Карл Густав Юнг, Джеймс Кирш
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
Данное издание посвящено переписке Карла Густава Юнга с его учеником — Джеймсом Киршем, немецко-еврейским психиатром, основавшим юнгианские сообщества в Берлине, Тель-Авиве, Лондоне и Лос-Анджелесе.
Письма, которые Юнг и Кирш писали друг другу на протяжении 33 лет, снабжены богатыми комментариями, погружающими читателя в контекст времени, а также приложениями, среди которых — текст программной лекции Кирша и личная переписка Юнга и Хильды Кирш.
Переписка, впервые публикуемая на русском, является бесценным источником информации для специалистов в области аналитической психологии и юнгианских исследований, а также для всех тех, кто хочет узнать больше об исторических и культурных истоках юнгианского движения.
ВВЕДЕНИЕ
Изданий переписки Юнга с Киршем в наши дни достаточно, чтобы заполнить небольшую книжную полку: «Переписка Юнга и Кирша» является шестым крупным изданием из семи, вышедших на сегодняшний день. Первыми вышли двухтомник C.G.Jung Letters[1] и его аналог на немецком языке — трехтомник C.G.Jung Briefe[2]. В них содержится около 1200 писем К. Г. Юнга, оправленных сотням адресатов. С момента их публикации в 1972–73 годах вышло еще пять объемных переписок, каждая из которых отражает общение Юнга с одним из важных для него коллег[3]. Самая ранняя из них, как по содержанию, так и по дате публикации — переписка с Зигмундом Фрейдом[4]. Следующее издание посвящено переписке Юнга с его старым другом, Гансом Шмид-Гусайном, с которым он работал над своей теорией психологических типов[5]. Затем были опубликованы еще три крупных издания. Одно из них посвящено многообещающему научному общению Юнга с физиком Вольфгангом Паули[6]. Другое фиксирует глубокие психолого-теологические дебаты Юнга с английским католическим теологом Виктором Уайтом[7]. Недавно вышла переписка Юнга с Эрихом Нойманом[8] — долгожданное издание, которое проливает новый свет на отношения Юнга с его учениками-евреями.
[1] Gerhard Adler, ed. C. G. Jung Letters, Vol. I: 1906–1950, Vol. II: 1951–1961. Здесь и далее Letters I, II. Изначально планировалось включить отобранные письма в «Собрание сочинений» Юнга. По этой причине и из-за соображений авторского права эти издания содержат только письма Юнга. Они отредактированы и переведены в стиле, который соответствует стилю «Собрания сочинений».
[2] Aniela Jaffe, ed., C. G. Jung Briefe, Band I, 1906–1945; Band II, 1946–1955; Band III, 1956–1961 (herausgegeben von Aniela Jaffe in Zusammenarbeit mit Gerhard Adler, Olten und Freiburg im Breisgau: Walter-Verlag, 1972/1980); здесь и далее Briefe I, II, III.
[3] Также были опубликованы четыре другие переписки различного объема, включая переписку Юнга с Сабиной Шпильрейн, Эмилем Медтнером, Эрнстом Бернхардом и Ойгеном Белером. В ближайшее время при содействии фонда «Филимон» будут опубликованы и другие документы, такие как переписка Юнга с Мирчей Элиаде, Вильгельмом Хауэром, Генрихом Циммером и Адольфом Келлером.
[4] William McGuire, ed., The Freud/Jung Letters, Hull, Princeton, NJ: Princeton University Press, 1974.
[5] Hans Konrad Iselin, Zur Entstehung von C. G. Jungs Psychologische Typen: Der Briefwechsel zwischen C. G. Jung und Hans Schmid-Guisan im Lichte ihrer Freundschaft (Verlag Sauerlander, 1982).
[6] C. A. Meier, ed., Wolfgang Pauli und C. G. Jung, Ein Briefwechsel, 1932–1958 (herausgegeben von C. A. Meier, unter Mitarbeit von C. P. Enz und M. Fierz, Berlin & Heidelberg: Springer Verlag, 1992); Atom and Archetype: The Pauli/Jung Letters 1932–1958 (trans. by David Roscoe, Princeton, NJ: Princeton University Press, 2001).
[7] Исторический обзор этой организации, рассказывающий об участии и руководящей роли Юнга во времена политических потрясений гитлеровских времен, представлен в разделе «Краткая история AAGP/IAAGP».
[8] В конце 1929 или начале 1930 года Кирш заполнил форму для Berliner Arztregister (Берлинского медицинского реестра), где указал, что проходил обучение анализу у Юнга с 1 мая по 30 июня 1929 года. Аналитическая подготовка, указанная Киршем в анкете, впечатляет: Тони Зюссманн, Берлин, 1922–26 (300 часов); К. Г. Юнг (60 часов) и Тони Вольф (50 часов) в 1929, 1935, 1949, 1951 и 1952 годах; и, наконец, К. А. Мейер (25 часов) и Лилиана Фрей (70 часов) в 1951 и 1952 годах.
