Кристофер Шиппер
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
Древняя система мышления, известная как даосизм, остается сегодня наименее известной из великих мировых религий и одним из самых недоступных аспектов китайской культуры. Во многом это происходит потому, что западная мысль цепляется за идею разделения материи и духа, тела и души. Даосизм отвергает этот дуализм и считает совершенство тела столь же существенным для христианства, как и искупление души.
Элегантное и ясное введение Кристофера Шиппера в традиции даосизма и мастеров, которые их передают, вознаградит всех, кто интересуется Китаем и религиями. В результате более чем двадцати пяти лет исследований, включая восемь лет полевых работ в Китае, книга Шиппера шаг за шагом прослеживает путь, ведущий от китайского шаманизма и традиционной деревенской жизни к физическим методам ухода за жизнью, которые, в свою очередь, ведут к мистицизму Лао-цзы и Чжуан-цзы. Шиппер показывает фундаментальное единство, лежащее в основе всех аспектов даосизма, каким даосизм считает себя. Социальное тело – община, деревня, земля – во всех аспектах соответствует физическому телу в даосизме. В обоих случаях выживание человечества решается здесь и сейчас. – Моя судьба внутри меня, а не на Небесах!
1 Глава. ДАОСИЗМ
Чжуан-цзы описывает разговор между четырьмя даосами:
Кто может представить небытие головой, жизнь – хребтом, а смерть – задом и кто понимает, что жизнь и смерть, сознание и бессознательное – это одно тело, тот будет нам другом». Все четверо посмотрели друг на друга и рассмеялись. И, не испытывая друг к другу никакой неприязни в сердце, они подружились. [1]
Немного дальше, в той же книге Чжуан-цзы рассказывает о разговоре между тремя другими друзьями:
«Кто из нас способен быть вместе, не будучи вместе, и способен действовать заодно, не действуя заодно? Кто из нас может взлететь в небеса и странствовать с туманами, погружаться в Беспредельное, и вовеки жить, забыв обо всем?» Все трое посмотрели друг на друга и рассмеялись. Ни у кого из них в сердце не возникло возражений, и они стали друзьями. [3]
Приведённый текст взят из книги философа Чжуан-цзы, древнейшего даосского текста, дошедшего до нас. Здесь рассказывается об определённых отношениях между физическим, космическим и социальным аспектами даосизма. Даже сейчас мастера Дао обращаются один к другому как «друг». Последователей этой религиозной и философской традиции Китая никогда не было много, а теперь их совсем мало. Традиции этого учения до некоторой степени можно сравнить с мистериями древней Греции, исчезнувшими без следа в конце Античной эпохи. Сейчас Даосизму угрожает та же судьба, и его исчезновение, которое уже не за горами, оставит зияющую пустоту в нашем понимании религий древнего Китая.
По сей день прилагается не так уж и много усилий в изучении религий Китая. В течении своей истории, в Китае изучали и встраивали в уклад своей жизни все основные учения мира: буддизм, ислам, иудаизм, христианство и даже индуизм, представленный в аспекте тантрического буддизма. У всех этих религий был свой момент славы, популярности в тот или иной период, но, в конце концов, каждая «впиталась» в культуру Поднебесной, претерпев основательные изменения. Таким религиям иноземного происхождения отводится значительная часть выпускаемых научных работ, написано бесчисленное количество статей, исследующих историю Буддизма или Иезуитства в Китае. А вот об учении, пережившем все иноземные, о традиционном учении Китая, о Даосизме, рассказывает крайне малое количество источников. Тем не менее, на историю и судьбу остальных верований следует смотреть через призму Даосизма, потому что именно он, прямо или косвенно, влиял на их преображение в современный вид. К примеру, индийский буддизм превратился в кардинально иную китайскую форму, называемую Чань или, на японский манер, Дзэн.
Понятие религии
Если относительно Даосизма известно совсем немного, то о природе религии Китая в целом этого сказать нельзя: до того, как верования начали подвергаться гонениям около века назад, они существовали во всех сферах повседневной жизни. Кроме того, идеи Даосизма содержатся в обширном количестве литературных произведений (известно больше тысячи работ), исследующих все аспекты этой традиции, и могут с уверенностью быть названы самыми возвышенными в народной религии Китая. Вероятнее всего, что незаинтересованность западного научного общества в нём связана с трудностью понимания этой традиции. Само определение религии, принятое на Западе, является препятствием для понимания, и многие исследователи отказываются понимать, что в настолько отличном от нашего обществе религиозная система также разительно отличается.
