«Матрица»: попытка истолкования
Постоянные читатели, знающие мои эстетические предпочтения, скорей всего удивятся моему обращению к анализу этого нашумевшего голливудского блокбастера. С чего вдруг мне, ценителю европейского элитного кинематографа, обращаться к анализу американского фильма, тем более, что Голливуд для нас является символом всей той скверны, которая заполнила мир своей двухмерной инфантильной эстетикой.
И правда, на первый и неискушенный взгляд, «Матрица» ничем не выделяется из своего ряда – те же бесконечные погони и перестрелки, те же умопомрачительные компьютерные спецэффекты, рассчитанные на падкого на глянец зрителя, тот же супергерой, борющийся с силами зла. Одним словом, вроде бы в «Матрице» нет ничего, что могло бы привлечь внимание истинного интеллектуала и мятежника. Да, краем пущена буддистская идея иллюзорности мира, но право же – на эту тему были сняты гораздо более стильные ленты, взять хотя бы «Нирвану» или «Открой глаза».
Тем не менее, «Матрица» вызвала ажиотаж не только в массах, но и в интеллектуальных кругах, на некоторое время став одним из самых обсуждаемых фильмов как среди плебса, так и среди интеллектуалов. Например, в одном из европейских городов собиралась конференция профессоров «По проблемам, поднятым «Матрицей»». Мне очень бы хотелось узнать, в каком ракурсе обсуждались эти темы, но, к сожалению, все материалы на эту тему исключительно на английском.
Точно так же и в России интеллектуальные круги резко разделились на две противостоящие группы – одни не желали признавать «Матрицу» как-либо достойной внимания, тогда как другие видели в ней чуть ли не притчу и новое кибернетическое евангелие эры водолея (то, что эру водолея правильно называть Эоном Гора, не знает даже абсолютное большинство интеллектуалов). Нежелание первых вникать в суть аллегорий по-человечески понятно – в нынешней ситуации, чтобы выжить, приходится вырабатывать мощнейшие системы защиты, которые моментально отсекают все, что связано с «Голливудом», но, тем не менее, правы оказываются вторые.
Огорчает только одно – большинство из этих вторых не спешат серьезно осмыслить аллегории и символы «нового евангелия». Иногда, читая отзывы, возникает чувство, что всех конкретно прибило на одной идее нереальности мира, которая неожиданно, ко всеобщему умилению, оказалась высказана современным языком компьютерного века. Но попытка сводить сложную и многоуровневую символику трилогии к щенячьему восторгу по поводу замены устаревшего слова «майя» на современное «матрица» выглядит несколько смешно. Вызывает усмешку и другой штамп относительно христианских параллелей, которые, при внимательном рассмотрении, рассыпаются в прах. Впрочем, эта тема будет рассмотрена ниже.
Оригинальных прочтений действительно не так много, и в этом отношении даже порадовал наш вечный противник диакон Кураев, определивший «Матрицу» как «фильм глубоко религиозный, однако чуждый православию, гностически религиозный». В кои-то веки мы практически согласны с диаконом, разумеется, в обратной полярности – фильм действительно гностический, действительно чуждый православию, но что для православного – смерть, для нас – лучшее лакомство.
И дело тут не в идее иллюзорности мира, а в гораздо более тонких аллегориях, которые позволяют осмыслить «Матрицу» гностически. Давайте рассмотрим один, весьма характерный эпизод первой части. Итак, агенты держат Морфея в плену в своем штабе. Агент Смит рассказывает Морфею, что первая матрица, которую создали машины для порабощения людей, была «идеальным людским миром, где не было страданий, где все были счастливы». Но эта матрица была взломана, и урожай был потерян. Нетрудно провести очевидную параллель с мифом об эдемском рае. Однако этот миф здесь осмысляется гностически – райское состояние идентифицируется как иллюзия, и взлом этой программы оказывается подвигом, что полностью противоречит христианскому видению, но полностью соответствует гностическому.
