Мария Луиза Фон Франц
КОСМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
как образ или цель, или
процесс индивидуации в человеческом развитии
В глубинной психологии К. Юнга, прежде всего, имеющей отношение к судьбе человека, мы наблюдаем за жизнями людей на столь кратком историческом отрезке, что они почти не дают нам никакой информации о развитии человечества в целом, о том развитии, относительно которого мы знаем, что, если оно вообще существует, то будет длиться тысячелетиями. Тем не менее, давайте рассмотрим для начала, что мы можем узнать о людях, поскольку в этом случае развитие, несомненно, имеет место. Карл Юнг назвал это развитие процессом индивидуации, oдин аспект которого – бессознательное, рост, созревание и движение к смерти. На первый взгляд, это ни о чем не говорит, кроме того, что из желудя растет дуб, из теленка корова, из ребенка старик, но есть другой аспект — это индивидуация, в точном смысле слова, процесс развития сознания, который непрерывно расширяя свою систему взглядов, работает на сознательную реализацию и активное завершение подлинной фундаментальной целостности.
Она уже в раннем детстве появляется, как потенциальная целостность в форме символов в снах и фантазиях, которые проявляются снова и снова в периоды трансформации, такие как половая зрелость, период середины жизни и критический период. В первой части своей работы “Психология и Алхимия” Юнг дал подробное описание такого процесса, основанного на снах молодого человека. Он детально разъяснил символ мандалы, который неоднократно повторяется в снах, как признак целостности, стремящейся реализовать себя. Мы рассматриваем здесь целенаправленный процесс в душе, который в значительной степени независим от внешних условий.3 Сама цель здесь выражена бессознательным в символах, которые не отличимы от божественного образа . Самые важные из них – это мандала, космический божественный человек, божественный ребенок, цветок, алмазное тело или камень (lapis philosophorum), Христос, Будда, Хызр, Адам Кэдмон и дугие. Юнг говорит: «Трудно поверить, что подсознательный процесс двигает центр спиралеобразно по кругу, постепенно становясь ближе, в то время как признаки центра становятся более отчетливыми. Или, возможно, мы могли бы его поместить наоборот и сказать, что центр — сам по себе, фактически непознаваемый, — действует, как магнит на несоизмеримых материалах и процессах подсознания, и постепенно захватывает (поглощает) их как в кристаллической решетке…. действительно, кажется, как будто все личные затруднения и драматические изменения судьбы, составляющие интенсивность жизни, были не чем иными, как колебаниями, робким уклонением, почти как мелкие осложнения и мелочные оправдания за то, чтобы не стоять перед завершенностью этого странного и необъяснимого процесса кристаллизации». 4
Самые важные фазы процесса индивидуации — интеграция тени, то есть, «темной» стороны личности, которая принадлежит целостности, но отрицается или нераспознается сознанием, осознание противоположных сексуальных компонентов, которые Юнг назвал анимус (в женщине) и анима (в мужчине); и наконец, опыт Самости и взаимоотношения с Самостью, самым внутренним центром души.
Хотя, как упомянуто выше, образ цели этого процесса уже появляется в подсознании в раннем детстве, мы имеем здесь дело не с циклическим процессом, в котором конец становится началом, а скорее спирально; поскольку конец находится на более высоком уровне сознания. 5 Таким образом наряду с циклическим аспектом, имеет место прогрессивное развитие, и по крайней мере, в человеке — мы видим, что природа борется за необратимую прогрессию к расширенному сознанию. Но играет ли это роль в истории человечества? Повторяется ли это снова и снова одинаково в некоторых выдающихся людях ?
Перед нами стоят три вопроса:
1. Меньше ли неоспоримая индивидуация, скажем, Лао-Цзы, чем у современного человека?
2. Если нет, тогда увеличивается ли постепенно количество индивидуализированных людей по сравнению с более ранними периодами?
3. Меняется ли символ Самости в соответствии с линейной формой развития, в которой возможно различить эволюцию человечества, по крайней мере в смысле изменения, если не в смысле прогресса?
На первый вопрос, по моему мнению, можно только ответить с точки зрения нашего субъективного восприятия вопроса, и это будет ответ “нет”. Поскольку по самому определению, быть индивидуализированным значит быть кем-то уникальным, этот опыт не подлежит сравнению. Индивидуализация не соответствует схеме прогрессивного увеличения. С другой стороны второй и третий вопросы, как мы увидем, так близко переплетaются, что мы вынужденны считать их как один вопрос.
С этой целью, как пример, я хотел бы сфокусироваться на на особом символе Самости, то есть, на цели процесса индивидуации в людях — на символе «космического человека.»
Космос как древо Формы или Божественный Первобытный Человек
Согласно многочисленным мифам о сотворении самых различных людей, вселенная явилась результатом рассеянных частей гигантского человека. Для германских народов это было гигант Имир:
От плоти Имира — земля сотворилась
Горы — от костей его
Небеса — от черепа снежно-холодного гиганта
Волны морские — от крови его 6
В Китае первым человеком был божественный Пань Гу, который создал вселенную. Пань означает «яичная скорлупа» и «скреплять» ; Гу означает — «недостроенный»,”неосвященный”, то есть, «эмбрион». 7 Из крика Пань Гу образовались Желтая река и Янцзы; когда он дышал – дул ветер, когда он говорил-расскатывался гром, когда он оглядывался вокруг — возникала молния. Когда он умер, из его тела произошли пять священных гор Китая: от головы- Горы Тайшань на востоке; от его туловища произошла Гора Суншань в середине; его правая рука стала Хэншань (Шанси) на севере, его левая стала Хэншань (Хунань) на юге, его ноги стали Горой Хуашань на западе. Из его глаз вышли солнце и луна. Позже он переродился чудодейственным способом в целомудренную девственницу «святую мать первопричины», в мудрую носительницу культуры.