В повседневной жизни ритуальные действия не имеют определённого названия или статуса, так как, по словам французского синолога Марселя Гранэ, раньше в Китае вообще не разграничивали религию и социальную жизнь. [4] Даже наиболее заметные религиозные деятели, мастера Дао, были обычными представителями общества и не обладали особым статусом. Сейчас же, имитируя западную культуру и идею религии как чего-то, отделяющего человека от природы, органы власти взяли на себя обязанность классифицировать и разделить людей на группы, тщетно пытаясь выяснить, кем является каждый отдельный гражданин: конфуцианцем, буддистом, даосом, или же, в соответствии с политикой партии, просто верующим. На самом деле, такое невозможно, и почти никто бы не называл себя даосом, так как для получения такого звания требуется пройти инициацию: даже сейчас этим званием называют только мастеров и мудрецов.
Традиционно не существовало специальных терминов для описания ритуалов. Чтобы перевести наше слова «религия», в современном Китае используется термин «сектантская доктрина». И такое описание справедливо для ислама или католичества, но если речь идёт о китайской народной религии, и, в первую очередь, о даосизме, который позиционируется как верование, связывающее всех существ, без каких-либо догм и вероисповеданий, оно может лишь вызвать недопонимание.
Дао
Говорят, что главная черта китайской религии – это отсутствие определений. Не известно, существует ли в других культурах аналог понятия Дао, но в Китае со времён античности это понятие обладало фундаментальным значением. [5] По определению, Дао неописуемо, и может быть постигнуто только через бесконечное количество его аспектов. Трансцендентный и постоянный принцип, невыразимый и безымянный, Дао присутствует во всём. Это даже намного больше, чем просто «принцип». Первое значение иероглифа дао – «путь»: что-то, вызывающее изменения во всех существах, естественный процесс уравновешивания вселенских циклов. В этом процессе, на этом пути, весь видимый мир, неотъемлемой частью которого мы являемся, находится в единстве.
Понятия единства, тем не менее, не применимо к Дао. Дао может породить целостность, но само ей не является. Оно даёт жизнь единству, может на какой-то момент само стать единством, а потом рассыпаться на фрагменты. «Дао порождает Одно, Одно – Два, Два производит Три, а Три дают жизнь Десяти Тысячам Существ» – говорится в Дао-дэ цзин. [6] Порождающее, творящее свойство Дао является женской энергией и называется силой или добродетелью (Дэ).
Дао – это поток, трансформация, постоянное изменение и принцип цикличности времени: «Без имени оно – исток Небес и Земли, названное – мать десяти тысяч существ» (Дао-дэ цзин, глава первая).
Отсутствие любых определений – это не только характеристика даосской философии, но и практика даосизма, само его существование в мире. На протяжении двух тысячелетий люди жили в обществах, организованных вокруг местных храмов, устраивая празднества и церемонии в соответствии с литургическими практиками даосизма, при этом сознательно не исповедуя «религию даосизма». Будучи религиозным институтом, даосизм, тем не менее, никогда не имел управляющих органов власти, каноничных доктрин, догм и конфессий.
За всё долгое время существования даосизм не сталкивался с междоусобными распрями или серьёзным соперничеством среди его ответвлений, ведь нет ничего настолько же противоречащего духу Дао, чем разделение на враждующие фракции. Совсем наоборот, даосизм стремится к объединению и гармонии между всеми последователями для преодоления противоречий и превратностей мира. Успех в этом деле достигается не за счёт следования учению или доктрине, а потому, что принцип Дао присутствует во всём, в том числе существуя в непосредственной близости к нам – в наших собственных физических телах. Мудрецы говорят «Дао – вовсе не нечто далёкое и непостижимое. Оно прямо здесь, в моём теле».
Приоритет значимости нашего физического тела над социальной и культурной системой отражается также в превосходстве аспектов внутреннего мира над миром внешним и в отрицании поиска Абсолюта в разуме. Даосизм проистекает из конкретных, материальных, но, в то же время, всеобщих и универсальных вещей.
Вот основные причины, по которым даосизм не подвластен западному уму. Иные, более косвенные причины, придумать затруднительно.
История даосизма
Тяжело сказать, когда именно зародился даосизм. В разнообразии даосских текстов совсем отсутствуют исторические данные. В Дао-дэ цзин, основной книге, охватывающая большую часть традиционных мистерий, не содержится ни одной даты или имени, ничего, что помогло бы вычислить исторический период.
Что же до предполагаемого автора, Лао Цзы, «Мудрый старец» (или «Старый младенец»), [7] он – в большей степени легендарный или теологический персонаж, и историкам до сих пор не удалось найти доказательств реальности его существования. [8] В любом случае, имя Мудрого Старца, жившего в 6–5 веках до нашей эры, стоит разграничивать с книгой, подписанной его именем, Дао-дэ цзин (О пути вещей и их проявлении), так как она, якобы, приобрела свой нынешний вид только в третьем веке до нашей эры.
