Инна Семецки
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
Карты Таро давно перестали быть простым инструментом предсказания. Они всё чаще используются во время психологической консультации, наряду с методом свободных ассоциаций и другими техниками. Именно такому использованию Таро посвящена данная книга. Автор излагает подробный теоретический материал, основанный на исследованиях психологов и терапевтов, позволяющий посмотреть на Таро с научной точки зрения. В книге так же представлены примеры толкования таро-раскладов в психологическом и событийном аспектах, которые могут пригодиться в качестве методического материала как для таролога, так и для психолога.
Глава 1
ЗАЧЕМ НУЖНА ЭТА КНИГА?
Эта книга начиналась с проекта, проводимого между 1992 и 1994 под эгидой Калифорнийского Центра Бихевиоральных Исследований в то время, когда я была аспирантом, участвовавшим в магистерской программе в области консультаций по вопросам брака, семьи и развития человека при колледже Пасифик Оукс в Пасадене. Тогда я еще не знала, что это исследование было подобно тем, которые более, чем десятилетием позже последователь Юнга, Роберт Романишин назовет «исследованиями, затрагивающими душу» (Romanishin, 2007). Но в 1992 эти десять лет отделяли меня не только от моей будущей докторской в области философии образования и культурных исследований — тогда я даже не определилась с темой своей диссертации, которая в итоге получила заголовок «Внедрение чтения Таро в клиническую психотерапию: натуралистическое исследование». Интересно, что вновь, согласно имагинальному методу Романишина, тема готова была выбрать меня, а никак не наоборот! Говоря имагинальный, Романишин выделяет роль «третьего» измерения между чувствами и разумом в качестве способа воплощения в мире, позволяющего разуму прикоснуться к целостности природы. В свою очередь, Генри Корбин ввел понятие Воображаемого Мира — Mundus Imaginalis или Mundus Archetipus, архетипического мира как особого способа организации реальности, связанного с особым же способом восприятия, в противовес воображаемому как исключительно нереальному, утопическому. Однако, именно познавательная функция, обогащенная воображением, открывает доступ к воображаемому миру через отдельный вид знания выделяемый как знание по аналогии.
Метод аналогий, практиковавшийся мистиками всего мира веками отрицает исключительность, придаваемую наделенному сознанием субъекту, наблюдающему окружающий его мир объектов — от которого он всегда отделяется — холодным, «научным» взглядом независимого наблюдателя, чтобы получить не подлежащие сомнению знания, эпистему.
Мистики и поэты (которых Платон не наделял ученым статусом) исторически включались в общую всеобъемлющую сеть взаимоотношений, связанную с миром в целостной структуре взаимозависимых элементов и, таким образом, преодолевали границы между субъектом и объектом. Дух дуализма преследовал нас со времен Декарта, вовлекая нас в определенное Корбеном как «банальный дуализм» противостояние духа и материи. Что касается «социализации» сознания, она якобы разрешает дилемму, совершая, согласно Корбену, фатальный выбор: либо миф, либо историческая реальность. Факты или вымысел! Эта книга, однако, избегает двойственной фатальности этих «или-или». Как будет показано в третьей главе, Таро раскрывает себя и в мифических, и в культурных, исторических плоскостях.
Здесь важно и социологическое измерение: Филип Векслер (Wexler, 1996, 2000, 2008), указывая на актуальность религий и духовности для социокультурной жизни, приписывал статус такого символического движения социологии образования, ставящей своей целью внести духовную компоненту в секуляризованные, свободные от иллюзий и отчужденные контексты, чтобы удовлетворить их жажду осмысления. Векслер подходит к этому из древней традиции и фокусируется конкретно на мистическом иудаизме. Он призывает к «широкомасштабной ревитализации <…> современной культуры, реартикуляции древних религиозных традиций и <…> обращению к анти-институциональным, но религиозно-ориентированным движениям повседневной жизни, часто называемых вестниками и образцами нью-эйджа» (Wexler, 2008, с.9).
Я разделяю убежденность Векслера в том, что нынешняя эпоха постмодерна требует пересмотра традиций теории, интерпретации и понимания премодерна, особенно в ключе следования «традиции нью-эйджа [путем] открытия резервуара культурных ресурсов традиционного, религиозного осмысления <…> в мистическом, экспериментальном и духовном аспектах: тантры от Индуизма, суфизма от Ислама, мистицизма от Христианства, а от Иудаизма — каббалы и хасидизма» (Wexler, 2008, с.10).
