Сону Шамдасани
LiberNovus
К. Г. Юнг признан одной из ключевых фигур в современной Западной мысли, но его работы все еще продолжают разжигать споры. Он сыграл решающую роль в становлении современной психологии, психотерапии и психиатрии, и целое международное направление аналитической психологии связано с его именем. Его работы имели самое значительное влияние не только в профессиональных, но и во внешних кругах: Юнг и Фрейд — имена, которые большинство людейвспомнит в первую очередь в связи с психологией, их идеи были широко распространены в искусстве, кино, гуманитарных науках и массовой культуре. Юнг также всем известен как один извдохновителей движения Нью Эйдж. Но поразительно, что только сейчас издается книга, лежащая в основе его произведений, над которыми он работал более шестнадцати лет.
Очень мало таких неопубликованных работ, которые имели бы столь далеко идущие последствия на социальную и интеллектуальную историю XX века, как Красная Книга Юнга или Liber Novus (Новая Книга). Признанная Юнгом содержащей ядро его поздних работ, она долго считалась ключом к пониманию их происхождения. Но, за исключением нескольких чарующих проблесков, все еще оставалась недоступной для изучения.
Культурный момент
Первые десятилетия двадцатого века застали множество экспериментов в литературе, психологии и изобразительном искусстве. Писатели пытались отбросить представительские условности, чтобы познать и описать полный спектр внутреннего опыта – сны, видения и фантазии. Они экспериментировали с новыми формами и использовали старые формы новым способом. От автоматического письма сюрреалистов до готических фантазий Густава Майринка, авторы вошли в непосредственную близость и соприкосновение с исследованиями психологов, занимающихся подобными разработками. Художники и писатели шли бок о бок в поиске новых форм выражения, новых способов описания и изображения. Психологи стремились преодолеть ограничения теоретической психологии, и начали исследовать те же самые области, что и художники с писателями. Четкие границы между непосредственно художественной литературой и работами по психологии еще не были установлены. Писатели и художники, такие как Альфред Бине и Шарль Рише, были психологами и создавали, часто под псевдонимами, драматические и художественные произведения, отражающие темы научных работ. Густав Фехер, один из основателей психофизики и экспериментальной психологии, описывал живую Душу растений и земли как Голубого Ангела. Тем временем писатели, такие как Андрэ Бретон и Филипп Супо усердно изучали и использовали труды альтернативных психологов, таких как Фредерик Майерс, Теодор Флурнуа и Пьер Жане. В. Б. Йейтс использовал спиритуалистическое автоматическое письмо для поэтического изображения психокосмологии в Видении. Повсюду люди искали новые формы, которыми можно отразить реальность внутреннего опыта в поисках духовного и культурного преобразования. Говоря о Берлине, Хьюго Боле отметил:
Мир и общество в 1913 выглядел так: жизнь полностью ограничена и скована. Царит своего рода экономический фатализм; каждому человеку, согласен он или нет, назначена определенная роль ради его выгоды и репутации. Церковь понимается как не особо влиятельная фабрика искупления, а литература как предохранительный клапан …
Самый горячий вопрос дня и ночи — где достаточная сила, способная положить конец этому государству личной выгоды? И если ее нет, то как из него убежать?
В этом культурном кризисе Юнг затеял продолжительный самоэксперимент, который привел его к созданию Liber Novus. Было четко установлено, что эта книга стала для него своеобразным Рубиконом. Ее исследование помогает нам понять, как происходил этот разрыв. Но сначала мыможем спросить,
Кем был К. Г. Юнг?
Юнг родился в городе Keссвиль на озере Контанс в 1875 году. Его семья переехала в Лауфен к Рейнскому Водопаду, когда ему исполнилось шесть месяцев. Он был старшим ребенком в семье. У него была сестра. Его отец был пастором в швейцарской протестантской церкви. На закате жизни Юнг написал биографию, названную «О ранних переживаниях моей жизни», которая была впоследствии отредактирована и включена в «Воспоминания. Сновидения. Размышления». Юнг поведал о событиях, убедивших его в призвании к психологии. Эти мемуары, с акцентом надетские сны, видения и фантазии, могут рассматриваться как введение в Liber Novus.
В первом сне он оказался на лугу, где было отверстие в земле. Найдя какую-то лестницу, он спустился туда, и оказался в помещении. Там был золотой трон с чем-то, похожим на кожаный ствол дерева с глазом на вершине. Затем он услышал голос своей матери, которая воскликнула, что это был людоед. Он был уверен, что она имела ввиду именно то, что это существо действительно пожирало детей и идентифицировалось с Христом. Это глубоко изменило его восприятие образа Христа. Несколько лет спустя, он понял, что это был Фаллос, а еще позже, что это был фактически Ритуальный Фаллос, а помещение было подземным храмом. Он пришел к выводу, что этот сон был инициацией «в тайны земли».
В детстве Юнг испытывал много визуальных галлюцинаций. Видимо, он имел способность вызывать образы по своей воле. На семинаре в 1935 он рассказывал о портрете своей бабушки по материнской линии, на который он смотрел, будучи мальчиком, пока не увидел, что его дедушка спускался по лестнице.
В один солнечный денек, когда Юнгу было двенадцать лет, он гулял на Соборной Площади в Базеле, восхищаясь солнцем, играющим на недавно восстановленных стеклянных фрагментах крыши собора. Он почувствовал появление ужасной, греховной мысли, которую спешил откинуть. Он мучился нескольких дней. Наконец, убедив себя, что это Бог захотел того, чтобы ему пришла в голову эта мысль, точно так же, как он захотел того, чтобы Адам и Ева согрешили, он позволил себе представить ее, и увидел Бога, сбрасывающего со своего трона тяжелые экскременты на собор, которые разрушили его новую крышу и разбили сам собор вдребезги. После чего Юнг испытал такое чувство счастья и облегчения, какое никогда не испытывал прежде. Он ощутил, что это был опыт «реального живого Бога, который всемогущ и свободен, и стоит превыше Библии и Церкви». Он почувствовал себя наедине с Богом, и пережил опыт реальной ответственности перед ним. Он понял, что точно такого же простого и непосредственного Бога, возвышавшегося над внешней церковью и Библией, не доставало его отцу.
Этот осмысленный выбор привел к его окончательному разочарованию в церкви ко времени первого причастия. Его уверяли, что это будет ярким опытом. Он не испытал ничего, заключив: «для меня, это было отсутствие Бога и никакая не религия. Церковь была местом, куда я больше не мог пойти. В ней не было никакой жизни, в ней была смерть».
В это время Юнг начал увлеченно читать, и был особенно поражен Фаустом Гете. Он был удивлен фактом, что Гете относился к фигуре дьявола в образе Мефистофеля всерьез. Из философов он предпочитал Шопенгауэра, который признавал существование зла и высказывал страдания и бедствия мира.
Юнг чувствовал себя живущим в двух веках одновременно, и ощущал сильную ностальгию по восемнадцатому столетию. Его чувство двойственности приняло форму двух чередующихся личностей, которые он называл №1 и №2. №1 был базельским школьником, который читал романы, а № 2 предавался религиозным размышлениям в одиночестве, общался с природой и космосом. Он жил в «божественном мире». Эта личность чувствовала себя наиболее реальной. №1 хотел быть свободным от меланхолии и отчужденности№ 2. Когда вступала в силу личность № 2, №1 чувствовал, будто древний дух умершего влетал в комнату. У № 2 не было никакого определенного характера. Он был связан с историей, особенно со Средневековьем. Для № 2, первая личность, с ее недостатками и неуместностью, была кем-то, кого приходится терпеть. Это противоборство происходило в течение всей жизни Юнга. Он считал, что лишь часть нас живет в настоящем, другая часть связана с прошлым.
Когда настало время выбирать карьеру, конфликт между этими личностями обострился. №1 проявлял интерес к гуманитарным наукам. У Юнга тогда было два важных сна. В первом он шел в темном лесу вдоль Рейна и натолкнулся на могильный холм. Он начал копать, пока не обнаружил останки доисторических животных. Этот сон пробудил его желание узнать больше о природе. Во втором сне он был в лесу и среди ручьев. Он нашел круглую лужицу, окруженную плотным подлеском. В ней он видел красивое существо, крупную радиолярию. После этих снов он решает изучать науку. Чтобы решить проблему заработка на жизнь, он решил изучить медицину. Тогда он видел другой сон. Он оказался в неизвестном месте в окружении тумана, где медленно шел против ветра. Он оберегал маленький огонек от того, чтобы он не погас и увидел, что крупная темная фигура была в опасной близости от него. Он проснулся, и понял, что эта фигура была тенью, и решил, что это №1 во сне нес свет, а № 2 следовал за ним как тень. Он счел это знаком, что он должен идти за №1, и не оглядываться на мир № 2.
В университетские годы борьба этих личностей продолжалась. Кроме изучения медицины Юнг следовал интенсивной программе внеучебного чтения, включающей работы Ницше, Шопенгауэра, Сведенборга и «спиритуалистов». Ницше, в особенности «Так говорил Заратустра», произвел на него сильное впечатление. Он чувствовал, что его собственная личность № 2 соответствовала Заратустре, и он боялся, что № 2 был так же нездоров. Он был членом студенческого дискуссионного клуба, общества Zofingia, и читал лекции по этим предметам. Спиритизм особо заинтересовал его, поскольку спиритуалисты, казалось, пытались использовать научные методы, изучить сверхъестественное и доказывать бессмертие души.
Вторая половина девятнадцатого века застала появление современного спиритизма, который распространился по всей Европе и Америке. Благодаря спиритизму культивирование трансов — с сопутствующими явлениями устных откровений, глоссолалии, автоматического письма и рассеянного зрения — широко распространилось. Явление спиритизма вызвали интерес ведущих ученых, таких как Крукс, Цёльнер и Уоллес.Оно также вызвало интерес психологов, включая Фрейда, Ференци, Блейлера, Джеймса, Майерса, Жане, Бергсона, Стэнли Хола, Шренка, Нотзинга, Молла, Дессуа, Рише и Флурнуа.
Во время своей учебы в Базеле Юнг и его сокурсники также принимали участие в спиритических сеансах. В 1896 они участвовали в их продолжительной серии вместе с кузиной Хелене Прайсверк, у которой, казалось, были способности медиума. Юнг обнаружил, что во время трансов она говорит от лица других людей, и что он мог призывать этих людей внушением. Приходили покойные родственники, и она полностью отождествлялась с ними. Она рассказывала истории своих предыдущих воплощений и ясно формулировала мистическую космологию, представляя ее в мандале. Онапродолжала свои спиритуалистические открытия, пока не была поймана, пытаясь фальсифицировать физическое появление, и сеансы были прекращены.
После прочтения учебника Рихарда фон Краффт-Эбинга по психиатрии в 1899, Юнг понял, что его призвание лежит к психиатрии, которая представляла сплав интересов обоих его личностей. Он испытал что-то подобное переходу к естественно научным структурам. Изучив медицину, он занял должность ассистента врача в больнице Бургхольцли к концу 1900. Бургхольцли была прогрессивной университетской клиникой под управлением Эйгена Блейлера. В конце девятнадцатого века многие пытались искать новую психологическую науку. Считалось, что после превращения психологии в науку посредством внедрения научных методов, произойдет революция всех предшествующих форм человеческого понимания. Новая психология была заявлена ничем иным, как итогом научной революции. Благодаря Блейлеру и его предшественнику Огюсту Форелю, психология и гипноз играли важную роль в Бургхольцли.
Диссертация Юнга была посвящена психогенезису спиритуалистических явлений и содержала анализ его сеансов с Хелен Прайсверк. В то время как его изначальный интерес к этому феномену, казалось, заключался в выявлении возможной истинности этих спиритуалистических проявлений, он параллельно изучил работы Фредерика Майерса, Уильяма Джеймса, и Теодора Флурнуа. В конце 1899 Флурнуа опубликовал записи о медиуме, которую он называл Хелен Смит, и эта книга стала бестселлером. В этом исследовании Флурнуа впервые подошел к этому феномену с точки зрения психологии как средства исследования бессознательного. Работы Флурнуа, Фредерика Майерса и Уильяма Джеймса произвели переворот. Они утверждали, что независимо от того, были ли предполагаемые спиритуалистические феномены реальны, они далеко продвинули понимание структуры бессознательного, а следовательно и психологию в целом. Благодаря им медиумы стали важными субъектами новой психологии. Методы изменения сознания, используемые медиумами — такие как автоматическое письмо, глоссалия и рассеянное зрение — были взяты на вооружение психологами, и стали значимыми экспериментальными инструментами исследования. В психотерапии Пьер Жане и Мортон Принс использовали метод автоматического письма и рассеянного зрения для того, чтобы выявить скрытые воспоминания и бессознательные навязчивые идеи. Автоматическое письмо выводило на свет субличность и позволяло вести с ней диалог. Для Жане и Принса целью применения этих методов было воссоединение личности.
Юнг был столь впечатлен книгой Флурнуа, что предложил перевести ее на немецкий язык, но у автора уже был переводчик. Влияние этих исследований проявилось в диссертации Юнга, где он подходит к этому феномену с психологической точки зрения. Работа Юнга имела сходство с книгой Флурнуа «От Индии до планеты Марс», где он давал свою интерпретацию психогенезиса спиритуалистических сеансов Хелен. Диссертация Юнга также указывает на то, что он использовал автоматическое письмо как метод психологического исследования.
В 1902 он был помолвлен с Эммой Раушенбах, на которой женился и завел пятерых детей. До этого момента Юнг вел дневник. В одной из последних записей, датированных маем 1902, он написал: «Я больше не нахожусь наедине с собой, и я могу лишь вспоминать страшное и красивое чувство одиночества. Это — теневая сторона любви». Брак далеко увел Юнга от привычного ему одиночества.
В юности Юнг часто посещал музей изобразительного искусства в Базеле и был особенно впечатлен работами Гольбейна и Боклина, а так же голландских живописцев.Помимо исследований, он занимался живописью приблизительно в течение года. Его картины того времени были пейзажами в представительском стиле, и демонстрировали чрезвычайно развитые технические навыки и превосходные художественные умения. В марте 1902 Юнг покинул свой пост в Бургхольцли и уехал в Париж, чтобы учиться у ведущего французского психолога Пьера Жане, который читал лекции в College de France. Во время своего пребывания во Франции он посвятил много времени живописи и посещению музеев, часто бывая в Лувре. Он обращал особое внимание на античное искусство, египетские предметы старины, работы Ренессанса, Фра Анджелико, Леонардо да Винчи, Рубенса, и Франса Халса. Он покупал картины и гравюры и копировал некоторые для обустройства своего нового дома. Он писал маслом и акварелью. В январе 1903 Юнг посетил музеи Лондона, обращая особое внимание на экспозиции Древнего Египта, цивилизации ацтеков и инков в Британском Музее.
После своего возвращения он занял освободившуюся должность в Бургхольцли и посвятил свое исследование анализу лингвистических ассоциаций в сотрудничестве с Францем Риклином. Совместно они провели целый ряд экспериментов, которые подвергали статистическим исследованиям. Концептуальные основы ранней работы Юнга берут начало в работах Флурнуа и Жане, которые он попытался совместить с методологией исследований Вильгельма Вундта и Эмиля Крепелина. Юнг и Риклин провели эксперимент с ассоциациями, разработанный Френсисом Гелтоном, и развивали в психологии и психиатрии идеи Вундта, Kрепелина и Густава Ашаффенбурга. Цель научно-исследовательской работы, поставленная Блейлером, состояла в том, чтобы обеспечить быстрое и надежное средство установления диагноза. Персонал Бургхольцли был не в состоянии обнаружить его, но они были взволнованы беспорядочностью реакций и длительным временем их проявления. Юнг и Риклин утверждали, что эти нарушенные реакции происходили из-за присутствия подчеркнуто эмоциональных комплексов, и экспериментально развивали общую психологию комплексов.
Эта работа создала Юнгу репутацию одной из восходящих звезд психиатрии. В 1906 он применил свою теорию комплексов для изучения психогенезиса dementia praecox (позже названной шизофренией) и продемонстрировал схему формирования бреда. Юнгом, наряду со многими другими психиатрами и психологами того времени, такими как Жане и Адольф Майер, безумие не понималось как нечто полностью противоположное здравомыслию, а скорее как нечто, находящееся на другом конце спектра. Два года спустя он утверждал, что «если мы находим путь к личным тайнам больного человека, безумие также демонстрирует свою систему, и мы признаем психическое заболевание всего лишь исключительной реакцией на эмоциональные проблемы, которые не являются странными для нас».
Юнг все больше и больше разочаровывался в применении экспериментальных и статистических методов в области психиатрии и психологии. В амбулаторной клинике в Бургхольцли он проводил демонстрации гипноза. Это пробудило его интерес к терапии и использованию клинического столкновения как метода исследования. Приблизительно в 1904 Блейлер ввел психоанализ в Бургхольцли, и вступил в переписку с Фрейдом, прося у него помощи в анализе собственных сновидений. В 1906 Юнг начал общение с Фрейдом. Эти отношения очень мифологизировались. Возникла легенда, которая рассматривала Фрейда и его психоанализ как основной источник для работ Юнга. Это привело к неверной оценке его работы в интеллектуальной истории двадцатого века. Во многих случаях против такой постановки выступал и сам Юнг. Например, в неопубликованной статье, написанной в 1930-ых, «Ересь во фрейдистской школе», он пишет: «Я никоим образом не происхожу от Фрейда. У меня было свое отношение к науке и своя теория комплексов прежде, чем я встретил Фрейда. Учителями, которые повлияли на меня прежде всего, были Блейлер, Пьер Жане и Теодор Флурнуа». Фрейд и Юнг явно происходили из очень разных интеллектуальных традиций, и были связаны совместным интересом к психогенезису психопатологии и психотерапии. Их намерение состояло в том, чтобы сформировать научную психотерапию, основанную на новой психологии и, в свою очередь, ориентировать психологию на всестороннее клиническое исследование жизни личности.
Во главе с Блейлером и Юнгом, Бургхольцли стал центром психоаналитического движения. В 1908 был учрежден Jahrhuch far psychoanalytische und psychopathologische Forschungen (Ежегодник психоаналитических и психопатологических исследований), с Блейлером и Фрейдом в роли редакторов и Юнгом как главным редактором. Благодаря ним психоанализ получил признание в немецкоязычном психиатрическом мире. В 1909 Юнг получил почетную ученую степень Университета Кларка за его исследований ассоциации. В следующем году была создана Международная Психоаналитическая Ассоциация, президентом которой стал Юнг. Во время своего сотрудничества с Фрейдом он был основным архитектором психоаналитического движения. Для Юнга это был период интенсивной научной и политической деятельности. Движение было расколото инакомыслием и резкими разногласиями.
Опьянение мифологией
В 1908 Юнг купил немного земли на берегу озера Зюрич в Kюснахте и построил дом, в котором жил до конца жизни. В 1909 он ушел из Бургхольцли, чтобы посвятить себя личной практике и своим научным интересам. Его отставка в Бургхольцли совпала с изменением его интереса в сторону изучения мифологии, фольклора и религии, и он собрал обширную частную библиотеку научных работ. Эти исследования достигли высшей точки в книге «Метаморфозы и символы либидо», изданной в двух частях в 1911 и 1912. Эта работа, как можно заметить, ознаменовала возвращение Юнга к его интеллектуальным корням и проблемам культуры и религии. Он находил работу с мифами волнующей и опьяняющий. В 1925 он вспоминал, «мне казалось, что я жил в созданной мною же психиатрической больнице. Я был окружен всеми этими фантастическими фигурами: кентаврами, нимфами, сатирами, богами и богинями, как будто бы они были моими пациентами и я анализировал их. Я читал греческий или африканский миф, и будто бы пациент рассказал мне свое воспоминание». Конец девятнадцатого века пережил вспышку интереса к недавно основанным дисциплинам сравнительной религии и этнопсихологии. Основные тексты были собраны и переведены впервые и исследовались с точки зрения истории в таких работах как «Священная книга Востока» Макса Мюллера. Для многих, эти работы представляли важную релятивацию христианского мировоззрения.
В «Метаморфозах и символах либидо», Юнг разделял два вида мышления. Взяв за основу утверждение Уильяма Джеймса, Юнг противопоставил определенно направленное и образное мышление. Первое было направленным и логическим, в то время как второе было скорее письменным, пассивным и ассоциативным. Первое проиллюстрировано наукой, второе — мифологией. Юнг утверждал, что древние народы испытывали недостаток в способности к направленному мышлению, которое появилось не так давно. Образное мышление имело место, когда отступало логическое. «Метаморфозы и символы либидо» стали подробным исследованием образного мышления и постоянного наличия мифологических тем в снах и видениях современных людей. Юнг антропологически дифференцировал первобытное общество, древние народы и детское мышление. Он считал, что понимание образного мышления взрослых одновременно прольет свет на мышление детей, первобытных людей и древних народов.
В этой работе Юнг объединил теории девятнадцатого века о памяти, наследственности и бессознательном, и установил филогенетический пласт бессознательного, который все еще присутствует в каждом и состоит из мифических образов. Для Юнга мифы были символами либидо, и они вели себя определенным образом. Он использовал сравнительный метод антропологии, чтобы объединить огромный арсенал мифов, а затем подвергал их аналитической интерпретации. Позже он назвал использование сравнительного метода «амплификацией». Он утверждал, что должны быть некоторые типичные мифы, соответствующие этнопсихологическому развитию комплексов. Вслед за Якобом Буркхардтом, Юнг назвал такие типичные мифы «исконными изображениями» (Urbilder). Одному особому мифу досталась центральная роль: роль героя. Для Юнга он представлял жизнь человека, пытавшегося обрести независимость и освободить себя от матери. Он интерпретировал мотив кровосмешения как попытку возвращения к матери, чтобы родиться заново. Он позже объявил эту работу преддверием открытия коллективного бессознательного, хотя сам этот термин появился позднее.
В ряде статей с 1912, друг и коллега Юнга Альфонс Мёдер утверждал, что функция снов заключалась не только в реализации желания, что было регулирующей или компенсационной функцией. Сны были попытками решить моральные конфликты человека. Точно также, они не всегда указывали на прошлое, но также и готовили путь к будущему. Maедер развивал взгляды Флурнуа по поводу бессознательного творческого воображения. Юнг шел параллельным путем и принял точку зрения Мёдера. На их взгляд изменение концепции снов, а вместе с этим изменение всех других явлений было связано с бессознательным.
