Отто Боги Гомера: Духовное значение греческой религии. (предисловие и первая часть)

Вальтер Фридрих Отто

Боги Гомера:

Духовное значение греческой религии.

Предисловие.

Пригодная для толкования картина психической среды и повседневной жизни общества дистанцированны во времени и пространстве, что могло было быть вызвано динамичностью и наполненностью умов, но гораздо более сложно фиксировать религиозные верования. Вне зависимости от уровня приверженности нашим традициям, для нас почти невозможно отойти от привычной коннотации таких слов как бог, душа, грех, богобоязненность. Люди, признающие незаурядность ума и проницательность греков, находят их религию по-разному, кто детской, кто варварской, а кто видит в ней декоративность образов. Но греческая литература позволяет понять, что греки с их утонченной чувствительностью были серьезно озабочены вопросами религии, из этого следует, что наш собственный подход был ошибочным.

Книга профессора Отто проливает свет на этот вопрос, благодаря его верному подходу к его изучению. Он исследует сущность значения гомерических богов, работая в направлении к современной концепции (как бы мы все с вами подсознательно делали), а по направлению к антецеденту; он выявил, что Гомер был одним из величайших религиозных реформаторов, которых когда-либо видел мир. Это представление порождает степень страсти в сочетании с отсутствием широкого спектра документальных источников, который представлен в распоряжение студентов, изучающих античные религии. Можно ли сказать, что эта работа звучит идеально и не смешалась с более поздними работами по этой тематике. Позднее, проанализировав мельчайшие доказательства, в частности, археологические и эпиграфические с тщательным вниманием и даже долей воображения, широкий перечень работ, в частности, монументальную коллекцию Мартина Нильссона «История греческой религии»[1] (2 том, Мюнхен, 1941 и 1945), которая необходима для изучения предмета. Книга Отто остаётся наиболее подходящим источником понимания и знаний, особенно для читателей, не являющихся профессионалами в этой области. Многие годы эта книга была моим пособием по преподаванию античных поэм Гомера, как в оригинале, так и в переводе, и я нашёл эту книгу для тех, кто мог бы читать её на немецком, как единственный в своём роде самый лучший проводник к пониманию Гомера. Целью настоящего перевода книги Отто является доступность для читателей, не владеющих немецким.

БЛАГОДАРНОСТЬ.

Огромная благодарность Университет Оксфорда за разрешение использовать несколько выдержек из «Фауст» Гёте, переведенного Льюисом МакНейлом, Университет Чикаго за разрешение использовать отрывки из «Оды Пинлара», перевод Ричмонда Латтимора, скопировано в 1947 году Университетом Чикаго; первая, четвертая и восьмая были опубликованы под названием «Некоторые оды Пиндара» (Поэт месяца, Новое направление, 1942 г.), цитирование Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин, с с. 77 и 160, взятые из Поэм Гёльдерлина, перевод Михаэля Хамбургена, Пантеон книги, 1952.

ВВЕДЕНИЕ.

1

Для современного человека нелегко добиться успеха в истинном понимании античной греческой религии. Период до появления изображения богов был заполнен трепетом и преклонением, величие фигур богов было несравнимо и не сопоставимо ни с кем и ни и с чем. Незримое присутствие богов должно быть вызывало трепет, ощущение вечного, то что человек слышал о богах, о их отношениях с человечеством не вызывали реакцию в его душе. Мрачная религиозная реверберация, мелодия невыразимого возвеличивания и сосредоточения чего-то знакомого, идущего из детства, казалось находится в долгом ожидании. Если рассматривать это ощущение подробнее, то сможем постичь, то это то о чём мы тоскуем. Эта религия настолько настоящая, что, казалось бы, в ней нет места святости. Такое шевеление души, человеческой самости, провозгласив слова «Святой, святой, святой, Господь Саваоф» или «Sanctus Dominus Deus Sabaoth», чего присутствие греческого бога спровоцировать не может. Тем не менее, в зависимости от характера приверженцев, мы нуждаемся с нравственном усилии, которое мы считаем неотъемлемой частью истиной религии. Мы не назвали бы их аморальными, скорее, религией с присущей ей естественной радостью, что само по себе не включает мораль в качестве наивысшей ценности. В итоге мы можем только отстраниться от понимания, что сердечная близость не может существовать между человеком и его богами. Нет никаких сомнений, что человек любит и почитает своих богов, но где мы сможем найти душевную преданность, принесение в жертву самого дорогого, даже себя, общность сердец и блаженство единства? Всегда остаётся дистанция между человеком и божеством, даже если божество любит человека и благосклонно к нему. Более того, размежевание границ намеренно обострено. Боги уходят на покой в своей собственной жизни, от которой человек по своей природе отделен. Когда поэт на празднествах во славу богов воспевает величественность муз, выражает восхищение их бессмертию, это символизирует скорбь, человеческие несчастья. Нам не следует из этого сделать вывод, что боги получали удовольствие, причиняя зло людям или были к ним осознанно безразличны, но в одном не может быть сомнения, что подобные боги не могли и подумать об избавлении людей от мирских страданий и возвеличить из до своего уровня. Если религия не позволяет надеяться, что это может для нас означать? Будьте уверены, что удалённость между богами и человеком так или иначе использовалась в различные периоды греческой цивилизации. Таинственные обряды и орфизм во многих отношениях близки нашему собственному чувственному восприятию. Если мы перенесемся в пост классическое столетие, многие характерные особенности поражают нам тем, что они нам знакомы. По этим причинам религиозные знания вознаграждают нас пристальным вниманием к перемещениям по эпохам. В целом это должно быть общепризнанным, что представления о неизвестном продолжают существовать. Наиболее ярким представителем, кто смотрел не на уходящие столетия, а на раннего гения, чьим монументом стали его поэмы, на Гомера. Это был тот период, когда вера в бога оказывалась в центре самых оживленный обсуждений, именно здесь эта концепция божественного может прикоснуться к сердцу современного человека, после того как критики лишили их любого религиозного содержания, как бы то ни было. Понятно, и очень необычно. Считать Гомера тем, кто есть основной объект обвинений. Мы восхищаемся не только искусством его поэм, но также богатством, глубиной, величием его мысли. Кто мог думать о приписываемой поверхностности рассуждениям по вселенским вопросам в работе, которая спустя три тысячи лет все еще способна вызвать трепет. Над его верой в бога мы в лучшем случае можем снисходительно улыбнуться, или же объяснили ему, что мир духовно созрел и не может принять столь примитивную концепцию божественного. Что плохого в критике собственных предрассудков? Кто-то наверняка задается вопросом по поводу той уверенность с которой выносятся суждения над вдохновляющими национальными идеями, вопросами, представляющими особую важность без проверки, является ли позиция, взявшая на себя создание глубинных причин в чужеродной сфере рассуждений.