Настоящее издание — переписка Юнга со своим последователем первого поколения, Джеймсом Киршем — вносит дополнительную глубину в историю переписок Юнга. С одной стороны — мы слышим историю героического выживания, блестящего творчества и создания нескольких плодотворных сообществ. С другой — это история с очень ярко выраженными личными и коллективными тенями. «Тень» в терминологии Юнга обозначает ту часть нашей внутренней реальности, которая противостоит нашим личным и коллективным самоидеализациям. Это издание заставляет нас обратить внимание на некоторые сложные темы, личные для обоих авторов, которые продолжают резонировать в психотерапевтическом, особенно юнгианском поле по сей день.
Длительность их переписки велика — более 32 лет. В самом начале истории Джеймс Кирш, юный психиатр еврейского происхождения в Берлине, только что написал Юнгу с просьбой провести с ним анализ. В то время Берлин все еще мог наслаждаться брожением умов и свободой Веймарской Республики, хотя они уже распадались в волнах экономического и политического хаоса. Гитлеровское движение было одной из многих конкурирующих партий в Германии в 1928, но оно стремительно набирало силу. Если учитывать эту историческую точку отсчета, можно понять, почему на переписке Юнга и Кирша лежит глубокий отпечаток нацистской эпохи. Связанные с ней темы, важные как для Кирша и его карьеры, так и для карьеры Юнга, проходят красной нитью через первую половину книги.
Диалог Кирша с Юнгом обнажает вытесненные бессознательные измерения обоих авторов. Юнг борется с культурной тенью антисемитизма, и некоторые из его писем 1930 года вызывают тревожные ассоциации с зарождающимся феноменом нацизма. Личные и коллективные тени также проявляются в десятилетней борьбе Кирша с его повторяющимися состояниями архетипической одержимости — идентификации с Самостью, с одной стороны, и низшей анимой с другой. Эти бессознательные комплексы выражаются у Кирша в соматических симптомах и эмоциональных дилеммах. Они даже приводят его к нарушению (если говорить в современных терминах) клинических профессиональных границ, что неизбежно сказывается на его анализантах, его семье и на нем самом. Влияние этих тем, очевидно, не ограничивается биографиями этих двух авторов — их отголоски можно найти в работах и жизни последующих поколений юнгианцев. Тем не менее, наряду с этими тяжелыми переживаниями, другой неотъемлемой чертой переписки Юнга с Киршем является ее жизнерадостность. Воодушевляющая энергия глубоко укоренена в этих текстах. Она состоит из страстного интеллекта, юмора, инстинкта самосохранения и общего для Юнга с Киршем стремления отдать должное психике во всех ее глубинах и придать ей символическую форму.
Биографическая справка
В 1928 году, когда 27-летний психиатр Джеймс Исаак Кирш (1901–1989) впервые связался с К. Г. Юнгом, у него уже была достаточно успешная частная практика в Берлине. Он принимал пациентов в своей квартире в Шарлоттенбурге, фешенебельном районе, где он жил с женой, которая ждала их первого ребенка. Кирш был частью профессионального сообщества, сосредоточенного в Берлине, но распространявшего свое влияние и на другие города, особенно на Гейдельберг, где Кирш получал медицинское образование. В мае и июне 1929 он провел свои первые два месяца работы с Юнгом, которые совмещали в себе анализ и клиническую практику. После этого он стал приезжать в Цюрих так часто, как мог себе позволить, и старался оставаться там подольше, чтобы продолжить начатую работу. В Цюрихе он основал профессиональное сообщество, с которым был связан до конца своей жизни.
К. Г. Юнгу (1874–1961) было 53 года, когда он принял Кирша в качестве своего анализанта и ученика. С момента его разрыва с Фрейдом прошло пятнадцать лет, за это время он основал собственную школу аналитической психологии и собрал вокруг себя последователей. Его репутация, уже достаточно высокая в немецкоязычных частях Европы, начала распространяться по остальному миру. Он закончил дополнять «Красную книгу» и сосредоточился на изучении алхимии, начал проводить англоязычные семинары в Психологическом клубе Цюриха. Его башня в Боллингене была дополнена еще одним строением. Он начал посещать, а вскоре и присоединился к международной ассоциации расположенной в Германии Allgemeine arztliche Gesellschaft fur Psychotherapie (Всеобщее медицинское психотерапевтическое сообщество (AAGP))[9].
[9] Ann Conrad Lammers and Adrian Cunningham, eds., The Jung–White Letters (London & New York: Routledge, 2007).
Еще до того, как Кирш встретился с Юнгом, он уже пять лет провел в юнгианском анализе. С 1922 по 1926 он посещал Тони Зюссман — аналитика-консультанта и преподавателя анализа в Берлине, которая проходила анализ и обучалась у Юнга десятилетием раньше. Его первый цикл анализа в Цюрихе, по всей видимости, включал в себя два или три часа в неделю с Юнгом и почти столько же с ассистенткой Юнга, Тони Вольф[10]. Вернувшись в Берлин в июле, он продолжил брать консультации у Юнга и Вольф по поводу своей аналитической работы. В сложных клинических ситуациях он, с одобрения Юнга, обращался к Тони Зюссман. В промежутке между своими визитами в Цюрих он проводил собственную работу со сновидениями вместе с другим своим коллегой-юнгианцем, Вольфгангом Кранефельдом. В 1931 году он присоединился к AAGP, в которой состояли уже многие его коллеги.
