять. Однако мысли Гессе об идее Света в жизни и одиночестве ведут глубже. Я напомню одну из стоф из Евангелия от Луки. В ней говорится:

Светильник тела есть око; итак, если око твое будет чисто, то и всё тело твое будет светло; а если оно будет худо, то и тело твое будет темно. Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма? Если же тело твое всё светло и не имеет ни одной темной части, то будет светло всё так, как бы светильник освещал тебя сиянием[8].

Здесь мы находим корень проблемы. Видимо две тысячи лет назад было важно понять, что помимо внешнего света существует внутренний, столь же важный свет, и что оба света связаны друг с другом. Как сказано во фрагменте Евангелия от Луки, тьма не должна заменить внутренний свет, иначе существует опасность, что она поглотит внешнюю жизнь. Пока внутри светло, есть шанс сохранить свет даже во тьме окружающей суеты. Герман Гессе, видимо, боится тьмы, которая, как сказано в поэме, может принести и мудрость. Мы бы сказали, что тьма может принести свет, когда его сознательно ищут путем интроверсии.

Но у Гессе тьма отделяет, оставляя лишь смирение, тревогу или даже страх. Может быть, отсутствует связь с внутренним светом, который мог бы осветить его тьму? Конечно: когда собирается туман, все, что до этого можно было контролировать, становится загадкой, безопасность превращается в опасность, любая сопричастность исключается. Чувства «туманны», человек перестает ясно видеть, «все как в тумане». Он слышит звон колоколов, не зная, где они находятся. Восприятие невидимого становится интенсивным переживанием. Для сознательного разума все существующее превращается в проблему. Нет смысла рационально объяснять различные причины ощущения размытости. Туман заставляет людей перевести внимание на самих себя. Туман застилает свет, он холодный и влажный от природы. Он принадлежит женскому началу, как Луна и земля, которую он застилает. В немецких суевериях туман наводят ведьмы, а «невесты ветра» (как в Силезии) — варят его и соблазняют странников[9]. Тени кажутся нам огромными, но это лишь иллюзия расстояния. В этом контексте мы вспоминаем устрашающего Призрака папоротника, окруженного радужной тенью; или Лесного царя с короной и хвостом, который позволяет сыну умереть на руках своего отца. Можно вспомнить и лебединых Дев, которые понимались как аллегории роковых сил природы. Когда туман плывет и поднимается из воды, он «собирается в облака и движется по небу подобно лебедям[10]. По словам Гонория Отунского, Сатана во время падения сорвал хвостом часть звезд и укрыл их туманом греха. Кроме того, Сеньор, алхимик, говорил о Tenebrae animae, «темноте разума» и интерпретировал ее как «злую приземленность»,[11] а Оиолю и Софонию в Ветхом Завете Бог предстает как туман и тьма, угрожающий и злой[12]. С другой стороны, в «Илиаде» Гомера боги используют туман, чтобы поддержать своих избранников и запутать врагов. У Альберта Великого, учителя Фомы Аквинского, туман несет совершенно противоположный положительный аспект. В Biblia Mariana он пишет, что Богородица — это

…облако охлаждающего тумана, осеняющего Ковчег Завета, камень, из которого проистекает вода благодати, звезда просветления, горящий светильник, благодатные земли, сестра нашей бедности, солнце, горы, благословение, брачный чертог Божьей благодати, свет в окне … Скиния для соединения Бога с человеческой природой[13].

В ветхозаветном мифе о сотворении мира мы находим похожий положительный аспект тумана:

Вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время, когда Господь Бог создал землю и небо, и всякий полевой кустарник, которого еще не было на земле, и всякую полевую траву, которая еще не росла, ибо Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания земли,

но пар поднимался с земли и орошал все лице земли.

И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою.[14].

Здесь мы подходим к точке, где наше блуждание в тумане подходит к концу. В контексте зарождения жизни туман предстает в виде источника поддержания существования. В тексте Альберта Великого он связан с «брачным чертогом Божьей благодати» и «Скинией для соединения Бога с человеческой природой». Поэтому туман связан с женским началом, с Марией, и с землей, из которой он исходит. И когда он поднимается из земли, Бог дает человеку «дыхание жизни». Может быть, туман — это необходимое условие любого творческого акта?

Когда различные амплификации символического образа «тумана» рассматриваются с психологической точки зрения, они соотносятся с неопределенным содержимым бессознательного, которое быстро меняется, как и духи природы, которые парят над нами и окутывают нас. Вот почему блуждание Германа Гессе в тумане кажется нам таким странным и новым, и поэтому оно того стоит.

Этимологические наблюдения
Учитывая нередко встречающуюся странность, мне кажется значимым взглянуть на значение слов «одинокий» [alone] и «уединенный» [lonely] в свете этимологии. Немецкое слово «allein», и английское «alone» происходит от средневекового немецкого «»al ein», что означает «быть собой» слог «al» происходит от древнего немецкого «eino» и староанглийского «all ana». А «all» с индоевропейского значит «становиться, развиваться, расти» и готское слово «alan», означает «расти» в смысле «повзрослеть» или «обрести полноту». Мы находим этот корень и в немецком слове «alt» [англ. Old][15] — (используется при обозначении возраста на обоих языках — перев.), и соответствует латинскому «omnis», что означает «весь, целый, всякий». Поэтому смысл одиночества как на немецком, так на английском языке значит быть «самому по себе» или «наедине с собой» и иметь шанс возрасти к целостности. На самом деле, странно, что перед лицом этих коннотаций, одиночество вызывает страх.

В старом немецком словаре, написанном Карлом И. Трюбнером (1846-1907) мы находим ссылку, которая сочетает в себе значение немецкого слова «allein» с немецким словом «einsam», и английском lonesome[16]. Значение этого слова со временем изменилось. По данным Трюбнера, еще в 15 веке оно значило «единое, целостное, гармоничное». В этом смысле Лютер говорит о «единой христианской истине». И в документе 1635 года мы читаем о «добрососедском и гармоничном единении » между графством Гессен и городом Франкфуртом. Однако «lonely» в смысле «одиноких» мы уже находим со времен Лютера. Но это слово несет в себе негативную коннотацию в отношении людей или животных в смысле «жить в одиночестве». Итак, оно гласит: «…я одинок и несчастен » или «я брошен и одинок».

