Джеймс Холл
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
От Возрождения до Фрейда
В конце средневековья люди начали терять интерес к долгому спору о божественном или демоническом происхождении сновидений; но, к сожалению, конец этого спора не привёл к какому-то возрождению интереса к конструктивному использованию сновидений, вроде того, которое практиковали жрецы Асклепия в античности. Энергия Возрождения была направлена на исследование внешнего мира и изучение разума в связи с миром, как в исследованиях памяти Джулио Камилло, Раймона Луллия, Джордано Бруно, Пьера де ла Раме и Роберта Фладда (Yates, 1966). Словно увлечённость внутренней жизнью, характерная для средневековья, привела к отскоку в зримый мир; способности воображения, важные для интуитивного понимания разума, вместо этого были направлены к экспериментам в науке и искусстве. Даже тщательно разработанные системы памяти, которые точно были впечатляющими имагинальными конструкциями, прежде всего предназначены для расширения способностей эго; они пытались навязать бессознательному уму структуру, а не учиться у него.
От Возрождения до современности изучение сновидений шло несколько лучше. Томас Хоббс (1599–1679) приписал по видимости беспорядочную последовательность образов сновидения неравномерным влияниям внутренних органов во время сна (Diamond, 1974). В Природе человека (1650) он утверждал, что любая связность в сновидениях случайна. Неравномерные влияния мозга заставляют мысли в сновидении появляться, “как звёзды между летящих облаков”, а не в таком порядке, в каком бодрствующий человек “хотел бы наблюдать их”.
Марен Кюро де ла Шамбр (1594–1669), бывший врачом Ришелье и Луи XIV, считал многие сновидения последствием неистовых эмоций, испытанных во время бодрствования; и сны могли довести такие вещи, как планы мести, “до успешного завершения, поскольку во сне [ум] больше не управляется чувством или разумом”. Он также рассматривал физиологические причины сновидений, такие как предполагаемое нарушение равновесия в желчи и крови (Diamond, 1974).
Уильям Смелли (1740–1795) в своей Философии естественной истории рекомендовал записывать сны сразу после пробуждения, чтобы развить способность запоминать сновидения в деталях. Этот совет верен и сегодня. Хотя он не предлагал толкования сновидений, он записал свой сон, в котором с него спадают брюки прямо на публике. Мы можем заметить здесь типичную форму сна тревожной персоны.
У Декарта в ночь на 10 ноября 1619 года было три сна по дороге с коронации императора; фон Франц (von Franz 1975) рассматривает их как иллюстрацию глубокой перестройки личности, возможной в сновидениях. Декарт, похоже, сразу счёл эти сны серьёзным событием в своей жизни, ключевой поворотной точкой, не заботясь о том, истинны они или ложны.
Томас Уиллис (1621–1975) повторял подход Лукреция к сновидениям, подчёркивая органические причины.
Ясно, что к 1900 г., как показывает Фрейд в обзоре научной литературы в главе I Толкования сновидений, старое понимание о том, что сон имеет смысл, было утрачено. Вместо средневековых представлений об истинных и ложных снах, повторяющих мысли античности, появились описания экспериментов о роли внешних и внутренних стимулов, вызывающих видение сна. Сны рассматриваются как продукты ума, работающего с недостаточной энергией, лишённого связности, характерной для его способностей к синтезу во время бодрствования. Посреди этих разрозненных исследований процесса сновидения значимым и неизменным достижением Фрейда было восстановление личностного смысла сна для сновидца, и эта точка зрения была утрачена с упадком святилищ Асклепия. Хотя мы можем не согласиться с теоретическими конструкциями Фрейда о сновидении, это никак не умаляет его подлинно героическое достижение по реабилитации изучения сновидений как серьёзного занятия после девятнадцати столетий пренебрежения.
С Фрейда начинается современная эпоха исследования сновидений и возобновление толкования сновидений как верного подхода к бессознательному уму.