Эта книга не только добавляет Таро как духовную, метафизическую и вместе с тем практическую, систему в список мультикультурных традиций Векслера, но также фокусируется конкретно на герменевтике Таро, искусстве, выражаясь терминами популярной культуры, на чтении Таро. Этимологически греческие слова hermeneuein и hermeneia, означающие интерпретацию как понятие и процесс, связаны с богом Гермесом, посланником и посредником между богами и смертными, преодолевающем рубежи и переходящим границы благодаря тому, что он способен понимать и разговаривать на обоих «языках», божественном и человеческом, несмотря на их чуждость друг другу. В качестве практического метода, герменевтика Таро позволяет устанавливать связи с чем-то в сущности своей иным, но тем не менее доступным пониманию, познанию и, в конечном счете, уже известным. Отношения, установленные таким образом между «Собой» и «Иным» в реальной, практической жизни также значительны и подвержены эпистемологическим и онтологическим импликациям.
Со всей серьезностью следует отнестись к этическому измерению, с учетом того, что для нашего времени характерны мультикультурализм и глобализация, когда различные ценности представляются несоизмеримыми и находятся в состоянии соперничества, конфликта, столкновения!
Когда глобальный климат пропитан различными верованиями, несопоставимыми ценностями и культурными конфликтами, понимание себя и окружающих и умение разделять чужие ценности является парадигмой выживания нашего вида. Это требует расширения сознания всеми доступными способами, включая использование символического языка изображений Таро, которые, как гласит поговорка, дороже тысячи слов. Иван Тургенев отмечал, что один взгляд на изображение покажет нечто, для выражения чего потребовались бы десятки страниц. Без грандиозных метафизических притязаний относительно Таро, эта книга сосредоточится на практической стороне, затрагиваемой моими выводами, полученными эмпирически. Однако, важные теоретические основания будут изложены с первой по седьмую главы, чтобы обосновать эмпирические сведения, представленные в деталях в Главе 8. Она содержит пятнадцать чтений Таро, имевших место в моей практике и зафиксированных как основная содержательная часть моего исследования, все они публикуются с письменного согласия участников.
Итак, возвращаясь в 1992, я вспоминаю тот день, когда я достала из своего почтового ящика выпуск The California Therapist за ноябрь-декабрь. Мое внимание привлекло опубликованное письмо в редакцию, где автор интересуется опытом других специалистов, сталкивавшихся в своей практике с людьми, более заинтересованными в своих предыдущих жизнях и, как выразился автор, вопросах паранормального, нежели обсуждении родителей и проблем детства. Автор выразил мнение, что ему и другим терапевтам, работающим с «нью-эйдж» клиентами, требуется более широкое освещение. Когда я прочитала это письмо, составленное квалифицированным специалистом в области психического здоровья, опубликованное в авторитетном специальном издании, первое, что я испытала было чувство причастности. Надо же! Я не одинока в своих стремлениях! В ту пору, являясь выпускником, я не упоминала в своих публикациях того, что являюсь тарологом. Однако, сам факт этого сподвиг меня стать профессионалом в этой области, вложить свое время, силы, средства и душу в углубленное исследование. Результатом всего этого стала книга, которую вы читаете. Много лет назад, готовая прислушаться к любому, кто мог бы указать мне путь в, как тогда казалось, порочном круге жизненных трудностей и проблем, я обратилась к читающим Таро. Ничто не помогало, и в итоге я металась от кризиса к кризису, теряя последние нити, связывающие меня не только с окружающим миром, но и с самой собой. Бродя из кабинета в кабинет, я нигде не находила понимания, и все больше сомнений в собственной целостности плодилось в моей голове, углубляя разрыв и истончая связи, позволяющие понять себя.
Вспомните древнюю максиму «Познай Себя», высеченную на входе в храм Аполлона в Дельфах. Нэл Ноддингс (Noddings, 2006), философ образования напоминает нам, что самопознание остается необходимой, пусть и часто отрицаемой, целью образования. Это тот поиск смысла и мерила жизненного опыта — познанной и непознанной жизни — к которым призывал Сократ.
