Глава 1
3. Каждый мужчина и каждая женщина — звезда.
Комментарий. Этот тезис исчерпывающим образом рассматривается в «Книге Мудрости или Глупости». Суть его — в том, что каждый человек есть Частица Космоса, независимая, превосходящая всех и вся и в то же время равная всем прочим Богам.
Из этого логически вытекает Закон — «Твори свою волю». Звезды, разумеется, влияют друг на друга посредством тяготения; но все это — лишь случайные отклонения от предначертанных им орбит. Впрочем, есть еще тайна планет, вращающихся вокруг звезды, их породившей; но вдаваться в рассуждения по этому поводу здесь я не стану.
Человек — это Среднее Царство. Великое Царство — это Небо, частицы которого — звезды; Малое Царство — Молекула, частицы которой — электроны. (Эти три объекта соотносятся между собой в правильной геометрической пропорции: каждый следующий в ю22 раза больше по размерам, чем предыдущий.)
В «Книге Великой Гагары» приведено доказательство того, что каждая «звезда» есть Центр своей Вселенной и что каждая «звезда», будучи простой, самородной и абсолютной, может прирастать в своем всемогуществе, всеведении и вездесущности, оставаясь по-прежнему самой собой; но для этого ей необходимо накапливать опыт, ввиду чего она взаимодействует с другими, вступая подчас в союзы, временно скрывающие ее истинную Природу даже от нее самой. Схожим образом атом угля может пройти через несметное множество превращений, представая в обличьях мела, хлороформа, сахара, живицы, мозга и крови, распознать в которых «его самого» — черное и аморфное твердое вещество — невозможно, но из которых его можно так или иначе выделить и обнаружить, что он остался неизменным, несмотря на все свои приключения.
Это единственная в мире теория, действительно объясняющая, почему Абсолют ограничил Себя и почему Он не узнает Самого Себя на протяжении цикла инкарнаций. Она решает проблему «Зла» и его происхождения, не отказывая при этом «Злу» в Реальности, не обесценивая наших повседневных наблюдений и не оскорбляя наш здравый смысл.
Приведу здесь (с немногими пояснительными вставками) запись, которую Я когда-то сделал по этому поводу.
14 мая 1919,18:30
Несомненно, что все элементы когда-то были отделены друг от друга: именно так должно было обстоять дело в условиях сильного жара. И вот, когда атомы попадают на Солнце, когда мы попадаем на Солнце, мы оказываемся в такой же невероятно, до предела раскаленной среде, и все элементы здесь снова становятся сами собой. Представьте себе, что каждый атом каждого элемента сохраняет память обо всех приключениях, которые он пережил в различных соединениях с другими атомами. С одной стороны, такой атом, обогащенный памятью, уже не может быть прежним; но с другой — он остается точно таким же, каким и был изначально, поскольку на самом деле не приобретает ничего, кроме этой памяти. Таким образом, с течением времени и благодаря памяти объект может превзойти себя, оставаясь самим собой (несмотря на то, что изначально был Бесконечно Совершенным); именно так совершается подлинное развиmue. Теперь нам ясна причина, по которой тот или иной элемент может принять решение о прохождении ряда инкарнаций (Боже, какая великолепная концепция!): для нею это — единственно возможный способ идти вперед; и он соглашается временно утратить в ходе этих инкарнаций память о Реальности Своею Совершенства, потому что знает, что пройдет через них неизменным.
Так мы получаем бесконечное множество богов, индивидуальных и равных, хотя и не тождественных друг другу; каждый из них — верховное божество; и каждый неуязвим и несокрушим. В этом же — единственно возможный ответ на вопрос, каким образом некая Сущность могла сотворить такой мир, в котором присутствуют Война, Зло и так далее. Зло — всего лишь мнимость, поскольку (как и «Добро») оно не в состоянии повлиять на изначальную сущность и может только умножать варианты соединений, в которые та вступает. Это учение во многом сходно с мистическим монизмом. Однако, с точки зрения последнею, все вещи, сотворенные Богом, суть его части, а, значит, их взаимодействие иллюзорно. Если же мы предположим, что изначально существует множество элементов, то взаимодействие их будет подлинным. Эту теорию не подрывает даже вопрос о том, кто сотворил все эти элементы: элементы, по крайней мере, налицо, а Бога, сколько ни ищи, не сыщещь. Теизм — это obscurumperobscurius («Объяснение непонятного посредством еще более непонятного» (лат.)). Звезда мужского пола формируется от центра к периферии, а звезда женскою пола — от периферии к центру. Именно это подразумевается, когда мы говорим, что у женщины нет души. И этим исчерпывающе объясняется разница между полами.
4. Каждое число — бесконечность; различий нет.
Комментарий. Это великая и святая тайна. Несмотря на то, что у каждой звезды есть свое число, все числа равны и каждое — наивысшее. Каждый мужчина и каждая женщина — это не только частица Бога, но и Верховное Божество. «Центр — повсюду, а окружность — нигде»1. Это старое определение Бога приобретает для нас новый смысл. Каждый из нас — Единый Бог. Понять это может лишь посвященный; чтобы оценить эту мысль в полной мере, необходимо достичь довольно высоких состояний сознания.
В комментарии к предыдущему стиху я постарался объяснить это простыми словами. Здесь же могу добавить, что в Трансе, который я назвал для себя «Звездной Губкой» (см. комментарий к стиху 59г) , эта концепция Вселенной предстает духовному взору как некое астральное видение. Началось оно как «Пустота с блестками», явившаяся мне в 1916 году e.v. на берегу озера Паскани в Нью-Гемпшире (США), а затем поэтапно развилось в полномасштабную картину. Каждая «звезда» напрямую связана со всеми остальными звездами, а поскольку Пространство — Тело Нуит — Безгранично (Айн Соф), каждая звезда ровно в такой степени является Центром, как и любая другая. Каждый человек интуитивно чувствует, что он — Центр Мироздания. И, сколько бы ни глумились философы над его самонадеянной стью, на самом деле он совершенно прав. Простой мужик ничуть не «ничтожнее» Царя, а Земля — ничуть не «ничтожнее» . Солнца. Каждый простейший элемент, каждое «Я» — самое главное в мире; воистину, оно — Бог Богов. О, сколь нестер- , пимо прекрасна Истина, открытая в Книге сей! Ибо Человек слишком долго скрывал от себя свою славу; его пугает бездна, его страшит вечный Абсолют. Но Истина освободит его!
************************************************************************
9. Поклоняйся же Хабс и узри мой свет, излившийся на тебя!
Комментарий. Следует уделять внимание этому Сокровеннейшему Свету: тогда на нас снизойдет, как отклик, Свет Безграничного Пространства. Отметим, что этот свет пространства есть то, что люди называют Тьмой; для нашего непосвященного разума природа его совершенно непостижима. Союзу Нуит и Хадита препятствует не что иное, как упоминавшиеся выше в этих комментариях «покровы».
Мы не должны поклоняться Ху, не должны поддаваться чарам нашего Магического Образа. Влюбившись в него — как мы все это делаем, — мы забываем свою Истину. Обожествляя Форму, мы перестаем видеть за ней Суть: Форма становится непрозрачной и вскоре может изменить своей природе. Ху каждого человека включает в себе Вселенную в том виде, в каком он ее знает. Для меня даже Хабс любого другого человека — всего лишь часть моего собственного Ху. Наш собственный Хабс — единственная наша Истина.
10. Да будут слуги мои немногочисленны и сокрыты; они будут править многими и известными.
Комментарий. Природа магической власти непостижима для профана. Пророк Иезекииль, осаждавший кирпич, чтобы разрушить Иерусалим1, или приключения Осии с Гомерью2 так называемому «практичному» человеку покажутся не менее абсурдными, чем любые другие научные исследования, если только воскресные газеты не снабдят его каким-нибудь правдоподобным объяснением, в действительности не объясняющим ничего. (В связи с этим следует читать часть III«Книги Четыре»’.)
1 Иез. 4:1—3- «И ты, сын человеческий, возьми себе кирпич и положи его перед собою, и начертай на нем город Иерусалим; устрой осаду против него, и сделай укрепление против него, и насыпь вал вокруг него, и расположи стан против него, и расставь кругом против него стенобитные машины; и возьми себе железную доску, и поставь ее как бы железную стену между тобою и городом, и обрати на него лице твое, и он будет в осаде, и ты осаждай его. Это будет знамением дому Израилеву».
2 Ос. 1:2—4: «И сказал Господь Осии: иди, возьми себе жену блудницу и детей блуда; ибо сильно блудодействует земля сия, отступив от Господа. И пошел он и взял Гомерь, дочь Дивлаима; и она зачала и родила ему сына. И Господь сказал ему: нареки ему имя Изреель, потому что еще немного пройдет, и Я взыщу кровь Изрееля с дома Ииуева, и положу конец царству дома Йзраилева…» и т.д.
«Слуги мои» — это не те, кто служит Владыке Эона. «Закон — для всех» [1:3; следовательно, никакой скрытности в этом отношении быть не может. В данном стихе речь идет о неких особо избранных «слугах»; возможно — о тех, кто поклонялся Хабс и узрел излившийся на них свет Нуит. Такие люди осуществили в самих себе бракосочетание Нуит и Хадита и познали некие тайные Пути к Власти.
Есть в этом стихе и мистический смысл. Нам следует тщательно организовать свой разум, назначив «немногочисленные и сокрытые» его части, служащие Нуит, вождями и руководителями над всеми многообразными функциями сознательного мышления.
11. То глупцы, которым поклоняются люди; и Боги их, и люди их — глупцы.
12. Выйдите, о дети, под звезды и досыта вкусите любви!
Комментарий. Доктрина «любви» полностью изложена в книге «Алеф» («Книге Мудрости или Глупости»), каковую и надлежит изучать в связи с этим стихом. Но отметим еще, как тесно согласуется данный стих с вышеприведенными комментариями о том, что каждая Звезда должна освободиться от своих покровов, дабы вкушать блаженство со всем Миром Звезд. Это опять-таки призыв к единению, то есть к «любви», основанной на уравнении 1 + (-1) = о2, которое представляет собой универсальную магическую формулу нашей Вселенной.
*******************************************************************
31. Ибо это глупцы средь людей, и не заботься вовсе об их печалях! Они их едва ощущают; да и те уравновешены жалкими радостями; но вы — избранные мои.
Комментарий. Вся эта болтовня о «страдающем человечестве» — по большей части полная ахинея, основанная на такой распространенной ошибке, как перенос собственных психологических особенностей на ближнего своего. «Золотое правило»1 — чушь. Если бы лорд Альфред Дуглас2 (ну, к примеру) поступал с другими так, как хотел, чтобы они поступали 1 с ним, далеко не каждый был бы от этого в восторге. V- Развитие Адепта протекает посредством Расширения — вовне, в устремлении к Нуит — равномерно во всех направлениях. Мелкие людишки бедны опытом и почти не способны испытывать ни боль, ни наслаждение. Буржуа — тупой чурбан. Но мне хватает, по меньшей мере, здравомыслия не предполагать, что издевательства над ним принесли бы мне удовольствие или пользу.
Этот тезис о сострадании — один из важнейших и ключевых в этике Телемы. Необходимо раз и навсегда отказаться от этой невежественной привычки совать свой нос в чужие дела. Каждому человеку следует предоставить свободно (идти своим путем. В этом отношении особенно невменяема Америка. Ее гражданам позарез нужно, «чтобы цейлонцы научились носить меха, тибетцы — голосовать на выборах, а весь мир — жевать жвачку; им совершенно невдомек, что большинство других народов, в особенности французы и англичане, считают «американские порядки» сущим дикарством, а сами американцы не помнят, а то и попросту не знают о том обстоятельстве, что американская свобода исходного образца — та, которая и впрямь была Свободой, — подразумевала, что следует оставить других людей в покое и тем самым обеспечить каждому человеку возможность развиваться по-своему.
32. Повинуйтесь пророку моему! пройдите до конца испытанья моего познания! стремитесь лишь ко мне!
1 «Золотое правило» — основа целого ряда этических систем Востока и Запада, смысл которого сводится к следующему: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой».
2 Альфред Дуглас (1870-1945) — английский аристократ и поэт, возлюбленный Оскара Уайльда.
208
И тогда радости любви моей избавят вас от всех страданий. Воистину так; в этом клянусь сводом тела моего; священным сердцем моим и языком; всем, что могу даровать я, и всем, чего я желаю от всех вас.