Психоаналитическая революция
В главной работе Фрейда, Die Traumdeutung (Толкование сновидений), указан 1900 год в качестве даты публикации, хотя на самом деле она была выпущена в 1899 г. Интерес к психологии рос и принёс с собой моды (например, френологию), которые скоро угасали или поддерживались на минимальном уровне (такие, как психические исследования). Эта первая большая психоаналитическая работа была встречена скорее безразличием, чем немедленной антипатией, которую представляли себе некоторые авторы, оглядываясь назад. Первое издание продавалось плохо, и лишь постепенно книга обрела универсальное признание, которым пользуется сегодня как главная и самая оригинальная работа Фрейда (Jones, 1953). Во многом, психоаналитическая революция полностью расцвела, начиная с Фрейда, прежде всего из-за предшествующих девятнадцати столетий пренебрежения искусством толкования сновидений (De Becker, 1968). В своих Вводных лекциях по психоанализу Фрейд признал этот пробел и предложил “принять предрассудки предков” и проследить пути “толкователей сновидений античности” (SE15:87).
Однако, в отличие от предков, Фрейд полностью отвергал неприятный вопрос о подлинных или ложных пророческих снах, головоломку, досаждавшую столь многим средневековым христианским авторам. Он писал (SE19), что пророческие сны “превратятся в ничто”, но указывал, что верил в возможность телепатических снов между людьми и даже говорил, что проводил эксперименты по телепатии в своём “частном кругу”. В этом мнении Фрейд был полностью современным, ведь интерес к научному исследованию паранормальных снов постоянно увеличивался после основания Общества психических исследований в 1882 году в Англии. Больше не было ни древнего предположения об истинных и ложных снах, ни озабоченности средневекового клира их божественным или дьявольским происхождением. Напротив, вопрос о паранормальной информации, как указал Фрейд, рассматривался как вопрос, подлежащий научному изучению.
Теория сновидений Фрейда лишь слегка изменилась по сравнению с той, что он выдвинул в работе 1900 года (Pontalis, 1974). Особый интерес представляет глава VII, “Психология процесса сна”, содержащая его главные озарения. Также исторически познавательно рассмотреть раздел G главы I, в котором Фрейд резюмирует теории о сновидении и функциях сна, ходившие в научных кругах того времени. Его собственные озарения и далеко идущие интуиции получают выгодное сравнение. Очевидно, что теория Фрейда не просто выросла из исследований других учёных; он был более близок к античным теориям о сновидении, чем к лабораторным экспериментам своих современников.
Вдобавок к Толкованию сновидений, важными источниками сведений о мышлении Фрейда являются эссе “О сновидениях” (SE5), “Замечания о теории и практике толкования сновидений” (SE19) и “Некоторые дополнительные замечания о толковании сновидений в целом” (SE19). Толкование сновидений заботило Фрейда и в других работах. В более широкой психоаналитической литературе ссылки на сновидения и видение снов также встречаются повсеместно, здесь будут упомянуты только показательные источники. Раннее и клинически интересное рассуждение о сновидениях можно найти в работе Эллы Фриман Шарп Анализ сновидений (Ella Freeman Sharpe, 1937). Монографии Нагера (Nagera 1969) и Уолдхорна (Waldhorn, 1967) предлагают современные изложения клинических и теоретических позиций по сновидениям и их толкованию в современном фрейдистском психоанализе. У меня сложилось впечатление, что сейчас сном относительно пренебрегают, по сравнению с той важностью, которую он имел в раннем мышлении Фрейда и в его открытиях (иногда ошибочных) о природе бессознательных процессов.
Пренебрежение снами в психоанализе
В 1975 году на Международной психоаналитической конференции в Лондоне доктор Гарольд П. Блум сказал, что сновидения больше не считаются “королевской дорогой в бессознательное” (Blum, 1975). Похожие мысли выражал Бреннер (Brenner, 1969), писавший, что взгляд на сны как самую быструю и простую дорогу в бессознательное в настоящее время не подкрепляется “убедительными доказательствами”, хотя добавил, что, без сомнения, шестьдесят пять лет назад всё было иначе. Подводя итог выводам группы психоаналитиков Уолдхорн (Waldhorn, 1975) записал, что анализ сновидений “следует проводить так же, как анализ любых других производных ума” безо всякого “безусловного предпочтения” материалу сновидений. Он добавил, что “[анализ сновидений] больше не может рассматриваться как единственная или даже главная, или предпочтительная техника в распоряжении аналитика”. Понталис (Pontalis, 1974) выделил две противоположные тенденции использования сновидений в психоанализе, и эти две тенденции часто проявляются в работе одного аналитика. Первая, которую он не желает называть классической, устанавливает статус сновидений как королевской дороги; противоположная рассматривает сообщение сна не иначе, чем любой другой материал на сессии пациента. Эту вторую точку зрения в некоторой степени поддерживал и сам Фрейд, писавший в “Некоторых дополнительных заметках по толкованию сновидений в целом” (SE19), что “нельзя практиковать толкование сновидений как изолированную деятельность: оно остаётся частью работы по анализу”.
