29.08.2007
0

Поделиться

Во имя Звезды… (мысли по ходу чтения Черной книги Арды)

Во имя Звезды…

(мысли по ходу чтения «Черной книги Арды»)

Я слишком давно хотел написать эту статью. Но не мог. Сомневался, имею ли право. Ведь я смотрю со стороны. Не сверху, не снизу, а откуда-то сбоку, с одного этажа, с теми же символами и знаками, но в другой системе координат.

Что это за книга? Сказка? Не более чем одна из многих? Но в средние века и рыцарские легенды казались не более чем сказками, а сейчас являются главным источником вдохновения большинства оккультных дискурсов. Если Парсифаль может быть символом посвящения, то почему им не может быть Гортхауэр? Время неизбежно поставит всё на свои места.

Я убежден — «Черная книга Арды» (далее ЧКА) – особая книга. Уже хотя бы потому, что врагов у нее больше, чем у всего написанного. Одни ненавидят, другие оказываются очарованы, но равнодушных не остается. Почему?

Книга понимается по-разному. Одним дает первый толчок к первому мятежу, вызывая пронзительный крик боли, который прорывается сквозь толщу сна, заставляя уже почти атрофировавшие органы души чувствовать и воспринимать иной свет. Свет звезды. Принесет ли этот крик пробуждение или все останется на кругах своих? По-разному. Одни просыпаются и ищут, но абсолютное большинство – это те, кому уютно во сне, кто не может простить Ниенне этого ожога, становятся лютыми врагами «ЧКА» на всех углах стараясь доказать её ущербность, всем, но прежде всего – себе.

Для последователей, самых искренних и верных, мир ЧКА – это единственный по-настоящему реальный мир. Это «переселение» становится особенным способом внутренней эмиграции, что презирают так называемые «здравомыслящие», видя в этом своего рода ущербность, слабость и юношескую экзальтацию. Но так ли «разумен» реальный мир – то, что мы привыкли считать реальным? Абсурд, с которым человек сталкивается повседневно, может вызвать у того, кто снял шоры, только два чувства – скорбь и смех. Потому я приветствую любую внутреннюю эмиграцию, любой прыжок – «главное прочь, а там все равно» (БГ).

По ряду личных причин я не могу принять для себя внутренней эмиграции в Арду, даже в Арду Ниенны, но я не могу не отдать такой стратегии долг уважения. Я – на том же этаже но в другой комнате. Что не мешает мне видеть все происходящее. ЧКА – уже восстание, уже прыжок, уже попытка выйти за пределы.

Ибо враг наш общий – это тирания нормальности господина Эру\\Иалдабаофа, который, подобно Прокрусту, старается отсечь все, что как-либо выходит за пределы нормы. Хулители ЧКА – это праведники, инквизиторы, патриархи, рабы системы, которые считают, что быть частью машины – единственное возможное бытие.

Есть и те, для которых ЧКА открывает достаточно древнюю истину о тождестве Христа и Люцифера. Сколько бы связь образа Мелькора с Христом, с одной стороны, и Люцифером – с другой, не отрицалась даже самими авторами, эта связь достаточно ясна. Но этот люциферианский Христос, не имеющий ничего общего с современным, «домашним» христианством, действительно узнается в текстах древних гностиков, офитах и заново возрождается в потрясающей поэзии Мартиэль, которая, как известно, во многом опиралась на ЧКА.

Те, кто более подготовлены, неожиданно для себя открывают более конкретные параллели с гностическим видением. Нетрудно провести параллель между слепым в своей гордыне творцом Эру, отказавшимся от своего истинного имени, чтобы сотворить что-то, и гностическим демиургом Иалдабаофом, вышедшим за пределы плеромы и в слепой гордыне своей творящим материальный мир. Очевидны также и параллели между валларами и архонтами, между Мелькором и Саваофом, который в одной из гностических легенд восстал против Иалдабаофа, поскольку узрел истинный, подлинный мир там, за его пределами. «Ты не единый и изначальный бог», – говорит Саваоф Иалдабаофу, и эти слова почти слово в слово цитируются в ЧКА.

