Сновидение, воспоминание, толкование
Вопрос оструктуре и назначении сновидения относится к тем фундаментальным вопросам,которые по словам Юнга, “никогда полностью не решаются”. И в этой области любойоднозначный ответ является верным признаком того, что что-то упущено из вида.Все фундаментальные вопросы тесно связаны друг с другом. Ответ на одинподразумевает получение ключа к другому.
Но даже еслимы методом проб и ошибок придем к выводу, что однозначного ответа на вопрос“Что такое сновидение?” не существует, это не значит, что мы должны оставитьэти попытки. Ведь часто ценность пути измеряется не отдаленностью пунктаназначения, а тем, что мы увидим по дороге. А совершенна только та воля,которая лишена вожделения результата.
Сновидениявсегда заботили человечество, но в поле интересов науки они с большим трудомпопали только в начале XX века. Известный немецкийврач и фармаколог XIX века Бинц считал, чтосновидение — это “телесный, во всех случаях бесполезный, и во многих -болезненный процесс”. Интересно, что появление научного интереса к сновидениямсовпало с кризисом экстравертных идеалов Европы. Британская империя чахла,безудержное покорение Нового Света, Африки и Азии замедлялось, началось, какэто описывал американский историк Ф. Дж. Тернер, “исчезновение фронтира”.Говоря психологическим языком, произошла своеобразная энантиодромия -экстраверсивная установка Белого Человека-цивилизатора достигла своего пика иобратилась в свою противоположность. Фронтир был перенесен внутрь, и Европа стем же пылом ринулась на покорение пространств внутренних. Стареющие полковникибританской армии, возвращаясь в милую их сердцу Англию из джунглей и пустыньИндостана, приносили свет с Востока, либеральные епископы вступали в теософскиеобщества, европейские салоны были оккупированы медиумами и предсказателями,Америку потрясали сестры Фокс. Медленно, но верно стареющий европейский мирпришел к выводу, что ему в сущности ничего не известно о мире человеческойдуши.
Фрейдоказался человеком, который нашел точку опоры, чтобы перевернуть Землю. И хотяоткрытие ключевых понятий глубинной психологии принадлежит не ему(существование “темной стороны души” было предположено еще до него, а сам термин“бессознательное” принадлежит Юнгу), он оказался на острие революции, той самойсоломинкой, которая ломает спину верблюду.
Основнаязаслуга Фрейда не в прорывных идеях и концепциях, основая заслуга егозаключается в методе. В небольшой работе “О сновидении” он пишет: “К своемувеликому изумлению, я однажды сделал открытие, что ближе к истине стоит невзгляд врачей, а взгляд профанов, наполовину окутанный еще предрассудками. Делов том, что я пришел к новым выводам относительно сновидения, после того какприменил к последнему новый метод психологического исследования, оказавший ужемне большую услугу при решении вопросов о разного рода фобиях, навязчивых ибредовых идеях и пр.”.
За этим напервый взгляд непримечательным событием стоит глубочайший мировоззренческийпереворот. Ведь до тех пор сновидение оставалось полностью маргинальнойобластью человеческой душевной деятельности. Психиатры и физиологи вбольшинстве своем странные причудливые видения объясняли либо хаотичнойдеятельностью клеток коры головного мозга, либо “сужением душевнойдеятельности”, приравнивая сложные и не поддающиеся объяснению сновидения кпсихическим расстройствам. Дело осложнялось еще и тем, что к началу прошлоговека бытовало достаточно дикое представление об измененных состояниях сознания.Например, Климент Нейссер, которого Юнг цитирует в своих “Работах попсихиатрии”, пишет: “Вся психическая жизнь больного носит совершенно особый,чуждый нормальному наблюдателю характер. Ее процессы не могут быть объяснены поаналогии с нормальной психической жизнью”. То есть вся душевная активность,находящяяся за пределами так называемой “нормы” была полностьюмаргинализирована, отчуждена, считалась патологией. Естественно, это непридавало стимула к познанию того, что лежит за порогом “нормы”.
Фрейдистскийбунт, хотя и носил откровенно анти-викторианский, анти-ханжеский характер, дажев широком смысле анти-европейский характер, нес на себе его несмываемую печатьэкстраверсивности. Фрейд в своем объяснении темной жизни души исходил извлияний внешнего мира. В частности, в той же работе “О сновидении” он пишет:“Превращение скрытых мыслей сновидения в явное его содержание заслуживаетнашего полного внимания как первый пример перехода одного способа выраженияпсихического материала в другой: из способа выражения, понятного нам без всякихобъяснений, в такой способ, который становится понятным лишь с трудом и приналичии определенных указаний”. На этом основании он разделял сновидения на трикласса: на ясные и без всякого толкования, на странные, но в целом остающиеся вграницах нормы и на причудливые, бредовые бессодержательные видения, с трудомподдающиеся толкованию.