Хотя общее направление фрейдистской психоаналитической работы, похоже, уходит от специального акцента на сновидении, это совсем не всеобщий подход. Возражения в пользу сохранения особого места для сновидений также появляются во фрейдистской литературе. Альтман (Altman, 1969) подтвердил, что сон — “чрезвычайно важен для изучения бессознательного”. Он опирается на теоретическую позицию, согласно которой сон представляет собой изменённую форму сознания, в которой межсистемные динамики (ид, эго, супер-эго) функционируют иначе. Таким образом, сон качественно отличается от продуктов бодрствования. К тому же, как практическая клиническая проблема, сведения, полученные в результате толкования сновидения, могут оказать гораздо более глубокое воздействие на пациента, чем такое же понимание, достигнутое посредством анализа других аспектов поведения и опыта.
Несмотря на конфликтующие взгляды на сновидение в рамках фрейдистской школы, кажется справедливым процитировать утверждение Понталиса (Pontalis, 1974), что нынешний поворот прочь от первоначального акцента на сновидениях у Фрейда “удушает красноречие онейрической [сновидческой] жизни”. Во многом, юнгианская школа психоанализа сохранила первоначальный фрейдистский акцент на сновидениях, хотя они рассматриваются с несколько иной теоретической позиции. Как я покажу далее, упадок сновидения мог быть неизбежен во фрейдистской теории из-за базового теоретического предположения, что снящееся и запомненное — это обличье, всего лишь “явный” сон, тогда как реальный смысл сна находится по ту сторону этого предполагаемого обличья.
Основное положение теории сновидений Фрейда
Позиция Фрейда по сновидениям, изложенная в 1899 году, позже была несколько модифицирована по мере разработки других моделей психического аппарата. Первоначальная топографическая модель была основана на идее пространственных метафор — бессознательное было “ниже” сознательного ума. Позже он говорил в более структурных терминах о таких разных психических сущностях, как эго, ид и супер-эго. Ид — это изначальная матрица ума; оно содержит импульсы или психологические представления базовых биологических нужд тела. Эго было образовано как исполнительный орган ид, и с его развитием непосредственное требование удовлетворения желаний ид (принцип удовольствия) модифицируется принципом реальности, допускающим откладывание удовольствия ради его усовершенствования или избегания боли, связанной с немедленной разрядкой. Эго видело реальность и понимало необходимость синтеза различных нужд, тогда как ид, похоже, лишь желало уменьшения инстинктивного напряжения, которое считало приятным. Супер-эго было психической сущностью, развившейся позже, основанной на интроецированном образе доминирующего родителя, который представлял модель общества, в котором развивалось эго. Эго сглаживало напряжение между внешними требованиями реальности (включая их представление в супер-эго) и инстинктивными требованиями ид.
Изменения оригинальной теории сновидений Фрейда, похоже, были лишь подтверждениями концепций в поздних и точнее разработанных терминах. Исключение появляется в работе По ту сторону принципа удовольствия (SE18), где Фрейд считал, что могут существовать инстинкты к смерти, а не только инстинкты к жизни, и в этом с ним не согласились многие поздние фрейдисты. Если инстинкт к смерти существует бок о бок с либидо инстинкта к жизни, то сны могут удовлетворять тот или другой, или оба в разной степени. Например, инстинкт к смерти может проявляться в вынужденных повторениях, повторяющихся снах и снах травматического невроза, точно воспроизводящих (полностью игнорируя принцип удовольствия) крайне пугающие ситуации, которые действительно произошли.