До сих пор непонятно отношение автора к этим параллелям. «Арда есть» – это утверждение является потрясающим примером метафизической интуиции: открытие вечно живых гностических истин заново, но на этот раз в проекции на Арду. Но что значит для автора «есть»? И если Арда «есть», готовы ли последователи «ЧКА» идти до конца, признав истиной закон изумрудной скрижали Гермеса: «то, что вверху – то и внизу, и что по ту сторону – то и по эту»? Идти до конца – это значит осознать, что идеи книги вполне применимы и к нашему миру, нашим теологиям и нашим символам. Эта значит сделать то, что во всеуслышание сказал Бергман, сказав о «ужасном боге-пауке».

Но здесь – молчание за семью печатями. Потому что в наше время даже подозрение в симпатии к «гностицизму», «оккультизму» или, о ужас, «люциферианству» неизбежно низвергнет к аутсайдерству. Слишком опасно. Слишком тяжело. Слишком страшно и очень может быть, что страшно прежде всего перед собой. Поэтому абсолютное большинство почитателей ЧКА предпочитают позицию между да и нет: с одной стороны – радикальный разрыв, внутренняя эмиграция, честное «нет» миру во имя Арды, с другой – бессознательное нежелание переносить это «нет» на теологии и символы этого мира. Вопросы обречены остаться без ответа. И я понимаю это нежелание давать ответы.

Но интеллектуальное знание параллелей с гностицизмом – еще не высшее знание. Высшим является «узнавание». Так, глядя в алмазные россыпи символов, мы узнаем, вспоминаем то, что знали всегда, подобно тому, как раз за разом вспоминали «помнящие» свое истинное родство с Мельхором. Как же много символов, ключей алмазными россыпями рассыпано по ЧКА!

Звезда. Сколько раз Ниеннах возвращается к видению Мельхора как Звезды? Зная о действии коллективного бессознательного, я не сомневаюсь, что автору неизвестно, что в телемитском символе веры второй строкой звучат строки, потрясающе созвучные настроению её книги: «Верую в единую звезду в созвездии звезд, из огня которой мы созданы и к которому возвратимся». Алистер Кроули написал важнейший в своей жизни гимн «Звезда видна», а Карл Юнг свое единственное откровение закончил словами: «Одна звезда стоит в зените. Это и есть тот единственный Бог этого одного человека, это есть его мир, его Плерома, его божественность. Она есть единственный Бог, что ему предводительствует, в нем человек находит успокоение, к нему ведет долгое странствие души после смерти, в нем воссияет, подобно свету, все, что влечет обратно за собою человек из большего мира». Не та же самая звезда вдохновляла Ниеннах, Кроули и Юнга?

Вот что пишет Ниеннах о мистерии Звезды:

«Видишь — вон там, над горами, — Венец? Видишь — Звезду? Говорят, она не солнце далекого мира, как те Семь. Говорят, Учитель зажег ее силой любви и магией знания давным-давно, еще до того, как мы пробудились в темных водах Озера. Это знак тем, кто вечно идет по пути поиска и свершения, знания, любви и жертвы. Тем, кто идет, и тем, кто еще не родился в мире, но кто ступит на этот путь. Говорят, это вызов Валар. И еще говорят — если присмотреться и прислушаться, можно услышать, как бьется звезда. Но это все говорят — Учитель только улыбается, когда спрашиваешь его об этом».

Сакральная вселенная есть высочайшая тайна, и скрытые связи между символами – это высшая тайна из существующих. Тут не надо думать, тут надо чувствовать. Сама Ниеннах в предисловии утверждает особенную природу происхождения своего творения: «Что же это? Может — воображение творца. Может — иное бытие, которое не все способны видеть… А если — все?» Откровение. Без сомнения одно из.