Такимобразом, сновидение по Фрейду представляет собой процесс перевода ясных иоднозначных содержаний, которые либо ранят сознание, либо представляют для негоугрозу, в темные, неясные или с трудом поддающиеся толкованию видения. Процессобратного перевода сновидений в ясные термины называется анализом — разбором,разделением путанных образов, подобным распутыванию клубка ниток. Работааналитика в данном случае схожа с работой дешифровщика, разбирающего страннуюабракадабру с той стороны фронта. Тоесть для фрейдиста ответ уже существует где-то там во тьме, нужно только егонайти. Отсюда проистекает сама сущность фрейдистской практики, заключаящаяся вименовании демонов — повторном воспроизведении критических для сознаниямоментов для освобождения их от подавления и вытеснения. Аналитик должен бытьискусным оператором, обращающим внимание анализанда на те или иные жизненныемоменты, образы сновидений, чувства, ощущения, ассоциации и т.д. — на все то,что анализанд самостоятельно зарегистрировать не может, что и проистекает изтеории вытеснения и подавления.
Естественно,всего этого еще недостаточно для понимания этой стороны деятельностичеловеческой души, ведь эта теория не отвечает на два вопроса:
Какой смысл заключается в вечно повторяющейся игревытеснений/подавлений?
Какой механизм осуществляет эту транскрипцию ясных, но опасныхдля сознания содержаний в неясные и оттого менее опасные образы сновидения?
Для ответа на первыйвопрос Фрейд поначалу выделил сексуальный инстинкт, а позднее, выступая с болеефилософских позиций, борьбу Эроса и Танатоса. Попытки ответить на второй вопроси составили сущность фрейдистских исследований и отражены, например, в такихработах Фрейда, как “Психопатология обыденной жизни”, “Анализ фобии пятилетнегомальчика” и других.
Сексуальнаятеория Фрейда достаточное количество раз подвергалась критике с самыхразнообразных позиций, чтобы стоило упоминать ее здесь. Но важно упомянуть, чтоименно сексуальная теория была одним из ключевых расхождений во взглядах Фрейдаи Юнга. Кроме того, этот вопрос сильно удалит нас от обсуждения центральнойтемы — структуры сновидения.
Ответ навторой вопрос не был столь категоричным, как теория сексуальности, которуюФрейд стремился возвести в статус религиозной догмы (см. “Воспоминания,сновидения, размышления” Юнга). Однако наблюдая за тем, как Фрейд анализируетсновидения пациентов в своих трудах, легко обратить внимание на то, что оченьчасто по его мнению механизмом, осуществляющим шифрование нежелательныхсодержаний, оказывается язык.
За всейпрактикой фрейдистского анализа видна обстановка врачебного кабинета: аналитик выслушиваетклиента, а затем предлагает свое толкование.Аналитик-фрейдист вынужден в своейработе опираться исключительно на слова пациента и его реакции. В сущности, уистоков психоанализа стоит именно речевая терапия, которую Фрейд разработалсовместно со своим учителем Брейером для лечения женской истерии. Но язык,речь, рассказ являются не только тем самым зашифрованным сообщением, с которымприходится работать аналитику, но еще и методом шифрования исходного сообщения.Так подавляемые эмоции, чувства и страхи воплощаются в оговорках, описках,заменах слов и других “патологических” отклонениях. Переводя это в терминыпостмодернистского дискурса, можно сказать, что фрейдистский анализ — эторабота с текстом. Это позволило Жаку Лакану, представителю французской школыпсихоанализа (впрочем, расходящегося с Фрейдом по ряду положений) сказать: “Чегобы ни добивался психоанализ — среда у него одна: речь пациента”. Так анализсновидений оказывается герменевтической задачей, решаемой анализом текстов, вкотором весьма преуспела философская мысль эпохи постмодернизма. При этом самосновидение выпадает за границы видимого, и В. Руднев в своей книге “Прочь отреальности” описывает его так: “Сновидение — не разновидность текста, ононаходится на границе между текстом и реальностью”. Но что оно такое — все равнонепонятно: “сновидение семиотически неопределенно”. Впрочем, во времена Фрейдадо всех этих тонкостей было еще далеко.
