Дейдра Бейр
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
Эта авторитетная биография раскрывает нерассказанную правду о тайной работе Юнга на союзников во время Второй Мировой войны, сомнительных отношениях с пациенткой и доселе неизвестном содержании его личных бумаг.
Введение
Сбивчивые, разрозненные, едва заметные штрихи
Так, когда я умру, кто-нибудь и мою опишет жизнь?
(Будто кто по-настоящему знает что-нибудь о жизни моей.
Heт, зачастую я думаю, я и сам ничего не знаю о своей подлинной жизни,
Несколько слабых намёков, несколько сбивчивых, разрозненных, еле заметных штрихов,
Которые я пытаюсь найти для себя самого, чтобы вычертить здесь).
Уолт Уитмен, «Листья травы»
Я сожалею, что моя биография… во многом отличается от других биографий… Для меня жизнь – это нечто, что жить, а не говорить о ней. … Я такой, как есть — неблагодарный автобиограф!
Письмо К. Г. Юнга Курту Вольфу от 17 июня 1958 г.
В последнее десятилетие своей долгой жизни (1875-1961 гг.) Карл Густав Юнг много думал о том, чем была эта жизнь и заслуживает ли она того, чтобы быть пересмотренной, не говоря уже о том, чтобы сохранить её для потомков в письменной форме. Он описывает себя как «довольно сложный феномен», чьи воспоминания были такими «джунглями», что он вопрошает, почему «обычный читатель» хотел бы пробраться чрез них. Что касается фактических событий жизни Юнга, то они породили столько споров, что ему было «довольно страшно сказать правду», когда он припоминал об этом. Как бы он мог разместить такое болото на бумаге?
Потребовалось три десятилетия проб и ошибок относительно автобиографических работ, прежде чем Юнг написал «Воспоминания, сновидения, размышления» – свою справедливо прославленную автобиографию. Из всех его сочинений, опубликованных на сегодняшний день в более чем двадцати томах, история Юнга о самом себе – это работа, которая наиболее глубоко резонирует с «обычным читателем», чего автор когда-то уже отчаялся достичь. С первого до последнего предложения этот любопытный гибрид размышлений и воспоминаний затрагивает такую струну, которую – и большинство читателей с этим согласится – не может быть определена или описана в иных терминах, чем «личное», «персональное».
«Моя жизнь представляет собой историю самореализации бессознательного!» – ставшее знаменитым первое предложение его автобиографии, написанной, когда Юнгу было уже за восемьдесят, то есть за несколько лет до смерти. Юнг намеревался рассказать свой «личный миф», как он его помнил. Правдив этот миф или нет – проблема читателя, а не автора, ибо это был его собственный «миф», его собственная «правда». Он начал с некоторых самых ранних из своих воспоминаний-ощущений: например, запах молока, цвет заката, водный простор, который он наблюдал, будучи маленьким ребёнком, стоя на берегу озера. К тому времени, как он добрался до заключительных страниц своей книги, предлагается вниманию удивительный итог его необыкновенной жизни. «Демон творчества преследовал меня неумолимо и безжалостно», принося конфликты в профессиональной деятельности (с Фрейдом, например), моральную двусмысленность в поведении (общеизвестное трио, которое он сформировал со своей женой и любовницей), похвалу и осуждение в равной мере на общемировом уровне (за свою психологическую теорию и за политическую деятельность). В ретроспективе и с позиции старости, он был в основном удовлетворён многими «неожиданными вещами», которые он пережил. Юнг был «удивлён», «разочарован» и «доволен собой», доволен своей жизнью, даже когда был «несчастен, подавлен». Он был суммой всех этих эмоций, в одно и то же время.
Одним из удовольствий переживания своей жизни вновь в ходе написания автобиографии было новое и «неожиданное незнание» всех тех персон, которыми он был и образы которых можно свести к следующему: одинокий и отчаянный сын бедного деревенского священника; молодой врач, чья карьера началась, скорее, в поисках финансовой безопасности, чем профессионального успеха; молодой муж, вступивший в брак по любви со второй богатейшей наследницей в Швейцарии; статный, харизматичный мужчина тридцати лет, не имевший никакого опыта с женщинами до женитьбы, хотя он привлекал толпы поклонниц; молодой психоаналитик, имевший мужество отстоять свои убеждения и отделить свою теорию от теории Зигмунда Фрейда, несмотря на изгнание и позор, которые, как он знал, последуют за этим.
На протяжении всей своей книги Юнг отсылается к «умопомешательству», которое последовало за решениями, перечисленными выше и многими другими, которые будто сговорились бросить его в его «внутренний мир». Детали повседневной жизни или трудового опыта скудны, ибо для него «внешние события» были «на удивление бессодержательны». Внешние реалии становились повторением, резюмированием его внутренних переживаний, ибо они были тем, что определяет его и, что, в конечном итоге, важнее всего:
«Я сожалею, что моя биография, или то, что я таковой считаю, отличается от других биографий во многих отношениях… Это совершенно невозможно для меня – помнить миллионы личных данных и переоценивать их так сильно, чтобы серьёзно пересказать их ещё раз. Я знаю, что есть люди, которые уже живут в собственных биографиях в течение всей своей жизни и которые действуют так, будто они уже стали частью книги. Для меня жизнь – это нечто, что должно быть прожито, а не рассказано. Кроме того, мой интерес всегда был в тисках мало интересных для других, но важных вещей, которые я не мог так или иначе обсуждать и которые я должен был носить с собой в течение длительного времени, прежде чем о них готовы были говорить. Я также постепенно понял, что потерял желание помнить «важные разговоры» вообще».