Ноддингс непреклонна в вопросе самопознания как изначального ядра образования: «когда мы стремимся образовывать, следует воспринимать Сократа со всей серьезностью. Неосознанные жизни могут стоить того, чтобы их прожить и могут даже иметь некоторую ценность, однако образование, не поощряющее исследования жизни не достойно называться образованием» (Noddings, 2006, с.10, курсив по оригиналу). Однако, чаще образование приравнивается к обучению (для детей) и передаче профессиональных навыков (для взрослых), таким образов априори маргинализуя область человеческого развития на протяжении всей жизни и эмпирического опыта, извлекаемого из жизненных ситуаций. Для меня такое неформальное или, скорее пост-формальное (Steinberg, Kincheloe, mcKey, 1999) образование, основанное на существующей культурной практике, началось, когда я обнаружила себя сидящей напротив человека, по-настоящему читавшего язык Таро. Его толкование расклада предшествовало катарсису: то, что я подсознательно не желала принять, подавленное и спрятанное в глубинах подсознания, а значит не решенное, было представлено мне, а затем разобрано между мной и читающим, таким образом становясь в процессе осмысленной реальностью.
Я покинула сеанс в полном осознании того, что мне предстоит принять эту новую информацию, поскольку новое знание было мной, моей самостью, до сего момента отрицаемой, замещаемой и вытесняемой. Сам процесс такого неформального наставления методами чтения Таро, выходящий за границы образования и терапии, облегчил процесс развития и личностного преобразования. И этот процесс, одновременно обучения и исцеления, продолжается до сих пор, и этот путь я прохожу рука об руку с удивительным миром Таро: я стала, выражаясь терминами популярной культуры, читающей. Или, с точки зрения академического дискурса, «двуязычным переводчиком», способным переводить с «языка» подсознания, выраженного в ряду образов Таро (см. гл.7) на язык слов; по-моему, это один из богатейших и дающих наибольшую свободу опытов в человеческой жизни.
На английском образование — education, восходит к латинскому educare, одновременно означающему «вести» и в то же время «выносить наружу». Слово терапия восходит к греческому therapeia в смысле «посильной помощи нуждающимся». Образование и консультирование подразумевают, прямо или косвенно, исследование сущности человеческого Я и взаимоотношений с окружающими. Кэрол Визерелл отмечает, что в идеале, любая профессиональная деятельность «расширяет возможности поиска целостности и смысла» (Witherell, 1991, с.84) пережитого опыта. Важно подчеркнуть, что обе практики «созданы для изменения и придания направления человеческой жизни» (Witherell, 1991, с.84).
В сфере человеческого развития, которую затрагивает эта книга, жесткие границы между этими практиками размыкаются, в контексте современности сами понятия образования и терапии достаточно размыты: обе нацелены на сотворение смысла наших переживаний, в том числе касающихся неизвестного и неосознаваемого. Роль бессознательного обучения систематически выделялась старшим преподавателем Австралийского Католического Университета, Мариан де Суза (de Souza, 2008, 2009), особенно в вопросах эмоционального и духовного интеллекта, основанных на «процессах чувствования и интуитивного познания» (de Souza, 2009, с. 681) в контексте образования и душевного здоровья.
Герменевтика Таро открывает нетрадиционный эпистемический подход к области бессознательных аналогий и аналитической или глубинной психологии Карла Густава Юнга, о чем будет сказано во второй главе, где эффекты динамики архетипов, входящие в поле коллективного бессознательного — теоретического конструкта, введенного Юнгом — проверяются на практике.
Биограф Юнга, Лоренс ван дер Пост, в своем введении к книге Салли Николз «Юнг и Таро: архетипическое путешествие» отмечает ее вклад в аналитическую психологию через «глубокое исследование Таро и просвещенную экзегезу его закономерностей в действенной попытке расширения возможностей человеческого восприятия» (см. Nichols, 1980, с.15).