В своем предисловии к переизданию 1952 года «Метаморфозы и символы либидо», Юнг написал, что работа была написана в 1911, когда ему было тридцать шесть лет: «Это переломное время, поскольку оно отмечает начало второй половины жизни, когда metanoia, умственное трансформация происходит весьма часто». Он добавил, что переживал свой разрыв с Фрейдом, и был обязан поддержке своей жены. После завершения работы он понял, что это значит — жить без мифа. Человек вне мифа «походит на лишенного корней, не имеющего истинной связи с прошлым и будущим внутри себя самого, или также с современным человеческим обществом». Далее он пишет:
Я вынужден был задать себе вопрос со всей серьезностью: «Каким мифом я живу?» Я не нашел ответа на этот вопрос, и должен был признать, что не жил мифом, или даже в мифе, а скорее в туманном облаке теоретических возможностей, которые я начинал оценивать с растущим недоверием… Так, самым естественным способом, я задался целью узнать «мой» миф, и я воспринимал это как задачу задач, я сказал себе — как я мог заниматься лечением своих пациентов, не сделав для себя необходимого, не вычислив своего личного уравнения, которое так необходимо для понимания другого человека, и не осознав его?
Изучение мифов показало Юнгу отсутствие своего мифа. Тогда он обязался узнать его, вычислить свое «личное уравнение». Таким образом, мы видим, что самоэксперимент, предпринятый Юнгом, был частично прямым ответом на теоретический вопрос, поднятый в его исследовании, который достиг высшей точки в «Метаморфозах и символах либидо».
«Мой самый трудный эксперимент»
В 1912 у Юнг видел несколько важных снов, которые он не понимал. Он дал особую интерпретацию двум из них, почувствовав тем самым ограниченность анализа сновидений Фрейда. Вот первый из них:
Я был в южном городе на возвышающейся улице с узкими проходами. Был полдень — солнце сияло очень ярко. Пожилой австрийский таможенник, или кто-то подобный ему, шел за мной, теряясь в рассуждениях. Кто-то сказал: «это тот, кто не может умереть. Он уже умер 30-40 лет назад, но еще не превратился в прах». Я был очень удивлен. Затем появился поразительный сильный и статный Рыцарь, облаченный в броню с желтым отливом. Он выглядел значительным и непостижимым, и ничто не производило на него впечатление. На спине его был начертан красный мальтийский крест. Он существовал здесь с 12-ого века и ежедневно в полуденный час он следовал тем же самым маршрутом. Никто не удивлялся этим двум явлениям, но я был чрезвычайно поражен.
Я сдерживаю проявление своих навыков. Что касается пожилого австрийца — это Фрейд шел за мной; а рыцарем был я.
Внутренний голос твердит: «Это все пусто и отвратительно». Я должен перенести это.
Юнг счел этот сон угнетающим и изумительным, но Фрейд был неспособен интерпретировать его. Приблизительно полгода спустя, у Юнга был другой сон:
Я видел тогда (это было вскоре после Рождества 1912) себя сидящим со своими детьми в изумительном и богато меблированном помещении замка — открытой зале с колоннами — мы сидели за круглым столом, вершина которого была прекрасным темно-зеленым камнем. Внезапно влетела чайка или голубь и села на стол. Я уговаривал детей вести себя тихо, так, чтобы не отпугнуть красивую белую птицу. Внезапно эта птица превратилась в ребенка восьми лет, маленькую белокурую девочку, бегающую вокруг и играющую с моими детьми в изумительных колоннадах с колоннами. Затем она вновь внезапно превратилась в чайку или голубя. Она сказала мне: «Только в первый час ночи я могу становиться человеком, в то время когда голубь-муж занят двенадцатью мертвецами». После этих слов птица улетела, и я проснулся.
В Черной книге Юнг отметил, что именно этот сон заставил его решиться начать отношения с женщиной, которую он встретил тремя годами ранее (Тони Вульф). В 1925 он написал, что этот сон «заставил предположить, что бессознательное не состояло только из инертного материала, что в нем было что-то живое». Он добавил, что думал об истории Tabula smaragdina (изумрудной скрижали), двенадцати апостолах, знаках Зодиака и так далее, но он «ничего не мог понять из сна, за исключением того, что это было колоссальное оживление бессознательного. Я не знал техники получения такой активности; все, что я мог сделать, — это только ждать, продолжать жить и смотреть видения».Эти сны заставили его анализировать воспоминания своего детства, но это ни к чему не привело. Он понял, что должен был возвратить эмоциональный тон детства. Вспомнив, что будучи ребенком он любил строить здания и другие структуры, он увлекся этим снова.
Занимаясь этим самоанализом, он продолжал развивать свою научную работу. В Мюнхене на Психоаналитическом Конгрессе в сентябре 1913 он говорил о психологических типах. Юнг утверждал, что было два основных направления либидо: экстраверсия, когда внимание субъекта ориентировано на внешний мир, и интроверсия, когда внимание субъекта направлено внутрь. Исходя из этого, он определил два типа людей, характеризуемых господством одной из этих тенденций. Психология Фрейда и Адлера была примером факта, что психологи часто брали за основу то, что было верно для их типа как единственно верного. А психология как таковая обязана была уделять должное внимание обоим типам.
Спустя месяц, направляясь на поезде в Шаффхаузен, Юнг пережил осознанное сновидение Европы, разрушенной катастрофическим наводнением, которое повторилось две недели спустя во время этой же поездки. Комментируя этот опыт в 1925, он отметил: «Я мог бы отождествить горы, ограничивающие затопленную Швейцарию, с развалинами моих прежних отношений». Это привело его к следующему диагнозу своего состояния: «Я подумал про себя: «Если это значит хоть что-нибудь, то это значит, что я полностью безнадежен». После этого опыта, Юнг боялся сойти с ума. Он вспоминал, что первое, о чем он подумал во время этого видения, это о революции, но поскольку он не мог ее вообразить, он пришел к заключению, что находился «под угрозой с психоза». После этого у него было похожее видение:
Следующей зимой ночью я стоял у окна в одиночестве и смотрел на север. Я увидел кроваво-красное зарево, вспышка над озером, видимая издалека, простиралась с Востока на Запад сквозь северный горизонт. И тогда кто-то спросил меня, что я думаю о мировых событиях в ближайшем будущем. Я ответил, что у меня нет никаких мыслей на этот счет, но видел кровь, реки крови.
В годы, предшествующие внезапному началу войны, апокалиптические образы были широко распространены в европейском изобразительном искусстве и литературе. Например, в 1912, Василий Кандинский изображал вселенские катастрофы. С 1912 до 1914 Людвиг Майднер написал ряд работ, известных как апокалиптические пейзажи -разрушенные города, мертвецы, и суматоха. В воздухе витали пророчества. В 1899, известный американский медиум, Леонора Пайпер предсказала, что в наступающем веке будет ужасная война в различных областях мира, которая очистит мир и покажет истинность спиритизма. В 1918 Артур Конан Дойль, спиритуалист и автор романов о Шерлоке Холмсе, счел это пророчеством.
Внутренний голос говорил Юнгу в LiberNovus, что его видение в поезде станет абсолютно реальным. Сначала он интерпретировал его субъективно и перспективно, то есть как видение неизбежного разрушения его мира. Исследование собственной психики стало его реакцией на этот опыт. В те времена самоэксперименты использовалось в медицине и психологии. Самоанализ был одним из главных инструментов психологического исследования.
Юнг пришел к выводу, что Метаморфозы и символы либидо «могли быть результатом моего самоанализа, и изучение этой работы неизбежно приводит к анализу моих собственных бессознательных процессов». Он спроецировал свой опыт на некую мисс Франк Миллер, которую никогда не встречал. До этого момента Юнг был принципиальным ученым не был склонен к вымыслу: «как форму мышления я считал воображение в целом нечистой, своего рода кровосмесительной связью, полностью безнравственной с интеллектуальной точки зрения». Теперь он обратился к нему с целью проанализировать свои видения, тщательно отмечая все, и был вынужден преодолевать значительное сопротивление этому: «Дозволение самому себе фантазировать имело тот же самый эффект, который бы испытал человек, если бы вошел в свою мастерскую и увидел все свои инструменты летающими и делающими работу независимо от его воли». Анализируя свои фантазии, Юнг понял, что изучает мифотворческую функцию разума.
Юнг взял Черную книгу, отложенную в 1902, и начал писать в ней. Он описывал свое внутреннее состояние метафорически, как пустыню с невыносимо палящим Солнцем (то есть сознанием). На семинаре в 1925 он вспоминал, что ему пришло в голову записать свои размышления в последовательности. Он «писал автобиографический материал, но не автобиографию».
Со времен диалектики Платона, диалогическая форма изложения была популярной в западной философии. В 387 н.э. Св. Августин написал свой Soliloquies, который представлял собой расширенный диалог между ним и «Разумом», который направлял его. Он начал его следующими словами:
Когда я о многом думал в течение долгого времени, много дней проводя в поисках себя самого и своего предназначения в жизни, и какого зла необходимо остерегаться, внезапно кто-то заговорил со мной — кто это был? Я сам или кто-то еще внутри или снаружи меня? Я бы очень хотел, но не могу этого узнать.
Тогда Юнг написал в Черной книге:
Я сказал себе «То, что я делаю, ни в коей мере не наука, но тогда что это?» Тогда голос ответил мне, — «Это — искусство». Это показалось мне странным, потому что в любом случае я не считал, что то, что я писал, было искусством. Тогда я подумал, «Возможно, мое бессознательное формирует личность, которая не является мной, но которая настаивает на своем выражении». Я не знаю, почему именно, но я был уверен, что голос, назвавший мое творчество искусством, был женским… Так, — ответил я очень решительно этому голосу — то, что я делаю не искусство, и почувствовал сильное сопротивление внутри себя. Голоса не послышалось, но я продолжал писать. Затем он поймал меня и сказал «Не отрицай» и я почувствовал, что у него есть аргументы.
Он счел, что этот голос принадлежал «душе в конкретном смысле», которую он назвал Анимой (Anima на латыни значит «душа»). Он писал, что
…Создавая весь этот материал для анализа, я в действительности писал письма своей Аниме, которая есть часть меня самого с собственной точкой зрения, отличной от моей. Я получил нового персонажа — я анализировал призрачную женщину«.
Оглядываясь назад, он вспоминал, что это был голос голландской пациентки, которую он знал с 1912 до 1918. Она убедила его коллегу психиатра, что тот был недооцененным художником. Женщина думала, что бессознательное было искусством, но Юнг утверждал, что оно было действительностью. Ранее утверждалось, что этой женщиной — единственной жительницей Голландии в кругу Юнга тех времен — была Мария Молцер, и что упомянутый психиатр был другом и коллегой Юнга Францем Риклином, который все более и более предпочитал живопись психоанализу. В 1913 он стал учеником Августо Джакометти, дяди Альберто Джакометти, и известного живописца-абстракциониста.
Ноябрьские записи в Черной книге описывают возвращение Юнга к его душе. Он перечитывал сны, которые убедили его выбрать карьеру ученого, и недавние сны, возвратившие его к душе. Как он вспоминал в 1925, этот первый период записей закончился в ноябре: «Не зная, что дальше, я думал, что мне необходим серьезный самоанализ… Я разработал некий роющий метод, воображая что-то, я рыл отверстие, и принимал эту фантазию как совершенно реальную». Первый такой эксперимент имел место в декабре 1913.
Как сказано выше, Юнг имел обширный опыт изучения медиумов в состоянии транса, во время которого они могли испытывать осознанные видения и визуальные галлюцинации, а также проводил эксперименты с автоматическим письмом. Методы визуализации также использовались в различных религиозных традициях. Например, в пятом из духовных упражнений Св. Игнатия де Лойола, люди тренировались «определять зрительно длину, широту и высоту», и ощущали это на своем опыте. Сведенборг также практиковал «спиритическое письмо». В его спиритуалистическом дневнике читаем следующее:
26 января 1748. — Дух, если ему позволено, мог овладевать теми, кто общается с ним до той степени, как будто бы он полностью присутствовал в этом мире; и в самом деле, он мог говорить через медиума, и даже писать; поскольку часто направлял мою руку при письме, как если бы это была его собственная рука; так что писал не я, а он.
С 1909 в Вене психоаналитик Герберт Зильберер проводил эксперимент по самогипнозу. Зильберер попытался позволить проявление образов. Эти образы представили символические описания его предшествующего хода мыслей. Зильберер вел переписку с Юнгом и послал ему некоторые фрагменты своих статей.
В 1912 Людвиг Штауденмайер (1865-1933), преподаватель экспериментальной химии, издал работу под названием «Магия как экспериментальная наука». Он приступил к самоэксперименту, начав с автоматического письма в 1901. Проявилась серия образов, и он решил провести диалог с ними. Он также вызвал акустические и визуальные галлюцинации. Цель его состояла в том, чтобы использовать свой самоэкспермент для научного объяснения магии. Он утверждал, что ключ к пониманию магии лежит в понимании видений и «подсознании» (Unterbewusstsein), и дал особую интерпретацию роли персонификаций. Таким образом, мы видим, что деятельность Юнга была близко соприкасалась с многими древними и современными практиками, с которыми он был знаком.
С декабря 1913 он продолжил эксперимент, сознательно вызывая осознанные видения, и затем вступая в них, как в представление. Эти видения могут быть поняты как тип постановочного мышления в образной форме. Читая их, четко прослеживается влияние на Юнга изучения мифов. Некоторые из образов и концепций происходят непосредственно из прочтенных им книг, а форма и стиль изложения являются свидетельством его увлечения миром мифа и эпоса. В Черной книге Юнг описал свои видения с указанием дат, вместе с размышлениями о своем настроении и трудностях в понимании фантазий. Черные книги не дневники происходящего, и очень немногие видения описаны в них. Скорее — это отчет об эксперименте. В декабре 1913 он назвал первую из Черных книг «книгой моего самого трудного эксперимента».
Оглядываясь назад, он вспоминал, что его научный интерес состоял в том, чтобы увидеть что происходит, когда он отключает сознание. Пример видений указывал на существование фоновой активности, и он хотел дать ей возможность проявиться, как делает каждый, принимая мескалин.
В своем соннике 17 апреля 1917, Юнг отметил: «с тех пор я часто тренировался в освобождении от сознания». Он делал это с ясным намерением позволить психическому содержанию проявляться спонтанно. Он вспоминал, что за порогом сознания все будто оживало. Время от времени он будто бы слышал что-то. В других случаях он понял, что говорил сам с собой.
С ноября 1913 до июля следующего года смысл и значение его работы оставался неясен для него, также как и смысл его видений, которые продолжали развиваться. В это время во сне ему явился Филемон, который оказался важной фигурой в дальнейшем творчестве. Юнг вспоминает:
Было синее небо, похожее наморе, покрытое не облаками, а плоскими коричневыми комьями земли. Выглядело так, будто комья ломались друг о друга, и море проглядывало между ними. Но вода внезапно стала синим небом, и справа летел кто-то крылатый. Я увидел, что это был старик с рогами быка. У него в руках была связка из четырех ключей, один из которых он держал так, будто собирался открыть замок. У него были крылья зимородка с характерными цветами. Так как я не понимал этого образа во сне, я нарисовал его, чтобы произвести впечатление на мою память.
Когда он описал этот образ, он нашел мертвого зимородка (который очень редко появляется близ Цюриха) в своем саду на берегу озера.
Дата этого сна не ясна. Образ Филемона сначала появляется в Черной книге 27 января 1914, но без крыльев зимородка. Для Юнга Филемон представлял превосходящую мудрость и был для него своеобразным гуру. Он будет беседовать с ним в саду. Он упоминал, что Филемон возник из образа Илии, который ранее появился в его видениях:
Филемон был язычником и принес с собой египетско-греческую атмосферу с гностическим оттенком… Именно он показал мне психическую объективность, реальность психэ. Посредством бесед с Филемоном стало ясно различие между мной самим и объектом моей мысли… В психологическом отношении Филемон представлял превосходящую мудрость.
20 апреля Юнг ушел в отставку с должности президента Международной Психоаналитической Ассоциации. 30 апреля он ушел в отставку с должности лектора медицинского факультета университета Цюриха. Он вспоминал, что чувствовал себя лишним в университете и должен был найти новые ориентиры, поскольку иначе было бы несправедливо учить студентов. В июне и июле он трижды видел сон о том, что был в чужой стране и должен был скорее возвратиться домой на корабле, а затем воцарился леденящий холод.
10 июля Психоаналитическое Общество Цюриха проголосовало 15 голосами против 1, чтобы покинуть Международную Психоаналитическую Ассоциацию. Причина ухода состояла в том, что Фрейд установил ортодоксальность, препятствующую свободному и независимому исследованию, группа была переименована в Ассоциацию Аналитической Психологии. Юнг был активно вовлечен в эту ассоциацию, которая собиралась каждые две недели. Он также продолжал заниматься терапевтической практикой. В период 1913 и 1914 годов он проводил от одной до девяти консультаций в день, пять дней в неделю, в среднем по 5-7 в день.
Его деятельность в Ассоциации Аналитической Психологии не отражает никаких признаков кризиса, который переживал Юнг. Он не обращается к своим видениям и продолжает обсуждать теоретические проблемы психологии. То же самое прослеживается в его сохранившихся записях того периода. В течение этих лет он продолжал нести бремя своих обязательств. Тем самым он поддержал свою профессиональную деятельность и роль в семье в течение дня, а свои вечера посвящал самоанализу. В доказательство того, что это разделение продолжалось в течение следующих нескольких лет, Юнг упоминает, что в эти времена его семья и работа всегда оставались внушающей радость реальностью и гарантией того, что я был нормален и действительно существовал».
Вопрос о различных способах интерпретации подобных видений был представлен им на обсуждение перед Психотерапевтическим Обществом в Лондоне 24 июля в докладе «О психологическом восприятии». В нем он противопоставил аналитическо-восстановтельный метод Фрейда, основанный на причинно-следственной связи, с конструктивным методом цюрихской школы. Недостаток предыдущего был в том, что посредством анализа, ведущего из прошлого, он имел дело с только половиной картины, и был не в состоянии охватить значение переживаемых явлений. Если кто-то попытается понять Фауста Гете в такой манере, он будет похож на пытающегося рассмотреть Готический собор по его фундаменту. Жизнь обретает смысл «только когда мы переживаем ее, пропуская через себя». Так как жизнь по сути своей существует в настоящий момент времени, ее невозможно понять, изучая только прошлое. Следовательно, с конструктивной точки зрения следует спросить, «как из психэ, существующего в настоящий момент времени, построить мост к будущему?» Эта статья явно представляет его обоснование того, что не следует применять причинный и ретроспективный анализ в работе с собственными снами и видениями, и служит предостережением другим, которые могут решить применить его. Представленная критика методов психоанализа ихновая формулировка в интерпретации Юнга возвращается назад к символическим методам духовной герменевтики Сведенборга.
28 июля Юнг сделал доклад на тему «Важность бессознательного в психопатологии» на съезде Британской Медицинской Ассоциации в Абердине. Он утверждал, что в случаях невроза и психоза, бессознательное пыталось дать компенсацию одностороннему сознательному восприятию. Неуравновешенный человек сторонится этого, и противоположности становятся все более поляризованы. Попытки бессознательного исправить такое восприятие должны стать началом процесса выздоровления, но форма, в которой они прорываются на свет, делает их недоступными для сознания.
Месяцем ранее, 28 июня, Эрцгерцог Франц Фердинанд, наследник Австро-Венгерской империи, был убит Гаврило Принципом, девятнадцатилетним сербским студентом. 1 августа вспыхнула война. В 1925 Юнг вспоминал, «У меня было чувство, что я был одержим компенсационным психозом, и оно не покидало меня до августа 1914. Годами позже он сказал Mирча Элиаде:
Как психиатр я был обеспокоен, задаваясь вопросом, не стоял ли я на полпути к «шизофрении», как мы говорили в то время… Я готовил лекцию о шизофрении для Конгресса в Абердине, и продолжал говорить про себя: «Я буду говорить о себе самом! Скорее всего я сойду с ума после прочтения вслух этих записей». Конгресс должен был состояться в июле 1914 — точно в то самое время, когда я видел три сна о поездке и замерзшем озере. 31-ого июля, сразу же после своего выступления, я узнал из газет, что началась война. Наконец я понял их значение. И когда я возвращался из Голландии на следующий день, никто не был более счастлив, чем я. Теперь я был уверен, что никакая шизофрения мне не угрожала. Я понял, что мои сны и видения пришли ко мне из глубины коллективного бессознательного. Мне ничего не оставалось, кроме как углубить и утвердить это открытие. И именно это я пытался сделать в течение последующих сорока лет.
Тогда Юнг решил, что его видение показало не то, что произойдет с ним, а что случится с Европой. Другими словами, — это было предвидение коллективного события, которое он позже назовет «большими» снами. После этого открытия он попытался выяснить, в какой степени это было верно для других его снов, и понять взаимосвязь между личными снами и общественными событиями. Именно эти попытки составляет большую часть Liber Novus. В Исследованиях он написал, что внезапное начало войны позволило ему понять большую часть того, что он пережил до этого, и дало ему смелость, чтобы написать начало Liber Novus. Таким образом, внезапное начало войны доказало, что его боязнь сойти с ума была неуместна. Без преувеличения можно утверждать, что если бы война не была объявлена, Liber Novus, вероятно, никогда бы не была написана. В 1955-56, говоря об активном воображении, Юнг прокомментировал, что
…это похоже на психоз, потому что человек объединяет тот же самый вымышленный материал, жертвой которого пал безумный человек, и так как тот не смог объединить его, он был проглочен им.
Важно отметить, что есть приблизительно двенадцать снов, которые Юнг, возможно, расценил как предсказательные:
1-2. ОКТЯБРЬ 1913
Повторное видение наводнения и смерть тысяч, и голос, который сказал, что это станет реальным.
3. ОСЕНЬ 1913
Видение моря крови, покрывающей северные земли.
4-5. 12, 15 ДЕКАБРЯ 1913.
Образ мертвого героя и убийство Зигфрида во сне.
5 ДЕКАБРЬ, 25, 1913
Образ ноги гиганта, ступающей на город, и картины убийства и кровавой жестокости.
6 ЯНВАРЯ 2, I914
Картина моря крови и похорон.