2

Свойства, которые мы упускаем в античной греческой религии являются специфическими сторонами Христианства и сходным с ним религий, которые выработались в Азии. Это те самые религии, которые греки постоянно исследовали. Повсюду религия определяется возвышенными чувствами, одиночные религию имеют конечную парадигму. Поэтому в греческой модели верования современный человек неосознанно искал восточную религиозность под иллюзией, что греки находились в поиске религиозности в целом. Но так как удивительно мало могло быть открыто, особенно в столетия расцвета греческой культуры, такой жизнеспособной и духовной, и можно заключить, что не истинный религиозный контент греков присутствовал и казался неоспоримым. Раннее Христианство прибегало к такому объяснению, согласно которому поверья язычников были ничем иным как работой дьявола, поэтому не могли быть применимы на протяжении долгого периода времени. А еще ранние христиане были компетентными судьями. Они не относились к язычеству несерьезно, легкомысленно или поверхностно, они, напротив, видели в нем антагонистическую сферу, противостоящую христианской догме. Человеческая душа не роста и созревала, когда человек принимал Христианство, но обновлялась, когда оно укоренялось в нём. Таково было ощущение, вызванное язычеством на его закате. Насколько бы сильнее это было в настоящем с античной греческой религией еще искренней и неподдельной. Если греческая религия становится диаметрально противоположной тому, что в наши дни является критерием оценки для религии в целом, становится ясно, что истинное понимание греческой религии в таком случае невозможно. Где мы найдём новую и лучшую точку зрения? Где место эллинизму? Религия — это не имущество человека, которое он может прибавить к тому, что у него уже имеется или напрочь отсутствует. В религии самое важное для человека найти выражение. Любовь и бытие укоренились в подобных вопросах и стали духовно едины. Всё существовавшее сталкивалось с насущными идеями его содержания, сила, цель, идеи рассматривались как личности Божеств. Следовательно, вопросы вечного связывали греков с иудеями, персами и индусами. В этих религиях, вечное могла быть найдено только в том, что эти расы создают, выделяют, к чему они способны стремиться, что узреть и чему поклоняются.

3

Поглощенность земными заботами и естественность за которые упрекают греческую религию столкнулись также с их пластическим искусством. Здесь как нельзя лучше проявляется неизмеримая разница с востоком. Органическая структура состоит из монстров, вместо символов и знаков, такой способ познания форм природы. А еще все работы являются минуткой благородства и аристократичности вреди мимолетного и житейского мира фактов. Перед нашими глазами миракль состоящий из: природа становится духовной и вечной, не уступая ни капельки из множества, теплота и непосредственное смешивание. Следовало ли ставить при исследовании духа ставить во главе законы природы, что и сделало греческую религию именно такой как она есть? Никогда не существовало религии, в которой было нечто сверхъестественное, выходящее за рамки естественного порядка. Читатель Гомера должен найти это удивительным, что, не смотря на многочисленные упоминания богов, повествование в сущности не включает в себя чудес. Оценить замечательное изложение всех обстоятельств мы можем, используя аналогию со Старым Заветом. Здесь Яхве защищает своих людей, и без какой-либо самостоятельной защиты, люди избавлены от преследующих их египтян. Море разделяется так, чтобы дети Израиля могли пройти, не замочив ног, волны накрывают египтян, не оставляя никому возможности выбраться. Или Бог позволил израильтянам захватить город, разрушив его стены. У Гомера ничего не происходит без заботливого проявления бога. Несмотря на заметную божественную приближенность, все протекает естественно. Мы слышим, и более того видим, как в реалистичной картине, рисуемой Гомером, бог шепчет, чтобы сбить с столку войнов в нужный момент, он пробудил дух и разжёг в них мужество, сделал их конечности меткими и ловкими, дал подходящее оружие, меткость и силу. Если мы более пристально посмотрим на эти убийства, в которых имеет место божественное вмешательство, мы увидим, что это вмешательство происходит в критический момент, когда силы людей сходятся в одной точке и происходит озарение. Такой решающий момент, как может заметить каждый внимательный наблюдатель, наблюдается в обычной жизни, считается греками проявлением божественного участия. Не только круговорот событий в решающий момент имеет значение, а также идентификация себя с божественным. Во всех жизненных формах и проявлениях греки осознавали божественный облик. Взятые все вместе эти сущности образовывают квинтэссенцию святости. Таким образом поэмы Гомера заполняются божественной близостью и присутствием. Божественность не является каким-то обобщенным понятие, а дифференцируется по спектру естественных явлений природы, являясь ключом бытия. Для многих людей чудеса имеют место, для греков же самое большое чудо — это способность видеть в ежедневной жизни черты устрашающе божественного без потери даже мельчайшей частицы их естественной реальности. Здесь мы наблюдаем духовную тенденцию людей, которым предназначено судьбой учение и познание как внутренней природы человека, так и природы его окружающей. Греческий подход есть не что иное как впервые данное человечеству понятие природы в том виде в котором ее знает современный человек.

4

Из опыта, истории и антропологии нам известно, что человек представляет из себя человеческий ум, эмоции и множество внутренних органов. Из всех возможных способов познания, два выделяются особенно и требуют пристального внимания, поскольку никакой из существующих способов познания не исключает другого, из можно разделить по очевидному смыслу. Первый мы можем назвать объективным, если это слово не ограничивает смысл расчетливого интеллекта, или рациональным.
Этот объект –реальность окружающей нас природы, цель её понимать сущность природы, её режиссуры, относиться к её законам с почтением. Иной способ мышления –магический. Его непременно должна сопровождать динамика, сила и действие-базовые категории, основой его является поиск и почтение перед необычным. Конечно, примитивные люди по-разному называют необъяснимое как в самом человеке, так и в окружающем его мире. Ощущение чудесного берет начало в своеобразном смешении человеческих эмоций, которые неким неописуемым образом становятся осознанием безграничной силы, что означает сверхъестественная, со всеми вытекающими выводами. Таким образом, у нас есть все основания говорить о магическом способе мышления. Человеческое осознание силы посредством событий или проявлений этой силы достаточно феноменально. Опыт обычного и обыденного, то что вписывается в границы нормальности всегда присутствует, но страстный интерес к необычному делает концепцию нормальности узкой. Область общедоступного разрывается вмешательством чего-то могущественного, квинтэссенция силы и воздействия, область трепета от страха или радости, берущая начало. Материя, являющаяся предметом поклонения и почтения неосмысляема и бесформенна. Она суверенна и противопоставлена всему в мире, и связана только с магической силой человеческих эмоций. С этой точки зрения ничего из естественного для человека мира не является прочным. Свойства вещей подвержены бесконечным изменениям. Одно может стать другим. Тот способ мышления с примитивной цивилизацией, но по своему смыслу он не примитивен. Это способность достигать величие и возвышенность. Это настолько глубоко укоренилось в человеке, что было присуще всем народов во все времена, разница только в степени воздействия. В древних религиях росла вера в божественное начало, в гармонии с природой, с безграничной силой, которая невозможна для понимания. Величайшее распространение этой силы отмечалось в духовном развитии Древней Индии. Здесь мистическое всемогущественное «истина истин» (Брахман), и уравновешивающая психическая сила самого человека (Атман), концентрация мирового опыта на иной реальности, гораздо менее видимой, на небытие, была неизбежна. Вещи, обозначенные здесь и охарактеризованные как магическая мысль не были чужды грекам. Каждый кто внимательно взглянет на базовые черты различных концепций возникновения мира, заметит, что греческое миропонимание было враждебным к магическому мышлению в значительной степени. В данному случае наблюдается чётко выраженная разнополярность между магической мыслью и греческим мировоззрением, основывающемся на естественных способах понимания бытия. Вместо узкой концепции природы, налицо широчайшие возможности толкования сущности природы. В самом деле, когда мы возносим огромный, жизненно важный мир природы, так как его превозносил Гёте, мы оказываемся в долгу перед греческой духовностью. Природа сама по себе уже триумф величия и божества. Будьте уверены, что после исследования греческих божеств, мы так же сможем обнаружить необычное и волнующее. Однако, это не означает появление силы, наделенной безграничной властью, это не означает существования проявлений жизни как таковой в её бесконечном разнообразии существовании мира. Ключевым не является непосредственно сам акт творения мира, а существование нашего мира в различных формах творения. Священный трепет вызывает ни сколько колоссальность и безграничность некой силы, а глубина естественного опыта. Концепция греческого мировоззрения берет начало из эпохи гомеровских поэм. Особенность которых в практически полном отсутствии элементов магии. Гёте представил читателю Фауста, который произнес желаемое в конце своей жизни:

Вся магия – если бы я мог отвергнуть её на своем пути,

Все заклинания – раз и навсегда забыть их,

Смотреть тебе в лицо, природа, как обычный человек,

Это было бы ценно, это было бы по-человечески.³

В греческом мировоззрении эти желания были исполнены, греческой духовностью была природа, именно такой духовности и желал Фауст, без чего-то из вне, пребывать в гармонии с природой. Греческий гений вывел очертания религиозности еще в догомеровскую эпоху, Гомер выбрал, всё что оставило время, все самое основополагающее из того, что ему досталось. Найти свой мир, как для общества в целом, так и для отдельно взятого человека разнозначное найти самого себя, познать своё естество. Концепция мира, которую мы познаём через творчество Гомера, и есть период гениальности эллинизма. Понятия предыдущих поколений могут быть связаны с гомеровскими богами, что не имеет большого значения для сравнительного анализа. Особенность греческой идеологии, которая и сделала греков теми, кем они были, была оригинальной и присущей тому периоду истории, которой Гомер был свидетелем. Неоднократно говорилось, что человек нуждается для своего роста, изменения в выражении своего представления о богах. Верно, что среди всех человеческих потребностей есть и потребность в апперцепции. Так или иначе, для человеческой жизни наиболее значительным событием является соприкосновение со внешними перипетиями, которое заключается в необычном способе мышления, как предназначено с начала времён, посредством чего появляются отличия, свойственные тому или иному периоду истории. Процесс переосмысления присутствовал при трансформации воззрений от доисторического к тому, который мы наблюдаем у Гомера, проявление которого мы в последствии не встречали в такой степени ясности сравнения и грандиозности преобразования. Сколько бы мы не приписывали поэмам богатства мысли и безусловного вкуса в божественном восхвалении, натуральный идеализм или идеальный натурализм, который зачаровывает и изумляет, возвращает нас к базовым характеристикам новизны и истинного смысла греческой религии.

5

Античная греческая религия постигла мир с глубоким чувством реальности, и тем не менее, в ней имманентно присутствует делимитация божественного. Здесь нельзя говорить о мятеже против тревог, чаяний и духовного погружения в человеческую душу. Это храм мира, для которого жизнь и движение имманентны, на ряду с божественным. Только он не нуждается в доказательстве опытом во всём богатстве спектра оттенков света и тьмы, воплощаясь в грандиозную картину божества. Мы не можем позволить себе отступать перед трудностями официального толкования фанатиков и педантов, которые грубо обвиняют гомеровскую религию в аморальной примитивности, поскольку гомеровские боги парциальны и позволяют себе безнравственное поведение. Будьте уверены, греческие философы так же были вовлечены в такого рода критику, но это критическое правоверное чувство могло исчезнуть в эпоху Эллинизма, для которой не было свойственно оправдания критики с точки зрения морали. Для благочестивого натурализма многое видится правдивым, в свою очередь важность чего может показаться глупой и безнравственной для теоретиков и моралистов. Раз мы задержались на том в чём заключается благочестивое преклонение, следует отметить, что мы не должны продолжать авантюрную дискуссию о толерантности явлений, их порицания или же оправдания. Античная Греция открыла нам одной из величайших человеческих религий, мы можем позволить себе говорить в данном случае о европейской религиозной идее. Между греческой религией и религиями других цивилизаций наличествуют существенные различия, особенно те, которые традиционно причисляются нашими религиозными и философскими школами в качестве примера в вопросе происхождения религии. По существу, это и есть подлинное мировоззрение эллинизма. Так же и многие другие достижения греков обрели непререкаемое значение и нетленность для человечества в целом. Область познания, постоянно сдерживаемая в других религиях, здесь расцветает с восхитительной гениальностью, способность видеть мир сквозь свет божественного, ни мир грез, стремление или мистическую реальность в духовном экстазе, а мир, в котором мы были рождены, частою которого мы являемся, переплетающийся с нашими чувствами и разумом. Именно этому божественному свету мир обязан всем своим изобилием того, что нам жизненно необходимо. Фигуры, с которыми у греков мир был божественно связан, разве не демонстрируют свою истинность тем фактом, что они живут до сих пор, ведь мы сталкиваемся с ними при малейшей попытке расширить свое видение? Зевс, Апполон, Афина, Артемида, Дионис, Афродита –ключевые идеи греческой духовности, почитаемы, мы не должны забывать, что греческие боги были великими идеями, без сомнений, в каком-то смысле фундаментальными. Они переживут еще много времени, как и европейская духовность, при этом они уже достигли значительной объективации, не подчинены духовности Востока или утилитарной рационализации.

