Алистер Кроули
- Купить печатную книгу: Алистер Кроули «ЕВАНГЕЛИЕ ОТ СВЯТОГО БЕРНАРДА ШОУ»
- Купить электронную книгу: Алистер Кроули «ЕВАНГЕЛИЕ ОТ СВЯТОГО БЕРНАРДА ШОУ»
Привилегия божественного происхождения
Следует отметить ещё одну традицию. Предельным восхвалением царя было заявление о том, что он — сын не земного отца, но бога. Его мать входит в храм Аполлона, и Аполлон является к ней в облике змеи, или что-то вроде того. Римские императоры вслед за Августом принимали титул Бога. Странно, но эти божественные цари весьма настаивали на существовании своих человеческих царственных предков. Александр, претендующий на то, что был сыном Аполлона, также определял себя как сына Филиппа. Так же и в евангелиях: святые Матфей и Лука приводят родословия (два отличных друг от друга), выводя происхождение Иисуса через Иосифа от царского дома Давида, и тут же заявляют, что отцом Иисуса был не Иосиф, а Святой Дух. Поэтому кто-то может решить, что рассказ о Святом Духе является поздней вставкой, позаимствованной из греческой и римской имперской традиции. Но опыт подсказывает, что одновременная вера в происхождение от Давида и принятие Святого Духа вполне возможны. Такое двоеверие воспринимается человеческим разумом без всякого неудобства или осознания противоречивости элементов. Можно привести множество подобных примеров: например, известное моему поколению дело Тичборна, попытку которого выдать себя за баронета поддержала крестьянская община на том основании, что семья Тичборна, напротив, пыталась препятствовать реализации прав крестьян. Вполне возможно, что Матфей и Лука не осознавали этого противоречия; тем не менее, теория вставок не снимает проблемы, поскольку сами вставщики, по-видимому, о ней не знали. Лучшая почва для подозрений в поздних добавлениях — неведение святого Павла о божественном рождении и учение о том, что Иисус явился в мир при рождении как сын Иосифа, но восстал из мёртвых через три дня как Сын Божий. Здесь опять несколько режет глаз несоответствие: три точки зрения принимаются одновременно без смущения ума. Порой мы способны придерживаться едва ли не полдюжины противоречащих друг другу версий события, если чувствуем, помимо всего прочего, что это не затрагивает существенных вопросов или что существует некая точка зрения, в которой эти противоречия примиряются.
Но это не современная позиция. Всё, что нужно здесь отметить — что легенда о божественном рождении обязательно рано или поздно применялась к выдающимся лицам во времена Римской Империи и что нынешние богословы, так и не сумевшие этого опровергнуть, вполне закономерно проповедуют чудесные представления не только об Иисусе, но и о его матери.
Не имея иного научного инвентаря, кроме знания этих особенностей человеческого воображения, каждый, наверное, сможет прочесть четыре евангелия без путаницы и без презрительного недоверия, портящего характер многих современных атеистов, или бездумного легковерия, которое порой заставляет людей набожных принуждать нас толкать их в сторону катастрофы как непрактичных безумцев, требуя, чтобы мы встречали насилие и несправедливость с немой покорностью в убеждённости, что это странное поведение Иисуса перед Пилатом есть пример нормального человеческого поведения. Предположим, что без подходящих ключей евангелия для современного образованного читателя нелепы и невероятны, а апостолы нечитаемы. Но с ключами они запросто постижимы. Иисус становится человеком понятным и последовательным. Причины, заставившие его действовать «как агнец, ведомый на заклание», вместо того, чтобы защищаться, как Магомет, делаются вполне ясны. Рассказ становится настолько же заслуживающим доверия, как и всякое другое историческое повествование этой эпохи.
Я указывал на этот момент в комментариях к прошлым разделам и ещё буду возвращаться к нему позднее. Здесь следует только отметить небрежность мистера Шоу при чтении анализируемого им текста. Он утверждает: «Так же и в евангелиях: святые Матфей и Лука приводят родословия (два отличных друг от друга), выводя происхождение Иисуса через Иосифа от царского дома Давида, и тут же заявляют, что отцом Иисуса был не Иосиф, а Святой Дух». Далее, чуть ниже, он добавляет: «Вполне может статься, что противоречия Матфея и Луки были неосознанными».
Противоречий нет; Матфей (1:16) отмечает: «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос». Цель его — конечно же, показать, что Мария была «femme coverte», женой весьма почтенного мужа, даже человека царских кровей. Он, по всей видимости, имеет в виду только это, хотя и спокойно говорит об «Иисусе Христе, Сыне Давида», в первых же стихах. Лука (3:23), опять же, указывает: «Иисус, начиная Своё служение, был лет тридцати, и был, как думали, Сын Иосифов, Илиев». Можно заметить в скобках, что нет согласия даже в отношении того, кто был отцом Иосифа, и не менее интересно обратить внимание на то, что Матфей (1:6) выводит его линию от Давида через Соломона, тогда как Лука (3:31) — через Нафана.