7 ЯНВАРЯ 22, I914
Его душа приходит из глубины и спрашивает его, примет ли он войну и разрушение. Она показывает ему картины разрухи, оружие, человеческие останки, затонувшие суда, разрушенные государства и т.д.
8 МАЙ 21,1914
Голос говорит что принесенное в жертву левое и правое падет.
10-12. ИЮНЬ-ИЮЛЬ 1914
Трижды повторившийся сон о том, что я был за границей и должен был скорее возвратиться домой на корабле, когда воцарился леденящий холод.
Liber Novus
Юнг теперь начал писать Liber Novus. Он добросовестно переписывал большинство снов из Черных книг, и к каждому из них добавил раздел, объясняющий значение каждого эпизода, в сочетании с лирическим описанием. Дословное сравнение указывает, что сны были точно воспроизведены и лишь незначительно отредактированы и разделены на главы. То есть последовательность видений в Liber Novus почти всегда точно соответствует Черным книгам. Когда сказано, что какой-то сон произошел «следующей ночью,» и т.д., это всегда факт, а не стилистический прием. Изложение и содержание материала не были изменены. Юнг хранил «верность событию», что, как он писал, не следует путать с вымыслом. Книга начинается с обращения «Мои друзья», и эта фраза повторяется часто. Основное различие между Черными книгами и Liber Novus состоит в том, что те написаны для личного пользования Юнга и могут считаться отчетами эксперимента, в то время как Красная книга адресована общественности и написана для прочтения другими.
В ноябре 1914 Юнг усиленно изучал Ницше, в особенности «Так говорил Заратустра», которого он впервые прочел в своей юности. Он позже вспоминал, «Когда я прочел Заратустру, дух внезапно схватил меня и унес в страну пустынь.». Таков сильный язык и стиль Liber Novus. Как Ницше в Заратустре, Юнг разделил материал на ряд книг, состоявших из коротких глав. Но если Заратустра провозгласил смерть Бога, Liber Novus описывает возрождение Бога в душе. Есть предположение, что он тогда же прочел и комедию Данте, которая также, как и Liber Novus описываетспуск в Ад. Но в то время как Данте использовал принятую космологию, Liber Novus — попытка сформировать новую космологию. Роли Филемона в работе Юнга чем-то аналогична роли Заратустры в книгах Ницше и Данте.
В Liber Novus приблизительно 50 процентов материала взято непосредственно из Черных книг. Добавлено приблизительно тридцать пять новых разделов комментария. В этих разделах он попытался выделить общие психологические принципы из снов, и понять, до какой степени события, представленные в них в символической форме, отражали будущие события в мире. В 1913 Юнг ввел различие между интерпретацией на объективном уровне, когда предметы сна рассматривались как реальные объекты, и интерпретацией на субъективном уровне, когда каждый элемент касается самого сновидца. Точно так же интерпретацией на субъективном уровне можно было охарактеризовать попытку интерпретировать свои сны на «коллективном» уровне. Он не пытается интерпретировать свои видения редуктивным методом, а рассматривает их как отражение главных психологических принципов в себе самом (таких как отношение интроверсии и экстраверсии, мышления и удовольствия, и т.д.), и буквальных или символических событий будущего. Поэтому второй слой книги представляет первую серьезную и продолжительную попытку развить и применить его новый конструктивный метод. Второй слой — интерпретационный самоэксперимент. В критическом смысле Liber Novus не требует дополнительных комментариев, поскольку она содержит свои собственные комментарии.
В рукописи Юнг не добавлял ссылок, хотя цитаты и намеки на работы по философии, религии, и другую литературу имеются в большом количестве. Он не старался произвести впечатление на ученых. Все же, видения и размышления Красной Книги, как и большую часть отчетов о самоэксперименте,описанном в Liber Novus, можно найти в его библиотеке. Вполне возможно, что он добавил бы ссылки, если бы решил издать книгу.
После завершения рукописи Юнг напечатал ее и отредактировал. На одной из них он сделал изменения вручную (я именую эту рукопись Исправленным Черновиком). Судя по аннотациям, кажется, что он дал ее кому-то (почерк не то Эммы Юнг, Тони Вульф, или Марии Мольцер) прочесть, кто тогда указал по поводу редакции Юнга, что необходимо сохранить некоторые разделы, которые он намеревался сократить. Первый раздел работы не имел названия, но позже был озаглавлен как Liber Primus, написан на пергаменте. Юнг тогда поручил оформление большого фолианта в 600 страниц в обложку из красной кожи переплетчику Эмилю Стирли. Корешок озаглавлен как Liber Novus. Когда переплет был закончен, он продолжил записи с Liber Secundus. Работа оформлена как средневековая иллюстрированная рукопись с каллиграфическим письмом, включая список сокращений. Юнг назвал первую книгу «Путь того, кто грядет» и поместил ниже некоторые цитаты из книги Исайи и Евангелия от Иоанна. Таким образом, она была представлена как пророчество.
В книге Юнг разделил материал на главы. Во время переплета в красный кожаный фолиант он изменил некоторые главы, добавил другие и отредактировал материал еще раз. Изменения были в основном внесены во второй слой интерпретации и анализа, а не в художественный материал, и главным образом состояли в сокращении текста. Этот второй слой Юнгом непрерывно редактировался. В этом издании второй слой представлен так, чтобы хронология и состав его были видны. Поскольку комментарии Юнга ко второму слою иногда опережают видения, которые последуют в тексте позже, полезно сначала прочесть эти видения в хронологической последовательности, сопровождая их непрерывным изучением второго слоя.
Юнг дополнил текст некоторыми нарисованными вручную иллюстрациями, красочными инициалами и рамками. Первоначально, изображения ссылаются непосредственно на текст. Позже картины становятся более символическими. Они – реализация активного воображения. Соотношение текста с иллюстрациями напоминает известные работы Уильяма Блейка, к творчеству которого у Юнга была симпатия.
Сохранившаяся зарисовка одного из изображений в Liber Novus указывает на то, что они были тщательно прорисованы, начиная с карандашных эскизов. Другие иллюстрации, вероятно, создавались так же. Наблюдая сохранившиеся картины Юнга, поразительно, что он сделал резкий скачек от представительных пейзажей марта 1902 к абстракции и полуабстракции в 1915.
Искусство и цюрихская школа
Библиотека Юнга сегодня включает немного книг по современному искусству, хотя некоторые из них, вероятно, были утрачены за последующие годы. Он обладал каталогом графических работ Одилона Редона и комментариев к ним. Вероятно, он столкнулся с работами Редона, когда был в Париже. Сильное эхо символистского движения появляется в картинах Liber Novus.
В октябре 1910 Юнг совершил поездку на велосипеде по северной Италии, вместе со своим коллегой Гансом Шмидтом. Они посетили Равенну, и фрески с мозаиками там произвели глубокое впечатление на Юнга. Эти работы, казалось, оказали влияние и на его картины: те же яркие цвета, формы, напоминающие мозаичные и двумерные фигуры без использования перспективы.
В 1913, когда он был в Нью-Йорке, он, вероятно, посетил Armory Show, которая была первой большой международной выставкой современного искусства в Америке (выставка работала до 10 марта, а Юнг прихал в Нью-Йорк 4 марта). Он упоминал картину Марселя Дюшана «Обнаженная, спускающаяся по лестнице» на семинаре в 1925 году, которая произвела на всех сильное впечатление. Также он упоминал о своем изучении картин Пикассо. Учитывая отсутствие доказательств иного, знание Юнгом современного искусства, вероятно, основывается на прямом знакомстве с ним.
Во время Первой мировой войны представители Цюрихской школы были в соприкосновении с кругом художников.И те и другие были представителями авангардистского движения и вращались в схожих кругах. В 1913 Эрика Шлегель приехала к Юнгу для анализа. Она и ее муж, Ойген Шлегель, были друзьями Тони Вульф. Эрика Шлегель была сестрой Софи Тойбер и стала библиотекарем Психологического Клуба. Члены Психологического Клуба приглашались на некоторые выставки дадаистов. На праздновании открытия Галереи дадаистов 29 марта 1917, Хьюго Бол организовал представление вместе с членами Клуба. Программа того вечера включала абстрактные танцы Софи Тойбер и стихи Хьюго Бола, Ганса Арпа и Тристана Цароя. Софи Тойбер, которая училась у Лабана, организовала вместе с Арпом занятие танцами для членов Клуба. Был проведен маскарад, и она проектировала костюмы. В 1918 она поставила в Цюрихе кукольный спектакль, «Король Дир». Действие происходило в Бургхольцли.
Фрейд Аналитикус, прозванный доктором Эдиповым Комплексом, превращался в попугая Либидо, что было пародией на тему «Метаморфоз и символов Либидо» Юнга и его конфликта с Фрейдом. Однако, отношения между юнгианским кругом и некоторыми дадаистами со временем стали напряженными. В мае 1917 Эмми Хеннингс написала Хьюго Болу, что «психо-клуб» теперь отошел от нас. В 1918 Юнг раскритиковал движение дадаизма в швейцарской прессе, и эта критика не избежала внимания дадаистов. Это стало моментом разрыва. Художественное творчество Юнга, в отличие от дадаистов, ставило важный акцент на смысле и значении.
Самоизучение Юнга и его творческие эксперименты не происходили в вакууме. В это время он проявлял большой интерес к искусству и узкому кругу живописцев. Альфонс Мёдер написал монографию о Фердинанде Ходлере и вел с ним дружескую переписку. Приблизительно в 1916, у Mаедера была серия снов или осознанных сновидений, которые он издал под псевдонимом. Когда он сообщил Юнгу об этом, тот ответил, «Что, у тебя тоже»? Ганс Шмидт также записывал и зарисовывал свои видения, объединяя их в нечто похожее на Liber Novus. Мольцер стремилась усилить причастность Цюрихской школы к искусству. Она чувствовала, что в их круг следует привлекать больше художников подобных Риклину. Д.Б. Ланг, который был пациентом Риклина, начал писать символические картины. У Moльцер была книга, которую она называла своей Библией. В ней она писала и рисовала. Она посоветовала своей пациентке Фанни Боудич Кац завести такую же.
В 1919 Риклин представил некоторые из своих картин на выставке «Новая Жизнь» в Музее изобразительного искусства в Цюрихе, войдя в группу швейцарских экспрессионистов, наряду с Гансом Арпом, Софи Тойбер, Фрэнсисом Пикабиа, и Августо Джакометти. Имея личные связи, Юнг мог бы с легкостью представить некоторые из своих работ на этой выставке. Следовательно, его отказ рассматривать свое творчество как искусство шел в контексте с реальной возможностью пойти другим путем.
Иногда Юнг говорил об искусстве с Эрикой Шлегель. Она записала следующую беседу:
Я носила жемчужный медальон (Софи вышила его для меня). Юнг увидел его вчера и ему он очень понравился. Это заставило его оживленно говорить об искусстве почти час. Он говорил о Риклине, одном из учеников Августо Джакометти, и заметил, что в то время как его небольшие работы имели определенную эстетическую ценность, большие просто терялись.
Действительно, он будто полностью погрузился в искусство, став совершенно неосязаемым. Его работа походила на стену, по которой стекала вода.
Поэтому он не мог заниматься анализом, поскольку это требовало определенности и остроты ножа. Он словно утонул в искусстве. Но искусство и наука были не больше, чем слугами творческого духа, который вел его.
Что касается моей собственной работы, то также спорно, было ли это на самом деле искусством. В основе мифов и картин лежит особый духовный смысл. Я точно знаю, что так или иначе когда-нибудь он должен открыться людям.
Для Юнга Франц Риклин, кажется, был чем-то вроде отступника, судьбы которого он стремился избежать. Это утверждение также указывает на релятивацию Юнгом положения искусства и науки, к которой он пришел в результате своего самоэксперимента.
Следовательно, создание Liber Novus ни в коем случае не было ни волшебным феноменом, ни продуктом психоза. Скорее это тесное сплетение психологического и творческого эксперимента, который многие люди предпринимали в то время.
Коллективный эксперимент
В 1915 Юнг поддерживал длительную переписку со своим коллегой Гансом Шмидтом по вопросу о понимании психологических типов. Эта переписка не несет прямых признаков самоэксперимента Юнга, и указывает на то, что идеи, которые он развивал в этот временной период, не вытекали исключительно из активного воображения, но также частично исходили из обычной психологической теории. 5 марта 1915, Юнг написал Смиту Эли Джелифф:
Я все еще с армией в небольшом городе, где у меня есть много дел и езды верхом… Пока я не должен был присоединиться к армии, я жил спокойно и посвящал свое время моим пациентам и моей работе. Я был особенно продуктивен в двух направлениях – психологических типах и синтезе бессознательных тенденций.
Во время своего самоисследования он испытывал состояние кризиса. Он вспоминал, что чувствовал сильный страх, и иногда должен был придерживаться установленного порядка, чтобы взять себя в руки и
…был часто настолько взвинчен, что вынужден был подавлять эмоции методом йоги. Но так как моей целью было изучить то, что происходило во мне, я применял их только в той мере, чтобы успокоить себя и снова заняться работой с бессознательным.
Он вспоминал, что Тони Вульф была вовлечена в тот же процесс, и испытывала похожий поток образов. Юнг решил, что мог бы обсудить свой опыт с нею, но она была дезориентирована и пребывала в таком же кризисе. В свою очередь, его жена была неспособна помочь ему в этом. Следовательно, он отметил, «то, что я смог вынести все это, было явлением непреодолимой силы».
Психологический Клуб был основан в начале 1916 на подаренные Эдит Рокфеллер Маккормик 360 000 швейцарских франков. Она приехала в Цюрих и прошла у Юнга анализ в 1913. В начале в нем состояло приблизительно шестьдесят участников. Для Юнга цель Клуба состояла в изучении отношений людей в группе и обеспечении естественных условий для психологического наблюдения, чтобы преодолеть ограничения анализа один-на-один, а также обеспечить место встречи, где пациенты могли бы учиться приспосабливаться к социальным ситуациям. В то же самое время профессиональная организация аналитиков продолжала собираться как Ассоциация Аналитической Психологии, Юнг участвовал в полной мере в обеих этих организациях.
Самоэксперимент Юнга также привнес изменения в его аналитическую работу. Он поощрял своих пациентов предпринимать подобные процессы самоэкспериментирования. Пациенты были проинструктированы о том, как практиковать активное воображение, чтобы вести внутренний диалог и описывать свои видения. Он взял свой собственный опыт в качестве парадигмы. На семинаре 1925 года он отметил: «Я извлек весь свой эмпирический материал из моих пациентов, но решение проблемы я открыл изнутри, из своих наблюдений за бессознательными процессами».
Тина Келлер, анализ которой Юнг проводил с 1912, вспоминает, что он «часто говорил о себе и его собственном опыте»:
В те первые дни, во время проведения аналитического часа, так называемая «красная книга», часто лежала открытой на мольберте. В это время доктор Юнг еще писал или только что закончил картину. Иногда он показывал мне, что сделал к ней комментарий. Аккуратная и точная работа, с которой он размещал эти картины и сопровождающий их поясняющий текст, была доказательством важности этого дела. Так мастер продемонстрировал ученику, что психическое развитие стоит времени и усилий.
В процессе анализа ее Юнгом и Тони Вульф, Келлер применяла активное воображение и тоже рисовала. Далекое от того, чтобы быть отдельным явлением, столкновение Юнга с бессознательным было коллективным, он взял с собой и своих пациентов. Те сформировали вокруг Юнга авангардистскую группу, занятую коллективным опытом, который, как они надеялись, преобразует их жизни и жизни их окружения.
Пришествие мертвых
Среди небывалых массовых убийств войны тема пришествия мертвых была широко распространена, как и в фильме Абеля Ганса J”acuse, длинный список убитых также привел к возрождению интереса к спиритуализму. Спустя почти год Юнг начал снова писать в Черных книгах, в 1915появилась дальнейшая серия видений. Он уже завершил рукописную работу Liber Primus и Liber Secundus. В начале 1916, Юнг пережил поразительную серию парапсихологических событий в его доме. В 1923 он рассказал этот случай Кари де Ангюло (позже Бейнс). Она сделала следующую запись:
Однажды ночью Ваш мальчик начал бредить во сне и говорить, что он не может проснуться. Наконец Ваша жена вынуждена была позвать Вас, чтобы успокоить его. Все, что Вы могли сделать, это положить на него мокрые полотенца — наконец он успокоился и продолжил спать. Следующим утром он проснулся и ничего не помнил, но казался совершенно опустошенным, поэтому Вы сказали ему не ходить в школу, он не спросил, почему, но, казалось, принял это как очевидное. Весьма неожиданно он попросил бумагу и цветные карандаши и принялся рисовать следующую картину — человек ловил рыбу на крючок. Рисунок был разделен пополам линией. Слева был дьявол, говорящий что-то человеку, и Ваш сын записал это. Он пришел за рыбаком, потому что тот ловил его рыбу, но справа был ангел, который сказал, «Ты не можешь взять этого человека, он берет только плохую рыбу и не одной из хороших». После того, как Ваш сынсделал рисунок, он был доволен. В ту же самую ночь две Ваших дочери думали, что они видели призраков у себя в комнате. На следующий день Вы писали «Проповеди Мертвым,» и Вы знали, что после этого никто больше не потревожит Вашу семью, и ничего не случится. Конечно, я знала, что Вы были тем рыбаком с картинки своего сына, и так Вы сказали мне, но мальчик не знал этого.
В воспоминаниях Юнг рассказывает о том, что последовало далее:
В воскресенье, приблизительно в пять часов пополудни, неистовой трелью залился дверной колокольчик. Стоял солнечный летний день, обе служанки были на кухне, откуда хорошо просматривалась открытая площадка перед входом. Услышав звонок, все сразу бросились к двери, но за ней никого не оказалось. Я видел даже, как колокольчик покачивался! Мы мола смотрели друг на друга. Поверьте, все это выглядело тогда очень странным и пугающим! Я знал: что-то должно случиться. Дом наводнили призраки, они бродили толпами. Их было так много, что я едва мог дышать и без конца спрашивал себя: «Бог мой, что же это такое?» Призраки отвечали мне: «Мы вернулись из Иерусалима, там мы не нашли того, что искали».
Эти слова я сделал началом SeptemSermones…
Затем слова хлынули непрерывным потоком, и за три вечера вещь была написана И едва я взялся за перо, как весь сонм призраков мгновенно исчез. Наваждение рассеялось, в комнате стало тихо, и воздух очистился.
Мертвые появились в видениях 17 января 1914, и сказали, что они собирались придти в Иерусалим, чтобы молиться на самых святых могилах. Их путешествие, очевидно, не было успешным. Septem Sermones adMortuos является кульминацией видений этого периода. Это – психологическая космология, выраженная в форме гностического мифа о творении. В видениях Юнга новый Бог родился в его душе, лягушачий сын, Бог Абраксас. Юнг понял это символически. Он рассматривал этот образ как объединение христианского Бога и Сатаны, и, следовательно, как отображение преобразования Западного Богообраза. Только 1952 в Ответе Иову Юнг тщательно продумал и заявил эту идею публично.
Юнг изучал литературу по гностицизму в рамках предварительного чтения для «Преобразования и символов либидо». В январе и октябре 1915, будучи на военной службе, он изучил работы гностиков. После записи Septem Sermones в Черной книге, Юнг переписал их в Каллиграфическую рукопись как отдельную книгу, немного перестроив последовательность. Он добавил под заголовком следующую надпись: «Семь наставлений мертвым. Написано Василидом в Александрии, городе, где Восток касается Запада». Тогда ему напечатали эту работу конфиденциально, добавив к надписи: «Переведено с греческого оригинала на немецкий язык». Эта легенда указывает на стилистическое влияние на Юнга классического образования конца девятнадцатого века. Он вспоминал, что написал это по случаю основания Психологического Клуба, и понимал это как подарок Эдит Рокфеллер Маккормик для того, чтобы основать Клуб. Копии он раздал друзьям и доверенным лицам. Представляя копию Альфонсу Мёдеру, он написал:
Я не мог вообразить, что можно указать здесь мое имя, и выбрал вместо этого имя одного из тех великих умов ранней нашей эры, которое стерло христианство. Оно неожиданно упало мне на колени как зрелый плод во время великого гнета и разожгло свет надежды и утешения для меня в мои тяжелые времена.
16 января 1916 Юнг нарисовал в Черной книге мандалу (см. Приложение A). Это было первым эскизом «Systema Munditotius.» Затем он продолжал перерисовывать ее. После завершения он написал на английском языке: «Это — первая мандала, которую я создал в 1916 году, совершенно не осознавая того, что она означает». Видения в Черных книгах продолжались. Systema Munditotius является иллюстрацией космологии Sermones.
Между 11 июня и 2 октября 1917, Юнг был на военной службе в Chateau d’Oex как командующий английских военнопленных. Приблизительно в августе он написал Смиту Эли Джелифф, что его военная служба держала его полностью вдали от его работы, и что по возвращению он надеялся закончить длинную статью о типах. Он завершил письмо словами: «С нами все неизменно и тихо. Все остальное глотает война. Психоз все еще нарастает, тянется все дальше и дальше».
В это время он чувствовал, что все еще пребывал в состоянии хаоса, и что он только начал проясняться к концу войны. С начала августа до конца сентября, он нарисовал серию из двадцати семи мандал карандашом в его армейском блокноте, который он сохранил. Сначала, он не понимал эти мандалы, но чувствовал, что они были очень важными. С 20 августа он рисовал мандалу почти каждый дней. Это дало ему чувство, что он делает фотографию каждого дня, и наблюдает, как эта мандала меняется. Он вспоминал, что получил письмо от «этой голландки, которая жутко действовала мне на нервы». В письме эта женщина, то есть, Мольцер, утверждала, что «видения, идущие из бессознательного,имеют особую творческую ценность и, должны пониматься как искусство». Юнга это обеспокоило, потому что это не было лишено смысла, и, кроме того, современные живописцы пытались сделать бессознательное искусством. Это пробудило в нем сомнения, были ли его видения на самом деле самопроизвольными и естественными. На следующий день он нарисовал мандалу, часть которой была прервана, нарушив симметрию:
Только теперь я постепенно прихожу к тому, что есть мандала на самом деле: «Формирование, преобразование, вечный разум и вечный отдых». Это свое я, целостность личности, которая, когда все хорошо, гармонична, и которая не может отразить самообман. Мои изображения мандал были криптограммами состояния моего я, которое отражал каждый мой день.
