Джон Патрик Девени
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
Эксцентричный путь Паскаля Беверли Рэндольфа, афроамериканца, спиритуалиста и медиума начался в середине XIX века в ньюйоркских трущобах и закончился в европейских дворцах. Он был одним из первых чернокожих американских романистов, а также принимал заметное участие в воспитании чернокожих солдат для армии Союза и обучении вольноотпущенников во время Гражданской войны. Но наибольшую славу ему принесло то, что он сыграл решающую роль в преобразовании спиритизма — пассивного получения медиумом посланий от духов умерших — в оккультизм — активный поиск личной духовной реализации и внутреннего видения. Из своих путешествий по Англии, Франции, Египту и Турецкой империи он привез оккультные верования и практики, которые произвели революцию. Те магическкие системы, которым он обучал, повлияли на мадам Блаватскую и ее Теософское общество, а также на многие, сохранившиеся и по сей день европейские и американские оккультные сообщества. Перед вами первая научная работа о Рэндольфе, которая включает в себя полный текст двух его самых важных рукописей по сексуальной магии.
Перевод: Т. Юникорниенко
Редактор: П. Багаева
Введение
Паскаль Беверли Рэндольф был писателем, хорошо известным в период расцвета его сил, в 1860-е годы. Он был чернокожим американцем, на собственной шкуре прочувствовавшим все проблемы, которые могло спровоцировать такое происхождение на протяжении десятилетий после Гражданской войны. Если бы это было все, что можно сказать об этом писателе, он имел бы право на обязательную сноску в работах по истории афроамериканцев и не более того — хотя на самом деле ему было отказано даже в этом символическом признании, и его полностью игнорировали все, кроме оккультных историков, вероятно, потому, что Рэндольф прежде всего был провидцем, человеком, который чувствовал себя как дома и в царстве духовного мира, и в привычном всем нам мире повседневной жизни, и, как следствие, он был очевидно эксцентричным.
В оккультных кругах, где его имя и труды по-прежнему известны, Рэндольф стал скорее мифом, чем человеком, предметом большого количества дезинформации и обширных теорий заговора. С начала 1860-х годов он был «розенкрейцером», который в народном сознании ассоциировался с созерцанием кристаллов, наркотиками (особенно гашишем), тайными восточными братствами и сексом. Он с самых юных лет был любимцем прекрасного пола, а также провел большую часть своей зрелой жизни, пытаясь улучшить участь женщин, попавших в ловушку викторианских браков, обучая их представлениям об истинной сексуальности. Однако помимо этого, и в основном, он был практическим оккультистом и сексуальным магом с последовательным и образным взглядом на универсальную роль секса. Его работа сильно отличается и от антикварных компиляций кабинетных оккультных теоретиков той эпохи, и от подержанных банальностей спиритуалистического движения, из которого он вышел. Он был предшественником современного оккультизма, и именно Рэндольфу больше, чем кому-либо другому, обязана трансформация оккультного мира с 1870-х по 1890-е годы.
Рене Генон, французский «традиционалист», который фигурирует в этой истории и в роли представителя теории «невидимой руки», действующей за кулисами происходящего, и как своего рода историк, архивариус этих событий, правильно указывает, что «светская история …только позволяет нам уловить то, что можно было бы назвать внешней стороной вещей…».
Это, конечно, немалое достижение само по себе, и мирская история, особенно в случае с Рэндольфом, по крайней мере, служит для того, чтобы перенести дискуссию на более высокий уровень, показать, что его история подтверждена фактами. Все же следует сказать несколько слов об оккультной истории и самом оккультизме в качестве введения, хотя бы для того, чтобы развеять у читателя всякое представление о том, что предмет обязательно тривиален и изолирован, или что это хроника простого чудачества. Большинство людей, упомянутых в этой книге, действительно эксцентричны в истинном этимологическом значении этого термина, и современное (и нынешнее) мнение отличает их от любой господствующей истории идей. Но и они, и все движение, представителями которого они являлись, имеют огромное подспудное влияние.
Джеймс Уэбб в своем обзоре подъема оккультизма в XIX веке определил это движение как «бегство от разума» и «прибежище устаревших верований». Последнее замечание, безусловно, верно, хотя и неполно. Оккультизм во все времена фактически был свалкой устаревшей науки и верований. Месмеризм и животный магнетизм в XIX веке были лженаукой, но они считались бы истинной наукой во времена экспериментов сэра Кенелма Дигби с «оружейной мазью» и т.п. в семнадцатом веке. Оккультизм, однако, на самом деле вмещает в себя гораздо больше, и представление о том, что это всего лишь собрание устаревшей науки и отказ от разума, не соответствует тому, что, на мой взгляд, является реальной мотивацией, которая движет этим течением.
