Интервью с Патриком Данном
Беседовал Thomm Quackenbush
Патрик Данн – преподаватель колледжа и автор-язычник книги «Магия эпохи постмодерна». Он – тот, кто осмелился предположить, что творение магии должно быть удовольствием, и что слова имеют силу. По-видимому, он вышел из-за кулис, но вот насколько? Так как он позволил Хену взять у него интервью, очень даже себе. Также предполагается, что он – часть тайного сговора с целью удержания ведьм от осведомленности и становления конкурентными. Таким образом, он гораздо разумнее, чем большинство в этом безумном мире.
1. Я только что закончил читать вашу первую книгу, «Магия эпохи постмодерна». Во введении, вы обсуждаете свою сделку с другом, который должен был обучить вас фехтованию в обмен на обучение его магии. Мне интересно, как ваши уроки фехтования? Прогрессируют? И что насчет магических уроков?
Он научил меня основам, а затем получил лучшую работу в другом университете. Мы все еще общаемся и сейчас, но, мне думается, его понимание магии во многом превзошло постижение мною фехтования. Тем не менее, всё снаряжение и ныне висит в моем шкафу, пародируя меня, но в действительности я не брался за рапиру в последнее время. Я виню в этом свою диссертацию, которую в текущий момент завершаю и поиск работы, отвлекающие меня от более приятных занятий. Занятий, подобных тыканью в друзей куском металла.
2. Я заметил, что вы пишете слово «магия» (magic) без «к», этой инициации правописания, проведенной Кроули (прим.пер.: т.е. речь о слове «магиКа», введенным в употребление Алистером Кроули), и широко применяемой многими язычниками, чтобы отличить свою деятельность от фокусничества. Почему вы придерживаетесь традиционного написания?
По моим ощущениям, в некоторых случаях контекст может дифференцировать магию и фокусничество. Я сомневаюсь, что кто-то приобретает мою книгу и думает, что она о карточных фокусах. Одна из главных причин, почему я не использую «магику» состоит в том, что это правописание порождено Кроули. В то время как я не имею абсолютно ничего против Кроули или его системы магики, он был основательным модернистом в своем отношении и подходе: каждый символ имеет значение, и это значение одно, и есть сценарий, и вы следуете ему и получаете результаты, тик-так. Кроме того, для Кроули и многих людей, сознательно или нет, следовавших за ним, магия — механистичная и даже физическая. Существует магическая энергия, она подчиняется физическим законам, а нечто от ума – это совсем другое. Все это довольно гностично.
Я же, с другой стороны, являюсь панпсихистом: материя возникает из разума, или, возможно, как предполагал Спиноза, из некой третьей основополагающей субстанции (он именовал её Богом). Поэтому символы имеют не одно значение, а бесконечное число значений, и есть нечто своего рода потешное в идее о сценарии для магии. Так что я разграничиваю свой более постмодернистский подход и модернизм Кроули. Конечно, я не говорю, что модернистский подход не работает или что постмодернистский подход лучше; я просто говорю, что постмодернистский подход отличается и может обращаться к людям, подобным мне.
3. Ваш критик утверждал, что ваша книга навсегда откладывает все книги издательства «Llewellyn», поскольку она столь проста. Тот же самый критик также дал понять, что это было предотвращением повышения компетенции менее опытных магов. Как бы вы ответили этому критику?
Вполне понятно, что моя книга не встречается с потребностями этой личности. Я не уверен, что справедливо отклонять каждую книгу моего издателя, потому что моя книга разочаровала его или её, но каждый волен поступать согласно своим предпочтениям. Я согласен, что некоторые части моей книги, возможно, несколько просты для некоторых практиков, но я хотел, чтобы книга была полезной для большего круга людей, а это означает не оставлять никого в стороне. Плюс ко всему, поскольку я до некоторой степени переосмыслил немало «старых священных коров магии», казалось разумным вернуться к ним с нуля. Я сделал все возможное для того, чтобы написать книгу того рода, которую хотел бы прочитать сам, что означало, как мне думается, включение множества довольно новых и оригинальных вещей. Конечно, многие техники и упражнения моей книги простые и основополагающие, но это именно те простые и базовые упражнения, к которым я, в своей собственной практике, возвращаюсь снова и снова. Я не исполняю полную эвокацию каждый день, но ежедневно занимаюсь самоанализом.