Куда важнее подробно обсудить некоторые аргументы в пользу представления о том, что вся история непорочного зачатия — позднейшая вставка: представления, которого если и не придерживается сам мистер Шоу, то, во всяком случае, и не отвергает. Первое, что необходимо отметить — что Марк и Иоанн совершенно не в курсе этой истории. Иисус появляется у них вдруг, вроде того, как Илия в Ветхом Завете. Он появляется на сцене взрослым. Матфей, как мы увидим позднее, оказывается всего лишь исправленным и дополненным изданием Марка, специально подготовленным для определённого класса читателей; тогда как Лука — позднейшая небылица (написанная, по всей видимости, греческим врачом), сравнимая, кроме качества греческого языка, с «Дафнисом и Хлоей» или «Золотым ослом». Вероятно, он имел доступ к рукописи Марка или Матфея, но обращался со своим текстом так же вольно, как Шекспир — с «Макбетом».
Как заявляет Шоу, Павел ничего не знал о божественном рождении. В Послании к Римлянам (1:3–4) он свидетельствует «о Сыне… Который родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим в силе, по духу святыни, через воскресение из мёртвых, о Иисусе Христе Господе нашем». Скорее всего, однако, Павел знал эти истории, но серьёзно возражал против них: вероятно, как против возможной причины раздора в Церкви; ибо в первой главе своего первого Послании к Тимофею (ст. 3–4) он рассказывает: «Отходя в Македонию, я просил тебя пребыть в Ефесе и увещевать некоторых, чтобы они не учили иному и не занимались баснями и родословиями бесконечными, которые производят больше споры, нежели Божие назидание в вере». Они могли бы пререкаться и о любом другом родословии, а не только о таковом самого Иисуса.
Это Послание к Тимофею было написано из Лаодикии, но после того, как Павел провёл некоторое время в Риме, он мог решить, что эта история — неплохая приманка; ибо в Послании к Евреям, написанном из Италии, он начинает говорить более уклончиво. Вся первая глава — своеобразная ода Иисусу как Сыну Божьему («Сей, будучи сияние славы и образ ипостаси Его и держа всё словом силы Своей…»), будто бы он в какой-то степени воспринял метафизические представления Иоанна. Но, разумеется, нет никаких оснований полагать, что он слышал россказни о непорочном зачатии. Как мы видели, ни Марк, ни Иоанн не упоминают о нём. Большинство учёных полагают, что Марк был писарем Петра или каким-то другим путём черпал информацию из этого источника. Так это или не так, весьма примечательно, что в этом (кажущемся нам столь жизненно важным) материале нет ни единой ссылки на вышесказанное.
Но они не знали даже того, что Иисус родился в Вифлееме! У Марка (1:9) говорится лишь то, что Иисус пришёл из Назарета Галилейского. Иоанн (1:29) указывает: «Видит Иоанн [Креститель] идущего к нему Иисуса», — но не уточняет, откуда именно тот пришёл. Однако в 45-м стихе Филипп, которого Иисус избрал учеником, находит Нафанаила и говорит ему: «Мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри».
В 7-й главе Иоанн упоминает братьев Иисуса без всякого намёка на то, что в этом вопросе есть какая-то тайна, и в этой же главе (ст. 41–42) мы находим: «Другие говорили: это Христос. А иные говорили: разве из Галилеи Христос придёт? Не сказано ли в Писании, что Христос придёт от семени Давидова и из Вифлеема, из того места, откуда был Давид?» И ещё раз — в стихе 52-м, снова возникает спор: «На это сказали ему: и ты не из Галилеи ли? рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк».
Все вопросы были мигом решены с помощью объяснения, что рождение происходило в Вифлееме из-за кесаря, обложившего весь мир налогами, и что в результате визита волхвов Ирод вырезал невинных: пустяковое обстоятельство, которое должно было вызвать порицание даже в те дни и которое (казалось бы) могло вызвать проблемы с прокуратором. Но они не знали всей истории и не имели точных представлений об иудейском праве. Не будет безрассудством предположить, что этот аргумент против христианства застрял такой костью в горле всякого правоверного иудея, что стало совершенно необходимо сочинить историю, опровергающую его.
Подводя итог первым страницам, Шоу отмечает, что, «не имея иного научного инвентаря, кроме знания этих особенностей человеческого воображения, каждый, наверное, сможет прочесть четыре евангелия без путаницы и без презрительного недоверия, портящего характер многих современных атеистов». Мы можем заметить, что характер современных атеистов испорчен, скорее всего, не презрительным недоверием, но систематическими истязаниям, которым они, словно дети, были подвергаемы во имя Иисуса. Что касается путаницы, мистер Шоу рассуждает сам с собою: «Предположим, что без подходящих ключей евангелия для современного образованного читателя нелепы и невероятны, а апостолы нечитаемы. Но с ключами они запросто постижимы. Иисус становится человеком понятным и последовательным». Ему, наверное, кажется, что он даёт нам эти ключи на просмотренных нами страницах. Воистину, причины, позволившие Иисусу добровольно пойти на крест, стали вполне понятны, но мистер Шоу бездоказательно приходит к выводу, что это и есть суть проблемы. В известной мере, без сомнения, это предисловие к предисловию может нам помочь. Но всё же проникаешься невольным сочувствием к приятелю мистера Шоу, «писателю выдающихся интеллектуальных способностей», который был настолько прост, что у него не было даже такого важного «Научного Инвентаря» как «знание этих особенностей человеческого воображения», явленное нам теперь мистером Шоу, и что в результате он обнаружил в евангелиях «столько ахинеи, что не в силах им больше следовать». Его позиция чрезвычайно болезненна, и теперь он остро ощущает это. Хуже всего (и это звучит ужасно), что речь может идти здесь о Герберте Уэллсе. А разуму, уставшему от осмысления, кажется, что есть ещё множество противоречивых и фантастичных элементов в историях, нуждающихся в новых и новых ключах, дабы вести нас в сердце своего лабиринта.