Схожее понятие можно найти в древнеиндийской традиции. Там космическим предком и первым умершим является Яма, которого позже в Упанишадах назовут Пурушей, имея ввиду «человека» или «личность»- он также изображается как космическая самость, живущая во всех вещах. 8
Согласно Ригведе (X, 19), эти четыре касты возникли из частей тела “тысячеголового» ; Пуруши, 9 и когда он был принесен в жертву богами — из разума его появилась Луна; из его глаза — Солнце; из его рта вышли Индра и Агни; из его пупа – пространство, а из его головы произошли небеса. Пуруша был тысячеголовый, тысячеглазый и тысяченогий.
Он удерживал землю, заключая ее в своем объятии и возвышался за пределами измеримого пространства. Он — все, что было и будет. Четверть его — все существа, три четверти его – это то, что бессмертно на небесах. Он — гермафродитный и сам дал рождение первой женщине, являющейся (вирадж). ‘0 «Поистине, он – внутренняя Самость всех вещей. «11
В древнем Иране Пуруше соответствовал космический гигант Гайомарт. Имя происходит от gayo — «вечная жизнь,» и maretan — «смертная человеческая жизнь.» Он — тело или семя света в добром боге Ормузде, первого царя-жреца, родившегося в космосе. В первичные времена он был погублен злым принципом – Ахриманом, и тогда восемь видов металлов “брызнули” из его тела и от золота его духовной сущности, которая упала на землю, и из его светящегося семя вырос куст ревеня, из которого произошла первая человеческая пара. 12
Вода истекает из его слез, растения — из его волос, священная корова от его правой руки, а огонь из его разума.
Прежде, чем мы продолжим дальнейшие примеры, давайте остановимся на этом вопросе — для обсуждения этого фрагмента с психологической точки зрения.
Растворение великана во вселенной или его вход во вселенную, указывает на совершенно первичный, подсознательный процесс воображения, которое приводит к возникновению состояния, на которое указывают антропологи и исследователи, как на первичное состояние человечества в индивидуальной истории. Это состояние —как в архаичном человеке, так и у ребенка любого периода — абсолютного participation mystique с окружающим миром. Юнг назвал это состояние «архаичной идентичностью.»13 В нет нет пока еще никакого сознания эго и нет никакого различия вообще между предметом и объектом, мной и Самостью — «все одно.» Если что-то индивидуальное должно когда-либо проистечь из этого начального целого, то сначала оно в подсознательном процессе воображения должно позволить всем его отдельным компонентам появиться из него, или же расствориться в них, так, чтобы потом они могли бы придти к индивидуальному осознанию, иначе они остались бы навсегда частью недифференцированного сочетания. 14 Другими словами, это подобно тому, как если бы там, в бессознательном, существовало абсолютно непостижимое начальное единство, которое распалось бы прежде, чем образовалось сознание эго в той степени, в которой благодаря этому процессу эго и другие комплексы духовной структуры человека могли бы появиться индивидуально. Намного позже это позволит им постепенно соединиться снова в сознательное единство.
Исходная архаичная идентичность – это, однако, не только то, что должно быть преодолено в ходе развития, потому что в его отрицательном аспекте кроется основа для всякого массового внушения и психического пагубного влияния; но и поскольку это также и архитипическая предпосылка для возможных социальных взаимоотношений у людей, так, как например, она нашла высшее выражение в христианской братской любви или в буддистском универсальном сострадании.15 Это — не только предпосылка для проекции, но и основа для его более сознательной формы: с одной стороны, пассивное сопереживание к другим; с другой — это активные суждения, позволяющие разграничивать себя от других. 16 Именно на этом основаны любые взвешенные и сознательные взаимоотношения, на которые только мы способны с людьми. Таким образом, архетипичный символ великана или Антропоса воплощает в себе врожденный, подсознательный потенциал, устанавливающий индивидуально связь к товарищам и к человечеству вообще. На бессознательном уровне он приводит к идентичным или инстинктивным группам солидарности; на более высоком уровне он делает возможным сложное социальное отношение к товарищам. В этом смысле Антропос также символ любви в самом широком смысле слова, то есть, взаимопонимания людей без знакомтсва. Поэтому не удивительно, что символ Антропоса часто описывается аллегорически, как «Самость» людей и даже человечества в целом.
Древо Первочеловека как древо “Самости” или Люди и Человечество в целом
Как мы уже видели, четыре касты произошли от индуистского Пуруши. В еврейской легенде Адам иногда тоже описывался как космический гигант. Он покрыл собой всю поверхность земли, а Бог собрал красную, черную, белую, и желтую пыль от четырех углов мира, чтобы образовать его. Согласно другим версиям, Адам состоял из восьми частей света. 17
Подобно индуистскому Пуруше, он также был гермафродитным, и согласно более поздней Kаббалистической традиции (Ицхака Лурии), все души людей и духи вмещались в нем. Душа Адама была «как фитиль лампы, переплетенный из многих нитей,» то есть, заплетен из шестисот тысяч душ всех существ 18
В этих интерпретациях космический первопредок появляется как символ коллективной Самости. Здесь мы имеем дело с архаичным понятием, которое встречается во многих местах. Как показал Мирча Элиаде, в наиболее примитивных мифологиях и религиях все земнoe — вид животных, орудия, и т.д — имеют свои архетипичные образы в потусторонней жизни, то же самое и у человека.20 То есть, человечество в целом имеет подобие коллективного образа первопредка в потусторонней жизни (говоря с психологической точки зрения – в коллективном бессознательном). Этот «protanthropos» в потусторонней жизни — своего рода бессознательный «дух группы,» от которого идет существование всех людей. Это значение Anthropos как коллективной души также объясняет, почему еврейская традиция Первопредка как первое проявление непостижимого Бога — Создателя — Адам Кадмон у каббалистов — не только включает в его тело десять Сефирот, но также почему его тело состоит, в известном смысле, из Десяти Заповедей Торы. В то же самое время, как говорит Гершом Шолем, он — истинная «тайна веры» или «внутреннего «я» и символ Бога, появляющегося в человеке.21 «Душа людей» или их Самости проявляется на этом уровне исключительно в религиозных традициях, и человек только связан с внутренним «я» и его Самостью, которые, еще кажется, не обладают никакими индивидуальными особенностями, только через тело в призме религиозных традиций. Они единственно выражают духовные и вечные стороны их бытия.
