Барбара Ханна
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ 1
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
Барбара Ханна (1891–1986) – юнгианский аналитик первого поколения, родилась в Англии. В 1929 году переехала в Цюрих, чтобы учиться у Карла Юнга, была его близкой соратницей, практикующим психотерапевтом и лектором Института Юнга до конца своей жизни.
В данной книге подробно описано глубокое исследование, проведенное Барбарой Ханной при поддержке Карла Юнга и Тони Вольф. Оно посвящено психическим процессам, стимулирующим людей к поиску целостности своей личности, к интеграции всех врожденных способностей. Поскольку актуализация такого внутреннего поиска наиболее драматично проявляется в жизни творческих людей, Ханна обратилась в своем исследовании к биографиям пяти величайших английских романистов: Роберта Льюиса Стивенсона, Мэри Уэбб, Шарлотты, Эмили и Энн Бронте, и одного художника – Бренуэлла Бронте. На примере их творчества, соединяя воедино фактологическую историю их жизней с драматическими поворотами сюжетов, описанных в романах, используя метафору «возвращения в Рай», Ханна с высочайшей скрупулезностью исследует процесс индивидуации каждого автора, спроецированный на их произведения. Она открывает новые, неизвестные ранее аспекты аналитической психологии, расширяет и углубляет такие понятия, как Эго, Тень, Анима и Анимус, Самость, проекция, индивидуация, коллективное бессознательное, целостность, кватерность, напряжение противоположностей и т. д. Автор создает изящный мост между
человеком и обществом XIX века и современными реалиями. Благодаря этому ее открытия могут быть полезны читателям, живущим в XXI веке, для которых, по мнению Барбары Ханны, вопрос обретения целостности становится не просто вопросом самопознания, но и вопросом выживания.
1. Введение
В прежние времена считалось само собой разумеющимся, что каждое живое существо стремится наиболее полным образом воплотить заложенное в нем природой. Но в наше рационалистическое время с его увеличивающимся спросом на специализацию, этот факт кажется почти забытым, хотя в бессознательном по мере вытеснения и забвения стремления к целостности, желание быть таковым становится все сильнее. Весьма сложным представляется объяснить современному читателю, что же такое «целостность», хотя большинство людей по-прежнему испытывают огромное удовлетворение, когда видят, например, дерево или растение, раскрывшее максимально возможный потенциал своего существования.
В то время как человеческое тело следует неизбежному жизненному сценарию, присущему любому другому животному, увеличивая свою силу до середины жизни, а затем медленно угасая, вплоть до неизбежной смерти, наш дух, кажется, очень точно символизируется образом дерева, продолжая развиваться, становясь сильнее и целостнее, пока, как в случае с деревом, лесник не решит, что пришла пора перемен; он срубает дерево, и оно превращается в другую форму. Так и наша духовная, психическая жизнь развивается до тех пор, пока удар лесника, ведущий к смерти тела, не превращает ее в другую, неизвестную форму.
Одна из основных причин стремления к целостности, позабытая сегодня, заключается в том, что христианская религия на протяжении двух тысяч лет побуждала человека стремиться к совершенству. Но стремление к совершенству неизбежно однобоко. В попытке развить исключительно светлую сторону человека, темная сторона отвергалась, как греховная, ей полагалось противостоять любой ценой; но все существующее содержит обе стороны: светлую и темную. Швейцарский психолог К.Г. Юнг, будучи еще ребенком, понял, что однобокие традиционные попытки западного человека достигнуть совершенства во всех добродетелях уже не приводят к удовлетворяющей жизни, сейчас жизнь требует признания тех идей, что приходят из другой, темной стороны человека. Последующий опыт и аналитическая практика укрепили это раннее убеждение. Невозможность достижения христианского идеала привела и все продолжает вести к чувству неполноценности и неврозу. Конечно, сам святой Павел сетовал на эту слабость христианского учения: «Ибо добро, что я желаю, я не творю, но творю зло, которого я не желаю» (Римлянам 6:19). Насколько масштабнее стала эта проблема в нашем сложном, перенаселенном современном мире, где темная сторона человека процветает как никогда раньше! Юнг все сильнее убеждался, что действенное разрешение противоречий, связанных с этой однобокостью, возможно только при отказе от стремления к совершенству и замене его на стремление к целостности.