В то же время слово обозначает определенные места или ситуации, чтобы описать их запустение, бесплодие, тишину и отдаленность. В период романтизма XVIII века такие слова, как «lonely» и «loneliness» стали популярными и любимыми словами для описания душевной атмосферы, подразумевающей состояние чувства и созерцания, перекрывающее суету и быт повседневной жизни. Первичная отрицательная ассоциация к слову теперь распространяется на положительную, указывая на новое значение. В качестве примера словарь Трюбнера упоминает «редкое значение слова lonely», а именно «целостный, уникальный, отдельный, единственный» и цитирует Жан-Поля, пишущего в XIX веке:

Каждый особый стиль хорош до тех пор, пока он остается уникальным [lonely] и не превращается в какой-либо общий.

Это актуально до сих пор, поэтому мы говорим по-немецки: «Jemand ist einsame Spitze», что означает «быть единственным в своем роде, не иметь равных». Типичное высказывание с этим смыслом мы читаем в труде французского моралиста Николя Шамфора (1741-1794). Он пишет:

наедине с собой человек счастливее, чем в мире. Может быть потому, что в одиночестве человек думает о чем-то своем, в то время как в обществе мы должны думать о людях? Тогда возникает вопрос: Можем ли мы позволить себе это одиночество и вопреки морали и ответственности не думать о других людях?[17]

И разве это не типичное высокомерие интроверта, когда Шамфор продолжает писать:

…слабость характера, а также нищета духа, одним словом, все, что мешает нам быть наедине с собой, не позволяет многим людям быть мизантропами[18].

Или:

для большинства людей, являющихся рабами, причина та же, что и для спартанцев, объявивших рабами персов: они не могли сказать «нет«[19].

Понимание этого слова и возможность жить в уединении и единстве с собой — это единственное средство сохранить свободу и характер. Придерживаясь такой жестокой позиции, неудивительно, когда Шамфор жалуется:

иногда мы говорим о ком-то, кто живет сам по себе, что он нелюдим. Это как если бы кто-то по слухам не выходил из дома, потому что он не любит гулять ночью по лесу Бонди[20].

Вопреки духу времени
Если мы сможем оценить, насколько сильно дух времени и коллективное восприятие определяют наше нынешнее понимание опыта одиночества, мы поймем, смотреть ли на одиночество как на то, чего следует бояться, или на то, чего следует достичь. Мы читаем у Юнга:

Дух времени не укладывается в категории человеческого разума. Это скорее предвзятость, эмоциональная тенденция, которая воздействует на более слабые умы через бессознательное, с подавляющей силой внушения, которая тащит их за собой. Думать иначе, чем думают наши современники, как-то неправильно и тревожно; это даже неприлично, болезненно или богохульно, а потому социально опасно для человека. Глупо плыть против социального течения … Позволять душе или психике иметь собственную субстанциональность противно духу времени, ибо это было бы ересью[21].

Пропасть между индивидуальным и показательным коллективным бытием, описанная К. Г. Юнгом, углубляется и расширяется там, где индивидуальное развитие сталкивается с отчасти скрытой одержимостью подчинения коллективным нормам. Варварство коллективной нормы, в которой больше нет места индивидуальности, иллюстрируется следующими словами марксистского философа Джорджа Лукача:


Одинокий человек воплощает в себе асоциального человека, вредного для любого прогресса, который по своей сути является смертельным врагом нового общества. Он — человек, сознательно занимающий позицию вне экономической структуры социализма; он удаляется от общества, рожденного трудной борьбой, поэтому он законно исключается в новом социалистическом сообществе
[22].

Любой, кто еще не сталкивался с чувством «одиночества», вынужден встретиться с ним вследствие дикости такой коллективной нормы [как показано в цитате Лукача выше]. Осознание ситуации, когда его личность оценивается как «вредная» по коллективным нормам, очень опасна, особенно когда сотни людей вокруг него аплодируют и провозглашают такие нормы священными. Быть не-частью такого «сообщества граждан»[23] еще больше изолирует и пугает, потому что человеку больше не позволено выражать себя и раскрывать свою индивидуальность. Он не только почувствует себя отделенным, но и узнает, что значит быть одиноким по-настоящему. В крайнем случае ему понадобятся все силы, чтобы не паниковать. Подобные навязчивые идеи доминирующего коллективного сознания приводят в движение гигантские энергии в коллективном бессознательном. Эти энергии переполняют способности индивидуума контролировать себя, и эго становится жертвой коллективной тьмы. Опыт насильственного и негласного доминирования коллектива разрывает сознательную связь между эго и бессознательным.

Такое впечатление производит дневник Виктора Клемперера (1881-1960). Клемперер, будучи евреем, пережил нацистский режим в Германии со своей «арийской» женой. После ареста без причины, названного «сдачей», он пишет в своем дневнике 27 ноября 1938 года:

В четыре часа я снова был на улице со странным чувством свободы, но надолго ли? С тех пор нас обоих не переставая мучает вопрос: бежать или остаться? Бежать слишком рано, остаться слишком поздно? Идти туда, где у нас ничего нет или оставаться в этой системе? Мы постоянно пытаемся отбросить все субъективные чувства отвращения, оскорбленной гордости, душевного равновесия и взвешиваем только конкретные факты и ситуации. В конце концов, мы сможем бросить кости за или против[24].

2 декабря 1938 года Клемперер пишет:
Она рассказала нам, что СС устроили нападение в Лейпциге, облили бензином и подожгли синагогу и еврейский магазин, и что пожарным разрешили охранять только окружающие здания, но не бороться с самим пожаром, и как владелец магазина был арестован за поджог и страховое мошенничество. В Лейпциге мы также узнали о миллиардном штрафе, который немецкий народ наложил на евреев … Труди указала на открытое окно с другой стороны улицы. Он открыто уже несколько дней, людей оттуда забрали. Она плакала, когда мы ехали назад. Нервы у Евы[25] сдали … дома у нее случилась истерика[26].

Любой человек, преданный такому позору, должен собрать все силы в кулак, чтобы не потерять свое достоинство перед собой и миром, не чувствовать себя неполноценным и, следовательно, не потерять свою внутреннюю свободу. В такой ситуации это практически невозможно. Человеческое эго будет чувствовать себя подавленным, схожим с тем, что К. Г. Юнг называет возможностью или «видением» себя на семинаре сновидений:

Я вижу себя как низшее, несвободное и глупое существо, и я одновременно являюсь тем, кто может посмотреть на него и сказать об этом: меня два, я — одна сознательная функция, и я — еще одна функция, которая может смотреть на эту распростертую внизу фигуру, как если бы я был богом. Мы приобрели Божественную способность — смотреть на себя … Но мы получили в себе зеркало, которое показывает: «Ты таков», и говорит, что у нас есть высшая точка зрения. Я смотрю на себя сверху вниз, как будто я бог, как будто я выше, и я действительно возвышаюсь, таково мое превосходство[27].