Индивидуальная сторона Самости, в отличие от этого, в общем остается бессознательной. Как показал Хелмут Якобсон (22), например, египтянин Древнего Царства жил полностью в пределах коллективных норм, с которыми полностью отождествлялось его сознание. Только после смерти появлялась его индивидуальность в форме так называемой Ба-птицы или в форме звезды.23 Это означает, что в те времена весь процесс развития сознания, который сегодня мы называем индивидуацией, оставался спроецированным на послесмертное состояние и существовал только как надежда на будущее, которое невозможно было принять в настоящем. Образ жизни в стандартах религиозно-коллективного, однако, не отличается от других инстинктивных моделей человеческого поведения, которые мы имеем, как представители биологического вида, как врожденный образ жизни. Именно поэтому символ Антропоса во многих мифах даже отмечен аспектами животного мира.
Животный аспект Первочеловека
Индийский Пуруша появляется, например, как жертвенная лошадь, от которой порожден мир, а иранский Гайомарт закутан в шкуру. У Пань Гу есть рога, и, согласно многим версиям, он имел голову дракона и тело змеи; 24 а Адам, согласно определенным раввинским традициям, имел хвост.
Эта животная природа первочеловека, на которую ссылаются во многих местах, конечно указывает, с одной стороны, на наше собственное происхождение и наше родство с миром животных, но также и на факт того, что первочеловек символизирует мир побуждений, стимулов и инстинктов, существующих в нас. Эта сфера нашей души, однако, никак не является чем-то простым, она выявлена, как определяет Юнг, «на примитивном уровне как сложное взаимодействие физиологических фактов, табу, обрядов, классовых отличий и племенных традиционных знаний, которые налагают с самого начала ограничивающую форму на инстинкт прелогической формы сознания, и заставляют его служить более высокой цели».25
Эта ментальная регуляторная система в мире инстинктивных потребностей играет существенную роль в религии. Однако, на более высоком уровне может случится так, что единство инстинктивной потребности с его ментальной формой разделятся на составные элементы, и потом религиозное обучение отравит ее, вместо того, чтобы упорядочить. Таким образом производится раскол, который обычно ориентирован на дальнейшее развитие сознания.
Тогда в начальной стадии, человек деградирует своей тупостью и слабой волей, и попадает в состояние конфликта со своей первоначальной природой; действительно, он даже забывает свое происхождение. Затем, в результате этого, образовывается констелляция архетипа первопредка, Антропоса, поскольку в символе «высшего человека» высшее и низшее снова соединены в Mироздании. 26 Как мы увидим, теперь это снова стало современной проблемой нашей культуры.
Принимая во внимание аспекты Протоантропоса, упомянутые до сих пор, мы отчетливо видим особенности, которые идентифицируют его как начало развития человеческого развития, начало, к которому человечество несомненно должно неоднократно возвращаться, чтобы не потерять себя, но мы не видим ничего, что могло бы указать на эволюцию человечества. Однако, у символа есть и иные особенности, которые нам теперь следует изучить.
Четвертичное строение древа Протантропоса
Как уже видно, первобытный человек часто имеет поразительную связь с цифрой четыре. Из Пурушы возникли эти четыре касты, от Пань Гу — Четыре Мировые Горы и их центр, а Адам был создан из пыли четырех или восьми углов мира 27 Адам Кадмон проявился на четырех уровнях бытия. В поздней античности и в алхимии были распространенные теории, связанные с четырьмя буквами имени Адама, которые были также связаны с Тетраграмматоном, YHVH.29 Пико делла Мирандола говорит очень красноречиво об этом Адаме:
«В человеке, с самого его рождения, Бог поместил все возможные способности к развитию и семена многих форм жизни. То, что каждый человек развивает… принесет плоды для него же: если он вырастит растительное, то он станет растением; если он разводит только животное, то он и станет животным; если он культивирует мысль, то он станет божественным существом; если он культивирует дух, то он станет ангелом и даже Божественным сыном. Однако, если, не удовлетворившись тварным, он удалится в центр единства внутри него, и тогда, един с духом Бога, в уединенной темноте Бога… он оказывается во главе всех них». 30
В определенных неапокрифических и исламских традициях Адам появляется как часть матримониальной четверичности как супруг Евы, с одной стороны, и как Адам Секандус (Второй), супругом Софии Марии (или церкви), с другой стороны.31 В символе Христа, второго Адама, четверичность появляется снова в форме тетраморфа, наподобие Креста. 32
Согласно юнгианским представлениям, четверичная структура бессознательного содержания в принципе указывает на возможность возникновения сознательного, будучи, в конце концов, архетипической основой четырех направляющих функций нашего сознания: мышления, чувства, ощущения и интуиции. С психологической точки зрения, четверичная структура первопредка тогда означала бы, что образ Антропоса содержит в себе возможность прогрессивного развития человеческого сознания, внутренней динамики, которая ведет в направлении расширенного сознания.
Это становится еще яснее в другой идее, встречающейся во многих мифах о Протоантропосе. Это мотив первочеловека, погруженного в темноту или расчлененного и его неизбежного «восстановления» и возвращения к свету.
Пань Гу после своей первой смерти возрождился заново, как носитель культуры. Пуруша продолжает жить в каждом отдельном человеке как вечный внутренний человек, и, как говорится «любой, кто знает его, освобождается от смерти и всякого разрушения». От Гайомарта ведут происхождение великие мудрецы и культурные новаторы, наставляющие человечество. И, что не менее важно, над гробом первого Адама стоит крест Христа, Адама Второго. И эта идея намного более тщательно и богато разработана до сих пор в манихействе33, у мандеев34, в гностицизме и его продолжениях, и в философии алхимии.
