Спиноза Рэй Прозак,
Страх
Лучший способ одолеть кого-либо (сокрушить его или её в ментальном дзюдо, с помощью которого мы завёртываем наши противоположности в аргументы, от которых другой не может убежать) – это убедить их, что они стимулированы страхом, невежеством или тупостью. В этот момент они начинают сомневаться в своих аргументах, и им не хватает воли, чтобы довести дело до конца, что в научной терминологии означает, что их ненадежность не даёт им энергию решительно исследовать достаточно вариантов, так что их мозг выбирает консервативно среди неубедительных вариантов и проигрывает.
Человеческий страх, по этой причине, сильно недопонимается, потому что мы скорее используем его как знак манипуляции, чем диагноз. Подобно любви, сексу, Богу, смерти и другим священным вещам, он становится символом перетягивания каната в мозговом штурме, в нашем обусловленном рекламой, подпитываемом потребительски, индивидуалистическом обществе. Более того, поскольку мы живём во времена социального суждения, преобладающего над ситуативной сложностью, мы не поощряем исследование страха. Это плохо. И точка. Понятно?
Вместо этого, я думаю, имеет смысл рассмотреть людские страхи с открытыми глазами нигилиста. Хорошая стартовая точка – это признание этих основных категорий страха:
— Эволюция
Мы боимся каких-либо действий со стороны самих себя, других или всего мира, которые могут нам показать, что мы находимся на неверной стороне эволюции. В частности, всё, что показывает наше малое достижение, будь то длина пениса, мышечная сила или сила мозга.
Наша культура свела эволюцию к соревнованию по борьбе, где сражаются двое людей, и один выживает, порождает и определяет будущее. Очевидно, что она более сложна, чем это: послеродовой уход, благополучие и мудрость оказывают даже большее влияние, чем превосходство в бою, потому что зачастую наиболее хорошо одарённый человек в комнате избегает битвы, будучи вместо этого конструктивным. Это не принижает борьбу и агрессию, оба из которых необходимы.
В современное время наша культура обладает параноидальным страхом неравенства. Наша логика заключается в том, что если мы подавим эволюционную систему мер для всех, то мы будем в безопасности в её отношении, поэтому мы провозглашаем себя равными. Конечно, это не работает, поскольку всегда будет лучший слесарь в городе, который вам нужен, если имеет место неотложная задача, где нельзя напортачить; на другом же конце, цинично разочарованные отстающие, также переставшие верить краснобайству и начинающие использовать «равенство» в качестве предлога для разграбления группы.
Наш страх неравенства – это боязнь конкуренции. Это наш страх элиты, наготы, оценок, заработной платы и суждения других. Все мы знаем, что находчивые твари выходят вперёд, и так как они умнее, они могут увидеть, что мы перестаём быть глупыми существами, возможно, когда они стоят над нашими дымящимися тушами Это пугает нас, поэтому мы сделали это социальным табу.
— Вероятность
Вот то, что спешит за вами в предрассветные часы: некоторые вещи совершенно случайны. Даже если вы живёте действительно хорошей жизнью и делаете лучшее, что можете, Боинг 747 с неисправностями двигателя может приземлиться на ваш дом и изжарить вас и вашу семью в керосиново-глазированные окорки.
Для этого нет оснований, поскольку не существует повествования, контролирующего всю жизнь и суждения каждого акта с антропоцентрической перспективы; даже наиболее сообразительные теисты будут характеризовать Бога как систему с волей, а не как осуждающую личность, поэтому у нас нет ожиданий, что акты, подобные произвольным падениям самолётов преднамеренны. Скорее всего, они случайны, что не означает беспорядочность, но означает отсутствие порядка, рассматривающего нас как индивидуумов.
Поэтому мы боимся произвольной вероятности. Поскольку это происходит без предвестника (оставить машину запертой с ноутбоком внутри – это предвестник, а где случайный чокнутый бездомный вламывается в автомобиль без какой-либо очевидности – здесь нет предвестника), мы не знаем, что внедорожник выходит за двойную полосу (меняя курс влево, поскольку у водителя приступ чихания), вспахивая нас и наших близких в толстую пятнистую красную пасту.
— Телесность наших умов
Уже поздно на вечеринке. Люди говорят в предрассветные часы. Вы начинаете замечать, что когда мы говорим, мы зачастую портачим – не просто «умс», заикание и неграмматические предложения, изменённые непроизвольно наполовину – но времена, когда наши мозги, цепляясь за слово, подбирают сходное слово с другим смыслом. Или же, искажается клише.
Обычно мы путаем слова и фразы, которые обычно используем, с тем, что пытаемся сказать и выдаём неправильную вещь, подобно ошибке поиска в базе данных. «Я не альбом, я имею в виду способность быть там», или же кто-то спутывает поздравление с соболезнованиями в неподходящий момент, поскольку нервничает – это хорошие примеры.