Там, где тоталитарные притязания государства определяют то, о чем можно думать, чего хотеть и что чувствовать посредством разрушительной и убийственной власти, возникает коллективный психоз, скрывающийся на другом конце спектра. С психологической точки зрения это дает государству власть над индивидом, которая работает словно парализующее заклятье. Человек застывает не в силах сделать выбор между небытием и разложением.

Сон семилетнего мальчика, февраль 1933
Учитывая возраст мальчика, его состояние, близкое к тому, что описано выше, с точки зрения юнгианского подхода, только божественное вмешательство может спасти семилетнего мальчика от разрушения. Он находился под таким же давлением, как и Виктор Клемперер, почти ежедневно наблюдая, как его современников бьют кнутом люди СС, которые были поставлены в качестве так называемых «учителей», чтобы
«перевоспитать» детей противников режима. Это был метод оказания «морального» давления на родителей. В 1933 году, через месяц после прихода Гитлера к власти, мальчику приснился следующий сон:

Я иду по тропинке в гору. Слева я вижу глубокое длинное ущелье, слышу шум горной реки. С другой стороны ущелья находится длинная горная цепь, как Альпийские горы. Я наблюдаю, как густая, коричневая, липкая масса начинает очень медленно стекать с горных пиков вниз в ущелье. На моей стороне гор есть тропинка, ведущая наверх. На квадратной площадке с лестницей, уходящей к горизонту, я вижу темный силуэт мужчины. Он стоит там, одетый в длинное темное облачение до самой земли, а на голове большая широкополая шляпа. В его левой руке большой пастуший посох. От него исходит безмолвие. Он неподвижно смотрит на горную цепь на другой стороне, которая покрывается этой страшной, ужасающей коричневой массой. Я просыпаюсь от гула, и чувствую вкус серы на языке. Меня затошнило.

Психосоматическая реакция в конце сна указывает на сильный эмоциональный отклик, который трудно сдержать. Мальчик становится свидетелем драматического события, природного явления, которое он видит издалека, но ощущает его как нечто непреодолимое, даже болезненное. Если во сне невидимая сила накрывает всю альпийские горы мягкой коричневой массой, то сновидца охватывает эмоциональное пограничное переживание. Сон показывает разделенное глубоким ущельем состояние здесь и сейчас с правой стороны и зловещую картину будущего мира слева. На самом деле мальчик никогда не видел альпийских пейзажей, которые он описывает. Он знал о них только по картинкам в детских книжках. Символически горы могут символизировать далекую цель для ребенка. Однако они также могут быть и выражением проблем, «горы проблем», с которыми нужно бороться. Возможно, что проблемы такого рода могут быть уже обозначены в детстве в качестве задач для будущей жизни. В этом случае они представляют собой препятствие, которое требует больших усилий для преодоления, и справиться с ним совсем не легко. На самом деле гора символизирует природные вечные «небесные законы». С одной стороны они ограничивают, с дугой — дают направление, также как и проблемы. В этой борьбе противоположностей
между бессознательной природой и сознательным человеческим эго есть потенциал чему-то научиться.

В поле зрения сновидца на его стороне горы есть тропинка, ведущая наверх, и по ней можно подняться. Это очень важный факт! Другой склон горы ведет вниз. Там происходит колоссальный коллективный регресс. Казалось бы, это отражает картину жизни мальчика. Он вынужден наблюдать как эта вязкая, липкая коричневая масса медленно спускается по склонам гор, пожирая все на своем пути, превращая гору во что-то сродни могильного кургана. Господствует ли этот страшный демон над горами? Мы обычно встречаем подобные демонические силы, когда теряется связь с душой, или когда душа пленена идеологией коллективного сознания. Если мы поймем, что горы символизируют место, где боги проявляют себя, выражая близость к духу, дух будет полностью задушен этой коричневой массой. К счастью, сторона горы, где стоит мальчик, отделена от демонической стороны глубоким ущельем с горной рекой. Пока мальчику не угрожает медленно приближающаяся коричневая масса. Изначально река как символ напоминает о потоке жизни. Она символизирует текущую энергию жизни и течение времени. Юнг указывает на то, что живая энергия реки черпает свой динамизм из противостояния. Без противостояния нет энергии. Там, где сталкиваются противоположности, возникает энергия. Река — вечный образ[28].

Во сне мальчика река пронизана противоположностями: с одной стороны — разрушительная коричневая масса, раздавливающая все, а с другой — невероятная неподвижность возвышенности, на которой он стоит. В этих драматических обстоятельствах образ пастуха оказывается рядом с ним в качестве моральной поддержки. Он нужен ему больше всего, потому что его жизненный поток в большой опасности.

Путь во сне находится справа от сновидца, на сознательной стороне. Мальчик смотрит наверх по направлению к темной фигуре в шляпе с посохом. Подобный образ часто воплощает внутреннюю позицию. Позиция, которую предлагает здесь сон, — это внимательное наблюдение за тем, что происходит без малейшего влияния и какого-либо беспокойства. Темная фигура пристально смотрит в другую сторону. Спокойствие этого пастуха символизирует необычайную силу. Он излучает Ману. Его одежда и главное большой посох напоминают сновидцу пастуха.

В старину пастухи и пастыри были известны как «ученые, мудрые мужи»[29]. Они использовали заклинания, чтобы заглушить болезнь, они были благословлены даром предвидения. В частности, люди приписывали им знание полезного и сильного благословения против Небесного и земного огня. «В древности пастухи пользовались большим уважением. Не исключено, что сыновья князей пасут стада лично», — так говорят о Троянском принце Парисе. Некоторые главы государств с древности называли себя «пастырями народов». Кроме того, египетский фараон является «пастырем земли и опорой народов».

Будучи сыном матери-протестантки, сновидец был знаком с образом доброго пастыря, который, подобно Богу, оберегает человека. К. Г. Юнг напоминает о различных фигурах пастухов в первые века христианства. Христос есть «Пастырь человеческий»[30]. Он ведет и хранит паству и в более широком смысле является посредником между Богом и людьми. Это тяжелая ноша. Ему ведомы все ответы. Однако, если мы посмотрим на одежду темной фигуры с широкополой шляпой, посохом в длинном облачении, это может напомнить нам о германском Боге Вотане, который связан здесь с фигурой Христа. Шляпа с широкими полями, посох и длинное пальто символизируют достоинство, авторитет и власть. Есть ощущение защищенности. Шляпа округлой формы напоминает мандалу. Она отражает своего рода ведущую идею, охватывает всю личность и придает ей собственное значение[31]. Как мандала она означает целостность души. Юнг пишет:

…каждая жизнь — это реализация целого, то есть Самости, исходя из чего эту

реализацию можно назвать «индивидуацией». Вся жизнь привязана к индивидуальным носителям, которые осуществляют ее, и она просто немыслима без них. Но каждый носитель наделен индивидуальной судьбой и предназначением, и реализация их самих создает смысл жизни[32].