В конце данного очерка, показав, что все отрывки из евангелий отобраны мистером Шоу столь же тщательно, как любым другим еретиком, мы попытаемся предоставить читателю подлинную теорию повествования, его источников и причин возникновения его формы. Все они взаимосвязаны, и с этими связями стоит разобраться. Но пока давайте проследуем за нашим забавным философом в его исследование элементов Завета.
Матфей:
Благовещение; избиение; путешествие
Начнём с Евангелия от Матфея, не забывая при этом, что оно и не позиционируется как свидетельские показания. Это — хроника, основанная, как и другие хроники, на таких показаниях и на записях, которые хронисты могли получить в архивах. Тот из евангелистов, у кого имелись бы основания претендовать на свой свидетельский статус, конечно же, не преминул бы заявить об этом; и тот факт, что Матфей не выказывает подобных притязаний и пишет как простой хронист, даёт нам понять, что он излагает историю Иисуса точно так же, как Холиншед излагает историю Макбета; кроме того, по причинам, которые будут обсуждаться позднее, он должен был собрать свой материал и завершить свою книгу при жизни человека, жившего одновременно с Иисусом. Нельзя забывать и о том, что евангелие записано на греческом языке, тогда как родные предания и подлинные изречения Иисуса были, по всей видимости, на арамейском, одном из палестинских диалектов. Эти различия весьма важны, как вы легко поймёте, если прочтёте Холиншеда или Фруассара, а затем уже возьмётесь за Бенвенуто Челлини. Вы не обвиняете Холиншеда или Фруссара в том, что они утверждают и повторяют то, что прочли или услышали, хотя и не всегда можете поверить описанному ими. Но когда Челлини уверяет, что видел всё собственными глазами или участвовал в событиях, а вы находите, что описанное слишком невероятно, чтобы принимать его на веру, вам это надоедает, и вы начинаете подвергать сомнению каждую строку в его автобиографии. Поэтому не забывайте, что Матфей — Холиншед, а не Бенвенуто. Первые же страницы его повествования определяют ваше отношение к тексту.
Матфей сообщает нам, что мать Иисуса была помолвлена с мужчиной царских кровей по имени Иосиф, достаточно состоятельным для того, чтобы дом его в Вифлееме был пригоден для приёма царей, которые могли бы преподнести в дар золотые монеты без какихлибо нареканий. Ангел говорит Иосифу, что Иисус — сын от Духа Святого, и что он не должен обвинять свою жену в неверности из-за того, что она носит сына, которому он не отец; но этот эпизод выпадает из дальнейшего повествования: нет ни записей о том, рассказали ли о нём Иисусу, ни каких-либо указаний на то, что он оказал какое-то влияние на события. История, в общем-то, продолжается так, как будто благовещение не является её частью.
Ирод четверовластник, полагая, что должен родиться ребёнок, который уничтожит его, повелевает зарезать всех младенцев мужеского пола; родители же Иисуса бегут с ним в Египет, откуда возвращаются в Назарет, когда опасность миновала. Скажем заранее, что ни один из прочих евангелистов не принимает этого рассказа, как ни один из них, кроме Иоанна (который сплошь и рядом противоречит Матфею), не разделяет его склонности рассматривать историю и родословия всего лишь как свидетельства исполнения древнееврейских пророчеств. Эта склонность, несомненно, заставила его отыскать предания, записанные Осией («Из Египта воззвал Я Сына Моего»), и Рахиль Иеремии, плачущую о детях своих; по сути, он говорит именно так. Так что сейчас нас совершенно не интересует правдоподобие избиения невинных младенцев и путешествия в Египет. Мы можем забыть об этих сюжетах и приступить к важнейшей части повествования, которая начинается с момента зрелости Иисуса.
В этом разделе, увы, снова необходимо привлечь внимание читателя к небрежности мистера Шоу. Матфей называет людей, видевших звезду, не царями, но волхвами. Только в Средние века из них сделали царей. Но даже если считать, что использовалось слово «цари», — в чём проблема? Мистер Шоу ошибся весьма кстати, ибо это позволяет нам отметить, что дальше в нашей критике появится очень важный довод: незнание мистером Шоу жизни на Востоке делает его совершенно беспомощным в деле понимания Иисуса.
«Матфей сообщает нам, что мать Иисуса была помолвлена с мужчиной царских кровей по имени Иосиф, достаточно состоятельным для того, чтобы дом его в Вифлееме был пригоден для приёма царей, которые могли бы преподнести в дар золотые монеты без каких-либо нареканий», — говорит он нам. Он бросает насмешку, и насмешка приходится не туда, куда нужно. Так случилось, что я и сам был достаточно богат для того, чтобы жить в семифутовом шатре, куда цари могли приносить (и приносили) золотые дары. Они были самыми настоящими монархами, которых встречали пушечными салютами, когда они шли по Калькутте; и я касался золота и пересылал его дальше, вознаграждаемый, помимо прочего, несколькими карманными платками из царской руки и, быть может, парой-тройкой рупий или часами. Это совершенно обычная церемония. Они всего лишь хотели оказать почести и поднести дары Британскому правительству в моём скромном лице.