[10] Analytical Psychology in Exile: The correspondence of C. G. Jung and Erich Neumann. Edited and introduced by Martin Liebscher. Philemon Series (by Heather McCartney, Princeton, NJ: Princeton University Press, 2015). Hereafter, Analytical Psych in Exile.
Многие из берлинских коллег-юнгианцев Кирша были, как и он сам, культурно ассимилированными евреями. В догитлеровские годы среди юнгианцев еврейского происхождения были Джеймс и Ева Кирш, Тони Зюссман, Хильдегарда Зильбер (впоследствии — Хильда Кирш), Вернер Энгель, Герхард Адлер, Эрнст Бернхардт, Эрих и Юлия Нойман, Эрна Розенбаум, Хайнц Вестманн, Макс и Лора Целлер[11]. Все они бежали из Германии в 1930-е. Вернер Энгель, друг и анализант Кирша, эмигрировал в Нью-Йорк. Нойманы поселились в Тель-Авиве. Бернхардт прибыл в Рим. Адлер, Розенбаум и Зюссман переехали в Лондон. Вестманн эмигрировал в Лондон, а затем в Нью-Йорк. Макс и Лора Целлер сначала объединили силы с Джеймсом и Хильдой Кирш в Лондоне, а затем начали работать с ними в Лос-Анджелесе.
[11] Макс и Лора Целлер стали активными юнгианцами только после отъезда из Берлина. Однако общение Макса Целлера с Хильдой Кирш началось в 1932 году, когда он снимал у нее комнату во время болезни ее мужа. Позже она вспоминала, что они с Максом посещали семинар Юнга в Берлине в 1933 году и именно там познакомились с Юнгом.
Как можно узнать из первых глав этой книги, путешествие семьи Кирш происходило в несколько этапов. Как только Гитлер пришел к власти, в конце января 1933 года, Кирш приготовился покинуть Германию. Его семья на этом момент состояла из его жены, Евы, их четырехлетней дочери, Габи (впоследствии — Рут), и их маленького сына Михаеля, который родился в мае[12]. Они покинули Берлин в конце июля в сопровождении одной из анализанток Кирша — Хильдегарды Зильбер, которая недавно овдовела. Вместе с ней выехали ее сыновья, девятилетний Руди (впоследствии Джим) и шестилетний Герхардт (Джерри). Изначально Кирши и Зильберы снимали квартиры в одном и том доме в Асконе, где взрослые посещали Эранос. Поздней осенью 1933 года обе семьи отправились в Палестину.
[12] До их переезда в Англию у детей Киршей и Зильберов были немецкие имена: Габриэль (Габи) и Михаэль Кирш; Рудольф (Руди) и Герхард Зильбер. По прибытии в Лондон в сентябре 1935 года трое из них, те, кто жил с Джеймсом и Хильдой, поменяли имена на те, которые они будут носить в дальнейшем: Габи Кирш взяла имя Рут, Руди Зильбер стал Джимом. Геррхард поменял свое имя на английский манер и стал Джеральдом (Джерри). Михаэль Кирш, который переехал со своей матерью в Уэльс в 1938 году, стал Майклом.
Кирш жил в Тель-Авиве на протяжении девятнадцати месяцев и пять лет в Лондоне, иногда посещая Цюрих. За это время, кроме переездов с места на место, его семья пережила и внутренние изменения. Весной 1935 года Джеймс и Ева Кирш решили развестись. Ева Кирш с детьми вернулась в Берлин, где она была практикующим психотерапевтом вплоть до 1938 года, когда она вместе с пятилетним Михаелем отправилась в Уэльс. Джеймс Кирш присоединился к Хильдегарде Зильбер в Цюрихе, где она жила с марта и проводила интенсивную работу с Юнгом и Вольф.[13] В сентябре 1935 года Джеймс и Хильда переехали в Лондон и поженились. Ее сыновья — одному на тот момент было девять, другому двенадцать — переехали вместе с ними. Дочь Кирша, которой только что исполнилось семь, также переехала с ними — ей было небезопасно далее оставаться в Берлине, к тому же ей запретили посещать школу. Следующим летом родился их сын Томас. Кирши стали, как любила замечать Хильда Кирш в разговоре с Юнгом, огромной семьей[14].
[13] Хильда Кирш позднее подвела итоги своего аналитического опыта в Цюрихе — как это было тогда принято, это были два или три часа в неделю с Юнгом и столько же с Вольф.
[14] См. Letters of C. G. Jung and Hilde Kirsch, Appendix B, pp. 280f.