Рассматриваемая мандала, судя по всему, мандала от 6 августа, 1917. Вторая часть Фауста Гете. Мефистофель обращается к Фаусту, давая ему указания относительно Матери:
Мефистофель:
Когда увидишь жертвенник в огне,
Знай, кончен спуск, и ты на самом дне.
Пред жертвенником Матери стоят,
Расхаживают, сходятся, сидят.
Так вечный смысл стремится в вечной смене
От воплощенья к перевоплощенью.
Они лишь видят сущностей чертеж
И не заметят, как ты подойдешь.
Тогда кидайся смело на огонь
И с властностью ключом треножник тронь.
Приведенное письмо не обнаружилось. Однако, в последующем неопубликованном письме от 21 ноября 1918, в то время как в Chateau d’Oex, как писал Юнг, «М. Молцер снова потревожила меня письмами», он воспроизвел мандалы в Liber Novus. Он отметил, что именно во время этого периода к нему пришла живая идея Самости: «Самость, я думаю, походит на монаду, которая есть я, и которая является моим миром. Мандала представляет эту монаду и соответствует микрокосмической природе души». В тот момент он не знал, куда ведет этот процесс, но начал осознавать, что мандала представляла цель этого процесса: «Только когда я начал рисовать мандалы, я увидел, что все пути, которые я предпринял, все шаги, которые я сделал, все возвращалось в одну точку, то есть, в центр. Мандала стала выражением всех путей». В 1920-ых, понимание Юнгом значения мандалы углубилось.
Черновик включал видения с октября 1913 до февраля 1914. Зимой 1917 Юнг написал новую рукопись под названием Исследования, которая началась с того места, где он закончил предыдущую. В этой части он воспроизводил видения с апреля 1913 до июня 1916. Как в первых двух книгах Liber Novus, Юнг дополнял видения поясняющими комментариями. Он включил Sermones в этот материал, и теперь добавил комментарии Филемона относительно каждой проповеди. В них Филемон подчеркнул компенсационную природу своего учения: он сознательно подчеркнул именно те концепции, в которых испытывали недостаток мертвые. Исследования эффективно формируют Liber Tertius Liber Novus. Полная последовательность текста, таким образом, была бы следующей:
Liber Primus: Путь того, кто грядет
Liber Secundus: Образ заблудшего
Liber Tertius: Исследования
В это время Юнг продолжал переписывать Черновик в Каллиграфическую рукопись и добавлять картины. Видения в Черных книгах стали менее стабильными. Он рисовал воплощение своего понимания Самости, полученного осенью 1917 в Исследованиях. Оно содержит видение Юнга перерождающегося Бога, достигающего высшей точки в образе Абраксаса. Он понял, что большую часть того, что было дано ему в начале книги (то есть, Liber Primus, Liber Secundus) было на самом деле дано ему Филемоном. Он понял, что в нем жил пророчествующий мудрый старик, с которым он не был идентичен. Это представляло критический раскол.17 января 1918, Юнг написал Дж. Б. Лангу:
Работа над бессознательным должна проводиться прежде всего ради нас самих. Наши пациенты получают от этого лишь косвенную пользу. Опасность состоит в заблуждении пророка, которое часто является результатом контакта с бессознательным. Это — дьявол, который говорит: Презирайте весь разум и науку, самые высшие силы человечества. Это никогда не допустимо, даже притом, что мы вынуждены признать [существование] иррациональности.
Главная задача Юнга в «работе над» его видениями состояла в том, чтобы различить голоса и характеры. Например, в Черных книгах именно Юнг («Я» ) читает проповеди мертвым. В Исследованиях не Юнг («Я»), а Филемон говорит с ними. В Черной книге главная фигура, с которой Юнг ведет диалоги, -это его душа. В некоторых разделах Liber Novus, она превращается в змею и птицу. В одной беседе в январе 1916, его душа объяснила ему, что, когда Высшее и Низшее не объединено, она делится на три части — змея, человеческая душа, и птица (или небесная душа), которая встречается с Богами. Таким образом,как здесь может быть замечено, переосмысление Юнга отражает его понимание трехсторонней природы своей души.
В течение этого периода Юнг продолжал работать над своим материалом, и есть некоторые доказательства, что он обсуждал это со своими коллегами. В марте 1918 он написал Дж. Б. Лангу, который отправил ему некоторые из своих собственных видений:
Я не хотел бы говорить Вам что-то кроме того, что нужно продолжать этот метод, потому что, как Вы сами верно заметили, очень важно, чтобы мы испытали содержание бессознательного прежде, чем мы сформируем любые мнения об этом. Я горячо согласен с Вами в том, что мы должны ухватиться за знание гностицизма и неоплатонизма, так как эти системы содержат материалы, которые подходят для формирования фундамента теории бессознательного духа. Я уже работал над этим сам в течение долгого времени, и также имел широкие возможности сравнить свой опыт, по крайней мере, частично с опытом других. Именно поэтому я был очень рад услышать в значительной мере те же самые представления и от Вас. Я рад, что Вы обнаружили все самостоятельно. Это область работы готова быть занятой. До сих пор я испытывал недостаток в рабочих. Я счастлив, что Вы хотите соединить силы со мной. Я считаю, что очень важно, что Вы непредубежденно высвобождаете свой собственный материал из бессознательного, настолько тщательно, насколько это возможно. Мой материал является очень пространным, очень сложным, и частично очень графическим, почти полностью обработанным посредством разъяснений. Но то, в чем я полностью испытываю недостаток, — это в сравнительно современном материале. Заратустра слишком сильно сознательно сформирован. Майринк подкрашен эстетически; кроме того я чувствую, что ему недостает духовной искренности.
Содержание
Liber Novus, таким образом, представляет серию видений активного воображения вместе с попыткой Юнга понять их значение. Эта работа понимания охватывает много взаимосвязанных нитей: попытку понять себя, объединить и развить разрозненные составляющие своей личности; попытку понять структуру личности человека вообще; попытку понять отношение человека к современному обществу и сообществу мертвых; попытку понять психологические и исторические последствия христианства; и попытку охватить будущее духовное развитие Запада. Юнг обсуждает в работе много других тем, включая природу самопознания; природу души; отношения разума и чувства, а также психологических типов; отношение внутренней и внешней мужественности и женственности; объединение противоположностей; одиночество; ценность знания и изучения; статус науки, значение символов, и как они должны быть поняты, значение войны; безумие, божественное безумие, психиатрия; как подобие Христу должна быть понято сегодня; смерть Бога; историческое значение Ницше; и отношение магии и разума.
Общая тема книги — то, как Юнг возвращает свою душу и преодолевает современный недуг духовного отчуждения. Это, в конечном счете, достигнуто благодаря возникновению возможности возрождения нового образа Бога в своей душе и развитии нового мировоззрения в форме психологической и теологической космологии. Liber Novus представляет собой прототип юнгианской концепции процесса индивидуации, которую он считал универсальной формой личного психологического развития. Сама Liber Novus может быть понята с одной стороны как описание процесса индивидуации Юнга, а с другой стороны как его разработка этого понятия как всеобщей психологической схемы. В начале книги Юнг повторно находит свою душу и затем предпринимает в видениях ряд приключений, которые формируют последовательное повествование. Он понял, что до сих пор служил духу времени, характеризуемому полезностью и ценностью. Но вместе с ним существовал дух глубин, который привел его к сущности души. С точки зрения Юнга в его автобиографических мемуарах, позже дух времени соответствует личности №1. Я, и дух глубин соответствуем личности № 2. Таким образом, этот период мог быть отмечен как возвращение к ценностям личности № 2. Главы следуют в особом порядке: они начинаются с описания волнующих визуальных видений. В них Юнг сталкивается с рядом фигур в различном окружении и вступает в диалог с ними. Он встречается с неожиданными ситуациями и шокирующими утверждениями. Тогда он пытается понять то, что открылось, и сформулировать значение этих событий и утверждений в общих психологических концепциях и принципах. Юнг считал, что значение этих видений состояло в том, что они происходили от мифопоэтического воображения, которое отсутствовало в нынешнюю рациональную эпоху. Задача индивидуации лежит в установлении диалога с персонажами видений — или содержанием коллективного бессознательного — и объединением их в сознание, следовательно, восстановлении ценности мифопоэтического воображения, которое было утеряно в наше время, и тем самым примирению духа времени с духом глубин. Эта задача состояла в том, чтобы сформировать ключевой мотив его последующей научной работы.
«Новая Весна Жизни»
В 1916 Юнг написал несколько эссе и небольшую книгу, в которой он начал попытки переводить некоторые темы Liber Novus на язык современной психологии, и размышлять над значением и унверсальностью своей деятельности. В этих работах он представил первые схемы основных составляющих его зрелой психологии. Полное описание этих документов вне области этого введения. Следующий краткий обзор выдвигает на первый план элементы, которые наиболее непосредственно связаны с Liber Novus.
В его работах между 1911 и 1914 он был преимущественно обеспокоен установлением структурных основ общей человеческой деятельности и психопатологии. В дополнение к его более ранней теории комплексов мы видим, что он уже сформулировал концепции бессознательного, приобретенного филогенетическим образом, населенного мифическими образами, несексуальной психической энергией, главных типов интроверсии и экстраверсии, компенсационной и предвидящей функции сновидений, синтетический и конструктивный подход к видениям. В то время, как он продолжал подробно расширять и развивать эти концепции, появилась новая идея: попытка обеспечить в мирской среде высшее духовное развитие, которое он назвал процессом индивидуации. Это было основным теоретическим результатом его самоэксперимента. Полная разработка процесса индивидуации, и его историческое и межкультурное сравнение, занимали его всю оставшуюся жизнь.
В 1916 он представил лекцию в Ассоциации Аналитической Психологии под названием «Структура бессознательного», который была впервые издана во французском переводе (см. Флурнуа, Archives de Psychologies). Здесь он разделил два слоя бессознательного. Первое, личное бессознательное, состояло из элементов, приобретенных во время всей жизни, вместе с составляющими, которые могли одинаково хорошо быть осознаны, второй было безличное бессознательное или коллективное психэ, В то время как сознание и личное бессознательное были развиты и приобретены в ходе всей жизни, коллективное психэ было унаследовано. В этом эссе Юнг рассуждал о любопытных явлениях, которые следовали из ассимиляции бессознательного. Он отметил, что, когда люди захватили содержание коллективного психэ и расценили их как личные качества, они испытывали крайние состояния превосходства и неполноценности. Он заимствовал термин «богоподобность» от Гете и Альфреда Адлера, чтобы характеризовать это состояние, которое явилось результатом слияния личного и коллективного психэ, и было одной из опасностей анализа.
Юнг написал, что самой трудной задачей было разделить личное и коллективное психэ. Первым из факторов, с которым сталкивается каждый, была персона — «маска» или «роль». Она представляет собой сегмент коллективного психэ, который можно по ошибке понимать как всего человека. Когда каждый проанализирует ее, личность вторгается в коллективное психэ, что приводит к возникновению потока видений: «Открываются все сокровища мифологического разума и чувств». Различие между этим состоянием и безумием заключалось в том, что оно было вызвано намеренно.
Возникали две возможности: можно было попытаться регрессивно восстановить персону и возвратиться в предшествующее состояние, но было невозможно избавиться от бессознательного. В качестве альтернативы можно было принять условие богоподобности. Однако, был и третий путь: интерпретационная обработка творческих видений. Это привело к объединению человека с коллективным психэ, что показало индивидуальный путь выживания. Это был процесс индивидуации. В последующем недатированном пересмотре этого документа Юнг ввел понятие Анимы как двойника персоны. Он расценил их обе как «субъекты имаго». Здесь, он определил Аниму как «субъект сферы коллективного бессознательного».
Яркое описание превратностей состояния богоподобности отражает некоторые из состояний аффекта Юнга во время его столкновения с бессознательным. Понятие отделения персоны и ее анализ соответствует вводному разделу Liber Novus, где Юнг, не взирая на свои роли и достижения, пытается повторно соединиться со своей душой. Появление мифологических видений происходит также, как последовало на его опыте, а интерпретационную обработку творческих видений он представил во втором слое Liber Novus. Дифференцирование личного и безличного бессознательного дало Юнгу теоретическое понимание мифологических видений: это предполагает, что он не считал, что они исходят из его личного бессознательного, а от унаследованного коллективного психэ. Если так, его видения произошли от области души, которая была коллективным человеческим наследством, а не просто индивидуальной или произвольной.
В октябре того же года Юнг представил два обсуждения в Психологическом Клубе. Первое было названо «Адаптация». Она имела две формы: адаптация к внешним и внутренним условиям. «Внутреннее», как понималось, определяло бессознательное. Адаптация к «внутреннему» приводит к потребности в индивидуации, которая противоречит адаптации к внешнему. Ответ на это требование и соответствующий перерыв приводят к трагической вине, которая требовала искупления и призывала к новой «коллективной функции», потому что человек должен был произвести ценности, которые могли работать вместо него, пока он отсутствует в обществе. Эти новые ценности позволили сделать компенсацию коллективу. Индивидуация была путем немногих. Тот, кто был недостаточно творческим, должен скорее восстановить коллективное соответствие с обществом. Человек должен был создать не только новую, но также и социально признанную ценность, поскольку общество имело «право ожидать осуществимые ценности».
Читая с точки зрения опыта Юнга, это предполагает, что его перерыв с социальной согласованностью, чтобы последовать его «индивидуации» привел его к представлению, что он должен был произвести социально осуществимые ценности как искупление. Это привело к дилемме: была ли форма, в которой Юнг воплотил эти новые ценности в Liber Novus, социально приемлема и распознаваема? Эта приверженность требованиям общества отделила Юнга от анархизма дадаистов.
Вторая беседа была на тему «Индивидуация и общность». Он утверждал, что индивидуация и общность были парой противоположностей, связанных чувством вины. Общество требовало имитацию. Посредством процесса имитации можно было получить доступ к ценностям, которые были личными. В анализе, «Через имитацию пациент изучает индивидуацию, потому что это оживляет его личные ценности». Можно прочитать это как комментарий к роли имитации в аналитической работе со своими пациентами, которых Юнг теперь поощрял предпринимать подобные процессы развития. Утверждение о том, что этот процесс пробуждал существующие ранее ценности пациента, противоречило предположению о чувстве вины.
В ноябре, будучи на военной службе в Херизау Юнг написал работу «Трансцендентная функция», которая была издана только в 1957. Там он описал метод возникновения и развития видений, который он позже назвал активным воображением, и объяснил его терапевтическое понимание. Этот документ может быть рассмотрен как временный отчет о выполнении работ в ходе самоэксперимента Юнга, и может с пользой пониматься как предисловие к Liber Novus.
Юнг отметил, что «новое» отношение к анализу уже устарело. Бессознательный материал был необходим, чтобы добавить сознательное отношение и исправить его односторонность. Но поскольку интенсивность состояния сна была низкой, сновидения были низшими выражениями бессознательного содержания. Таким образом, должны применяться другие источники, а именно, непосредственные видения. Недавно восстановленный сонник Юнга содержит серию сновидений с 1917 до 1925 года. Близкое сходство этой работы с Черными книгами указывает, что его активное воображение не происходило непосредственно из его сновидений, и что эти два потока были полностью независимы.
Юнг описал свою технику вызывания таких видений: «Обучение состоит прежде всего в систематических упражнениях для того, чтобы устранить критическое внимание, таким образом производя вакуум в сознании». Необходимо начать, концентрируясь на особом восприятии, и пытаясь все видения и ассоциации сделать настолько сознательными, насколько это возможно. Цель состояла в том, чтобы позволить видению свободную игру, не отступая от начального эмоционального возбуждения в свободном ассоциативном процессе. Это приводит к конкретному или символическому выражению восприятия, результатом которого является обеспечение эмоционального возбуждения, близкого к сознанию, и следовательно, делает его более понятным. Такая практика может иметь эффект оживления. Люди могли чертить, рисовать или лепить, в зависимости от их наклонностей:
Визуальный тип должен сконцентрироваться на ожидании, что внутреннее изображение будет создано. Как правило, такое воображаемое изображение действительно появится — возможно, гипнагогически — и оно должно быть тщательно отображено в письменной форме. Аудио-вербальный тип обычно слышит внутри себя фразы, возможно, простые фрагменты или очевидно бессмысленные предложения без начала… Другие в это время просто слышат свой «другой» голос… Все еще редко встречается, но столь же ценно, автоматическое письмо, непосредственное или с планшеткой.
Как только эти видения были произведены и воплощены, было доступно два метода: творческая формулировка и осмысление. Одно нуждалось в другом, и оба были необходимы, чтобы создать трансцендентную функцию, которая проистекала из союза сознательного и бессознательного содержания.
Для некоторых людей, отметил Юнг, необходимо было просто зафиксировать «другой» голос в письменной форме и ответить на него с точки зрения: «Это подобно тому, как будто этот диалог имел место между двумя людьми…» Этот диалог привел к созданию трансцендентной функции, которая привела к расширению сознания. Это описание внутренних диалогов и средств вызывания видений в состоянии пробуждения представляют собственный опыт Юнга в Черных книгах. Взаимодействие творческой формулировки и осознания соответствует работе Юнга в Liber Novus. Юнг не публиковал эту работу. Он позже отметил, что никогда не заканчивал свою работу над трансцендентной функцией, потому что он проводил ее только в смешанных чувствах. В 1917 Юнг издал небольшую книгу с длинным названием: Психология бессознательных процессов: Краткий обзор современной теории и метода аналитической психологии. В его предисловии, датированном декабрем 1916, он обнародовал психологические процессы, которые сопровождали войну, выдвинул на первый план проблему хаотического бессознательного. Однако, психология человека соответствовала психологии страны, и только преобразование отношения человека могло вызвать культурное обновление. Это ясно сформулировало близкую взаимосвязь между индивидуальными и коллективными событиями, которая была в центре Liber Novus. Для Юнга связь его пророческих видений и внезапного начала войны сделала очевидными глубокие бессознательные связи между индивидуальными видениями и мировыми событиями — и, следовательно, между психологией человека и страны. Теперь требовалось рассмотреть эту связь более подробно.
Юнг отметил, что после того, как каждый проанализировал и объединил содержание личного бессознательного, он подходит к встрече с мифологическими видениями, которые исходят от филогенетического слоя бессознательного. Психология бессознательных процессов предоставила описание коллективного, супраперсонального, абсолютного бессознательного — это термины, используемые попеременно. Юнг утверждал, что каждый должен был отделить себя от бессознательного, представляя это наяву как нечто, отделяющееся от него. Было жизненно важно отделить я от не-я, а именно, от коллективного психэ или абсолютного бессознательного. Сделав это,
…человек должен обязательно встать на ноги в своей Я-функции; то есть, он должен выполнить свою обязанность полной жизни, так, чтобы он мог во всех отношениях быть жизнеспособным членом общества.
Юнг пытался выполнять эти задачи в то время.
Содержание бессознательного представляло собой то, что Юнг в Преобразованиях и символах либидо назвал типичными мифами или исконными изображениями. Он описал эти «доминанты» как «силы Богов, то есть образы доминирования над законами и принципами, изображения средней регулярности и упорядоченности, которые мозг получил от последовательности светских процессов». Каждый должен был обратить особое внимание на эти доминанты. Особенно важно было «отделение мифологического или коллективного психологического содержания от объектов сознания, и их консолидация как психологических событий вне индивидуального психэ». Это позволило достичь соглашения с активными последствиями нашей унаследственной истории. Отделение личного от неличного привело к всплеску силы.
Эти комментарии также отражают его деятельность: его попытку дифференцировать различные характеры, которые появились, и «объединить их как психологические факты». Понятие, что эти образы имели психологическую реальность и независимость, и не были лишь субъективным вымыслом, было главным уроком, который он приписывал видению пророка Илии: психической объективностью.
Юнг утверждал, что эра разума и скептицизма, открытая Французской революцией, подавила религию и иррационализм. У этого, в свою очередь, были серьезные последствия, приведшие к вспышке иррационализма, представленного мировой войной. Тем самым, возникла историческая необходимость признать иррациональность как психологический фактор. Принятие иррациональных форм одна из центральных тем Liber Novus.
В Психологии бессознательных процессов Юнг развивал свою концепцию психологических типов. Он отметил, что по ходу общественного развития психологические особенности типов были смещены к крайностям. Он назвал это законом энантиодромии, или аннулирования в противоположность второй функции, а именно, чувства у интроверта, и мышления для экстраверта. Эти вторичные функции были найдены в бессознательном. Развитие противоположной функции привело к индивидуации. Поскольку противоположная функция не была приемлемой для сознания, специальная техника была обязана достичь соглашения с ней, а именно, создать превосходящую функцию. Бессознательное было опасностью, когда человек не был един с ним. А с воцарением превосходящей функции дисгармония прекратилась. Это новое равновесие предоставляло доступ к производительным и благотворным аспектам бессознательного. Бессознательное содержало мудрость и опыт неведанных эпох, и тем самым создало не имеющего себе равных проводника. Развитие противоположной функции появляется в разделе «Mysterium» Liber Novus. Попытка извлечь пользу, мудрость, хранимую бессознательным, пронизывает всю книгу, в которой Юнг просит, чтобы его душа сказала ему, что она видит и смысл его видений. Бессознательное здесь рассматривается как источник высшей мудрости. Он завершил эссе, указывая на личную и основанную на опыте природу его новых концепций: «Наша эпоха ищет новую весну жизни. Я нашел ее в одиночку и пил ее, и вода имела приятный вкус».
Путь к Самости
В 1918 Юнг написал работу под названием «О бессознательном,», где отметил, что все мы стоим между двумя мирами: миром внешнего восприятия и миром восприятия бессознательного. В это время это различие отображает его опыт. Он написал, что Фридрих Шиллер утверждал, что сближение этих двух миров возможно через искусство. Юнг оспорил это: «Я считаю, что союз рациональной и иррациональной истины должен быть найден не столько в искусстве, сколько в символе, per se в этом сущность символа — содержать в себе и рациональное и иррациональное». Символы, как он считал, произошли из бессознательного, и создание символов было самой важной функцией бессознательного. В то время как компенсационная функция бессознательного присутствовала всегда, создающая символ функция появлялась только тогда, когда мы были готовы ее признать. Здесь, как мы видим, он продолжает избегать понимания своей деятельности как искусства. Это не было искусством, но символы первостепенной важности содержались в нем. Признание и оздоровление этой создающей символ силы отображается в Liber Novus. Это отражает попытку Юнга понять психологическую природу символа, и рассмотреть свои видения символически. Он пришел к заключению, что то, что было бессознательным в любой эпохе, было лишь относительным и изменчивым. Теперь требовалось «изменение наших взглядов в соответствии с активными силами бессознательного». Таким образом, одна из задач, поставленных перед ним,заключалась в переводе концепций, полученных через его столкновение с бессознательным, и выраженных в литературной и символической манере в Liber Novus, на язык, совместимый с современным мировоззрением.