Длинная мантия фигуры во сне также напоминает облачение монахов. Слово «монах»[monk] происходит от греческого monacos, которое значит «уникальный, одинокий, отделенный». Поэтому одежда соотносится с темной фигурой как единственной в своем роде, уникальной, целостной. Угрожающая единая коричневая масса, стекающая по горной цепи напоминает massa confusa алхимиков, аспект хаоса, и символизирует предстоящий коллективный хаос во времена нацизма.

Она также отражает глубоко засевшую проблему сновидца и полную потерю безопасности, как и крах социальных ценностей, который он пережил. Проблема мальчика вызвана бессознательным и соответствует коллективной ситуации, которую в другой связи К. Г. Юнг описал следующим образом:

Подлинный результат здесь — antimimon рпеита (Дух подражательности — греч.) лживый дух высокомерия, истерии, помрачения рассудка, криминального аморализма и доктринального фанатизма, в изобилии поставляющий поддельные духовные ценности, нелепое искусство, философскую болтовню и утопическую чушь, пригодную разве что для скармливания нынешнему неразборчивому массовому потребителю. Именно так выглядит постхристианский дух. [33]

Мальчик просыпается с привкусом серы на языке, от которого его тошнит. В то же время он слышит гул. Жужжащий звук возникает, когда энергии сталкиваются друг с другом. Это противостояние необычайно сильной динамики. Оно создает ощущение, вкус, и запускает соматическую реакцию, тошноту и рвоту. С христианской точки зрения сера ассоциируется с адом и дьяволом. Первая книга бытия повествует о том, как Бог наказывает за разврат Содома:

И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и [все] произрастания земли[34].

В Откровении 14: 9-12 один из трех ангелов объявляет суд «против Антихриста» следующим образом:

И третий Ангел последовал за ними, говоря громким голосом: кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое, или на руку свою,

тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем;

и дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его.

Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божии и веру в Иисуса[35].

Слово «сера» в немецком языке Schwefel, на древненемецком звучало как swefel, swebel, изначально имело смысл «душить», «губить» или «сияющая субстанция». Сильно нагретая сера проходит через различные состояния агрегации жидкостей и может стать пастообразной и даже коричневой. В горах Фихтельгебирге есть поговорка, что подобные вещества можно найти в полях, их оставляют драконы, и поэтому они называли их Dragonwax (драконий воск)[36]. В словаре немецких суеверий говорится:

Суеверие гласит, что запах серы типичен для злых духов. Дьявол, призраки и Ночной охотник имеют неприятный запах серы. В Тироле есть поговорка: в сере сидит дьявол, это его любимый аромат, его дымящийся порошок, потому что он хорошо горит и дурно пахнет. Несчастные души вынуждены страдать от боли и мучений в сере … Адский Дракон тоже пахнет серой; как только он испустит свое дыхание, он может заразить запахом серы на всю жизнь, если не удастся быстро от него убежать[37].

Как и подобает его возрасту, мальчик понятия не имел обо всем этом. Сон рассказывает о его личной ситуации во времени, о том, что ему пришлось пережить. Это вещий сон, архетипический сон, в его нуминозном смысле, он отражает коллективное положение сновидца во всем его глубинном содержании. Бессознательное показывает мальчику, что надвигается на него и на всю Европу: массовые убийства, война и разруха. Но в темной фигуре пастуха сон также дает ему надежду. Спокойно и прямо он стоит перед мальчиком на его склоне горы. Он демонстрирует непоколебимость тех, кто остается верным воле и заповедям Божьим, вопреки «неконтролируемым силам природы», как однажды назвал их Юнг[38]. Это регулирующая сила Самости, и тот, кто опирается на нее, может неуклонно идти путем индивидуации.

В этом смысле издевательства солдатов СС, которые мальчик должен был видеть и терпеть в состоянии беспомощности, должны были стать толчком для создания его будущей взрослой жизни. Пытки могут даже соотноситься с обрядами посвящения молодых людей в архаичных религиях, которые наше сознание воспринимает с ужасом; они погружают в физическую и психологическую бездну. Болезненность этого процесса побуждает не только к полной капитуляции эго, но и к свободе взрослой жизни, к развитию социальной и духовной коммуникации. Под влиянием боли бессознательное содержание начинает давить на эго так, что его прежняя позиция неизбежно меняется. Независимо от того, уничтожит ли человека истязание, или станет кристаллизующей точкой обретения целостности, началом процесса индивидуации, она считалась божественной благодатью. Это воля Божья, которая проявляется в такие моменты судьбы без прикрас. Пытавшие мальчика следовали только интересам и проявлению собственной силы и власти. Они демонстративно хотели унизить и отречься от детей, чьи родители были неугодны режиму. Однако, несмотря на это, они достигли проявления Божьей воли, Deo concedente — то есть получили обратный эффект. Как видно из сна, рядом с мальчиком появился Пастырь, внутренняя власть, символизирующая неизбежность божественного провидения.

О динамике сновидений
Поиск и нахождение «правильного» толкования намного легче представить, нежели найти его на самом деле. Подобные критические жизненные ситуации, которые переживаются очень тяжело, вызывают чувство отчаяния, ненужности и одиночества. Однако субъективное чувство безнадежности и необходимость противостоять ему является непременным условием для динамичного движения вперед. «Нам нельзя недооценивать разрушительный эффект потерянности в хаосе, — пишет Юнг, — даже если мы знаем, что это непременное условие любого возрождения духа и личности. Мы привыкли называть такие ситуации «ударами судьбы»[39]. Нечто, действующее вне нашего рационального сознания, наносит удар. Кто в этот момент может подумать, что беда может нести позитивную ценность? Кто станет искать путь внутри себя, особенно когда трудности ударяют нас извне, путь, который может дать основу для трансформации и зрелости, а также для спасения. В Гексаграмме 29 И Цзин с названием: Бездна (вода), говорится в комментарии ко второй строке:

Когда мы находимся в опасности, мы не должны пытаться выйти из нее немедленно, независимо от обстоятельств; сначала мы должны сделать так, чтобы она нас не одолела. Мы должны спокойно взвесить все условия и довольствоваться небольшими достижениями, потому что пока невозможно достичь больших успехов. Сначала весенние потоки воды стекаются в одно место и задерживаются там, прежде чем пробраться дальше[40].

