Между верой и меланхолией: Ирония и гностический смысл Божественной Трилогии Дика

Жан-Ноэль Дюмон

Между верой и меланхолией:

Ирония и гностический смысл«Божественной Трилогии» Дика

1) Некоторыегностические аспекты «Божественной трилогии» Дика.

А) Реальная жизнь не здесь. Весь Гнозис,возможно, даже вера как таковая, происходит из чувства, что видимый мир не естьвся реальность. Это чувство очень сильно в работах Дика, не только потому чтоэто общая для НФ тема, но и потому что оно связано с личной меланхолией Дика.Меланхолик – это тот, кто не способен полностью поверить в реальностьабсолютного, но и перестал верить в реальность относительного. Для меланхоликапроще отрицать мир, чем жить в нем.

Через весьГнозис проходит тема человечества в изгнании, жаждущего воссоединиться сневидимым миром, от которого оно отделилось либо по собственной вине, либо подвлиянием некой злой силы. Чтобы дать волю своей меланхолии, Дику пришлосьпостигнуть духовное видение Гностицизма,[1]постоянно осуждавшегося христианством за то, что он считает материальноесуществование злом.

Подгнилочто-то в Датском королевстве: это снова и снова ощущает новый Гамлет Дика,Жирный Лошадник. Анжела Арчер, главная героиня «Трансмиграции Тимоти Арчера»,симпатизирует метафизическим поэтам XVII в., потому что мысли ее обращены к Иному Миру. И Жирныйцитирует Генри Вогана:

Он знает, что имеет дом, но едва ли знаетгде.

По его словам, это так далеко,

Что он совершенно забыл туда дорогу.

Метафоратюрьмы приходит к гностикам спонтанно: «До чего же печальный Предел, думал он.Здесь все – узники, а самая страшная трагедия в том, что они сами этого незнают, они считают себя свободными, потому что никогда не были свободными и незнают, что это такое. Это тюрьма, и мало кто об этом догадывается». Это из«Всевышнего вторжения», это говорит Эммануил, Бог среди нас, спаситель, посланныйна Землю. Он продолжает: «Но я-то это знаю, сказал он себе. Потому, что за темя сюда и пришёл. Сокрушить стены, сорвать железные врата, разбить все цепи».

Приниматьреальное за нереальное – это невежество и, следовательно, источник всякого зла.Поэтому «гнозис», знание – это спасение.

Б) Касательнозла. Всякий гнозис считается объяснением катастрофы, произошедшей с миром, вкотором мы продолжаем скитаться в заблуждении. У Дика, как и у гностиков,Демиург – злой бог, противник духа, который он хочет заточить в материи, гдедух теряет свое сияние и забывает свое происхождение. Дух и материя, свет итьма – Гнозис говорит о битве, происходящей между этими силами, но далеко отнас, мы лишь пешки в этой борьбе. Пистис София, о которой Дик говорит такчасто, изображена в рукописях, открытых в Наг-Хаммади[2] ипринадлежит к коптской мистической традиции. Пытаясь вознестись в поисках Отца,Пистис София была обманута злой силой, которая обманула ее ложным светом. Попавв эту ловушку, Пистис София рухнула в Хаос, из которого смогла подняться толькопосле долгих попыток. Божественное пало в материю. Как его можно спасти? Каксчитает Жирный в «Валис»: «То, что слепой создатель полагает себя истиннымБогом, только обнаруживает его ограниченность. Сие есть гностицизм. Вгностицизме человек объединен с Богом ПРОТИВ мира и создателя этого мира(причем и тот, и другой безумны, не важно, сознают они это или нет)».

В) Забвение ианамнезис. Поскольку зло есть неведение, все, что позволяет бороться сзабвением, продвигает нас по пути к Спасению. Во «Всевышнем вторжении» Эммануилбессилен против «царства зла» до тех пор, пока не исцелится от амнезии, котораязаставила его забыть свое божественное происхождение. Здесь и сейчасчеловеческие создания слепы, «Буквально не способны видеть дальше собственногоноса, всё далёкое для них невидимо, всё равно что не существует. Изредка кто‑нибудьиз людей догадывается, что в прошлом у них были способности, ныне исчезнувшие.Изредка кто‑нибудь из них прозревает истину, что теперь они не то, чем былипрежде, и живут не там, где прежде. Но затем они снова всё забывают…»

Анамнезис иесть такое воспоминание и сохранение своего божественного происхождения.Анамнезис – и это значимо для христианской литургии – это присутствие вечного впотоке времени. И литургия, и знание имеют одну и ту же цель: восстановитьутраченное происхождение. В «Валис» мы видим и крещение, и евхаристию,выполненную при помощи сэндвича и горячего шоколада. «Время преодолено»,объявляет Жирный Лошадник во время своей странной церемонии.