За кажущейся доверчивостью оккультистов к чудесному на самом деле скрыта более позитивная движущая сила, поиск чего-то, а не просто бегство от повседневного мира. Именно этот дух искательства действительно отличает оккультную ментальность и делает историческое изучение оккультизма исследованием одной из констант человеческой природы, а не каталогом странностей. Фундаментальное представление, которое лежит в основе скопления вещей, подпадающих под категорию «оккультизм», — это вера в то, что мир повседневной жизни — лишь малая часть реального мира. Реальный мир одновременно обширнее и целостнее, он иерархически организован и осмыслен, он живет в соответствии со сложными схемами соответствий и отношений, и процессы в нем разворачивается под властью своих собственных оккультных («скрытых») правил и правителей. Прежде всего, это мир, в котором люди — не просто случайность истории, экономики или эволюции, а скорее, по крайней мере потенциально, — центральные фигуры в развертывании космической драмы. Иными словами, внутри людей таится возможность преображения, пробуждения, в них также заключен потенциал занять свое законное место в мире истинной реальности.
На одном уровне это убеждение является просто выражением социологического трюизма о том, что определенные верования позволяют обычным людям, низким, игнорируемым и бессильным, наряжаться и притворяться, что они — тайные великие фигуры в космической драме, которая разыгрывается вне поля зрения их соседей. Но опять же, хотя это, безусловно, в какой-то степени верно для оккультизма, на самом деле это не оправдывает глубинного убеждения, что в жизни есть нечто большее, чем покажется на первый взгляд скептику, и что существует способ познать большой мир и сыграть в нем свою роль.
Это убеждение, конечно, постоянно подвергается нападкам, а вера в нечто подобное чревата разочарованиями, поскольку события не оправдывают ожиданий. Но разочарование почти никогда не приводит к отказу от убеждений, которые не поддаются фальсификации и, следовательно, на самом деле не являются предметом дискуссий. Однако у разочарования в ожиданиях есть свои последствия. В этой книге и в оккультизме в целом можно увидеть действие определенных механизмов, главным образом защитных, связанных с нежеланием непокорной повседневной реальности соответствовать ожиданиям оккультиста. «Гуру» раскрывается как простой человек; проекция философского камня терпит неудачу; сообщение медиума оказывается плагиатом или просто перефразом банальностей. Неоправданные ожидания — постоянная часть оккультной жизни, но, несмотря на это, в оккультисте редко угасает надежда, хотя ее объект часто меняется, когда оккультист сталкивается с неопровержимыми фактами повседневной жизни и его цели ускользают от понимания. Преподобный Уильям Александр Эйтон (1816–1909), который фигурирует на этих страницах в разных обличьях, является отличным примером личности такого типа. В последней четверти XIX века он был тихим, ничем не примечательным пожилым священником, который жил недалеко от Оксфорда, но в его сердце жило неутолимое желание оккультной реализации и трансформации. Всю свою жизнь он колебался между надеждой на это осознание и страхом, что само это осознание станет возможным только в следующем воплощении. Он хорошо знал алхимическую литературу и вступил в множество сообществ, обещавших познание тайной мудрости. Когда появилось Герметическое Братство Луксора (HB of L.) — организация, рассылавшая заказы по почте и обучавшая Рэндольфа методам сексуальной магии и использованию магического зеркала после его смерти, — Эйтон принял его всем сердцем и душой именно потому, что оно обещало практическое применение средства осуществления его мечты. В 1886 году, когда один из лидеров группы оказался уголовником, осужденным за мелкое мошенничество с использованием почты, он был опустошен. Однако перед лицом этого сокрушительного удара Эйтон даже не подумал о том, что его оккультные убеждения сами по себе могут быть бредом. Вина, которую он чувствовал, была его собственной, следствием его (предположительно) распутной жизни среди полусветских людей, окружавших Друри-Лейн и Ковент-Гарден во время Регентства, и он примирился с невозможностью оккультной реализации в течение этой жизни и отрекся от оккультных обществ вообще. Однако два года спустя с неослабевающим энтузиазмом он стал одним из первых членов Ордена Золотой Зари, безоговорочно поверив новым открытиям и став безраздельно преданным еще одной группе тайных мастеров. Точно так же, если взять другой пример, алхимик восемнадцатого века почти никогда не испытывал соблазна отказаться от своей веры в алхимию из-за неудачи. Если он терпел неудачу, то это было потому, что ему самому не хватало неких важных технических знаний, но он никогда не сомневался, что эти знания действительно где-то существовали — обычно в виде тщательно хранимых секретов таинственных адептов.