Чтобы начать практику в Англии, Кирш, как и многие другие беженцы-евреи, использовал сертификат Юнга о его предыдущем обучении и опыте. Вскоре, с разрешения английских врачей, его допустили к медицинской практике в Лондоне и разрешили работать аналитиком. Как показывают его письма, поначалу ему едва удавалось содержать семью, но он продолжал упорно работать, и вскоре его практика расширилась. В 1936 году Кирш помог основать Medical Society of Analytical Psychology (MSAP) (Медицинское сообщество аналитической психологии) в Лондоне, на основе которого десятилетие спустя будет создано MSAP в Соединенных Штатах[15]. Также в 1936, в то время как Хильда Кирш занималась их огромным хозяйством и нянчилась с ребенком, она с удивлением узнала, что Юнг направил к ней Майкла Фордхэма, ее первого анализанта.
[15] MSAP был основан в Сан-Франциско в 1943 году, а затем в Нью-Йорке в 1946 году. В 1947 году Юнг одобрил MSAP (U.S.) с штаб-квартирой в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Письма Кирша 1949 года отражают разногласия насчет стандартов членства, возникшие тогда в западном отделении MSAP.
По словам Томаса Кирша, летом 1940 его отец снова перевез их семью, на этот раз из Англии в Соединенные Штаты[16]. Джим Зильбер, самый взрослый из детей на тот момент, предпринявших это путешествие, вспоминает, что их въезд в Соединенные Штаты был сопряжен с множеством трудностей. Их документы были утеряны, и им пришлось какое-то время провести в заключении на острове Эллис, пока их не освободили с помощью друга и бывшего анализанта Кирша, Вернера Энгеля, который чудом узнал об их местонахождении[17]. Через несколько месяцев семья Киршей переехала в Лос-Анджелес, где они и обосновались. Там же в последующие годы Джеймс и Хильда Кирш положили начало юнгианскому движению в Калифорнии.
[16] См. Preface, p. 14.
[17] Kirsch to Heinrich Fierz, 3 January 1983, Kirsch archive.
Отношения Юнга и Кирша
То уникальное место в жизни Джеймса Кирша, которое занимал Юнг, и о котором свидетельствует Томас Кирш, вероятно, было связано с сочетанием разных факторов. Вероятно, первостепенную роль сыграло то, что Кирш был психиатром, получившим образование в Гейдельберге. Однако более важным для Юнга оказалось то, что у Кирша была естественная склонность к юнговской концепции бессознательного. Похоже, Кирш изначально отнесся к символическому измерению психики с глубоким религиозным чувством. Также, судя по всему, он был более чем готов встретиться лицом к лицу с темными аспектами бессознательного.
В письме, написанном уже на закате его дней, Кирш описал то, что случилось с ним на его первой сессии с Юнгом. Сон, о котором он рассказал, показывает, что Кирш был захвачен экзистенциальными и теологическими проблемами, возможно, даже в большей степени, чем Юнг:
Я помню свой первый сон, который я рассказал ему в 1929 году, на первой встрече. Сон был очень коротким. В нем просто говорилось, что существует относительное зло и зло абсолютное. И я помню, как он встал со своего кресла, курил трубку и ходил из стороны в сторону. Но я думаю, что в 20-е он даже и не подозревал, что уже через несколько лет произойдет манифестация абсолютного зла в невиданных масштабах[18].
[18] Kirsch to Heinrich Fierz, 3 January 1983, Kirsch archive.
Еще одним подарком, который сделал Кирш для Юнга, было его все более осознанное принятие его собственной религиозной и культурной идентичности. В 1933 году у Юнга были серьезные сомнения касательно решения Кирша эмигрировать в Палестину, но этот переезд, вероятно, сослужил хорошую службу им обоим. Благодаря своей жизни в Тель-Авиве Кирш воспринял свое еврейское наследие с новым энтузиазмом. Он воспользовался возможностью улучшить свой иврит, изучал библейские тексты и комментарии к ним в оригинале и собирал информацию о еврейской культуре, что помогло ему в последующие месяцы и годы направить Юнга к более точному понимаю еврейской культуры и опыта.
Юнг, несомненно, выиграл от того, что Кирш был на его стороне в то время, когда он постепенно примирялся с тем фактом, что в своих работах, в особенности в начале 30-х, использовал слова и фразы из лексикона антисемитизма. В их письмах 1934 и 1935 годов, так же как и в более позднем общении, Кирш и Юнг обсуждают конкретные отрывки из текстов, которые Юнг опубликовал в гитлеровские годы. Вне зависимости от того, вкладывал ли он подобное намерение, некоторые из текстов Юнга того времени могли нанести вред — факт, который он впоследствии осознал и — по крайней мере, в частном порядке — признал. Юнг всегда отрицал то, что у него были какие-либо антисемитские воззрения, и Кирш также отрицал это от его имени[19]. Тем не менее, впоследствии Юнг извинился[20] за некоторые опубликованные им высказывания, в частности, за пассажи, написанные им в 1933 и начале 1934 годов для журнала AAGP (который теперь стал IAAGP), the Zentralblatt fur Psychotherapie und ihre Grenzgebiete[21].
[19] Впоследствии Кирш напишет своему швейцарскому коллеге: «Когда я впервые увидел Юнга после Второй мировой войны, в августе 1947… он начал разговор с извинения. И вновь я принял эти извинения от великого человека как признание ошибочных советов и неверного понимания нацистов, но не как признание какой-либо вины или антисемитизма (Kirsch to Heinrich Fierz, 3 January 1983, Kirsch archive).