Кому-то это покажется совершенно незначительной деталью, а кому-то — вещью величайшей важности. Главнейшая составляющая данного очерка — указание на то, что знание восточных обычаев необходимо даже для самого примитивного понимания евангельских историй. Стыдно сказать, но хотелось бы, чтобы мистер Шоу для написания этого предисловия проконсультировался сперва у Редьярда Киплинга. Кроме того, данный эпизод у Матфея вполне себе «вызывает нарекания». По сути дела, их выражает Ирод четверовластник всеми своими поступками, и он вырезает всех младенцев в округе в надежде зацепить и того, кого нужно. Но мистер Шоу наверняка заметит, что это — не «честные нарекания», как истец на судебном процессе по клевете!
Шоу рассматривает этот случай, чтобы заметить в конце раздела: «Так что сейчас нас совершенно не интересует правдоподобие избиения невинных младенцев и путешествия в Египет». Шоу — секулярист, и его невозмутимость можно приписать тому, что он давно отверг все подобные моменты как несомненный вымысел. Но мы должны сосредоточиться на этом вопросе. Притязания у мистера Шоу ничуть не меньше, чем у папы Бенедикта: что Иисус был уникальным, значительно опередившим своё время персонажем, создавшим некое учение, в следовании которому мы должны преуспеть.
Дабы опровергнуть эти притязания, стоит рассмотреть репутацию документов, на которых он основывает свои построения. Если установлено, что заявленные факты — ложь, и доказано, что записанные изречения не оригинальны, а обычны для всего этого времени, что станется с такими притязаниями? Мистер Шоу перестанет быть мыслителем, если это так. Он станет ритором, предлагающим аргумент ad captandun обывателю, в точности как те люди, что извлекают за столом кости из цыплёнка без помощи вилки, оправдываясь тем, что так поступали королева Виктория и мистер Гладстон. Стоит привести имена этих знаменитых личностей, как всё становится подобающим, хотя в действительности таковы были их обычаи, а бесстыжий демократишка может поинтересоваться даже: пусть они и поступали именно так, но было ли такое поведение правильным?
Допусти мы, что правильным оно не было, и привлечение их имён к аргументации становится неуместным. И тогда окажется, что «Веласкес тут ни при чём». Тема же правдоподобия евангелий будет обсуждаться более подробно в разделе с соответствующим заголовком.
Иоанн Креститель
В это время сальвационистский пророк, называемый Иоанном, будоражит сердца людей. Иоанн объявляет, что обряд обрезания недостаточен для посвящения человека Богу, и заменяет его обрядом крещения. Нам, кому крещение видится чем-то само собой разумеющимся, а обрезание — довольно нелепой, чуждой практикой, не несущей никакого смысла, сенсационный эффект подобной ереси, оказываемый на евреев, непонятен: нам кажется вполне естественным, что Иоанн должен перекрестить людей так, как это делает наш деревенский священник. Но, как позднее раскрыл значение этого святой Павел, отрицание обрезания ради крещения было для иудеев столь же чудовищной ересью, как устранение пресуществления из мессы — для католиков XVI столетия.
В данном разделе наша критика коснётся только того, что Иоанн ни единым словом не обмолвился о том, что обрезание должно быть отвергнуто. Нет указаний на то, что что-нибудь в учении Иоанна особенно раздражало фарисеев. Для жителей Востока ныне, как и прежде, вполне в порядке вещей позиционироваться как странствующий аскет. Ортодоксы обращают внимание на нарушения только тогда, когда нападкам подвергнута некая основная доктрина или практика. Всё это необходимо отметить в связи с тем, что поведает нам Шоу в следующем разделе.
Иисус присоединяется к крестильщикам
В возрасте тридцати лет (как сообщает Лука) Иисус входит в религиозную жизнь своей эпохи, явившись к Иоанну Крестителю и потребовав крестить его, почти так же, как некоторые состоятельные юные джентльмены сорок лет назад «присоединялись к социалистам». Как известно, евреи взволновались; своими действиями он сжигал мосты и удалял себя с путей богатства, респектабельности и традиционности. Затем он начинает проповедь Евангелия от Иоанна Крестителя, каковое (кроме ереси крещения, значение которой состоит во внесении «гоев» — то есть необрезанных — в списки подлежащих спасению) было призывом к людям покаяться в грехах, ибо царствие небесное уже близко. Лука добавляет, что ещё он проповедовал коммунизм подаяний; призывал мытарей не требовать с налогоплательщиков больше положенного; и советовал воинам довольствоваться своим жалованьем, никого не обижать и не клеветать. Других записей об учении Иоанна у нас нет.
Теперь мистер Шоу сообщает нам, как Иисус явился к Иоанну и потребовал крещения. «Как известно, евреи взволновались; своими действиями он сжигал мосты и удалял себя с путей богатства, респектабельности и традиционности». Это прямо противоречит словам Матфея (3:5–7): «Тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои. Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?» Из этого явственно следует, что учение Иоанна не считалось столь уж еретичным, как англиканская церковь сегодня не обязательно должна отлучать от церкви за заигрывания с теософией, или, словами самого Шоу, «как некоторые состоятельные юные джентльмены сорок лет назад „присоединялись к социалистам“».