Обычно в таких ситуациях сны сигнализируют о чем-то. В ситуациях, которые кажутся безнадежными, особенно важно внимательно разглядеть источники наших сновидений, потому что в них мы ощущаем силу нашей сокровенной истинной природы, которая говорит с нами. Вот пример: Работа когда-то заставила расстаться страстно любящую пару. Они знали, что вскоре их разделит океан. Позже 54-летний мужчина рассказал, что старался как можно лучше подготовиться к моменту расставания. Было решено, когда они увидятся снова. Он твердо пообещал себе быть храбрым. Однако, как только он увидел медленно исчезающий самолет со своей возлюбленной, его захлестнуло чувство разрушения и пустоты. Едва выносимое непрекращающееся горе разлучило его с окружением. Ему казалось невозможным заменить утраченное какой-либо другой ценностью. В одну из следующих ночей ему приснился сон:

Я вижу фонтан. В середине из глубины поднимается пилон, раскрывающийся в изящную форму сосуда. Оттуда выходит пар. Я должен подождать, прежде чем подойти к фонтану.

Глубоко тронутый эти сном, человек просыпается. Каково было его послание? Фонтан собирает воду из источника. Это вода жизни, и она несет в себе важнейший символический смысл. В Гексаграмме 48 И Цзин говорится:

Источник для всех. Никому не запрещено брать из него воду. Сколько бы ни приходило, все находят то, что им нужно, ибо источник бездонный. Он имеет родник и никогда не высохнет[41].

Вода в фонтане означает мудрость и несет глубокий смысл. Это источник живительного духа. Из этого фонтана поднимается фаллический символ — пилон. Обычно столб или пилон является опорным элементом, как башня. Колонны подвесного моста, к которым привязаны опорные натяжные канаты, иногда называют пилонами. В Древнем Египте такие башни окружали входы в храмы. Поэтому символическое значение пилона — это мощная творческая и поддерживающая мужская жизненная сила. Верхняя сторона пилона заканчивается сосудом в виде чаши. Это символ женского начала. В писании Зосимы, как и в 4-м трактате Corpus Hermeticum, говорится, что Бог сотворил людей только полусознательными существами, и что он сделал сосуд (Krater), чтобы помочь им, наполнил его Нусом, то есть духом, и послал его на землю. Те люди, которые стремились достичь расширения сознания … могли бы нырнуть в этот сосуд, чтобы преобразиться и стать мудрее[42]. «Эннойя» означает знание, или прозрение, возможность осознания, изначально заложенную в бессознательном. Святой Грааль также является такой магической чашей. Он [грааль] способен дать людям новую жизнь, наполняя их новым духом. Во сне пар поднимается из чаши как выражение творческого динамизма. Это происходит, когда творческий, мужской пилон соединяется с восприимчивым началом, — с чашей. Пар подразумевает процесс дистилляции или очищения.
Однако что нужно очистить в ситуации сновидца?

Его любимая женщина стала имаго, образом его женской души, анимой. Ее исчезновение привело к деструктивному переживанию потери души для сновидца. Прощание с любимой привело к обструкции энергии души и наполнило эго чувством ненужности и потери. Когда союз с любимой женщиной резко оборвался, мужчина оказался на грани обретения своей собственной души. И поэтому его одиночество стало важной возможностью и трудной задачей, требующей от него сил отказаться образа любимой хотя бы ненадолго. Для такого шага нужен человек-двойник; часто это может быть аналитик, который терпеливо подталкивает его снова и снова продолжать процесс. Вскоре сновидцу приснился еще один сон, в котором он находил утешение и поддержку, несмотря на разлуку и боль, которые он с трудом переносил.

Команда врачей разработала простое лекарство против рака. Больному нужно давать большую дозу соли. Происходила встреча профессоров со всего мира, которые изучают эту терапию. Было много волнения, потому что никто не ожидал чего-то подобного. Соль будет в любой момент, даже если начнется война. Это было почти чудо.

Сновидец воспринял этот сон как «огромное облегчение». Проснувшись, он вздохнул и подумал о «соли земли», упомянутой в Евангелиях[43]. Соль означает мудрость или горечь (горестные переживания). И то и другое часто является стимулом для дифференциации чувств. Юнг пишет в Mysterium Coniunctionis:

Разочарование, которое всегда является шоком для чувств, это не только мать горечи, но и самый сильный толчок к дифференциации чувств. Крушение больших надежд, разочарование, принесенное поступком любимого человека, могут дать толчок как к более или менее сильному взрыву эмоций, так и к внесению в чувства определенных изменений, то есть к их дальнейшему развитию. Если чувство подкрепляется раздумьями и рациональным озарением, то кульминационной точкой этого развития является мудрость. Мудрость никогда не прибегает к насилию: там, где правит мудрость, не существует конфликта между мышлением и чувством[44].

Поэтому в анализе необходимо было развивать рефлексивность, не причиняя вреда чувствам сновидца, чтобы он мог обратиться к собственной душе и смыслу переживания, которое он сначала воспринял как горестное.

Встреча с Богом в бомбоубежище, февраль 1945
Всякий раз, когда нуминозное начинает проявлять себя в нашей жизни в безвыходной ситуации, происходят немного странные явления. Позже они могут показаться необычными и не поддающимися рациональному объяснению.

Вечером 13 февраля 1945 года была Масленица. Г-жа Т. находилась вместе с мужем в их магазине на Прагер-стрит в Дрездене. Оба планировали в тот вечер проверить и завершить бухгалтерские операции. Они понятия не имели, сколько «безвыходности», спланированной с военной точностью, уже поднялось в воздух. В 10:09; всего за четыре минуты до того, как первые волны бомбардировщиков сбросили свою ношу, местная воздушная оборона, совершенно сбитая с толку, объявила предупреждение о воздушном налете. Супруги сочли, что эта тревога была лишь обычной мерой предосторожности, и сомневались, стоит ли им идти в бомбоубежище. Но вскоре они услышали ужасающий гул самолетов в ночном небе и поспешили в укрытие. Пока они спускались по лестнице в убежище, первая из почти 3000 бомб, каждая из которых весила от четырех до восьми тонн, уже была сброшена на их район города, который будет полностью разрушен в течение двух часов.