Изучая человеческую психику во всем ее многообразии, Юнг обнаружил, что эмпирические данные показывают четырехчастную структуру центра психики. Возможно, массовому читателю трудно понять крайнюю важность числа «четыре» в реальности психики, но с момента своего появления человечество бессознательно воплощало это число в каждой области мира. Пифагор (ок. 582–507 до н.э.), вероятно, первым осознал, что «четыре» – это число целостности, и обратил внимание на этот важнейший факт. Ранние восточные мандалы (санскритское слово, используемое для священного образа четырехчастности) создавались на основе квадрата или круга, который обычно разделялся на четыре или кратные четырем части. Тот же образ мы находим в культуре Майя и фактически во всех ранних попытках человека создать образ божества или внутреннего центра души.
Хотя историки увлеченно ищут внешние связи между образами и идеями, базовые структурные образы настолько универсальны, что их нельзя рассматривать с этой точки зрения. Можно утверждать, что модели поведения животных и насекомых передаются внешними способами от поколения к поколению либо из одного места в другое. Но точно известно, что, например, мотылек юкки погибает задолго до того, как из отложенных яиц появятся гусеницы, однако гусеницы точно знают, что нужно делать, и это – только один из бесчисленных примеров.
Ни у одного натуралиста, и почти ни у кого из обывателей сейчас нет сомнений, что большая часть «чудес природы» в животном мире происходит благодаря врожденным моделям поведения, в точности и инстинктивно воспроизводимым молодыми особями. Но когда речь заходит о человеке, то идее о врожденных моделях поведения практически не уделяется внимания, более того, она отрицается. Поэтому историк с большим усердием продолжает двигаться к большой беде, доказывая существование внешних причин в каждом случае, он убежден, что они непременно существуют. Естественно, во многих ситуациях исторические внешние связи существуют, и они крайне интересны. Но, помимо этого, существуют также самостоятельные базовые формы поведения человека, как, например, воспроизводство квадрата и круга, возникших из цифры «четыре».
Правдой является и то, что по мере развития сознания появилась возможность отклонений от этих врожденных закономерностей. Развитие интеллекта и разума, произвольное включение воли сделали возможным появление у человеческого существования целей и усложнили одновременное содержание таких целей и инстинктивных устремлений. Приведу банальную аналогию: балансирование при езде на велосипеде – это проявление инстинкта; научившись ездить на велосипеде, в дальнейшем мы делаем это достаточно бессознательно. Однако как только мы начинаем думать, куда нам следует перенести вес, вероятнее всего, мы сразу потеряем инстинктивно поддерживаемое равновесие. Сознательное удержание равновесия несомненно возможно, но только путем тщательной и длительной синхронизации баланса и мысли, однако, мало кто пожелает усердствовать в этом.
Этот пример несоответствия дает некоторое понимание, насколько сложно сохранить наши инстинктивные модели поведения, как только мы начинаем думать о них или рассуждать. Мы слишком склонны отрицать свои инстинкты, подавлять их, и поэтому попадаем в однобокое состояние, находясь в котором, переоцениваем свою разумность, волю и рациональные аргументы, что, как следствие, и образует наши сегодняшние проблемы. Я ни в коем случае не хочу обесценить интеллект, разум, человеческую волю, или, более того, сознание. Они олицетворяют прометеевский огонь, отвоеванный у богов, достижение, объединяющее всех нас, которым мы по праву гордимся и всеми силами должны защищать. Потерять то, чего мы достигли на этой стороне, было бы величайшей катастрофой.
С небывалыми угрозами, что витают над нашими головами в эти дни (ядерная угроза, голод из-за перенаселения и т.д.), очевидно, что мы находимся в крайней степени опасности потерять эти ценности, не говоря уже о большинстве других наших ценностей. В качестве примера общества, которое потеряло свою ориентацию на прометеевские завоевания, я приведу мир, описанный в книге Олдоса Хаксли «Обезьяна и сущность», возникший в результате ядерной войны. Переоценка любой из сторон – будь то разум или инстинкт, непременно приведет к подобной катастрофе. Лишь срединный путь с его уважением к целостности человеческой природы дает лучик надежды, что мы сможем изменить что-то в себе.