Дикий Иоанн и цивилизованный Иисус
Согласно Евангелию от Матфея, Иисус очень быстро перерос это. Став, подобно Иоанну, бродячим проповедником, он, тем не менее, отбросил образ жизни Крестителя. Иоанн бродил в глуши, не в синагогах; и купелью его была река Иордан. Он был аскетом, облачённым в кожи и живущем на акридах и диком мёде, практикуя суровый аскетизм. Он избрал мученичество и принял его от рук Ирода. Иисус не видел пользы в аскетизме или мученичестве. В противовес Иоанну, он был, по сути, весьма цивилизованным, культурным мужчиной. По словам Луки, он сам отмечал этот контраст, подтрунивая над евреями, которые сетовали, что Иоанн, видно, одержим бесом, раз он трезвенник и вегетарианец, а Иисуса, который ни то и ни другое, честили как обжору и пьяницу, друга чиновников и их жён.
Он говорит своим нетерпимым в вопросах нравственности ученикам, что они должны беспокоиться о ближних как о себе самих и что следует избегать мученичества и любить себя, покуда у них есть такая возможность. «Когда же будут гнать вас в одном городе, — говорит он, — бегите в другой». Он одинаково проповедует в синагогах и на свежем воздухе, куда бы они ни приходили. Он неоднократно подчёркивает: «Милости хочу, а не жертвы», подразумевая, конечно же, избавление от глубоко укоренившегося предрассудка, что страдания угодны Богу. «Не будьте унылы, как фарисеи», учит он. Он веселится, пирует с римскими чиновниками и грешниками. Он не следит за собой, и его укоряют, что он не умывает рук перед тем, как сесть за стол. Ученики Иоанна Крестителя, постящиеся и ждущие, что христиане окажутся большими аскетами, чем они сами, быстро разочаровываются, узнав, что Иисус и двенадцать его товарищей не постятся; Иисус же отвечает им, что они должны возрадоваться ему, а не печалиться. Он шутит с ними и говорит, что очень скоро они смогут вволю напоститься, нравится им это или нет. Он не боится заразиться и обедает с прокажённым. Женщина (возможно, чтобы уберечь его от инфекции) возливает драгоценное миро ему на голову, за что ученики пожурили её, ибо миро можно было бы продать, а деньги отдать нищим. Он отмахивается от этих малодушных представлений и отвечает (как тогда, когда его упрекнули в несоблюдении поста), что нищие, которым можно помочь, всегда здесь, но возливать на него масло можно будет не вечно, имея в виду, что не следует упускать счастливой возможности, когда на свете и так полно несчастий. Он нарушает субботу; нетерпим к условностям, когда они неудобны или затруднительны; и оскорбляет этими непотребствами чувства иудеев. Он обличает людей, идущих путём лицемерия. Подобно Сэмюэлу Батлеру, он относит болезнь к ведомству греха и при исцелении хромого произносит «прощаются тебе грехи твои», а не «встань и ходи», объяснив впоследствии (когда книжники упрекнули его в том, что он берёт на себя право прощать грехи и исцелять болезни), что эти два явления суть одно. Он не страдает ложной скромностью и заявляет, что больше Соломона или Ионы.
Когда его упрекнули, как Баньяна, в том, что он обращается к искусству вымысла, обучая притчами, он оправдывается тем, что искусство — единственный путь, которым можно учить людей. Иными словами, весь его образ жизни говорит о том, что его можно называть человеком творческим, богемным.
Если мистер Шоу воспылает желанием улучшить качество своих жизненных флюидов семьюдесятью семью видами малярийных микробов и обогатить «P. and O.S.S. Co.» какими-нибудь полутора сотнями фунтов, ему придётся тут же признать существование этих двух самостоятельных разновидностей «святых». По сей день в Индии живёт множество Иоаннов Крестителей. Возьмите клок грязной ткани, немного куркумы, коровью лепёшку и пару хлыстов; и вы получите одного из них. Он — полудикарь, полубезумец, грубый и свирепый в речах, изощрённый в способах, которыми практикует всевозможные самоограничения, отказывая себе в пище и находясь обычно в состоянии более или менее выраженного маниакального возбуждения, вызванного постом, или использованием таких снадобий как опиум и гашиш, или тем и другим вместе взятыми.
В противовес этому типу — мужчина, часто из прекрасной семьи, может быть, даже великий царь, который оставляет мир и суету, едва почувствует, что выполнил свой долг перед человечеством. Такой путь предписывается Священными Книгами Индостана для всех и каждого. Иные испытывают этот зов сильнее прочих и из-за него могут отказываться от таких обязательств как брак, уходя ещё совсем юными в пустыню или в джунгли.
Такие люди отличаются от описанных выше почти во всех отношениях. Их изучают в Писаниях. Они не изнуряют себя иначе чем студенты, готовящиеся к состязаниям по гребле. Однако они воспитаны куда лучше, чем среднестатистический тори. Их не волнуют общепринятые ценности, но они уважают чувства ближнего; однако, занимаясь наставничеством, они иногда публично используют некоторые нетрадиционные приёмы, дабы привлечь внимание к той или иной стороне своего учения.
Основная позиция таких людей — не в том, что Писания предписывают неверные пути поведения, но в том, что формализм истребил достоинства этого учения; вроде того, как любой серьёзный священник в наше время, не покидая кафедры, мог бы упрекнуть свою паству в мелочности их веры.