Под землей обоих людей отбросило воздушным потоком. Свет погас с пронзительным треском. Никто, кроме них, не добрался до убежища. Первая волна бомбежки продолжалась восемь минут. Все это время миссис Т. и ее муж не приходили в себя. Не было даже времени для испуга, хотя все тряслось, трещало и вокруг летели искры. Затем наступила тишина. Они попытались открыть аварийный железный люк, чтобы увидеть, что происходит снаружи. Они поняли, что он завален обломками. Когда они открыли дверь, ведущую из подвала в коридор, то увидели, что он был наполовину разрушен. При свете факела им удалось переползти через завалы, но выход к лестнице был полностью завален. Оставался единственный путь — открыть железную дверь справа, ведущую на задний двор. Ключ повернулся в замочной скважине, но железная дверь не сдвинулась ни на дюйм. Несмотря на то, что они пытались толкать дверь сломанной потолочной балкой, та не двигалась с места. Она терпела удары, но не открывалась. Их крики о помощи остались без ответа. В конце концов они решили подождать; подумав: «когда-нибудь кто-то придет, это рано или поздно закончится!» Эти двое не могли представить, что творилось снаружи. Они зажгли свечи, которые нашли в укрытии, чтобы сберечь факел. Внезапно снова загремели удары бомб. Все вокруг затряслось: адский рев бомбардировщиков длился двадцать минут. Они молились, чтобы потолок выдержал! Они сели в угол рядом с железной дверью, на случай, если он обрушится. К счастью, с него сыпались только мелкие камни. Пыль вызывала приступы кашля. Затем снова наступила мертвая тишина, после которой они услышали жуткий вой и рев. Они задавались вопросом, есть ли где-то выход? Куда идти? А если снаружи случилась катастрофа? Они снова позвали на помощь, но никто не услышал. Со временем их силы иссякли. Внезапно г-н Т. понял, что пламя свечей медленно гаснет. Может виной всему фитили? Но не может же ослабнуть пламя всех свечей одновременно? Все больше и больше опасений сменялось страхом, что что-то не так.

Супруги понятия не имели, что в их районе города свирепствует огненная буря, которая поджигает даже асфальт. Возвращаясь пилоты британских бомбардировщиков могли видеть свет пламени на расстоянии 320 километров. 450 000 человек потеряли все, что имели, и не менее 35 000 умерли от удушья. Если им повезло, что бомбы сразу не разорвали их на части, адское пламя забирало у них кислород. В отчаянии г-жа Т. опустилась на пол, потеряв надежду. Но спустя время она снова вскочила и начала трясти мужа с криком: «Мы должны выбраться отсюда! Ты меня слышишь? Мы должны выбраться отсюда!» В отчаянии она снова бросилась к железной двери, стучала по ней каким-то инструментом, на та по-прежнему не сдвигалась с места. Она кричала о помощи, пока не услышала, как муж произносит «молитву Господню», и тоже начала молиться. Потом они лежали на полу без сил и молча обнимались. Но затем г-жа Т. внезапно вскочила и в гневе бросилась к двери, закричав: «Господи! Ты не можешь так с нами поступить! Что мы сделали, что ты творишь такое с нами? Открой! Не хочешь открывать? Пожалуйста, открой!»

Позже г-жа Т. писала об этом:

Я барабанила в дверь и кричала снова и снова, столько, сколько было мочи … а потом вдруг … дверь открылась! Я воскликнула: «Ну, наконец-то ты услышал!»

Никто кроме Него не мог этого сделать! Это было настоящее чудо! Я заплакала, сидя на коленях. Затем мы выползли наружу, и никого не увидели. После чего мы побежали по обломкам и развалинам туда, где огня не было видно. Это могла быть только невидимая рука Бога. Она заставила дверь распахнуться так легко! Другого объяснения мы найти не могли, но это все равно произошло. Я не пишу вам о видении, потому что мы пережили это по-настоящему.

Только при должном уважении мы можем принять предположение г-жи Т., что Бог протянул ей руку помощи. Аргумент о том, что в этом принимали участие его представители, весьма сомнителен. Кто мог это спровоцировать? «Увидеть всю глубину ситуации способен только Бог»[45] — пишет Юнг. Мы скорее всего сочтем, что все равно не узнаем как было на самом деле. Быть может человек приближается к Богу, когда испытывает тяготы и лишения? В нем пробуждаются первобытные инстинкты, и он больше не размышляет, он просто существует. Может быть только так и тогда он ближе всего к Богу — это справедливо и для моего собственного опыта — и ему открываются возможности, которые невозможно найти путем интеллектуального рассуждения. Юнг однажды подчеркнул тот факт, что трудные, даже кажущиеся безнадежными страдания тоже имеют противоположный полюс. Маятник страдания может качнутся к состоянию исцеления, обретению смысла. Любая зима, какой бы сильной она ни была, в конце концов сменяется весной, так что хорошо помнить, что «крайнее зло» не обязательно ведет к худшему. В комментарии к первой строке Гексаграммы 47 И цзин, «угнетение (истощение)», говорится:

Когда человека постигают невзгоды, прежде всего важно, чтобы он был сильным и преодолел беду внутри себя. Если он слаб, то горе переполняет его. Вместо того, чтобы продолжать свой путь, он остается сидеть под голым деревом и все глубже погружается во мрак и тоску. Это делает ситуацию еще более безнадежной[46].

И в Гексаграмме 29 «Бездна» (Вода) говорится:

Поэтому если человек искренен перед лицом трудностей, сердце может проникнуть в смысл ситуации. И как только мы достигнем внутреннего контроля над проблемой, предпринятое действие будет успешным. В опасности самое главное — делать все тщательно и идти вперед, чтобы не погибнуть, застряв в ней[47].

Поведение г-жи Т. дает пример того, как нужно вести себя, когда мы совершенно одни и столкнулись с безнадежной ситуацией. Обращаясь к Богу или к чему-то за пределами осязаемого, можно получить силы за пределами человеческой природы. Конечно, в ее ситуации действовал Даймон — «определяющая сила, которая приходит к человеку извне, подобно провидению или судьбе»[48], который может проявиться как в негативном, так и в позитивном ключе. Пара была вовлечена в эту ужасную ситуацию, но вместе с этим была спасена ею. Эта сила была провидением и судьбой. Божественные силы являются силами природы и проявляются в таких ситуациях. В душе г-жи Т. произошло нечто, что можно назвать чудом. Что-то совершенно неожиданное. Маятник качнулся от полной безнадежности к осознанной провокации. Г-жа Т. почувствовала желание обратиться к Богу напрямую: «Ты не можешь так поступить с нами! Что мы такого сделали, что ты творишь такое с нами? Открой!» Похоже это заставило Бога осознать, на кого он похож — бессовестный, жестокий, может быть, даже хуже, чем британцы, которые сбросили бомбы? Несомненно, эта встреча не соответствовала ее предшествующему пониманию Бога.