Фрейд (SE18:53) утверждал, что его взгляды с самого начала были дуалистическими, но сдвинулись от оппозиции инстинктов эго и сексуальных инстинктов к более исчерпывающей оппозиции инстинктов жизни и смерти. Напротив, он рассматривал теорию либидо Юнга как монистическую, потому что она описывала только одну базовую инстинктивную силу. Как будет показано далее, Юнг действительно понимал необходимость в дуальности во многих своих концептуальных формулировках, рассматривая главную область напряжения между архетипическими и личностными способами существования; но он также довёл озабоченность дуальностью (которую обычно называл “противоположностями”) до крайней концептуализации: центральным архетипом было coincidentia oppositorum, единство противоположностей, нечто немыслимое в обычных способах рассуждения и символически представленное в таких странных образах, как алхимический lapis.
Взгляд Фрейда на сновидение заключался в том, что во время сна цензор, обычно держащий неприемлемые желания подальше от сознания, имеет в своём распоряжении гораздо меньше энергии (либидо), и потому во время сна могут возникнуть подавленные желания. Во сне происходит декатексис (удаление энергии, либидо) от всех трёх частей психического аппарата (эго, ид и суперэго); в психозе энергии недоставало у эго; в неврозе происходит упадок либидо в до-сознательной системе (Waldhorn, 1967, p. 84). Поскольку подавленные желания, обычно детской сексуальной природы, исключались из сознательного ума ввиду неприемлемости для представлений эго о себе, в силу их попыток проникнуть в бессознательное, когда надзор ослабевал во время сна, возникала тревога. В сущности, сон рассматривался как компромисс между неприемлемым желанием и желанием продолжать спать. Работа сновидения заключалась в выработке из желания его замаскированной версии, которая позволяла бы частичную разрядку подавленного желания, но при этом оно не было бы достаточно ясным, чтобы вызвать тревогу и нарушить сон.
Таким образом, цель или функция сновидения по Фрейду заключалась в сохранении сна. Фрейд полагал, что, когда сновидец пробуждался от сна, особенно из-за тревоги во сне, функция сновидения нарушалась, и скрытая тревога появлялась в сознании.
Что такое сон? Для клинициста это всё, что пациент считает сном (Waldhorn, 1967), хотя опытные терапевты часто могут отличать ночные сны от других форм имагинальной деятельности, например, мечтаний перед засыпанием. Хотя Фрейд полагал сны кратковременным психозом (SE14:230), он совсем не считал, что они патологические сами по себе, скорее, это нормальная часть ментального функционирования. Нагара (Nagara 1969) предлагал, возможно, самое краткое изложение взглядов Фрейда на сновидение: “Сон — это [замаскированное] выполнение [подавленного] желания”. Потому сон — это подавленное желание, представленное в сознании в замаскированной форме.
В Очерке психоанализа, опубликованном в 1938 году, Фрейд (SE23) добавил к импульсам ид, вызывающим сновидения, возможность, что сновидения также могут возникнуть их до-сознательной цепочки мыслей, которая содержит конфликт или из желания эго, основанного на дневных остатках, событиях дня, предшествующих сну, которым сознание не уделило должного внимания. Дневные остатки понимаются как аффективные процессы, в некоторой степени избежавшие понижения энергии, вызванного сном, возможно потому что это безразличные элементы, сопротивляющиеся цензуре (Nagara, 1969, pp. 40–41). Импульс ид типично бывает подавленным желанием, но в некоторых случаях может быть результатом соматических требований, например, нужды помочиться. Итак, образование сна — это результат работы, проделанной над желанием, чтобы оно не нарушило сон.
Как резюмировал Нагара (Nagara, 1969), элементы, которые считались частью работы сновидения — это сгущение, замещение, пластическое представление и вторичная ревизия. Такие “высокие” функции, как суждение, критика, рассуждение и так далее не считаются частью самой работы сновидения; они могут появиться во сне только потому, что уже существуют в скрытых мыслях сновидения. Здесь возникает различие с юнгианской теорией сновидения, в которой сон часто рассматривается как нечто творческое. То, что Нагара называет пластическим представлением, Шарп (Sharpe, 1937) ранее называла символизацией; более точно это можно описать как использование семиотического знака, чтобы зарезервировать термин символ, как это делает Юнг, для более базового и традиционного использования.