Чуть позже мы видим еще одну гностическую аллюзию. Агент матрицы, который, до определенной точки, символизирует её власть, сам ненавидит матрицу и желает быть от неё свободным. Это представление о слепом, ревнивом и деспотичном Божестве полностью соответствует гностическому видению Иалдабаофа.
На мой взгляд, «Матрица» отличается от всего голливудского продукта принципиально, даже полностью враждебна ему. В этом отношении братьев Вачевски можно сравнить с гениальными хакерами, которые создали вирус, способный проникнуть в самое сердце корпорации под названием «Иалдабаоф» и несколько подпортить работу этой функционирующей, как часы, системы. Система распознает вирус как часть себя, поскольку внешне он полностью в неё встраивается, точно так же он остается незамеченным и некоторой, весьма большой группой интеллектуалов, изолированных в своей проекции. И вот итог – вирус выходит на массы, потенциально включая потенциальную готовность к духовному мятежу. Вирус прошел, и то, что не произошло никаких внешних изменений на плане социума, вовсе не говорит о поражении миссии – впереди зима, но весной, примерно через пять сотен лет, наши потомки будут пожинать плоды. К тому времени и фильм, и режиссер будут забыты, и только наиболее мистически настроенные исторические психологи будут скрупулезно исследовать символический путь от человека к сверхчеловеку, одной из крупинок которых является «Матрица». Перспектива, конечно, утопичная, да и не особо утешительная, ибо в любом случае нас это не особо касается, и мы находимся в начале эпохи, которую Кроули называл «темными веками», а Гессе — «фельетонной эпохой».
Чтобы понять символику «Матрицы», давайте вернемся примерно на шестьдесят лет назад, когда Карл Юнг писал свою последнюю книгу – исповедь «Воспоминания, сновидения, размышления». В одной из глав он обратил внимание на актуальные тенденции, проводя параллель с ситуацией древнего Рима:
«В те времена вездесущая, всеподавляющая римская держава, олицетворенная божественным цезарем, сотворила мир, в котором не только бесчисленные личности, но и целые народы были насильственно лишены культурной и духовной независимости. Ныне личности и культуры столкнулись с похожей угрозой – угрозой быть поглощенными безликой массой. Именно потому, во многих местах подымается волна надежды на повторное появление Христа; рождается даже визионерский слух, выражающий ожидание искупления. Форма, в которой воплотился этот слух, не имеет параллелей в прошлом; это типичное порождение «технического века». Я имею в виду получивший всемирное распространение феномен неопознанных летающих объектов и вся мифология, связанная с ними» (Карл Юнг «Воспоминания сновидения размышления»).
Характерно, что в распространившейся мифологии НЛО и во всей субкультуре, рожденной этой мифологией, включая комиксы о супергероях с других планет, только Юнг смог рассмотреть бессознательное стремление души к освобождению от обезличивания. Но на тот момент в этой мифологии напрочь не было религиозной символики, и, на первый взгляд, это сопоставление может вызвать существенные сомнения, тем более что вначале эта субкультура имела свою пользу и только потом, потеряв силу, стала еще одним инструментом развлечения.
Но уже сейчас очевидно, что Юнг смотрел в верном настроении, и какими бы профанными не были на первый взгляд процессы коллективного бессознательного, в основе всегда находится магическая или архетипическая реальность! Если Супермена или Капитана Америку вряд ли будут сравнивать с Христом, то в обсуждении «Матрицы» это сравнение стало одним из излюбленных тем аналитических статей. Впрочем, следует быть корректным в формулировках, ибо на самом деле речь идет об «архетипе мессии», а не «архетипе Христа», который лишь один из проводников этого архетипа. Сказать, что Нео соответствует архетипу Христа, значит допустить, что Христу соответствует стрельба из автомата и занятия любовью, что вряд ли обрадует христиан. В самом фильме эта тема обыграна весьма элегантно – в конце третьей части архитектор матрицы говорит Нео, что он уже шестой, и его появление приведет лишь к перезагрузке «Матрицы» на новом, более совершенном уровне. Не знаю, как насчет первых четырех, но то, что это утверждение на сто процентов верно в отношении Иисуса, очевидно. Правда, планам архитектора на этот раз сбыться было не суждено…
Поэтапно мы рассмотрим некоторые узловые эпизоды трилогии (а так же «Аниматрицы», которая служит некоторым дополнением, поскольку принадлежит авторству тех же братьев Вачовски), проводя необходимые параллели. Отдельные фразы, осмысленные на должном уровне понимания, открывают тайный смысл аллегорий этой трилогии.