[20] Чаще всего цитируют извинение Юнга, которое он якобы произнес в разговоре с раввином Лео Бэком, ранее жившим в Берлине. Считается, что он признался, что совершил большую ошибку. Фраза Юнга Ich bin ausgerutscht (буквально — «я оступился») — это идиоматическое выражение, обозначающее досадную публичную ошибку. Видимо, Бэк передал этот разговор Гершому Шолему, который позже рассказал о нем Аниеле Яффе (см. Jaffe, Jung and National Socialism, Life and Work, pp. 99f). Этот разговор, о котором нам известно только из вторых рук, также обсуждается Киршем в его эссе Reconsidering Jung’s So-Called Anti-Semitism (The Arms of the Windmill: Essays in Analytical Psychology in Honor of Werner H. Engel, New York: The Jung Foundation, 1984, pp. 5–27; здесь и далее Reconsidering).
[21] См. Приложение D, pp. 306ff.
Реакция общества на эти опубликованные заявления последовала незамедлительно — не только со стороны тех, кто враждебно относился к Юнгу, но и со стороны его друзей. Вскоре после их публикаций Кирш обратил внимание на ключевые пассажи в этих текстах, а также на ходившие слухи о симпатиях Юнга к фашистскому режиму. Кирш спросил его, как он, еврей и друг Юнга, должен понимать то что он прочитал и услышал[22]. По ответу Юнга становится ясно, что он серьезно настроен на то, чтобы исправить положение, и хочет, чтобы Кирш встал на его сторону в этой борьбе. Кирш принимает ответ Юнга и организует для него общественную поддержку. С этого момента он начинает посылать Юнгу все виды материалов по еврейской культуре, которые ему доступны[23]. С начала ранних 1930-х Юнг полагается на Кирша как на наставника, затем как на лояльного критика и, наконец, как на страстного защитника[24].
[22] Основные письма, в которых происходят эти обсуждения: Кирш, 7 мая 1934, 8 июня 1934, 26 мая 1934.
[23] Кирш начал выступать в роли наставника Юнга еще до их переписки 1934 года. Его небольшая статья «Еврейский образ мира», по-видимому, была первой работой, которую Юнг сохранил в своих документах. Более объемная лекция, датируемая весной 1934 года, под названием «Тогда он откроет уши людей», напечатана в Приложении.
[24] Аниела Яффе, еще один друг Юнга еврейского происхождения, дружба с которым длилась несколько десятилетий, также защищает его, хотя и без критического взгляда. Она пишет: «На протяжении многих лет Юнг пересматривал и углублял свои знания по иудаизму… Бесконечная поддержка, которую он оказывал как евреям, так и неевреем в тяжелые годы национал-социализма, а также его личные качества — вот причина, по которой его еврейские ученики простили ему его ошибки» (Life and Work, pp. 98f).
Кирш становится активным пропагандистом психологии Юнга и остается им до конца своих дней. Он преподавал и создавал юнгианские сообщества в каждом городе, где он жил, особенно в том, который стал для него домом с 1940 до его смерти. Возглавляемые Киршем и его коллегами юнгианцы Лос-Анджелеса поддерживали тесные связи с кругом Юнга в Цюрихе. Кирш и Хильда часто возвращались туда для проведения дополнительного анализа, а выдающиеся аналитики из Цюриха посещали Лос-Анджелес с лекциями для кандидатов в аналитики.
В результате, когда юнгианцы из Лос-Анджелеса и Сан-Франциско начали устраивать совместные встречи, «классические», или «цюрихориентированные» аналитики Лос-Анджелеса заметили разницу между собой и аналитиками из Сан-Франциско, которых они считали более «клиническими» ориентированными[25]. Кирш писал Юнгу об этих философских и практических различиях, которые не только могут привести к неизбежным трениям, но и способны открыть возможности для обучения. После второй совместной встречи он подытожил организационные проблемы следующим образом:
Если говорить простым языком, для Л.А. существенно важно отношение к бессознательному, в то время как C.Ф. надеется в качестве юнгианской группы быть принятой в AMA (American Medical Association) и APA (American Psychological Association). Эти принципиально различающиеся подходы в конечном итоге делают на мой взгляд невозможным их организационное объединение. И в то же время, здесь, в Лос-Анджелесе, мы осознали, насколько неадекватно наше отношение к местному сообществу, например, к медицинским и психологическим организациям[26].
[25] Подробный исторический анализ, избегающий стереотипных сравнений, можно найти в работе Мэла Кеттнера Orthodoxy, Heresy, and Shadow Projection: A brief history of the Los Angeles/San Francisco collaboration (California Spring conference, Carmel, CA, 1993). Эта неопубликованная работа была любезно предоставлена Марианной Морган, ответственным архивариусом архива библиотеки Вирджинии Аллен Детлофф, Институт К. Г. Юнга в Сан-Франциско (далее — VADL archivе).
[26] Кирш Юнгу, 7 июня 1954.