Термин конденсация указывает на способ, которым одна идея может нести в себе энергетический заряд множества связанных идей. Процесс энергии, текущей от одной идеи к другой, называется замещением, и эти два процесса тесно связаны. Рассуждение о том, как идеи уместны для замещения энергии, учитывает их сходства, созвучие и общие атрибуты (SE14:81). Из этой теоретической модели следует, что так называемый явный сон будет иметь меньше содержания, чем сумма многих скрытых мыслей сновидений, которые нашли в нём замаскированное выражение. При помощи этого процесса замещения движение энергии от скрытой мысли к явному образу сновидения может включать в себя движение от предмета большего интереса к образу меньшего интереса или движение от чего-то важного к чему-то неважному. Искажения в сновидении, как считается, управляются двумя факторами: они больше, когда желание, которое следует цензурировать, более пугающее, или, когда требования цензуры выше, чем обычно. Очевидно, эти два фактора могут иметь различную интенсивность (SE15:143). Двойное функционирование сгущения и замещения производит искажение скрытых мыслей сновидения; по фрейдистской теории, это искажение необходимо, чтобы неприемлемый бессознательный и до-сознательный материал был включён в явные образы сновидения (Nagara, 1969, p. 68).
И пластическое представление, и вторичная ревизия теоретически требуются, потому что вербальное выражение, доступное сознательному уму (часть вторичного процесса), предположительно, недоступно для работы сновидения, а также потому, что сон, если вторичная ревизия не сделает его правдоподобным, может обратить на себя внимание сознательного чувства реальности и тем самым не дать сохранить сон.
Как считается, процессы в бессознательном происходят согласно первичному процессу, тенденция которого заключается в том, чтобы стремиться разрядиться без задержки (Waldhorn, 1967, p. 82). Первичный процесс — это, в сущности, объективный язык для того же процесса, который, будучи воспринят субъективно, называется принципом удовольствия (Hinsie and Campbell, 1960, pp. 577–578).
Одна особенно полезная модель фрейдистской теории сновидения изображает “возбуждения”, возникающие во время сна и лишённые обычного выхода в действии. Это рассматривается как аналог рефлекторной дуги, в которой эфферентный действующий член рефлекса запрещён состоянием сна (SE5:537). Импульсы, достигающие обычного моторного выхода, лишены доступа к моторному аппарату, потому что во время сна он не функционирует. Эти импульсы затем регрессивно обращаются назад через бессознательное к системе восприятия, которая, в свою очередь, активируется и производит образы. Это топографическая регрессия, и она рассматривается как возвращение к “примитивному уровню галлюцинаторного исполнения желания” (Nagara, 1969, p. 63). Регрессия может насчитывать три аспекта: топографический, временной и формальный. Топографическая регрессия происходит из сознания к содержанию бессознательного; временная движется к пробуждению ранних воспоминаний и образов; формальная регрессия относится к более примитивному способу функционирования умственного аппарата. Хотя регрессия также может происходит во время бодрствования, обычно она просто приносит в сознание мнемонические образы из сохранённой памяти, не продвигаясь к галлюцинаторным образам восприятия, как в сновидениях.
Хотя Фрейд насчитывал три источника сновидений (недавний и безразличный материал, инфантильный материал и соматические источники), он полагал, что мотивирующей силой всегда было инфантильное желание, которое было подавлено (Nagara, 1969, p. 20). Потому основная формулировка, что сны защищают от подавленных инфантильных желаний, всё ещё занимает центральное место во фрейдистской теории.
Поскольку вся последующая работа по толкованию сновидений, включая и Юнга, противоречит позиции Фрейда, может быть полезно более подробно рассмотреть основные компоненты его позиции.