Как и Дао-дэ цзин, почти все тексты Даосского канона антиисторичны. «Сокровищница Дао» или Дао Дзан, которая включает в себя порядка полутора тысяч произведений даосской литературы, написанных в течении веков, изобилует работами без подписей, дат и точных имён. Выглядит всё так, будто для авторов этих произведений линейная история не имела смысла, а указание индивидуального авторства шло вразрез с природой вещей. Более того, официальная историография Китая, обычно точная и изобилующая фактами, как будто в упор не замечает феномена даосизма, который стоит отдельно, если не наперекор идеологии культа государственности. Историографы в самом деле стараются обходить и игнорировать эту тему настолько, насколько это возможно, и поэтому династические летописи не отражают всю значимость этого учения в жизни народа.
Несмотря на отсутствие серьёзных исследований на тему истории даосизма, существует потребность узнать о ней больше. Моя цель – рассмотреть проблему исторического измерения в свете нынешнего разрушения этой религии, а не написать хронику, которая, безусловно, не будет полной.
Даосизм зародился в древнем Китае вместе с возникновением философского мышления о природе человека и смысла жизни. Первые великие мыслители, Конфуций (родился в 551 году до н.э.) и Мо-цзы (пятый век до н.э.) были озабочены вопросами морали, а не индивидуальной свободы и предназначения. Религия аристократов рассматривала человека только с точки зрения его социальной роли, и даже в ритуальных действиях был явный след феодального уклада. Такой принцип предполагал жизнь после смерти лишь для благородных, великих предков. Как говорится в работе Конфуция, «обряды не распространяются на простых смертных», а потому обычные люди были обречены безвестно уйти к Жёлтым источникам, в преисподнюю.
Относительно религии простого народа, начиная с древности и до настоящих дней, я предпочитаю пользоваться термином шаманизм. Некоторый специалисты сочтут данный термин неточным и даже неуместным для описания социокультурного феномена такого масштаба, такого богатого, такого мудрого и поэтичного, как китайская народная религия. В самом деле, если бы мы ограничились в нашем познании лишь информацией, представленной в классической литературе, почти все аспекты религии простого народа остались бы за пределами нашего понимания. Но китайский шаманизм дожил до нынешних дней, намного более бедный, чем возвышенное учение Дао, но со достаточным запасом живучести, чтобы быть принятым во внимание. Мне думается, что стоит рассматривать его как питательный слой почвы для взращивания даосизма; когда-то два этих течения соперничали между собой, а в современном Китае они нераздельно дополняют друг друга, даосизм и шаманизм всегда находились во взаимодействии, и никогда по раздельности. Поэтому – примем китайский шаманизм за отправную точку в нашем путешествии. [9]
Но сначала давайте вернёмся к даосизму. В гробнице третьего века до нашей эры был найден объект, имеющий непосредственное отношение к даосизму, представляющий собой бронзовую курильницу в форме миниатюрной горы, на которой видны изображения деревьев, диких животных и загадочных фигур – даосских бессмертных. Гора, широкая в верхней части, сужается к низу, и формирует круглый резервуар, символизирующий море. Проще говоря, гора эта поставлена вверх ногами и напоминает гриб, растущий из воды. В этой фигуре можно увидеть образ либо острова бессмертия, либо горы Куньлунь, жилища королевы матери Запада, великой богине заката и смерти, которая предлагает приглашённым на её пир персики, дарующие долгую жизнь, либо же острова восходящего солнца, лежащего в восточном море, дома Бессмертных.
В первой главе книги Чжуан-цзы говорится об этих землях:
На далёкой горе Кюйе [10] живут божественные создания. Их кожа прохладна как снежный наст, они скромны и невинны. Они не едят злаков, лишь вдыхают ветер и пьют капли росы. Они осёдлывают облака и скачут на крылатых драконах, странствуя за пределами четырёх морей [пределы мира]. Усилием разума они защищают людей от мора и заставляют урожай созревать. Каковы эти люди! Какая в них сила! Они заключают в себе десять тысяч существ, делая их единым целым. Жители этого мира могут умолять их о восстановлении порядка, но станут ли они связывать себя невзгодами этого мира? Каковы эти люди! Ничего не может навредить им: даже если воды затопят всё до неба, они не погибнут; даже если станет настолько жарко, что растают камни, а земля и горы загорятся, они не почувствуют даже тепла. [11]
Вышеописанная курильница вполне могла использоваться в качестве предмета для экстатической медитации. [12] Сидя напротив неё и вглядываясь в кольца дыма, поднимающиеся из отверстий, олицетворяющих гроты, можно было ментально достичь тех чудесных краёв и стать подобным Бессмертным: лёгким, нежным, творящим благо без действия и вмешательства, настолько поглощённые вселенной, что способны содержать в себе всех созданий. Великий потоп и великая жара – причины конца света, и только настоящие существа, истинные и чистые, выживут во время них. Упомянутое воздержание от злаков является характерной чертой даосской диеты. Простого упоминания об этом достаточно, чтобы представить огромное разнообразия ритуалов по «взращиванию жизни» для тех, кто ищет бессмертия.