Общаяпроблема фрейдистского анализа заключается в том, что он не отвечает на вопрос:“почему?”. Цель и смысл странных фантазий оказывается за пределамирассмотрения, так же как и чудовищно сложная и затратная деятельность сознанияпо кодированию реальности, “упрятыванию” реальности. Фрейд (и в особенности егодочь) прекрасно показали, как работает психическая защита сознания, но упустилииз вида, от чего оно защищается и что скрывает.
Однако уже втеориях Фрейда можно вычленить трехступенчатую схему работы со сновидением: сновидение- воспоминание — толкование. Сновидение представляет собойзашифрованное сообщение, воспоминание о нем — процесс его записи, толкование -работу над его расшифровкой. В данном случае под “сновидением” подразумеваетсяне только деятельность, осуществляемая во сне, но все проявлениябессознательного — сны, мечтания, фантазии, страхи, видения, мандалы и т.д. Этосильно походит на взгляды современного исследователя Арнольда Минделла, ученикаМарии-Луизы фон Франц, который называет “Сновидением” (заимствуя термин уавстралийских аборигенов) могущественную силу, стоящую за бессознательным иучаствующую в сотворении реальности.
Это краткоерассмотрение фрейдистского подхода к трехзвенной структуре сновидения былонеобходимо для того, чтобы стали яснее фундаментальные отличия юнгианскогоподхода. Само юнгианство со всем его многообразием исторически родилось изпопытки Юнга вычленить из многообразных и путаных уловок бессознательногоконечные смысл и цель. Так и произошел разрыв с Фрейдом — идея Юнга о том, чтолибидо есть универсальная психическая энергия, для которой сексуальность — этолишь одно из возможных проявлений (пусть и более яркое и оттого бросающееся вглаза) сильно расширяла откровенно узкий подход Фрейда.
Однако сам Юнгговорил, что в практической работе он, когда это необходимо, работает поФрейду, когда необходимо — по Адлеру, а в иных случаях приходится изобретатьчто-то новое. Иными словами, мы можем смело считать фрейдизм во всем егомногообразии частным применением юнгианства.
Здесьнеобходимо определиться с использованием терминов. Дело в том, что историческийтермин “аналитическая психология” сообщает ровно столько, сколько сообщает -это именно определенная система воззрений и методик, предложенная Юнгом и егоучениками. Однако изначальные принципы, заложенные в нее Юнгом, сильнопереросли область психологии. Возник так называемый “юнгианский подход”: кискусству, мифологии, литературе, психологии, психотерапии, религии, культуре ит.д. Связано это было с тем, что Юнг последовательно углублял свои исследованиявсю свою жизнь, часто решаясь рассматривать проблемы, кажущиеся сомнительнымидля респектабельного ученого — от нового религиозного сознания до проблемы НЛО.
Вобщественном сознании имена Фрейда и Юнга стоят очень близко. На постсоветскомпространстве Юнг, к сожалению, практически неизвестен. Часто его винят вмистицизме и религиозности. Здесь не место для рассмотрения проблемы личностиЮнга, ибо ответ на вопрос: кто же такой Юнг? — далеко не так прост. Сейчасважнее всего, что Юнг и Фрейд на самом деле находятся на фактическипротивоположных позициях.
Юнгианствово многом начинается со смелой теории о существовании коллективногобессознательного. Она была основана на том факте, что в психической жизни человекачасто проявляются мотивы и образы, которые никак не могут быть основаны наличном опыте. Образы исторические, мифологические или принадлежащие инымкультурам и временам. Основываясь на этом, Юнг и предположил, что кроме личногобессознательного существует и гораздо более обширная область коллективногобессознательного. Казалось бы, не произошло ничего экстраординарного — к однойбесконечности, неистощимости и непознанности добавилась другая.
Но на самомделе это был фундаментальный разворот. Ведь оказывалось, что источникомобразов, проявляющихся в сновидении, мог служить уже не внешний мир, а гораздоболее глубокие области самого бессознательного. Это полностью переворачивалопривычные представления о структуре сновидения. Ведь оказывалось, что оно можетбыть не просто безостановочным шифрованием угрожающего материала, но сигналом,посланным из глубинных областей нашей коллективной памяти. Изучению областейколлективного бессознательного Юнг посвятил всю оставшуюся жизнь.