К СВЕДЕНИЮ

Рождение духовности, о которой мы собираемся вести разговор, основываются на поэмах Гомера, как в наиболее ранних источниках их отображения. Мы рассчитываем найти в гомеровски поэмах доказательства существования духовности, при этом ссылаясь и на другие источники, призванные дополнить и разъяснить картину гомеровских верований. Мы можем игнорировать разницу в датах появления Илиады и Одиссеи, и прочую неоднородность частей эпоса, поскольку в основном развитие религии последовательно. Возражения, основывающиеся на возрасте гомеровских поэм, которые как правило наиболее удобны для оппонентов, не следует принимать во внимание. Они не означают ничего более ссылки на период, когда верованиями эпохи Гомера были задокументированы, созрели и укрепились в обществе. Здесь нет места стремлениям вводить ограничения, уничижающие достоверность и силу греческих воззрений, исходя из пространственных и социальных критериев. К сожалению, предрассудки, существующие и в наше время, мешают нам достигнуть высоты понимания, доступной лишь немногим. Редко удаётся встретить духовно одаренных людей, тем не менее, они встречаются как по одиночке, так и в союзе с себе подобными, они рождены для этого, пока не подверглись унижению, и достигли той точки, после которой они тоже становятся скучными и примитивными. Только в эпоху духовной бедности наличествует мнение, что религиозные обычаи и идеи не имеют значения в пределах простых человеческих мыслей или опыта. Каждая мировая религия в праве быть оцененной во всём её апогее, с учётом ясности и грандиозности ее контуров, а на руинах остывших символов.

II. РЕЛИГИЯ И МИФЫ

ПОЗДНЕЙ АНТИЧНОСТИ

1

Гомеровские поэмы основываются на ясности и единстве мировоззрения. В них представлены доказательства этого мировоззрения почти в каждой строке, все мысли пронизаны греческим понимаем бытия, эта связь обуславливаем особый характер гомеровских поэм. Миропонимание людей разного возраста может быть дистанцированно от понятия религии, но, тем не менее, мы называем это религией, поскольку божественное начало является базисным для бытия и всего происходящего, что составляло основу их дискурса об всём что их окружает и что вокруг них происходит, включая их соприкосновение с самыми обычными вещими и явлениями. Для греков не существовало никакой из сторон жизни, где бы ни присутствовало божественное начало.

Религиозные взгляды гомеровских поэм ясны и самодостаточны. В них нет отпечатка формализма и догматизма, напротив, она выражаются посредством динамичных инструментов, в описании всего, что говорится, думается и происходит. Хотя в деталях имеется некоторая двусмысленность, в основных вопросах противоречивость отсутствует. При проведении тщательного анализа, можно получить хорошие результаты, которые помогут приблизиться к ответам на вопросы о жизни и смерти, человеке и боге, добре и зле, свободе и судьбе. Безошибочный критерий природы божественного становления. Образы индивидуальных божественных персонажем твёрдо разграничены. Каждый из которых обладал некой специфичной чертой характера, ясно выделенной среди прочих. Поэт мог полагать, что слушатель отыщет наглядную идею в каждом божестве. При каждом новом упоминании божества, он уделял несколько строк, чтобы охарактеризовать его. Мастерство пера Гомера тысячелетиями восхищает читателя, при том, что в целом так и не раскрыт истинный смысл божественных персонажей. Хотя некоторые сцены смогут принести проницательному читателю истинное удовольствие от их убедительности. Всего лишь в нескольких сроках перед нашими глазами наглядно представлен бог, нам нужно только соединить строки, в которых сформулирована его сущность.

Божество представлено в поэмах Гомера с такой ясностью в последовательном многообразии форм. Высоких дух, благородное содержание выражено во всех его формах. Целью поэмы не является обобщение религиозных откровений, или придать силу какой-либо религиозной доктрине. Желание созерцать, получая удовольствие созерцания от создания форм; перед ними лежат все богатства земли и небес, воды и воздуха, деревьев и животных, людей и богов.

Мировоззрение, которое лежит в основе гомеровских поэм, пронизанное дыханием духовности, которую мы может назвать истинно греческой. Мы не можем недооценивать тот факт, что эпоха Гомера создала много находок и стремлений разного направления. Если мы пристально вглядимся в наиболее значительное и решающее направление греческого гения, мы увидим, что он последовал за Гомером. Гомеровский способ видения и мышления продолжается, не смотря на все темпоральные и индивидуальные вариации в репрезентативных работах греческих гениев, будь то поэзия, скульптура или философия. Обладая всеми признаками того, что мы именуем греческим, в отличии от других человечеких общностей, особенно восточных, к этим признакам можно отнести простоту и обычность вещей. Мировозрение и мироосмысление греков предопределили их появление в веках еще перед завершением гомеровских поэм. Что касается процесса формирования духовных возрений, мы к сожалению, не имеет прямых свидетельств, имея перед собой только конечный результат. Мы так же не можем определить продолжительность эпохи, о которой идёт речь. Соблазн, привнесенный, как это может показаться, изменениями и транформацией мысли в соприкосновением с наследием микенской и постмикенской эры, от которого нам следует удержаться, так как мы не обладаем необходимымимы документами. Даже если исторический аспект обречен оставаться в тени, развитие духовности ясно и очевидно. Гомеровские поэмы демонстрируют новое видение мира, которое имеет решающее значение для Эллинизма в своей зрелости и устоявшейся форме. Посредством изучения творчества Гомера мы можем сформулировать концепцию ранних размышлений и верований.

2

Античная вера была приземленной, и ограничивалась элементарными представлениями, как и античное существование как таковое. Земля, деторождение, кровь и смерть были чатью реальности, играя в ней доминирующую роль. Каждый из низ имел свой собственный мир образов и потребностей.ю оцепененние от их присутствия и сейчас имеет место, учитывая то, что разум лишён свободы. Они добры и благосклонны для тех, кто им верен и ужасны для тех, кто по причине своего своенравия или потребностей игнорирует их. Они неотъемллены как от жизни всего общества так и жизни каждого извидума, вынося свои распоряжения без права обжалования. Они универсальны и принадлежат каждой реальности, не только соотвествуют каждому, но и всему потоку, составляя единственную огромную сущность. Здесь мы может увидеть божества, в которых они представлены: принадлежащие земле, переходу от жизни к смерти, и каждый имеет свои особенные черты, кто назначен быть богом земли, а кто-то богом смерти.

Эти примечания наиболее остро отличают их от новых богов, которые не принадлежат ни земле, ни какому другому элементу и не имеют ничего общего со смертью. Но античный мир богов не был забыт в более похдние времена и не утратил своей силы и священности. Олимпийская религия сместилась относительно своей важности, что позволило ей существовать на заднем фоне, с великодушной свободой и истинностью, которая отличает ее от других. Греческая вера не претерпела догматической революции, как в Израиле и Персии, которая сузила преклонение перед религиозными предрассудками и бунтарство против единства и незыбленномости нового бога. У Гомера, чистейшего свидетеля Олимпийской религии, элементаль остается верен античному характеру духовности, божественный дух, который черпает вдохновения из духа своего времени. Следовательно, нам удалось получить точную картину природы античного божественного мира. Здесь мы наглядно видим как две реальности сливаются в трагедии Гомера, триумф Олимпийских мастеров над античными силами. Жалобы и презрение титана Проемтея пронзают Скифскую глушь, где он прикован к скале своим противников из плеяды новых богов. Как свидетель тиранического насилия он страдает, он призывает персобытные элементы – небесный эфир, ветер, реки, волны моря, землю — мать всего и глаз солнца[2] (1). Хор морских нимф оплакивает его участь и в конце тонет вместе с ним. Но здесь, по крайней мере в существующей игре, из противостояние, сопротивление находит соё выражение. В Эвминидах, с другой стороны, мы имеем формальную дискуссию двух реальности божественного и их соотвествующие права. «Старые» силы и их протест против новых богов, представлен только Эриниями, будте уверены, это всего лишь единичный случай когда стороны вступают в конфликт. Вопрос огромного значения и взгляда на боджественных оппонетов проявляется для нас в способе различить их, если не во всех аспектах, то по крайней мере в базовых характеристиках с большей определенностью, чем мы могли бы это сделать в ином случае.