Одной из универсальных мер защиты от разочарования или его последствий является то, что немцы удачно называют “Randvolkeridealizierung”, идеализация периферийных народов. Когда индивидуальному искателю становится неизбежно ясно, что он или она не обладает истиной или ключом к ней, источник мудрости пространственно отдаляется. По мере расширения границ известного мира, поиск по необходимости уводил все дальше и дальше. Греки заставили Пифагора и Платона искать мудрость Востока в Египте; Христиан Розенкрейц, тезка и предок розенкрейцеров, был вынужден отправиться в Аравию и Фес; Сведенборг в XVIII веке и мадам Блаватская и другие — в XIX советовали искать утерянное слово в Тибете и Татарии; сегодня же поиск следует вести в скрытых царствах Агарты и Шамбалы. Рэндольф апеллировал к этой экзотике, прослеживая свои учения до Ближнего Востока, который в народном сознании населен странствующими дервишами и суфиями.
Временное следствие этой пространственной рецессии мудрости Востока состоит в том, что истинная мудрость всегда есть мудрость изначальная, возникшая в золотом веке и существующая в своем чистейшем состоянии, нисходя к современному человеку через непрерывную цепочку посвященных. Паскаль Рэндольф, как и многие оккультисты разных времен, тщательно цитировал цепочку первосвященников-теологов (Мелхиседек, Зороастр, Гермес и т. д.), восходя к началу. Он перечислил тех, чьи учения он воплотил и открыл XIX веку. Хотя перед Рэндольфом, как и перед другими его современниками стояла дополнительная задача попытаться примирить эту изначальную мудрость с тогдашней верой в движение прогресса. Наряду с этой верой в тайную передачу мудрости от учителя к ученику в ходу была идея, получившая наибольшее распространение в XIX веке, что все явно разрозненные остатки мифологии и античных знаний некогда, в неком потерянном золотом веке, были связными и едиными. И что их единство еще можно было восстановить, если найти и использовать утерянный ключ. В XIX веке было общепризнано, что этим ключом был космический фаллизм, универсальная забота как практических, так и книжных оккультистов.
Из веры в то, что тайна реальности удалена в пространстве и времени, происходит убеждение, что она не только далека, но и на самом деле скрыта, поддерживается в чистоте тайными мастерами и superieurs inconnus, «высшими неизвестными», и раскрывается только достойным после долгого испытания. Чтобы узнать ее исток, нужно долго искать и мучиться. Мифологии оккультизма, алхимии, розенкрейцерства, теософии и им подобных изобилуют откровенно случайными встречами искренних искателей с таинственными адептами, жаждущими поделиться тайной мудростью. Встреча Поля Лукаса в 1700 году в Бруссе с дервишем, членом клики семи, которые жили веками и тайно встречались каждые двадцать лет, стала типичным сюжетом позднейшего оккультизма, как и безымянная эзотерическая группа Генриха Юнга Штиллинга, которая собиралась «в Египте», на горе Синай, в монастыре Канобин и «под Иерусалимским храмом» — собрание, на котором, как утверждал Рэндольф, он должен был присутствовать.
Одним из следствий всего этого стала своего рода всеобщая оккультная паранойя. Если существуют хорошие тайные мастера, то почему бы не существовать плохим? Рэндольфу и другим оккультистам того времени приходилось бороться с конкурирующими Братствами Света и Тьмы. Они были вынуждены вести борьбу в закулисье ради реализации своих противоречивых оккультных замыслов34. Производной этого соперничества считалась борьба между «западным» оккультизмом (представителем которого был Рэндольф, считавший целью жизни индивидуацию и вечный путь через небесные сферы и учивший, что человек должен активно преследовать эту цель посредством «магии») и теософией, или «восточным» оккультизмом (который учил, что целью является безличная «нирвана» и что практический оккультизм и магия являются роковыми ошибками).
Эти тайные мастера веровали в духовный мир, включая не только его «астральные» проявленя (в снах, видениях и т. п.), но и явления физические, и именно этот второй аспект представляет серьезную проблему для историков. Одно дело — рассказать, что Рэндольф встретил Тотмора, «императорского лорда Имперского Ордена Розенкрейцеров», в «мире душ». Совсем другое дело — исторически рассматривать предполагаемые вполне «земные» ритуальные и тайные общества, которые возглавляли эти самые сущности из видений — Тотмор или адепты Внутреннего Круга “H.B. L.” Это центральная проблема трудов Рэндольфа, он был убежден в том, что розенкрейцерская иерархия «простиралась по обе стороны могилы». Историку об этом сказать нечего, и я не могу претендовать, чтобы разгадать эту загадку.