Рацион даоса совсем не похож на то, что обычно едят люди. Наряду с практикой медитации и физическими упражнениями, диета – то, что выделяет последователей даосизма среди обывателей. Их часто описывают как отшельников; действительно, уход от обыденной жизни в «горы и долины» выступает частой темой в даосской литературе. Тем не менее, отшельничество не является обязательной практикой. Если мы копнём глубже, то увидим, что адепт не обязан ни покидать социальный мир, ни стараться отделиться от остальных людей. Цена свободы для одного – следовать за другими.
От Чжуан-цзы мы узнаём, что адептами древнего даосизма, помимо Мудрого Старца, были такие занимательные персонажи, как Тыква, Беззубый и Вдохновлённый Безумец. По словам Чжуан-цзы, Конфуций так же был даосом, но ему следовало ещё многому научиться. Пробуждение Жёлтого императора, великого предка китайской цивилизации, образует основу майевтической темы в учении Дао.
То, что сейчас называется даосизмом – во времена Чжуан-цзы ещё не существовало этого термина – представляло собой высшую ступень народной религии. Что верно и для нашего времени, традиции существуют, тогда как даосы знают (что ничего не знают).
Традиции и мифы народного шаманизма представлены в даосизме мистериями, из которых выросли теология и таинства. Чжуан-цзы описывает древние мифы лишь для того, чтобы с их помощью показать, что ни одному мифическому герою или легендарному звери не дано узнать подлинной свободы тех, кто «взбирается на законы вселенной, скачет на изменчивости шести [космических] энергий, скитается в бесконечности». [13]
Во времена начала первой династии (221 г до н.э.) такое космологическое видение учения дао сбыло связано с «путём Жёлтого императора и Мудрого Старца». [14] Затем став религией, эта школа собрала вокруг себя множество последователей и вдохновляла большое количество мыслителей.
Гробницы периода правления династии Хань (206–221 гг до н.э.) содержат предметы, которые наталкивают на мысль о поисках бессмертия: погребальные одежды украшены сценами, изображающими полёт тела в благословенные земли, вазы исписаны текстами договоров, гарантирующих умершему дом в загробном мире. Эти тексты сопровождаются мистическими символами, играющими роль пароля, с помощью которого умерший сможет пройти врата рая. Такие символы назывались фу— слово, значение которого этимологически подобно греческому тессера, обозначавшему жетон или входной билет.
Кроме того, в могилах находятся алхимические предметы, использовавшиеся в исследованиях, о чём мы можем прочитать в древних текстах. Превращая киноварь в ртуть, алхимики древнего Китая воспроизводили цикличное взаимодействие между инь и ян, становясь и сами частью этого космического круговорота. Судьба алхимии складывались по-разному в разные периоды истории даосизма, но доктрина трансмутации киновари стала фундаментальным положением даосского учения.
Та же ситуация имела место и в медицине. Не все врачи были даосами, но проблема поиска бессмертия оказывала значительное влияние на медицинские исследования. Особенно заметный вклад алхимия вносила в теоретическую систематизацию медицинских знаний, что описывается в старейшем дошедшем до наших дней медицинском пособии Простые вопросы Жёлтого Императора. [15]
Во времена правления первых представителей династии Хань путь Жёлтого Императора и Лао-цзы был представлен царскому двору. Но ситуация сильно изменилась при императоре У (140–86 гг. до н.э.), когда конфуцианство заняло роль государственной идеологии, не оставив места для каких-либо других религий. Какая странная судьба для этой древней философии, опоры феодального порядка – стать идеологией имперского абсолютизма, моральной философией централизованной власти! Из-за этого, образовалась пропасть, продолжавшая существовать на протяжении всей истории Китая, за некоторыми краткосрочными исключениями. С одной стороны пропасти были государство и его административный аппарат, страна политиков, претендующая на «конфуцианскую» традицию; с другой – реальная страна, местные структуры которой придерживались местных неофициальных форм религии. Именно тогда даосизм был осознан как оформившееся учение и получил своё нынешнее название. [16]
Упав до статуса оппозиции, даосизм перестал почитаться представителями власти (даже если и пользовался время от времени высочайшим покровительством) и стал основой для религиозных организаций «глубинки». Местные правители, главы деревень, а иногда даже главы некитайских национальных меньшинств, нашли в даосизме положения, узаконивавшие их власть, вне имперской администрации и порой даже в оппозиции к ней.