«Ибо вы видите, что Царство Божие внутри вас.»
Неужели мы свободны и едины с собой только в тот момент, когда от нас требуется совершенно иначе взглянуть на Бога? И обратиться к Богу внутри себя? «Ибо вы видите, Царство Божие внутри вас», как сказано в Евангелии от Луки[49], а Мейстер Экхарт пишет в своем комментарии:

Но человек, в котором нет истинного Бога, пытается постичь Бога и ищет его вовне, будь то в делах, людях или местах, такой человек не обладает Богом. И легко может быть, что что-то мешает такому человеку, ибо он не несет Бога в себе, и он не ищет единства с ним и не любит его; и поэтому не только плохое общество мешает ему. Ему может помешать и хорошее общество — не только улица, но и церковь, не только злые слова и дела, но и добрые слова и дела, ибо помеха в нем самом, потому что Бог не стал для него всем. Если бы это было так, все было бы хорошо и правильно для него, во всех местах и среди всех людей, потому что в нем Бог, и никто не может отнять у него Бога или помешать ему в его деяниях. От чего зависит это истинное постижение Бога, чтобы мы могли содержать его в себе? Это истинное обретение Бога зависит от расположения и от внутреннего направления разума и стремления к Богу, а не от постоянного внешнего созерцания, ибо природе было бы невозможно сохранить такое стремление неизменным, потому что это бы требовало много сил и несло мало пользы. У человека не должно быть Бога, который есть только продукт его мысли, и он не должен быть удовлетворен этим, потому что если мысль исчезнет, то исчезнет и Бог. Но нужно обрести неизменного Бога, который намного выше человеческих представлений … Человек, в коем сущностно присутствует Бог, обретает божественность, и ему Бог светит во всем; ибо все вкусит он от Бога, и Бог создает себя для человека из всего сущего. Бог всегда сияет в нем, в нем есть отрешенность и отвержение, и творение его Бога, которого он любит и который присутствует в нем[50].

Каков Бог в понимании майстера Экхарта? Он говорит: … ибо он един, единство всех крайностей, собирающий их в одно, ибо Бог есть целостность, препятствующая всякому разделению[51]. Логично, но немного пугающе для современного сознания, Экхарт говорит «…и только Бог совершает все дела человека; ибо кто бы ни совершал работу, она принадлежит ему более правильно и истинно, чем тому, кто ее совершает. Согласно этому, Бог становится исполнителем всех дел. Разве не к этому мы стремимся? Таков итог предания Богу всей своей «душой»[52]?

Давайте напомним себе о том, что мы называем «констелляцией»[53]. Что-то или кто-то устраивает как будто случайные ситуации и моменты, которые становятся судьбоносными в нашей жизни. В конце своей жизни Эрнст Гинзберг (1904-1964) заболел боковым амиотрофическим склерозом (БАС); он был одним из лучших актеров и ораторов, когда-либо известных на немецкой сцене. Бас — быстро протекающее дегенеративное заболевание центральной нервной системы. Источник заболевания неизвестен. Паралич затрагивает все мышцы лица, губ, языка, неба и гортани, и другие, связанные с дыханием. Способность говорить и глотать полностью исчезает. Однако восприятие пациентов, их сознание и интеллектуальные способности не затрагиваются. Поэтому пациенты вынуждены полностью осознавать происходящий дегенеративный процесс. По свидетельствам Эрнст Гинзберг в конце своих мучений мог общаться только с помощью движения глаз и век. Но он все еще мог формулировать слова и описал свое состояние в стихотворении с названием Tabula rasa:

Словно взмахом руки

суставы потеряли гибкость

бедра замерли вовек

мои губы стали свинцовыми.


В одних только снах благодать бродить,

В одних только снах восторг нежных объятий,

В одних только снах беседа.

И когда ты просыпаешься, челюсть сводит от крика.
Но ничего не слышно
[54].

В своем предисловии к мемуарам Гинзберга Элизабет Брок-Зульцер писала: «у него была потребность еще раз засвидетельствовать то, что дала ему возможность умереть так, как он умер».[55] и так он сообщает:

Я верю, что первый шаг к любой религии — это переживание такой глубокой тайны, в которую вложено все наше существо: рождение, любовь и смерть. Ни на каком этапе моей жизни, начиная с детства, я не мог понять трезвых рационалистов, для которых травинка — это только травинка, стол — это просто стол, а сердце — всего лишь сердце; которых не трогает абсолютно непостижимая тайна, которой все дышит. Тем явлением, где я наиболее глубоко и необъяснимо пережил то, что мир и жизнь остаются тайной, стала для меня музыка. Хорошо известно, что рациональных объяснений ее действия не существует[56].

И позже он делает вывод:

Однако я не прекращаю свою ничтожную попытку еще раз обозначить свою веру, не признавшись в своей беспомощности перед этой потрясающей темой. Я также с благодарностью признаюсь, что вера, радость и счастье были утешением и благословением в моей жизни и в жизни моих близких. В то время, когда я пишу это, я чувствую благодать, я испытываю окончательное доказательство своей веры, и ничто, кроме моего взгляда на Святой крест, не позволяет мне выдержать этот тяжелый паралич, поскольку я стою перед смертью; что для неверующего могло закончиться только таким поступком, как у Хемингуэя[57].

Кажется, что во время переживания состояний одиночества, которые неизбежны в нашей судьбе, наша самооценка не вызывает сомнений и даже не имеет никакого значения.
Проблемы вызывают протест или адаптация, провоцируя замкнутость, которая не может быть оправдана или обоснована. В кризисных ситуациях фокус внимания меняется, и повседневные заботы становятся несущественными. Однако «Царство Божие внутри вас», и в этом смысле целостность и единство своей природы позволяет внутреннему свету воссиять сильнее и передает идею «всеединства», постигаемую в одиночестве через переживание субстанциональности бытия.

[1] К. Г. Юнг, письма, ред. Герхарда Адлерв в сотрудничестве с Аниелой Яффе. Перевод Р. Ф. К. Хэлл (Принстон: издательство Принстонского университета, 1975), сентябрь 1957, вып. 2, p. 389f.

[2] Marie-Louise von Franz, Shadow and Evil in Fairy Tales, Revised edition (Boston: Shambhala 1995), pp. 184ff.