Комментарий. Повиноваться Зверю подобает потому, что Его Закон есть чистая Свобода и любое Его повеление будет основано на Правильном Истолковании этой Свободы. Но для того, чтобы сама эта Свобода развивалась, нужна орга^ низация, а любая организация нуждается в централизованном управлении. Особенно это важно в военное время; даже так называемые «демократические» государства научились этому на Опыте, не пожелав в свое время учиться у Германии. А ны-i нешний век — это по преимуществу и есть «военное время», особенно сейчас, когда наша Работа заключается в том, чтобы свергнуть рабских богов.
Призыв «стремитесь лишь ко мне» подкреплен клятвой, и в связи с ним дается особое обетование. Стремясь к не столь высоким идеалам, мы тем самым проводим различия1 и, следовательно, утверждаем в неявной форме ту самую двойственность, от которой пытаемся уйти. Обратите внимание также, что слово «те» может подразумевать греческое МН, «не»2. Слово «only» можно истолковать как «м»эт», числовое соответствие которого — 156, число БАБАЛОН, Тайного Имени Нуит3. Можно предположить, что скрытые значения содержатся и в ключевом слове этого стиха — «all»4.
1 Ср. 1:22.
2 Англ. «те» — «мне»; если же интерпретировать это слово как записанное греческими буквами (МН), то выражение «seek me» («стремитесь ко мне!») приобретет смысл «стремитесь к НЕТ», то есть «к Нуит» (см. стр. & и стихи 1:27-28).
3 «sfri» — слово, составленное из еврейских аналогов латинских букв «ONLV» (англ. «only» — «только, лишь»). С учетом предыдущего толкования выражение «seek me only» приобретает смысл «стремитесь к Нуит Бабалон». О «Тайном Имени» Нуит упоминается в стихе 1:22: «Итак, вам я известна под именем моим Нуит, ему же — под именем тайным, кое вручу я ему, когда он познает меня наконец». Откровение об этом тайном имени, «Бабалон», по еврейской гематрии соответствующем числу 156, Кроули получил в 1909 году, в ходе исследования енохианских Эфиров, описанного в «Liber 418» («Видение и Голос»).
стиха
4 Англ.: «всё, все»; это слово трижды повторяется в заключительной части ха («by all I can give, by all I desire of ye all»).
************************************************************
38. Он обязан учить; но в его власти — сделать испытания суровыми.
39. Слово Закона — Телема.
40. Кто назовет нас Телемитами, не ошибется, если изучит это слово внимательно. Ибо в нем — Три Степени: Отшельник, Влюбленный и Человек Земли. Твори свою волю: таков да будет весь Закон.
41. Слово греха — Ограничение. О муж!_не отвергни жены своей, если она желает! О любовник, если такова твоя воля, уходи! Нет уз, способных соединить разделенное, кроме любви; все остальное — проклятие. Проклятие! Проклятие ему на все зоны! Ад.
Комментарий. Первая фраза — это общее определение Греха, или Заблуждения. Все, что ограничивает волю, все, что ставит препятствия на ее пути или вынуждает ее отклониться от курса, есть Грех. Иными словами, Грех — это проявление Двоицы. Грех — это нечистота.
(Нельзя сказать, что со стороны «Ничто» было «Грехом» ограничить себя формой Двоицы; вовсе нет. Но сопротивление обратному движению в «Ничто» — это Грех. А «возмездие за Грех — Смерть» [Рим. 6:23], ибо Жизнь — это непрерывный поток гармоничных и естественных Перемен См. «Liber 418» и «liberAleph».
Слово «sin» [«грех»] (см. «Этимологический словарь» Скита) связано с корнем VES, «быть», что помогает взглянуть на все определение под новым углом. Грех как ограничение — это «бытие» как противоположность «становлению». Концепция зла в основе своей оказывается привязана к идее статичности как антитезе динамическому принципу существования Вселенной. Это объяснение не только гармонирует с общими положениями «Книги Закона», но и свидетельствует о том, как глубоко ее Автор понимает Самого Себя. — Примеч. А. Кроули.)
Далее и до конца стиха рассматривается частный случай, пример к этому определению. Прав собственности на человеческое тело быть не должно. Сексуальный инстинкт — одно». из глубочайших выражений воли; и его нельзя ограничивать — ни отрицательным образом, то есть препятствуя его свободной реализации, ни утвердительным, то есть навязывая этому инстинкту не свойственные ему проявления.
Что может быть отвратительнее, чем попытки уродовать естественное развитие и ставить на пути его преграды?
Что может быть абсурднее, чем попытки представить этот священный инстинкт как грубое животное действо, отделить его от того духовного восторга, без которого он станет настолько бессмыслен, что не сможет принести участвующим лицам даже простого удовлетворения?
Половой акт — это таинство Воли. Оскверняющий его совершает великое преступление. Всякое истинное выражение этого инстинкта законно; всякое его подавление или искажение противно Закону Свободы. Прибегать к юридическим или финансовым ограничениям, чтобы навязать человеку воздержание или принудить его к покорности в данном отношении, — это совершенно ужасно, противоестественно и абсурдно. Физическое принуждение — до определенной степени — еще не худшее из зол, ибо корни его уходят в изначальный конфликт между полами, который мы наблюдаем в царстве животных, и само по себе оно нередко пробуждает Любовь в высочайших и благороднейших ее формах. Среди самых страстных и долговечных союзов встречаются и такие, что начались с изнасилования. Фактически, с него же начался Рим. До некоторой степени простительно с этической точки зрения и убийство на почве неверности: быть может, среди звезд есть и такие, что по Природе своей неистовы и яростны до крайности. В конце концов, столкновение галактик — великолепное зрелище! Но кого и на что способен вдохновить визит к адвокату? Разумеется, все это — сугубо моя личная точка зрения; быть может, звезда, которой довелось стать адвокатом, смотрит на вещи иначе! Но во всем невыразимом многообразии Природы, допускающем даже эгоизм и жестокость, мы не найдем образцов пуританина и ханжи!
Однако разум, подчиненный Закону, знает Порядок: работающая машина выглядит красивее, чем разломанная на куски (если только мы не смотрим на нее глазами Мальчишки). Машина Материи-й-Движения — это механизм взрывоопасный, оснащенный пиротехникой; но далеко не это в нем главное.
Законы против прелюбодеяний основаны на представлении о женщине как о движимом имуществе: с такой точки зрения, заниматься любовью с замужней женщиной — значит, лишить мужа ее услуг. Эти законы самым неприкрытым и грубым образом утверждают рабство. Для нас же каждая женщина — звезда. Следовательно, она имеет полное право идти своим собственным путем. Нет никаких причин, по которым она не могла бы стать идеальной hausfrauесли на то будет ее воля. Однако общество не имеет права навязывать ей это как норму. В малых сообществах — варварских племенах, в которых женщина была, фактически, общей рабыней, — необходимость в подобных запретах возникала по практическим соображениям, поскольку безопасность племени зависела от высокого уровня рождаемости. Но в наши дни женщина обрела экономическую независимость и с каждым годом становится все более свободной в этом отношении. И в результате она тотчас же заявляет о своем праве иметь столько мужчин и столько детей, сколько желает или может получить, — не больше и не меньше; и бросает вызов миру, пытающемуся ущемить ее в правах. Дайте ей власть — и она покажет, чего она стоит!
За время Войны эмансипация расцвела пышным цветом — всего за четыре года! Примитивные племена, вроде австралийских вояк, говорят теперь, что не станут жениться на английских девушках, потому что английской девушке и дюжины мужчин в неделю будет мало. Поставим вопрос иначе: на кой черт они сдались английским девушкам со своей женитьбой? Германия и Франция пытались «спасать лицо» на китайский манер, «сочетая браком» принесших в подоле девиц с погибшими солдатами!
Англия, разумеется, всегда была слишком лицемерной и предпочитала просто «замалчивать» подобные казусы; она до сих пор делает вид, что «все идет как обычно», хотя даже самые близорукие епископы давно уже наперебой вопят с каждой кафедры о безднах разврата, в которые скатилась вся страна, за исключением их самих и их мальчиков-певчих. Англичанки старше тридцати лет уже получили право голоса; как только нынешняя молодежь дорастет до планки ценза — прощай, старый брак!
Америка превратила брачный институт в посмешище, наплодив уйму путаных законов о разводе. Одна моя подруга там развелась с мужем, а он спустя три года подал на нее в суд за развод!!!
Впрочем, Америка никогда не дожидается законов; ее народ слишком нетерпелив. Эмансипированная, самодостаточная американка уже сегодня ведет себя точь-в-точь как «юный холостяк». Иногда она, правда, теряет голову, и вляпывается в брак, и набивает себе шишек. Но скоро ей эти глупости окончательно приедятся. Она поймет, насколько это нелепо — связывать себя по рукам и ногам лишь для того, чтобы угодить родителям, дать «законное имя» детям или заткнуть рты соседям.
И тогда она станет брать себе любых мужчин, каких захочет, — с такой же легкостью, как покупает газету; и если редакторская колонка или страница комиксов ей не понравится — что за беда? Газета стоит всего пару центов; она пойдет и купит себе другую.
Тупые ослы! все, кто твердит, будто женщина целомудренна от природы! Восточные народы мудрее; все ограничения, которые они накладывали на женщин, — гаремы, общественное мнение и так далее, — основаны на понимании того, что женщина целомудренна лишь до тех пор, пока поблизости не случится хоть кого-нибудь. Она вырвет дитя из колыбели и вытащит пса из конуры, лишь бы подтвердить в который раз эту старую поговорку, «Natura abhorret a vacuo»1. Ибо она — Образ самой Природной Души, Великой Матери, Великой Блудницы.
Обратите внимание, что Великие Женщины, известные истории, пользовались полной свободой в Любви. Сапфо, Семирамида, Мессалина, Клеопатра, Дацзи2, Пасифая, Клитемнестра, Елена Троянская, а в более поздние времена — Жанна д’Арк (в шекспировской версии), Екатерина II Российская, Елизавета I Английская, Жорж Санд, «Джорж Элиот»3… Всем им можно противопоставить разве что Эмили Бронте, чьи сексуальные инстинкты были подавлены средой, но прорвались с небывалой мощью в ее искусстве, и таких женщин-мистиков, действовавших в русле общепринятой религиозной традиции, как святая Екатерина, святая Тереза и т.д., правда о сексуальной жизни которых тщательно скрывалась под маской служения рабским богам. Но при всем том остается очевидным, что сексуальная жизнь и у этих женщин была чрезвычайно насыщенной: сочинения их полны страсти — могучей, а подчас даже извращенной вплоть до патологий и настоящих галлюнаций.
Сексуальность — главное проявление человеческой Натуры; великие Натуры сильны в своих сексуальных проявлениях; и здоровье каждого человека напрямую зависит от свободы i осуществления этой функции.
42. Да будет таков уклад большинства, подневольного и недовольного. А вот обо всем, что твое: нет у тебя иного права, кроме как творить волю твою.
Комментарий. «Большинство, подневольное и недовольное». Всякое организованное государство — это добровольное объединение людей ради общего блага. К примеру, мое личное желание переплыть Атлантику может осуществиться лишь благодаря сотрудничеству с другими людьми на договорной основе. Но принудительное объединение рабов — это совсем другое дело.
Человек, не исполняющий свою волю, подобен раковому больному: в нем живет и растет независимым образом нечто чуждое ему, от чего он не может избавиться. В этом смысле идея самопожертвования — рак души.
Можно сказать и так, что отказ от исполнения собственной^ воли — свидетельство безумия в психическом или нравственном смысле слова. Когда вам «долг велит одно, а склонности — другое», это значит, что в вашем теле, фактически, обитают два человека. Вы не можете централизовать власть над самим собой^ Подобная раздвоенность — начало конфликта, который может довести до синдрома Джекилла и Хайда. Стивенсон предполагает, что всякий человек может оказаться на поверку «всего лишь общиной», состоящей из множества независимых личностей. Мудрецы знали это с древних времен. Но имя этой общине — Хоронзон’, власть толпы, если только каждая из «личностей» не подчинена строжайшей дисциплине и не служит только своему и общему предназначению безо всяких разногласий.
Разумеется, тех, кого невозможно примирить с остальными, лучше изгнать или уничтожить. «Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его»2. Ошибка в интерпретации этого учения состояла в том, что его пытались толковать в переносном смысле: «Если глаз твой оскорбляет какую-нибудь искусственную норму или правило, вырви его». Прокрустова мораль, этика пастухов всегда была подлинным проклятием общества. А ведь, казалось бы, достаточно один раз взглянуть на Природу, чтобы понять заложенный в Ней замысел Индивидуальности, основанной на Порядке.