Еще один символ – Змея. В свое время я понял одну истину: то, как человек относится к Змее, как к символу, говорит о нем всё. Вот что пишет Ниеннах о Змее:

«—Какая красивая… Это ты сделал?

—Я… Ты говоришь — красивая? Но она смертельна опасна.

—Разве такое может быть опасным?

—Да. Ее яд таит смерть. Но в умеющих и знающих руках этот же яд может приносить исцеление. Двойственность. Потому во многих мирах змея — символ знания: ведь знание также может нести и жизнь, и смерть. И также опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом».

Знание-гнозис-змей. Офитус. Священная тайна Эдема, доступная лишь немногим избранным. Знание, убивающее слабых и дающее силу тем, кто силен. Тайная истина – искуситель есть Искупитель.

Разве не приходят в голову очевидные параллели? Разве имеющий глаза и уши не увидит и не услышит, насколько созвучны описания чудовищной жестокости Валлар к Иным, к Темным Эльфам, к тем, кто осмеливается Знать – с вполне реальным преследованием гностиков во все времена? Гностики, Алхимики, Маги, Розенкрейцеры… В лучшем случае посвященные удостаивались клеветы и обструкции, в худшем – их лишали жизни. Откуда пришли к Ниеннах видения страданий Мелькора и его посвященных учеников?! Крестовый поход против альбигойцев? Костры Инквизиции? Выжигание огнем и мечем гностических искр иного света, всю историю человечества?

Еще один символ. Кадуцей. Соединение противоположностей.

«Но когда взглянул на кинжал, лицо его изменилось. Две стальных змеи сплетались в рукояти, и глаза их горели живым огнем.

—Откуда тебе известен этот знак?

—Не знаю… Может, сказал кто-то, а может, я знал всегда… Мне показалось — Мудрость Бытия…

—Ты прав».

Кадуцей Меркурия – один из высших символов оккультного знания, соединение противоположностей. Прорыв. Образ, который повторяется в книге дважды. Вопрос Мелькора хочется задать самой Ниеннах – «откуда ты знаешь»? Знаешь этот символ, который не только там но и прежде всего «здесь» открывает врата запретного гнозиса.

Я понимаю, сколь велик риск оказаться неправильно понятым. Слишком легко из всего сказанного мной сделать выводы – дескать, вся книга – это сплошной набор шифров, знаков, истинное значение которых следует расшифровать, чуть ли не с криптографией. Даже эзотерики, попавшие под влияние псевдотеософий Блаватской и пр., слишком часто путают знаки и символы. Символы – это не шифры и не коды. Это даже не указание на серебряную тропу свободы, это – сама тропа. Потому достаточно просто позволить символу пройти в святая святых нашей души, достаточно сделать себе инъекцию истины, и процесс пресуществления, великая тайна, которая не может быть разглашена при всем желании, будет запущен сам по себе.

Потому-то ЧКА и оказывает такое колоссальное действие на своих читателей. Потому-то эту книгу либо любят, либо ненавидят, но нет того, кого она оставила бы равнодушным. Потому что эта книга – еще одна ниточка, искра, брошенная во тьму материи. Пропустив эту искру через себя, некоторые читатели «не умрут, но изменятся».

Впрочем, это касается только тех, в ком есть потенциальность видеть и слышать. Избранные, неспящие, проклятые богами и того, и этого мира. «Тьма нужна для того, чтобы увидеть звезды», — говорит Ниеннах. «Свет мой для слепцов черный – зрячие же увидят синеву и злато, так же у меня есть тайное сияние для тех, кто любит меня», — так написано в Книге Закона, книге, которая уже сто лет является самыми мощными вратами между двумя берегами.