Прежде всего обратим внимание, что в мифологии «Матрицы» на принципиально другом уровне осмысляется идея войны людей и их созданий – машин. Истоки этой мифологемы порой идентифицируют с легендой о Големе или с «Франкенштейном» Мэри Шелли. И только с начала двадцатого века эта мифологема получила повсеместное распространение. Начиная от новеллы Чапека «Робот», эта тема стала не менее излюбленной фантастами, чем тема космических пришельцев. Однако архетипический смысл этой мифологемы Юнг предпочитает не открывать, видимо, боясь скандала.
Дело в том, что представление о механистичности сознания обычного человека до его пробуждения является достаточно типичным для оккультных традиций. Самым известным примером являются методы Гурджиева-Успенского, где человек напрямую соотносится с мыслящим автоматом, чьи реакции полностью механистичны. Первое, что слышали приходящие к Гурджиеву слушатели, часто рассчитывающие на очередную порцию теософской патоки, было: «Вы – автоматы, и чтобы перестать ими быть, вы должны совершить титаническое усилие». На вопрос, не опасны ли его техники, Гурджиев отвечал, что смертельных случаев не было, но даже если бы и были, то благороднее умереть в попытке проснуться, чем прожить жизнь во сне. Гурждиев в этом отношении не одинок – начиная с гностиков, абсолютное человеческое большинство признавалось спящими. Говоря символически, в «Матрице» речь идет о противостоянии двух родов: детей Евы, полностью порабощенных материальным миром (матрицей) и детей Лилит, свободных от её оков. Впрочем, принцип диады не совсем точен, более совершенной является троичная модель гностиков, согласно которой люди делятся на три категории – гилеки, психики и пневмики. Говоря языком «Матрицы», первые – это те, кто в принципе не может быть отключен, вторые – это те, кто еще в матрице, но интуитивно и полубессознательно ищут выхода, а третьи – те, кто уже получил красную таблетку (тема супергероя, так и тема противостояния людей и машин, получила свою завершенность именно в «Матрице»).
Обратим внимание на важную деталь: агенты матрицы, то есть сила, персонифицирующая власть Матрицы, могут проявляться не сами по себе, а исключительно используя тела неотключенных. Характерно также, что они не могут войти в тех, кто уже начал думать и искать освобождения, хотя по логике, что им могло бы мешать (в этом случае сама борьбы была бы невозможной)? Во всяком случае, во всей трилогии не было ни одного подобного эпизода.
«Каждый из них – потенциальный агент, значит враг», — наставляет Морфей только что отключенного Нео. Как же это отличается от наивных гуманистических пассажей современного мифа о всеобщем равенстве! И Нео действует далеко не как смиренный Христос (что усиленно игнорируют те христиане, которым удобно видеть «Матрицу» исключительно в христианском дискурсе), но как Гор Воитель, круша всех, кто стоит на пути.
Теперь обратим внимание на другой аспект борьбы: все противостояние разворачивается не на уничтожение Агентов (с самого начала это признается невозможным), но на отключение от матрицы как можно большего числа людей. Отключение это происходит через осознанное принятие некой красной таблетки, и дальнейший визуальный ряд является весьма убедительной демонстрацией перинатальной символики рождения: отделение от пуповины, полет по родовому каналу и само рождение – как и положено младенцу, голым и лысым. Один человек, которому посчастливилось попробовать ЛСД, утверждал, что этот визуальный ряд отключения полностью соответствует проработке перинатальной образности.