Как можно будет заметить, именно этим и занимался Иисус. В общем-то, вся его атака на фарисеев направлена не против строгости соблюдения ими закона Моисеева, но против их формализма, а иногда даже против их распутства. Читаем, например, у Матфея (12:10–11): «И вот, там был человек, имеющий сухую руку. И спросили Иисуса, чтобы обвинить Его: можно ли исцелять в субботы? Он же сказал им: кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадёт в яму, не возьмёт её и не вытащит?» Он говорит, что его миссия обращена только к погибшим овцам дома Израилева, как показано у Матфея (10:5–6): «Сих двенадцать послал Иисус, и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева».
Как обычный возрожденец, а вовсе не как реформатор, он заявляет как ни в чём не бывало: «Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков: не нарушить пришёл Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдёт небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречётся в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречётся в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, то вы не войдёте в Царство Небесное» (Мф. 5:17–20).
Очевидно, он считает себя новым Исаией. Есть и другие черты его характера, которые будут обсуждаться в дальнейшем, но была, по крайней мере, и эта, и мы не можем вслед за мистером Шоу считать его таким уж неортодоксальным, ибо его замечают обедающим с фарисеями так же, как и с мытарями, и на протяжении всего евангельского повествования мы обнаруживаем, что ему позволяется учить в синагоги.
Тем не менее, один из моментов, упомянутых мистером Шоу, столь жизнен, что следует обсудить его немедленно. Шоу говорит: «Когда его упрекнули, как Баньяна, в том, что он обращается к искусству вымысла, обучая притчами, он оправдывается тем, что искусство — единственный путь, которым можно учить людей».
Здесь мистера Шоу вновь подводит незнание Востока. Он совершенно пропустил мимо ушей смысл объяснения, которое дал по этому поводу Иисус: «И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют» (Мф. 13:10–13).
Дело не в искусстве, но в мистериях и инициациях. На Востоке у каждого учителя есть собственные тайны, которые он получает обычно от своего учителя, ревностно хранит и открывает лишь самым избранным из учеников. Это может быть что-нибудь простое, вроде выработки АпанаВайю для её подъёма к Свадхистхана-чакре, или что-то более сложное; но чем бы оно ни было, он делает из этого великую тайну, и его притязания на владение подобными тайнами — его главный актив. Зачем кому-то бросать всё и следовать за ним, если он не скажет ничего такого, чего нельзя узнать от кого-нибудь другого?
Теперь мы видим Иисуса в совершенно ином свете. Он не просто вполне себе ортодоксальный возрожденец, но лидер того, что в наше время принято называть тайным обществом. Идея притч, говорить которые нелепо, если никто не собирается понимать их, должна возбудить любопытство слушателя, дабы показать ему, что оратор — личность таинственная, знающая нечто чудесное, и через это побудить его сделаться учеником.
Иисус — не прозелит
Вопрос несомненной практической значимости на сегодня — отринуть представления о том, что религии, уже укоренившиеся, можно выкорчевать, а их место засеять цветами чуждой веры. «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы». Потому прозелитские предприятия наших миссионеров целиком и полностью противоречат наставлениям Иисуса; и результатом этого, с его точки зрения, является то, что, обращая человека образованного в другую веру, ты неизбежно деморализуешь его. Эти же представления он применяет и к себе самому и не обращает своих учеников из иудейства в христианство. Христианин и по сей день оставался бы иудеем, инициированным в свою религию с помощью крещения, а не обрезания, и принявшим Иисуса как Мессию, а его учение — как обладающее более высоким авторитетом по сравнению с Моисеевым, если бы не действия иудейских священников, которые, дабы уберечь евреев от поглощения половодьем христианства после взятия Иерусалима и разрушения Храма, определили его как новый религиозный орден, с новыми Писаниями и новыми сложными обрядами, и их список проклятых пополнился ещё одним, Иешуа, незаконнорожденным чародеем, чьи забавные шарлатанские выходки привели его к плохому концу, подобно Панчу или Тилю Уленшпигелю: выдумка, которая дорого им обошлась, когда христиане возвысились над ними политически. Такой же еврей, как Иисус (сам из евреев), прекрасно понимал, что тот не мыслит ни о чём подобном, и мог следовать за Иисусом, продолжая оставаться иудеем.
Трудно представить, что хотел сказать мистер Шоу подобной формулировкой: «Вопрос несомненной практической значимости на сегодня — отринуть представления о том, что религии, уже укоренившиеся, можно выкорчевать, а их место засеять цветами чуждой веры. „Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы“. Потому прозелитские предприятия наших миссионеров целиком и полностью противоречат наставлениям Иисуса». Как, в таком случае, объяснит Шоу следующий пассаж: «И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:18–19)? Мистер Шоу, по всей видимости, доверился притче о плевелах и пшенице. Но это, конечно же, не более чем предписание не совершать никаких попыток искоренить зло до Судного Дня. Что его планом было обращение, очевидно из трёх других притч первой части 13-й главы Евангелия от Матфея.