Эвмениды, называбщие себя дочерьми ночи, могущественные примитивные божества, которые упоминаются с почтением даже в Иллиаде. Их сёстры –Мойры(3), «почитаемые», которые как сила рождения, союза и смерти определют много в человеческой жизни. В из руках благословление земного здравствования, размножения, богатства и мира(4). Следовательно афиняне предложили им свадьбы. Не было ничего ужасного в их культе изображени Афин; по большей части имена, которым они по-разному поклонялись без ужаса, но с выраженным трепетом; в Афинах они назывались Семнай, «почтенные», в других местностях Эвмениды, «благословенные», или Потниаи или «Госпожа». Таким образом они отнесены к иным божестваи земной реальности, такие как Хариты. Как Деметра Эриния, античная земля-мать Деметра носила это имя, так и Гея («земля») провозглашена как их мать. Версии Эпименида дали безошибочное выражение их отношений с землёй и античную рассу богов; Кронос предолимпийский царь богов, предводитель Титанов, породил Эвонумоса, землю-богиню, и в добавок к ним Афродиту и Мойру. Но благословение земных божеств котролировалось великими ордонансами, на страже которых стояли Эринии. Горе тому, кто пойдёт против них. В одно мгновение дружелюбные благодетельницы превращались в духов ненависти, от гнева которых нельзя было скрыться, расправа была неотвратима. Рвение за соблюдением святых законов, мрачный гнев, направленные против всякого, кто не соблюдает законы, это ужасное постояноство с которым его подводят к расплате и воздаянию до последней капли крови, вне зависимости от того настолько были ужасны его намерения, его раскаяния и просьбы о снисхождении. Строгость и угроза наиболее яркие характреные черты Эриней, отсюда они получили своё название Фурии. Траделия Эсхила представляет их как преследующих за насилие против священности крови: Орест пролил кровь его собственной матери. Они, так сказать, духи, что взывают к небесам. Они пьют кровь жертв (9), преследуют преспупника, как дикий зверь, что охотится, пока не убьет свою жертву. Безумие его сопровождает. Они всегда рядом, каждый шаг они наблюдают своими ужасными глазами. Они утратили свою собственную кровь и желают высосать ее из своих живых конечностей, сворачиваячь в ночной ужас, словно измученные тени (10). Но Орест не был наполнен злым умыслом. Он должен был отомстить за твоего отца, царя Агамемнона, которого женщина, что была его матерью оманом завлекла и убила в тот самый день его возворащения домой самым унизительным образом. За ним стоят более могущественная сила: бог Апполон, который потребовал от него совершения возмездия. Над Апполон возвышается Афина, которая осуждет или оправдывает. Преследователи –это Эринеи. Таким образом, здесь старые боги сталкиваются с новыми богами. Примитивное божественное право земли противостоит новому Олимпийскому божеству. Два мира заперты в борьбе. Каждая сторона отстаивает свою правоту, обоснованность своих аргументов. В этом споре для нас обнажается сокровенная природа противоборствующих сторон.

Апполон, Олимпийский бог, оттеснен ужасными монстрами, которые объедаются свернувшейся человеческой кровью и совершают свои обряды, наполненные пытками и дикостью. Эринеи неотделимы от крови. Грубые и слепые, для которых жажда крови представляет собой как цель так и процесс. Духовной свободе Олимпийских богов они противоставляют свою непримиримость; мягкость бездуховной природы оборачивается каменной стойкостью в стремлении защитить себя. Они признают только дела, и если факт совершения установлен, слова бесполезны. За делами должны последовать результаты, которые определены вечностью. Их аргумент простейшая вероятность, и насмешка над независимостью духа. Они спрашивают обвиняемого: «Ты убил свою мать?», и признание решает вопрос. Все это не принесло ему выгожды, Апполон, который возглавил ужасное дело, сказал, что всё исходит от самого Зевса. Он отомстил за убийство его отца Агамемнона. Правильно ли отомстив за убийство отца пролить кровь матери? В соответствии с законом крови ответ может быть только «НЕТ», и Эринеи должны обеспечить верховенство права. Кровное дело противр кровного дела на чаше весов, Орест оказался в наиболее тяжелом положении, так как он пролил собственную кровь в то время как Клитемнестра, убила мужа, с которым не была кровно связана (12). Из мира полного различных ценностей и орднансов, Апполон представляет психологическую дифференциацию, которая Эринеи считают высокомерным капризом. Вопрос, говорит он (13), не в том что кровь была пролита, в случае Ореста, дело могло быть таком же тяжким как дело Клитемнестры, которая заплатила своей жизнью, или более жестоким, так как он убил свою собственную мать. Цена жертвы и унижение, обрушившиеся на него сделали это дело столь тяжелым. Благородный господин, король божьей милостью, был убит в день его славного возвращения из похода, и зарезала его когда он был один и беспомощен. Исходя их иэтого Эринеи имеют больше претензий к отцу, чем к матери и к тому, что материнская кровь может остаться неотомщенной. Кому предстоит решить? Мы с ужасом осознаем, что два мировых порядка находятся в конфликте, и их противостояние неразрешимо. Это долдно рассматриваться как великолепный аспект греческой мысли, который Эсхил здесь представил, оставив этот конфликт неурегулированным. Отсутстви заявлений внешних сил с одной стороны верно, с другой нет. Богиня Афина, заявила, что не для нее говорить решающее слово в этом диспуте(14). Она установила жюри, которое в будущем станет оглашать приговор в деле об убийстве, и сохранит один голос для нее. Здесь она бросает тень на Ореста, потому что сама стоит на стороне мужественности и её собственного отца, и смерть женщины, которая убила своего господина и мужа не может иметь значения на ее собственный взгляд. Без голоса Афины Орест мог быть потерян. Он мог быть оправдан только при равном числе голосов. Мстительная богиня так или иначе примирится с Афиной, которая обещала высокие почести и благословение вместо проклятия среди земли и людей. Эти события имеют важнейшее значение. Трагедия Эсхила празднует учреждение Афинского суда по делу об убийстве, посредство которого право и авторитет вытеснили искупление кровью. Но для греков это событие имеет значение, которое выражается в реальности богов. Когда дело решено среди людей, разъяснение сначала должно осуществляться среди богов. Здесь Олимпийские боги сталкиваются с противостоянием древних божеств. Яркость и свобода духа Олимпийских богов сталкиваются лицом к лицу с грубостью, узостью, приземленностью духа примивных сил. И Олимпийцы оправдывают свой новый диминион стремлением примириться с примитивными силами. Новая истина не отменяет почтения к старой. Эринии в традегии Эсхила представляют картину жизни античных земных сил. Решительное признанание Афины в маскулиности –знак, так же стоит заметить, что маскулинная и феминная концепции существования были противопоставлены друг другу. Эринеи относили себя к феминной концепции, как и большинство божеств наземной сферы. Именно феминность определяла их желание установить вину. «Ты убил свою мать?». Да или нет, нужно решить. Женская феминность никогда до этого не была изложена более правдиво и более страшно. Это то, что дает нам понимание узости, суровости и в тоже время доброты античных божеств. Преобладание феминности один их наболее важных детерминантов, принимая во внимание, что в Олимпийской преобладает маскуллость. Материнская сфера форм, противоречия, ордонансы чья святость пронизывает вечное человеческое существование. В центре находится земля, как и примитивные боги под многочисленными именами. Из ее лона вышло всё живое и всё изобилие, в котором все снова утонет. Рождение и смерть принадлежат ей, в этом заключается ее сакральный круг. Неисчерпаемая как ее вечная динамика, богаттво и доброта есть ее подарки, святость и нерушимость – eё постоянство, все что существует и происходит можно свести к ее изменяющимся законам. И снова попранные законы вызывают ярость Эриней. И если всё происходящее нарушает законы природы, они отчаянно протестуют. Они запечатали рот скакуна Ахилеса, которого Афина внезано одарила способностью говорить. Геракл назвал их Dike’s police (17) и сказал, опасаясь их, что «даже солнце не переходит их границы».