Итак, вюнгианстве сновидение в сущности является диалогом сознания с областямиколлективной памяти. Сновидения, привычные для фрейдиста, оказываются лишьчастным случаем этой связи, ведь исследования синхронистичности, осуществленныеЮнгом совместно с Вольфгангом Паули, а затем его ученицей Марией-Луизой фонФранц, доказывают глубокую и до сих пор плохо изученную связь коллективногобессознательного с материей и так называемым внешним миром.
Коллективноебессознательное по природе своей недифференцированно и абсолютно непостижимодля сознания, иначе они не были бы противоположны друг другу. С уверенностьюможно лишь утверждать, что оно не хаотично, поскольку проявляется в психическойжизни человека посредством определенных принципов или формул, которые Юнгназвал архетипами. Можно описать архетип как функцию взаимодействия сознания ибессознательного. Образы, которые принимает это взаимодействие и которыепроявляются в сновидениях и фантазиях, можно назвать архетипическими образами.Важно всегда учитывать — каждый отдельный образ (мудрая дева-наставница,трикстер-клоун, старец, младенец, дух) не является архетипом, а лишь воплощаетто содержание, которое продуцируется в результате взаимодействия с архетипом.Разумеется, становится непонятным, откуда же берется сам этот образ и каковоего назначение. И это приводит нас к вопросу о природе символа.
Символ иесть тот механизм, который обеспечивает связь бессознательного с сознанием.Определить символ невозможно, структура его и первичный смысл нам неизвестны.Символ рождается на границе сознания и бессознательного, он рождается изстолкновения противоположностей и является продуктом их примирения (аследовательно, всегда включает весь возможный спектр значений). Символнедоступен полному интеллектуальному осмыслению, символ переживается— интеллектуально, эмоционально, даже телесно. Неисчерпаемость символа,обусловленная тем, что корни его лежат в бессознательном, обеспечивает егопроникновение во все уровни человеческого существа.
Очень важноразличать символ и знак. Знак есть мнемонический ярлык, скрывающий определенноесодержание, тогда как символ характеризуется неопределенным, всегда разнымсодержанием. Современная культура практически потеряла способность кпереживанию символов, но это не значит, что они исчезли из нашей жизни. Символывыродились в знаки. Можно сказать, что знак — это плоский символ, знак — этогоризонтальная перекладина креста. Абсолютно любой знак, с которым мысталкиваемся в повседневной жизни (то есть в некотором смысле вообще все, с чеммы сталкиваемся), может быть возрожден как символ. Вертикальный смысл символаникогда не исчезает, ибо по сути своей символ неразрушим, ведь он являетсярезультатом функции взаимодействия сознания и бессознательного. Отсюда теснаясвязь символов с архетипами, отсюда их вневременное существование — реальноебессмертие.
Итак, сейчасу нас есть все, чтобы показать сущность юнгианского подхода к сновидениям. Дляэтого мы вновь обратимся к цепочке сновидение — воспоминание — толкование.
Теорияархетипов и коллективного бессознательного позволяет нам отказаться от идеи отом, что сновидение — это зашифрованная реакция на воздействия “снаружи”.Внешние воздействия, впечатления дня, страхи, беды и т.д. — лишь частные случаиархетипического взаимодействия, которое в такой картине можно назвать “внутренним”(хотя на самом деле мы не можем с определенностью сказать, что архетипынаходятся “внутри” нас — в сущности, мы не знаем их местоположения, а идея отом, что они находятся “внутри” сама по себе является архетипической).
Зная осимволах, легко обнаружить, что сновидения на самом деле представляют собойсобытия не языковые, а символические. Язык служит не средством шифрованиядушевных содержаний, а средством их выражения. Средством зачастую не вполнеудобным, ибо большинство людей потеряло способность к символическому восприятиюязыка, отчего он тоже оказывается поверхностной системой знаков. Совершенноочевидно, что символ невозможно передать в языке. И это приводит нас ко второмуэлементу в сновиденческой цепочке — воспоминанию о сновидении.
Воспоминаниео сновидении — проблема коммуникативная. Как передать невыразимое содержаниедругому человеку, пусть даже этим человеком являемся мы сами, спешнозаписывающие ускользающие образы из сна в блокнот поутру? Очевидно, что этоневозможно. Это сильно усложняет проблему толкования сновидения. Ведь аналитик,исходящий исключительно из слов пациента (по заветам Лакана), неизбежно будетиметь дело лишь с осколками символа, а не с совершенным непознаваемым союзомпротивоположностей. Толкование неизменно начинается с языка, но заканчиватьсяоно должно в сновидении, в мире символов, как бы проходя ту же цепочку вобратном порядке.