Однако было бы ошибочным фокусироваться лишь на амбициях Кирша как организатора, упуская при этом внутренний смысл, который имела для него эта работа. Без подлинной связи с бессознательным всей его энергии и исполнительности было бы недостаточно, чтобы заслужить расположение Юнга или создать сообщество юнгианцев. Впрочем, в определенной степени символическое значение работы оказывается втянутым в организационно-политические споры юнгианцев, которые ее выполняют, что становится ясно, когда Юнг сообщает о «войне», которую Кирш может спровоцировать своими радиолекциями[27]. В любом случае очевидно, что преданность Кирша цюрихскому сообществу легла в основу их дружбы с Юнгом и его ближайшими последователями. Когда в конце 1958 года члены Клуба на своем собрании записали свои шутливые и слегка нетрезвые поздравления на обратной стороне меню[28], и адресатами этих ласковых поздравлений стали отсутствующие Джеймс и Хильда, это не было случайностью.
[27] Юнг Киршу, 12 ноября 1959.
[28] Поздравления с Рождеством от Психологического клуба Цюриха.
Кирш со своей стороны также оставался верен Юнгу в плане личных и психотерапевтических отношений, с которых началось их общение. Раздираемый внутренними противоречиями, он неоднократно обращался за помощью к Юнгу. Из их писем становится ясно, что Кирш на протяжении многих десятилетий страдал от религиозного комплекса, идентификации с Самостью. В то же самое время он находился в плену у неполноценной и неразвитой анимы — внутреннего женского аспекта его психики — которую в своей жизни он проецировал на женщин. Читатели могут заметить, как часто он обращается к Юнгу, чтобы справиться с мучительными человеческими дилеммами, которые он одновременно создает и переживает благодаря сочетанию этих комплексов. Юнг с самого начала предупреждает Кирша о силе анимы и советует ему серьезно отнестись к психологическим рискам.
Однако лишь почти в самом конце жизни Юнга Кирш напрямую попросил его помочь ему с самым опасным комплексом, его длительной самоидентификацией с Самостью. Архетипический Антропос долгое время был в центре эмоциональной и интеллектуальной жизни Кирша. Теперь он начал преследовать его в образе Христа-гермафродита. Последние письма этих двух мужчин, необычайно откровенный обмен мнениями, можно читать как заключительную главу в длившемся три десятилетия анализе Кирша у Юнга. Можно сказать, что в нем содержится ключ к их ранней корреспонденции.
По свидетельству самого Кирша, его отношения со Священным (the Holy) были необычайно близкими на протяжении всей его жизни. В преклонном возрасте он написал автобиографическую статью[29], в которой рассказал о нуминозном опыте, пережитом в детстве, в том числе о мистическом голосе, который он впервые услышал в тринадцать лет, который предсказал, что он пойдет по стопам Авраама и Моисея (Kirsch 1986, p. 149). Он пишет, что в конце Первой мировой войны, когда ему только исполнилось семнадцать, он услышал тот же голос, который на этот раз сообщал: «Есть человек, который должен был быть убит во время войны, однако этого не произошло. Он попытается убить всех евреев». Через три года последователи Гитлера были в заголовках всех газет. Кирш пишет, что он сразу же узнал человека из пророчества. В связи с этим на следующий день, после того как Гитлер стал канцлером, Кирш начал готовиться к отъезду из страны (Kirsch 1986, p. 150).
[29] Kirsch, J. (1986), Reflections at Age Eighty-Four, in A Modern Jew in Search of a Soul, J. Marvin Spiegelman and Abraham Jacobson, eds (Phoenix, AZ: Falcon Press, pp. 147–54).
Превратности/Перипетии с документами
Как отмечает Томас Кирш, в переписке его отца с Юнгом мы видим одновременно и позитивные, и теневые стороны этих двух мужчин. В этом смысле их отношения можно назвать полноценными. Однако «полнота» — относительное понятие. Эта публикация включает в себя все документы, которые удалось обнаружить. Тем не менее, многие письма Кирша и некоторые из писем Юнга обнаружить не удалось. Возможно, некоторые из писем Юнга будут обнаружены в будущем, как случилось с некоторыми недавно обнаруженными письмами. Однако маловероятно, что будут обнаружены утерянные письма Кирша, особенно те, что были написаны до 1931 года, когда секретарь Юнга начала сохранять письма Кирша. Некоторые письма Кирша, написанные в последние годы, также, к сожалению, отсутствуют.
Напротив, письма Юнга к Киршу за редким исключением сохранялись с самого начала[30]. Кирш, судя по всему, относился с благоговением ко всему, что получал от Юнга — от длинных писем до маленьких открыток. Даже во время своих путешествий во время войны он бережно хранил письма Юнга. Однако можно предположить, что одно пропавшее письмо Юнга было намеренно уничтожено: это первое письмо, которое Юнг написал Киршу после смерти Тони Вольф. Кирш ссылается на него в первоначальном черновике своего ответа от 18 апреля 1953 года: «В первую очередь я бы хотел искренне поблагодарить вас за Ваше очень личное письмо»[31]. Эта фраза была убрана из финальной версии ответа Кирша, «а очень личное» письмо Юнга не сохранилось.