************************************************************************
51. Четверо врат ведут в единый дворец; полы во дворце том — из серебра и золота; в нем лазурит и яшма; и все редчайшие благовония; жасмин и роза; и символы смерти. ‘• Пусть войдет он четырьмя вратами по очереди или сразу всеми; пусть ступит на полы дворца сего. Не увязнет ли он? Amn. Эй, воин! а что, если увязнет слуга твой? Но есть средства — и средства. А посему будьте прекрасны собою; облачайтесь в изысканные одежды; вкушайте обильные яства и пейте сладкие вина и вина пенные! Также досыта вкушайте любовь по воле своей, когда, где и с кем пожелаете! Но все это — во имя мое.
Комментарий. Первая часть этого стиха связана со второй лишь словами «а посему». В ней, по всей видимости, описывается некое посвящение или, быть может, не какое-то конкретное посвящение, а метод посвящения вообще. Я бы предположил, что дворец — это «Священная Обитель», или Вселенная, человека, Посвященного в Новый Закон. «Четверо врат» — это, возможно, Свет, Жизнь, Любовь и Свобода; см. «De Lege Libellum»1. Лазурит — символ Нуит, яшма — Хадита. «Редчайшие благовония» — возможно, различные типы экстаза или самадхи. Жасмин и роза — эмблемы двух главных Таинств, а «символы смерти» — быть может, некие тайны одной широко известной экзотерической посвятительной школы2, члены которой, за редкими ис- ; ключениями, не имеют понятия о том, что означает вся эта символика.
Затем поднимается вопрос о том, сможет ли посвященный утвердиться и удержаться на том Высоком Месте, которого достиг. Мне представляется, что здесь идет речь об аскезе, которую обычно считают необходимым условием для участия в подобных мистериях. Ответ гласит: «Но есть средства — и средства»; подразумевается, что строго обязательных правил не существует. Это созвучно общей нашей интерпретации Закона: сколько на свете индивидов — столько и правил. В свете этого слова «а посему» становятся совершенно понятны. Нам надлежит наслаждаться жизнью в полной мере и совершенно обычным образом, как во все времена поступали все свободные и великие люди. Единственное, о чем нужно помнить, что каждый из нас — «Член Тела Божьего»1, Звезда в Теле Нуит. При этом условии нас призывают раскрывать и развивать во всей полноте каждую из наших Натур, уделяя особое внимание тем удовольствиям, которые не только служат самовыражению души, но и помогают ей достигнуть наивысших степеней этого самовыражения.
Для буржуа (как в наши дни называют «христианина») акт Любви — это грубое животное действо, посрамляющее его хваленую «человечность». Половое влечение попирает его своими копытами, мучает и утомляет его, внушает ему отвращение, доводит до болезней и делает его нелепым даже в собственных его глазах. Оно — причина едва ли не всех его неврозов.
От этого чудовища он защищается двумя способами. Во-первых, он убеждает себя, что на самом деле оно — переодетый Прекрасный Принц, и обвешивает его цветными лоскутками и мишурой романтики, сантиментов и религии. Он называет его Любовью, отрицая его силу и подлинность, и поклоняется этому восковому идолу, пытаясь ублаготворить его всевозможными подачками и лакомствами.
Во-вторых, несмотря на все эти театрально-карнавальные ухищрения, в глубине души он по-прежнему убежден, что имеет дело с чудовищем-людоедом, а потому люто ненавидит людей другого склада, которые смеются над его страхами и заявляют, что монстр, вызывающий у них такой ужас, — в действительности не огнедышащий дракон, а крылатый конь, послушный и привычный к узде. Они объясняют ему, что не надо бояться, а надо просто учиться ездить верхом. Но ввиду того, в какое унизительное положение он себя загнал, дружелюбная мужественность подобного совета воспринимается как смертельное оскорбление, — и он начинает взывать к толпе, чтобы та забила камнями богохульников. Он всеми силами старается сохранить в неприкосновенности пугало, которого так боится; показать ему, что Любовь — это страсть, которой повластны все, которая сама по себе чиста и очищает всех, кто Ей доверился, значит вскрыть самый чувствительный нарыв его души.
Мы, последователи Телемы, — не рабы Любви. Наш Закон — «любовь в согласии с волей». Мы не считаем любовь чем-то постыдным и унизительным, гибельным для тела и души. Мы не воспринимаем ее как капитуляцию божественного начала перед животным; наоборот, для нас она — средство, позволяющее превратить животное в Крылатого Сфинкса, который вознесет человека в горние выси, в Обитель Богов.
Поэтому мы особо подчеркиваем, что истинная цель любви — это отнюдь не та грубо физиологическая цель, которой подменяет ее Природа. Да, продолжение рода — это тоже таинство, таинство физического Обряда, посредством которого мы воссоздаем себя в новом обличье, вплетаем в новый гобелен из плоти еще один сюжет из Истории нашей Души. Но Любовь — это еще и таинство пресуществления, посвящение, которое проходит сама наша Душа; это не только Питающий Хлеб, но и Опьяняющее Вино. «И никогда жрецомне стать тому, // Кто причастился только одному»1.
Поэтому мы сердечно приветствуем такие формы Любви, которые не подразумевают продолжения рода; стимулирующее действие физического воодушевления пробуждает в нас душевный и духовный энтузиазм. Опыт показывает, что страсти, обращенные на подобную цель, действительно облагораживают и возвышают все существо человека, как мужчины, так и женщины. Единственное условие, которое надлежит соблюдать при этом, указала Нуит: «Но все это — во имя мое».
Не надо путать эпикурейца с моральным уродом, живущим лишь ради обжорства. Любитель Бетховена — не «выродок» среди «нормальных» людей, не знающих другой музыки, кроме боя тамтамов. И точно так же те яды, которых боится буржуа, — не средства самоублажения, а очистительные снадобья; грубый скот, способный предаться своей тайной похоти только в темноте и напившись допьяна, чтобы после бормотать какие-то идиотские оправдания, не вправе судить даже Фрину и уж тем паче — людей, настолько чуждых всякой грубости, что магнит их души может пробудиться и устремиться к объекту влечения совершенно независимо от физической формы последнего. Для нас Любовь — это таинство служения Нуит, врата благодати и дорога, ведущая праведного в Горний Дворец Ее, в обитель несравненной чистоты, озаренную лампадами Звезд.
«По воле своей». Полагаем, из вышесказанного уже понят^» но, что каждый человек имеет полное и неотчуждаемое право располагать орудиями своего пола так, как это свойственно его индивидуальной природе, и отвечать за свои действия в этом отношении только перед самим собой. Однако при этом он не должен поступать в ущерб себе и своему вышеупомянутому праву; частный случай попрания собственного права — нарушение аналогичных прав других людей. Вор не может сколько-нибудь обоснованно жаловаться, если ограбят его самого. Поэтому такие поступки, как изнасилование или совращение малолетних, могут совершенно оправданно считаться преступлениями против Закона Свободы и караться в инте- / ресах этого Закона.
Точно так же не входят в понятие «по воле своей» и действия, направленные на то, чтобы ущемить свободу другого человека косвенным образом, — например, воспользовавшись его невежеством или доверием, подвергнуть его тяготам болезни, бедности, общественных гонений или деторождения, если только этот человек не будет полностью осведомлен о последствиях и не даст на них добровольного согласия безо всякого принуждения или влияния со стороны.
Более того, не следует причинять другим людям вред, уродуя их врожденную натуру. Например, нельзя пороть детей и подростков, ибо тем самым возникает опасность извратить их пробуждающуюся сексуальность, еще очень чувствительную к внешним воздействиям, и запечатлеть на ней клеймо мазохизма. Схожим образом и гомосексуальные игры между мальчиками в некоторых случаях могут психологически или даже физически воспрепятствовать развитию врожденной мужественности.
Попытки запугивать подростков ужасами Ада, Болезни или Безумия, до которых якобы доводит сексуальная жизнь, могут навсегда искорежить нравственную природу и породить ипохондрию и прочие душевные болезни вкупе с извращениями расстроенного и искаженного инстинкта.
Лишение естественных удовольствий может повлечь за собой пристрастие к тайным и опасным порокам, которые разрушают свою жертву, ибо представляют собой искусственные и противоестественные отклонения от здоровых процессов. Нравственные увечья такого рода подобны тем, которым нищие попрошайки подчас подвергают детей, сдавливая и ограничивая в росте какую-либо часть тела, что компенсируется чудовищным разрастанием другой части1.
Но, с другой стороны, мы не имеем права aprioriпрепятствовать каким бы то ни было проявлениям сексуального влечения. Мы должны признать, что лесбийские наклонности тех праздных и чувственных женщин, которые в силу своей утонченной натуры питают отвращение к грубости, типичной для среднестатического мужчины, столь же безоговорочно Праведны в своих истоках, сколь и аналогичные пристрастия тех английских аристократов и священников, которые находят женщину отталкивающей с эстетической точки зрения и при этом, как велит им чувство собственного достоинства, ищут в любви интеллектуальной близости, духовной пищи и выхода за пределы чисто животных побуждений, а потому обращают ее на такой объект, обладание которым никогда не заставит их погрязнуть в быту и не повлечет за собой беременности f со всеми ее низменными проявлениями.
Каждому человеку надлежит изучить пределы и особый характер Вселенной своей личной сексуальности, постигая ее на опыте самого разнообразного рода. Каждый человек должен понять, что каждая дорога — царский путь и что единственный вопрос, на который он должен найти ответ для себя, — «Какая из дорог — моя?» Любая частная особенность с равным успехом может оказаться свидетельством самой сокровенной сути его личности; сами по себе они все в равной мере «законны»; и в собственном своем независимом выборе тех или иных частностей как наиболее верных для себя лично каждый человек столь же прав, сколь и любой его ближний в аналогичном независимом выборе, сделанном для себя.
Никто не должен стыдиться или страшиться своей гомосексуальности, если она и впрямь присуща ему от природы; не следует идти против своей истинной натуры в угоду общественному мнению, срдневековой морали или религиозным предрассудкам. Устрица останется сидеть в своей раковине, сколько бы Дарвин ни твердил о «низкой эволюционной стадии» ее развития, пуритане — о ее приапическом символизме, а идеалисты — о ее непригодности для жизни в гражданском обществе.
Пропагандисты гомосексуальности — и Джон Эддингтон Саймондс1 primusinterpares2\\ — без устали, как Геркулесы, трубят о несметных духовных, общественных, нравственных и интеллектуальных премуществах, кои принесут мужчине ласки друга, сочетающего в себе достоинства Аполлона, Ахилла и Антиноя, — при условии, что он избежит силков Химеры с головою Кирки, телом Клеопатры и нравом Крессиды’.
Почему они не оставят нас в покое? Я охотно соглашусь с ними, но только на своем условии: пусть не требуют от меня быть последовательным. Я готов исповедать их веру, но пусть разрешат мне побыть Петром, прежде нежели петух пропоет трижды.
Еще более настойчиво твердят они о том, что гомосексуальность излечит человечество от всех болезней и бед, превратив его в подлинно «сплоченную когорту». По этому поводу следует признать, что аргументация их безупречна: с одной стороны, они успешно взывают к здравому смыслу, с другой — к эмоциям, перечисляя и подчеркивая страдания, в которых погрязло общество. С точностью Эйлера1 и страстью, достойной Хинтона2, они доказывают, что гетеросексуальность — источник бесчисленных зол: ревности, абортов, болезней, детоубийств, обманов, интриг, ссор, бедности, проституции, всевозможных гонений, праздности, потакания своим прихотям, напряженности в обществе, перенаселенности и вражды между полами. С ‘убедительностью Пуанкаре они демонстрируют, что Иисус и апостол Павел, провозгласившие брак бичом человечества, нанесли удар в самое сердце ада, и приводят Иоанна и Тимофея’ в пример того, насколько прав был Платон в своей апологии страсти к мальчикам. Жалки пред судилищем их Марк Антоний, закрывший лицо полою тоги4, — один из легиона пропащих душ, погубленных женщиной; и слепой Самсон; и Адам, изгнанник из рая; все они пробираются нао-щупь вдоль бесконечного стола, который эти проповедники завалили несметными свитками повестей о несчастьях, что женщина навлекла на несметных мудрецов и царей, и картами городов и храмов, сокрушенных пятою Любви и обращенных в пожарища, пепел которых тлеет и по сей день, а дым навевает скорбные песни о том, как дыханье Астарты раздуло пожравший их пламень. Угли угасших империй вопиют, что их разорило проклятье Венеры, гонительницы мужчин.