Позднее в том же разделе Шоу использует выдвинутый выше постулат, что Иисус собирался всего лишь добавить надстройку к закону Моисея, но продолжает его невероятной конструкцией, которую стоит привести без купюр: «Христианин и по сей день оставался бы иудеем, инициированным в свою религию с помощью крещения, а не обрезания, и принявшим Иисуса как Мессию, а его учение — как обладающее более высоким авторитетом по сравнению с Моисеевым, если бы не действия иудейских священников, которые, дабы уберечь евреев от поглощения половодьем христианства после взятия Иерусалима и разрушения Храма, определили его как новый религиозный орден, с новыми Писаниями и новыми сложными обрядами, и их список проклятых пополнился ещё одним, Иешуа, незаконнорожденным чародеем, чьи забавные шарлатанские выходки привели его к плохому концу, подобно Панчу или Тилю Уленшпигелю: выдумка, которая дорого им обошлась, когда христиане возвысились над ними политически. Такой же еврей, как Иисус (сам из евреев), прекрасно понимал, что тот не думает ни о чём подобном, и мог следовать за Иисусом, продолжая оставаться иудеем».
Оказывается, мистер Шоу хочет сказать здесь, что весь курс христианства был задан действиями евреев, последовавшими за уничтожением Храма, будто бы вся их враждебность была вызвана лишь незамысловатыми деталями, отмеченными выше. Надо ли, в таком случае, полагать, что Распятие Иисуса было всего лишь дружеским порицанием или, самое большее, чем-то сродни родительской порки, которая ранит их более, чем его? Первое издание «Сердце моё кровоточит по Лёвену»?
Что может сказать он по поводу Сефер Толдот Йешу, или «Истории Иисуса»? Какое право у мистера Шоу считать, что официальная публикация подобного рода столь же лжива, как всякая официальная публикация наших дней? Это житие Иисуса, более авторитетное, чем евангелия, и более раннее по дате написания. Следует, конечно, отметить, что оно полно нелепостей, а высказывания экспертов — враждебности. Но евангелия столь же полны абсурда и, по общему мнению, записывались ярыми приверженцами Иисуса. Можно ещё ответить, что нынешние евреи переросли Сефер Толдот Йешу. Но и нынешние христиане в той же степени переросли евангелия! Так что, воистину, в мире нет ни единой причины, заставляющей нас склониться в этом споре на ту или иную сторону.
Учение Иисуса
Всё это касается его личной жизни и темперамента. В своей общественной карьере как популярного проповедника он, в значительной степени, продолжает путь Иоанна Крестителя. Он не налагает никаких тягот вроде крещения или клятв и непрестанно проповедует. Он отстаивает коммунизм, расширение границ частной семьи с её стеснительными узами до великой семьи человеческой под отцовским верховенством Бога, отказ от мести и наказания, противопоставление злу добра, а не зла ответного, и органическую концепцию общества, в котором ты — не отдельная личность, но часть сообщества, твой сосед — другая такая же часть, а каждый из вас — соучастник другого, как два пальца на одной руке, из чего со всей очевидностью проистекает, что, если ты не любишь ближнего своего как себя самого и если он платит тебе взаимностью, плохо от этого будет вам обоим. Он преподносит всё это с чрезвычайным обаянием и развлекает своих слушателей баснями (притчами), чтобы проиллюстрировать свои взгляды. У него нет синагоги или регулярной конгрегации, но, странствуя с места на место, он встречается с двенадцатью мужчинами, которых, проходя, отзывает от их занятий, и которые оставляют всё, чтобы следовать за ним.
Не очень удобно, что мистер Шоу не помог изучающим его великолепное предисловие постоянными ссылками на авторитетные источники, ибо порой не хватает информации о том, какой именно отрывок пользуется его доверием. Когда Шоу заявляет, что Иисус отстаивает коммунизм, он не замечает текстов, которые можно бы использовать в качестве источника утверждения, что во многих эпизодах Иисус твёрдо настаивает на праве собственности. В самом деле, он говорит с одним богачом: «Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19:21). Это замечание — простая банальность всякого восточного вероучителя, когда кто-нибудь приходит к нему за спасением.
Он настаивает на религиозной добродетели отречения в 29-м стихе той же главы: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную». Что опять-таки находится в полном соответствии с обычной восточной доктриной; но не имеет ничего общего с коммунизмом. Он определяет правила для собственного сообщества, которые есть повседневные правила, устанавливаемые любым странствующим йогином прежде или ныне.
Теперь прочтите у Матфея (22:25–26): «Иисус же, подозвав их, сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою». Эти отношения характерны для всякого религиозного братства.
Теперь взгляните на следующие пассажи: «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём:
довольно для каждого дня своей заботы» (Мф. 6:25–34).
Всё это прекрасно в качестве инструкции для замкнутого братства. Точно такие же инструкции дал Будда за шестьсот лет до этого. Возьмите три облачения, сказал он своим ученикам, снимите их с трупов перед сожжением. Возьмите чашу, и обходите селение каждое утро, и просите рис для себя.
Бирма по сей день полна людей, которые следуют этим наставлениям, хотя в качестве последней одежды они всё же используют обычно дарованное теми, кто желает «приобрести заслугу». Но как совет для целого мира это безумие. Это будет не коммунизм, а самоубийство. Сеять пшеницу и хлопок — это, несомненно, забота о завтрашнем дне. Без сомнения, человечеству будет весьма проблематично выжить, если оно вернётся к образу жизни своих кузенов-обезьян. Но мы не можем помыслить, что мистер Шоу считает это идеальным состоянием общества, тогда как некоторые разумные люди сочтут оное куда более неприятным, чем то, что мы имеем в настоящее время!