Постоянным фоном любого изучения Рэндольфа и его работ является эта всепроникающая оккультная теория заговора, которая обрела широкую популярность в конце XIX века. Теория отрицала случайность в росте и развитии таких течений, как спиритуализм и оккультизм, и искала (и до сих пор ищет) универсальное объяснение событий в действиях «невидимой руки», работе таинственных братств и безымянных правителей по обе стороны могилы. Все эти загадочные силы, согласно гипотезе, могут привести нас к раскрытию древней тайной доктрины современным людям. Рэндольф занимает видное место среди тех, кто верил в подобные теории и изучал их, он сам породил множество спекуляций своими усилиями создать должным образом возвышенную генеалогию своих розенкрейцеров в малоизвестных тайных орденах Ближнего Востока (в то же время отказываясь от такого происхождения, чтобы подчеркнуть собственное творчество и оригинальность).
Эпическое представление о работах Рэндольфа как о первом залпе войны оккультных братств против материализма XIX века и бессмыслицы современного спиритуализма восходит в конечном счете к теории H. B of L., пик феерического развития которой настал уже после его смерти. Согласно этой версии событий, Рэндольф, Эмма Хардинг Бриттен (которая при жизни оккультиста была его секретаршей, и редактировала письмена адепта «Луи»), и даже сама таинственная мадам Блаватская, одна из основательниц Теософского Общества, были просто темными лошадками, которых изначально направляли тайные хозяева-инспираторы, те, кто стоял за H. B of L., чтобы преобразовать общество, показав нищету материализма и продемонстрировать людям существование невидимого мира. Таким образом, за фактами жизни и творчества Рэндольфа, как с его собственной точки зрения, так и с точки зрения многих его современников, просматривается эта «невидимая рука», и ее присутствие следует иметь в виду в дальнейшем, хотя ее и нельзя принимать на веру безусловно. Возможно, действительно Рэндольф, Бриттен и Блаватская были орудиями одной и той же тайной силы. Современные оккультные мифографы никогда не упускали из виду тот факт, что все они были просто инструментами, причем несовершенными, исполнителями идей неизвестных нам тайных мастеров. Они были «наполовину инициированы», или вообще неудачно прошли посвящение, и были возведены в ранг мастеров по воле случая. Даже ошибки этих «гуру» только распаляли мифографов, иллюстрируя ошибки целых оккультных движений, якобы вдохновленных ими.
Вторым рубежом обороны или следствием разочарования и неудачи в оккультизме является отступление к еще более не поддающимся фальсификации и неопределенным целям, обычно к аморфному мистицизму. Разочарованные ожиданиями на каждом шагу, разуверившиеся оккультисты часто обращались к мистике. Хорошим примером этого является жизнь «Поля Седира» (Ивона Ле Лу), центральной фигуры оккультного возрождения во Франции 1890-х годов, течения, основанного на учении Е. В. Л. Седира. Его оккультное имя — это анаграмма слова “desir” (желание), оно символизирует непреодолимое желание реализовать чудесное — однако это желание так никогда не исполнилось. В письме в “Echo du Merveilleux” в 1910 году Седир признался:
«Я вместе со своими коллегами перелопатил всевозможные направления эзотерики и изучил все тайные хранилища в искреннем порыве, с самой сильной надеждой на успех. Но ни одна из полученных таким образом идей не казалась мне достоверной. Раввины давали мне неизвестные рукописи; алхимики допускали меня в свои лаборатории; суфии, буддисты, даосы впускали меня в обители своих богов; брахман позволил мне перерисовать его таблицы мантр, а йог поведал мне новые способы созерцания. Но однажды вечером все, чему меня научили эти замечательные люди, стало в моих глазах подобно туману, который возникает в сумерках над раскаленной землей.»
Новым откровением для него стал христианский мистицизм «мэтра Филиппа», чудесного целителя. Душа Седира перестала страдать, он нашел утешение тем страстям, которые разгорелись в его сердце после бесплодных оккультных изысканий.