Современный исследователь-постъюнгианец Эндрю Сэмюелз упоминал «системы, такие, как И-Цзин, Таро и астрологию» (Samuels, 1985, с. 123) в качестве допустимых, пусть и спорных инструментов аналитической психологии и цитировал Юнга, в 1945 написавшего: «Я нахожу И-Цзин крайне интересной… Я не пользовался ей вот уже два года, чувствуя, что следует учиться ходить в темноте, или посмотреть (как делают, учась плавать), удержусь ли я на воде» (с. 123). Ирэн Гэд связывала изображения Таро со стадиями развития человека в контексте учения Каббалы, параллельно юнгианскому процессу индивидуации с целью становления подлинным собой. Она считала архетипические образы «побуждающими символами, возникающими и исчезающими на протяжении истории в тяжелые, переходные времена» (1994, с. 34). Это историческое и социокультурное значение герменевтики Таро будет рассмотрено в девятой главе.
Эта книга продемонстрирует, что Таро в существующих, пусть маргинальных, культурных практиках, традиционно помещаемое на «нижней» оконечности популярной культуры, играет значительную роль в процессе самоформирования или выстраивания человеческой субъективности, становясь методом ресимволизации Самости. Филип Векслер ввел понятие «ресимволизации» как сосредоточенный на «коллективной символической, либо культурной деятельности» созидательный процесс культурных и общественных изменений через реинтерпретацию человеческой субъективности, основанный на «интерактивной динамике реляционности» (Wexler, 1996, с. 115), особенно когда это касается иудейских мистических учений, Каббалы, что буквально переводится как Традиция. Именно реляция как онтологический базис (в противовес изолированному и эгоцентричному моральному агенту) находится в центре образовательной этики Нэл Ноддингс. Хасидский философ Мартин Бубер, чьим понятийным аппаратом пользовалась Ноддингс, ссылался на «невыразимые глубины переживания неразделимого единения» (1971, с. 24) между двумя людьми на душевном уровне в форме известной схемы Я-Ты. Эти глубин наполнены не словами, но образами, и задача этой книги прояснить эти образы, выразить их, понять их роль в ресимволизации реляционной Самости на индивидуальном и коллективном уровнях.
По Буберу, именно в мире зарождается личность конкретного индивидуума. Мир сочетает в себе все окружающее, природное и социальное, «„образовывающее“ человека: он высвобождает его силы и заставляет человека принять и преодолеть его возражения» (Buber, 1971, p. 89). Бубер намеренно ставит кавычки, чтобы отделить свой новый метод реляционного, общего, эротического образовательного опыта от старой однобокой модели, основанной на воле к власти и авторитете, отрицающей «опыт другой стороны» (с. 96).
Интегративная динамика между собой и другим, между сознательным и бессознательным, между Я и Ты, создающая элемент включения в образование, где учитель «поставлен в центр процесса» (с. 103).
Реляционный и интегративный подход также «в духе времени» в другой ориентированной на человека профессии, в психотерапии (Corey, 1991). В начале 90-х Кори выступал за интегративный подход, основываясь на готовности терапевта выйти за границы собственной точки зрения и возможности расширения ряда техник для наиболее широкого соответствия разнообразию пациентов. В том числе практики сближения, конвергенции и интеграции. В своем подходе, Кори предугадал, что нынешний «Zeitgeist продолжит тенденцию к конвергенции и интеграции и сосредоточится на духовной стороне» (с. 429).
Майкл Мерфи (1993) также призывал к использованию интегральных практик, всесторонне охватывающих широкий спектр сторон человеческой природы, включая соматическую, аффективную, волевую и, что особенно важно, внеличностную сферы. Эдвард Уитмонт (1985) в контексте постъюнгианских психотерапевтических практик, отмечал недостаточность одних только вербального и рефлексивного методов. Осознавая ограничения «разговорной терапии», он заключил, что развитие психической восприимчивости достигло нового уровня и наделило «духовное» новыми смыслами. Уитмонт отмечал достижение новой фазы в эволюции сознания, требующей широкого круга новых методов восприятия, не сводимых одному только интеллекту.
Понимание того, что человеческое сознание претерпевает эволюцию, рост и расширение является важной предпосылкой в современных подходах к образованию, нацеленным на духовность, заботу и благополучие (De Souza, M., Francis, L., O’Higgins-Norman, J. и D. Scott, 2009; Gidley, 2009). Жан Гебзер, французский ученый и поэт, описывал эволюцию человеческого сознания посредством его углубления и последовательного прохождения через архаическую, мистическую, магическую и ментальную структуры, чтобы в итоге достигнуть цельного сознания, включающего в себя и духовную сторону. Гебзер заметил, что мифические сказители, подобные Гомеру, изображаются слепыми, поскольку их задачей являлось не наблюдение видимого мира через глаза, органы зрения, но через озарение, «взгляд, обращенный внутрь, чтобы ухватить внутренние образы души» (Gebser, 1991, с. 271). Именно проникновение в смысл образов Таро, как покажет эта книга, ведет к углублению, расширению и ресимволизации сознания.