Рядом с Павлом сидит Будда — с улыбкой на лице; шею его обвивает рука Ананды5. Между ними, товарищами своими по оружию, нетерпеливо расхаживает Мухаммед; на поя-
1 Леонард Эйлер (1707-1783) — швейцарско-российский математик, физик и астроном, связавший в единую систему множество известных математических дисциплин и создавший несколько новых. Славился, среди прочего, успешным участием в научных дискуссиях.
2 Чарльз Говард Хинтон (i8$3—19°7) — английский математик, автор популярных книг на естественнонаучные темы и научно-фантастических произведений. Его работу «Четвертое измерение» (1904) Кроули включил в программу Ал Ал (в список книг, предназначенных «для глубокого изучения» на подготовительном этапе).
3 Иоанн Богослов — возлюбленный ученик Иисуса Христа; Тимофей — апостол от семидесяти, ближайший ученик апостола Павла, который называл его «мой возлюбленный и верный в Господе сын».
4 Контаминация сюжетов о гибели двух великих римлян: полководца Марка Антония, покончившего с собой из-за ложного известия о смерти Клеопатры, и императора Юлия Цезаря, который, по преданию, увидев Брута среди убийц, перестал защищаться, закрыл лицо полою тоги и дал себя добить.
5 Ананда — двоюродный брат и любимый ученик Будды, сопровождавший его как слуга в течение 40 лет.
се его — железный ключ, кнут и меч, чтобы отнять у женщину свободу, любовь и жизни, пока они не погубили его своими чарами.
Там, на судилище этом, стоит и Зверь — в стороне, но весь внимание. Он не станет взвешивать свидетельства сторон на весах каких бы то ни было преимуществ. Ибо он убежден: никакой стандарт не постоин стать мерилом для абсолютной ценности. С его точки зрения, малейшая личная прихоть важнее всей мудрости, всей философии, всех частных выгод и всей заботы о благе общества. Даже у ничтожнейшего из людей обол его личных сексуальных предпочтений отмечен печатью его державной души, а, значит, столь же действителен и законен, сколь и золотой талант его соседа. Безжизненная Луна имеет точно такое же право вращаться вокруг Земли, как Регул — пламенеть в сердце Льва1.
Единственное преступление в космосе — столкновение небесных тел, сошедших со своих законных орбит.
Поэтому Зверь отказывается принимать чью-либо сторону в споре о преимуществах того или иного способа самовыражения души в символах сексуальности. В любви приверженность канону не менее губительна, чем в литературе или живописи: канон удушает индивидуальность стиля, а насильственное его насаждение гасит пыл искренности.
Человеку, по натуре гетеросексуальному, лучше подвергнуться всем несчастьям, которые косвенным образом может навлечь на него исполнение его истинной воли в этом отношении, нежели наслаждаться здоровьем, богатством и счастьем, купленными ценой подавления своей сексуальности или предания ее на службу Содому и Гоморре.
И точно так же андрогину, урнингу1 или женщинам с аналогичными предпочтениями лучше терпеть частный и публичный шантаж, угрозу полицейских преследований, отвращение, презрение и ненависть толпы и внутренние терзания от мыслей о том, что особенности такого рода могут свидетельствовать о дегенеративной натуре в целом, нежели навредить своей душе по-настоящему, ввергнув ее в ад воздержания или осквернив объятиями рук, внушающих неприязнь.
Каждая звезда должна сама расчислить собственную орбиту. Все — в ее Воле, и в то же время все — во власти Необходимости. Покинуть предначертанный путь в конечном счете невозможно; стремиться сойти с него — значит лишь обрекать себя на страдания.
Зверь 666 провозглашает данной Ему властью, что каждый мужчина, каждая женщина и каждый индивид промежуточного пола абсолютно свободен интерпретировать и выражать свое «Я» средствами любых сексуальных практик, будь то прямо или же косвенно, мысленно или символически, — независимо от того, считаются ли эти практики оправданными с физиологической, юридической, этической или религиозной точки зрения, но при одном лишь условии, а именно, что все участники каждого акта полностью осведомлены обо всех его последствиях и сопряженной с оными ответственностью и дали на это добровольное и чистосердечное согласие.
Более того, Зверь 666 рекомендует приучать детей с самого раннего возраста к зрелищу всевозможных сексуальных актов, а также процесса родов, дабы разум их не омрачался туманом лживых измышлений и напускной таинственности, под влиянием которых развитие подсознательной символической системы их индивидуальной души может извратиться и пойти в неверном лично для них направлении.
«Когда, где и с кем пожелаете!»
Указание «с кем» практически полностью разъяснено в комментарии к словам «по воле своей». Достаточно лишь подчеркнуть, что выражение «по воле своей» объявляет позволительными все разновидности сексуальных актов, а выражение «с кем» — половое общение с любыми возможными партнерами. Если бы мы не будили спящих собак и не лезли не в свое дело, Эдип не страдал бы от Фурий; Отелло, Ромео, Перикл Тирский, Лаон и Цитна и многие другие избегли бы ужасных несчастий. В реальной жизни только на нашем веку мы наблюдали, как Оскар Уайльд, сэр Чарльз Дилк, Парнелл, каноник Эйткен и бесчисленные другие люди, многие из которых превосходно трудились на благо мира, были уничтожены лишь потому, что толпа сочла их «аморальными». Это указание, «с кем», отменяет Одиннадцатую Заповедь — «Не попадайся!» — провозглашая законными Инцест, Прелюбодеяние и Педерастию — практики, которым и ныне предаются все, но с унизительными предосторожностями, продлевающими сомнительное удовольствие школьных эскапад и делающими стыдливость, стеснительность, трусость и лицемерие залогом успеха в жизни.
Известно также, что сексуальная распущенность всегда усугубляется излишней озабоченностью самой темой секса — озабоченностью, которая неизбежно вытекает из того, сколь важное значение в действительности придается этому предмету в современном обществе.
Предписанный Правилами Этикета запрет на любые прямые упоминания о сексе довел наше общество до того, что Зигмунду Фрейду и прочим не составило труда доказать, что мы, осознанно или нет, но все время упоминаем о нем косвенно — в каждой нашей мысли, каждом слове и каждом движении!
Если кто-то накопил слишком много пороху, пусть подыщет открытое место и взорвет его там наконец, чтобы не разнести в пух и прах всю округу.
В умеренно здоровом обществе редко можно встретить случаи «извращенного чувства голода». Только лишения военных лет могут повлечь за собой массовые преступные ухищрения, направленные на добычу деликатесов, и искусственные попытки смягчить обострившийся аппетит при помощи химических суррогатов.
Островитяне Южных морей — нагие язычники, не знающие морали, — темпераментны в любви, но при этом совершенно свободны от невротических «преступлений на почве страсти», от какой бы то ни было одержимости сексом и пуританской мании преследования; так называемые извращения среди них практически не встречаются, а моногамия распространена повсеместно и является общепринятым обычаем.
И даже цивилизованных городских психопатов, которых понуждают ко всевозможным излишествам вездесущие эротические намеки и влияние толпы, обезумевшей от подавленной сексуальности, не следует считать совершенно неизлечимыми. Стоит лишь им стряхнуть это непрерывное давление, перебравшись в такие места, для жителей которых половые органы столь же невинны, как и дыхательные, — и они незаметно для себя начинают избавляться от «сверхценной идеи», о которой судовая сирена Морали трубила у них над ухом с детства; все извращения исчезают сами собой. Так сжатая пружина распрямляется, лишь только на ее перестают давить извне. Человек возвращается к своей естественной сексуальной природе, которая почти всегда, за исключением редчайших случаев, оказывается простой, чистой и благородной. Более того, секс вообще перестает играть главную роль в Пантомиме их Жизни, а освободившееся место занимают другие интересы, вернувшиеся к должным пропорциям.
Теперь можно задаться вопросом, почему Книга специально уточняет, что мы имеем право любить, «когда» и «где» пожелаем. Ведь ограничения по времени и месту в этом отношении на самом деле всерьез беспокоят немногих. Приходят на ум разве что любовники, живущие в каких-нибудь ужасных семьях или на негостеприимных съемных квартирах и вынужденные скитаться дождливыми ночами из отеля в отель, спасаясь от полицейских облав.
Но, быть может, это уточнение служит для того, чтобы объявить совершенно уместным предаваться любви без страха и стыда, не дожидаясь темноты и не подыскивая тайного убежища, но при свете дня и в общественных местах, так же безмятежно, как если бы подобные занятия были совершенно естественным дополнением утреннего моциона.
Довольно скоро любопытство померкло бы перед привычкой, и соитие стало привлекать бы к себе не больше внимания, чем платье нового фасона. Ибо нынешний поголовный интерес к сексу объясняется прежде всего тем, что, при всей своей общеизвестности, предмет этот окутан непроницаемой тайной. 9 Никого ведь не возбуждает зрелище человека за едой. А «неприличные» книжки на самом деле скучны, как сборники проповедей: чтобы оживить и то, и другое, нужен подлинный талант.
Учитывая это, можно предположить: когда любовь начнут принимать как должное, нездоровый интерес к ней, порожденный завесой тайны, тотчас исчезнет.
Сводник, проститутка и альфонс обнаружат, что остались не у дел.
Все больные устремятся прямиком к докторам, а не к шарлатанам, как в наши дни, когда алтари миссис Гранди день за днем обагряет кровь ее верных служителей.
Невежество и беспечность больше не станут обрекать на муки незрелых юнцов. Никто больше не поплатится карьерой или здоровьем за минутное наслаждение.
Но, самое главное, люди начнут понимать истинную суть сексуальных процессов: их незначительность в физическом плане — как обычной функции одной из множества частей тела — и их всепоглощающую важность в плане трансцендентном — как средства выражения Истинной Воли и первого из покровов «Я».
До сих пор наши сексуальные табу могли положить на лопатки самих Гилберта и Салливана. Мы превратили любовь в рабыню имущества и заставили ее платить налог на каждый чих. Мы сковали ее по рукам и ногам этикетом: «По газонам не ходить!», будь ты хоть сам Господь Бог.
Мы измазали ее с головы до ног грязью морали, как тот чудак, что косится с неодобрением на Гималаи, а сам строит свою жизнь по законам муравейной кучи.
Но теперь у нас есть Закон Телемы!
(По-видимому, стоит добавить, что вышеизложенные этические теории выдержали проверку практикой. Эксперимент показал, что за снятием — самым радикальным образом — всех обычных ограничений на поведение сначала следует краткий период разного рода неудобств, но затем проблема секса полностью отходит на задний план; человек возвращается к естественности и, сам того не сознавая, утверждается именно в таком образе жини, который традиционно считается «высокоморальным».)
Вместо постскриптума позволю себе сопоставить вышеизложенные теории с двумя реальными примерами супружеской жизни, как та бытует в Англии.
№1. Мистер У, стряпчий, сельский джентльмен, человек весьма состоятельный; плимутский брат. Вел практику в Саутси (Гэмпшир) и слыл там «честным законником». Всякий раз после очередных родов или выкидыша его жена по несколько недель, а то и месяцев лежала при смерти из-за перитифлита или перитонита, вызванных осложнениями. Но этот джентльмен, прекрасно сознававший, в чем причина, без зазрения совести продолжал в том же духе. Когда я с ним познакомился, у него было уже восемнадцать детей, а затем родилось еще двое. Очевидно, он полагал, что имеет полное Право оплодотворять свою жену, сколько захочет, а выживет она или нет — это ее личное дело. Стоило ей хоть немного прийти в себя, как снова начиналась «семейная жизнь». В результате за двадцать пять лет она и месяца не провела в добром здравии. При всем этом мистер У. был добрейшей души человек, глубоко преданный жене и детям, искренне верующий и мягкосердечный. Но ему ни разу даже в голову не пришло воздержаться от осуществления своего Права, из-за которого он ежегодно ставил под угрозу ее жизнь. (Надо добавить, что он все время очень тревожился за ее здоровье.)