Ясно, чтоаналитик-толкователь должен сам пережить те же символы, которые пережилпациент. Конечно, невозможно пережить сновидение в точности, но цель -максимально близко к этому приблизиться, постоянно сверяясь с исходнымсновидением, и в активной совместной работе в конечном счете родится единоепереживание.
Поэтомуздесь так часто употребляется слово “толкование” вместо “анализ”. Анализ — этотолько первая фаза токлования. Анализ необходим на стадии выяснения структурысновидения, выделении основных фигур, конечной цели, обстановки, возможныхвариаций, восприятий сновидящего и т.д. В деле переживания символа анализабсолютно бесполезен и даже вреден, как скальпель неспособен соединятьразъединенные части плоти живого символа. Без фазы высшего синтеза, включающегов себя максимально возможный спектр значений символа, толкование не можетсчитаться полноценным (а этим часто страдает строго фрейдистский анализ,методологически не способный выбраться за пределы речи пациента).
Итак,аналитик и пациент изначально оказываются в разных концах цепочки сновидения.Пациент движется к толкованию, аналитик — к сновидению. Встреча их происходитна стадии воспоминания — происходит, если и аналитик, и пациент окажутсядостаточно чувствительными для воспоминания, анамнесиса, воспоминания-знания,знания-воспоминания. Но мало достигнуть цели — толкования ли, сновидения ли -необходимо еще систематизировать увиденное по пути. Это напрямую подводит нас квопросу о жизни сновидения.
Обладает лисновидение собственной жизнью или это разовый акт? Увязано ли сновидение вобщую “карту сознания” человека или продуцируется сложной системойпричинно-следственных связей, что до некоторой степени делает его случайнымявлением? Возможно ли повторное погружение в сновидение и его углубление? Чем вдействительности является процесс сновидения-воспоминания-толкования? Для этогонам придется обратиться к введенному Юнгом методу амплификации.
Методамплификации заключается в проведении возможных параллелей к исходномусновидению, которые могут прояснить его смысл. Эти параллели могут быть самимиразными — мифологическими, культурными, историческими, они могут быть дажепозаимствованы из других сновидений. Амплификация немного напоминаетматематическое понятие производной, которая геометрически представляет собойкасательную к функции. Имея достаточный набор таких “касательных”, мы можемдостаточно четко очертить контуры сновидения на определенном участке. Так что всущности амплификация представляет собой метаязык, который позволяет передаватьсимволы с минимальными потерями, искажениями и упрощениями.
Процесспроведения касательной к сновидению представляет собой не такой простой акт.Амплификация должна углублять и расширять сновидение, “раскручивать” его,подталкивая сновидца к всестороннему переживанию символов. Так что на этом путиважны даже неудачно проведенные амплификации или отклонения сновидения отзнакомой траектории, скажем, мифологической амплификации. Каждое такоерасхождение формирует некое “пустое пространство”, которое позволяет нам ещеглубже понять сновидение в его парадоксальности и многозначности.
Амплификацияважна для обоих участников процесса сновидения: толкователь исходит изамплификации и стремится приблизиться к сновидению, тогда как сновидец обладаетвоспоминанием о сновидении и стремится войти с ним в контакт и прожить егопосредством амплификации. Так мы можем сделать вывод, что амплификация создает“совместное сновидение”, которое переживается сновидцем и толкователем. Впроцессе толкования должен наступить момент, когда аналитик отбрасывает анализи сливается со сновидением пациента, а пациент посредством амплификации зановоего переживает и углубляет дальше.
Так что мыможем предположить, что сновидение, воспоминание о нем (сообщение о нем: будьто рассказ о нем или запись в дневник, или даже пересказ самому себе) итолкование его (целостное толкование, не ограничивающееся одним анализом)являются единым процессом. Именно это и есть жизнь сновидения,которая не заканчивается с пробуждением.
Сновидениестремится быть истолкованным, что бы под этим толкованием ни подразумевалось(ибо даже плохое толкование гораздо лучше его отсутствия). Оно продолжает жить,даже если мы его забываем, подобно тому, как иммунная система хранит антителако всем болезням, которыми мы когда-то переболели. Сновидение стремится бытьпонятым, и потому оно всегда оставляет след — например, оно может задатьнастроение на весь день, стать телесным симптомом (Арнольд Минделл крайнеудачно называет из “заигрываниями”), порывом вдохновения или же прекраснойсинхронией, которая раскрывается перед нами подобно цветку лотоса.