И еще одно воспоминание. Лето 1993. Я загружена своей интернатурой в клинике Западного Голливуда. Наши клиенты, да и большая часть населения района, представлены в основном гомосексуалами. Я провожу сеанс с «Джоном», ему за тридцать, и он ВИЧ-положителен. Мы обсуждаем его внезапные вспышки гнева в отношениях с его партнером, но тут он резко меняет тему: «Вчера я виделся с гуру», — говорит Джон: «Она говорит, что не видит на мне пятна смерти». То, как и когда это было сказано серьезно повлияло на меня и определило поворотную точку в наших профессиональных отношениях с Джоном. Наши сеансы сместились в сторону предмета высочайшей важности, значимости и ценности в болезненном и зыбком внутреннем мире Джона. Я переоценила весомость проблем, которыми он был озабочен. Все указывало на то, что Джон пытался найти того, кто мог бы понять страхи и чаяния, принять их и помочь ему разобраться с его проблемами. Как оказалось, именно его духовный гуру смогла оказать ему необходимую поддержку. Желание «получить заботу <…> выражается в потребности в любви, внимании, уважении или просто признании — [и] таково фундаментальное основание этики заботы о человеке» (Noddings, 1998, с. 188). Такова была субъективная реальность Джона — и эта реальность соприкоснулась нашла отражение в его духовном поиске. Я же начала задумываться о двойственности своей профессиональной роли в этой ситуации: какой отклик, какое ответное действие я как консультант могла бы произвести в рамках когнитивно-поведенческого подхода, предусмотренного моей деятельностью? Что можно сделать, ориентируясь только на когнитивную сферу и стремясь изменить поведение конкретного человека, первичная оценка состояния которого, согласно форме, показывала начальную стадию деменции? Отчаявшийся и подавленный произошедшими в своей жизни событиями, он обратился к кому-то за порогом моего кабинета, кому-то, воспринимаемого в качестве духовного гуру. Я сразу поняла, что если бы мне удалось ввести в наши консультации духовную сферу — особенно через расклады Таро — это пошло бы Джону только во благо. В худшем случае, это только утвердило бы его мировоззренческую позицию, в лучшем же смысл событий его жизни и его опыта, пусть трагического, открылся бы его восприятию. Я медленно утверждалась в этом намерении. Ничто не может помешать существующему феномену стать предметом изучения. Феномен интерпретации Таро существует; полки книжных магазинов заполнены популярной литературой; доступно более двухсот различных колод. Таро представлены и в популярных медиа, даже телеканалы имеют свою «психическую сеть»; однако, все это существует в основном на уровне популярной культуры.
Как отметила Эмили Ожер (Oger, 2004) в своем исследовании Таро и других медитационных колод в эстетическом контексте, колода Таро представляет популярные или «низкие», в противовес «высоким», формы таких искусств, как живопись, архитектура и скульптура. Однако, именно Таро определено было стать предметом моего послеуниверситетского исследования в области поведенческих наук, пересекающего тем самым границу между академической и популярной культурой. Подобно «раненому исследователю» Роберта Романишина (Romanyshyn, 2007), я готова была шагнуть в неизведанные просторы бессознательного и исследовать те «раны», на которых строятся наши ощущения и суждения. Я не намеревалась доказать или опровергнуть что-либо, подтверждать или развенчивать, сравнивать или противопоставлять. Это исследование вышло из желания осветить часто неверно воспринимаемый мир Таро, гораздо более богатый и значимый, чем его упрощенный образ гадательного инструмента, принятый в популярной культуре, который к тому же не признается таковым.