В следующем году он сделал доклад в Англии перед Обществом Психических Исследований, почетным членом которого он являлся, на тему «Психологических основы веры в духов». Онотдельно рассмотрел две ситуации, в которых коллективное бессознательное стало активным. В первом оно активизировалось через кризис в жизни человека и крах надежд и ожиданий. Во втором оно оживилось во времена крупного социального, политического и религиозного переворота. В такое время факторы, подавленные господствующими настроениями, накапливаются в коллективном бессознательном. Люди, обладающие решительностью и интуицией, чувствуют их и пытаются перевести их на общественные идеи. Если они преуспели в том, чтобы перевести бессознательное на выразимый язык, это имеет эффект искупления. Содержание бессознательного проявляет тревожные последствия. В первой ситуации коллективное бессознательное могло бы заменить действительность, которая является патологической. Во второй ситуации человек может чувствовать себя дезориентированным, но его состояние не является патологическим. Такое разделение предполагает, что Юнг рассматривал свой собственный опыт как подпадание под второй случай — а именно, активация коллективного бессознательного из-за общего культурного переворота. Таким образом, его начальный страх перед нависшим безумием в 1913 лежит в его отказе понять это различие.
В 1918 он представил серию семинаров в Психологическом Клубе о своей работе над типологией, и в то время был занят обширным академическим исследованием в области этого предмета. Он развил и расширил темы, ясно сформулированные в документах 1921 в Психологических типах. Что касается работы над Liber Novus, самая важная секция была посвящена главе 5, «Проблема типа в поэзии». Важнейшим вопросом, обсуждаемым здесь, было то, как проблема противоположностей могла быть решена через продуктивное объединение или согласование символа. Это формирует одну из центральных тем Liber Novus. Юнг представил подробный анализ проблемы разрешения вопроса противоположностей в Индуизме, Даосизме, с точки зрения Майстера Экхарта, и, в настоящее время, в работе Карла Спиттелера. Эта глава может также быть прочитана с точки зрения размышления по некоторым из исторических источников, которые непосредственно отразились в концепции Liber Novus. Это также ознаменовало введение важного метода. Юнг не обсуждал проблему согласования противоположностей в Liber Novus, он нашел исторические аналогии и прокомментировал их.
В 1921, «Самость» появился в качестве психологического понятия. Юнг определил ее следующим образом:
Поскольку эго – центр только лишь моей области сознания, оно не идентично со всей областью психэ, будучи лишь комплексом среди других комплексов. Следовательно, я делаю различие между эго и Самостью, так как эго – лишь субъект моего сознания, в то время как Самость субъект всей области я: следовательно, она также включает бессознательное психэ. В этом смысле Самость была бы (совершенным) величием, которое охватывает и включает всего меня. В бессознательных видениях Самость часто появляется как супергерой или идеальная личность, как Фауст относительно Гете и Заратустра по отношению к Ницше.
Он сравнивал индуистское понятие Брахмана и Атмана с Самостью. В то же время, Юнг дал определение души. Он утверждал, что душа обладала качествами, которые дополняли персону, т.е. содержит в себе те качества, в которых испытывает недостаток сознание. Этот дополнительный характер души также затрагивал сексуальную природу, так, что у мужчины была женская душа, или Анима, и у женщины была мужская душа, или Анимус. Это подтверждало тот факт, что у мужчин и женщин были и маскулинные и феминные черты. Он также отметил, что душа давала начало образам, которые, как предполагалось, были бесполезными с рациональной точки зрения. Было четыре способа использовать их:
Первые способ — использовать их в творчестве, если Вы являетесь одаренными в том или ином его направлении; второй – для философских размышлений; третий – с точки зрения квазирелигии, что приведет к ереси и основанию сект; и четвертый динамический способ использования этих образов состоит в том, чтобы свободно применять их во всех направлениях.
С этой точки зрения, использование образов в психологии, которому он препятствовал, представляло бы собой «пятый путь». Для того, чтобы преуспеть, психология должна …выражаться только в преобразовании и четко отличаться от искусства, философии, и религии.
Этот способ являлся для Юнга альтернативным.
В последующих Черных книгах он продолжал разрабатывать учение, но на его видимом уровне, новое понимание «мифологии». Персонажи развивались и преобразовались в человеческие действия. Разделение образов сопровождалось их соединением. Тогда он стал понимать их как аспекты откровения, основные компоненты индивидуальности. 5 января 1922 Юнг разговаривал со своей душой в Liber Novus:
[Я:] Я чувствую, что должен говорить с тобой. Что побуждает тебя не давать мне спать?
[Душа:] Сейчас не время спать, ты должен бодрствовать и подготовить важные вопросы в ночной работе. Великая Работа начинается.
[Я:], Какая Великая Работа?
[Душа:] Работа, которая должна начаться теперь. Это — большая и трудная работа. Нет времени спать, если ты не находишь, что в течение дня на работу останется времени…
[Я:] Но я понятия не имел, что происходит что-то подобное.
[Душа:] Но ты, тем не менее, сказал о том, что я нарушала твой сон в течение долгого времени. Ты слишком долго был бессознателен. Теперь ты должен выйти на более высокий уровень сознания.
[Я:] Я готов. Что это? Говори!
[Душа:] Ты должен слушать: больше не быть христианином легко. Но что дальше? Должно появиться большее. Полнота ждет тебя. А ты? Ты молчишь и не знаешь, что сказать. Но ты должен говорить. Для чего ты получил откровение? Ты не должен скрывать его. Тебя интересует форма? Действительно ли форма важна, когда речь идет об откровении?
[Я:], Но ты не думаешь, что я должен опубликовать то, что я написал? Это было бы крахом. И кто понял бы это?
[Душа:] Нет, слушай! Ты не должен разбить супружество, а именно, супружество со мной, не должен вытеснить меня никаким человеком… Я хочу править одна.
[Я:] То есть ты хочешь управлять? Откуда ты взяла право для такого предположения?
[Душа:] Это право дано мне, потому что я служу тебе и твоим целям. Я могла точно также сказать, что ты стоишь впереди, но прежде всего твое призвание стоит впереди.
[Я:], Но каково мое призвание?
[Душа:] Новая религия и ее провозглашение.
[Я:] О, Боже, как я должен сделать это?
[Душа:] Не имей так мало веры. Никто не знает, как ты это сделаешь. Нет никого, кто мог бы сказать это, кроме тебя.
[Я:] Но кто знает, что ты не лжешь?
[Душа:] Спроси себя, если я лгу. Я говорю правду.
Его душа здесь усиленно убеждала его издать свой материал, но он игнорировал ее.
Три дня спустя его душа рассказала ему о новой религии.
…выражающей себя в трансформации человеческих отношений. Отношения не изменяются самым глубоким знанием. Кроме того, религия не состоит только из знания, выводящего на новый уровень человеческое поведение. Отношения не позволяют себя заменить. Поэтому не жди дальнейшего знания от меня. Ты знаешь все, что должно быть известно о проявленном, но ты еще не живешь тем, чем нужно жить.
Юнг ответил:
Я могу полностью понять и принять два своих призвания. Однако, мне неясно, как знание может преобразовать жизнь. Ты должна научить меня этому.
[Душа:]Нельзя сказать об этом. Это не так рационально, как ты склонен думать. Путь является символическим.
Таким образом перед Юнгом возник вопрос, как понять и воплотить то, что он изучил посредством своего самоисследования жизни. Во это время темы психологии, религии и отношения религии к психологии стали все более и более проявляться в его работе, начиная с 1923, семинара в Ползите в Корнуолле. Он попытался развить психологию творения религии. Вместо того, чтобы объявлять новое пророческое откровение, его интерес заключается в психологии религиозного опыта. Задача состояла в том, чтобы описать перевод и преобразование нуминозного опыта людей в символы, и в конечном счете в догмы и кредо организованных религий, и, наконец, изучить психологическую функцию таких символов. Чтобы аналитической психологии преуспеть в процессе творения религии, было важно, чтобы она, обеспечивая утверждение религиозной позиции, не уступала становлению кредо.
В 1922 Юнг написал работу «Отношение аналитической психологии к поэтическим художественным работам». Он отделял два типа работы: первый, которое зависел полностью от намерения автора, и второй, который захватывал автора. Примерами таких символических работ была вторая часть Фауста Гете и Заратустра Ницше. Он считал, что эти работы произошли из коллективного бессознательного. В таких случаях творческий процесс состоял в бессознательной активизации архетипического образа. Архетипы высвободили в нас голос, который был сильнее нашего собственного:
Кто бы ни говорил исконными изображениям, он говорит тысячей голосов; он приводит в восторг и пересиливает…, он преобразовывает нашу личную судьбу в судьбу человечества, и вызывает в нас всех те благотворные силы, которые всегда и скоро позволяли человечеству найти убежище от любой опасности и пережить самую долгую ночь.
Художник, который явил на свет такие произведения, вразумил Дух Времени, и дал компенсацию односторонности настоящего момента. В описании происхождения таких символических работ, Юнг видимо, имел ввиду свои собственные действия. Таким образом, в то время как Юнг отказался понимать Liber Novus как «искусство», его размышления о ее содержании были критическим источником его последующих концепций и теорий об искусстве. Неявный вопрос, который поднял этот документ, состоял в том, могла ли психология теперь служить этой функции вразумления Духа Времени и компенсации односторонности текущего момента. С этого времени он начал понимать задачу его психологии именно в этом.
Обсуждение публикации
С 1922 в дополнение к обсуждениям с Эммой Юнг и Тони Вульф по поводу того, что сделать с Liber Novus, и вокруг ее потенциальной публикации., у Юнга были подробные беседы на этот счет с Кери Бейнс и Вольфгангом Штокмайером. Поскольку эти обсуждения имели место, когда он все еще работал над ней, они крайне важны. Кери Финк родилась в 1883 году. Она училась в Вассар-Колледже, где преподавала Кристин Манн, которая стала одним из самых ранних последователей Юнга в Соединенных Штатах. В 1910 она вышла замуж за Хайме де Ангуло, и закончила свое обучение медицине у Джонса Хопкинса в 1911. В 1921 она оставила его, и уехала в Цюрих с Кристин Манн. Она была проанализирована Юнгом. И хотя она никогда не практиковала анализ, Юнг весьма уважал ее за критический ум. В 1927 она вышла замуж за Питера Бейнса. В 1931 они впоследствии развелись. Юнг попросил, чтобы она заново переписала Liber Novus, потому что он добавил много материала со времени предыдущей копии. Она сделала это в 1924 и 1925, когда Юнг был в Африке. Ее печатная машинка была тяжелой, поэтому она сначала скопировала текст вручную, а затем напечатала.
Эти записи передают ее беседы с Юнгом и написаны в форме писем, хотя никогда не были отправлены.
2 ОКТЯБРЯ 1922
В одной книге Майринка «Белый доминиканец», Вы сказали, он использовал точно те же символы, которые пришли к Вам в первом видении из Вашего бессознательного. Кроме того Вы сказали, он говорил о «Красной Книге», которая содержала некоторые тайны, и книгу, которую Вы пишете о бессознательном, Вы назвали «Красная Книга».Тогда Вы сказали, что возникли сомнения, что сделать с этой книгой. Майринк, как Вы сказали, мог залить ее в новую форму, и все было бы в порядке, но Вы могли только применить научный и философский метод работы с тем материалом, который Вы не могли бросить в эту почву. Я сказала, что Вы могли использовать форму Заратустры, и Вы сказали, что это было верно, но Вы были сыты им по горло. Я тоже. Тогда Вы сказали, что думали о создании автобиографии на основе этого материала. Это показалось мне безусловно лучшим вариантом, потому что тогда Вы будете склонны писать очень красочным образом. Но кроме любой трудности с формой, Вы сказали, что боялись обнародовать это, потому что это походило на продажу Вашего дома. Но я подскочила на обеих ногах и сказала, что это нисколько не походило на это, потому что Вы и книга поддерживали созвездие Вселенной, и что взять книгу, являющуюся просто личным, означало идентифицировать себя с ней, что было чем-то, что Вы бы и не подумали разрешить своим пациентам… Мы смеялись потому, что я поймала Вас с поличным. Гете был пойман в той же самой трудности со 2-ой частью Фауста, когда он вошел в бессознательное и счел настолько трудным получить правильную форму, что к конце концов умер, оставив Госпожу как таковую в своем шкафу.
Большая часть из того, что Вы испытали, как Вы сказали, будет сочтено чистым сумасшествием, если будет издано. Вы потерпели бы крах в целом не только как ученый, но и как человек, но я сказала, что как Dichtung und Wahrheit [Поэзия и Правда] это тот край, на котором люди могли сделать свой собственный выбор. Вы возразили против любого указания на Dichtung, потому что это было полностью Wahrheit, но это не кажется мне неправильным, — использовать маску, чтобы защитить себя от Филистии — и в конце концов я сказала, что поскольку Филистия имеет право выбора признать Вас сумасшедшим, они, как наивные дураки, должны выбрать прежнюю альтернативу, но если они смогут признать Вас как поэта, их репутация будет спасена. Большая часть Вашего материала, как Вы сказали, прибыла к Вам как руны, и толкование этих рун походит на ту самую бессмыслицу, но не имеет значения, является ли конечный продукт смыслом. Я сказала, что в Вашем случае очевидно, что Вы узнали больше о творении, чем кто-либо до Вас. В большинстве случаев разум очевидно выпадает из несоответствующего материала автоматически и поставляет конечный продукт, тогда как Вы взяли с собой все действо, матричный процесс и результат. Разумеется, с ним более трудно обращаться. Тогда мой час закончился.
ЯНВАРЬ 1923
Вы сказали мне, что некоторое время назад приняли мою позицию, и внезапно на днях, в то время когда я читала » Vorspiel auf dem Theater» [прелюдия в театре], меня осенило, что Вы также должны использовать тот принцип, который Гете так красиво применял на всем протяжении Фауста, а именно, борьбу творческого и вечного с отрицанием и переходом. Вы не можете сразу же увидеть, как это имеет отношение к Красной Книге, но я объясню. Поскольку, как я понимаю, в этой книге Вы собираетесь бросить вызов людямпо-новому посмотреть на их души, во всяком случае, на это очень похоже, она будет вне понимания обычного человека, так же, как в определенный период Вашей собственной жизни Вы едва поняли бы ее. По сути это — «драгоценный камень», который Вы даете миру, разве нет? Моя идея состоит в том, что он нуждается в своего рода защите, чтобы не быть брошенным в сточную канаву и в конце концов уничтоженным странно одетым евреем.
Лучшая защита, которую Вы могли придумать, как мне кажется, — включить в книгу непосредственное описание сил, которые попытаются уничтожить ее. Это — дар Вашей великой силы видения черного как белого в каждой конкретной ситуации, таким образом, Вы будете знать лучше большинства людей, которые нападут на книгу, о том, что они хотят уничтожить ее. Разве Вы не могли разбить их ожидания, написав критику за них? Возможно, это – именно то, что Вы сделали во введении. Возможно, Вы преподнесли бы общественности отношение «Примите или не примите ее, будьте благословлены или будьте прокляты, как Вы сами предпочитаете». Независимо от того, сколько в этом правды, это жизнеспособно в любом случае. Но я хотела бы видеть, что Вы сделаете нечто иное, если это не приведет к слишком большим усилиям.
26 ЯНВАРЯ 1924
Прошлой ночью, как Вы сказали, Вы видели сон, в котором я появилась в маске и должна был сделать работу над Красной Книгой, и Вы думали обо всем этом в тот день и во время смены доктора Уортона особенно (к счастью для нее, я должна сказать)… Вы сказали, что решились передать мне весь свой бессознательный материал, представленный Красной Книгой и т.д., чтобы узнать то, что я, как сторонний и беспристрастный наблюдатель сказала бы об этом. Вы думали, что у меня был хороший и беспристрастный критический ум. Тони, Вы сказали, была глубоко вплетена в это, и кроме того, не интересовалась ни книгой самой по себе, ни обличением ее в подходящую форму. Вы сказали, она растеряна как «трепещущая птица». О себе Вы сказали, что всегда знали, что сделать с Вашими идеями, но здесь Вы были сбиты с толку. Как только Вы приближались к ним, Вы впадали в смятение, и ни в чем больше не могли быть уверены. Вы были убеждены, что у некоторых из них была большая важность, но Вы не могли найти соответствующую форму —Вы сказали, что в той форме как сейчас они могли бы выйти из сумасшедшего дома. Таким образом, Вы сказали, что я должна была копировать содержание Красной Книги — однажды Вам скопировали ее, но Вы с тех пор добавили много материала,и хотели сделать это снова, и Вы объясните мне его по ходу работы, поскольку Вы поняли в ней почти все. Таким образом, мы пришли к тому, чтобы обсудить много вещей, которые никогда не обсуждались в моем анализе, и я могла понять Ваши идеи до основ. Вы поведали мне тогда нечто больше Вашего собственного отношения к «Красной Книге». Вы сказали, что часть ее жутко повредила Вашему пониманию пригодности вещей, и что Вы уклонились от подавления этого, но начали действовать по принципу «добровольности», которая не имеет недостатков, и таким образом, Вы придерживались его. Некоторые из картин были абсолютно инфантильны, но были предназначены быть. Были разные говорящие персонажи, Илия, старец Филемон, и т.д. но все, казалось, были этапами того, о чем Вы думали, и должны были называться»Мастерами». Вы были уверены, что этот последний был тем, кто вдохновил Будду, Мани, Христа, Магомета — всех тех, кто мог говорить, что общался с Богом. А другие идентифицировали себя с ним. Вы абсолютно отказались от этого. Это было невозможно для Вас, Вы сказали, Вы должны были остаться психологом — человеком, который понял процесс. Я сказала тогда, что то, что будет сделано, позволит миру понять процесс безпонятия о том, что у них есть некий Мастер, сдерживающий их своим приказом и побуждениями.Они должны были думать о нем как о столпе вечного огня, уходящем ввысь и навсегда от человеческих ограничений. Да, Вы сказали, что это было что-то подобное. Возможно, это еще не может быть сделано. Когда Вы говорили, я все больше осознавала неизмеримость идей, которые наполняют Вас. Вы сказали, что на них была тень вечности, и я могла почувствовать истинность этого.
30 января она отметила, что Юнг сказал по поводу сна, который она рассказала ему:
Это была подготовка к Красной Книге, потому что Красная Книга говорила о сражении между миром бытия и миром духа. Вы сказали, что в том сражении были почти разорваны на куски, но что Вам удалось прочно устоять на ногах на земле и повлиять на бытие. То, что Вы сказали, было проверкой всех идей, и что Вы не питали уважения к каким бы то ни было крылатым идеям, которые существовали в космической дали и были неспособны произвести впечатление на реальность.
Есть недатированный фрагмент черновика письма неизвестному, в котором Кери Бейнс выражает свой взгляд на значения Liber Novus и необходимость ее публикации:
Я была абсолютно шокирована, когда прочла Красную Книгу, и увидела все, что сказано там о нашем Верном Пути сегодня. Удивительно, как Тони не допустила этого в свою систему. У нее не было бы бессознательного пятна в ее душе, большая часть Красной Книги легко усваивается после первого прочтения, а не в третий или четвертый раз. И трудно понять то, почему у нее нет никакого интереса опубликовать ее. В моей стране есть люди, которые прочитали бы ее от корки до корки, не останавливаясь, едва дыша, так как она заново описывает и разъясняет все то, что поражает сегодня всех, кто пытается найти ключ к разгадке жизни…, он поместил в нее силу и красочность его речи, всю прямоту и простоту, которые прибывают, когда огонь загорается в нем как в Корнуолле.
Конечно, может случиться так, как он говорит, и если он опубликует ее, он навсегда будет удален от мира рациональной науки, но тогда должен быть выстроен некоторый альтернативный путь, некоторый способ защитить себя от глупости, чтобы люди, которые хотели бы получить книгу, не ждали до того времени, пока большинство будет готово воспринять ее. Я всегда знала, что он способен написать огонь, которым он может говорить — и он здесь. Его изданные книги растворены для всего мира, или скорее они написаны из его головы, а не от сердца.
Эти обсуждения ярко отражают глубину размышлений Юнга о публикации Liber Novus, его чувство центрального ядра в понимании происхождения своей работы, и его страх, что эта работа была бы неправильно понята. Впечатляющий стиль работы заставил бы неосведомленную общественность сильно заинтересоваться Юнгом. Позже по воспоминаниям Аниле Яффе, он говорил, что работа все еще нуждается в подходящей форме, в которой она могла быть явлена миру, потому что она походила на пророчество, что ему не нравилось.
Судя по всему, в кругу Юнга присутствовало определенное обсуждение этой темы. 29 мая 1924 Кери Бейнс отметила диалог с Питером Бейнсом, в котором он утверждал, что Liber Novus могла быть понята только кем-то, кто знал Юнга. В отличие от него, она думала, что книга
…была описанием пути вселенной сквозь душу человека, подобно тому, как море держит человека на плаву, и он слышиточень странную и пугающую музыку и не может объяснить, почему его сердце болит, или почему крик возвеличивания хочет вырваться из его горла. Я думаю, что так будет с Красной Книгой, и что человек будет насильно вытянут из себя ее величественностью, и поднимется к тем высотам, где он никогда не был прежде.
Есть другие указания на то, что Юнг распространял копии Liber Novus среди своего окружения и обсуждал ее содержание вместе с возможностью публикации. Одним из таких людей был его коллега Вольфганг Штокмайер. Юнг встретил Штокмайера в 1907 году. В своем неопубликованном некрологе Юнг назначил его первым немцем, который будет интересоваться его работой. Он вспоминал, что Штокмайер был истинным другом. Они путешествовали вместе по Италии и Швейцарии, и редко выпадал год, в котором они не встречались. Юнг высказался о нем так:
Он отличался своим большим интересом и столь же большим пониманием патологических психических процессов. Я также нашел в нем сочувствующее понимание своего более широкого взгляда, который повлиял на мои поздние работы по сравнительной психологии.