Желание спать как мотив сновидения
Постулат Фрейда о сновидении как хранителе сна был хорошим приближением, учитывая то, что было известно в то время, когда он писал. Современные лабораторные исследования сна, которые будут рассмотрены в следующей главе, показали, что во время сновидения порог пробуждения выше. Но лабораторные исследования обычно не поддерживают базовое положение Фрейда, что сон сохраняется благодаря сновидениям. На самом деле, может быть верно и обратное: одним из мотивов засыпания может быть сновидение. Однако, даже до накопления данных из лабораторий сна, были причины ставить под вопрос модель Фрейда. Например, большое число сновидений появляется прямо перед пробуждением, когда, кажется, нужда во сне как раз была удовлетворена (Hollender, 1962). Кроме того, приписывать сновидениям столь универсальный мотив, как желание спать, затемняет запутанную связь, которую можно наблюдать между содержанием сновидения и текущей жизненной ситуацией сновидца. Если сохранение сна было главной целью, тогда “в целом [было бы] безразлично для спящего эго, что именно снится”, пока сон сохраняется (SE19). Позиция Фрейда также не допускает никакой действительной творческой деятельности или решения проблем в сновидении, хотя многие люди склонны думать, что их сны выполняют эту функцию (Lipton, 1967).
Сексуальная природа подавленных желаний
Было много случаев признания сексуальных аспектов детства и до Фрейда, но его теория объединила множество наблюдений (Kern, 1973). Сегодня нет сомнений во множестве сексуальных импульсов детей. В клинической обстановке практик может столкнуться с проблемами, вызванными неадекватным подавлением такой фантазии, а также проблемами, вызванными самой распространённой реакцией излишнего подавления. Предположение о сексуальной природе подавленных желаний, стоящих за сновидениями, во многом было основано на различии между явным содержанием и скрытым содержанием, и эта теоретическая позиция далее будет рассмотрена критически. На самом деле, можно сказать, что главная разница между подходами Фрейда и Юнга к сновидению лежит именно в этом различии. Хотя сновидение не просто прозрачно для Юнга, он не говорит в терминах скрытого смысла. По аналогии, бесполезно утверждать, что иностранный язык, который мы не понимаем — это замаскированная форма английского; это просто неизвестный язык, и можно выучить его правила и смысл.
Фрейд (SE19) отмечал множественность сновидений, связанных с инцестом, по сравнению с редкими прямолинейными снами о сексуальных отношениях с матерью. Он полагал, что большое число замаскированных версий таких желаний можно найти именно в сновидениях. Кажется, что Фрейд ссылался на частоту таких тем инцеста в скрытом сновидении, которое несёт в себе предполагаемый “истинный” смысл сновидения после того, как оно было подвергнуто анализу. Пример такой замаскированной сексуальности инцестуозной природы был дан Шарп (Sharpe, 1937, p. 178). Молодой пациентке приснилось, что она занималась любовью с Дугласом Фэрбенксом, который постепенно стал её братом. При толковании сновидения Шарп полагала, что здесь подразумевался отец сновидицы: (1) брат предполагает семейную ситуацию и мог быть заменой отца; (2) было два актёра по имени Дуглас Фэрбенкс: отец и сын, старший и младший. Потому Шарп подумала, что инцест отца и дочери был скрытым смыслом скрытого сновидения. Похожее толкование было основой утверждения Фрейда о частоте инцеста в психоаналитических толкованиях сновидений. Сон Бисмарка, в котором удлинилась его плеть, является другим примером сексуального толкования мотива сновидения, который мог нести в себе иные смыслы, хотя сексуальные подтексты нельзя отвергать полностью.
Открыто сексуальные сны бывают, но они не всегда толкуются как результат подавленных инцестуозных тем. Поскольку личная мать может представлять другие образы материнства, возможно, что инцест с матерью сам может быть символом в юнгианском смысле. Знаменитый пример такой символизации посредством сексуальной образности — это сон Цезаря перед пересечением Рубикона, изменившим течение римской истории. После недель сомнений, следует ли идти на Рим, Цезарю приснилось совокупление с матерью, после чего он решил вести легионы на Рим, в материнский город. Как объяснил де Бекер (De Becker, 1968), толкователи сновидений во дни Цезаря легко могли рассматривать материнский инцест как символ территориального завоевания. Сегодня мы ещё знакомы с понятиями земли- матери, родной страны, альма-матер и другими похожими выражениями.