Что же касается некого тайного сговора, удерживающего менее опытных магов от становления их конкурентными – боюсь, что я не отношусь к этому заговору. Некоторое время я принадлежал тайному колледжу, но сейчас я на стажировке по повышенной видимости. Я не уверен, что этот человек думает о соревновании магов. Магия не является ограниченным ресурсом. Насколько я могу судить, чем больше, чем лучше, при условии, что правительство не начинает лицензировать её или что-нибудь такое. Я надеюсь, что этот читатель найдет подходящую книгу, которую ищет, и я благодарен, что он (или она) купил и прочитал мою книгу как часть своего поиска. Многие другие читатели находят нечто полезное в моей книге, и я хотел бы сосредоточиться на них просто потому, что я могу помочь им, в то время как, очевидно, не могу более ничем служить этому конкретному критику.
4. Что бы вы посоветовали автору-язычнику, ищущему публикации? Был ли у вас «авторитет для определения собственных характеристик»?
Первый шаг: напишите что-нибудь. Конечно, то, о чем вы пишите, должно корениться в фактической, реальной практике. У вас должно быть, что сказать. Я знаю, что одна вещь, которой я хотел бы видеть больше – это более продуманная языческая теология и личный опыт. Не всё должно быть книгой по принципу «как это сделать». Кроме того, подумайте, что вы знаете помимо язычества и магии – например, вы разбираетесь в психологии, которая может проинформировать язычество? В конце концов, много читайте и не только оккультные книги. Поэзия, беллетристика, наука, философия – всё это части того пахотного поля, на котором прорастают книги. Но да, все вышесказанное и есть способ взращивания того самого авторитета.
5. На данный момент, есть судебное дело во Флориде, где судья объявил, что два разведённых Викканских родителя не могут подвергать своего ребенка опасности религиозной веры вне господствующей тенденции. Учитывая этот случай и подобные ему, как вы видите будущее Язычников в Америке?
В своей книге я писал, что чувствую открытость Америки к Язычеству и оккультизму в целом. Этот раздел был написан перед 11 сентября 2001 года, и я оставил надежду. Теперь я предусмотрителен по поводу моего прежнего оптимизма. Америка, кажется, движется всё ближе и ближе к легкой внутренней теократии. Тем не менее, я считаю, что трудно не питать надежды, в частности потому, что я контактирую с молодыми людьми почти каждый день, и вижу их твердую приверженность открытости и принятию других религий и путей жизни. Они – наша последующая волна лидеров, и я верю в них в плане исправления текущих ошибок. Что же касается конкретно описанного случая, я сильно подозреваю, что он будет ниспровергнут, если этого уже не произошло.
6. В дополнение к автору-язычнику, вы – профессор английского в колледже. Информирует ли одно другое? Что бы вы предпочли: полную комнату «майоров» английского или полную комнату язычников?
На самом деле, я еще не получил звания профессора. До недавнего времени я был преподавателем, который пониже на ранговой лестнице. Я стремлюсь к профессорству на текущий момент.
Я бы сказал, что одно определенно поддерживает другое. Моё исследование оккультного научило меня, что студентам требуется свобода обучения, и что попытки форсировать обучение подобны попыткам дергать за прорастающий росток, чтобы заставить его расти быстрее. Такое понимание, конечно, согласуется с Родерианским ненаправленным обучением, который я принял в качестве обычного классного метода. С другой стороны, бытие преподавателем в классной комнате колледжа помогло мне понять, как представить информацию таким образом, чтобы могли включиться разнообразные студенты с различными стилями обучения. Я также думаю, что моё исследование литературы сделало меня более лучшим писателем, но этот вопрос открыт для обсуждения.
Что бы я предпочел, полную комнату язычником или «майоров» английского? Я не уверен на 100%. Преимущество разговора о комнате язычников в том, что я не даю им оценку. Это столь тривиально, но убирает так много проблем, которые у меня бывают в связи с властью и студенческим уважением к себе (и, честно говоря, самооценка преподавателя – это скверное стояние перед группой людей, которые знают, что вы должны оценивать их работы). С другой стороны, в преподавании английского языка, я обучаю предмету, который нежно люблю, без отстаивания его перед скептиками, и я скажу вам, что это очень приятно. Кроме того, обучающиеся «майоры» английского платят арендную плату.
7. Помимо вашей собственной книги, какие книги вы бы рекомендовали другим язычникам или любопытствующим? Какие книги служили вам наставниками?
Я люблю «Визуальную магию» Яна Фриза, и, конечно, «Современную магию» Дональда Майкла Крэга, в сравнение с которым мой собственный титул – лишь небольшое почтение. Я настоятельно рекомендую работы Фила Хайна, все из них. У него есть сочувствие и гуманизм (на самом деле, у всех из этих авторов), которые, я считаю, весьма важны в магии.
8. Какой была ваша любимая книга детства?