Безошибочно связанный с верованием в естественных законах и их строгость есть страх того, что древние называли «зависть» богов. Эта концепция одна из многих, которые были вынесены из античности классической религией, были распространны даже среди наших пусть даже и в различных формах, действительно тяжело примириться с верой в божество как в духовный персонаж. По факту что не отменяет доказательств как глубоко верования укоренились в человеческом характере. Наиболее ярким примером развития этого можно считать примитивные цивилизации и их формулирование видения мира. Неоднокласно преданы в неискореном страхе дабы определенный уровень процветания не спровоцировал враждебность высших сил является чрезмерным. Это живое осознание изменения норм и систем является характеристикой религий, которые постигают божественное ни как форму или персону, а как темную силу. Здесь снова мы выявляем различие между старым миром богов и новым. Старые боги не только связаны с верой в священность сил природы. Закон позиционирует себя как священная воля элементарного мира. Этот закон есть нечто механическое. Может быть нарушен. Но всегда священная воля понимает голову, неся угрозу. Человеческая жизнь тесно переплетается с этим законом. Своенравие часто работает как суть, что выясняется: сила, вызванная темнотой проклятия и колдовства. И сейчас мы внезапно добрались до магии. Магия в сущности связана с тем же высшим уровнем сферы мыслей, которую мы здесь пытаемся описать, которая является чуждой Гомеру. Сегодня магия представляется в рациональном и механическом смысле, эффективность которой опирается на своей собственной силе. Это весьма недальновидная точка зрения. Подлинная магия занимает человеческое сознание и сосредоточение мыслей, с одной стороны, существуют строгие, но не механические законы природы. Только особое состояние экзальтации делает магический акт возможным. Экзальтация возвышает, когда ум открывает с ужасом, что незыблемые законы природы можно игнорировать. Эти различия присущи истинной магии, а не своеволию, которое в наши дни считают отправной точкой для объяснения. Никто не должен игнорировать факт тесной связи сознанания с действующими нормами, ограничивающими волю. Можно ли назвать свободой воли того, что взывает к последствиям деяний своего угнетателя, оскорбляет отца, надругался над матерью или когда старший безжалостен к младшему. Это именно те случаи, когда разгневанные божства старого мира восстают.

В своей поздемной обители они зовут дух проклятия (Арай) (18). Прокляие человеческого жестокого угнетения и возмездие жестоких законов мира в основном одно и тоже явление. Нищий и попрошайка — почитаемые люди и когда их безжалостно прогоняют от стола богатого, месть Эриней, которые стоят на стороне бедняков настигнет негодяев(19). Смежным вопросом является святость благостных советов. В ярости высшие силы выплескивают, выходящий за пределы гнев (20). В этом случае речь идет по большей части о античном праве, заботу о незнакомствах Зевс взял на себя (21), знаменитый «Защитник странников» (Ксениос), в его задачах забота о незнакомствах достаточно ярко выражена. Крайне важен вопрос родства и права крови.

История Алфеи и Мелиагра демонтстирует концепции святости узи страх гнева, обрушивающегося на нарушителей, были распределены в период рассматриваемых отношений иначе, чем в истрический период. Алфея подвергла разрушению своего собственного сына, потому что он убил своего брата в бою(22). Заливаясь слезами, она опустилась на колени, била о землю руками и призывала подземные силы посласть смерть ее сыну, бродившие во мраке безжалостного сердца Эринеи, услышали ее. Мелиагр убил брата своей матери в бою. Сам того не желая, сам мог был убит противником. Он менее виновен даже в соответствии с современным воприятием, Эдип, не подозревая что он делал, переступил через свою собственную мать, сделав ее женой по незнанию, после убийства его отца. Чудовищность, с которой Одиссей рассказывал эту историю(23), не могла уже скрываться. Мать повесилась, а на Эдипа обрушилось неизмеримое горе, которое «Эринеи матери» призвали для него. Чрезмерное горе естественная расплата за бессердечность сына, которая заставила мать произнести проклятие. Телемах не смог заставить его мать покинуть дом, как жену другого, высшие силы бы наказали его вне свяких сомнений, покинув она несчастную женщину, вызвала бы гнев Эриней(24). Отец тоже может сослаться на ужасный Эриней, против сына, если тот бросит ему вызов вместо проявления почтения: Феникс утверждает в Иллиаде. (25)

Таким образом, материнские божества земли, как мы видим, являются защитниками и представителями почитаемых законов, которые представляют собой свяль между родителями, детьми, братьями и сестрами. Ряд прав по рождению детей также являются священными. Даже в Иллиаде Посейдон когда не хотел исполнить волю Зевса, помнил, что Эринем всегда стоят на стороне старших(26), и он немедленно готов подчиниться. Это не просто дух семейного кровного родства, который заявляет о себе посредством богов земли: человеческая кровь, обязывает каждого человека взывать и получить отклик. Эта обязанность не имеет ничего общево с благотворительностью и самоотверженностью. Базируется не на философии или доктрине: проистекает из сильной человеческой потребности убеждать и объединять. Объективный закон, которому это принадлежит точно совпадает с примитивным бунтом человеческой души. Который в страхе и несчастье облегчает бремя давления сверхъестественного проклятия и воззвание к обязанности.