Сексуальность появляется в откровенной форме в сновидениях, но всегда следует учитывать её конкретный смысл. Это прямой образ (объективный уровень толкования) или субъективный, указывающий на части психики сновидца? Насколько символична сексуальная образность, будь она объективная или субъективная? Эти вопросы лучше изучить после изложения теории Юнга.
Нет сомнений, что общество конца века, в котором Фрейд работал в Вене, проявляло много форм сексуального подавления, и живя в более открытом обществе сегодня, мы в большом долгу перед Фрейдом за его новаторский поход против лицемерия и неуважения естественных инстинктов. Однако, из этого не всегда следует, что, когда подавление будет устранено, появится сексуальность. Возможно, общество, которое наблюдал Фрейд, было не показательно для человечества в целом — отсюда ранние споры об универсальности эдипова комплекса. Общества и индивидуумы равно способны подавлять другие аспекты естественного поведения. В самом деле, может быть неизбежно, что во время процесса созревания от ребёнка ко взрослому проявляется некоторое подавление; то, что подавляется, сильно варьируется от культуры к культуре, от семьи к семье, от одной исторической ситуации к другой. Принцип компенсации Юнга не уточняет, что именно будет найдено в бессознательном материале, но утверждает, что материал будет компенсировать сознательную ситуацию. Пример может прояснить природу компенсации и сексуальности.
Мужчина за сорок, разошедшийся с женой, был довольно активен сексуально. Он спал с женой несколько раз в неделю и завёл любовницу, которую посещал регулярно, а в свободное время искал возможность переспать и с другими женщинами, часто посещая с этой целью бар, популярный для такого рода встреч. Однако, в этот период очень активной и неподавленной сексуальности сновидения проявляли разительный контраст — ему снились походы в церковь и принятие причастия. Очевидно, что в этом случае действовал принцип компенсации. Когда-то в своей жизни он очень хотел стать священником, но решил действовать вопреки этим чувствам и пошёл в другом направлении. Сновидения добавляли (или, по крайней мере, пытались) к его сознанию элемент, отвергнутый в то время активностью его эго. Если бы он был в Вене Фрейда и подавлял свою сексуальность, его сны столь же настойчиво пытались бы вернуть в сознание отсутствующие сексуальные чувства.
Следует отметить ещё кое-что о сексуальности и теории Фрейда. Понталис (Pontalis, 1974) сделал интересное наблюдение, что для самого Фрейда сон мог быть “замещённым материнским телом”. Возможно, что интерес Фрейда к своей сновиденной жизни, основа его знаменитого само-анализа, мог символически представлять собой материнский инцест. Проникновение Фрейда в “материнские” сны (инцест?) привело к пониманию и покорению, как он думал, неизученной земли бессознательного ума. С учётом положения Понталиса легко заметить параллель со сновидением Цезаря, приведшим к пересечению Рубикона и доминированию в Риме.
В юнгианском мышлении глубинные слои бессознательного содержат противоположности. Тень, которая во многом эквивалентна ид Фрейда, это не просто хранилище подавленных неприемлемых желаний или психических выражений телесных нужд. Чтобы адаптироваться к семье, в которой он родился, ребёнок может быть вынужден подавлять совершенно естественные и приемлемые части своей личности. Но ниже личностного уровня бессознательного также появляются противоположности в архетипических образах объективной психики (то, что Юнг изначально называл коллективным бессознательным). Из архетипов возникают как инстинктивные импульсы, так и инстинктивные контр- импульсы. Это особенно хорошо иллюстрирует Хардинг (Harding, 1965) в работе Я и не-Я . Её диаграмма V архетипических образов ясно показывает: то, что кажется противоположностями на “верхнем” и более личностном уровне сознания, возникает из глубинных архетипических слоёв психики (сохраняя связь с ними), в которых возможно единство противоположностей. Если эти отношения рассматривать с точки зрения развития (то есть, если смотреть на них как на появление личности из первоначального единства психики ребёнка), то ясно, что глубинные архетипические образы содержат оба аспекта того, что окажется инстинктивными мотивами в более развитом уме взрослого человека. Это образ саморегуляции психики, которая проявляется при толковании сновидений как принцип компенсации. Хиллман (Hillman, 1968) также отмечал эту саморегуляцию, обсуждая запрет мастурбации.