Но я не собираюсь рассуждать о будущих событиях на нашей планете. Я пытаюсь объяснить невероятную важность полноты от природы, ибо осознание этого и есть лучшее выражение надежды на объединение нашего развивающегося сознания с его вечными древними корнями. Когда я подчеркиваю опасность угрожающей нам потери рациональной или иррациональной частей, инстинктивных образов и моделей, от которых мы слишком отдалились, я пытаюсь показать, что существующий между ними разрыв отделяет нас от целостности и олицетворяющего ее образа четырехугольника. И все же стремление к собственной целостности у живых существ является, пожалуй, самым сильным и наиболее фундаментальным среди всех стремлений. Когда человек познает этот факт через собственный опыт, для него такое стремление становится настолько понятным, что он приходит в замешательство, почему для большинства людей в наши дни это никоим образом не является настолько же очевидным. Однобокость и, можно сказать, однонаправленность стали практически необходимыми для выживания. Мы напрочь забыли, что нашей главной обязанностью является, в конце концов, просто быть человеком, а простому человеку всегда присуща некая цельность. Он обладает определенной целостностью, потому что в нем нет ничего, что переразвилось бы за счет чего-то другого. Мы можем видеть эту природную цельность у примитивных людей, не испорченных цивилизацией, у крестьян, живущих в естественных исконных условиях, у детей и у животных. Природная инстинктивная целостность нарушается при избыточном развитии какой-то части, определенная потеря равновесия неизбежна, т.к. для того, чтобы получить энергию для развития какой-либо части до необычного уровня, необходимо изъять эту энергию из другой части единой целостности.
Давайте вернемся к начальной точке: сильное стремление к целостности присутствует в каждом живом существе. Если учесть, что все мы происходим от предков, обладавших природной целостностью и, что не менее важно, прошли эту стадию в детстве, должно быть понятно, что где-то, независимо от того, осознаем мы это или нет, мы страдаем от тоски по более сбалансированному природному состоянию. Для физического и психического благополучия абсолютно необходимо, чтобы мы чувствовали себя как дома в своей собственной коже. Сейчас форма естественной целостности, о которой я говорила, – это так называемое «состояние начала». Иногда можно достичь этого состояния сознательно, особенно в местах, где природа остается нетронутой, либо там, где она имеет особенные для нас качества. Чувство невероятной гармонии наполняет нас, и на какое-то время напряжение, беспокойство, тревоги и любой дефицит милостиво уходят на второй план. Изначально такое состояние абсолютно бессознательно, в нем нет пока никаких отклонений от воли Бога, образ Эдема из Творения отражает состояние естественной целостности. Четыре реки Эдемского сада – это один из бесчисленных символов кватерности, естественного разделения первоначальной тотальности, которую мы оставляем позади, как и наши родители, ибо, как хорошо описал Вордсворт в своих «Представлениях о бессмертии», взрослая жизнь неумолимо уводит нас из рая детства, в котором мы всегда едины с нашей истинной целостностью. Без сепарации от этого не существовало бы человеческого сознания. Так, рано или поздно, мы оказываемся за пределами бессознательного, раннего рая; и много-много лет, если не всю последующую жизнь, мы не можем снова оказаться в нем, эту неспособность столь удачно символизирует ангел с огненным мечом. Далее, чтобы развить образ Эдемского сада, поскольку Адам и Ева не смогли вернуться туда, я представляла себе Эдем, как сад, обнесенный стеной, с четырьмя воротами в ней, соответствующими четырем рекам. Если представить все именно таким образом, то нам придется выйти из одних ворот и идти в мир вдоль одной из рек, или, во всяком случае, выбрать, в каком направлении двигаться. Теперь мы отвернулись от целостности, и, хотим мы этого или нет, наша судьба оставляет ее позади. Возможно, наш путь пройдет по ходу только одной реки или, возможно, мы будем изучать окрестности до тех пор, пока не выйдем на реку справа или слева от нас или даже, возможно, обнаружим обе. Но в любой человеческой жизни практически невозможно не заметить или полностью позабыть ворота и реку позади нас, реку, которая текла в направлении, противоположном тому, что выбрали мы.