Античные группы священных обязаностей включает в себя обязанности перед нуждающимися, непротивление их заблуждению. Чуство, что вечные сила должны быть злыми и не способными симпатизировать живым, выражены и в Иллиаде тоже. Умирающий Гектор произносит это и на его губах это равнозначно проклятию. Он заклинает Ахилеса, что его тело не будет брошено на съедение богам, а доставлено его родителям для приличного захоронения взамен на богатый выкуп. Но в тщеславии. Сейчас с его последним вздохом он говорит(27): «У тебя железное сердце. Будь осторожен, я не буду принят богами, и я проклинаю тебя». По факту Апполон, которому Гектор адресовал свои последние слова, угрожает злостью богов безжалостному человеку, который тащит раненное тело за своей колесницей, он это говорит потому что Ахилес «обесчестил немую землю своей «старшей из богов, вечной и неисчерпаемой земли», как куплеты Софокла называют её(29), по существу являясь одной из Фемид (30), богини всего законного и необхлдимого. Важное место среди человеческих обязанностей, связаных с религиями земли м ы можем ясно различить среди проклятий, посылаемых свыше, среди тех, кто помогает не сбиться с пути, священник клана Базугес (окс-йоркеры) в Афинах, когда проводилось ритуальное вспахивание.

Божество земли и рождаемость, в чьих именах эти примитивные обязанносит были священы это не только мать жизни. Смерть принадлежит ей тоже. Матереубийство, за что Эриней угрожали Оресту (31), не обретет покой ни в каком мире. Список примтивных преступлений, которые наказывались Аидом, грехи против божества, против гостеприимства, против родителей. Против божества наиболее серьезный грех это отказ, и это так же, стоит отметить, возможность игнорирования блажества или страдания после смерти, торжественная фома клятвы, в которой присустсвует Зевс, солнце, реки и земля, чьи силы призваны в свидетели «кто под землёй станет мстить за смерть человека, клятва того ложная» (32). Триптолем, которого Деметра Элефсина отправила вперед, с благословением полей, так же провозгласила основные правила, которым привержены предки. Элефсин был в Греции знаменитым мистическим местом, в котором Цицерон восхвалял умение людей «не только жить в счастии, но и умереть с высокой надеждй»(33).

В религиях земли смерть не отделяла человека от общества живых. Он становился только более сильным и уважаемым. Он оставался в материнской земле в Афинах, и принадлежал Деметре. Здесь он получал молитвы и жертвоприношения живых и оттуда их благословлял. В определенные дни когда земля расслаблялась и новая жизнь прорастала, мёртвое возвращалось на свой бал, пока он не прекращался.

Верования предполагали погребение, которое возвращало умершего в лоно земли, откуда он пришёл. Такой обычай Гомеровской эпохи не слишком хорошо известен. При этом предполагалась кремация мёртвых. Это несомненно включало различные толкования, касающиеся смерти – одно из наиболее характерных различий новой и старой религии. Смерти нет, на самом деле прекращается бытие, которое не больше чем жизнь, и всё это только соприкоcновение между двумя сферами. Более того фера смерти утратила свою сакральность, богам принадлежало все, живое и мертвое разделялолсь их сущностью. Олимпийские боги не делали ничего, связанного с смертью, на самом деле реальность смерти вызывала у них содрогание(35). Они не испытывали страха перед контактом со смертью, все из существование принадлежало прошлому, в более поздние периоды, в которые не обходили стороной проблему смерти так же свободно, при этом сторонились умирающего и мертвого чтобы избежать загрязнения (36). Настолько широкий интервал разделял Олимпийских богов с древними богами. Где бы и какие формы они не могли принимать впоследующем, они оставались богами и мира и смерти.

Все они общались с духом земли, от которого получали все благословения и все обязанности земного существования, дух, который сам себя породил к жизни, когда его жизненный период заканчивался, сам себя возрождал. Материнское и женское занимает главенствующее положение в привязанной к земле религии. Мужское начало не желательно и подчинено женскому. Это истинно даже для Посейдона, чья сила распостранялась на весь мир в древние времена; его имя описывает его как мужа великой богини, особенности которой мы разбирали в предыдущем разделе.

У Гомера доминион Посейдона полностью ограничен морем. Он принимает участие в битвах на стороне Греции. Нам нужно только сравнить его с другими Олимпийскими богами и понять его пределы. В то время как другие могли посягать на человеческую жизнь, он же только в море и на лошади, он одинок в своем протесте против власти Зевса, даже если бы Зевс был огарничен небесами как своим доминионом(38). Он должен быть более сильным, чем он показан в Идиллиаде. Во многих отношениях, не только в яркой характеристике поэма Гомера отражает его прошлое величие. Время от времени ему противостоят молодые божества, и при каждом случае он появляет в некоторой степени неловким и старомодным по сравнению с динамичным Апполоном (39). В соответствии с видением Иллиады (40) Посейдон –самый молодой брат Зевса. Как мы может заметить, Гесиод несомненно придерживался старого видения, когда он представлял Зевса как отпрыска Кроноса(41). Примитивная мощь Посейдона, которую приписывает ему миф, предлагается сыновьям; это гигант и необузданное проявление его силы подобно Ориону, Отусу, Эфиальту, Полифему и многим другим. Его собственная истиная натура раскрывается в его имени. Вторая часть имени указывает на земные божества и содержит такое же античное слово, согласно которому Деметра звалась «Мать Да». Культ Аркадии хранит античный миф о связи Посейдона с этой богиней. Деметра, которой поклонялись и которую как кобылу Эринию оплодотворил Посейдон в облике жеребца, что дало рождение дочери и проклятого коня Ариона(42), про которого также говорят, что сама земля породила его. Связанным с эти миф повествует о Посейдоне и Медузе(43). Медуза тоже носила имя земного божества. Её имя означало, та кто сбивает. Миф наделяет её детей ужасными характеристиками. Медуза балы обезглавлена Персеем, после внезапно возник Хрисаор «человек с золотым мечом», и Пегас –летающий конь. Фактически богиня-земля и ее муж пара лошадей. Древние мифы свидетельствуют о том, что лошади принадлежат земле и нижнему миру. Посейдон фигурирует как создатель, отец, тот, кто даёт лошадей, носит лошадинный эпитет Гиппиос, поклоняется жертвоприношению лошадей и гонке колесниц. В соответвии с легендой Аркадии Рея дала кобылу Кроносу, чтобы поглотить Посейдона. Его сын Нелиус вырос среди стада лошадей. Вместе с Нелиусом «безжалостным» мы прибываем в пространство нижнего мира, где Посейдон чувствует себя как дома. Если мы ищем поступок посредством которого сила супруга земли раскрывается, мы оьнаруживам, что самое важное это землятрясение, из которого он получает и в чем сохраняет множество эпитетов. Он устрашающий бог землятрясения. В Иллиаде он так трясет землю, что весь ужас бездны несет опастьность распахнуться(44). Он не только рассекает землю, но и подчиняет себе соленую воду, так как он также бог источников и рек. Его самое магическое проявление это шум в море, который связан с землятясением.