Мы быстры с заявлением «Я облажался с этой фразой», но это способ скрыть один из наших застарелых страхов. Я ничего не делал; мой мозг, который физический, возымел электрическую (био-химическую) ошибку и поэтому не смог завершить эту мысль. Мы быстры в том, чтобы сказать: «Я сделал это» не для того, чтобы требовать ответственности, но отрицать идею, что за пределами нашего контроля, наш мозг – это органический гаджет, который может дать осечку («мозговой пук») без нашего контроля.
Это одна из самых священных человеческих иллюзий. Нам нравится верить, что мы контролируем наши умы, что всё, что мы делаем – преднамеренно, и что когда мы делаем ошибки, они были плохими выборами. В наше время, наука показывает нам, что наши ошибки исходят из биологии: слишком мало определённых питательных веществ или нейротрансмиттеров, смятение заставляет нас дышать неглубоко и истощает мозг, изнеможение и т.п. Это ставит под вопрос, действительно ли мы как личности души и индивиды обладаем большим выбором над нашими действиями вообще, и поэтому физичность наших умов – это большое табу.
Фактически, как вы заметите, это такое табу, которое люди крайне не желают обсуждать. Вы можете привлечь внимание к странному сексу, убийству, расовой несправедливости, изнасилованию детей и апокалипсису, и неспособность людей обходиться с этим будет менее привередливой, чем с данной темой; в конце концов, это внешние события. Упоминая физичность и ошибочность ума, вы поражаете их самоидентификацию и ниспровергаете её.
— Личная заинтересованность других
Это социальное табу: если вы упоминаете, что все люди мотивированы собственным интересом, будь он материальный или личный или (в редких случаях 1% населения) желанием действовать в идеалистическом смысле «нравственного внимания», люди волнуются. Это потому, что эти знания подрывают социальную иллюзию, которая заключается в требовании, чтобы все мы были равными и общительными, и мы как-то отменили нашу способность к манипулированию за кулисами, незримо, для своих собственных интересов.
Общество подобно двум парням с пистолетами. Они согласились не стрелять друг в друга и положили своё оружие на стол. Но долго ли продлится данное обязательство? Обещание может быть нарушено. Зачастую происходят переговоры. Один парень может иметь нож, который он не упоминал, а другой – простак, держащийся инкогнито. Если один из этих парней мотивирован собственным интересом, он может пробудиться к жизни и думать: «Знаете, я никогда не был действительно в безопасности от этого парня, пока не убил его, поскольку он всегда мог выхватить этот пистолет или выхватить этот нож. Поэтому я собираюсь подрывать его задницу, пока он не спотыкнется, и затем возьму оба пистолета, и улучшу своё положение».
Вот почему собственный интерес пугает нас. Сама цивилизация базируется на идее, что мы можем отложить в сторону личную выгоду и вместо этого действовать в соответствии с коллективными правилами, предназначенными для сохранения других. Однако никто не знает, что происходит в наших умах, и в каждом обществе (даже наиболее репрессивном) существует достаточная перспектива для замысла, планирования и сговора за кулисами. Общественно я могу давать деньги на благотворительность и щедро говорить о братской любви; в частном порядке, я могу «слить» ваше полицейское досье в прессу, обанкротить вашу компанию и «замутить» с вашей женой, поскольку я действую в собственных интересах.
Интересно, что в древних сообществах понимали этот принцип, и поэтому искали тот 1%, который из-за того, что были глубинными космическими идеалистами, будут всегда действовать в пользу нравственной цели, подчеркивающей все их действия. К сожалению, такие люди представляют угрозу для тех, кто признаёт свой личный интерес и способны вводить в заблуждение других людей, и поэтому ошалелые идеалисты первыми умирают в любом политическом повороте событий.
— Повествование
Мы боимся повествования о самой жизни: внешняя сила, воздействующая по причинам, для которых мы слишком глупы, чтобы их увидеть, создающая подлинный рассказ о жизни в сравнении с мнимым. Свидетельствование процессии леммингов: показное повествование о том, что мы отправляемся в обетованную землю. Действительное повествование состоит в том, что лемминг, рассказывающий нам, что мы идём в землю обетованную, ведёт нас к утёсу, и когда взбучка и бульканье прекратятся, и будет движение назад и требование наших лемминговых лазеек и лемминговых супругов для себя.
Мы можем разделить скрытые повествования на следующие категории:
— Конспирация: тайная сила контролирует мир для своих собственных целей
— Паранойя: некая сила или тайный метафизический орден по природе манипулирует нами
— Бог: есть некоторая сила суждения или мудрости, которая знает, когда мы ведём себя как обезьяны
— Детерминизм: всё, что мы делаем, определяется тем, что происходило до нас; существует план!
Это пугает нас. Они не только означают, что мы – лохи, покупающий мнимые россказни и не замечающие тайного повествования, но это также значит, что наши усилия вознаградить себя не вознаградят нас способом, чья суть соответствует фактическому повествованию.
Хорошая доза относительности (не релятивизма, представляющего собой ложный объективизм, базирующийся на личных полномочиях посредством пафосного допущения способности судить других и давать им компенсаторную оценку вследствие относительных недостатков, которые только мудрый вы можете видеть) может помочь исправить эту проблему. Единственное существующее повествование – это то, которое обнаруживает где все вещи соотнесены с целым, и только одна вещь годится для этого определения: вся физическая/информационная реальность сама по себе.