№2. Мистер Г., искуснейший резчик и гравер по штампам, человек с тонким вкусом и нежной душой, куда более чувствительный, чем большинство людей, превосходящих его по общественному положению и образованию. Он с детства страдал неизлечимой формой псориаза, из-за которой почти постоянно пребывал в раздражении, плохо спал и жаловался, что он — «прокаженный». Действительно, кожа у него шелушилась так сильно, что его постель по утрам приходилось подметать с совком и щеткой! Единственным средством, которое приносило ему хоть какое-то облегчение (и позволяло по крайней мере попытаться заснуть), было масло гаультерии, которым он мазался перед сном, наполняя весь дом ужасной вонью. Казалось бы, что человек, страдающий таким недугом, сам в первую голову должен стремиться спать одному; что ему самому должно
быть неприятно и отвратительно делить с кем-то постель. Но его жена — тоже больная женщина (средних лет в тот период, когда мы были знакомы), огромная, тучная, с жирной кожей, страдавшая ревматоидным артритом, туберкулезом костей и так далее, — была ему Женой; она всегда должна была находиться под рукой, буде мистеру Г. приспичит осуществить свое супружеское Право. (Для миссис Г. беременность, кстати говоря, тоже означала почти верную смерть, как и в том нашем первом примере.) Поразительно здесь то, что человек настолько чувствительный и тонкий проявлял такую душевную черствость в этом частном отношении. Даже простые люди боятся внушить физическое отвращение тем, кого любят. Создается впечатление, что самый факт заключения Брака уничтожает все естественные свойства человека и вводит в действие систему правил, диаметрально противоположную по духу и букве той, которой руководствуется Любовь. Я взываю к беспристрастному наблюдателю! Пусть ответит, что на самом деле чище, здоровее, человечнее и нравственнее: идеалы этой Книги или института Брака в том виде, в каком мы его наблюдаем?
52. Если же это не будет исполнено; если смешаете вы разделенья пространства, сказав: «Они едины» или «Их много»; если не будет всегда ритуал совершаться во имя мое, — готовьтесь к страшному приговору Ра Хор Хунта [RaHoorKhuit]!
Комментарий. Утверждать, что все мы — независимые Звезды, так же неверно, как и заявлять, что все мы — Одна Звезда. Каждая Звезда индивидуальна, но каждая связана с другими Законом. Такая Свобода под властью Закона — одно из самых сложных, но и самых важных положений этой Книги.[ Далее, ритуал — наша жизнь — должен быть всецело посвящен Нуит, ибо Она — та Конечная Цель, к которой мы стремимся, асимптота нашей кривой. Неспособность сосредоточиться на этой единой цели порождает иллюзию двойственности, которая влечет за собой дробление и разрушение.
Изложенное в предыдущих стихах учение, которое не просто дозволяет сексуальные вольности в обычном смысле слова, но и сознательно поощряет их в таком смысле, который способен потрясти даже завзятого вольнодумца, удивит и встревожит любого мага, в особенности если он хорошо знаком с теорией и практикой своего искусства. «Да что же это такое, во имя Адонаи! — воскликнет он. — С незапамятных времен существует неоспоримая традиция, предписывающая заклинателю хранить целомудрие в период подготовки даже к самым элементарным операциям нашего Искусства. Разве не общеизвестно, что девственность — сама по себе одна из могущественнейших сил и одно из наиважнейших условий эффективности всякой Магии? Это не вопрос технических формул, которые и впрямь могут измениться вследствие такого события, как Равноденствие Богов. Это одна из тех вечных истин, на которых зиждется Природа Вещей — вне зависимости от среды и от каких бы то ни было особенностей места и времени».
В ответ на подобные рассуждения я могу лишь улыбнуться и кивнуть, выражая самое искреннее согласие. Единственное, в чем я могу с ними не согласиться, — это то, что, быть может, сам термин «целомудрие» до сих пор понимали превратно и что его надлежит истолковать по-иному. Схожим образом современная наука истолковала по-иному характер взаимоотношений между Землей и Солнцем, ни на йоту не погрешив против наблюдаемых в Природе фактов. И точно так же можно утверждать, что современные открытия в области физиологии продемонстрировали ошибочность представлений о сексуальных процессах, бытовавших в эпоху Осириса, когда целомудрие понимали как физическое воздержание, не отдавая себе отчета в том, какие тяжелые психологические и нравственные последствия — не говоря уже о физических — влечет за собой отказ от половой жизни. Это заблуждение уходит корнями в догмат о первородном грехе; при этом оно, как ни парадоксально, оправдывает поллюции, объявляя их непреднамеренным проступком, хотя это — то же самое, что утверждать, будто лунатик, сорвавшийся в пропасть, погибнет не до такой степени, как Эмпедокл или Сапфо1.
Учение Телемы полностью разрешает всю эту проблему, примиряя факты, установленные наукой, с предписаниями магии. Даже самому неоперившемуся новичку в алхимии должно быть очевидно, что, если и существуют на свете материальные субстанции, обладающие магическими свойствами, то primusinterpares1к их числу надлежит отнести то вещество, которое заключает в себе самую суть человеческой природы и служит перво-материей для того Великого Делания, в коем род наш разделяет божественную прерогативу сотворения человека — мужчины и женщины — по собственному образу и подобию.
Вопрос о том, осознается или нет эта воля к творению в каждом отдельном случае, очевидно, не столь уж важен. Пьяный Лот со своими дочерьми преуспел не меньше, чем обстоятельный Юпитер, растянувший ночь на сорок восемь часов, чтобы зачать Геркулеса.
Этим величайшим из талисманов от природы владеет каждый мужчина. Это его «драгоценная жемчужина», против которой все другие сокровища — хлам. И первейшая его обязанность — хранить эту субстанцию в чистоте. Он не должен допустить, чтобы она утратила свои достоинства из-за плохого питания или болезней. Он не должен пытаться уничтожить ее, как сделали Ориген и Клингзор. Он не должен расходовать ее впустую, как делал Онан.
Но, с другой стороны, не расходовать ее впустую невозможно по физиологическим причинам: каких бы высот мы ни достигли в воздержании, время от времени нам все же приходится спать. Поэтому Природа — по великой щедрости своей или предосторожности ради — снабдила нас этой субстанцией в таком избытке, что род человеческий не пресекся бы, даже если бы на тысячу женщин осталось лишь трое мужчин. Таким образом, проблема эффективности представляется практически неразрешимой.
1 Древнегреческий философ Эмпедокл, по преданию, покончил жизнь самоубийством, бросившись в жерло вулкана Этна, чтобы его чтили как бога. Схожую гибель приписывали легенды и поэтессе Сапфо, якобы бросившейся со скалы в море из-за неразделенной любви.
И вот мы сталкиваемся еще с одним с фактом, а именно: Нуит предписывает нам полную свободу в выборе способов применения этого нашего первейшего, самого главного или самого могущественного талисмана; и на первый взгляд кажется, что дозволение это сформулировано как абсолютно безоговорочное в самых ясных и однозначных словах. Кажется, что «Но все это — во имя мое» добавлено как бы между прочим. И тем сильнее наше потрясение, когда следующий стих ставит нас перед угрозой — правда, выраженной не вполне понятно, но от этого ничуть не менее страшной.
Первые мысли, которые приходят нам в голову по этому поводу, только усугубляют чувство неприятного удивления. Получается, что существует все же некий род действий, который строго-настрого запрещен — под страхом полного отпадения от закона свободы и превращения в преступников; и сколь же возрастают наши изумление и ужас, когда мы осознаём, что этот единственный акт, который может предать нас проклятию, — не что иное, как естественное отправление совершенно неконтролируемой природной функции, бессознательная реакция на непреодолимое побуждение. Мы возвращаемся к предыдущему стиху… мы еще раз перечитываем всю главу… Да, нам позволено досыта вкушать любовь по воле своей, когда, где и с кем мы пожелаем; и единственное, чего мы не находим, — это разрешения вкушать любовь ради какой угодно цели. Напротив, при всем бесконечном разнообразии дозволенных средств законной целью объявляется лишь одна и только одна. Объект этого деяния может быть только один: оно должно быть обращено к Нуит. Дальнейшие размышления до некоторой степени нас успокаивают, привлекая наше внимание — хотя и не напрямую, как мог бы сделать юрист, а косвенно, — к некоторым природным фактам, определяющим этическую сторону проблемы. Нуит — это то, откуда все мы вышли, и то, куда мы все мы вернемся. Избежать последнего так же невозможно, как задним числом изменить первое. Этот талисман, несущий нашу физическую самобытность сквозь века, мы получили от Нуит. Следовательно, мы должны вернуть его Ей; и осквернить даже малую частицу этой чистейшей и бо-жественнейшей квинтэссенции нашей сущности — очевидным образом значит совершить величайшее кощунство. Все в природе должно применяться строго по назначению. И наш первый долг перед самими собой — сохранить вверенное нам сокровище: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою потеряет?»1
Природа человека индивидуальна. Во всем свете не найдется двух одинаковых лиц, не говоря уже о двух одинаковых личностях. Разнообразие форм поистине невыразимо; красота безмерно многолика; но при этом все несет на себе печать единства, ибо все изошло из лона Нуит — и все в него возвратится. Понимание этой тонкости — знак божественности. Для того, кто это знает, все сущее — свобода; для того, кто об этом не знает, все сущее — рабство. Поскольку нет двух одинаковых личностей, не может быть и двух одинаковых выражений истинной воли; а первейшая, чисто физическая, форма самовыражения каждого человека — это уникальные проявления его сексуальности.
С одной стороны, нельзя утверждать, что существуют какие-то смыслы, которые нельзя вкладывать в эти проявления, — ибо «Нет закона, кроме «Твори свою волю»» [Ш:6о]. Но, с другой стороны, можно и нужно утверждать, что смысл, свидетельствующий о незнании или забвении основной истины Мироздания, — это признак того, что покровы, отделяющие душу от сознания, утратили свою прозрачность и породили иллюзию, которую соискатель называет Скорбью, а непосвященный — Злом. —
Сексуальный акт (даже у самых неразвитых и грубых представителей человечества) — это то самое средство, которое рассеивает туман нашего «я» на один экстатический миг. Мы инстинктивно чувствуем, что этот физический спазм — символ чуда Мессы, кое преображает материальную гостию, состоящую из пассивных элементов, земли и воды, в субстанцию Тела Божьего; поэтому неудивительно, что мудрый человек страшится осквернить столь возвышенное таинство. Именно эта / истина, понятая лишь отчасти, полуинстинктивно и лишь наполовину осознанно, побудила его окружить сексуальную сферу всевозможными табу. Но в малом знании — много опасностей. Страх породил нелепые фантазии, а недостаток наблюдений привел к бесконечным предосторожностям, ни в коей мере не оправданным эмпирически. Точно таким же образом человек борется с аналогичными трудностями и в других областях. История помнит врачей, пытавшихся спасаться от чумы, с одной стороны, молитвами, а с другой — бесполезными травами. Сердце вампира пронзали обожженным колом, а жертву его защищали чесноком. С одной стороны — Сила Господня: кто усомнится в ней? С другой — сила вкуса и запаха: тоже известные факты. И человек ставил одну силу против другой, не отдавая себе отчета, насколько они несопоставимы: с таким же успехом он мог бы поставить против силы стальных мечей силу цвета своих доспехов. Современная наука, разработавшая правильную классификацию, прояснила природу магической связи. Мы больше не смешиваем планы. С физическими явлениями мы работаем физическими средствами, с духовными явлениями — средствами духа. Мы находим истинные причины явлений и не пытаемся более разрубить гордиев узел нашего невежества мечом какого-нибудь гипотетического пантеона.
Данные физиологии развеяли все сомнения в великой силе нашего природного талисмана. А благодаря современным психологическим открытиям стало понятно, что сексуальные особенности каждого человека — это своего рода иероглифы, загадочные, но поддающиеся расшифровке и способные рассказать о его прошлом, во-первых, о его отношениях с окружающим миром в настоящем — во-вторых, и в-третьих — о том, как он может повлиять на свое будущее.
Эти наиважнейшие стихи «Книги Закона» свидетельствуют, что Нуит осознаёт все эти факты и считает их, не больше, не меньше, той комбинацией цифр, что отомкнет запертый сейф нашего будущего. «Так» (т. е., при помощи этого учения) «возродится мир, малый мир — сестра моя» [1:53] • Непонимание смысла сексуальности, невежественный страх, подобный туману, невежественная похоть, подобная ядовитым испарениям, — все это мешало человечеству понять себя и осуществить свое предназначение, сознательно сотрудничая с судьбой; мешало куда сильнее, чем десятки других вещей, вместе взятых. Заблуждение это рождало чудовищ из темного чрева свой инфернальной тайны, омрачая даже религию гнусной ложью.
Ни в одном из выражений сексуального инстинкта нет ничего нечистого или унизительного, ибо, по определению, в каждом из них непроизвольно проявляется образ Воли человека, а каждый человек—неважно, мужчина или женщина, — есть звезда; пенсильванец со своей свиньей ничем не хуже Святого Духа с Марией; Сапфо с Аттидой и Аполлон с Гиацинтом столь же совершенны, сколь и Дафнис с Хлоей или Галахад, посвятивший себя Граалю. Единственное, что при этом требуется, единственное, что в совершенстве очищает, освящает и возводит в ранг священнодействия каждый сексуальный акт — независимо от каких бы то ни было частных физических и психологических обстоятельств, ему сопутствующих, — это осознание любви как таинства. В качестве же Магической Операции (формула которой сводится к принципу соединения двух противоположностей и растворению, уничтожению их обеих — ради сотворения третьего объекта, превосходящего эти противоположности, — в результате чего фаза двойственности, порождающей осознание несовершенства, начинает восприниматься как абсолютное ничто, в самой идее своей тождественное этой двойственности) применение данного физического метода есть свершение Великой Работы.