«Господи, помоги мне!» – заключает Юнг. – «Я такой, какой я есть, неблагодарный автобиограф, если быть точным!»
Юнг был аналитиком, который никогда официально не проходил анализ, но использовал вместо этого свой «личный миф» в качестве отправной точки для формулировки того, что, как он считает, являлось прочной объективной истиной. Он сопоставлял свой личный миф с мифами многих, совершенно непохожих между собой культур, в итоге добавляя новые термины в общий лексикон и новые углы рассмотрения идей. Юнг был ответственен за многие термины, которые мы теперь употребляем в просторечии, такие как: «архетип», «бессознательное» и «коллективное бессознательное», все важные компоненты процесса «индивидуации». В результате его исследований мы теперь легко и без труда говорим «интроверт» и «экстраверт» как о двух основных «типах личности». Так же легко мы оперируем терминами «анима» и «анимус» – женская и мужская составляющие, которые, как считал Юнг, присутствуют в психике обоих полов. Его идея о «комплексах» до сих пор приобретает новые интерпретации и определения, в то время как «синхронистичность» стала модным словечком для объяснения многих современных моделей бытия. И в эпоху «Нью Эйдж» имя Юнга и прилагательное «юнгианский» появляются часто до или после какого-то термина.
На более серьёзном уровне его сообщение о необходимости для отдельного человека связи с бессознательным через анализ получает новое внимание в мире, с недавних пор одержимом поиском быстрого решения, предлагаемого фармакологией, что он определил в 1940 году в качестве важного направления будущих исследований. Сегодня учёные, обнаружив, что многие из понятий Юнга о том, как бессознательное работает, отражают фактические изменения в физиологии мозга, и некоторые его более эзотерические теории могут быть отображены объективно современной медицинской техникой.
Юнг начал свою карьеру как молодой врач, занятый научно-исследовательской деятельностью, и, казалось, был обречён на жизнь лабораторного исследователя. Усовершенствовав свой ассоциативный тест, который стал международным стандартом в начале ХХ века, он получил высокую оценку за его применение, за математическую точность и эрудицию в неизведанной области психики. Такой комплимент вводит в замешательство, поскольку сочинения Юнга отступают от этой клинической точности, будучи густо эфемерными, в результате чего его проза так многословна, многозначность изобилует, и противоположные интерпретации могут быть встречены в разных местах одного и того же текста. Врач Юнг в середине жизни уступил место философствующему профессору Юнгу, хотя он настаивал – часто в глубоком возмущении – что он был учёным-эмпириком и, что следует рассматривать его именно так.
Эти и многие другие противоречия в жизни Карла Юнга давно интригуют как учёных, так и собственно обычных читателей Юнга, по мере того, как они просматривают его автобиографию-мемуары в поисках улик о фактах и событиях его жизни. Два первых претендента на должность уполномоченного биографа Юнга8 оказались загнаны в угол его утверждением, что ни один человек не мог бы написать о нём всесторонне, потому, что этот «специфический психологический синтез потребует кого-нибудь, кто одинаково комфортно чувствует себя в области психологии примитивных культур, в сферах мифологии, истории, парапсихологии, в науке и даже в области художественного выражения». Он держался «субъективной фантазии», что комитет экспертов мог бы согласиться описать его жизнь, поддерживая полностью его версию того, как он прожил её. Когда этого не произошло, и Юнг попытался написать биографию сам, он обнаружил «весьма странный и… неожиданный факт», что он был «постоянно встревожен» «субъективным материалом», который окрашивал его ранние воспоминания.
Он придумал, как решить эту дилемму, озаглавив свою книгу «Импровизированные воспоминания» и приняв сознательное решение не воспринимать каждый момент с точки возрастного опыта и мудрости, а, скорее, с точки зрения того возраста, когда произошло событие. Он считал своим долгом перед читателями захватить и записать все те чувства, что он испытывал в те времена своей жизни, независимо от того, насколько неприятны или неловки они были.
Он принялся осуществлять этот план, но выбирал только то, что считал «моментами иллюминации» не только для себя, но и для тех, кто будет читать о нём. Юнг не хотел, чтобы эти моменты были профильтрованы через приобретённую мудрость, знания и преломлённые воспоминания о его восьмидесяти с лишним годах жизни. Ретроспекция и честная рефлексия стали его предпочтительным способом просеивания своего прошлого в поисках моментов универсального резонанса. Хотя многие воспоминания были болезненны, Юнг всё же хотел начать с самого начала, с момента появления четвёртого по порядку рождения и первого выжившего ребёнка в семье бедного священника и его несчастной и беспокойной жены.
Именно здесь и должна начинаться любая биография Карла Густава Юнга.