[3] Мария-Луиза фон Франц Феномены Тени и зла в волшебных сказках Перевод с английского Валерия Мершавки Москва Независимая фирма «Класс» 2010, 360с.

[4] Там же.

[5] Goethes Briefe an Charlotte van Stein [Goethe’s letters to Charlotte von Stein], edited by Jonas Frankel, vol. 2 (Berlin: Akademie-Verlag, 1960), p. 399.

[6] Hermann Hesse, Gesammelte Werke [Collected Works], vol. 1 (Frankfurt a.M: Suhrkamp Verlag, 1970), p. 27.

[7] Перевод с нем.: Валерий Брайнин-Пассек

[8] От Луки 11:34 Синодальный перевод

[9] Handworterbuch des deutschen Aberglaubens [Dictionary of German Superstition], edited by E. Hoffmann-Krayer and Hanns Bachtold-Staubli, vol. 6 (Berlin/Leipzig: Verlag Walter de Gruyter, 1934), column 986.

[10] Emma Jung, «The Anima as an Elemental Being» in: Emma Jung, Animus and Anima (New York: Spring Publications, Inc., 1985, New Printing 2004), p. 49.

[11] Мария Луиза фон Франц. Алхимия. Введение в символизм и психологию. Лекция 7. Восходящая Аврора (Aurora consurgens) Сочетание tenebrae animae встречается только в оригинальной немецкой версии.

[12] Оиоль говорит 2:1-2: «… ибо приближается День Господень, он близок — день тьмы и мрака, день облаков и густой тьмы!»Лютер переводит:» … день облаков, туманный день! Софония 1:15: «тот день будет днем гнева»… день тьмы и мрака, день облаков и мглы.» Лютер говорит:» … день облаков и тумана.»

[13] M.-L. von Franz, Aurora Consurgens, p. 387.

[14] Бытие 2:4

[15] Trubners Deutsches Worterbuch [Triibners German Dictionary], edited by Alfred Goetze and Walter Mitzka, vol. 1 and 2 (Berlin: Walter de Gruyter, 1955), keywords «allein» and «einsam.»

[16] For the following see Trubners Deutsches Worterbuch, vol 2, keyword «einsam.»

[17] Die franzosischen Moralis ten [The French Moralists], edited by Fritz Schalk, vol. 1 (Milnchen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1973), p. 301.

[18] Там же.

[19] Там же.

[20] Там же.

[21] C.G. Jung, «Basic Postulates of Analytical Psychology,» The Structure and Dynamics of the Psyche, vol. 8 of The Collected Works ofC.G.]ung, edited and translated Gerhard Adler and R.F.C. Hull (New York: Pantheon Books, 1960), § 653.

[22] Einsamkeiten. Bin Lesebuch [Solitudes. A reading book], edited by Ilma Rakusa (Zurich: Verlag der Arche, 1975), p. 122.

[23] In German «Volksgemeinschaft.»

[24] Victor Klemperer, I will bear witness. A Diary of the Nazi years 1933-1941, translated by Martin Chalmers (London: Weidenfeld & Nicolson, 1998), p. 276.

[25] Жена Виктора

[26] V. Klemperer, I will bear witness, p. 277.

[27] C.G. Jung, Dream Analysis, Notes of the Seminar given in 1928-1930 by C.G. Jung, edited by William McGuire (Princeton: Princeton University Press, 1984), p. 586.

[28] C.G. Jung, Dream Analysis. Notes of the Seminar given in 1928-1930, p. 704.

[29] For the following see: Werner Danckert, Unehrliche Leute. Die veifemten Berufe [Dishonest people. The proscribed professions] (Bern/Miinchen: Franke Verlag, 1979), p. 176ff.

[30] C.G. Jung, Dream Analysis. Notes of the Seminar given in 1928-1930, p. 184.

[31] C.G. Jung, Psychology and Alchemy, vol. 12 of The Collected Works ofC.G.jung, edited and translated Gerhard Adler and R.F.C. Hull (New York: Pantheon Books, 1953), § 53.

[32] Юнг К. Г. Психология и алхимия // CW. Vol. 12

[33] Юнг К.Г. — Эон: Исследования о символике самости Издательство: М.: Академический Проект
Год: 2009

[34] Бытие 19:24-25.

[35] В Откровение 14: 9-12

[36] Handworterbuch des deutschen Aberglaubens [Dictionary of German Superstition], vol. 7, column 1458.

[37] Там же

[38] Юнг К.Г. — Эон: Исследования о символике самости Издательство: М.: Академический Проект
Год: 2009

[39] Юнг К. Г. Психология и алхимия // CW. Vol. 12

[40] Richard Wilhelm, I Ching or Book of Changes, translated into English by Cary F. Baynes (Princeton: Princeton University Press, 1967), p. 116.

[41] Richard Wilhelm, I Ching or Book of Changes, translated into English by Cary F. Baynes (Princeton: Princeton University Press, 1967), p. 116.

[42] C.G. Jung, Children’s Dreams. Notes from the Seminar given in 1936-1940, edited by Lorenz Jung and Maria Meyer-Grass, translated by Ernst Falzeder with the collaboration of Tony Woolfson (Princeton/Oxford: Princeton University Press, 2008), p.224£.

[43] От Матфея 5:13 Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.

И от Марка 9:50
Соль — добрая вещь; но ежели соль не солона будет, чем вы ее поправите? Имейте в себе соль, и мир имейте между собою.

[44] Mysterium Coniunctionis, 334

[45] C.G. Jung, «Good and Evil in Analytical Psychology.» In: Civilization in Transition, vol. 10 of The Collected Works of C. G.jung, edited and translated by Gerhard Adler and R.F.C. Hull (New York: Pantheon Books, 1964), § 862.

[46] R. Wilhelm, I Ching or Book of Changes, p. 182.

[47] Там же

[48] Юнг К.Г. — Эон: Исследования о символике самости Издательство: М.: Академический Проект
Год: 2009

[49] От Луки 17: 21

[50] Meister Eckhart, The Essential Sermons, Commentaries, Treatise, and Defense, translated with an introduction by Edmund Colledge and Bernhard McGinn (New York: Paulist Press, revised edition, 1981), p. 252£.

[51] Там же

[52] Там же

[53] Слово constellation в литературном значении означает созвездие.

[54] Ernst Ginsberg, Abschied. Erinnerungen, Theateraufsatze, Gedichte [Farewell. Memories, Essays on Theatre, Poems] (Zurich: Verlag der Arche, 1965), p. 254.

[55] Там же, гл.14

[56] Там же, гл.16

[57] Там же, гл.20