В обобщенном виде эти соображения можно представить так:
1. Магическая суть акта любви никоим образом не зависит от сопутствующих ему обстоятельств, таких, как личности его участников и особенности их самвыражения на каком бы то ни было плане. Каждый человек, будучи звездой, обязан самому себе следовать по своей орбите, родственной тем элементам, из которых он состоит; светить своим собственным светом, цвет которого должен быть сообразен его особой природе; вращаться и мчаться вперед в силу природного самодвижения; и поддерживать взаимосвязи со своей галактикой, оставаясь на своем особом месте во Вселенной. Само его существование — единственное и достаточное оправдание его содержанию и его проявлениям.
2. Единственная ошибка, которую он может допустить, — это отступить от осознания себя как объекта, уникального в своем роде, с одной стороны, и необходимого с точки зрения стандартов природы — с другой.
«Книга Закона» в простых и ясных словах призывает преобразовать это учение в практическое правило, согласно которому каждый мужчина и каждая женщина смогут наслаждаться своей сексуальной жизнью во всей полноте и превратить ее в то, чем она должна быть по праву, а именно — в самую священную часть жизни религиозной («священную» — потому, что она наделяет духовной святостью даже самые грубые физические проявления) . Каковы бы ни были ваши сексуальные предпочтения, по Закону Телемы вы вольны быть именно такой звездой, какой вы являетесь от природы, и в радости идти своим путем. В этом стихе не сказано прямо, но в других местах подразумевается, что единственный признак ошибки в истолковании вашей истинной Воли — это ложное представление о том, что для ее исполнения вам придется чинить препятствия Воле другой звезды. Поэтому можно принять как общее правило, что не подобает уничтожать, калечить или оскорблять другую звезду ради своего сексуального удовлетворения. Обязательное условие любого акта — взаимное согласие. Разумеется, надо понимать, что согласие не всегда бывает выражено явно. Бывают случаи, когда соблазнение или изнасилование служит к освобождению или посвящению того, кто ему подвергся. Но судить о правомочности подобных действий можно лишь по их результатам.
На практике самая главная предпосылка сексуального акта — непроизвольное и непреодолимое влечение; это пробуждение воли к творению, окрашенное восторженной страстью. Этому состоянию надлежит благоговейно служить всеми возможными способами. Надлежит проводить исследования и эксперименты, которые помогут развить и разнообразить сугубо практическую сторону любви. Во всех областях науки и искусства, во всех сферах человеческой деятельности надлежит подчеркивать и превозносить проявления этой восторженной страсти. Г»И на ее утоление надлежит обращать все свои силы, без колебаний бросая самую жизнь на прилавок Торговца Безумием. Да воссияют на стали вашего шлема златые буквы девиза: «Сверх I меры — во всем!»
Эти указания почерпнуты из последующих стихов, из главы III «Книги Закона».
Но высшее и абсолютное предписание, стержень вашего рыцарского обета, — в том, чтобы вы посвятили свое копье славе Владычицы вашей, Звездной Царицы, Нуит. Само ваше рыцарское звание покоится на отказе сражаться за любое меньшее дело. В этом — ваше отличие от разбойника и бандита. Вы возложили свою жизнь на Ее Алтарь. Вы достойны Ее в силу того, что готовы сражаться ради Нее в любое время, в любом месте, любым оружием и любой ценой. Ради Нее — Той, от Кого вы пришли, Той, Кому вы принадлежите, Той, к Кому вы стремитесь, — вы превратили свою жизнь в одно непрерывное священнодействие. Каждое ваше слово — во славу Ее, каждая ваша мысль — о любви к Ней. Вся ваша жизнь — один бессловесный крик, возглас экстаза, предельное напряжение страсти, обладание Ею и Смерть ради Нее. Все ваши деянья — единый жреческий акт, в котором вы предаете Ей свое тело. Гостия в этом таинстве — диск Солнца, одной из звезд Ее тела. Ваше сердце в каждом биенье своем источает кровь в Ее чашу. Это вино Ее жизни — сок ягод вашей лозы, созревшей под солнцем. Этим вином вы пьяны. Оно омывает ваш труп — частицу преломленной Гостии, кою вы, Жрец, погрузили в златую чашу Ее. Вы, Рыцарь и Жрец Ордена Храма, служа Ее мессу, чрез Нее становитесь Богом — через любовь и смерть. И это — дея-нье любви, в каком бы обличье оно ни предстало: будь то с конем, как у Калигулы, с чернью, как у Мессалины, с великаном, как у Гелиогабала, с деревом, как у Нерона, или с чудовищем, как у Бодлера; будь то любование кровью, как у де Сада, вожделенье к мехам и хлыстам, как у Захер-Мазоха, страсть к перчаткам, как у Иветт Жильбер, или умиленье младенцами, как у Э.Т. Рида из «Панча»; любит ли человек лишь самого себя, презрев остальных, как Нарцисс, отдается ли без любви всем, кто любит его, как Екатерина, или же, наконец, замыкает вожделенье в душе от осознанья тщеты всего телесного и превращает всю свою жизнь в одну безудержную спинтрию воображения, как Обри Бердслей, — способ не имеет ни малейшего значения. Бах идет одним путем, Ките — другим, Гойя — третьим. Важна только цель: всякое деянье любви — в любой своей форме — предназначено для того, чтобы служить Нуит, любить Ее, достичь Ее и стать Ею.
«Отсечь последствия» акта любви так же невозможно, как и последствия любого другого поступка. Если уж вы обладаете вышеупомянутым талисманом, то время от времени его приходится использовать, желаете вы того или нет. Совершив нечто такое, из-за чего он утратит силу или сократится в количественном отношении, вы оскверните самого себя и предадите доверие, оказанное вам, когда вы приносили присягу по вступлении в тот суровый рыцарский Орден, имя которому — Мужество. Мощь этого талисмана неодолима, как и любая другая природная сила. Всякий раз, когда она пускается в ход, должно родиться некое дитя. И дитя это должно быть сотворено по вашему образу и подобию; оно должно стать символом вашей природе и выражением вашей истинной бессознательной Воли.
Разумеется, далеко не каждый акт любви приводит к рождению ребенка в буквальном, физическом смысле этого слова. Что же происходит в тех случаях, когда это естественное следствие предотвращается (будь то по случайности или преднамеренно)? Материалист мог бы заявить, что химическое соединение, разрушившись, лишается силы, подобно тому, как серная кислота теряет свою агрессивность, если нейтрализовать ее едким натром. Но плох тот материалист, который заявит нечто подобное! Необходимо принимать в расчет весь потенциал кислоты. Даже утратив возможность разъедать металл, она по-прежнему может карбонизировать сахар, вырабатывать газ, выделять тепло и так далее, реализуя так или иначе всю полноту способностей, которые достались ей в наследство от сил, затраченных на ее формирование. Представление о том, что вещество может попросту исчезнуть в ходе каких-либо преобразований, противоречит закону сохранения материи и энергии. Представление о том, что человек — существо, потенциально способное преобразить лик Земли, — после смерти целиком и полностью превращается в косный труп, противоречит самой Природе. Все, чем он являлся при жизни, так или иначе должно сохраниться; и если форма, которую оно примет, окажется недоступна одной группе чувств, — что ж, есть и другие!
Сама идея возникновения объектов из ничего и исчезновения их в ничто рухнула вместе с теорией флогистона.
Даже скептику — и, более того, именно скептику в первую очередь — должно быть совершенно очевидно, что наш талисман, один-единственный микроскопический змей в составе которого способен возвести себе такую обитель, из которой будет повелевать телами других людей на протяжении целого поколения, как Александр, или умами их — на протяжении целой эпохи, как Платон, не может быть уничтожен или сведен на нет никакими мыслимыми силами.
Этот талисман вступает в силу сразу же, как только покинет свою цитадель. Об этом знали еще древнееврейские раввины, говорившие, что прежде, чем Адам обрел Еву, от семени его, пролитого во сне, зачала и понесла Лилит, и так явились на свет смешанные племены сатиров, эльфов и тому подобных созданий, населивших потайные области земли, не доступные органам чувств обычного человека.
Я принимаю как данность, что всякое излияние этого талисмана неизбежно влечет за собой рождение ребенка на том или ином плане нашей бесконечно разнообразной вселенной. Ребенок этот непременно наследует частицу природы отца; характер же его определяется отчасти средой, в которой этот ребенок взращивается до полного проявления, живет и, наконец, претерпевает то преображение, которое мы называем смертью, а отчасти — сокровенной волей отца, на которую в момент отделения талисмана может, однако, повлиять его сознательная воля.
Ввиду последнего обстоятельства чрезвычайно важно научиться осознавать свою истинную сокровенную Волю, свою сущностную природу. Это и есть Великая Работа, исполнив которую, человек достигает адептата, если только признаёт, что его сознание — ввиду своей зависимости от внешних обстоятельств — остается всего лишь смутным отражением солнца в грязной воде, тогда как истинное Солнце — это его Безмолвное «Я». И если такой человек хочет развивать свои способности, ему надлежит использовать этот могущественный талисман для творения по своему образу и подобию.
Но, при всей своей чудодейственной мощи, этот талисман еще и необыкновенно чувствителен. Если поместить его в неблагоприятную среду, он может породить гротескные или опасно искаженные образы отцовского Слова. Всем известно, что здоровых детей рождают и взращивают здоровые матери, любящие и достойные спутницы своих мужей. Дети же, зачатые в ненависти, в пьяном угаре или в болезни, почти всегда несут на себе физические и духовные следы злоупотребления этим талисманом. На детей — до третьего и четвертого колена — ложатся грехи не только отца, но и матери, и даже всего их общественного окружения. И сделанного не воротишь: человек в одно мгновение может разрушить свое царство — наследие бесчисленных династий, соблюдавших биологическое благоразумие.
Очевидно также — помимо всех магических соображений, — что злоупотребление этим талисманом влечет за собой всевозможные нравственные, душевные и духовные беды. Неправильный с тактической, стратегической или же с обеих точек зрения подход к сексуально жизни — постоянная причина преступлений, психических и физических болезней и вырождения.
«Книга Закона» настоятельно подчеркивает важность всех этих идей. Акт любви должен быть спонтанным и абсолютно свободным. Человек должен быть верен себе. Ромео не должен вынуждать себя жениться на Розалине по семейным, общественным или финансовым причинам. Никакие расовые или религиозные соображения не должны ставиь преград между Дездемоной и Отелло. Гомосексуал не должен осквернять свою природу и совершать духовное самоубийство в попытках подавить или извратить любовь — попытках, к которым так часто побуждают его невежество и страх, стыд и слабость. В ка-Lkom бы деянье ни выражалась душа, только это деянье законно — и никакое иное.
Но, с другой стороны, каково бы ни было это деянье, оно всегда остается священным таинством и даже в самом профанированном виде не теряет свой эффективности. Оно всегда дает плоды; и профанировать его— значит всего лишь превратить эти плоды из пищи в яд. Деянье это должно быть чистым и страстным. Его надлежит понимать как слияние с Богом в сердце Святого Святых..Всегда нужно помнить, что от этого действа родится дитя. Нужно выбрать среду, сообразную качествам, которыми вы желаете наделить своего ребенка. Нужно начертать свою сознательную волю на чистых водах невозмутимого ума огненными письменами, Солнцем своей Души. Нельзя привносить в талисман посторонние влияния, как это происходит, когда «я», наделенное речью, противоречит его подлинному предназначению. Если ваша истинная Воля, смысл вашей инкарнции, заключается в том, чтобы нести мир и спокойствие на Землю, не должно совершать акт любви из побуждений, основанных на ревности или зависти.