Однако существует двойственность нашего страха скрытых повествований. Когда вещи плохи для нас, мы склонны их обвинять. Это не я облажался – это Бог проклял меня. Это не наша вина, что мы выбрали порочных лидеров – это был Масонско-Зороастрийский заговор. Не беспокойтесь об устремлении, поскольку мы знаем, что математический порядок этой вселенной определяет, что только хорошие умирают молодыми, все вещи должны провалиться, и т.п – давайте сходим в паб, мы ничего не можем сделать! Пожимание плечами.
Все эти значительные сокрытые страхи (и они скрыты, поскольку исповедание наших подлинных страхов другим показывает нашу слабость, поэтому, вместо этого, признаются пустяковые примеры этих страхов) обладают одной общей вещью: они признают границы нашей автономии, знания и самоконтроля. Короче говоря, они показывают нам, что мы именно то, что мы представляем – небольшое племя обезьян, которые получили разум на одной из планет и теперь пытаются обрести самоконтроль, поэтому они могут быть реалистичными и прогрессировать к следующему эволюционному этапу.
Эти страхи действуют совместно, дабы скрыть эту реальность, поскольку это фундаментально угрожает текущей цели. Если существует нечто, что мы должны сделать, все вещи, что мы делаем, не предполагающие данного результата, могут рассматриваться как чешуйчатость, своекорыстие и лень. Мы не хотим этого. Мы хотим свободы от суждения других, поскольку мы боимся, что наши недостатки будут видны, поэтому мы стараемся ослепить их в отношении фактической цели (умные обезьяны!) в надежде скрыть свою мотивацию, даже если это означает то, что наш род сдвинется от реалистического представления того, что он пытается достичь.
Надеясь скрыть это сопряжение «истина-страх», мы создаём компенсирующую фантастику, состоящую в том, что у нас есть лучший путь… — и мы основываем его на социальных, или антропоцентрических, интересах, а не мире как целом. «Все мы здесь согласны» — это путь программирования нашего мозга на игнорирование реальности и фокусировании, вместо этого, на том, что другие обезьяны хотят, чтобы вы думали. Они будут называть это Прогрессом, Наукой, Мудростью (в процессе профанируя все святые, сакральные и почтительные вещи), может быть, даже Моралью, но эта социальная фикция создаёт согласованную реальность, которая постепенно уничтожает все другие истины, становясь допущением, основой для их экспертов.
Проблема этой согласованной реальности (некоторые называют её «социальной реальностью» и политическое движение, порождаемое ей — Массовость) состоит в том, что с тех пор как мы определили наши собственные потребности и реальность, мы создаём постоянно расширяющийся цикл. Есть угроза правды? Переопределите правду, как удобнее. Но новая истина становится уже неудобной, так что изменим её немного дальше. И еще в следующем поколении. Вскоре мы – далеко, далеко от какого-либо смысла истины, но мы не можем увидеть это, поскольку все обезьяны вокруг нас повторяют нам, новыми и инновационными способами, основополагающее предположение, что нам требуется социальная реальность, чтобы заменить природную. Мы называем это когнитивным диссонансом.
Еще хуже то, что поскольку мы финансируем тех, кто хочет избежать реальности, мы медленно возлагаем бремя нашего спасения на тех, кто отрицает социальные тенденции и вправду добивается истинной реальности (этот радикальный и запретный акт во всех эпохах и цивилизациях), а этих людей меньшинство. Вскоре становится более удобным убить их, и цивилизация погружается в беспорядок, поскольку люди действуют из того, что они предпочли бы за правду, а не из того, что реалистично. Так погибают все цивилизации.
Вы можете подумать, что данная статья – это хитовое произведение о Боге и традиции, но эти два термина – очень здравые нововведения, позволяющие нам назвать наши страхи и вытеснить их на всю реальность, вместо самих себя. Ими можно злоупотребить, но нет ничего, чем нельзя было бы злоупотребить, поскольку имена и символы отличаются от того, на что они ссылаются, поэтому мы всегда можем изменить определения знаков (например, имён или символов, даже Бога), а затем использовать их так, как если бы они были по-прежнему действительными. Если что-либо, если символ «Бог» становится коррумпированным, разумным откликом будет восприятие Бога и начало работы по переопределению символа по направлению к реальности – но это уже другая тема для другого дня.
Наши страхи, как и наши тайные надежды, раскрывают то, что мы знаем в своих самых сокровенных душах, и поскольку данная картина повторяется посреди всего человечества, это, вероятно, наиболее точное изображение нашей реальности. Покуда социально приемлемый ответ заключается в отрицании существования страхов и отсутствии взгляда на них, поскольку это будет дестабилизировать других, разумная реакция – это исследование наших страхов в лаборатории самих себя, чтобы мы могли понять больше об этом магическом мире, в котором мы живём.