В этих традициях великий драматический миф изображает первочеловека Света, который идентичен Богу и пребывает в трансцендентальной плероме. Он порабощен силами зла или побежден астральными силами, архонтами, и затем падает, опускается, или «течет», в конце концов разрушаясь на тысячи частей, рассеянных в частицах материи, как искры света или как «замученная мировая душа», ожидая своего спасения. Эта работа по спасению выполняется или эмиссаром Бога или избранным человеком, и состоит из соединения рассеянных частей высшего человека, воссоединения их, и иногда вызывает их восхождение к плероме. В некотором смысле, во многом грехопадение человека света повторяет судьбу дезинтегрированного первого гиганта, но на более высоком уровне. На сей раз это больше не совершенно первично-предсознательное единство, которое спроецированно во вселенную, а скорее, намного более индивидуальный и более человеческий его аспект. Тем не менее, это все еще процесс подсознательного проецирования, хотя оно уже продвинулось намного ближе к сознанию и уже влючает в себе возможность воссоединения, то есть, возврата проекции, что становится задачей человека. Здесь, однако, взгляд алхимии отличен от официального христианского учения.
Христианское проецирование, как нам ясно дал понять Юнг, воздействует на непознанное в человеке, тогда как алхимическая проекция воздействует на материю. «В христианской проекции descensus spiritus sancti ( сошествие Святого Духа) ограничивается живым телом Избранного человека и Бога одновременно, тогда как в алхимии нисхождение осуществляется прямо в мрак неживой материи, чья низшая область, согласно неопифагорейским воззрениям, находится под властью зла.” В соответствии с этим, цель алхимика не его собственное спасение через благоволение Бога, но освобождение Бога из темноты материи. По этой причине дух, который появляется в процессе трансформации, не является «Сыном Человеческим», но filius macrocosmi камень 35
Невозможно в рамках этой статьи описать все впечатляющие характерные варианты этой драмы, которую мы можем представить только кратко в ее главных очертаниях. Для нас важно, что здесь явно проступает идея эволюции, которая соответствует развитию сознания всего человечества.
Это, однако, можно понять только как внутренний духовный процесс в индивидууме, так как каждый индивидуум всегда соотносит себя первоначально с хаотической смесью наследственных компонентов, частицей массы и самой массой , которая может достичь единства только став сознательной. Это случается частично через усилия эго, но в то же самое время влияние исходит от бессознательного центра, от Самости, которая делает эту работу возможной. 36 Это отражено мифологически тем фактом, что часто человек света, который пал в темноту, не только восстанавливает себя, но также и тех, кого он призвал, и возвращает их обратно к началу. Понятый как мифологическая идея, он означает рост к дальнейшему сознанию со стороны человечества, начиная с увеличения числа тех, кто посвящает себя своей собственной индивидуации, так как ясно, что этот процесс может происходить в данном носителе жизни, в личности.
Однако, это еще могло также быть понято исторически, как фрагмент большoго циклического процесса, если бы это не было частью развития, видимого на более чем тысячи лет, которое Юнг попытался описать в “Эоне” и в «Ответе Иову», на который мы взглянем поближе . Этот процесс отражен в трансформации символа Самости, то есть, в образе Антропоса.
Древнейшие исторически заметные религиозные системы нашей культурной сферы населены богом или богами, которые благодаря сверхчеловеческой власти над добром и злом выходят за пределы всякого человеческого измерения. Они воплощают в себе страшную тайну сотворения в виде coincidentia oppositorum (совмещения противоположностей), во власти которых полностью находятся люди, относящиеся к ним преданно и поклоняющиеся им слепо, без критики. В Среднем Царстве Египта, а также в Ветхом Завете развитие принимает такой порядок, где один из особенных людей не только воплощает Антропоса, но по сути также после смерти постепенно становится значительнее, чем многие другие боги. Тогда как, например, в древнем Египте один только бог-царь воплощал Бога солнца (Ра) и в своей послесмертной форме, Осириса-Ба, проходил через многие стадии трансформации, чтобы стать высшим Богом, в Среднем Царстве этот процесс, который демонстрирует спроецированную форму индивидуации, начал доходить до определенных титулованных лиц, окружающих короля. Наконец в поздний период, любой человек мог пройти эту посмертную трансформацию в Осириса и затем в высшего космического Бога. В поздний период это развитие приобрело ту форму, которая обнадеживала не только после смерти, но и практиковалась при жизни в мистериях Изиды-Осириса (о них нам известно из «Золотого осла» Апулея). Первоначально в иудаизме Ветхого Завета только люди вроде Давида и Иова начали страдать от всепоглощающей и аморальной проблематики противоположностей в образе Бога. Аналогично в Ветхом Завете, начал появляться миф о «человеке» или о «сыне человека», который обладал более сознательными моральными принципами, чем Яхве. По мнению Юнга, это — «искупитель», которого призывал Иов: «…к Богу слезит око мое. О, если бы человек мог иметь состояние с Богом, как сын человеческий с ближним своим». Этот «искупитель» был никем иным, как мудростью Бога, Софией, которая в более поздних писаниях Ветхого Завета появилась, как женская персонификация архетипа Антропоса.
Благодаря ее посредничеству был создан новый Богочеловек на земле, воплощенный в историческую личность Христа. Правда, он воплощал первоначально добродетельную сторону Бога, в то время, как темная сторона Бога, сатана, «упал камнем с неба” и появился перед Христом в роли антагониста. Таким образом в христианстве Антропос был инкарнирован впервые в исключительную историческую личность; и в то же самое время в связи с этим процессом воплощения было утверждено, что он расспространится до других людей благодаря непрерывному влиянию Святого Духа. Действительно с этого момента Христос был также признан «внутренней личностью» в других людях. Кроме того, архетипичная идея, в силу чего Антропос воплощает душу народа, также появилась в христианстве в представлении церкви, являющейся Телом Христовым.