Архетип «дважды рожденных» имеет первостепенное значение для практически всех магических традиций, начиная от шаманизма, но только в гностицизме впервые обозначена степень противостояния двух каст.
В данном случае я хочу обратить внимание на другую тему и предложить революционное решение – рассматривать красную таблетку как возможную аллегорию ЛСД. На первый взгляд, это противопоставление может выглядеть натянутым, и в мой адрес наверняка последует град возмущений. Однако так ли уж я не прав?
В сцене, когда еще неотключенный Нео находится в кабинете агентов матрицы, один из них называет Морфея «самым опасным человеком на земле». Является ли «случайным» совпадение, что эта фраза – ДОСЛОВНАЯ цитата из речи президента Никсона, назвавшего «самым опасным человеком на земле» не кого иного, как Тимоти Лири – бывшего профессора Гарварда, духовного диссидента и пророка ЛСД, который поднял хипповской мятеж шестидесятых. Главный девиз Тимоти Лири – «включись, настройся и отпади». Особенно последнее слово явно намекает на «отпадание» от власти Матрицы, Иалдабаофа. Даже если предположить, что интеллектуалы Вачевски были «не в курсе», что вызывает очень большие сомнения, подобное совпадения тянет на синхронизм высшего уровня и указывает на наличие высшей воли – воли Лилит.
Не убеждает? В таком случае, обратим внимание на одну из первых сцен «Матрицы». Мы видим полицейскую облаву и агентов Матрицы в их неизменных черных костюмах. Практически у каждого зрителя тут же появляется ассоциация с агентами ЦРУ или ФБР, которые и встали на пути необычного психоделика. Линия Агенты Матрицы – агенты ФБР, разумеется, ни разу не была сказана напрямую, но читается со всей очевидностью.
Есть еще одна тонкая аллюзия. Предателя, из-за которого чуть было не произошла катастрофа, зовут Риген. В разговоре с агентами матрицы он говорит о вкусе мяса, который хоть и иллюзорен, тем не менее, он был бы рад согласиться на эту иллюзию. Созвучие в именах, намекает на… Рейгана, чудовищного консерватора, который болел болезнью Альцгеймера, а потому не чувствовал вкуса мяса. Воистину, Вачевски послали ядовитую стрелу в первого мерзавца Америки, при котором консервативные (читай матриционные) ценности приобрели такую большую силу, что революция шестидесятых была сведена на нет.
Здесь мы сталкиваемся с интересной темой. Если ЛСД действительно и есть та самая «красная таблетка», то неужели невозможно «отпасть» или «отключиться» без неё? Ответ на первый взгляд очевиден – возможно. В конце концов, тантрики, гностики и маги наебывали Иалдабаофа, когда «красной таблетки» не было и в помине. Даже в границах мифологии «Матрицы» показаны другие модели «отключения», например, в «Аниматрице» приводятся примеры отключения благодаря одному только очень сильному желанию, аномальной магической зоне (намек на «Сталкера» Тарковского прозрачно читается в одном из мультфильмов «Аниматрицы») и даже через физическое усилие (пример спортсмена – аналог – хатха йога). Были и неудачные попытки отключения, когда у детектива не хватило мужества следовать за Анимой.
Так что «красная таблетка» является далеко не единственным средством, Однако одним из эффективных и мгновенных. Лично я подозреваю, что большинство, людей считающих ЛСД недостойным средством, просто находится под влиянием матрицы коллективных мифов об ЛСД с одной стороны и собственного «страха отключения» — с другой.
Тем не менее, в наше время «агенты» стараются на славу, и возможность достать упомянутое средство, попросту говоря, отсутствует. Вот уже пять лет я пытаюсь получить доступ к оному средству, и, при наличии друзей в самых разных социальных кругах, до сих пор моя цель не была достигнута, да и вряд ли будет. Любую гадость найти особых проблем нет, даже если эта гадость может сделать наркоманом за один прием (как, например, героин), а вот безвреднейшее синтетическое средство, которому не только люди творчества, но и некоторые физики обязаны своими прозрениями, в принципе недоступно. Потому, увы, ни о какой пропаганде ЛСД просто не может идти речи в связи с его полным отсутствием.