[30] Следует отметить, что одиннадцать писем, которые Кирш опубликовал ранее, частично или полностью уже были опубликованы в сборнике Letters and Briefe. Оригиналы этих писем, а также некоторые другие, которые, похоже, готовились к публикации, почти наверняка были переданы Яффе в процессе редактирования. Возможно, не все они были возвращены. Одно рукописное письмо (Jung, 29 January 1953) теперь доступно только в печатном варианте.
[31] Первый черновик письма Кирша, 14 April 1953.
Похоже, ни одна историческая коллекция писем не может существовать без хотя бы одного случая, повлиявшего на физическую сохранность документов. В середине августа 1982 года Джеймс Кирш написал Беату Глаусу, который в то время был научным сотрудником ETM Library и на чьих плечах лежала основная ответственность за Архив К. Г. Юнга, чтобы объяснить, почему он не будет немедленно отправлять партию писем Юнга в архив, как планировалось. По словам Кирша, причиной стала автомобильная авария, в которую попали он и его жена за две недели до этого. В машине в это время находились оригиналы и единственные копии многих важнейших писем Юнга. Кирш пишет:
Я решил отправить Вам большую часть моих писем Юнга и 4 августа собрался сделать с них копии. Моя жена, она же мой секретарь[32], уже сделала с них ксерокопии.
Я заехал за ней, и уже на пути к дому я попал в очень серьезную автомобильную аварию. Машина, Volvo, была полностью разбита и не подлежит восстановлению. Моя жена сжимала в руках письма Юнга. Нас обоих спасли прочные ремни безопасности.
Можете считать меня слишком суеверным, но у меня сложилось впечатление, что судьба ясно дает мне понять, что я не должен расставаться с письмами своего великого учителя до своей смерти. Я буду хранить коллекцию писем, которую я собирался отправить Вам, в специальном месте и проинструктирую своего душеприказчика, чтобы он отправил их вам по адресу E.T.H.,[33].
[32] Хильда Кирш умерла от рака поджелудочной железы 23 декабря 1978 года. В следующем июне Кирш нанял новую секретаршу, которая проработала с ним следующие 20 лет.
[33] Kirsch to Beat Glaus, 16 August 1982, Kirsch archive. Кирш отправил похожие письма, но выдержанные в более драматичном тоне, к Аниеле Яффе, Лилиане Фрей-Рон и К. А. Мейеру.
Это желание Кирша было выполнено незадолго до его смерти. Оригиналы 44 писем Юнга, лично отобранные Киршем, были переданы в архив ETH Library. Фотокопии этих писем и далее хранились среди бумаг Джеймса Кирша у него дома. Однако они не были возвращены в папки, содержащие основную часть писем Юнга, поскольку те были заперты в банке Кирша задолго до этого.
В результате вполне естественной путаницы после смерти Джеймса Кирша эти 44 фотокопии были ошибочно приняты за весь объем написанного ему Юнгом. Таким образом, в 2006, когда я получил неотредактированные документы для этого издания, эти письма казались полным собранием корреспонденции со стороны Юнга. Год спустя, сравнив свой список писем с документами Кирша и Юнга в архиве ETH Library, я начал подозревать, что Юнг написал Киршу гораздо больше писем, чем я предполагал. Вскоре после этого поиски привели меня к ранее не известным письмам Юнга — они были обнаружены в сейфе в Пало-Альто, штат Калифорния. Когда эти документы были отсортированы и каталогизированы, переводчик и редактор столкнулись с приятной проблемой: юнговская часть переписки оказалась почти вдвое больше, чем та, с которой мы начинали работать.
Со временем мы обнаружили еще больше документов, хотя и в меньшем количестве. Некоторые были найдены в архиве ETH Library, другие в архиве Кирша. Несколько писем Юнга к Киршу, написанные совместно с его секретарем Аниелой Яффе, были обнаружены в папке, которую годом ранее отправил Томасу Киршу Роберт Хиншоу, литературный душеприказчик Яффе в Швейцарии. Письма, которые Яффе написала Киршу под руководством Юнга, считаются частью переписки Юнга и Кирша и включены сюда с разрешения ее наследницы.
Еще одно письмо Аниелы Яффе Джеймсу Киршу появилось через семнадцать месяцев после выхода «Переписки Юнга и Кирша». Это письмо добавляет существенные детали к нашей картине последних дней Юнга. Оно также показывает, что Яффе чувствовала, что она входит в близкий круг еврейских друзей Юнга, в который помимо Яффе входили Кирши, Хурвицы и Клюгеры. Это письмо занимает особое место в архиве Кирша. Я случайно наткнулся на него осенью 2012 года среди нескольких разрозненных бумаг в достаточно потрепанном, немаркированном конверте, заполненном телеграммами, извещениями о смерти и газетными статьями, которые Джеймс Кирш, очевидно, собрал, когда Юнг умер.