Из других отрывков становится ясно, что Иисус защищает право собственности так же твёрдо, как герцог Веллингтон. Уже говорилось о том, что Иисус совершенно искренне поддерживал закон Моисея. Его раздражало, по сути, то, что работать с законом взялись казуисты. Читаем у Матфея (15:1–9): «Тогда приходят к Иисусу Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: зачем ученики Твои преступают предание старцев? ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб. Он же сказал им в ответ: зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Ибо Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрёт. А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался, тот может и не почтить отца своего или мать свою; таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим. Лицемеры! хорошо пророчествовал о вас Исаия, говоря: приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим».
Кроме того, закон Моисея чересчур индивидуалистичен. Трудно представить, какие его положения могут звучать как коммунистические. У Матфея (5:25–26) Иисус провозглашает: «Мирись с соперником твоим скорее, пока ты ещё на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта». Этот вид долга кажется столь же строгим, как законы Англии времён старой долговой тюрьмы Флит или Массачусетса наших дней. В начале шестой главы он призывает подавать милостыню втайне. Разве это неправильное понимание коммунизма — полагать, что милостыня несовместима с ним вообще? Одно из прошений в молитве «Отче наш» — «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12). Этот отрывок, несомненно, требует избрать весьма великодушное обращение, но так же несомненно предполагает существование таких реалий как долги.
Далее Шоу заявляет, что Иисус отстаивает «расширение границ частной семьи с её стеснительными узами до великой семьи человеческой под отцовским верховенством Бога». По всей видимости, он полагается здесь на отрывок из Евангелия от Матфея (12:46–50): «Когда же Он ещё говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь».
Здесь у нас опять же обычная практика религиозного учителя Востока. Нет оснований полагать, будто он предписывал это в качестве всеобщего образа жизни для всего света.
Что до брака, то Иисус в этом плане столь же строг, как среднестатистический католический или англиканский епископ. Прочтите у Матфея (19:3–12): «И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Они говорят Ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею? Он говорит им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с жёнами вашими, а сначала не было так; но Я говорю вам: кто разведётся с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведённой прелюбодействует. Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит». Это истолкование является расширенной версией пассажа из Нагорной проповеди (Мф. 5:31–32).
Здесь Иисус со всей определённостью сообщает, что не ждёт, будто все мужчины должны принять беспечное, беспутное существование, которое мы называем религиозной жизнью. Он ставит благосостояние жены в зависимость от её верности так же строго, как и всякий другой законодатель. По большому счёту, теория заключается в том, что права жены первичны, что она может только лишиться их единственным деянием совершенно непростительного предательства, в каковом случае она становится изгнанницей из человеческого общества. Это отнюдь не «расширение границ частной семьи», но ужесточение обязательств. Лёгкий развод признан повсюду, как среди его сторонников, так и среди противников, шагом в сторону социализма.
Нельзя забывать и того, что даже во времена Иисуса развод был тяжким наказанием, если причиной была внебрачная связь, ибо разведённая не имела средств к существованию. Согласно закону Моисея, карой должна быть смерть для обеих сторон, совершивших этот проступок; см. Левит, 20:10: «Если кто будет прелюбодействовать с женой замужнею, если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего, — да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка». Строгость этого закона, очевидно, была ослаблена примерно в сторону такого же положения, которое до сих пор бытует в магометанских странах. И Иисус возражал против этого!
Далее мистер Шоу говорит, что Христос настаивает на отказе от мести и наказания, по всей видимости, на основании Мф. 5:43–45: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Это ещё одна откровенная формулировка обыкновенных правил индусских аскетов. Идея тут в том, что, придерживаясь «ахимса», или «ненасилия», отказываясь от причинения вреда даже тигру или змее, они приобретают силу устойчивости перед дикостью других. В самом «Андрокле» мистера Шоу, кажется, был человек подобного рода. Доктрина не может заходить дальше этого. Характер «Отца Небесного», столь беспристрастного в этих стихах, в других фрагментах, приведённых ниже, показан совсем иначе:
«Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 8:11–12).
«А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому» (Мф. 10:14–15).
«Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознёсшийся, до ада низвергнешься, ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе, то он оставался бы до сего дня; но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе» (Мф. 11:21–24).
«Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сём веке, ни в будущем» (Мф. 12:31–32).
«А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жёрнов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную» (Мф. 18:6–9).
«Иисус, продолжая говорить им притчами, сказал: Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели придти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и всё готово; приходите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле своё, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их. Услышав о сём, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжёг город их. Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдёте, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошёл сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 22:1–13).
«Придёт господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, в который не думает, и рассечёт его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 24:50–51).
«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25:31–45).
Трудно подумать, что мистер Шоу полагает, будто бы никто из проповедников адского пламени — от самих апостолов далее через Торквемаду и Кальвина до Чарльза Сперджена и Билли Сандея — не основывали собственные доктрины на подлинных словах Иисуса! Мистеру Шоу лучше бы поискать основания для своих трудов в работах Перси Биши Шелли.
Следующее утверждение Шоу заключается в том, что Иисус отстаивает «органическую концепцию общества, в котором ты — не отдельная личность, но часть сообщества». Эта формулировка, в общем-то, слишком туманна для опровержения. Даже в Манчестерской школе было что-то в таком духе. Мы полагаем, что Шоу, без сомнения, следовало бы привести пару слов Иисуса, которые позволили бы нам хотя бы поставить его в один ряд с Ману или Платоном.