Нам не следует забывать эти образы, но не следует и буквально воспринимать их, ведь они помогают выразить то, что по сути является невыразимым. С рациональной точки зрения, чтобы идти своим путем, нужно выбрать направление и двигаться, уделяя этому все свое внимание, отбрасывая любую смутную тоску по первоначальной целостности, как отбрасывается желание съесть пирожок или урвать копеечку. С этой точки зрения, важно многое, особенно в первой половине жизни, когда мы укрепляем свою позицию во внешнем мире. Ангел с огненным мечом по указанию Бога охраняет ворота Рая, и мы не можем пре- небречь этим символом. Но целостность по сути является парадоксом, и нам не избежать его ни внутри Эдема, ни за его пределами. И хотя мы находимся за пределами рая нашей целостности, мы все еще храним ее внутренний образ, который сложно примирить с односторонней адаптацией к внешнему миру. Насколько хорошо мы осознаем присутствие этого внутреннего образа – дело сугубо индивидуальное. Кажется, некоторые люди о нем совсем забыли; а в наши дни, кажется, о нем забыло подавляющее большинство. Другие постоянно что-то чувствуют, это заставляет их признать, что внешняя жизнь неудовлетворительна – так начинается внутренний поиск чего-то менее одно стороннего. Третьи, сейчас таких людей меньше, чем в прежние времена, переносят чувство внутренней целостности в форму организованной религии и в ней находят наполненность и удовлетворенность.
Все основные религии основаны на идее целостности, которая включает человеческую и божественную природу, время и вечность, а также, в большей или меньшей степени, и другие противоположности. Если быть краткой, говоря о символах целостности в христианской религии, я бы напомнила читателю, что помимо образа четырех рек Рая, в ней присутствуют также четыре апостола. Они часто изображаются вместе, а в центре – Христос, как quinta essentia. Священные здания строились в форме четырехугольников, особенно это заметно в обителях монастырей и соборов. Конечно, основополагающие догмы христианской религии построены на числе «три», на Троице, это так, поэтому я, на примере изгнания из Эдема пыталась показать неизбежность того, что человек, прежде чем выйти в большой мир, поворачивается спиной к «четырем». Это касается всех, даже Отцов Церкви. Далее забытое «четвертое», оставшись позади, в некоторой степени вытесняется и впадает в немилость. Четвертое место в Божественном – падшее, в основном его олицетворяет Сатана – яростный противник Христа, чье падение с Небес в ипостаси Люцифера увидел Христос. Он и сам спустился с Небес на землю, но в более респектабельной манере. Покойный Папа Пий XII продемонстрировал невероятную психологическую проницательность, когда решил, сознательно или бессознательно, что «четвертое» должно получить общее признание. Выслушивая видения обычных людей, он провозгласил догмат об Успении Девы Марии. Фигура Марии не стала равной Троице, но она заняла свое место рядом с последней, а для проницательного католика она стала «четвертой» фигурой на Небесах. Однако Люцифер, прежний властитель Небес, до сих пор находится на земле, а то, что происходит в мире, ясно показывает, что с ним нужно считаться, он все еще отрицается, и первая пара противоположностей, которую Церковь обозначила, разорвав на части, но до сих пор не примирив, есть то, что мы называем добром и злом. Восстановление кватерности неизбежно включает в себя проблему противоположностей. Подтверждение тому мы нахо дим в истории об Эдемском саде, где росло дерево познания добра и зла. Когда наши прародители вкусили плод с этого дерева, они получили способность различать добро и зло, т.е. противоположности. Целостность содержит пары противоположностей («четыре» указывает на две пары противоположностей, каждая противоположность примиряется с другой, а каждая пара противоположностей – с другой парой, и нам не дано восстановить свою потерянную целостность до тех пор, пока мы в полной мере не предоставим обеим противоположностям равные права. Пожалуй, именно эта проблема в наше время превратилась в горящую и неотложную, ибо понятно, что тьма и зло вырвались из оков и угрожают разрушить весь мир. Решение, которое работало 2000 лет назад, когда любой ценой нужно было различать свет, теперь больше не работает. «Золотой осел» Апулея ярко описывает бессознательную всепроникающую тьму, полную черной магии и колдовства, из которой родилось христианство. Человечеству было крайне важно развивать христианские добродетели, чтобы получить шанс на выживание и прогресс. Но нет ничего, что было бы возможно подавить навсегда. Чем дольше мы держим что-то взаперти, тем более диким оно становится, и наше время этому учит. Поэтому перед нами встает новая задача – не подавить темноту снова, все равно это невозможно и, в лучшем случае, является лишь временным решением, но вместо этого дать ей надлежащее место и примирить со светлой противоположностью, не потеряв при этом всего, что мы приобрели за 2000 лет. Как неоднократно подчеркивал Юнг, единственное место, где возможно примирение – это личность, и мы увидим в последующих главах на примерах писателей, что каждому из них пришлось столкнуться с проблемой противоположностей.