Штокмайер помогал Юнгу в «ценностном пропитывании нашей психологии» классической китайской философией, мистическими воззрениями Индии и тантрической йогой.
22 декабря 1924 Штокмайер написал Юнгу:
Я часто хочу иметь Красную Книгу, и я хотел бы получить расшифровку того, что доступно; я не смог сделать этого, но дела идут. Я недавно представлял себе своего рода журнал «Документы», где бы в свободной форме размещались материалы из под «штамповочного пресса бессознательного», с текстом и цветными картинками.
Судя по всему Юнг отправил ему некоторый материал. 30 апреля, 1925, Штокмайер написал Юнгу:
Тем временем мы изучили «Исследования», и они произвели то же самое впечатление великого путешествия, которое избранной группе для изучения Красной Книги, конечно же, стоит испытать, хотя Ваш комментарий был бы вполне желателен. Начиная с определенного смежного центра ваш обман о достаточном доступе к источникам имеет большое значение, сознательно и бессознательно. И я, очевидно, воображаю себе «факсимиле», которые Вы поймете: Вы не должны бояться проявления магии от меня. У живописи также есть великий зов.
Рукопись Юнга «Комментарии» (см. Приложение B) возможно была связана с этими рассуждениями.
Таким образом, люди в кругу Юнга придерживались другого мнения относительно значения Liber Novus и ее публикации, и возможно они влияли на решение Юнга. Кери Бейнс не закончила копию, добравшись лишь до первых двадцати семи страниц Исследований. В течение следующих нескольких лет ее время было занято переводом эссе Юнга на английский язык, сопровождаемый переводом И Чинг.
На определенном этапе, который я определяю примерно серединой двадцатых годов, Юнг вернулся к Черновику и отредактировал его снова, удалив некоторые фрагменты и добавив новый материал приблизительно на 250 страниц. Его редакция должна была изменить язык и терминологию. Он также пересмотрел часть уже расшифрованного и каллиграфически записанного содержания Liber Novus, и некоторый материал, который был еще не учтен. Трудно предположить, зачем он предпринял это, если серьезно не рассматривал возможность публикации.
В 1925 Юнг представил свои семинары по аналитической психологии в Психологическом Клубе. Здесь он обсуждал некоторые из важных видений Liber Novus. Он описал, как они раскрылись и подтвердились, как они сформировали основную идею Психологических типов и ключ к пониманию их происхождения. Семинар был записан и отредактирован Кери Бейнс. В том же самом году Питер Бейнс подготовил английский перевод Septem Sermones ad Mortuos, который был конфиденциально издан Юнгом и раздал копии некоторым своим англоговорящим студентам. В письме, которое, судя по всему, является ответом Генри Мюррею, поблагодарившего его за копию, Юнг написал:
Я глубоко убежден, что те идеи, которые прибыли ко мне, являются действительно довольно удивительными. Я могу легко сказать это (не краснея), потому что я знаю, каким принципиальным и по-дурацки упрямым я был, когда они впервые посетили меня, и какой проблемой они были, пока я не мог прочитать этот символический язык, настолько превосходящий мой унылый сознательный разум.
Возможно, Юнг, рассматривал публикацию Sermones как испытание перед публикацией Liber Novus. Барбара Ханна утверждает, что он сожалел, опубликовав их, и что «он остро чувствовал, что они должны быть опубликованы только в Красной Книге».
В определенный промежуток времени Юнг написал рукопись под названием «Комментарии» относительно глав 9, 10, и 11 из Liber Primus (см. Приложение B). Он обсудил некоторые из этих видений на своем семинаре в 1925, и осветил довольно много деталей. По стилю и пониманию, я счел бы, что этот текст был написан в середине двадцатых. Он, возможно, написал, — или намеревался написать, — дальнейшие «комментарии» к другим главам, но они не найдены. Этот манускрипт свидетельствует об обширной работе, которую он проводил, чтобы понять каждую деталь своих видений.
Юнг дал копии Liber Novus многим людям: Кери Бейнс, Питеру Бейнсу, Аниле Яффе, Вольфгангу Штокмайеру и Тони Вульф, а возможно и другим. В 1937 пожар разрушил дом Питера Бейнса, и повредил его копию Liber Novus. Несколько лет спустя он написал Юнгу с вопросом, имел ли тот другую копию, и предложил перевести ее, Юнг ответил:
Если смогу, то я попробую обеспечить другую копию Красной Книги. Пожалуйста, не волнуйтесь о переводах. Я уверен, что уже есть 2 или 3 перевода. Но я не знаю, на какой язык и чьи они.
Эти гипотезы, видимо, были основаны на количество копий книги в обращении.
Юнг позволял взглянуть и/или прочесть Liber Novus следующим своим последователям: Ричарду Халлу, Тине Келлер, Джеймсу Киршу, Ксимене Роелли де Ангюло (будучи ребенком) и Курту Вульфу. Анила Яффе прочитала Черные книги. Тине Келлер также разрешили прочесть разделы Черных книг. Юнг скорее всего показывал книгу другим близким коллегам, таким как Эмиль Медтнер, Франц Риклин, Эрика Шлегель, Ганс Трииб, и Мария-Луиза фон Франц. Судя по всему, он позволял прочесть Liber Novus только тем людям, которым он полностью доверял и в которых он чувствовал полное понимание его идей. Большинство его учеников не вписывалось в эту категорию.
Трансформация психотерапии
Liber Novus имеет важнейшее значение для того, чтобы понять появление новой модели психотерапии Юнга. В 1912, в Трансфорации и Символах Либидо, он рассматривал присутствие мифологических видений — тех, которые также присутствуют в Liber Novus — как признак ослабления филогенетических слоев бессознательного и показатель шизофрении. Посредством его самоэксперимента он радикально пересмотрел это положение:теперь он считал важным не присутствие какого бы то ни было особого содержания, а отношение человека к нему и, в частности возможность личности поместить этот материал в свое мировоззрение. Это объясняет, почему он указал в своем эпилоге к Liber Novus, что поверхностному наблюдателю книга покажется безумием, и, возможно, будет таковым, если он не способен вместить в себя и осмыслить этот опыт. В Liber Secundus, главе 15, он представляет критический анализ современной психиатрии, выдвигая на первый план ее неспособность дифференцировать религиозный опыт или божественное безумие от психопатологии. Если у содержания снов или видений не было никакой диагностической ценности, он считал, что они все равно важны и нуждаются в тщательном рассмотрении.
Из своего опыта он развивал новые концепции и методы психотерапии. Начиная с ее появления в конце девятнадцатого века современная психотерапия прежде всего затрагивала анализ функциональных нервных расстройств, или неврозов, когда они стали известны. После Первой мировой войны Юнг заново сформулировал практику психотерапии, основанной не исключительно на анализе психопатологии, а на основе возможности более высокого развития человека посредством создания процесса индивидуации. У этого должны были быть далеко идущие последствия в развитии не только аналитической психологии, но также и психотерапии в целом.
Чтобы продемонстрировать подлинность концепций, которые он получил в Liber Novus, Юнг попытался показать, что описанные им процессы не были уникальны, и что концепции, которые он развивал в своей работе, были применимы к другим. Чтобы изучить работы своих пациентов, он создавал большую коллекцию их рисунков. Чтобы не отделять пациентов от их рисунков, он просил, чтобы они делали для него копии.
В это время он продолжал инструктировать своих пациентов о том, как вызвать видения в состоянии бодрствования. В 1926 Кристиана Морган приехала к Юнгу для анализа. Она была увлечена его идеями после прочтения Психологических Типов, и обратилась к нему за помощью в решении своих проблем в отношениях и депрессии. На сессии в 1926, Морган отметила совет Юнга о том, как произвести видения:
Ну, вы видите, что они слишком неопределенны для меня, чтобы можно было много рассказать о них. Они — только начало. Сначала вы только используете сетчатку глаза для воплощения. Затем вместо того, чтобы пытаться вызвать изображение, Вы лишь хотите его разглядеть. Затем, когда вы видите эти образы, вы хотите удержать их и увидеть, как они овладевают вами — как они изменяются. И вы хотите попытаться войти в картину самостоятельно — чтобы стать одним из действующих лиц. Когда я сначала проделывал это, я видел пейзажи. Тогда я научился помещать себя в этот пейзаж, и персонажи стали говорить со мной, и я отвечал им… Люди сказали бы, что у меня артистический темперамент. Но это были лишь проявления моего бессознательного. Теперь я учусь действовать в этой постановке также, как и в спектакле внешней жизни, и поэтому теперь ничто не может причинить мне боли. Я написал 1000 страниц материала из бессознательного (повествующего о видении гиганта, который превратился в яйцо).
Он подробно описал свои собственные эксперименты своим пациентам, и научил их следовать его примеру. Его роль заключалась в наблюдении за их экспериментами со своими собственными потоками образов. Морган отметила слова Юнга:
Теперь я чувствую, что я должен рассказать что-то Вам об этих видениях… Нынешние видения, судя по всему, являются скорее тонкими и полными повторениями тех же мотивов. Нет в них достаточной меры огня и высокой температуры. Они должны сильнее гореть… Вы должны окунуться в них сильнее, чем Вы есть, чем является Ваше собственное сознательное критическое я, чем наложение Ваших личных суждений и сухих критических замечаний… Я могу объяснить, что я имею в виду, рассказывая Вас свой собственный опыт. Я писал в своей книге и внезапно увидел, что человек стоял и следил за моим плечом. Одна из золотых точек моей книги поднялась в воздух и попала ему в глаз. Он попросил меня извлечь ее. Я сказал, что не сделаю этого, если он не скажет мне кто он. Он ответил, что не скажет. Вы видите, что я осознавал это. Если бы я сделал то, что он просил тогда, он бы спустился в бессознательное, и я упустил бы суть, то есть то, зачем он вообще появился из бессознательного. Наконец он сказал мне, что откроет мне значение определенных иероглифов, которые появлялись у меня несколько предыдущих дней. Когда он сделал это, я вынул соринку из его глаза, и он исчез.
Юнг зашел настолько, что предлагал своим пациентам создавать свои собственные Красные Книги. Морган вспоминала его высказывание:
Ядолжен посоветовать Вам выразить все это так красиво, как Вам угодно — в какой-нибудь книге в красивом переплете. Будет казаться, будто Ваши видения банальны — но Вы должны сделать это — тогда Вы освободитесь от их власти. Если Вы явите их на свет, то они прекратят привлекать Вас. Вы никогда не должны пытаться заставить видения явиться снова. Думайте об этом в своем воображении и попытайтесь нарисовать это. Когда эти вещи находятся в некоторой драгоценной книге, Вы можете подойти к книге и перелистать страницы, и для Вас это будет Ваш храм — Ваше святилище — обитель Вашего духа, где Вы найдете перерождение. Если кто-либо скажет Вам, что это является болезненным или невротическим, и Вы послушаете их, то тогда Вы проиграете, Ваша душа в той книге является Вашей душой.
В письме Дж. А. Гильберту в 1929, он прокомментировал свой порядок действий:
Я иногда находил, что большую помощь в анализе оказывает поощрение выражать их специфическое содержание в форме текста или рисования и живописи. В таких случаях очень много непостижимого, для описания фрагментов видений, поднятых из бессознательного, нет почти никакого подходящего языка. Я позволяю своим пациентам находить свои собственные символические выражения, их «мифологию».
Святилище Филемона
В 1920-ых интерес Юнга все более и более переходил от переписывания Liber Novus и разработки своей мифологии в Черных книгах к работе над его башней в Боллингене. В 1920 он купил немного земли на верхнем берегу Цюрихского озера в Боллингене. До того он и его семья иногда проводили отпуск, разбивая лагерь близ озера. Он чувствовал потребность представить его самые сокровенные мысли в камне и построить абсолютно примитивную обитель: «Слова и бумага, таким образом, казались мне недостаточно реальными; необходимо было нечто большее». Он должен был сделать признание в камне. Башня была «изображением индивидуации.» За эти годы он нарисовал фрески и сделал резные фигурки на стенах. Башня может считаться трехмерным продолжением Liber Novus: его «Liber Quartus.» В конце Liber Secundus, Юнг написал: «Я должен охватить часть Средневековья в себе самом. Мы только что закончили Средневековье других. Я должен начать в тот ранний период, когда отшельники вымирали». Важно, что башня была сознательно построена как структура Средневековья без современных удобств. Башня была продолжающейся, развивающейся работой. Он вырезал надпись на ее стене:
Philemonis sacrum — Fausti poenitentia (Святыня Филемона — Раскаяние Фауста)
(Одна из фресок в башне — портрет Филемона.) 6 апреле 1929, Юнг написал Рихарду Вильгельму: «Почему нет никаких мирских монастырей для людей, которые должны жить вне времен!«
9 января 1923 умерла мать Юнга. В ночь с 23 на 24 декабря 1923, у него был следующий сон:
Я нахожусь на военной службе. Передвигаюсь с батальоном. В Оссингенском лесу я сталкиваюсь с раскопками на перекрестке: каменная фигура 1 метр высотой с головой лягушки или жабы. Позади нее сидит мальчик с головой жабы. Бюст человека закреплен в области его сердца, времена Рима. Второй бюст времен приблизительно 1640, несет тот же самый мотив. Тогда за мумифицированными трупами наконец прибывает четырёхместная коляска в стиле семнадцатого столетия. В этом сидит некто, кто мертв, но все еще жив. Она поворачивает свою голову, и я обращаюсь к ней как «мисс» я знаю, что «мисс» – знатный титул».
Несколько лет спустя он понял значение этого сна. Он отметил 4 декабря1926:
Только теперь я вижу, что сон 23/24 декабря 1923 означает смерть Анимы («Она не знает, что она мертва»). Это совпадает со смертью моей матери… Начиная со смерти матери затихла A. [Anima]. Важно!
Несколько лет спустя у него было несколько дальнейших диалогов с его душой, но его конфронтация с Анимой достигла конечной точки. 2 января 1927 он видел следующий сон в Ливерпуле —
Несколько молодых швейцарцев и я спускаемся на лодке в Ливерпуле. Вокруг темная дождливая ночь с туманом и облачностью. Мы приближаемся к верхней части города, который находится на плато. Мы достигаем небольшого круглого озера, расположенного в центре сада. В середине остров. Люди говорят о швейцарце, который живет здесь в таком закопченном, темном грязном городе, но я вижу, что на острове возвышается дерево магнолий, покрытое красными цветами, освещенными вечным солнцем, и думаю, «Теперь я знаю, почему этот швейцарец живет здесь. Он, очевидно, тоже знает почему». Я вижу карту города: [Круглая пластина].
Тогда Юнг нарисовал мандалу, основанную на этой карте. Он придавал большое значение этому сну, комментируя его позже:
Этот сон отразил мою ситуацию в то время. Я все еще могу увидеть серовато-желтоватые плащи, блестящие и мокрые от дождя. Все было чрезвычайно неприятным, черным и непроглядным, как я чувствовал тогда. Но у меня было видение неземной красоты, и это было то, почему я вообще смог жить… Я видел, что цель здесь была достигнута. Нельзя было пойти вне центра. Центр — цель, и все направлено к тому центру. Через этот сон я понял значение самого принципа и архетипа поиска направления и запущенности.
Юнг добавил, что было швейцарцем. «Я» не было Самостью, но от него можно было увидеть божественное чудо. Малый свет напоминал большой свет. Впредь он прекратил рисовать мандалы. Сон выражал бессознательный процесс, связанный с развитием, которое не было линейным, и он счел это полностью удовлетворительным. Тогда он чувствовал себя совершенно одиноким, занятым чем-то большим, чего другие не понимали. Во сне только он видел дерево. В то время, как они стояли во тьме, дерево несло свет. И если бы у него не было такого видения, его жизнь потеряла бы смысл.
Осуществление состояло в том, что сама цель индивидуации и что процесс индивидуации не был линейным, а состоял в циркомомбуляции Самости. Это дало ему силу, так как иначе его опыт или опыт его окружения мог быть сочтен за сумасшествие. Он чувствовал, что образ мандалы показал ему Самость «в ее спасительной функции» и что это было его спасением. Задачей теперь было внедрить это открытие в свою жизнь и науку.
В своем пересмотре «Психологии бессознательных процессов» в 1926 году он выдвинул на первый план значение перехода середины жизни. Он утверждал, что первая половина жизни могла быть характеризована как естественная фаза, в которой главная цель — утвердиться в мире, получать доход, и содержать семью, а вторая половина жизни могла быть охарактеризована как культурная фаза, которая влекла за собой переоценку ранних ценностей. Целью этого периода было сохранение предыдущих ценностей вместе с объединением их противоположностей. Это означало, что люди должны были развить неразработанные и игнорируемые аспекты своей индивидуальности, процесс индивидуации был теперь осмыслен как всеобщий архетип развития человека. Он утверждал, что был недостаток ориентиров для этого перехода в современном обществе, и он считал свою психологию заполняющий этот пробел. За пределами аналитической психологии формулировки Юнга оказали влияние на развитие области возрастной психологии. Ясно, его кризисный опыт сформировал шаблон для этой концепции требований двух половин жизни. Liber Novus отображает пересмотр Юнгом его предыдущих ценностей, и его попытки развить подавляемые аспекты его индивидуальности. Таким образом, это сформировало понимание им основ того, как этот переход середины жизни мог пройти успешно.
В 1928 он издал маленькую книгу, «Отношения между эго и бессознательным», которая была расширением его статьи 1916 года «Структура бессознательного». Здесь, он подробно остановился на «внутренней драме» процесса преобразования, добавив главу, подробно описывающую процесс индивидуации. Он отметил, что после того, как каждый имел дело с видениями личной сферы, он встречается с видениями безличной сферы. Они не были лишь произвольными, а сводились к цели. Следовательно, эти более поздние видения могли быть описаны как процесс инициации, которая была их самой близкой аналогией. Для этого процесса требовалось активное участие: «Когда рассудок активно участвует и испытывает каждую стадию процесса… тогда следующая картина всегда начинается на более высоком уровне, который был выигран, и развивается целеустремленность».
После принятия личного бессознательного, отделения персоны и преодоления состояния богоподобия, начинается следующая стадия – интеграция Анимы для мужчин и Анимуса для женщин. Юнг утверждал, что так же, как для человека было важно различить то, кто он есть и кем он является для других, было столь же важно узнать «о его невидимых отношениях с бессознательным» и, следовательно, дифференцировать себя от Анимы. Он отметил, что, когда Анима не осознается, она проецируется. Для ребенка, первым образом Анимы была мать, и после этого женщины, пробудившие чувства мужчины. Каждый должен был явить Аниму и задать ей вопросы методом внутреннего диалога или активного воображения. Он также утверждал, что каждый обладает этой способностью вести диалоги с ней — или с самим собой. Активное воображение, таким образом, было одной из форм внутреннего диалога, разновидностью постановки мышления. Важно было отвлечься от возникающих мыслей, и преодолеть предположение, что каждый сам выдумал это. Самое важное — не интерпретировать или понимать видения, а испытывать их. Таково изменение его акцента на творческую формулировку и понимание в его книге о трансцендентной функции. Он утверждал, что нужно рассматривать видения не только буквально, как каждый испытывал их, а символически, когда каждый интерпретировал их. Это было прямым описанием метода Юнга, который он применял в Черных книгах. Задачей таких диалогов было воплотить Аниму и узнать о содержании, лежащем в ее основе, таким образом, интегрируя его в сознание. Когда кто-либо узнает о бессознательных процессах, связанных с Анимой, она становится границей между сознанием и бессознательным, в противовес отдельному комплексу. Опять же, этот процесс интеграции Анимы был предметом Liber Novus и Черных книг. (Это также выдвигает на первый план факт, что видения Liber Novus должны быть прочитаны символически, а не буквально. Вырывать высказывания из контекста и цитировать их буквально представляло бы собой в корне неправильное понимание.) Юнг отметил, что этот процесс имел три следствия:
Первое следствие состоит в том, что диапазон сознания увеличивается включением в него множества и разнообразия бессознательного содержания. Вторым является постепенное уменьшение доминирующего влияния бессознательного. Третьим является изменение в индивидуальности.
После того, как каждый достигает интеграции с Анимой, он сталкивается с другой фигурой, а именно с «мана-личностью». Юнг утверждал, что, когда Анима потеряла свою «mana» или власть, человек, который впитал ее, должно быть, завладел ей, и так стал «мана-личностью» — существом превосходящей воли и мудрости. Тем не менее, эта фигура была «доминантой коллективного бессознательного, признанным архетипом влиятельного человека в форме героя, вождя, мага, знахаря и святого, повелителя людей и духов, любимца Богов». Таким образом, при интеграции Анимы и достижении ее власти каждый неизбежно идентифицирует себя с фигурой всемогущего, и каждый сталкивается с задачей дифференцирования от нее. Он добавил, что для женщин соответствующим показателем была идентификация с Великой Матерью. Если Вы отбросили необходимость победы над душой, одержимость образом всемогущего прекращается, и каждый понимает, что mana на самом деле принадлежит «центру личности», а именно, Самости. Ассимиляция содержания мана-личности приводит к Самости. Описанное Юнгом столкновение с мана-личностью, идентификация и последующая дифференциация от нее, соответствует его столкновению с Филемоном в Liber Novus. Юнг писал о Самости:
Ее можно было бы также назвать «Богом в нас». С начала всей нашей психической жизни, кажется, мы неразрывно идем к этой точке, и все наши самые высокие и самые глубокие цели, судя по всему, ведут к ней.
Описание Юнгом Самости передает смысл его отношения к ней после Ливерпульского сна:
Самость можно охарактеризовать как своего рода компенсацию конфликта внутреннего и внешнего… Самость является также целью жизни, потому что она — самое полное выражение той роковой комбинации, которую мы называем личностью… С достижением Самости как чего-то иррационального, как неопределяемого бытия, в которое эго и не включено и не отделено от него, но связано с ним и вращается вокруг него подобно тому, как земля вращается вокруг Солнца —будет достигнута цель индивидуации.
Конфронтация с миром
Почему Юнг приостановил работу над Liber Novus? В эпилоге 1959 года, он написал:
Мое знакомство с алхимией в 1930 отдалило меня от этого. Начало конца наступило в 1928, когда [Ричард] Вильгельм послал мне текст «Золотого цветка», алхимического трактата. В нем содержание этой книги нашло свой путь в реальность, и я больше не мог продолжать работать над ней.