Однако, во втором тысячелетии, действие символа Антропоса Христа ослабело, потому что он содержал только светлую и сознательную сторону целостности, хотя Бог очевидно стремился стать человеком в своей полноте. Так как только светлый аспект Бога был инкарнирован в Христе, уже в раннем христианстве появилось ожидание энантиодромии в виде пришествия Антихриста, которое произойдет по мнению астрологов в конце эпохи Рыб, то есть, в текущей эре. Это наступление темноты изображено в Апокалипсисе так, что кажется описанием нашего времени. Однако, после начала периода общего разрушения, автор Откровения увидел нового человека, ребенка, рожденного женщиной, «на главе ее венец из двенадцати звезд». Юнг считал, что это, в конечном счете, действительно символ унифицированной природы, который характеризует процесс индивидуации, как абсолютную гуманизацию Бога в эмпирическом человеке 37 Как говорил Юнг: «Тот высший и совершенный (teleios) человек зачат неизвестным отцом и рожден Мудростью, это тот , который выступает в облике puer aeternus — vultu mutabilis Альбус и ater (изменчивого вида – и белого, и черного,» Гораций, Послания, II, 2) — который представляет трансцедентную в отношении сознания целостность.» 38 Этому облику filius sapientiae (сына премудрости), предсказанному автором Апокалипсиса, герметическая философия и алхимическая теория придавали тысячи форм в своем символизме, проецированном в материю. Это было их главным интересом. Появление Христа произошло, как если бы высшее, духовное, мужское вошло в низкое, земное, женское, и соответственно, компенсаторно, женский (низший) принцип приспособил мужской(высший) и произвел Сына — не антитезу Христа, а его хтонического двойника.
В этом отражена целительная тенденция, которая стремится к разрешению конфликта нашего современного мира и к излечиванию нашего излишне одностороннего предыскажения в сознании с помощью восстановления моста к естесственным корням подсознательного и, следовательно, к исследовательскому явлению индивидуации. Сон современного художника-графика дает пример того, насколько далеким стал образ дикого, всеобъемлющего Антропоса в наше время от общепризнанной фигуры Христа.
Во сне он идет в католическую церковь. (Сам он — протестант, но он часто посещает Католические церкви из эстетического интереса.) Служба только началась, таким образом, он осторожно садится в задних рядах церкви. Тогда входит человек, просто одетый, выглядящий как бродяга, таинственно-странный, и садится спокойно рядом со сновидцем. Несмотря на его нерасполагающее качество, он так или иначе сверхъестественен; и внезапно сновидец осознает с глубоким душевным волнением, что это — Христос. Он поворачивается к нему, но незнакомец прикладывает палец к губам и улыбается. Тогда сновидец представляет себе, с каким шоком и скептицизмом молящаяся паства и священник отреагируют, если он скажет им, что Христос здесь.
Поэтому он остается спокойным и улыбается “незнакомцу” в знак тайного соглашения.
Этот сон показывает, как Антропос совокуплен сегодня в образе Самости— в тайне индивидуума: любой контакт с коллективным содержанием был бы вреден для него. Даже имя Христос, которое получено из языка коллективного, обманчивое, потому что оно привел к коллективным сознательным ассоциациям. Скорее это «незнакомый друг» человека, который рядом, только намекая на то, что он – тот самый, которому при других обстоятельствах поклоняются, как «Христу».
Сон сорокапятилетней женщины показывает подобное же стечение обстоятельств. Она увидела сон, что в темноте вечера вошла в свой дом отдохнуть. Зал был слабо освещен и полностью пуст, только на каменном полу была сваленная в кучу солома, и на ней фигура мужского пола, он был среднего возраста, одет, как бродяга. С глубоким волнением она поняла, что это был «Христос». Но его тело не было сделано из плоти и крови, а из ярко светящегося яркого, раскаленного металла. Он сказал: «Вы могли бы сделать мне одолжение,если б взяли чашу с водой и вылили на меня, чтобы притушить мое сияние». Она это сделала, вода испарилась с шипением и тело превратилось в темный металл, не потеряв своей гибкости. Незнакомец улыбнулся и сказал мягко: «Спасибо.»
Это фигура — прямая аналогия с Меркурием алхимиков, дух, исходящий из земли, который ярко блистая и жарко пылая, был тяжелее металла и легче воздуха. 39 Этой фигуре необходимо оставаться скрытой и ослабить свою яркость — другими словами, остаться тайной человека, то есть, по мере возможности, быть невидимой внешнему миру.
Сегодня этот архетип констеллирован в коллективном бессознательном до такой степени, что его непризнание приводит к самым странным видам зависимости и проекции. Нацизм уже был своего рода подсознательной и, следовательно, пагубно ошибочной попыткой в реализации этого содержания; теперь тот же самый архетип преследует незаметные позиции движения, кажущегося разумным и маскируясь под видом экономической теории, известной нам, как марксизм. Мало того, что это движение процветает в эсхтологическом предвкушении государства мира, осуществимого на земле, но архетипичный Антропос появляется в своей теории, спроецированный на группу, так называемый «революционный класс». Как Роберт Такер доказывал — 40 Карлом Марксом, на самом деле, завладел религиозный миф: он видел раскол человеческого общества на собственников и неимущих рабочих. Первые живут в состоянии самоотчуждения, но победа последних означает отвоевывание Самости 41
Человечество лишило себя добычи владений, и поэтому для Маркса революция — высший акт самореализации человечества, посредством которого она может освободить и возвратиться к «естественному человеку», уже идеализированному Руссо 42 В свете того, что мы до сих пор говорили, для нас не трудно признать миф грехопадения человека света /Антропоса, который должен быть освобожден из рук агнозии (бессознательного состояния), архонтов и зла земных сил, изображение которых спроектировано сегодня на капиталистов, контрреволюционеров, империалистов, и ревизионистов. «Для Маркса», — говорит Такер, — «мировая революция коммунистов — своего рода сильное самоизменение со стороны человека, в котором человек положил конец своему отчуждению, восстанавливает свою потерянную гармонию, и осознает себя, как человека.