В чем же опасность ЛСД для Иалдабаофа? То, что ЛСД не несет привыкания, а мифы о деградации – не более чем мифы, уже очевидно. Система доходит иногда до откровенной лжи. Так, мне приходилось читать в одной газетной статье утверждение о том, что Тимоти Лири и Хофман сошли с ума от приема ЛСД, что является легко опровергаемой клеветой. В чем дело? Почему такая паника? Почему ни один, даже реально убийственный наркотик, не пресекается с такой продуманной стратегией, как ЛСД? Неужто и правда отключает?
На заре исследований сего психоделика ученые вкололи дозу шимпанзе и отправили её обратно в клетку. Тут же в клетке поднялся переполох – испытываемая обезьяна… просто отказывалась подчиняться установленной в стае иерархии. Нет, она не стала агрессивнее и выше рангом, как могло бы произойти, вколи ей, к примеру, умеренную дозу алкоголя – просто иерархические игры стали ей тотально безразличны! Не подчинение, но и не виток иерархической борьбы – безразличие, которое напугало гораздо больше! Не напоминает ли это известную революцию шестидесятых? Конечно же, ни одна академия наук не стала бы запрещать средство, которое в семидесяти процентах дает эффект психотерапии, гармонизирует внутренний мир, на остальные двадцать девять с хвостиком никак не влияет на дальнейшую жизнь и приносит ощутимый вред только в одной трети процента! Каждая случайная смерть из десятков тысяч обыгрывалась в Америке в прессе, так, словно это происходит постоянно, и вздумай кто подойти таким образом к обычным снотворным, материала было бы гораздо больше! Конечно же, систему не волновала эта треть процента. Истинной причиной было поведение остальных. Люди теряли интерес к иерархическим играм, переходили на менее оплачиваемую и менее хлопотную работу, создавали вокруг себя небольшой кружек единомышленников и наслаждались миром своей души. Иллюзорные игры иерархий просто теряли свою привлекательность, хотя человек не становился замкнутым эгоцентриком. Но именно такой мир грозил разрушить власть Иалдабаофа на корню! Мало кто об этом сейчас знают, еще меньше говорят, да и что говорить – система настолько надежно задавила любые возможности достать «красную таблетку», что все разговоры остаются исключительно в границах теории.
Следующие, на что я хочу обратить внимание, это на особое значение в «Матрице» женского персонажа – Тринити. «Тринити – значит троица», — радостно заскулили христиане, не обращая внимание на абсурдность сведения трехипостасьного и полностью мужского Бога иудео-христианства и женской фигуры, которая, к тому же, является любовницей Мессии. М-да, чтобы не думал думающий, доказывающий это докажет.
Гораздо очевиднее параллель между Тринити и богиней Луны – Лилит, владычицей нашей – трехликой Дианой-Селеной-Гекатой! В этом случае все тут же становится на места, и Богу не придется менять пол, а Тринити – предназначение. «Сила Зверя в жене Багряной» — эта формула Телемы имеет тысячи подтверждений во всех альтернативных традициях и дважды обыгрывается в «Матрице». Тринити не является пассивным катализатором мужской активности, как-то представлено в классических мифах и в стандартных голливудских боевиках. Напротив, она – полноценная, активная боевая единица сопротивления. Именно она находит и отключает Нео, и именно она сопровождает его в схватках до самого конца. Такой взгляд на женское начало полностью соответствует духу традиции Телемы, что очевидно из следующей цитаты: «Эта женщина — Венера, и теперь она в Новом Зоне; она больше не является лишь сосудом для мужчины, но вооружена и воинственна» (Алистер Кроули «Книга Тота» 0.