Суть Посейдона –правитель моря, которая у Гомера описана как некогда более широкая особенность, ставшая реликвией, без сомнения принадлежащая к его оригинальному образу, поскольку он фигурирует как сотрясатель земли. Особенность на которой вера держится так долго должна была быть с самого начала очень сильной. Нам не удается избежать представления о том, что у Гомера и в пост-гомеровский период Посейдон сохранил лишь фрагмент, хотя и очень важный фрагмент своего прежнего величия. Это сужение величайшее доказательство изменений в мышлении, посукльку Посейдон был не просто бог, а всеобъемлющий бог. Как видно из названия, его мужско начало тесно связано с женским земным божеством. В этом качестве мы можем сравнить его только с Зевсом, метателем молний. Ог и сам метал молнии, и его знаменитый терзубец был ни чем иным как ударом молнии.

Посейдон, как мы отметили, появился в мифах как жеребец, а его партнер Деметра как кобыла. Это способ изображения богов в отдаленной античности, любые более поздние появления богов в облике животного или животных соповождавших богов в человеческом обличии, указывают на тот религиозный период. Легенды о богах все еще полны доказательств о том, что, боги предпочли представиться посредством животных, таким образом на свет появились большинство хорошо знакомых и всеми любимых историй о превращениях. Однако, тело животного должно было изначально подходить тому богу, кто его носил. Даже обновленные характристики новых богов не стали причиной отказаться от их связи с соответствующими им животными, которые обычно выражаись в эпитетах, обычаях жертвоприношения и легендах. Это сложно, если не сказать невозможно, для мовременного человека к их способу мышления, поэтому лучше позволить мифам опираться на собсвенные правила, чем настойчиво вторгаться через собственные категории мышления. Будет ошибочным утверждение,что в ранний период богов изображали только как животных, а в гомеровский и пост-гомеровский пеиод только как людей. Олимпийская же религия одобряла лишь человеческую форму божества, что означает основательную трансформацию мышления, в чем мы в дальнейшем сможем убедиться. Для старомодной религии отсутсвие такого одобрения не в меньшей степени характерно. Идея бога в форме животного не исключает бога в человеческом обличии. У примитивных людей мы можем поучиься насколько абсурдно называть «простым» мышление более ранец эры, примитивный отнюдь не всегда простой. В этом мире мышления и верования соедержится идеальная возможность каждому быть особенный человеком или суперменом в человеческом обличии, в то же время животным или растением или кем-то еще, что полностью противоречит нашему способу мышления. И если научное исследование берет конкретные и однозначные аспекты для точки отправления, понимание это разочарование. Даже если история религий посеместно от античности или примитивности сокрыта, в культах, легендах и поверьях мы обнаруживаем текучесть идей, кторая контрастирует с нашим подходом, который контролируется стремлением покорить природу, кажется жёстким и механическим. Божественная река это та вода, в которой я вижу поток, слышу бормотание и могу провести рукой, или бык и существование в человеке иных форм, точно как в примитивный клан состоял из людей, которые в тоже время были орлами или чем-то подобным. Скульптура представляет все изобилие вмешанных форм существования, в действительносит такого представления избегали для божества в период существенной трансформации мысли. Здесь изменения в направдении мысли существенно отклоняются от элементарного. Изменчивость Протея присущая концепциям объективно характерна всеу земному. То что звучит как противоречие, тем не менее вполне натурально. Где мысль и поклонение неизбежно существуют, в то же время они не могут обладать свободой и простотой духовной формы. С началом распространения азиатской школы мышления гомеровский мир навсегда остался позади. Его собственная ранняя стадия твердо доминировала среди элементарного мышления в определенной степени отдаленности. Со времен, когда боги были животными, были тесно связаны с деревьями, растениями, водоёмами, землей и формами земли, ветром и облаками. Они не сосредотачивались на небесах, как олимпийские боги, а на земле и в земле.

3

Мы увидели, что в доисторической религии женское божество доминировало. Женщина ужерживала наивысший божественный ранг. Даже в случае Посейдона его сила была огромной и всехбъемлющей, даже по сравнению с Зевсом, и тем не менее не достигла земли-богини в божественном мире. Как её муж, так и его имя взывало к молитве. Тот де самф стиль применялся Гомером и к Зевсу (45), в античной форме церемонии. Мир богов, пронизанный материальным бременем, который характеризовался отцовским мужчикм давлением в гомеровском мире богов. В античных историях Урана и Геи, Кроноса и Реи, которые занимают нас и поныне, дети связаны с матерью, отец для них чужой. Исключение составляет Зевс, чьи дети описывают себя решительным образом, как дети своего отца.

Различие догомеровской эпохи вероания и гомеровской заключается в том, что женщина у гомера обладает большей могущественностью, чем мужчина. В догомеровский период мужские божества превращаются с большим разнообразием, чем мы может это представить. Начиная с титанов, о которых говрят, что они были свергнуты олимпийскими богами и заключены в бездну. Традиция тем самым сохранила память о напряженном конфликте, который закончился победой новых богов.

Мы достаточно знаем о природе Титанов, чтобы понять что их различия с Олимпйцами не оставляли им другого выбора, кроме как уступить дорогу. Первая из трагедий Эсхила предвкушает нас перед тем как ввести во всё величие Прометея.

Прометей это бог, сын великой богини-земли, чье упрямство новый бог небес не способен разрушить. Он насмехается над молодой рассой богов, которые глумятся над ним, потому что он не дает уничтожить человечество. Как свидетель несправедивости от которой он пострадал, он взывает к первобытным божественным элементам: эфир, воздух, водные потоки, море, мать-земля и солнце. Рядом с нм дочери Океана, сам старый бог земного потока пришел выразить ему симпатию. Прометей взял его секрет с собой в бездну, у Эсхила он изображен во всем величии, которое многое значит для человечества с тех самых пор. Несомненно, изначально Протемей не был столь значительной фигурой. Как и Гефест он был богом огня и ремесла, кому человечество многим обязано своим существованием. Но как он одарил человеческую рассу? Гесиод применяет к нему понятие «коварный» (46). У Гомера Кронос – предводитель титанов, только ему, как это часто обозначается, Гомер применил аналогичный с Гесиодом эпитет. Для обоих богов этот эпитет имел специфическое значение. И в действительности мифы, которые ксаются из мощи, содержат повестввоания об их же хитрости и расставленным ловушкам. Гомер игноирует их доблесть и мы можем обратиться за информацией к Гесиоду.