Читая ЧКА, трудно избавиться от ощущения, что она написана отчасти под влиянием Книги Закона, в особенности первой главы. Мы знаем, что это невозможно, по крайней мере, невозможно в прямом, буквальном смысле – едва ли Ниеннах даже слышала о Книге Закона, но на уровне тайной вселенной, на уровне игры смыслов, эта связь все-таки очевидна. Ибо ЧКА, словно дочь Книги закона, зовет к инобытию, к свободе, к познанию запретных сокровенных тайн, скрываемых лживыми богами прошлого. Та же сила, рвущая оковы и обжигающая ветром свободных пространств. Тот же рывок к сверхчеловеческому. Как будто врата, некогда открытые Айвассом, передавшим Книгу Закона Алистеру Кроули, остались отчасти открытыми, и через них иногда проходит сигнал для тех, кто способен слышать. До Книги Закона человечество было заперто в своих границах, но сорванная в 1904 году печать отозвалась в тысячах сыновьях и дочерях той Волей, что стояла за Книгой Закона – волей к трансформации. И наша задача – научиться видеть все проявление этой воли.

«Цвет мой для слепцов черный, зрячие же увидят синеву и злато»… Еще одно указание на очень тонкую эйдетическую связь – это степень ненависти толпы. Это важно само по себе – формула Маскрата, что проклинается толпой, содержит тайну философского камня.

Ниеннах, несомненно, один из современных прогрессоров человечества. Прогрессоров, которые приносят огонь с небес на землю, говоря о Ином, тайном, сокрытом, соприкосновение с символами которого уже само по себе дает возможность пресуществить дух. Спираль стремления к эволюционному рывку в двадцатом веке сделала свой оборот и вернулась в ту же точку, но на йоту выше. Середина двадцатого века – литература полна мотивами пресуществления. Мир Иалдабаофа покосился, новые духовные движения каждое по-своему стремятся выразить истину бесконечных миров.

Темные – тайные герои, проклятые законом и преданием. Вечно платящие за право повзрослеть добрым именем, покоем и часто – жизнью. Почему темные? В чем причина такой неожиданной перестановки смыслов, взгляда с другой стороны? «Свет мой для слепцов черный»…

Ключ к пониманию тайны тени – книга Эриха Нойманна «Глубинная психология и новая этика». Чтобы раскрыть загадку, необходимо кратко изложить основные тезисы этой работы. Это единственная книга о тени, открывающая саму её природу.

Тень, теневой двойник, черный человек… «Неужели ты хочешь ободрать все тени?», –спрашивает Воланд у Левия Матфея.

По Юнгу, самая первая задача на пути – интеграция тени. Это «задача для подмастерья», но «нужно пройти много лет мучительного нравственного кризиса, чтобы понять, о каких подмастерьях здесь идет речь».

Проекция тени на других сопровождает человечество от начала времен. Она лежит в основе таких явлений, как войны и преследования иноверцев, неофобия. Старая этика, которую Эвард Эдингер называет «иудео-христианской» (а телемиты – Эрой Озириса, которая закончилась в 1904 году), ставит во главу угла конфликт света и тьмы, эго и тени. В этой системе ценностей тень либо вытесняется и проявляется в яром неприятии любого инакомыслия и отличия, либо подавляется, что приводит к комплексу неполноценности, духовному мазохизму в стиле героев Достоевского и восприятию жизни как юдоли греха и скорби. В конечном счете, именно вытеснение и подавление приводят к «этике козла отпущения», при которой напряжение конфликта переносится на внешний объект.

Новая этика (от себя добавим – связанная с приходом Эона Гора) требует целостности, а не совершенства. Тень в этой системе должна быть принята и понята, с ней должен быть заключен пакт на равных, сродни договору Фауста и Мефистофеля у Гете. И только в этом случае включается трансцендентная функция, которая позволяет выйти на иной уровень сознания.

Темные – тень? Очень похоже на то, не правда ли? На протяжении всей книги Ниеннах мы наблюдаем, что Темные и другие познавшие оказываются экраном для проекции вытесненной жестокости так называемых «светлых». Тот же механизм мы наблюдаем в восприятии этой книги, раз и навсегда разделивший ролевую субкультуру на тех, кто «за» и «против» ЧКА. Попробуйте сказать несколько уважительных слов об этой книге на толкинистких форумах, и вы поймете, о чем я говорю.