Женскому началу в мифологии нового эона Гора отведена гораздо более достойная роль, нежели в инфантильной теологии эона Озириса, и почетное место предоставлено активной женственности, что так же свойственно еретическому гностическому мировоззрению. В трилогии это обыграно дважды – в конце первой части, где признание Тринити в любви оказывается синонимом осознания избранности и воскрешает Нео, дав силы разрушить агента изнутри, и в конце второй части, где Нео делает не предусмотренный архитектором выбор.
Если первый эпизод достаточно типичен для всех возможных мифологем, где поцелуй вдруг волшебным образом оживляет, казалось бы, мертвого героя, то со вторым эпизодом, пожалуй, следует повнимательнее разобраться.
Итак, уже отключенный и легко побеждающий агентов Нео оказывается в покоях архитектора, где-таки должен узнать свое предназначение. Он встречается с архитектором матрицы, который говорит, что все, включая его появление, было запрограммировано, и у него есть два выбора – либо выполнить свою роль мессии и перезагрузить Матрицу, дав человечеству шанс в будущем, либо иди спасать Тринити. Казалось бы, с точки зрения консервативных ценностей моральный долг превыше всего и его решение заранее записано – он программа, мессия, которая должна выполнить вою задачу. Но он действует вопреки всякому закону и, забив на человечество, летит спасать Тринити (если считать, что она соответствует аниме, то невольно вспоминается евангельское «что толку весь мир обрести, а душу потерять», да и в новом завете есть умные мысли). Это смещение центра тяжести от экстравертной установки, долга морали и прочей староэонной мишуры к интровертной установке нового эона – истине откровения.
Сие противопоставление обыгрывается и в третьей части в судьбе Морфея, когда он действует вопреки приказу и здравому смыслу вообще, благодаря чему и побеждает. Заметьте, что здесь действие происходит уже не на уровне враждебной матрицы, а на уровне дружественного эона, где так же необходимо отбросить все ограничения и правила. Убей Будду, чтобы спасти Будду – таков скрытый императив второй и третьей части.
Если первая часть соответствует дневной, сознательной стороне и, на первый взгляд, построена по типу стандартной мифологемы, то уже вторая и третья выходят за грань ценностей дневного сознания и принадлежит к ночном у миру.
В первой части мы имеем дело со стандартной дихотомией добра-зла, которая имеет эсхатологическое завершение в победе первого над вторым. Во второй части авторы приоткрывают тайные гераклитовы законы энантиодромии и взаимодополняемости: по мере того, как растет сила Нео, растет сила и отколовшегося агента, который стал чем-то вроде раковой опухоли. Люди тысячами отключаются, но агент получает силу выйти из матрицы – ситуация, немыслимая для первой части. В конце концов, мы сталкиваемся с тем, что агент Смит оказывается Тенью самого Нео, и ослепление Нео является символом этого непонимания. В итоге – победа невозможна по определению, и два противника растворяются друг в друге вспышкой света. Не правда ли, истинно оккультное понимание?
Если конец первой части «дневного» пути героя – полная, но оказавшаяся иллюзорной победа, то конец третьей части – компромисс с тенью: Зион договаривается о взаимном сосуществовании с цивилизацией машин, а Нео сливается со своей вечной тенью – Агентом Смитом. Подобный интегральный подход уникален для голливудского кино, и то, что это до сих пор осталось незамеченным, вызывает удивление.
Компромисс возможен. Правда, до этого компромисса должно пройти пятьсот лет темных веков, полной власти матрицы, но все признаки того, что человечество обречено на эволюционный скачек, налицо.
Я проанализировал лишь небольшую часть аллегорий и символов, оставляя огромное поле для исследований и анализа. Кто такая пифия? Почему предыдущий мессия представлен французом, и почему именно старые программы ему прислуживают? И самое главное – как именно должен выглядеть итоговый компромисс (эон Маат?) после того, как в слиянии противоположностей Нео растворяется в свете? Это далеко не все вопросы, которые ждут своих исследователей. Удачи!