Такер справедливо видит в этом проецирование внутренней проблемы на внешнее общество. Целью, согласно Марксу, является «полное неотъемлемое единство человека с природой, истинное восстановление природы,реализованный натурализм человека и гуманизм природы. «44 В Маоизме это обнаруживается более ясно. Среди “высказываний Мао» мы находим: «Рабочий класс является самым дальновидным (то есть, наиболее сознательным) и самым самоотверженным; ему принадленжит неограниченная творческая сила». 45 Другими словами, это средство проецирования человека света/Антропоса, и даже разделения в нем на четыре, так как известно, что революционный класс, призванный спасти мир, состоит из четырех элементов: рабочих, крестьян, солдат и молодой интеллигенции, которая, как всегда бывает с четвертым элементом, слабо соответствует остальным.46
С психологической точки зрения вот что мы имеем — регрессивное восстановление того исконного состояния, в котором Антропос представляет еще раз исключительно группу Самости, как когда-то было с первобытными людьми, и в которой эта Самость полностью идентична коллективным нормам. Поскольку мы живем во времена невротической диссоциации, целительный символ Антропоса сгруппирован в бессознательном, однако, когда мы индивидуально не становимся сознательными к нему, снова и снова порождаются виды архаичного проецирования мифа во внешнем мире, у которого не может быть никакого другого итога, чем борьба за освобождениеАнтропоса от темных сил, тоже спроецированных на внешний мир— и это может привести только к войне. Но даже за этим искажением мы можем уловить проблеск реального прогресса, к которому стремится природа, то есть, к как можно более широкой потенциальности индивидуации, к осознанию человеческой целостности на индивидуальном уровне.
Сначала это было прерогативой индивидуумов, но постепенно это стало всеобщим свойством всего социального уровня; и в Христианстве это было расширено далее и далее как идея «внутреннего Христа.» Но сегодня, заметно происходит расширение символа полного «внутреннего Антропоса» у всех людей. Насколько я вижу, такова цель, к которой стремится возмущение в коллективном бессознательном, хотя, возможно, потребуется много неудач и страданий прежде, чем его содержание станет осознаным нами.
Смотря на вещи на этой основе и в исторических рамках, можно сказать, хотя и осторожно: во-первых, человечество еще не достигло уровня своей собственной подсознательной архетипической модели существования — мы все еще в начале нашего возможного развития сознания, а это, так или иначе, очень медленное, охватывающее столетия движение человеческого развития, стремящегося реализоваться из бессознательного. Но представляет ли этот процесс действительно качественное развитие или, как полагают индийцы, протекает ли он циклически тысячами лет, то есть представляет ли он процветание и затухание и еще раз процветание того же самого исконного образа, я не смею сказать. Только могу сказать, что, я верю в первое. Это соответствует западному экстравертному взгляду, тогда как для людей Востока статическое мировоззрение кажется выносимым. Сама по себе идея проецирования значения внутрь или наружу не является важной.Человеческое существование имеет огромную важность для нас духовно, обнаружено ли оно внутри или снаружи или в комбинации того и другого. 47 Как признает Юнг, “единственный смысл человеческого существования состоит в том, чтобы «зажечь свет во тьме примитивного бытия»,48 то есть, создать сознание. Человек запада пытается найти этот смысл больше во внешнем мире, в истории. Восточный человек, напротив, обнаруживает его внутри себя, заключает его в себе. С учетом этого, в заключении я хотела бы добавить еще несколько слов о коротком историческом отрезке развития, доступном для обозрения на Западе. В сравнительно многих мифах об Антропосе, опустившемся или рассеявшемся в материи, только женская часть гермафродитного первопредка упала в тьму 49
У нас есть известный миф гностика Симона Мага о Софии, заключенной в преисподней и оставленную там скитаться, астральными правителями, которых она сама создала. Для секты офитов она, в виде женского святого духа, принадлежала к небесной троице первого человека и человеческого сына; однако, она была неспособна получить полноту света от этих двоих. Тогда, падая налево «легкой росой», она стала Софией-Пруникос, потерянной в глубине вод. Позже, вернувшись к высотам, она смогла спастись. Однако плод ее падения, ее сын, творец зла, демонический Ялдабаоф, остался внизу. Мы также находим Софию в системе Валентина, которая была оставлена в низшем мире тьмы и пытается вернуться вверх, к свету исконного отца. От ее страсти возникла материя, от ее возвращения — душа; и в очищенном состоянии она наконец родила пневматическое (духовное) существо. В Каббале этот миф соответствует идее изгнания Шехины.50
В большинстве Гностических учений фундаментальным злом, которое противостоит принципу Антропоса-Софии, является агнозис, бессознательное состояние, от которого спасением может быть только гнозис, то есть, внутреннее эмпирическое постижение.
Везде, где женский аспект символа Самости был потерян проецированием, это указывает духовно на тот факт, что в коллективном сознании принцип мужского логоса стал превалировать односторонне, за счет Эроса, относительно чувства. В результате этого анима в мужчинах, а также сознательное эго многих женщин, рискует стать потерянной в бессознательной эмоциональности. Юнг говорил: «Духовное направление к сознанию теряет свою связь с действительностью и деградирует в простой интеллектуализм. Оно становится жестоким, высокомерным и деспотичным, и оставляет женский принцип в агнозисе, в бессознательном».51 Так происходит полный раскол. Мир света не затенит своего сияния, а мир тьмы не желает оставлять потакания эмоциям. 52 Первоначальная целостность, однако, остается чрезвычайно желанной, и по этой причине бессознательное порождает символы целостности в необыкновенном количестве.
Этот женский аспект Антропоса также стремится сегодня протолкнуть свой путь в свет в неузнанной и поэтому архаичной, и частично искаженной, коллективной форме. Так, французский поэт Элуард, друг Пикассо, восхваляет триумф коммунизма, мира, которого он жаждет, как эру любви.
Etre unis, c’est le bout du monde le coeur de
I’homme s’agrandit le bout du monde s’approche. . . .