Здесь расстановка сил ясна: либо вы готовы слушать обе стороны, либо с опасением откладываете книгу, уже прочитав название. Либо хотите понимать, либо – верить. Скрытый раскол между каноническим Толкиеном и еретической веточкой Ниеннах есть проявление того самого конфликта стилей мышления.

В чем основная разница между ортодоксально толкиенистской субкультурой и «бунтом» Ниеннах? В том же самом, что и между ортодоксией и гностицизмом. Первые хотят жить в мире, созданном добрым боженькой, помещенном в пространство двухмерного света. Это светлые или, как еще более точное определение дает Набоков в «Приглашении на казнь», прозрачные. За исключением формальных признаков, будь то ролевые игры, атрибутика и участие в форумах, между ними и обывателями нет кардинальной разницы. И те, и другие цепляются за свое детское неведение, и те, и другие ищут центр вне себя.

Интересно наблюдать механизм психологической проекции. «Прозрачные», «высветленные» не способны мыслить никак, кроме шаблонами. И принятый по умолчанию шаблон в отношении ЧКА удовлетворяет всех – экзальтированная, фанатичная, непоследовательная, чуть ли не новая религия (хотя даже если и так, то что в этом плохого?). Мне было интересно, совпадает ли этот шаблон хотя бы отчасти, но, изучив форумы самого автора – Ниеннах, я был поражен несоответствию, в какой степени эти стандарты являются «наведенными», спроецированными собственной теневой стороной. Форум ЧКА куда более зрел, взросл и рационален, чем форумы ортодоксальных толкиенистов, в рассуждениях которых по отношению к реальному миру скользит изрядная доля инфантилизма типа «вот мы такие хорошие, а нас не понимают». Ниеннах и её ученики явно иллюзий не держат.

ЧКА обвиняют много и часто. Её обвиняют «светлые», воспринимающие книги Толкиена, как новую библию. Её обвиняют темные, которым не нравится, что Темный Мелькор вовсе не крут и агрессивен, а сострадателен и созидателен. Её обвиняют третьесортные стилисты, называя книгу «вторичной», «посредственной» и «экзальтированной». Эти обвинения смешны хотя бы потому, что будь они правдивы, едва ли посредственная книга вызывала бы столько споров, дискуссий и реакций. Не счесть романов и рассказов написанных «под ЧКА», но кто из знает, кто их помнит. Критикам несложно сказать очень четко: если ЧКА «не заслуживает внимания», то почему вы о ней говорите? На большинстве толкиенистких форумах существует своего рода негласный запрет, не то чтобы цензура, но определенный тип отношения, фильтр.

«Изменившего они простят – изменившегося никогда», — говорит Мелькор своему ученику после того, как тот прошел мучительный путь инициации. Вот главный ключ, главная причина того лютого неприятия, которое вызывает ЧКА у профанов всех мастей и цветов. Ибо книга эта очень для многих становилась катализатором самоинициации. Символы другой стороны делали свое дело, и для того, кто способен слышать, открывали дверь перерождения. Пока субкультура вдохновлялась Ардой, время от времени происходили спонтанные выходы, прорывы, самоинициации.

Единственное из обвинений, направленное против этой книги, было признание того, что благодаря именно ей многие обратились к оккультизму. Те, кого сон еще не сморил до конца, вдруг начинали просыпаться, утверждая, что нет различия, и все, что говорится «там», верно и «здесь», уже в нашем мире. Без компромиссов и недосказанности. Только уже раз и навсегда твердое «нет» Иалдабаофу\\Хоронзону\\Эру, как осознанный личный выбор во имя Звезды. Ну а как именовать Звезду – это вопрос уже эстетического предпочтения – во всяком случае, в нашем мире имя Звезды давно известно:

Тысяча лет с тобой да не иссякнет над миром Звезда Люцифер,

Выбравшим веру в себя и через пламя продолжить путь.

Мартиэль «Тысяча лет»