Другой отдушиной для расстроенного или разочарованного оккультиста могло стать отступление к тому, что можно было бы считать менее значимыми, но более достижимыми и более осязаемыми целями — к «феноменам» и антиквариату. Как и в религии в целом, в оккультизме всегда были свои изначальные провидцы, мужчины и женщины, которые сами обладали неким убедительным видением реальности. Сам Рэндольф явно был таким человеком. В зависимости от этих провидцев всегда находились cpigotii, последователи, верившие в возможности, изложенные учителем-провидцем, но сами не разделявшие трансформирующий опыт и не способные его повторить. Показательны отношения между Плотином и его учеником Порфирием. Плотин, как рассказывает Порфирий, вознесся к прямому и непосредственному переживанию единой реальности четыре раза в своей жизни. Сам Порфирий, однако, был лишен этого опыта, хотя и был убежден в возможности такового, и, придя в отчаяние после многих лет занятий с Плотином, попытался покончить с собой. После смерти Плотина он все чаще обращался за утешением к заклинаниям и чудесам халдейской теургии. Точно так же в XIX веке почти все оккультисты изначально вышли из рядов спиритуалистов. Это движение, в отличие от оккультизма, было почти полностью косвенным, производным и вторичным явлением, в котором истинно верующий пассивно внимал откровениям о красотах загробной жизни из уст очарованных медиумов. Оккультизм обещал непосредственный опыт, и это обещание привлекало новообращенных от спиритуализма. Но перед лицом обманутых ожиданий оккультисты часто возвращались именно к осязаемым чудесам спиритизма — левитирующим столам, состоянию транса, сопутствовавшему спиритическим сеансам, медиумизму и тривиальной магии. Они служили утешением и способствовали возвращению позитивного настроя. Другие разочарованные оккультные деятели вернулись к увлечению стариной и систематизацией, довольствуясь необходимостью добавления заученных сносок и упорядочиванием структуры а также воспитанием надежды на чудесные случаи в веках. Такой антикварианизм — скорее признание неудачи, чем проявление жизнестойкости.
Сам Рэндольф, вне всякого сомнения, был оригиналом и провидцем, и сила этого видения отличала его и от современников, и от последователей. Он внес огромный вклад вклад в оккультизм, пропагандируя активные практические методы вместо пассивного спиритуализма и месмеризма. Конечно, многие из этих практик были связаны с наркотиками и сексом, а также магическими зеркалами. Такой опыт позволял пропустить через себя истины, которым учил Рэндольф, или, скорее, подняться на трансцендентный план, с которого можно самому познать эти истины. В этом отношении Паскаль гораздо больше напоминал всевозможных «гуру» шестидесятых, чем большинство своих начитанных современников.
Такие механизмы оккультной трансформации довольно понятны, как и тот факт, что мир оккультистов, кажется, всегда включал в себя изрядную долю шарлатанства, безумных идей и (нередко даже) неприкрытого корыстного мошенничества. Эти пороки порой касались и Рэндольфа, но что делать – мир жесток, и ему приходилось выживать. Однако ничто из этого не умаляет красоты порыва, который побудил оккультистов искать освобождения от серого мира ограниченной реальности. Вряд ли аморальность умаляет изящество их творческого, зачастую красивого и весьма виртуозного ответа на затруднительное положение. Оккультизм, несмотря на заоблачные устремления — очень человеческое и человечное явление, и Рэндольф сыграл важную роль в кардинальных переменах, которые охватили эту отрасль во второй половине XIX века.
Следует сказать несколько слов о моем собственном интересе ко всему этому и о стиле этой книги. Я погрузился во все причуды этой истории, когда профессор Мирча Элиаде из Чикагского университета порекомендовал мне прочитать произведения Рене Генона. Там я впервые наткнулся на имя Паскаля Беверли Рэндольфа, таинственного агента невидимой руки. Когда я стал глубже изучать жизнь и творчество Рэндольфа, я был поражен, обнаружив, что человек, который якобы играл центральную роль в одном из доминирующих мифов этого подмножества интеллектуальной истории XIX века настолько малоизвестен, и в своей книге я попытался восполнить этот недостаток. Что касается стиля этой книги, я предпочитаю обширные цитаты из работ Рэндольфа в тексте и примечаниях как из-за трудности получения его работ, так и потому, что я считаю, что собственный стиль Рэндольфа сам по себе достоин внимания и что его собственные слова являются лучшей иллюстрацией. Кроме того, поскольку многие из обсуждаемых книг и журналов очень редки, я попытался включить в примечания не только ссылку на источник, но и краткое описание того, что на самом деле говорится в ссылке. Если какое-либо реальное обсуждение трансформации спиритуализма XIX века и роли Рэндольфа в нем должно состояться, а я надеюсь, что оно состоится, важно, чтобы обсуждение велось на основе фактов и самих текстов, а не на основе домыслов.
Наконец, я добавил к тексту три приложения. Первые два содержат основные тайные работы Рэндольфа по сексуальной магии, «Ансаретская Мистерия» и «Мистерия Eulis», которые публикуются здесь впервые. Третий содержит аргументированную библиографию работ Рэндольфа и запутанную историю их публикации.