Необходимо укреплять свое тело, как только возможно, и защищать его от всех невзгод, дабы субстанция талисмана не утратила своего совершенства. Необходимо хранить свой ум в покое и безмятежности, обогащать его знанями, организовывать его способности и разрешать возникающие в нем конфликты, дабы он по-настоящему понимал ваше Безмолвное «Я», разбирая в свете Его велений все частные жалобы и неуравновешенные мнения, поддерживая сосредоточенность Воли внутри своих укрепленных рубежей и с безраздельным энтузиазмом принимая Господство Его замысла, находящего выражение в вышеназванном действе. Воля должна запечатлеваться в субстанции талисмана. Выражаясь языком алхимии, она должна быть той Серой, что закрепляет Ртуть, которая, в свою очередь, определяет природу Соли. Весь человек, от сокровеннейшего Божества внутри себя и до кончика самой крошечной ресницы, должен действовать как единый слаженный механизм, в котором не найдется ни одной бесполезной, ни одной дисгармоничной детали; он должен быть как перун в деснице Зевса. Пусть он отдастся весь единому акту любви. Пусть перестанет сознавать себя чем-то иным, кроме Воли. У него не должно быть воли; он должен сам — весь, без остатка, — преобразиться в Волю.
И, наконец, этот акт должен стать наивысшим. Пусть исполнит его и умрет. Умерев же, пусть снова восстанет, освободившись от той, прежней Воли — свершив -ее в таком совершенстве, чтобы в нем не осталось ни единой ее частицы. Воля эта должна излиться в сосуд — вся до последней капли. И тогда дитя, которое она породит, будет всецело от духа.
Но этого недостаточно. Почва, в которую ложится семя, должна быть готова принять его. Надлежит выбрать место с подходящим климатом; надлежит обработать поле; и всех врагов, способных покуситься на жизнь новорожденного, надлежит изгнать туда, откуда злоба их не сможет повредить ему. Все эти соображения очевидны в случае, когда речь идет о рождении детей в физическом смысле слова. Нужно правильно выбрать женщину, которая станет матерью ребенка, и обеспечить ей подходящие условия. Но к актам любви, не рассчитанным на физическое продолжение рода, все это относится в еще большей степени, ибо плод в утробе матери защищен многими поколениями биологической адаптации, духовные же дети более подвержены болезням и уродствам, ибо состоят из материи более тонкой и уязвимой. Ввиду бесчисленного многообразия возможностей, раскрывающихся в процессе творения, каждый адепт должен решать эту проблему сам для себя, приложив к тому все свои силы. Существуют магические способы установления связи между накопленной силой и материей, на которую маг желает ею воздействовать; но методы такого рода желательно передавать в личных наставлениях и осваивать на практике самостоятельно. Приведенное здесь описание — всего лишь голая схема, но даже и она с легкостью может ввести читателя в заблуждение.
Однако общее правило гласит, что надлежит заранее обеспечить всё необходимое, чтобы желаемая вещь легче явилась на свет, и устранить все противоречащие ей влияния, дабы предотвратить опасность выкидыша.
К примеру, человек, стремящийся поправить здоровье, должен содействовать своей Магической Воле, принимая все подобающие гигиенические и медицинские меры. Человек же, намеревающийся развить свой художественный талант и стать скульптором, должен посвятить все свои силы обучению и тренировке, окружить себя прекрасными образами и, по возможности, поселиться в таком месте, где сама природа несет на себе печать перстов Великого Зодчего.
Пусть каждый избирает предмет своей страсти по кивку своего Безмолвного «Я». И да не затмят Солнца его Души предрассудки, порожденным ощущениями, эмоциями или рациональным умом! Взаимное притяжение невозможно спутать ни с чем, под какими бы масками ни пытался скрыть его наш рассудок. Без него же, без этой могучей и чистой страсти, нет и Магической основы для Таинства. Но притяжение такого рода — это лишь первое условие. Когда два человека становятся близки, каждый пик утоления страсти снова и снова сокращает расстояние между ними, побуждая к взаимному наблюдению, а предельная ясность ума, наступающая вслед за разрядом накопившейся магнетической силы, делает обоих непомерно критичными. Чем сложнее организован ум, тем с большей вероятностью события развиваются именно так; и тем больше опасность обнаружить какую-нибудь неприятную мелочь, которая в конце концов — как подсказывает нам опыт — останется единственным возможным предметом для наблюдений; так, мы продолжаем помнить о бородавке на носу какого-нибудь давнего знакомого, даже когда забудется все лицо.
Поэтому любящий должен соединиться с объектом Любви не просто в силу физического влечения, а по Воле к такому страстному содружеству, для которого Воля-к-любви служит всего лишь Магическим символом. Быть может и нет на свете двух одинаковых воль, однако могут найтись две воли, настолько родственные друг другу, что в их проявлениях не будет никаких разногласий. Недостаточно найти партнера пассивного типа, который только и способен, что блеять «да будет воля Твоя!»: это неизбежно кончится презрением, скукой и утратой доверия. Необходима такая страсть, которая сможет гармонично смешаться с вашей собственной. При этом совпадение областей, в которых находят свое выражение умы партнеров, не обязательно; наоборот, даже лучше, когда два совершенно несхожих мира мышления и опыта приходят к родственным выводам. Важна, однако, близость по самому складу ума; важно, чтобы механизмы мышления основывались на схожих принципах. Каждый партнер должен понимать психологию другого.
Общественное положение, физический облик и бытовые привычки гораздо менее важны, особенно в обществе, принявшем Закон Телемы. Терпимость естественным путем порождает тактичность, а тактичность, в свою очередь, облегчает бремя терпимости. Как бы то ни было, большинство людей, особенно женщин, весьма искусно приспосабливаются к своему окружению. Я говорю «особенно женщин» потому, что женщины почти всегда осознают важную часть своей истинной Воли — волю к деторождению. Все прочее для них по сравнению с этим несерьезно; и все вопросы, не имеющие к этому отношения, они отбрасывают как несущественные, быстро приобретая навыки, которые требуются от них для поддержания семейной гармонии как условия, благоприятствующего продолжению рода.
Разумеется, то, что я здесь описал, — это лишь идеальная модель. На деле мы обычно не реализуем и третьей части отпущенных нам возможностей. Наш магический «мотор» обрел бы небывалую мощь, если бы мы научились эффективно использовать заложенные в нем «лошадиные силы» хотя бы на 10 процентов. Но подавляющее большинство людей понятия не имеют, что значит принимать Любовь как серьезное и священное действо, что значит смотреть на мир глазом микроскописта или внимать ему сердцем и мозгом художника. Своим невежеством и стыдом они превратили Любовь в гниющий чумной труп; они рушат над собою храм Любви, а Любовь в отместку сокрушает их жизни.
Шансы найти подходящий объект Любви свелись почти к нулю из-за подмены тех необходимых условий для нее, что были описаны выше, совершенно искусственными и неуместными соображениями: ограничениями, налагаемыемыми на сам любовный акт, институтом брака, общественным мнением, заговором молчания, преступными законами, финансовыми оковами, избирательностью по принципам расовой, национальной, сословной, религиозной, социальной, политической и даже семейной принадлежности. Нашу планету населяют миллионы людей, но среднестатистическому человеку дозволено выбирать себе пару в лучшем случае из пары десятков «приемлемых» кандидатур.
Добавлю к своему храму еще один столп. Слишком часто случается так, что два человека, полностью подходящих во всех отношениях для взаимной любви, не имеют возможности адекватно выразить эту любовь, ибо попросту неосведомлены о технике любовного акта. То, что должно явиться кульминацией Мессы в Природе — явление Бога во плоти, — оказывается столь грубым, неуклюжим и низменным, что неизбежно вызывает разочарование и отвращение. Обе стороны с ужасом осознают, что творится что-то неладное. Но они не знают, как поправить дело. Они стесняются обсуждать это. У них нет ни опыта, ни наставника, ни воображения, которое подтолкнуло бы к экспериментам. В результате тысячи чувствительных
влюбленных отворачиваются от Любви и осыпают Ее проклятиями. А несметные миллионы людей, не столь тонко чувствующих, принимают происходящее как данность, смиряются и терпят, пока Любовь окончательно не выродится для них в виноватое пресмыкание в грязи. Они тащатся по этой грязи на навозной телеге, вместо того чтобы мчаться в небеса «на колеснице огненной и конях огненных».
Причина всех этих несчастий — ужас, который внушает людям Любовь. За последнюю сотню лет каждый автор, мало-мальски достойно писавший на темы морали, сознавал своим долгом обрушить громы и молнии вперемешку с градом серным и огненным на Содом и Гоморру современности, где полагают, что Любовь постыдна и должна скрываться от глаз, или же обмазывают ее навозом сантиментов, дабы свиньи, населяющие сии города, смогли узнать в ней свой идеал. При этом нам почему-то не приходит в голову заявить художнику, что искусство его столь священно, столь омерзительно, столь великолепно и столь позорно, что ему ни в коем случае не следует ни самому учиться пользоваться орудиями своего ремесла, ни ходить в школу, где его могли бы обучить смотреть на мир своими глазами и воспроизводить увиденное своею рукой. Человеку, который хочет врачевать болезни, мы не запрещаем постигать свой предмет во всей его полноте, от анатомии до патологии, и не требуем, чтобы он, впервые в жизни взяв в руки скальпель, тотчас удалил бы аппендикс какому-нибудь ценному для общества архиепископу.
Но ведь любовь — это тоже искусство, не уступающее искусству Рембрандта; это тоже наука, не уступающая науке Листера2. Разум должен выразить сердце во внятной речи; тело должно стать храмом души. Животный инстинкт присущ человеку не в меньшей мере, чем обезьяне или быку. Но, с точки зрения нравственных норм буржуа, весь акт любви должен сводиться к проявлениям этого инстинкта. И в том виде, в каком его знает буржуа, этот акт и впрямь унизителен. Для него этот акт нелеп, непристоен и груб, как у неразумной скотины; это возня в грязи, недостойная гордого звания человека и величия сокрытого в нем Божества. Для него он так же мерзок, как чавканье дикаря, когда тот набивает рот сырой печенью врагов или жадно лакает джин, выторгованный у белого человека. Но даже если подобная пища вызывает у нас отвращение, значит ли это, что есть и пить — преступление? И как нам удалось дойти от каннибальских котлов до Лаперуза и Николса, если не путем тщательного отбора и серьезных, увлеченных исследований?
Для буржуа акт Любви — это просто разрядка напряжения, физического, как при дефекации, и нравственного, накопившегося под гнетом рутинной добропорядочности; это блаженное, хоть и недолгое, возвращение на уровень скота, которого он якобы презирает. Это своего рода опьянение, которое ненадолго притупляет его стыд, но затем ввергает его еще глубже в пучину отвращения. Это грязный, мерзкий и бессмысленный поступок. Более того, это даже не собственный его поступок, а действие, навязанное ему неким исполином, перед которым он совершенно беспомощен; он выполняет его почти бессознательно, как безумец или как автомат. Он — словно деревенский дурачок, заблудившийся в лесу и бредущий через черное, зловонное болото, источающее тысячи опасностей, грозящее смертью, болезнью и прочими несчастьями всевозможных видов и форм. Секс для него — торговец Крысиным Ядом в свинцовой обертке, которую он мнит серебром; и за этот сомнительный товар он платит дважды: сперва — отвращеньем и страхом, как трус, а после, жадно набив себе пузо, — болью и рвотой.
Все это он прекрасно знает; во всем этом он полностью отдает себе отчет; и — в свете его собственного подхода — он совершенно прав, что боится Любви и ненавидит ее, прячет ее от всех и от себя самого и клянется, что к ней непричастен. Запеленав труп Любви в тряпки сентиментальности, в эти мерзкие сальные лохмотья, он цедит с надменной усмешкой, что никто никогда не видел Любви нагой; когда же дремлющий в нем скот заворочается во сне, он примется мазать эту мумию грязью, похотливо мыча, что Любовь — никакое не Божество во Храме Человека, а всего лишь кусок мертвечины, как ячмень у него на глазу.
Но мы, телемиты, как всякий художник, способный любить Любовь, без страха и без стыда взираем в лицо Божеству — ив собственной нашей душе, и во всей Природе. Хотя и мы, подобно буржуа, употребляем слово Любовь, но для нас оно не настолько опошлено, чтобы стать рутиной1; неоскверненное, оно вечно пылает в своем святилище, возрождаясь во всей первозданной чистоте с каждым вздохом жизни. Однако то, что мы называем Любовью, — это нечто такое, чего буржуа не видел за всю свою жизнь. Он отродясь не слышал и даже не помышлял в сердце своем ни о чем подобном. Мы понимаем Любовь как самую суть Перемен, а Перемены — как Жизнь всей Материи, сущей во Вселенной. Мы понимаем Любовь как способ Движения Воли к Перемене. Для нас каждый поступок есть акт Любви, ибо каждый поступок подразумевает Перемену. Жизнь — восторженный танец; ритм ее — бесконечный экстаз, который никогда не утомит нас, никогда не приестся. Наслаждение, которое этот танец дает нам лично, проистекает не только из нашей собственной роли в нем, но и от осознания его совершенства в целом. Мы изучаем его строение; мы расширяем свою личность, теряя себя в постижении этого целого; и в конце концов мы сливаемся с ним воедино. Вслед за египетским посвященным мы восклицаем: «Нет в нас ни единой части, что не от Богов», — и добавляем антистрофой: «Нет в Богах ни единой части, что не от нас»2.