Мои детские сказки на ночь, пришли от Стивена Кинга. Я думаю, что рассказываю вам нечто прямо из моего воспитания. Если бы я выбирал одну любимую книгу, то я живо припоминаю окончание «Тома Сойера» Марка Твена, и свой плач по поводу осознания того, что Твен давно умер и больше никогда не напишет новую книгу. Но, на самом деле, это обман – я любил всякие книги. Я читал всё, даже заднюю сторону коробки от хлопьев (включая ингредиенты!).
9. Были еще какие-нибудь странные реакции на вашу книгу? Если да, то какие?
Я ожидал некоторых профессиональных потрясений, но пока мои коллеги, знающие о книге, в действительности не имели ничего, кроме одобрения.
10. Какими вы видите взаимоотношения между наукой и магией?
Этот вопрос спорен, и я довольно твердо спускаюсь к позиции меньшинства, состоящей в том, что наука не имеет много целостного и полезного для разговора о магии. Я не в восторге от объяснения магии квантовой физикой или математикой хаоса, поскольку большинство людей делают это, не понимая научную теорию адекватно (про себя я знаю, что вот я не понимаю – моя математика остановилась на введении к исчислению). Я думаю, что, вероятно, в магии существуют некоторые вещи, которые наука может исследовать, но я не уверен по поводу того, насколько они будут многочисленными.
Я хотел бы уточнить, что я не против науки. Я не думаю, что вместо эволюции должен преподаваться креационизм или что-нибудь такое. Я думаю, что наука, как метод сбора и организации знания, имеет огромное значение. Но наука не может управлять смыслами.
Я думаю, что магия более сродни искусству, чем науке, как мы сейчас думаем об этом. Когда Кроули писал, что магика была искусством и наукой вызывания происходящих изменений, «искусство» и «наука» означали нечто до некоторой степени отличное от того, что они значат сейчас.
«Наука» означает «организованное знание», а «искусство» означает нечто более подобное «технологии» или «прикладному знанию». Мне думается, что магия более подобна живописи, пению или написанию поэмы. Уверен, вы можете исследовать песню, живопись или поэму научно, но для этого потребуется интуитивное мышление и самовыражение художника.
Конечно, моё мнение – это просто мнение, и я не стал бы препятствовать тем, кто хочет использовать науку для исследования магии. Если у вас есть квалификация в науке и магии, к тому же рядом все средства, то я не могу не ждать ваших результатов. Что же касается меня, то мне вполне комфортно с тем, что Кетс называл «Негативной способностью» — принятием непостижимого.
11. В своей книге, вы много говорите о магии как о фундаментально доставляющим удовольствие акте. Встречали ли вы какое-либо сопротивление этой идее?
У меня был друг, у которого случилось физическое недомогание после магии. С тех пор я потерял с ним связь, и поэтому не знаю, читал ли он мою книгу. У некоторых людей также есть мнение, что магия, на самом деле, очень тяжела. С тех пор я ничего не слышал от них. Я определенно готов потешаться разницей во мнениях.
12. Вы упоминаете духов, дающих вам информацию, которой вы бы не хотели, и людей, получающих, простите мою фразировку, физические «пакостные шлепки» в связи со своими поисками буквального приобщения к богам. Хотели бы вы поговорить о каком-нибудь из этих опытов?
Духи давали мне информацию о людях, о которых я заботился, и которую я в тот момент предпочел бы не иметь. Если я получаю что-то более конкретное, я боюсь смутить кого-либо. Есть несколько примеров второй проблемы, включая одну, где безумный индивид убил себя. Думаю, что целый отчет находится где-то онлайн, благодаря очевидцу. Примеры такого высокомерия, которые я засвидетельствовал из первых рук, менее драматичны, и более заканчиваются по типу «и он до сих пор живет в подвале своей матери с развитой клинической депрессией», и так далее.
Мне отвратительно представлять людей, задыхающихся от Лавкрафтианского ужаса этих историй; они попросту неинтересны. Вот кое-что по поводу высокомерия: оно саморазрушительно, и это саморазрушение вовсе не интересно. Если вы хотите увидеть интересное саморазрушение, то вам следует обратиться к писателям, а не оккультистам: обратите внимание на Уильяма Берроуза, Кейт Шопен или Эрнеста Хемингуэя. На самом деле, Уильям Берроуз – это плохой пример, поскольку он где-то предположил, что его оккультное высокомерие (главным образом эвокация без надлежащего изгнания) привело к тому, что он выстрелил своей жене в голову. По большей части, однако, попытки сделать нечто глупое, подобное становлению богом, не приводят ни к чему более захватывающему, чем сад разнообразных психических заболеваний.
Я предпочитаю людей, фокусирующихся на значении магии, пути, создаваемым ею, структуре, на которую можно опереться, не только знании, но и смысле. Это также даёт нам шанс вступить в разговор с самой Вселенной, и, следовательно, стать полноправными участниками в построении смысла наших собственных жизней.