Г) Все естьзнак. Знание и литургия привлекают наше внимание к знакам. В этом мире,склонном к забвению и материи, дух может распознавать знаки; он получаетсообщения, его посещают ангелы: «Иероглифы Бога вокруг тебя… И как мир, и както, что в мире», говорит епископ Тимоти Арчер. И ритуал, и знание позволяют нампройти по ту сторону знака к его носителю. 37 фрагмент Экзегезы ЖирногоЛошадника, которая, как известно, содержит те откровения, который получил самДик, гласит: «Все сущее есть язык и ничего, кроме языка, который мы по какой‑тонеобъяснимой причине не способны ни прочесть в окружающем, ни услышать внутрисебя».[3]

Сам Богопределен в «Валис» как «информация». А вселенная, по епископу Тимоти Арчеру,«это один большой набор справочников, из которого он выбирает что-то, пока егоразум без устали крутит спирали». Этоделает Дика человеком Возрождения в поиске того, что Мишель Фуко называл«подписями» мира, призывающего в помощь обширную и богатую эрудицию. Этоэрудиция западного человека без корней, готового воспользоваться каждымкусочком информации, который появится рядом и собирающего вместе все фрагментысмысла, какие удастся.

Здесь мыбольше не можем провести различия между духовным подходом гностиков и тем, чтоидет от беспорядочного стяжательства западных интеллектуалов, которые, в концеконцов, не воспринимают мир напрямую, а только через сумбур заученных ссылок.«Интеллектуал из Беркли», который повествует в «Тимоти Арчере», считает, чтокниги реальные и живые вещи. Но это убеждение сопряжено с болезненным чувствомутраты реальности, утраты вещественного присутствия: «Я осознал, что в этомпроблема образования: ты уже был повсюду, видел все за других; это ужеслучалось с тобой». В действительности обучение – это нечто вроде реинкарнации,памяти, которая только обманывает и похищает чувство реальности.

2. Ирония. Мыуже говорили, что меланхолик – это тот, кто, не будучи способен поверить вабсолютное, испытывает отвращение к относительному. Это то, что отличаетмеланхолию от веры, ибо человек веры считает, что абсолютное присутствует вотносительном. Именно по этой причине, не считая Творение падением, не считаяматерию злом, а смерть избавлением, христианство всегда отрицало гностицизм каксвою карикатуру.

Где во всемэтом Дик? В чем именно смысл исключительной гностической эрудиции, проходящейчерез весь его труд? Какова духовная глубина тех видений и заявлений, которыеон делал, например, в своей знаменитой речи на съезде в Метце в 1977 г.?

Я предлагаюискать ответ в иронии, которая глубоко присуща всей «Трилогии» Дика. Вместе сКьеркегором он считает иронию основной формой меланхолии, верой, вывернутойнаизнанку, превращенной в нечто демоническое.

В сердце работДика я вижу отчаянную холодность, которая приемлет вопросы, но отказываетсяотвечать на них. Эрудиция становится средством отвержения вопросов илипревращения мышления в игру в пачиси[4], впрыжки от знака к знаку. В самом деле, разве НФ не иронична по своей природе?Нужно только подумать, что случится с мифом в современную эпоху. Что ироничноздесь, так это вторжение рационального в самое сердце воображаемого, подобнотому, как пародия делает абсурд неумолимо логичным. Видеть в Никсоне воплощениезла, проводить евхаристию с горячим шоколадом, делать умственно больногопосланцем Бога – все эти сюрреалистические эффекты имеют одну цель: признаться,не глядя, будто веря в это признание. Точно так же влюбленный прибегает киронии из робости: и потому рискует остаться непонятым.

Что делаетработу Дика столь острой, так это равная невозможность счесть ее абсурдом иповерить в нее. Потому ирония есть окончательное, непреодолимое ядро егоработы, последняя крепость, которая отказывается выдать тайну.

Мы уже видели,что гнозис сопряжен с проблемой зла. В работе Дика эта проблема принимает формусначала радикальную и ироничную, форму размышления о смерти кошки, попавшей подмашину. Это размышление пронизывает весь текст «Валис». И каков же ответ?Выслушав морализаторские и выразительные речи Пистис Софии о необходимостиобращения, герой поворачивается к ней и задает вопрос о кошке, погибшей подколесами машины. Ответ таков: «Твоя кошка была тупицей». Ирония здесь стольвульгарна, изменение тона столь брутально, что это сводит всю речь в ничто,оставляя нас с этим высказыванием как с последним словом. За двойной стенойэрудиции и иронии, без сомнения, лежит ледяной чертог отчаяния. Отчаяния,которое превращает все, во что не осмеливается поверить, в шутку.

Послесловие переводчика. Несомненно,позиция Касталии не совпадает с позицией Жана-Ноэля Дюмона, и, тем не менее, мырешили ее опубликовать. Тому есть несколько причин. Во-первых, мы стараемсяпредставлять все возможные разумные точки зрения на ключевые для нас вопросы.Во-вторых, наследие Филипа Дика остается очень плохо изученным даже на Западе,а уж о русскоязычных исследованиях его творчества говорить тем более неприходится. Несмотря на некоторые фактические ошибки, точка зрения авторапредставляется достойной размышления и обсуждения. И потому, с учетом публикующихсяна Касталии настоящих дневников Филипа Дика, мы оставляем читателю самомурешать, что же скрывалось за постмодернистской иронией – экзистенциальное отчаяниеили отчаянное желание указать пальцем на луну.