Nous prendrons jour malgre la nuit
Nous oublierons nos ennemis
La victoire est eblouissante
Nous avons penetre le feu
Ilfaut qu’il nous soil la sante
Nous nous levons comme les bles
Et nous ensemenfons I’amour!53
Но в то же самое время здесь снова вся драма спроецирована на нечто внешнее — тот же самый Элюар дал следующий ответ на ремарку друга, на то, что нужно превратить свою жизнь в шедевр: «Нет, в шедевр нужно превращать жизнь других. «54 Какое заблуждение так называемой любви, которую он так высоко восхвалял! Это же чистое насилие!
И все же за архетипичной идеей, описанной вначале, стоит идея эмоционального согласия между народами и объединения всего человечества хотя и в регрессивной первичной форме «архаичной идентичности». С особенной ясностью это видно в движении хиппи, в бунте студентов, в Красной Гвардии ( у Хунвэйбинов) в Китае и в аналогичных всплесках молодежного восстания: ими завладел архетип puer aeternus “вечного мальчика”, алхимического Меркурия или апокалиптической мудрости(apocalyptic sapientiae), 55 они почитают чистую эмоцию, иногда изображают культуру чувств через музыку, цветы, и так далее. Они не хотят быть “припертыми к стене” никакой самой разумной аналитической целью, и их связывает вместе не столько идея, как мощное душевное волнение, в котором они чувствуют себя едины с первичным образом Антропоса, не без сопутствующего побочного эффекта гордыни с его опасными последствиями. Интересно, этот разлом в человеческом мире проходит не по линии “железного занавеса”, а прямо через него. Это приводит к кресту в форме двух трещин вместо комбинации из четырех частей, соответствующей целостности. И как указывает Юнг, 56 человечество сегодня приближается к состоянию либо трудно управляемого хаоса, либо к полностью аморфной массе. Единственный способ справиться с этим — это внутренняя консолидация человека, которая может защитить его от ассимиляции в массу.
Однако, если эта внутренняя консолидация человека не будет достигнута сознательно, то она разовьется спонтанно в форму невероятно враждебного ожесточения по отношению к другим людям. Это видно сегодня в усиливающейся тенденции к актам насилия, которые можно увидеть повсюду. Однако, здесь душа, «которая живет только человеческими отношениями», теряется. Как Юнг указывал, душа «не будет целостна в индивидууме, пока связана с другим индивидуумом. Несвязанный человек испытывает недостаток в целостности, поскольку он может достигнуть цельности только через душу, а душа не может существовать без своей другой стороны, которая всегда находится в ‘ты’ «.57 По этой причине, индивидуация не означает какой-то эгоцентричной изоляции, а напротив, она создает предпосылку для подлинной связанности и устойчивой социальной позиции. Но сегодня, когда мы находимся в конце, по крайней мере, пятитысячелетнего развития сознания, должны ли мы предпринимать шаги назад в первобытное состояние? И разовьется ли Самость человечества далее в сознании человека? Я не знаю. Единственная вещь, которая кажется бесспорной сегодня, состоит в том, что сегодня этот архетип пытается проявиться во многих людях и что теперь все зависит от того, сколько из них будет в состоянии понять это проявление сознательно и предпримут ли они усилия для своей собственной индивидуации, то есть, для освобождения homo altus (старца), великого внутреннего человека.
Дорогие друзья. Если вас заинтересовал фрагмент из этой книги, мы рады вам сообщить что вы можете купить всю книгу в нашем магазине. Просто перейдите по ссылке https://castalia.ru/magazin/yungianskaya-psikhologiya/product/view/18/254.html и оформите заказ.
Примечания
1. С G.Jung, cw 12.
2. Cf. also С G. Jung, «Concerning Mandala Symbolism,» ш cw 9Л, pp. 355-85.
3. Jung, Psychology and Alchemy, cw 12, para. 4, pp. 4f.
4. Ibid., pp. 217f.
5. Cf. Jung, Aion, cw 12, para. 34, pp. 43f.
6. Die Edda, trans, von Genzmer (Jena, 1933), p. 86.
7. Cf. H. Maspero, Le Taoisme (Pans, 1950), p. 109; and H. Koestler, Symbolic des chinesischen Universismus (Symbolism of Chinese Uni-versalism) (Stuttgart, 1958), p. 40. For further references, see C. G. Jung, Mysterium Coniunctionis, cw 14, para. 573, pp. 399T.
8. Brhadaranyafya-Upanishad 1.4.3; Katha-Upanishad 1.2.25; and Mun-da\\a-Upanishad 2.1.
9. Cf. H. Guntert, Der arische Weltenkpnig und Heiland (The Aryan Cosmic King and Savior) (Halle an der Saale, 1923), p. 320.
10. Cf. further parallels to this motif from Cochin China, Ceylon, Japan, and Egypt (Sarapis), ibid., p. 331.
11. Mundaka-Upanishadl.l.
12. Cf. S. Hartmann, Gayomart, Etude sur le syncretisme de I’ancien Iran (Gayomart, Study on the Syncretism of Ancient Iran) (Uppsala, 1953); and Henry Corbin, «Terre celeste et corps de resurrection» (Celestial Earth and Body of Resurrection), in Eranos-Jahrbuch XXII (1953), pp. 150f. See further R. Reitzenstein and H. Schaeder, Studien гит antigen Synkretismus aus Iran und Gnechenland (Studies in Ancient Syncretism from Iran and Greece). (Darmstadt: reprint, 1965), passim.
13. Jung, Psychological Types, cw 6, in the definitions under «Identity.»
14. Cf. Jung, Mysterium Coniunctionis, cw 14, paras. 593ff, pp. 4 Off.
15. Cf. Jung, Psychological Types, pp. 44If.
16. Ibid., under «Projection,» pp. 457f. При паранойе акты суждения доминируют таким односторонним образом, что это приводит к разрыву всяких отношений.