Если развить далее образ Эдемского сада, то можно увидеть, что ранним Отцам Церкви, повиновавшимся течению человеческой судьбы, пришлось отказаться от символа вечной целости, они просто помнили о нем, живя в мире временном. И так же, как любому из нас, им пришлось выбирать направление, по которому выйти в мир. Поскольку они пошли в направлении света, а солнце стало для них одним из любимых символов Христа, можно предположить, что они вышли через Южные ворота, стремясь к максимуму света, солнцу и полудню. Однако, без сомнения, они освоили и территорию и к востоку от Эдема, глядя на восходящее солнце, и к западу от Эдема – на заходящее солнце, как только это стало возможным, и, таким образом, расположились на максимально обширной территории, включающей пространства вокруг трех рек. Здесь они основали Церковь, этот могучий корабль, который в течение почти двадцати веков нес бесчисленное количество душ. Многие из их символов базировались на четырехугольных фундаментах. Но основной символ оставался тройственным; «четвертое», в данном случае – север, оставалось за их спинами, как смутно, а иногда и явственно ощущаемый враг. На самом деле, раньше север отождествлялся с пристанищем Дьявола. Я хотела бы напомнить читателю об инквизиции и ее преследовании еретиков и ведьм и, конечно, о безусловной ограниченности самого христианского учения, порицающего все, что находится за его пределами, как непременно относящееся к Дьяволу. Я хочу сказать, что даже такой всемирный, высокоинтеллектуальный, благонамеренный институт, как христианская церковь, повернут спиной к четвертой реке, четвертым воротам и к территории Эдема. Они не включены в сознательное мировосприятие. Но множество символов кватерности, также присущих этой религии, показывают, что потерянный Рай присутствует в христианстве, как вечно пытающийся проявиться архетипический образ. Подобно Гёте в «Фаусте», Церковь нашла выход и перенесла все выгоды целостности из реального мира в загробный, это происходит, например, в концепции Нового Иерусалима из Откровения, в его основе лежит число «четыре» или кратное «четырем». Таким образом, не было необходимости решать, как поступить с темной и сомнительной четвертой частью. Ее порицали или не замечали, оставив на волю Бога.
Вернемся к жизни индивидуума. Чтобы проживать полноценно первую половину жизни, ему нужно уйти от первоначальной целостности, от Эдема, в широком или узком смысле. Но к середине жизни у многих людей, сознательно или бессознательно, возникает чувство неудовлетворенности или неполноты жизни. То, что раньше казалось абсолютно желанным, теряет свое прежнее очарование. В этот период образ целостности снова становится ощутимым, он побуждает усердно искать что-то, что будет соответствовать запросу. В контексте кватерности, мы ощущаем оставленное позади «четвертое» как изначально упущенное.