Главной «целью» моих исследований было, является и будет благополучие тех, кто обращается к чтению Таро. Колода Таро состоит из семидесяти восьми иллюстрированных карт. Смысл арканов в той творческой, часто упускаемой, составляющей нашей жизни, которая требует познания, открытия через переживание для того, чтобы плодотворно и созидательно подходить к многим жизненным моментам, вокруг которых выстраиваются события, возможные ситуации и наши отношения с окружающими. Когда (и если) она будет раскрыта, т.е. сделана доступной сознанию, эта составляющая станет мощной мотивирующей силой для внесения изменений на эмоциональном, когнитивном и поведенческом уровнях и, таким образом, выполнить важную этическую миссию.
То, что называют раскладом Таро, является, по сути, определенным видом узора из образных карт с набором образов, исполненных символизма. Каждая позиция в последовательности этих изображений имеет определенные коннотации и будет рассмотрена в главах 7 и 8. Изобразительный символизм Таро воплощает интеллектуальные, моральные и духовные «уроки», выведенные из коллективного опыта человечества всех времен, регионов и культур. Так Таро «говорит» на мифическом формате символов, универсальным языком, полным глубоких, порой неясных на первый взгляд, смыслов. Интерпретация изображений Таро требует особого рода «герменевтики, основанной на сопоставлении различных элементов, [или] на том, что Фрейд называл пиктографикой» (Grumet, 1991, с. 75). В качестве символической системы чтения и интерпретации, Таро ориентировано на открытие смысла множественных опытов, которые иначе казались бы лишенными такового. Таким образом, чтение Таро непременно «почитает спонтанность, сложность и многогранность человеческого опыта» (с. 67).
Образовательная функция вытекает из целостного измерения, заложенного в самом опыте и выходящего за дуалистическое разделение тела и разума, рамки которого раздвигаются, чтобы вместить области духовного и межличностного. Таким образом способности к самоанализу и самопознанию открываются на новом уровне, вместе с осознанием ценности, значимости и предназначения того или иного опыта. Что особенно важно, приобретается более глубокое понимание тех вопросов, которые кажутся неразрешимыми моральными дилеммами, из чего последовательно выходит выбор верных действий и выработка более разумного и информированного механизма принятия решений.
В своем монументальном труде Кроуфорд и Росситер (Crawford and Rossiter, 2006) приравнивают юношеские поиски смысла, идентичности и духовности к самому смыслу жизни и отмечают, что смысл и идентичность являются одним психологическим явлением, рассмотренным с разных сторон. С точки зрения смысла, это индивидуальное предназначение. С точки зрения идентичности, это индивидуальное понимание себя и самовыражение (p. 33). Заметив взаимосвязь между поисками смысла, идентичности и духовности, Кроуфорд и Росситер предположили, что учителям стоит помочь своим ученикам «взглянуть на свой опыт образования с более глубоким осознанием его важности» (2006, p. 321). Разумеется, это благородная цель, но она должна быт достигнута учителями, имеющими по крайней мере равное, если не большее понимание ценности и значимости своей профессиональной деятельности и своего личностного развития в рамках того, что Юнг назвал самообразованием (см. главу 2). Нэл Ноддингс (2002) неустанно напоминает, что смысл цельного образования состоит в том, чтобы обогатить процесс воспитания сознания как со стороны учеников, так и учителей в динамике взаимоотношений, основанных на отношении заботы. «Намерение заботиться» (Noddings, 1991, с. 161) характеризуется присутствием внимания и включенности, что особенно важно в контексте Таро. Ноддингс ссылается на историю о Святом Граале, рассказанную Симоной Вейль (Weil, 1951): в изначальной легенде о Граале сказано, что он <…> принадлежит первому, кто спросит хранителя Грааля, парализованного на три четверти тела крайне болезненной раной, «Что ты испытываешь?» <…> Это признание того, что страдающий существует, не только как один из многих, часть категории «несчастные, но в целом подобные нам». Такой взгляд на вещи наделен прежде всего заботой. Душа опустошается от своего собственного содержания с целью принять в себя существо, на которое она обращена, так же, как себя, во всей его истинности. Лишь тот, кто умеет заботиться, способен на это (p. 115).
Однако, я не задала Джону этот вопрос, «Что ты испытываешь?», в рамках бихевиорально-модификационного подхода. Он и не смог бы — сознательно — ответить на такой прямой вопрос и не захотел бы вступить в откровенный диалог с целью осознанно поделиться своими страданием и болью со мной. Наши консультации в ключе модификации поведения и принципов клиники предполагали, что я «проинструктирую» Джона воздерживаться от споров со своим партнером. Упоминание Джона о разговоре со своим духовным гуру показало, что он искал другого способа почувствовать заботу, получить внимание, все более необходимое с ростом осознания им вероятности своей скорой кончины.