Поэтому та Любовь, которая есть Закон, нисколько не ниже Любви в узком, личном смысле этого слова. Ибо Любовь, преображающая Двоих в Одно, есть то же самое орудие, посредством которого даже последние Двое — «Я» и «Не-Я» — могут достичь Единства в мистическом браке Невесты, Души, с Тем, кто от века сужден ей в супруги; о да! со Всевышним, с Истиной, с Богом Всего-во-Всем.
Поэтому мы говорим, что Любовь свята, что она — религия нашего сердца, наука помыслов наших. Разве Она не достойна Своих законных Обрядов, Своих жрецов и поэтов, Своих творцов красоты в красках и формах, призванных славить Ее, Своих музыкантов, чтобы Ее воспевали? Разве Она не достойна Своих богословов, что, проникая мыслью в сущность Ее, будут о Ней возвещать? Разве не вправе и те, кто допущен только в преддверие храма Ее, причащаться Ее природе? И не должна ли наша наука измерить Ее, открыть глубины Ее, исчислить Ее высоты и разгадать наконец законы Ее естества?
И вот еще что: для нас, телемитов, воспитавших сердца и умы свои так, чтобы править искусно этой небесной ладьей — кораблем Любви, воспаряющим к самому Солнцу, — для нас акт Любви есть посвященье тела Любви. Мы приносим тело свое на алтарь Любви, чтобы даже животное в нас послужило Воле Души. Поэтому нам надлежит изучать искусство Плотской Любви. Негоже нам быть невеждами и неумехами. Мы должны быть холодны и опытны, как хирурги; мы должны превратить свой разум, глаза и руки в совершенные орудия Воли.
Нам надлежит изучать этот предмет беспристрастно и не таясь. Будем помнить, что во всякой науке нужно читать учебники, слушать лекции, посещать демонстрации и защитить диплом — и только затем уже переходить к практике.
Произнося эти слова, «акт любви», мы имеем в виду совсем не то, что подразумевает под ними буржуа. Для него это — уродливые корчи, как у припадочного; для него это — скотская возня, бессмысленные судороги и муки борьбы с отвращением и стыдом.
Мы же говорим, что акт любви должен быть подлинным (искусством; мы_обучены выражать душу и дух на языке тела. Мы не отрицаем реальности тела и не презираем его; но мы трак-утуем его только как орган выражения нашего «Я», и никак иначе. При этом мы сознаем, что оно должно подчиняться своим собственным законам: законы разума или морали для него непригодны. Мы любим; иными словами, мы жаждем единения; следовательно, каждая из двух сторон, желающих единения, должна изучать другую; каждую бабочку мысли надлежит рассмотреть в полете и дать ей такой цветок, который будет ей милее всех. Лексикон Любви небогат, слова ее просты и избиты; любые замены им — слишком высокопарны. Все это не трогает сердца.
Но язык тела неисчерпаем; одними только ресницами можно беседовать ночь напролет. Речи тела нежны и изысканны, как тени от листьев Древа нашей Души, колеблемого ветром Любви; они так утонченны, что ни Ките, ни Гейне в поэзии, ни Брамс, ни Дебюсси в музыке не сумели облечь их плотью. Каждый художник знает эту муку — невозможность выразить свой замысел в материале; и чем более он велик, тем глубже отчаянье. Но то, чего ни один из них не смог добиться за всю свою жизнь, полную страстного пыла, в совершенстве воплощает тело любого человека, который познал любовь и усвоил, как надо любить.
Примечание: маг, который знает, как формировать необходимые связи, может с успехом использовать любое, без исключения, действие для достижения любой поставленной цели.
53. Так возродится мир, малый мир — сестра моя, сердце мое и язык мой, для которых я шлю поцелуй сей. И ты, о писец и пророк, хоть ты и из царского рода, это тебя не утешит и не освободит. Но для тебя — экстаз и радость земная: вовеки «Ко мне! Ко мне!»
Комментарий. Понятно, что «поцелуй» (то есть эта Книга) возродит Землю, утвердив на ней Закон Свободы. Выражение «сердце мое и язык мой» на первый взгляд может показаться просто красивой метафорой; но, вероятно, в нем заключен некий более глубокий смысл, который покамест от меня ускользает.
Вторая часть стиха — это, по-видимому, ответ на некую мою невысказанную мысль, сводившуюся к тому, что моя работа завершится с получением этой Книги. Нет; хоть я и «из рода царского» и имею право обрести свою законную награду, мне суждено продолжать Работу и далее.
***********************************************************************
Глава 2
4. Но она будет познана, а я — никогда.
Комментарий. См. ниже, стих 13, где сказано: «ты» (т. е. Зверь, который здесь выступает как Маска, или «личина», Хадита) «был тем, кто знает». Хадит способен познавать, Нуит же — быть познанной. Есть нечто общее между Нуит и понятием нирваны, «Безбрежного Моря», в котором Знания Нет.
Хадит сокрыт в Нуит и знает Ее, ибо Она — объект познания; но сам Он непознаваем, ибо Он — всего лишь та Ее часть, которую Она создает, дабы быть познанной.
5. Се! ритуалы прежних времен черны. Да будут отринуты те из них, что исполнены зла; благие же да будут очищены пророком! Тогда это Знанье пойдет верным путем.
Комментарий. «Прежние времена» — это Эон Умирающего Бога. Некоторые из его ритуалов основаны на совершенно ложной метафизике и космогонии; но есть и такие, в основе которых лежит Истина. Последние мы поправляем, от первых же избавляемся.
Упомянутое здесь «Знанье» — это Мудрость посвященных нынешнего зона, Эона Хора.
Подробнее о новых принципах Магии см. часть III «Книги Четыре».
Обратите внимание, что Знание — это Даат, Дитя Хокмы и Бины и венец Микропрозопа; но Даат не входит в число сефи-рот, и ее место — в Бездне. Эта символика указывает на тот факт, что Знание — вещь невозможная по самой своей природе, ибо оно подразумевает Двойственность и, следовательно, является относительным. Любое высказывание, относящееся к области Знания, можно записать как «A R В» — «А и В связаны друг с другом отношением R». Если при этом А и В тождественны друг другу, то подобное высказывание не несет в себе никакого знания. Если же А не тождественно В, то «A R В» подразумевает «А тождественно ВС», а такая формулировка требует существования уже трех различных идей. В любом случае мы приходим либо к тождеству, в конечном счете не означающему ничего, либо к приумножению разнообразия идей, которое кажется осмысленным лишь до тех пор, пока мы не пытаемся довести анализ каждого из членов высказывания до его простейших логических составляющих. Например, высказывание «сахар есть сахар» очевидным образом не содержит в себе никакого знания. Но точно так же не содержит никакого знания и такое высказывание, как «Сахар есть сладкий белый кристаллический углевод». Ибо эти четыре эпитета описывают всего лишь наши сенсорные впечатления; а определить свои сенсорные впечатления мы можем лишь через такие понятия, как все тот же сахар. Иначе говоря, «сладость» мы определяем как «качество, которое наши вкусовые рецепторы приписывают меду, сахару и прочим подобным веществам»; «белизну» — как «цвет, в котором нашему зрению предстают такие предметы, как цветы магнолии, оксид цинка, сахар и прочие», и так далее. Таким образом, сколько бы мы ни пытались избежать проблемы, плодя разнообразие, любое высказывание в конечном счете сводится к тождеству. Поэтому Знание не является «вещью-в-себе»; и ему совершенно справедливо отказано в месте на Древе Жизни: оно принадлежит Бездне.
Помимо вышеприведенных соображений, можно отметить, что даже в той мере, в какой Знание все-таки существует, то есть даже на уровне простых высказываний об отношениях между объектами, оно остается всего лишь мимолетным проявлением сознания. Оно исчезает, не успев даже толком возникнуть. Ибо как только мы признаём, что А находится с В в отношениях R, идея «A R В» включается в наши представления об А. Девять дней мы дивимся тому, что «Земля вращается вокруг Солнца», но на десятый попросту изменяем свои прежние представления о Земле. Земля для нас раз и навсегда зачисляется в разряд спутников Солнца. Встроившись в представления об объекте, исходное высказывание автоматически исчезает. Итак, если Знание и существует, то лишь в период subjudice‘.
Как же тогда понимать это слово, «Знание», в данном стихе, да еще и написанное с заглавной буквы? Что это такое и как оно может «пойти верным путем»? Ключевое слово здесь — «пойдет». Просто «быть» оно не может, как явствует из вышесказанного; непонимание этого — основное заблуждение Черных Братьев с их политикой сопротивления любым Переменам, с их попытками удерживать все в абсолютной неизменности. Но (как свидетельствует о том Древо Жизни) Знание — это средство, при помощи которого сознательный ум, Микропрозоп, достигает Понимания и Мудрости, своих матери и отца, в которых отражаются, соответственно, Нуит и Хадит — Айин и Кетер. Для этого необходимо использовать каждый новый пункт знания для корректировки и расширения наших представлений о Предмете Высказывания. Это значит, что «A R В» надлежит трактовать как «А есть (не А, как мы полагали прежде, а) А». Благодаря этому легче становится понять, что «A R С-из-которого-следует-А есть А;», и так далее. На практике все, что мы узнаём (например) о «лошади», помогает нам понимать идею, обозначаемую этим словом, и наслаждаться ею. Разница между ученым и школяром — в том, что первый ликует и сияет, когда ему напомнят какое-нибудь слово наподобие tbalassa*. Так же и мы: какою дивной чередою страстных образов воспламеняется наш ум при мысли о числе 93! И, самое главное, каждая новая вещь, которую мы узнаём о себе, помогает нам лучше понять, что мы имеем в виду, когда говорим о своей «Звезде».
Итак, «ритуалы прежних времен» утратили свою эффективность. Знание не сможет «пойти верным путем» до тех пор, пока эти ритуалы не будут приведены в соответствие с Формулой Нового Эона. Их недостатки проистекают, главным образом, из двух коренных заблуждений:
1. Прежде полагали, что во Вселенной имеется некий неподвижный центр или вершина; некий абсолютный стандарт, с которым надлежит соотносить все вещи; некое Единое, или Бог. (Довольно часто мистики впадали в смятение или во гнев, когда, достигнув «единения с Богом», обнаруживали, что он присутствует во всем в равной мере.) Из-за этого начинали проводить различия между одним и другим, и так возникали идеи превосходства, греха и т.п., что в конечном счете вело ко всевозможным нелепостям, как теологическим, так и этическим и научным.
2. Всякая пара противоположностей воспринималась как абсолютная антитеза. На самом деле эта ошибка — не что иное, как следствие (i). Воображаемое «абсолютное зло» с неизбежностью влекло за собой манихейство (сколько его ни скрывали под покровами казуистики) и означало «То, что уводит прочь от Бога». При этом, постулируя абсолютного «Бога», каждый I человек бессознательно замещал его неким фрейдистским фантазмом — порождением своих механизмов выдачи желаемоiro за действительное. Таким образом, «Бог» и «Зло» оказывались на деле выражениями его личных предрассудков. Перед чьим бы авторитетом человек ни «склонялся в смирении», — папы римского ли, Библии или сангедрина, оракула Аполлона или племенного знахаря, — в этом смирении проявлялось толькоко его Желание сложить с себя ответственность. «
В свете «Книги Закона» мы теперь знаем, что центр пребывает всюду, а окружность нигде [П:з], что «Каждый мужчина и каждая женщина — звезда» [1:з], «Хабс», имя дома Хадита [11:2]; что «Слово Греха — Ограничение». Поэтому для нас «зло» — понятие относительное; это «то, что мешает кому-либо исполнить свою истинную Волю». (Например, для фермера дождь может быть как «благом», так и «злом», в зависимости от того, в чем нуждаются в данное время его посевы.)
Ритуалы Эона Осириса, возводящие самопожертвование в абстрактный идеал, предписывающие самоистязания в угоду excathedra‘ морали, требующие приверженности априорным формулам и т.д., насаждают ложные и тщетные методы обретения ложного Знания; поэтому они должны быть «отринуты» или «очищены». Посвятительные Школы необходимо реорганизовать.