Была еще одна последняя картина в Liber Novus. В 1928 Юнг нарисовал мандалу Золотого Дворца. После этого его осенило, что в мандале присутствовало что-то китайское. Немного позже Рихард Вильгельм послал ему текст Тайны Золотого Цветка с просьбой написать комментарий к ней. Юнг был поражен этим фактом и выбором времени:
Текст дал мне невообразимое подтверждение моих идей о мандале и вращения вокруг центра. Это был первый случай, который пробился сквозь мою изоляцию. Я узнал сходство; я мог установить связи с кем-то и чем-то.
Значение этого подтверждения отражено параллелями, которые он написал ниже картины Золотого Замка. Юнг был поражен совпадениями образов и идей этого трактата с его собственными картинами и видениями. 25 мая 1929 он написал Вильгельму:
Судьба, кажется, предоставила нам роль двух опор, которые поддерживают мост между Востоком и Западом.
Только позже он осознает, что алхимическая природа текста была очень важна. Он работал над своим комментарием в течение 1929 года. 10 сентября 1929 он написал Вильгельму: «Я взволнован этим текстом, который стоит настолько близко к нашему бессознательному». Комментарий Юнга к «Тайне Золотого Цветка» стал поворотным моментом. Это было его первое публичное обсуждение значения мандалы. Впервые Юнг анонимно представил три своих картины из Liber Novus как примеры европейских мандал, и прокомментировал их. Он ответил Вильгельму 28 октября 1929, написав о мандалах:
Изображения словно усиливают друг друга через свое разнообразие. Они дают превосходное описание усилий бессознательного европейского духа осознать Восточную эсхатологию.
Эта связь между «европейским бессознательным духом» и Восточной эсхатологией стала одной из главных тем работы Юнга в 1930-ых, которую он изучал дальше в сотрудничестве с исследователями индуисткой литературы, истории и философии Вильгельмом Хаюром и Генрихом Циммером. В то же самое время форма работы была крайне важна: вместо того, чтобы демонстрировать полное изложение его собственного эксперимента, илиэксперимента своих пациентов, Юнг использовал параллели с китайским текстом как косвенный способ рассказать об этом, что он и начал делать в главе 5 «Психологических типов». Этот аллегорический метод теперь стал его излюбленной формой выражения. Вместо того, чтобы описывать свой непосредственный опыт, он комментировал аналогичный опыт в эзотерических практиках, и больше всего в средневековой алхимии.
Несколько позже Юнг резко бросил работать над Liber Novus. Последнее полностраничное изображение осталось незаконченным, и он прекратил пояснять текст. Он позже вспоминал, что, когда достиг этой центральной точки, или Дao, началось его противоречие с миром, и он начал давать много лекций. Таким образом, «конфронтация с бессознательным» подходила к концу, и началась «конфронтация с миром». Юнг добавил, что рассматривал эти действия как форму компенсации за годы внутренних волнений.
Сравнительное исследование процесса индивидуации
Юнг был знаком с алхимическими трактатами приблизительно с 1910. В 1912 Теодор Флурнуа представил психологическую интерпретацию алхимии в своих лекциях в университете Женевы, а в 1914 Герберт Зильберер издал обширную работу на эту тему. Юнг следовал за работой Флурнуа и Зильберера в осмыслении алхимии с психологической точки зрения. Его понимание было основано на двух главных тезисах: во-первых, медитируя над текстами и материалами в своих лабораториях, алхимики фактически практиковали форму активного воображения. Во-вторых, символизм алхимических текстов соответствовал символизму процесса индивидуации, которым был занят Юнг и его пациенты.
В 1930-ых деятельность Юнга переходила от работы над своими видениями в Черных книгах к его копиям книг по алхимии. В них он представил энциклопедическую коллекцию выдержек из алхимической литературы и связал работы, которые он вносил в указатель согласно ключевым словам и предметам. Эти книги сформировали основу его работ на тему психологии и алхимии.
После 1930 Юнг отложил в сторону Liber Novus. В то время как он прекратил работать над ней, она все еще оставалось в центре его деятельности. В своей терапевтической работе он продолжал пытаться способствовать подобному опыту своих пациентов, и установить, какие аспекты его собственного опыта были исключительны, и у каких была некоторая общность и применимость для других. В своем изучении символов Юнг интересовался параллелями к образам и идеям Liber Novus. Вопрос, который его преследовал, заключался в следующем: действительно ли процессу индивидуации найдется что-то родственное во всех культурах? Если так, что было общими и отличительными составляющими? В этой перспективе работу Юнга после 1930 можно было рассмотреть как расширение содержания Liber Novus, и попытку перевести ее содержание в приемлемую форму на современном этапе. Некоторые из выводов, сделанных в Liber Novus, близко сходятся с положениями, которые Юнг позже ясно сформулировал в своих опубликованных работах, и представляют их первые формулировки. С другой стороны, многое не находило своего пути в Собрание сочинений, или было представлено в схематической форме, или сквозь аллегорию и косвенные намеки. Таким образом, Liber Novus проясняет до настоящего времени неизвестное значение самых трудных аспектов Собрания сочинений Юнга. Никто просто-напростоне имеет возможности постичь происхождение последних работ Юнга, и полностью понять, чего он пытался достичь в них, не изучив Liber Novus. В то же самое время, Собрание сочинений можно частично считать косвенным комментарием к Liber Novus. Одно взаимно объясняет другое.
Юнг видел свою «конфронтацию с бессознательным» как источник его более поздней работы. Он вспоминал, что вся его работа и все, чего он впоследствии достиг, прибыли из этих видений. Он выразил это так, как смог, на нестройном и неполном языке. Он часто чувствовал, как будто «гигантские каменные глыбы падали на [него]. Одна гроза следовала за другой». Он был поражен, что это не сломило его как других, таких как Шребер.
Когда Курт Вульф в 1957 спросил его о связи его научных работ и биографических комментариев снов и видений, Юнг ответил:
Это был основной материал, над которым мне пришлось работать, и моя работа — более или менее успешная попытка включить эту раскаленную материю в мировоззрение моего времени. Первые сны и видения походили на пламенный, расплавленный базальт, из которого кристаллизовался камень, над которым я мог работать.
Он добавил, что
…мне стоило 45 лет, если можно так выразиться, перенести то, что я когда-то испытал в сосуд моей научной работы и описать это.
Тем временем Liber Novus Юнга, как можно полагать, содержит, между прочим, очередность стадий его собственного процесса индивидуации. В последующих работах он попытался указать на общие схематические составляющие, которым он мог найти параллели у своих пациентов и в сравнительном исследовании. Более поздние работы, таким образом, представляют изначальную схему, основной эскиз, но не учитывают большую часть деталей. Оглядываясь назад, он описывал Красную Книгу как попытку сформулировать вещи с точки зрения откровения. У него была надежда, что это освободит его, но этого не произошло. Тогда он понял, что должен был возвратиться на сторону человечества и науки. Он должен был сделать выводы из этого открытия. Проработка материала Красной Книги была жизненно необходима, но он также должен был соблюдать этические обязательства. При этом он отплатил за это своей жизнью и своей наукой.
В 1930 он начал серию семинаров по видениям, используя видения Кристианы Морган, в Психологическом Клубе в Цюрихе, который можно частично понимать как косвенный комментарий к Liber Novus. Чтобы продемонстрировать эмпирическую законность концепций, которые он получил, он должен был доказать, что процессы, описанные в Красной книге, не были уникальны.
Со времен своих семинаров по Кундалини Йоге в 1932, Юнг начал сравнительное исследование эзотерических практик, сосредоточившись на духовных упражнениях Игнатиуса де Лойола, сутр Йоги Пэйтанджали, буддистских медитационных практикахах и средневековой алхимии, которую он представил в обширной серии лекций в Швейцарском Федеральном Технологическом институте (ETH). Спорным открытием, приведшим к этим пересмотрам и сравнениям, была идея Юнга о том, что все эти практики основаны на различных формах активного воображения, и что они все ставили своей целью преобразование личности, которое Юнг понимал как процесс индивидуации. Таким образом, лекции Юнга в ETH представляют собой сравнительную историю активного воображения, практики, сформировавшей основу Liber Novus.
В 1934 он издал первое подробное описание опыта процесса индивидуации, практики Кристин Манн, которая нарисовала большую серию мандал. Он упомянул свой собственный опыт:
Я естественно использовал этот метод на себе самом и могу подтвердить, что можно нарисовать очень сложные картины, не представляя себе их реального смысла. Когда рисуешь ее, картина, кажется, развивается из себя самой и часто против сознательных намерений.
Он отметил, что данная работа заполнила пробел в описании его терапевтических методов. Он редко писал об активном воображении. Он использовал этот метод с 1916, но только сделал его наброски в «Отношении эго к бессознательному» в 1928, и упоминая мандалу 1929, в его комментарии к «Тайне Золотого Цветка:
В течение по крайней мере тринадцати лет я сохранял спокойствие относительно результатов этих методов, чтобы избежать любого их навязывания. Я хотел убедиться, что все это — мандалы, особенно — действительно создается спонтанно и не навязано пациенту моим собственным воображением.
Посредством своих исторических исследований он убедился, что мандалы создавались всегда и повсюду. Он также отметил, что они также создавались пациентами психотерапевтов, которые не были его учениками. Это также указывает на одно соображение, которое, возможно, препятствовало публикации Liber Novus: убедить себя и своих критиков, что опыт его пациентов и особенно их изображения мандал не вызывались просто внушением. Он считал, что мандала представляла один из лучших примеров универсальности архетипа. В 1936 он также отметил, что использовал метод активного воображения в течение длительного периода времени, и видел множество символов, которые он смог сверить только несколько лет спустя в текстах, которые были ему неизвестны. Однако, с очевидной точки зрения, учитывая широту его исследований, собственный материал Юнга не был для него особенно убедительным примером его тезиса о том, что образы от коллективного бессознательного спонтанно появились без предшествующего знакомства с ними.
В Liber Novus, Юнг ясно сформулировал свое понимание исторических преобразований христианства, и историчность формирования символов. Он поднимал эту тему в своих работах о психологии и алхимии, о психологии христианских догм, но больше всего в Ответе Иову. Как мы видели, Юнг считал, что его довоенные видения были пророческими, и привели его к созданию Liber Novus. В 1952, в сотрудничестве с Нобелевским лауреатом физиком Вольфгангом Паули, Юнг утверждал, что существовует принцип некаузальной упорядоченности, который лежит в основе таких «значимых совпадений», которые он назвал синхронистичностью. Он утверждал, что при определенных обстоятельствах, констеллюция архетипа приводт к преобразованию абсолютного времени и пространства в относительное, что объясняет, как могли произойти подобные события. Это было попыткой расширить научное понимание, чтобы объяснить такие события, как его видения 1913 и 1914.
Важно отметить, что отношение Liber Novus к академическим разработкам Юнга не стало «поворотным пунктом» его работы. Уже в 1916 Юнг стремился передать некоторые из результатов его экспериментов академическим языком, продолжая изучение своих видений. Можно было бы приложить все усилия, чтобы расценить Liber Novus и Черные книги как представление личной работы, которая шла параллельно и одновременно с его общественной академической работой; пока последняя питала и поддерживала первую, они оставались отличны друг от друга. После прекращения работы над Liber Novus, он продолжал разрабатывать свою личную работу — его собственную мифологию — создавая башню, свои каменные резные фигурки и картины. Здесь, Liber Novus проявляла себя как центр творения, и много его картин и резных фигурок затрагивают ее. В психотерапии Юнг стремился позволить своим пациентам возвратить смысл жизни посредством содействия и наблюдения за их собственным самоэкспериментом и созданием символа. В то же самое время он стремился разработать общую научную психологию.
Публикация Liber Novus
В то время как Юнг прекратил работать над Liber Novus, вопрос о том, что с ней сделать и проблема ее возможной публикации оставались открытыми. 10 апреля 1942 Юнг ответил Мэри Меллон о публикации Sermones: «Относительно печати ‘Septem Sermones’ я хотел бы, чтобы Вы подождали некоторое время. Я имею в виду, что нужно добавить определенный материал, но я сомневался в течение многих лет, делать ли это. Но в этом случае можно было бы рискнуть». В 1944, он пережил сердечный приступ и не осуществил этот план.
В 1952 Люси Хейер выдвигала проект биографии Юнга. В предложении Ольги Фроебе и по настоянию Юнга, Кери Бейнс начала сотрудничать с Люси Хейер в этом проекте. Кери Бейнс считала биографию Юнга основанной на Liber Novus. К разочарованию Юнга, она ушла из проекта. Спустя несколько лет Люси Хейер сказала в интервью, что Юнг закрыл проект своей биографии в 1955, потому что был неудовлетворен его продвижением. В 1956 Курт Вульф предложил другой биографический проект, известный как «Воспоминания, Сновидения, Размышления». На некоторой стадии Юнг дал Аниле Яффе копию черновика Liber Novus, которая была сделана Тони Вульф, чтобы Яффе процитировала отрывки из нее и Черных книг в «Воспоминаниях, Сновидениях, Размышлениях». В своем разговоре с Анилой Яффе Юнг обсуждал Liber Novus и его самоэксперимент. К сожалению, она не воспроизвела все его комментарии.
31 октября 1957 она написала Джеку Барретту в Боллинген относительно Liber Novus, и сообщила ему, что Юнг предложил, чтобы Красная Книга и Черные книги были отданы библиотеке университета Базеля с ограничением в 50 лет, 80 лет, или дольше, и что
…он ненавидит идею, что любой сможет прочесть этот материал без понимающего отношения к его жизни, и т.д.
Она добавила, что решила не использовать большую часть этого материала в Воспоминаниях. В одной ранней рукописи Воспоминаний, Яффе включила копию машинописного текста черновика большей части Liber Primus. Но это было исключено из заключительной рукописи, и она не цитировала Liber Novus или Черные книги. В немецком изданий Воспоминаний Яффе включила эпилог Юнга к Liber Novus как приложение. Гибкие соглашения Юнга относительно даты доступа к Liber Novus были подобны тем, которое он дал в то же время относительно публикации его переписки с Фрейдом.
12 октября 1957, Юнг сказал Яффе, что он никогда не заканчивал Красную Книгу. Согласно Яффе, весной 1959 года, Юнг после долгого периода болезни, вновь взялся за Liber Novus, чтобы завершить последнюю оставшуюся незаконченной картину. Вновь он занялся переписыванием черновика в Каллиграфическую рукопись. Яффе отмечает:
Тем не менее, он все еще не мог не закончить ее. Он сказал мне, что это имеет отношение к смерти.
Каллиграфическая рукопись оборвана на полуслове, и Юнг добавил эпилог, который также обрывается. Послесловие и обсуждение Юнгом его пожертвования архиву предполагают, что Юнг знал, что работа будет в конечном счете изучена на некотором этапе. После смерти Юнга Liber Novus оставалась с его семьей, в соответствии с его волей.
В 1971 в докладе на конференции Эранос «Творческие фазы в жизни Юнга», Яффе процитировал два отрывка из черновика Liber Novus, отмечая, что
…Юнг передал копию рукописи в мое распоряжения с разрешением показать ее, если подвернется случай.
Это был единственный раз, когда она сделала это. Картины из Liber Novus также показывали на Би-би-си в документальном фильме о Юнге, рассказанном Лоренсом ван дер Постом в 1972. Они пробудили широко распространившийся интерес к этому. В 1975, после очень приветствуемой публикации переписки Фрейда и Юнга [Freud/Jung Letters], Уильяма Макгира, представитель издательства Принстонского университета написал адвокату наследия Юнга, Гансу Карреру, с предложением о публикации Liber Novus и коллекции фотографий каменных резных фигурок Юнга, картин и башни. Он предложил выпуск факсимиле, возможно без текста. Он написал, что «мы не информированы о количестве страниц, отношении текста и картин и содержания и цели текста». Никто в прессе фактически не видел и не читал работу, и не знал что-либо о ней. Этот запрос был отклонен.
В 1975 некоторое воспроизведение Каллиграфической рукописи Liber Novus было представлено на выставке, знаменующей столетие Юнга в Цюрихе. В 1977 девять картин из Liber Novus были изданы Яффе в работе «К. Г. Юнг: Мир и Образ» и в 1989 несколько других связанных картин были изданы Герхардом Вером в его иллюстрированной биографии Юнга.
В 1984 Liber Novus была профессионально сфотографирована, и были подготовлены пять выпусков факсимиле. Они были отданы пяти семьям, ведущим прямое родство от Юнга. В 1992 семья Юнга, которая поддержала публикацию Собрания сочинений Юнга на немецком языке (законченную в 1995), начала экспертизу неопубликованных материалов Юнга. В результате моих исследований я нашел одну копию и частично переписанную рукопись Liber Novus и представил их наследникам Юнга в 1997. В то же самое время другая копия была представлена наследникам Марией Луизой фон Франц. Я был приглашен с докладом о материале и его пригодности к публикации, и сделался представителем. На основе этих отчетов и обсуждений, наследники решили в мае 2000 выпустить работу для публикации.
Работа над Liber Novus была в центре самоэксперимента Юнга. Это не что иное, как центральная книга всей его работы. С ее публикацией каждый теперь имеет возможность изучать то, что происходило на основе основного материала в противоположность фантазиям, сплетням и домыслам, которые составляют слишком многое из того, что написано о Юнге, и осмыслить происхождение и основу более поздней работы Юнга. В течение почти столетия ее прочтение просто не было возможно, и обширная литература о жизни Юнга и его работе испытывала недостаток в доступе к единственному и самому важному документальному источнику. Эта публикация заполняет пробел и открывает возможность новой эры в понимании работы Юнга. Она открывает уникальное окно в то, как он возвратил свою душу и, таким образом, составил психологию. Поэтому это введение завершается не заключением, а обещанием нового начала.
Примечание переводчиков к английскому изданию
Марк Кибурц, Джон Пек и Сону Шамдасани
В начале Liber Novus, Юнг испытывал кризис языка. Дух глубин немедленно бросает вызов использованию Юнгом языка вместе с духом времени, и сообщает Юнгу, что в области души его принятый язык больше не будет ему служить. Его собственные силы думать и говорить больше не властны над тем, что он говорит, или что заставляет его говорить. Все подобные попытки становятся бесполезными и даже губительными в сфере глубин. Он вынужден понять, что то, что он мог бы сказать об этом опыте является и «безумием» и мудростью, и что действительно, в более широкой перспективе язык, который он найдет для выражения своего внутреннего опыта, составил бы великую комедию:
Ты считаешь, человек этого времени, что смех ниже почитания? Где твоя мера, ложный измеритель? Вся жизнь разрешается в смехе и почитании, а не в твоем суждении.
В переводе накопленного опыта столкновений Юнга с его внутренними образами с шестнадцатилетнего возраста, начавшихся как раз перед Первой мировой войной, мы позволили Юнгу остаться человеком, который поднял якорь и поймал вихрь, известный под именем литературного модернизма. Мы не попытались ни далее модернизировать, ни придать большей архаичности языку и форме, в которых он выразил свой личный опыт.
Язык Liber Novus преследует три главных стилистических регистра, и каждый представляет свои трудности для переводчика. Один из них искренне излагает видения и внутренние диалогиЮнга, в то время как второй остается точным и ясным концептуальным языком. Третийтяготеет к магии и пророчеству, или романтический и несдержанный. Отношения между ними сложные, рефлексивные, а романтический аспект языка Юнга выдержан в комической манере, которую признали бы Данте или Гете. Таким образом, в пределах каждой главы описательный, концептуальный и романтический регистры последовательно соприкасаются друг с другом, в то время как никакой из них не затронут его партнерами. Все три стилистических регистра служат психическим импульсам, и каждая глава делит их голос между собой. В части исследований [Scrutinies] с 1917 назревает многоголосье, голоса смешиваются в различных соотношениях.
Читатель быстро поймет, что подобная форма не была заранее обдумана, а скорее выросла из эксперимента, который с трудом подчинялся Юнгу. «Редакционная статья» схематически отображает развитие этой структуры текста. Здесь мы должны только заметить, что Юнг каждый раз записывает первый слой в форме повествования, обычно с диалогом, и затем, во «втором слое» лирическое развитие и комментарий об этой встрече. Первый слой избегает возвышенного тона, тогда как второй возвышен и выдержан в поучительной манере, пророческие размышления о значении эпизода в свою очередь непоследовательно раскрывают события. Выбор такой структуры — которая уникальна в работах Юнга — не был предварительно оговорен. Поскольку эпизоды накопились сверх меры, это превратилось в эксперимент, который был как литературным, так и психологическим и духовным. В обширном изданном и неопубликованном Собрании сочинений Юнга нет никакого другого текста, который был бы подвергнут такому осторожному и непрерывному лингвистическому пересмотру как Liber Novus.
Эти три лингвистических регистра уже представляют себя как действительные модели для возможного перевода. Наша практика должна была позволить им сожительствовать в пределах исследовательских структур, живых в собственный день Юнга. Задача перед ним состояла в том, чтобы подобрать язык, а не использовать тот, что есть под рукой. Пророческий и концептуальный регистры можно самостоятельно рассмотреть как перевод описательного регистра. Таким образом, они меняются от буквального уровня до символического, и усиливаются современным аналогом » modi diversi» Данте в его рукописи Can Grande della Scala. В очень существенном смысле, Liber Novus была составлена через межтекстовый перевод. Риторика книги, ее манера письма, появляется из этой структуры оживления внутреннего перевода или переоценки. Критическая задача для любого перевода работы, — передать эту композиционную структуру не повредив ее.
Факт описания в завершенной и смешанной форме вновь открывает средневековый формат рукописного фолианта, оставляя любые размышления о лингвистической задаче. Новый язык потребовал воскрешения его древнего предшественника. Многоголосый стиль самоанализа использует различные средства отображения движения символов «туда и обратно», средневековый и устремленный в будущее поиск психической действительности. Словесные и визуальные образы уводят Юнга от корней в прошлом и настоящем, нацеливаясь вовне: появляются слои, чей многоголосый стиль отражает своим языком все то же сложное иерархическое представление.