Если мы намерены это исправить, то нам придется пройти через самые низменные и отвергнутые части нашей личности. Мы должны покинуть знакомые места с проложенными дорогами, цивилизацией и понятным, ступив в неизвестную страну, которая всегда находилась позади нас, в ту часть, о которой либо не догадываются, либо подозревают, что она опасна и жестока. Нам кажется, что самый верный способ вернуться в Эдем, т.е. в первоначальную целостность, – это просто войти в него через ворота, расположенные прямо напротив и позади тех ворот, из которых мы вышли в жизнь. Для этого нам приходится двигаться вместо магистралей по узким тропинкам, часто путь пролегает там, где вообще нет тропинок – через непроходимые места, где легко можно заблудиться или впасть в отчаяние. Вышеописанное означает только приблизительное указание пути, чтобы ищущий Дух сам нашел дорогу к потерянному Раю. Рай может оказаться все тем же и совсем не тем, ибо он больше не будет бессознательным состоянием, но состоянием, в котором старое превратится в совершенно новое, потому что впервые станет сознательным. «Фауст» Гёте олицетворяет такую картину, и в своей собственной жизни Гёте пришел к такому превращению. Об этом говорит его предсмертная мольба дать больше света. Не каждый пускается в такое паломничество или живет свою жизнь таким образом. Многие люди, особенно в наше время, начинают жить нормальной жизнью, но как будто никогда не ощущают неудовлетворенности из-за ограниченного восприятия, либо старательно подавляют любое проявление неудовлетворенности. Наше время – время материализма, а противоположность материализму – духовное, никогда прежде не отрицалось так массово, как это происходит сегодня. Если не стремиться к противоположности, в какой бы форме она ни проявлялась, возврат к «четвертому», а значит и к долгосрочной реализации утрачен ной целостности, невозможен, во всяком случае в этой жизни.
Некоторые люди вообще так и не покинули окрестностей Эдема. Их изгоняют, конечно, как и всех остальных, но они разбивают лагерь под его стенами, не в силах оторваться от этого места. Они не могут его забыть, как забывает его большинство, и поэтому не способны находить удовлетворение в удовольствиях и мирских делах, их всегда мучает чувство незавершенности и разочарование во всем, чем они пробуют заниматься, как будто перелом, который обычно наступает в середине жизни, для этих людей существует изначально.
Понятно, что такое отношение страшно мешает жить. В наше время такое поведение мы часто можем наблюдать у puer aeternus и puella aeterna – вечных юношей и девочек, которые не хотят взрослеть и брать ответственность за свои жизни. В наши дни таких людей слишком много, и в значительной степени они ответственны за появление тоталитарных государств и диктаторов, ведь стаи вечных детей являются непреодолимым соблазном для тех, кто любит власть. Но самая отрицательная черта таких людей – лень. Они не хотят ни повернуться спиной к во- ротам Рая детства и покинуть его усилием воли, ни осознать и принять свои ограничения и сделать из них что-нибудь созидательное.
Принятие ограничений может быть чрезвычайно полезным, как показывает жизнь многих творческих людей. Огромное количество поэтов, художников, скульпторов, музыкантов не смогли продвинуться далеко по жизни и поселились слишком близ- ко к стенам Эдема. Здесь они пытались воспроизвести, насколько были способны, утраченную целостность, неотвратимо притягивающую, подобно мощному магниту; из-за такого притяжения им практически не удавалось продвинуться в мир.
Конечно, есть и исключения. Я говорю о художниках в самом широком смысле этого слова, кто живет полной жизнью в мире внешнем, постоянно контактируя с мощным внутренним образом, требующим выражения. Должна признаться, что такие люди встречаются крайне редко. Таким исключением были Гёте и, вероятно, Шекспир, хоть о его жизни известно немногое. Но большинству «художников» приходится довольствоваться искусством, отражающим лишь поверхность воспринимаемого ими ограниченного внешнего мира, либо ими овладевает внутренний образ, мешающий хоть сколько-нибудь продвинуться во внешнем мире. Тот факт, что люди искусства часто беспомощны в зарабатывании денег и имеют сложности в сексуальной жизни, слишком хорошо известен, чтобы дополнительно его комментировать.
Однако, как однажды заметил Юнг в частной беседе, именно «творческий человек» в самом широком смысле этого слова, обладает наибольшими шансами объединить противоположности, т.к. он не настолько односторонен, как рационалист или интеллектуал. По этой причине я буду приводить в основном литературные примеры, ведь создатели литературных произведений предлагают наилучший, с моей точки зрения, материал для иллюстрации образов потерянного Рая и их влияния на человеческие жизни. Я отдаю себе отчет, что образ потерянного Рая сам по себе слишком рационален (и сам по себе односторонне трехмерен), чтобы быть хорошим примером идеи четырехмерного архетипа целостности. Тем не менее он может стать путеводной нитью Ариадны в лабиринте неизвестности.