«Машина – победитель человека»…

Размышления, навеянные просмотром фильма «Тетсуо» неизвестного мне японского режиссера.

Идея этой статьи достаточно давно носилась в воздухе, но обрела форму лишь после того, как я пересмотрел «Тетсуо» неизвестного мне японского режиссера. Пожалуй, этот фильм можно назвать одним из самых точных и проницательных диагнозов современного состояния человечества.

Сюжет фильма – превращение человека в некую железную машину, которую с некоторой долей допущения можно назвать «роботом». Существо получает от этого процесса удовольствие-боль, которые чередуются с завидным постоянством, перехода на следующий технический уровень.

Не обошлось, конечно, и без клубнички. Хотя сия клубничка весьма специфична и больше напоминает запись из машиностроительного цеха: например, вместо фаллоса – бурильный аппарат, наперевес с которым герой преследует свою жертву, коя, впрочем, не лучше, а женский язычок, облизывающий огурец, почему-то выдает скрежет металла.

«Тетсуо» явно выполнен в эстектике Гигера, и это влияние трудно не заметить. Три основных слагаемых Гигера давно известны — тлен, похоть и машиностроение. В отличие от первых двух, органично вплетенных в ткань бытия, третье в данном контексте несколько настораживает, если не сказать больше.

Следовало бы спросить, о чем, собственно, фильм и каково его послание? И почему современная эротика все больше напоминает металлургический цех, чем альков? Сии вопросы далеко не так бессмысленны, как может показаться, если мы имеем смелость выходить за пределы шаблонов, по которым система пытается программировать наше мышление.

Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, следовало бы проанализировать машину, робота, как символ, что далеко не просто. В традиционной мифологии мы не встретим ни одного примера битвы человека с техникой в силу того, что техника появилась не так давно. Единственной отдаленной аналогией этому паттерну является миф о Големе, но даже здесь мы найдем немало отличий.

Некоторого успеха мы можем достичь, если будем рассматривать образ восставших машин как некую современную аллегорию демонического. Образ роботов-убийц плотно занял место классической демонологии. И здесь нам открывается интересное различие. Демоны прошлого практически всегда имели животные или даже растительные черты. Символизм животного достаточно очевиден: опасность возвращения к предыдущей фазе эволюции, утрата логоса в животном тепле. Открытия прямой эволюционной цепочки от животного к человеку, преломленное сквозь философию Тейара Де Шардена, позволяет нам делать свои выводы. Сознание, выплавляемое огнем и льдом, – слишком хрупкий дар богов, и стоит ненадолго утратить связь с сакральным источником – точкой холодного огня, достаточно легко скатиться к животному состоянию, неспособному к простейшей рефлексии.

С начала двадцатого века образ восставшего робота плотно занимает место демонического в коллективном бессознательном. Все началось с небольшой новеллы Чапека «Робот», в которой роботы, созданные с целью обслуживать человека, восстают против него и разрушают цивилизацию. Если кто не знает, само название «робот» прижилось в языках многих народов именно с легкой руки Чапека.

Социальная аллегория этого небольшого, но знакового рассказа, написанного в пик революций, очевидна, но, сам о том не подозревая, Чапек создает совершенно новый архетип. Позднее к теме восстания машин возвращается Альфред Хичкок в своем уже ставшем классикой ужасов шедевре … В этом фильме очень показателен финал: вместо уничтожения человечества машины используют завоеванных людей как прислугу, которая должна лечить (то есть чинить) и кормить (то есть заправлять бензином)…

Уже в новейшее время эта концепция человека как придатка к машине была блестяще реализована на новом технологическом уровне в «Матрице», о символизме которой была написана отдельная статья.

«Машина – победитель человека»… Эти пророческие слова Максимильян Волошин, поэт и мистик Серебряного века, произнес задолго до появления новеллы Чапека … и «Матрицы». Потому нельзя не поразиться мифологической проницательности великого символиста, предпочитавшего всю жизнь «стоять над схваткой».

Согласно Волошину, бунт машин уже произошел и человек давно стал «рабом своих же гнусных тварей». Думаю, что на тот момент этот взгляд был не лишен поэтического преувеличения, однако с каждым десятилетием он становится все более актуален, ибо машины захватывают все новые рубежи, а человек оказывается все более механистичен.

«Тетсуо» демонстрирует слом еще одного рубежа, различия между человеком и машиной — сексуальность. Буровая установка вместо фаллоса – самый точный символ гипертрофированного «комплекса мачо», которым страдает большинство современных мужчин, а жутковатый скрежет языка об огурец – мертвенный блеск феминисткой неополиткорректности.

Следует задаться вопросом: насколько правомерна подобная параллель? В самом деле, не является ли машинная эротика лишь способом пощекотать нервы пресыщенному зрителю?

Боюсь, что не все так просто. Любой символ появляется тогда, когда в коллективном бессознательном создалась тенденция для его проявления, и любое порождение сознания, будь то религиозное учение или пошлый анекдот, в одинаковой степени может быть исследовано безжалостным скальпелем аналитической психологии. Идея восстания машин венчается странным синтезем человека и машины и, в конечном итоге, превращения человека в машину. Современная цивилизация подобна механизму, поэтому неудивительно, что отдельные элементы с каждым поколением все больше становятся механистичными и омертвелыми. Некрофилия торжествует над биофилией, и «Тетсуо» вместе с шедеврами Гигера есть кричащий симптом вырождения.

К сожалению, человечество либо принимает диагноз за рецепт, как делают фанатичные сторонники образности Гигера, либо, становясь в позу моралиста, начинает преследовать симптом, вместо того, чтобы обратить внимание на саму болезнь. Еще современник Волошина Петр Успенский говорил, что большинство людей подобно мыслящим автоматам. И с каждым десятилетием система, использующая искру логоса в качестве искры зажигания в автомате, становится все более изощренной, и индивидуалистам, противящимся превращению в «как все», то есть в машину, требуется все больше сил для сопротивления.

Есть ли выход? Есть. Это долгий, самостоятельный путь в глубины себя к источнику, восхождение по древу жизни или, иначе говоря, Магия. С первых шагов магической работы каждый из нас испытывал всю тяжесть сопротивления механической структуры ложного я и внешних условий, не желающей уступать свои позиции. И, чтобы победить, нужен не порыв, не вспышка, но долгая и планомерная духовная практика восстановления и оживления. Иначе говоря, внутренняя партизанская война…Как у Германа Гессе: «Готовьтесь к битвам!». И в третьей главе Книги Закона нам даны надежные доспехи, которые хранят нас в этой битве.