Сталкиваясь с задачей перевода текста, созданного почти сто лет назад, переводчики обычно обладают преимуществом предшествующих вариантов, чтобы свериться с ними, так же как и десятилетиями академического комментария и критики. Вместо таких образцов под рукой, нас заставили вообразить, что работа, возможно, была переведена в предыдущие десятилетия. Следовательно, наш перевод обходит несколько неопубликованных или гипотетических вариантов издания Liber Novus на английском языке. Есть Питер Бейнс, поразительно архаизирующий Septem Sermones в 1925, которые тянут в значительной степени на викторианскую идиому. Или концептуально рационализированная версияR.F.C.Халл, возможно, пытался переводить ее вместе со своими другими переводами в Серии Боллинген собрания сочинений Юнга, или изящное литературное произведение от руки кого-то по имени Р. Дж. Холлингдейл. Поэтому наша версия фактически занимает положение в значительной степени объективной последовательности. Рассмотрение этих имеющихся вариантов выдвинуло на первый план вопрос о том, как передать язык в пределах исторических изменений в английской прозе, как передать бесчисленные конвергенции и расхождения между языком Liber Novus и Собранием сочинений Юнга, и как отразить на английском языке работу, одновременно повторяющую немца Лютера и Заратустру Ницше. Поскольку наша версия занимает эту позицию, когда мы цитировали Собрание сочинений Юнга, мы недавно вернули или осторожно изменили изданные переводы.
Liber Novus была современницей литературного волнения, которое Михаил Бахтин назвал диалогическим воображением прозы, англо-валлийский автор и художник Дэвид Джонс, автор «В отступлении» и «Анафемата», упомянул разрыв Первой мировой войны, и ее влияние на исторический замысел авторов, художников, и мыслителей, просто как «Разрыв». Совместно с другими письменными экспериментами тех десятилетий, Liber Novus открывает археологические слои литературного приключения, с трудом завоеванные сознанием, подобно нахождению в глубинах драгоценных камней. В то время как Юнг активно рассматривал возможность публикации Liber Novus много лет, он не хотел, издав ее, сделать себе имя в литературе с учетом стиля содержания этой работы. К 1921 в Психологических типах он уже нашел, что его святыня могла снабдить его главными тезисами через перевод их на академический язык.
Юнг распределяет напряжение между тремя стилистическими регистрами, уже обращаясь к будущим читателям — которые варьируются от избранного круга друзей до более широкой общественности в различных слоях текста. Это очевидно в частых изменениях местоимений в различных версиях, отражающих манеру, в которой он постоянно вновь воображал потенциальных читателей текста. Юнг когерентно принял эту диалогическую позицию — многоголосье в более позднем понимании Бахтина — раз за разом упоминая гипотетическую будущую аудиторию, оставаясь в стороне от вопроса аудитории в целом, не из гордости, а просто ввиду предпринятых целей. Картины и видения от этой личной сокровищницы выступили анонимно как межтекстовое основание более поздней работы Юнга, став герметическими ключами к разгадке нераскрытой полноты его опыта.
Действительно, мы можем представить Юнга смеющимся, когда он написал «3. Случай Z» в последнем разделе его эссе «Психологические аспекты Коры» (1941). Там он подводит итог двенадцати анонимным эпизодам встреч с его собственной душой в Liber Novus, называя их «ряд снов». Комментарии, которые он прилагает к ним, заводят авантюриста, которым он был, и субъекта, которым он стал в этом приключении в диалог о потенциальной науке. Комедия и велика и изысканна: этот почтительный хозяин души также владеет определением контекста со всей серьезностью. Его язык гибко колеблется между обоими контекстами, но также сохраняет определенные завесы в некоторых местах. Эта лингвистическая стратегия отражала главные цели Юнга в плодотворной двойственности и точности. Объявляя, что его тайны являются особыми, невыразимыми в любом случае, он, тем не менее, предложил их как шаблон формирования духовного процесса, и, таким образом, попытался развить идиому, которая могла быть понята другими и позволить им ясно сформулировать их опыт.
Это — единственный способ перефразировать значительную аномалию языка, который Юнг должен был искать в течение бессонных ночей с 1913. Этот язык изменил свою форму, изменил свой масштаб и вес, и стоил ему многой головной боли. Поэтому не удивляет, что в своих более поздних работах Юнг полагался на резонанс Библии Лютера, непосредственный перевод которой уподоблен скале стабильности в немецкой культуре. Город Айнфесте [Einfeste] переводится как «могущественная крепость»: точно так же наша собственная уверенность здесь в библии Короля Джеймса Версайона (KJV) сопоставима с тональностью английского языка. Все же немедленно возникает парадокс: то, на что Юнг рассчитывал в этом резонансе, вернуло дух с чужих земель на германскую Heimat, или родину, как можно аналогично сказать о KJV, глубоко внедрившем те же самые изменения в англосаксонскую культуру. Франц Розенцвайг, переводивший Ветхий Завет вместе с Мартином Бубером в середине 1920, считал Библию Лютера великим вселенским создателем германского духа, также как и шаги Лютера к его источнику:
Для спокойствия нашей души мы должны сохранить эти слова, должны вынести их, и тем самым отвести ивриту некоторое пространство, где он добьется большего успеха, чем немецкий язык.
Таким образом, наш метод не заключается в размывании нескольких методов Юнга, или придания им большей управляемости и плавности, чем это необходимо, или даже не в упорядочивании его пунктуации. Думайте «о косматой» дикции Данте, или об ином принципе Лютера, как говорил Розенцвейг: «Грязь будет цепляться за колесо».
Все же даже эти глубокие проявления архаичной и оригинальной речи сквозь пропасть смысла не в состоянии приблизить опыт дестабилизации, и язык, на котором говорит Юнг. Его более поздние комментарии в изданной биографии в возвышенном стиле, в действительности заметают следы Liber Novus. Неповторимый опыт заставил речь вращаться, что оживило инициатическое измерение книги. Язык также подвергается сошествию в ад и сферу мертвецов, что лишает речи как раз тогда, когда возобновляется способность говорить.
Следующий опыт дает некоторое представление о размахе этого влияния. Нанося на бумагу попытки подлинного чревовещания с ручкой в руке, Юнг рискует подобно тем, кто проводит спиритический сеанс, не контролируя ни себя, ни землю вокруг. Минимальное расстояние Холдерлина делает интервалы между деформациями и языком их выражения горящим углем Исайи, все движения наряду с «верным безумством» Платона или божественным безумием:
(1) Душа шептала мне, требовательно и тревожно: «Слова, слова, не говори слишком много слов. Замолчи и слушай: распознал ли ты свое безумие и признал ли его? Заметил ли, что все твои устои полностью увязли в безумии?
(2) Адские паутины слов, одних лишь слов, но что есть слова? Будь осторожен со словами, правильно их оценивай, подбирай безопасные слова, слова без ловушек, не сплетай их с другими, чтобы не вышла паутина, ибо ты первый попадешься в нее. Ибо у слов есть смысл. Словами ты поднимаешь преисподнюю. Словами – ничтожнейшимии могущественнейшими. В словах пустота и полнота сливаются вместе, поэтому слово – образ Бога.
(3) Если слово — это знак, оно ничего не означает. Но если слово — символ, оно значит все. Когда путь достигает смерти, и мы окружены гниением и ужасом, путь восходит во тьму и оставляет рот как спасительный символ, слово.
(4) мертвая женщина: «Позволь мне иметь слово — то, что ты не можешь услышать! Как тяжело — дайте мне слово!« Тогда оно воплощается в руке Юнга как фаллос.
(5) душа Юнга: «Ты владеешь словом, которому нельзя позволить остаться сокрытым».
(6) Юнг: «Каково мое слово? Это – невнятная речь…» Душа:» Они не видят огонь, они не верят твоим словам, но они видят твою метку и бессознательно подозревают, что ты — посланник огненных мук…Ты заикаешься, ты запинаешься». В комментариях для его биографии, Юнг отозвался, что представлял собой его изначальный опыт Liber Novus — это «очень невнятная речь».
(7) Все же один опыт сильно противоречит более позднему акценту: ΦΙΛΗΜΩΝ отравил меня и дал мне язык, который казался чужим и иначе воспринимался. Все это пало, когда Бог вознесся, и только ΦΙΛΗΜΩΝ хранил язык. «.
Этот последний опыт указывает на то, что Юнг позже целиком приписывал пророческую восторженную речь второго слоя, предшествующего Scrutinies, Филемону. Буквальное опьянение, описанное здесь, является лингвистической, драматизированной, чревовещательной версией платонического божественного безумия. Это подчеркивает нашу попытку откровенно передать стилистические регистры Liber Novus, чтобы представить жизненный аспект литературного эксперимента Юнга, поскольку он переплетается с попыткой найти наиболее согласующуюся идиому, в которой можно выразить внутренний опыт преобразования. Поиск Юнгом души созвучен с поиском диалогического и дифференцированного языка.
Этот опыт во всех проявлениях затрагиваетСобрание сочинений Юнга, и есть предостережения по поводу применения его концептуальных инструментов к задаче чтения и понимания Liber Novus. Стоит взять лишь один пример, и каждый видит, что текст Собрания сочинений слишком лаконичен, чтобы сравнивать глубинно связанные противоположности Логоса и Эроса с концептуальными и лирическо-пророческими регистрами, найденными в Liber Novus. «Комментарий» Юнга отношений Илии и Саломеи, включенный здесь, показывает, что отношения связанны с развитием, мистерией «трансформационного процесса», который разжигает любовь к самому низшему в нас. Внешняя форма языка Liber Novus тем самым оживляют эту мистерию, но не соответствуют непосредственно противоположным психологическим функциям.
Это комплексное уважение к языку заставляет переводчиков Liber Novus пребывать в преступной/искупительной напряженности, исполненной его риторикой. Великая сила искупительной восторженности этой риторики заняла Юнга в кратком эпилоге, который он надписал в каллиграфической рукописи в 1959, за два года до своей смерти. Еще раз перелистывая освещенные страницы, он, судя по всему, нашел, что дальнейшее подведение итогов не нужно. Прервавшись на полуслове, он оставил книгу, чтобы та стала одиноким свободным берегом рассуждения в рамках всего его опыта. Эта финальная точка не требует никакого большего комментария, чем три регистра языка самой книги. Эксперимент был в конце концов Commedia, не призывающей ни к какому последующему теоретическому обоснованию. Юнг отметил в 1957 Аниле Яффе, что так много мусора было сказано о нем, что он больше не тревожит его. Поэтому он взял перо и уверенно создал книгу, ведущую в глубину, круто расширяющийся карьер, которым она стала, вместе с его Собранием сочинений и башней на берегу озера в Боллингене, его завершающим творением.
В этом примечании мы попытались передать только общие принципы, которыми руководствовался этот перевод. Полное обсуждение выбора, вставшего перед нами и обоснование принятых решений могло заполнить столь же большой объем, как и эта книга.
Редакционная статья
Сону Шамдасани
Liber Novus является незаконченной рукописью, и абсолютно непонятно, как Юнг намеревался закончить ее, или опубликовать ее, если он решил бы сделать это. У нас есть ряд рукописей, из которых никакая единственная версия не может быть взята в качестве окончательной. Следовательно, текст мог быть представлен во множестве вариантов. Это примечание указывает на редакционное объяснение существующего издания.
Далее — последовательность существующих рукописей Liber Primus и Liber Secundus:
Черные книги 2-5 (ноябрь 1913 — апрель 1914) Рукописный черновик (Лето 1914-1915) Напечатанный черновик (приблизительно 1915)
Исправленный черновик (с первым слоем изменений приблизительно 1915; второй слой изменений приблизительно середины 1920) Каллиграфическая рукопись (1915-1930, возобновленная в 1959, неполная)
Копия Бейнс (1924-1925)
Рукопись повествования Liber Primus за минусом вводной части
(идентичная с напечатанным черновиком)
Отредактированный черновик Liber Primus за минусом вводной части, с исправлениями неизвестной рукой (приблизительно в конце 1950-ых; сокращенная версия Напечатанного черновика)
Для Scrutinies мы имеем:
Черные книги 5-6 (апрель 1914 — июнь 1916) Рукопись Septem Sermones (1916) Печатный вариант Septem Sermones (1916) Рукописный черновик (приблизительно 1917) Напечатанный черновик (приблизительно 1918)
Копия Кери Бейнс (1925) (неполная, 27 страниц)
Порядок, представленный здесь, начинается с пересмотра копии Кери Бейнс и новой копии дополнительного материала в каллиграфической рукописи вместе с Напечатанным черновиком Исследований, буква в букву сравниваемые со всеми существующими версиями. Последние тридцать страниц закончены Черновиком. Главные отличия различных рукописей касаются «второго слоя» текста. Эти изменения представляют длительную работу Юнга, понимание психологического значения видений. Поскольку Юнг полагал, что Liber Novus была «попыткой разработки с точки зрения откровения,» изменения различных версий представляют эту «попытку разработки», и поэтому являются важной частью самой работы. Таким образом, примечания указывают на существенные отличия версий, и они представляют собой материал, который разъясняет значение или контекст каждой отдельной части. Каждый слой рукописи — важен и интересен, и публикация их всех — которая содержала бы несколько тысяч страниц — будет задачей для будущего.
Критерием для включения отрывков из более ранних рукописей был простой вопрос: помогут ли они читателю постичь то, что является драгоценным источником? Кроме свойственной важности этих изменений, отражение их в сносках служит второй цели —показать, как тщательно Юнг работал над текстом, непрерывно пересматривая его.
У Исправленного черновика есть два слоя изменений, внесенных Юнгом. Первый набор исправлений, видимо, был сделан после того, как черновик был напечатан и до перенесения его в каллиграфическую рукопись, поскольку кажется, что именно эту копию Юнг расшифровал. Дальнейший набор исправлений приблизительно на 200 страницах машинописного текста, судя по всему, был сделан после занесения текста в каллиграфическую рукопись, и я предположил бы, что они были сделаны примерно в середине 1920-х. Эти исправления изменяют язык и приводят терминологию в соответствие с терминологией Юнга в период «Психологических типов». Дополнительные разъяснения также добавлены. Юнг комментировал даже исправленный материал в черновике, который был удален из каллиграфической рукописи. Я представил некоторые из существенных изменений в сносках. Они дают читателю возможность увидеть, как Юнг пересмотрел бы целый текст, если бы закончил этот слой исправлений.
В Liber Secundus была добавлена глава 21, «Маг», а в Исследованиях разъясняющие ссылки. Они обозначены числами в фигурных скобках: {}. Где только возможно дата каждого видения была дана из Черных книг. Второй слой, добавленный в черновик, обозначен [2], и рукопись возвращается к последовательности видений в Черных книгах в начале следующей главы. В тексте, где содержание было добавлены, возвращение к последовательности Черных книг обозначено [1].
У различных рукописей есть отличающиеся системы введения параграфов. В черновике параграфы часто состоят из одного или двух предложений, а текст представлен как стихотворение в прозе. В каллиграфической рукописи наоборот, есть длинные блоки текста без деления на параграфы. Самое логическое ведение параграфов появляется в копии Кери Бейнс. Она часто брала на себя инициативу в делении параграфов и изображений. Поскольку маловероятно, что она вновь редактировала текст без одобрения Юнга, ее расположение стало отправной точкой для этого издания. В некоторых случаях ведение параграфов было схожим с каллиграфической рукописью. Во второй половине своей копии Кери Бейнс расшифровала черновик, потому что каллиграфическая рукопись не была закончена. Здесь, я представил текст в той же самой манере. Я полагаю, что это представляет текст в самой точной и самой легкой форме.
В Каллиграфической рукописи Юнг иллюстрировал определенные параграфы и писал некоторые красным и синим, иногда увеличивая шрифт. Принятое расположение пытается следовать за этими изменениями. Поскольку рассматриваемые параграфы — не всегда то же самое на английском и немецком языке, выбор начальной красной буквы в английском переводесоответствует местоположению ее в тексте. Выделение и увеличение размера шрифта были представлены курсивом. Оставшаяся часть текста, кроме той, которую Юнг расшифровал в каллиграфической рукописи, поддерживает ту же последовательность и тенденцию. В случае Septem Sermones, красный шрифт следовал за печатной версией Юнга в 1916.
Решение включать Исследования в последовательность как часть Liber Novus основано на следующем пояснении редактора: материал в Черных книгах начинается в ноябре 1913. С 19 апреля 1914 Liber Secundus соответствует материалу в них, а Исследования начинаются с того же самого дня. Черные книги берут последовательность до 21 июля 1914, и возобновляют ее 3 июня 1915. В паузе Юнг написал рукописный черновик. Когда Кери Бейнс расшифровала Liber Novus между 1924 и 1925 годами, первая половина ее копии следовала за Liber Novus до точки, достигнутой Юнгом в его каллиграфической рукописи. Ее продолжает следующий черновик, и затем добавляет 27 страниц в Исследования, обрываясь на полуслове. В этой рукописи есть также некоторые красочные пометки.
Заинтересованные читатели могут сравнить это издание с главами черновика в статьях Курта Вульфа в Йельском университете и с копией Кери Бейнс в Contemporary Medical Archives at the Wellcome Collection, London. Довольно вероятно, что другие рукописи могут все же обнаружиться.
В завершении Liber Secundus, душа Юнга поднялась к Небесам после возрождения Бога. Юнг теперь думает, что Филемон — шарлатан, и возвращается к своему «Я», с которым он должен жить и учить. Исследования продолжаются с этой точки, конфронтации с его «Я». С восхождением возродившегося Бога, его душа возвращается и объясняет, почему она исчезла. Филемон появляется вновь, и учит Юнга тому, как установить правильные отношения с его душой, мертвыми, Богами и нечистыми духами. В Исследованиях Филемон является и обретает важное значение, которое Юнг придавал ему и на семинаре в 1925 и в Воспоминаниях. Только в Исследованиях определенные эпизоды в Liber Primus и Liber Secundus становятся ясными. К тому же повествование в Scrutinies не имеет никакого смысла, если Вы не прочли Liber Primus и Liber Secundus
В двух местах в Scrutinies Liber Primus и Liber Secundus упоминается путь, который заставляет предположить, что они — часть одной и той же работы:
И затем война вспыхнула. Это открыло мои глаза о том, что я испытал, прежде и это также дало мне храбрость, чтобы сказать все, что я написал в начале этой книги 3
С тех пор, как Бог вознесся в высшие миры, ΦΙΛΗΜΩΝ также изменился. Сначала он явился мне как маг, живший в далеких землях, но затем я ощутил его близость и, с тех пор как Бог вознесся, я знал, что ΦΙΛΗΜΩΝ отравил меня и дал мне язык, который казался чужим и иначе воспринимался. Все это пало, когда Бог вознесся, и только ΦΙΛΗΜΩΝ хранил язык. Но я ощущал, что он шел иными путями, нежели я. Вероятно, большая часть из того, что я записал ранее, была дана мне ΦΙΛΗΜΩΝ. Следовательно, я был словно отравлен. Но теперь я заметил, что ΦΙΛΗΜΩΝ принял форму, далекую от меня.
Эти ссылки на «начало этой книги» предполагают, что все это составляет одну книгу, и что Исследования, как полагал Юнг, были частью Liber Novus.
Это представление подтверждается внутренними связями текстов. Один пример — факт, что мандалы в Liber Novus тесно связаны с опытом самости и реализация его центральности описан только в Исследованиях. Другой пример исходит из Liber Secundus, главы 15; когда появляется Иезекиль и его верные анабаптисты, они говорят Юнгу, что идут в святые места Иерусалима, потому что они не в мире, не полностью расстались жизнью. В Исследованиях мертвые вновь появляются, говоря Юнгу, что они были в Иерусалиме, но не нашли там то, что искали. В этот момент появляется Филемон, и начинаютсяSeptem Sermones. Возможно, Юнг намеревался поместить Исследования в каллиграфическую рукопись и расшифровать их; есть вполне достаточное количество чистых страниц.
8 января 1958 Кери Бейнс спросила Юнга: «Вы помните, что сделали, чтобы я скопировал довольно мало самой Красной Книги, в то время как Вы были в Африке? Я добралась до начала Prufungen [Scrutinies] Это идет вне того, что фрау Яффе показала K. В. [Курту Вульфу], и он хотел бы прочесть это. Все в порядке?» Юнга ответил 24 января, «У меня нет никаких возражений против предоставления Ваших комментариев ‘Красной Книги’ г-ну Вульфу» Здесь, Кери Бейнес, также, судя по всему, считала Исследования частью Liber Novus.
В цитатах в примечаниях опущения какой-либо части текста обозначены троеточием. Никакие выделения не были добавлены.
Последующие выводы время от времени основаны на моей реконструкции становления юнгианской психологии в книге Jung and the Making of Modern Psychology: The Dream of a Science (Cambridge: Cambridge University Press, 2003)
Юнг называл свою работу и Liber Novus и Красной Книгой, поэтому второе название и стало общеизвестным. Поскольку имеется предположение, что фактическим является первое название, я буду ссылаться на него в дальнейшем – за отсутствием других указаний ссылки принадлежат автору.
(нем. GustavMeyrink, 1868 — 1932) — австрийский писатель-экспрессионист, драматург, переводчик и банкир. Густав Майринк относится к мало известным, но крайне интересным литераторам, творческий жанр которых можно определить как «черный романтизм». Это направление в литературе начала 20-го века во многом наследует традицию «проклятых писателей» середины — второй половины 19 века — традицию По, Нерваля, Лотреамона, Бодлера, Гюисманса, Уайльда — и одновременно лежит у истоков «черной фантастики» 20 века (Хичкок, Блох) и сюрреализма.
В определенных аспектах творчество «черных романтиков» близко немецкому экспрессионизму и французскому постимпрессионизму. Определение «черные» применительно к творчеству этих литераторов не столько обязано наличию в нем описания «инфернальных» сторон действительности, сколько степенью пессимизма их творческой позиции, глубиной разочарованности в социально-исторических мифах своего времени. Эта разочарованность заставляет их целиком и полностью углубиться в автономный мир души, вглядеться в ее болезненную бездну. Но при этом «черные романтики» не довольствуются традиционными литературно-эстетическими способами исследования внутреннего мира — это их не удовлетворяет, это для них слишком мало. И жажда «тотальности» приводит к мистическим и оккультным методам, которые исследуют душу прямо, без опосредований и угадывания ее сущности лишь по проявлениям в тех или иных сферах человеческой деятельности, в тех или иных состояниях психики,дистанция, обычно отделяющая творца от творения, исчезает. – прим. переводчика