Кроме выполнения роли секретаря до конца его жизни, Яффе долгое время была другом Джеймса и Хильды Кирш и вела с ними личную переписку. Эта личная переписка представляет много в плане человеческого исторического интереса, однако мало что добавляет к нашему знанию об отношениях Кирша и Юнга. Поэтому мы не включили их переписку. Однако письмо Яффе от 27 мая 1961 сложнее классифицировать. В связи с его историческим значением это письмо включено в данное издание[34].
[34] См. Jaffe, 27 May 1961, p. 266.
Перевод и редактирование
Перевод оригинальных текстов переписки был серьезной задачей. К счастью, с самого начала мне не приходилось беспокоиться о поиске переводчика. Томас Кирш рассказал мне про Урсулу Эгли сразу же, как мы начали обсуждать публикацию писем его отца. Как только мы приступили к работе, я поняла, почему он рекомендовал ее. Постепенно мы выстроили процесс сотрудничества, и хотя Урсула делала большую часть транскрипций и переводов, были моменты, когда мы занимались этим вместе. Мы регулярно проверяли работы друг друга. Урсула принимала почти все мои стилистические правки, однако сама никогда не упускала из виду неточности и пропуски. В ключевых моментах она предлагала лингвистические исследования и хорошо задокументированные культурологические комментарии. Она прекрасно вычитывала. Она участвовала на каждом этапе, внося свой вклад с гибкостью и чувством юмора, и ее терпение и внимание помогли мне избежать многих ошибок. Тем не менее, некоторые ошибки проскользнули мимо нас в первом издании и были отмечены внимательными читателями. Все они исправлены в данном издании. Все оставшиеся неточности, без сомнения, принадлежат мне.
Действительно, после выхода первого издания я обнаружила, что допустила один существенный промах. Среди писем Юнга 1934 года два — от 16 августа и 26 сентября — были написаны от руки на специальном бланке. В неотредактированных документах, которые изначально попали ко мне, я обнаружила лист того же бланка, без даты, но под номером II. Он попал ко мне вместе с письмом от 16 августа 1934 года. Несмотря на несостыковки в содержании, я позволила этому листу появиться в изданной переписке как части того письма. Однако позже, направленная вдумчивыми расспросами Роберта Хиншоу и Томаса Фишера, я осознала, что эта страница «II» является дополнением к письму Юнга от 26 сентября 1934 года. Правильная последовательность восстановлена в данном издании с небольшими изменениями в сносках и указателе.
Помимо этого, недавно, в результате исследований одного моего коллеги была внесена еще одна правка. Я очень признательна Риккардо Бернардини за то, что он великодушно предоставил мне подлинные свидетельства того, где и когда была сделана чёрно-белая фотографии Юнга авторства Маргариты Феллер. Этот портрет обычно датируют 1955 годом, поскольку он был опубликован в журнале Du по случаю 80-летия Юнга. Кроме того, считалось, что Феллер сделала эту фотографию в Асконе, где она сделала большую часть своих работ. Однако в личных фотоальбомах Ольги Фребе-Каптейн доктор Бернардини обнаружил серию датированных снимков, среди которых есть и этот знаменитый портрет, что доказывает, что Феллер сделала снимок раньше и в другом месте, нежели предполагалось ранее. Он был сделан в 1944 году. А место, изображенное на фотографии, это дом Юнга в Кюснахте. Юнг, который только что оправился от почти смертельной болезни, был еще недостаточно здоров, чтобы выдержать серию фотографий. На тот момент ему было 69 лет.
При подготовке этой книги к публикации мне выпала честь изучить большое количество дополнительного материала, в основном, другие переписки, которые находятся в архиве ETH Library в Цюрихе и в архиве Джеймса Кирша в Пало-Альто. Многие аннотации основаны именно на этих документах, благодаря которым стало возможным расшифровать непонятные места в переписке и проследить исторические ссылки. Эти текстовые открытия оказались для меня бесконечно увлекательными, поскольку даже мельчайшие частицы исторических сведений (Ульрих Хорни назвал их «мозаичными камнями») придавали глубины и цвета общей картине, раскрывая ее текстуру удивительным образом. В связи с этим я должна добавить, что глубоко признательна всем, кто основал этот проект. Имена многих из этих людей названы в «Благодарностях». Но и о тех, кто просил не называть своих имен, я вспоминаю с большой теплотой. Среди прочего все эти подарки судьбы позволили мне проводить дни и недели среди материалов, с которыми я не смогла бы познакомиться при других обстоятельствах, в процессе обучения, которое привело меня ко многим текстологическим открытиям, о которых я упоминала выше.
Редактирование документов исторической переписки, на мой взгляд, чем-то похоже на работу с негативом фотографии в темной комнате. Задача состоит в том, чтобы сделать явным то, что уже существует. При проявке и печати можно усилить контрасты. Недостающие фрагменты можно затемнить. Темные части изображения можно заставить проявиться. Существует техника «доддинга», при которой небольшой квадрат картона проводят между негативом и фотобумагой, и он убирает темноту словно ластик. Постепенно затемненная область светлеет и можно увидеть, что все это время за чернотой скрывалась тонкая текстура камней.
Энн Конрад Ламмерс, доктор философии
Нью-Гэмпшир,
ноябрь 2015