Установить связь с Другим на душевном уровне значит добиться контакта через corpus subtile — тонкое, духовное «тело» эмоций и чувств, часто невыразимых именно потому, что они скрыты в глубине бессознательного, в душе. Их выразительный язык льется через край, вырывается за границы сознательного дискурса. Герменевтика Таро и есть тот метафорический, символический поиск Святого Грааля, позволяющий выразить то, что неподвластно словам. Это связано с тем, что символы помогают вынести неосознаваемые раны и боль на уровень сознательного восприятия, задействуя душу и делая ее целостной в процессе, исцеляя ее.
Душа наполняется новым пониманием прожитого опыта и приобретенным чувством не только межличностной связи, но и, в конечном счете, духовного единства. Множество изменчивых смыслов выражает себя в форме символов, а символы работают в качестве преобразователей, способных поднять содержание бессознательного на уровень сознания, в итоге делая то, что Юнг называл трансцендентной функцией, когда «неявные значения становятся явными через осознание и восприятие» (Jung in Pauli, 1994, с. 159).
Чтения, представленные в восьмой главе этой книги, были проведены в соответствии с тем, что Джин Уотсон (Watson, 1985) называла, в области сестринского дела, моментами заботы. Ноддингс поясняет, что моменты заботы включают в себя те моменты, когда сестра и пациент, либо учитель и ученик, при встрече должны решить, что делать в данный момент, чем поделиться, как и какие потребности выразить или, возможно, просто помолчать. Это соприкосновение «должно определить дух того, что мы называем образованием» (Noddings,1991, p. 168); этот направляющий, заботливый и родственный дух онтологически выделяет герменевтику Таро. Сосредотачивая внимание на «герменевтическом отставании [как] неспособности воспринять культурные тенденции» (Wexler, 1996, p. 5), которые уже замерли под давлением доминантной структуры сверхрационального знания, Векслер призывал к образовательному ренессансу. Его целью было собрать те небесные искры каббалистического мифа о сотворении, передаваемом в мистическом иудаизме как «жизненно важное наследие неуловимого божественного света, [который] продолжает светить из сора и осколков мирских сосудов, неспособных его вместить. Так и обстоят дела, <…> с переосмыслением древних традиции в рамках современной мысли. Мы видим мерцание, но лишь за массивом ограниченных и неясных фрагментов. На что я надеюсь, так <…> на открытость к досовременным традициям и сокрытым в них вдохновляющим искрам» (Wexler, 1996, p. 11).
Вернуть эти божественные искры на уровень культурных практик — задача, с которой эта книга намерена справиться. Восстановленный свет как центральная метафора послужит не сверхрациональному Просвещению современности, но пост-современному Озарению, которое отринет пессимизм и часто фатальное смирение, пропитавшие индивидуальное и коллективное сознание на локальном и глобальном уровнях. В своей замечательной книге «Образовывая для сознательной Веры или Неверия», Нэл Ноддингс (1993) отмечает, что определенная часть критики нью-эйджа основана на предрассудках и ей «недостает интеллекта» (p. 39), который является центральной темой ее работ. Ноддингс обращает внимание на то, что новый тип образования «сделает серьезный акцент на самопознании <…>, объединяющим эмоциональное и духовное, равно как и интеллектуальное и психологическое». Так и я поддерживаю разумный подход и открытость в книге, которую вам предстоит прочитать. Более того, вы обнаружите, что герменевтика Таро открывает путь к расширению самосознания, а использование символьной системы Таро в качестве образовательного и терапевтического подспорья позволяет учиться на пережитом опыте и приобрести интеллект и мудрость, как и завещала Ноддингс. Филип Векслер считал, что множество допущений, лежащих в основании культуры нью-эйджа должны быть подвергнуты глубокой деконструкции вплоть до архаического ядра религиозных традиций, на которые они наслаиваются. Следующая глава сосредоточится на рассмотрении этого «бриколажа» per se как целостной системы связей между теорией и практикой, в котором и существует герменевтика Таро.