02.04.2012
0

Поделиться

Терапия музыки [1956]

Маргарет Тилли.

ТЕРАПИЯ МУЗЫКИ [1956]

Памяти Карла Густава Юнга

Клуб Аналитической Психологии. Сан-Франциско, 1961

(Выпущено ограниченным тиражом)

Маргарет Тилли (1900-1969), концертирующая пианистка из Сан-Франциско, англичанка по происхождению, заинтересовались экспериментированием с лечебными свойствами музыки, используемыми в терапевтических целях. Этот интерес вырастал из ее собственного опыта юнгианского анализа, и аналитики убедили мисс Тилли познакомить Юнга с её работой. Ссылки на музыку относительно редки в произведениях Юнга — менее двадцати цитат в общем указателе к работам (CW Vol. 20 «General Index»). В 1956, находясь в Женеве с концертом, мисс Тилли решила послать Юнгу несколько работ, написанных ранее. Ответ прибыл обратной почтой, от секретаря Юнга, прося Маргарет прибыть в Кюснахт через два дня.

Мисс Тилли, позже главный музыкальный врач в клинике «Langley-Porter» в Сан-Франциско, описала свою встречу с Юнгом для мемориального буклета, подготовленного Клубом Аналитической Психологии Сан-Франциско в 1961. Данная версия печатается с небольшими сокращениями.

Когда я вошла в зал, доктор Юнг шел с протянутыми руками, чтобы поприветствовать меня, и я чувствовал, что передо мной один из самых теплых и дружелюбных людей, с которыми я когда-либо была рядом – разговор оказался легким и непринужденным, без тени благоговейного страха.

Мы сели за круглый стол. Мои бумаги лежали перед ним, и он, казалось, буквально разрывался интересом и любопытством. Он сказал: «Я читал и много слышал о музыкальной терапии, и это всегда казалось мне настолько сентиментальным и поверхностным, что мне не было интересно. Но ваши работы – что-то, что полностью отличаются от моего представления, и я просто не могу дождаться, чтобы услышать то, что Вы делаете. Я не могу вообразить, каково это. Только, пожалуйста, используйте свой язык, не мой».

Вначале я не поняла, что он имел в виду последним предложением и сказала: «Прежде, чем я заговорю, доктор Юнг, могу я спросить, каково Ваше собственное отношение к музыке?» И его ответ стал сюрпризом для меня. «Моя мать была прекрасной певицей, как и её сестра, а моя дочь — замечательная пианистка. Я хорошо знаю репертуар, слышал самые известные произведения и многих великих исполнителей, но я больше не слушаю музыку. Это истощает и раздражает меня». Когда я спросила, почему, он ответил: «Музыка имеет дело с глубоким архетипичным материалом, и те, кто её исполняют, зачастую не понимают это». И тогда я наконец поняла, что стоит за мнением, будто Юнг холоден к музыке. Он заботился слишком много, не слишком мало.

В этот момент Юнг сказал: «С Вашего разрешения, я попросил, чтобы мисс Бэйли и мою дочь[i] присоединились к нам этим вечером, поскольку они будут сильно заинтересованы тем, что Вы собираетесь рассказать. Теперь давайте выпьем по чашке чая вместе». И мы переместились в его большую, темную, удобную гостиную, где он представил меня своей дочери и мисс Бэйли, сидящим у камина. На другом конце комнаты стоял рояль с поднятой крышкой. Мы провели несколько незабываемых минут у камина — доктор Юнг был полон забавы и очарования, и, допивая последний глоток чая, он сказал: «Я не могу ждать ни минуты больше, давайте начнем, но прошу Вас, используете свой язык!». Я сказала: «Вы подразумеваете, чтобы я сыграла?» и он ответил: «Да, я хочу, чтобы Вы рассматривали меня точно так, как если бы я был одним из Ваших пациентов. Как вы думаете, в чем я нуждаюсь?». Мы ревели со смеху, и я сказала: «Вы действительно выдерживаете меня, не так ли?». Он сказал: «Да. Теперь, давайте пойдем к роялю. Я немного глух, могу я сесть рядом?» Cказав это, он сел немного позади, так, что я должна была обернуться немного, чтобы видеть его.

Я начал играть. Когда я обернулась, он был, очевидно, очень погружен, и сказал: «Продолжайте, продолжайте». Я продолжала играть довольно долго. Когда я взглянула на него второй раз, он был глубоко погружен, говоря: «Я не знаю то, что происходит со мной — что Вы делаете?» И мы начали говорить. Он засыпал меня вопросами. «В таких-то и таких-то случаях, чего Вы попытались бы достигнуть, что Вы будете ожидать получить, что бы вы сделали если…? Не просто скажите мне, покажите, покажите мне!» ; и постепенно, поскольку наша работа продолжалась, он сказал: «Я начинаю видеть то, что Вы делаете — покажите мне ещё». И я рассказала ему много историй болезни, мы продолжали работать больше двух часов. Он был очень взволнован и столь же легок и наивен, как ребенок, с которым проводишь аналитическую работу. Наконец он вспыхивал: «Это открывает нам целые просторы для исследования, о которых я даже не мечтал. Всё то, что Вы показали мне этим вечером; не только то, что Вы сказали, но и что я фактически почувствовал и испытал — я чувствую, что с этого времени музыка должна быть неотъемлемой частью каждого аналитического процесса. Она достигает глубокого архетипичного материала, который мы можем лишь иногда достигать в нашей работе с пациентами. Это и есть самое замечательное».

В этот момент какой-то злой джин заставил меня посмотреть на свои часы, и я сказала: «Доктор Юнг, я должна Вас покинуть, или я опоздаю на свой поезд обратно в Париж». «О, Вы не должны уезжать», сказал он. «Разве Вы не можете остаться несколько дней и побыть с нами? Вы хотя бы можете посетить нас вскоре?»

Мне стоило большого труда покинуть их тем вечером. Дочь Юнга проводила меня на поезд, и я сидела в ошеломлении на всем обратном пути в Париж[ii].

Перевод: C.Касацкий


[i] Третья дочь Юнга, Мэриэнн Нихус-Юнг (1910-1965), и Рут Бэйли, которая держала дом и заботилась о Юнге после смерти его жены в 1955.

[ii] Алан Уоттс, в своей автобиографии «In My Own Way» (New York, 1972), p. 394, кратко ссылается на встречу Маргарет Тилли с Юнгом и добавляет: «Вскоре после этого дочь Юнга сказала Маргарет: «возможно, Вы не понимаете, что сделали что-то очень важное для меня и моего отца. Я всегда любила музыку, но он никогда не понимал это, и это было барьером между нами. Ваше прибытие изменило Всё, и я не знаю, как поблагодарить Вас».