17. Cf. A. Wunsche, Schopfung und Stindenfall des ersten Menschenpaares (The Creation and Fall into Sin of the First Human Couple) (Leipzig, 1906), pp. 8f; and H. Guntert, Der arische Weltenkpnig, p. 328.
18. A. Wunsche, Schopfung und Stindenfall, p. 13.
19. Cf. Jung, Mysterium Coniunctionis, paras. 593ff, pp. 413ff, и другие данные здесь ссылки.
20. Интересно, что Элиаде упустил пример Адама.
21. Cf. G. Scholem, Zur Kabbah und ihrer Symbolic (The Kabbalah and Its Symbolism) (Zurich, 1960), pp. 172f., 140, 150.
22. H. K. Jakobsohn, «Das Gegensatzproblem im Altaegyptischen My-thos,» in Studien zur Analytischen Psychologie C. G. Jungs (The Problem of Opposites in Ancient Egyptian Myth) (Zurich, 1955), vol. 2, pp. 171ff.
23. Cf. H. Jakobsohn, «The Dialogue of a World-Weary Man with his Ba,» in H. Jacobsohn, M-L. von Franz, and Siegmund-Hurwitz, Timeless Documents of the Soul (Evanston, 111.: Northwestern University Press, 1968).
24. Cf. Jung, Mysterium Coniunctionis, para. 573, pp. 399f.
25. Ibid., pp. 417f.
26. Ibid., pp. 418f.
27. A. Wunsche, Schopfung und Sundenfall, pp. 8, 9.
28. E. Muller, Der Sohar (Zurich, 1959); and G. Scholem, Zur Kabbala und ihrer Symbolic, pp. 54f: «Число костей Антропоса соответствует дням года и «двум сотням и сорока восьми органам», числу заповедей Торы».
29. Jung, Psychology and Alchemy, p. 363; and Mysterium Coniunctionis, para. 619, pp. 429f.
30. Opp. Basileae 1601, vol. 1, p. 201, cited in A. Wunsche, Schopfung und Sundenfall, pp. 19f. «Nascenti homini omniferaria semina et omnigenae vitae germina indidit Pater: quae quisque excoluerit, ilia adolescent et fructus ferent in illo si vegetalia, planta fiet, si sensu-alia, obbrutescet, si rationalia, caeleste evadet animal, si intellectu-alia, angelus erit et Dei filius. Et si nulla creaturarum sorte contentus in unitatis centrum suae se receperit, unus cum Deo spir-itus factus, in solitaria Patris caligine, qui est super omnia constitu-tus, omnibus antestabit. . . .»
31. H. Corbin, L’imagination creatrice dans le soufisme d’lbn Arabi (Creative Imagination in the Sufism of Ibn Arabi) (Paris, 1958), pp. 123f.
32. Jung, Psychology and Alchemy, para. 457, pp. 368-70.
33. Cf. G. Quispel, «Der gnostische Anthropos und die jiidische Tradition» (The Gnostic Anthropos and the Jewish Tradition), Eranos Jahr-buch, vol. 22 (1953), pp. 230ff., 197ff.
34. Cf. E. S. Drower, The Secret Adam (Oxford, 1960), passim.
35. Cf. Jung, Psychology and Alchemy, para. 413, p. 304, and para. 26, pp. 23f.
36. Cf. in this connection, ibid., para. 34, pp. 28f.
37. Cf. Jung, «Answer to Job,» Psychology and Religion, cw 11, p. 455.
38. Ibid., p. 457.
39. Cf. «Flying Saucers: A Modern Myth,» in Civilization in Transition, cw 10, para. 727.
40. R. Tucker, Karl Max: Die Entwicklung seines Den\\ens von der Philo-sophie zum Mythos (Karl Marx: The Development of His Thought from Philosophy to Myth) (Munich, 1983).
41. Ibid., p. 195.
42. Ibid., p. 196; cf. also K. Marko, Evolution wider Willen (Reluctant Revolution) (Vienna, 1968), pp. 27-29, and the other literature referred to there.
43. Tucker, Karl Marx, p. 201.
44. Marx/Engels, Historisch-kritisch Gesamtausgabe (Critical-Historical Complete Edition), first section, vol. 5, p. 116, cited in Tucker, Karl Marx, p. 207.
45. Worte des Vorsitzenden Mao Tse-Tung (Sayings of Chairman Mao tse-tung), (Peking, 2nd ed., 1967), pp. 48, 140.
46. Cf. Peking Rundschau, no. 34, 27 August 1968, pp. 17f.
47. Jung, Memories, Dreams, Reflections, p. 317.
48. Ibid., p. 326.
49. Cf. H. Jonas, Gnosis und spatantiker Geist (Gnosis and the Spirit of Late Antiquity) (Gottingen, 2nd ed., 1964), vol. 1, pp. 351ff.
50. Cf. Scholem, Zur Kabbala und ihrer Symbolik, p. 144.
51. Jung, Alchemical Studies, cw 13, para. 455, pp. 335f.
52. Ibid., para. 456, p. 337.
53. «Les hommes sont faits pour s’entendre, pour se comprendre, pour s’aimer» (Люди созданы быть в гармонии друг с другом, понимать друг друга, любить друг друга) in P. Eluard, eds. L. Parrot and J. Marcenac (Paris, 1964), p. 184. Дословный перевод стихотворения: «Единство – конец мира / сердце человеческое становится больше / конец мира близко … Мы примем свет вместо ночи / Мы забудем наших врагов / Победа ослепительна / Мы вошли в огонь / Там будет наше здоровье / Мы поднимемся, как стебли злаков / И мы сеем семя любви!»
54. Ibid., pp. 187f.
55. Cf. Marie-Louise von Franz, «Uber religiose Hintergrunde des Puer-Aeternus Problems» (Religious Background of the Puer Ae-ternus Problem) in Der Archetyp (Basel, New York, 1964), pp. 141 ff.
56. Jung, «Psychology of the Transference,» in The Practice of Psychotherapy, cw 16, para. 443, p. 232.
57. Ibid., para. 454, p. 244.
Пер Марина Мкртчян