Примеромподобного всестороннего проникновения может служить само написание этой статьи.Долгое время у меня в голове бродили мысли о природе сновидения, но мне неприходило в голову их записать. За день до начала работы над статьей мне явилсяследующий сон. Я прихожу в гости к своему другу. Дом его наполнен какими-топодавленными женщинами, поэтому мы решаем выйти погулять по улицам. Эти женщиныдают нам двух младенцев, чтобы мы с ними погуляли. Мы гуляем по улицам, держимв руках детей, и наконец приходим в некий огромный музей или книжный магазин.Посещаем все этажи, любуемся выставленными книгами. Поднимаемся на третий иличетвертый этаж, и тут я теряю друга с его ребенком из вида. У меня на рукахостается младенец. Я блуждаю по коридорам музея, пытаясь найти друга, но всетщетно. Ребенок начинает меня раздражать (я и в жизни не люблю детей). Я сажаюего на плечи. Наконец, совершенно случайно зайдя в какой-то отдел, яобнаруживаю, что тут организован музей, посвященный Японии. Я плачу за вход, ихожу среди полок и стеллажей, на которых выставлены тетради, ручки, карандаши идругие канцелярские принадлежности. Внутри появляется странное чувство. Я ставлюребенка на пол и успокаиваю его, обещая, что скоро мы вернемся домой. Ребеноксмеется и весело меня обнимает. Все раздражение улетучивается, я ощущаюбесконечное счастье, думая о том, как это будет прекрасно — в будущем обниматьсвоего ребенка..
По сути сновидениеэто устроено не сложно. Связь его с настоящей статьей пришла ко мне позже.Среди дня я вдруг ощутил внутреннее побуждение как-то записать мысли оструктуре сновидения. Это показалось мне интересным, и я решил обрисоватькартину своего понимания более подробно. Текст шел очень легко (прогулка всновидении). На следующий день после нескольких часов работы я потерял нить иначал ощущать раздражение — я решил, что по сути статья наполненабанальностями. В сновидении это отражено как потеря друга, ребенок садится наплечи, я ощущаю раздражение. Но я все-таки решил преодолеть себя, чувствуяответственность перед текстом (ребенком). Наконец, ближе к концу, я освободилсяот внутреннего сопротивления и работа пошла очень легко, меня наполниловнутреннее ощущение радости и свободы (обнимая ребенка). Так работа над статьейявилась одним из возможных отражений обретения божественного ребенка всновидении. В таких случаях важно понять, что сновидение не предсказываетбудущее, оно само стремится проявиться, стать будущим.
Сновидениекак живая реальность является священным огнем богов, который очень важнодонести на землю, избежав опасности инфляции (как положительной — hybris,гордыни, так и отрицательной — умаления, “это всего лишь сон”). Сновидение -это непрестанный процесс, который протекает вне зависимости от наших желаний.Мы можем лишь участвовать в нем по мере сил, извлекая из этого очень многопользы.
Границасознания и бессознательного размыта и в принципе неощущаема. На этой границепроисходят постоянные столкновения, рождающие непрерывный поток символов,подобно тому, как морской прибой постоянно меняет очертания прибрежного утеса.А учитывая в целом необъяснимую природу как сознания, так и бессознательного,проявляющуюся посредством синхронии, можно сказать, что на этой границепроисходит непрерывное продуцирование реальности — как реальности, которую мыназываем “внешним миром”, так и реальности, которую мы называем “миромвнутренним”.
Парадоксальностьэтой границы позволила Минделлу отождествить силу Сновидения и квантовые волнывероятности. Несмотря на то, что это предположение является смелым и, возможно,сомнительным с точки зрения и психологии, и квантовой физики, оно по крайнеймере является крайне удачной амплификацией.
Прошло столет с начала эпохи Юнга и Фрейда, и с увеличением познаний того, что некогдабыло названо “темной стороной души”, мы обнаружили очень много — и то, что онане так темна, как кажется, и по сути является истинным источником света, и то,что она не является стороной только нашей души, а сильно выходит за пределынаших представлений о личности, индивидуальности и связи сознания с окружающиммиром. Но главное в том, что с каждым шагом феномен сновидения становится всеболее загадочным и сложным. Вероятно мы, никогда не придем в этом путешествии коднозначному и ясному понимнанию его природы и структуры, но, право, сколькоинтересного открывается нам по дороге!