Такая ситуация легко могла породить мятеж, что и произошло в первом столетии до н.э., с появлением вдохновлённых даосизмом мессианских и милленаристских движений, надеявшихся на установление Великого Мира (Тайпин). Существовало поверие, что этот Великий Мир существовал до начала цивилизации и однажды должен вновь воцариться на земле. Государство боролось с этими движениями, а тем временем некоторые политики эксплуатировали мессианские ожидания народных масс. [17] Великое восстание Жёлтых Повязок, разразившееся в 182 г., распространилось настолько далеко, что династия Хань в попытках подавить его была абсолютно истощена и вымотана. Вместе с падением династии Хань, сравнимое с падением римской империи, местные даосские организации, ранее не принимавшие участия в общественной жизни, вышли в свет: в некоторых районах образовались настоящие автономные теократические объединения; коммунами управляли посвящённые мастера, гарантировавшие свободу на территории коммуны и поддерживавшие равноправные отношения с главами соседних общин. В какой-то степени такой демократический строй можно сравнить с древнегреческим.
Часть территории, позже ставшей Китаем – наиболее богатые и развитые западные провинции, – организовалась в локальные территориальные единицы, преданные движению Небесных Наставников. Движение возникло на основе откровения, которое было явлено даосу Чжан (Дао-)Лину – первому «Небесному Наставнику» – от Лао-цзы («вновь приходившего» на землю в 142 г.). Откровение провозглашало начало новой эры, удачной для избранных и катастрофичной для тех, кто будет придерживаться старых обычаев и практик вопреки новому завету. Чжан Лин стал пророком этого завета, преемником нового небесного мандата и, как итог, «Небесным Наставником». Историки склонны отождествлять становление организованного даосизма с движением Небесных Наставников, но в реальности, ситуация куда сложнее. Несмотря на скудность первоисточников, имеется достаточно свидетельств того, что и до Чжан Лина существовали организованные религиозные группы, которые и сами себя считали даосскими, и другими рассматривались как таковые. И пророчество о новой эре было вполне известно этим движениям. В описании Лао-цзы как «вновь пришедшего» видится идея единства нынешней религии и религии Старого Мастера прежних времён. Нельзя не признать, однако, что появление народной организации Небесных Наставников стало поворотным пунктом в истории Китая. Их традиции живы по сей день, [18] и вместе с ними – даосское богослужение местных общин. Несмотря на существенные изменения, эта традиция сохранилась на протяжении веков в качестве системы, структурирующей местные культы, выражение шаманской, народной религии, с которой имеет одновременно как противоборствующие, так и поддерживающие отношения: даже когда даосизм противопоставляет себя шаманизму, он всегда старается дополнять последний.
Мы находим Небесных Наставников и «сановников Дао» в современных ритуалах. Позвольте мне пока просто указать на заметную живучесть этой традиции, которая смогла выжить, в то время как наши древние религии исчезли с появлением великих мировых религий спасения.
Китай также познал влияние иностранных религий, пытающихся обратить в веру всех на своём пути. Упадок имперского порядка и, что более важно, завоевание Северного Китая некитайскими племенами из Центральной Азии позволили войти в Китай гостю, давно ждавшему у ворот – буддизму. В первое время он понимался как младший родственник даосизма и даже сам представлялся таким образом. Первые буддистские книги, переведённые в Китае, соответствовали даосским настроениям в стране: они посвящены в основном дыхательным практикам и медицине. [19] Но совсем скоро новое движение настолько расширилось, что заявило о своей автономии, при этом сохранив уважение к коренной религии.
По своей воле или под угрозой варварского меча, но Китай открыл для себя новый мир, интеллектуальную традицию, разительно отличающуюся, а где-то даже превосходящую, его собственную. Воздействие буддизма было велико; со временем обширная буддистская литература (переводы и китайские апокрифы) положила начало расцвету даосской литературы откровения: сотни сочинений, продиктованных «Дао», соперничали с текстами, услышанными от «Будды». Тем не менее, в первые годы после появления буддизма его влияние оставалось чисто формальным. [20]
Даосизм оказался в состоянии подтвердить своё положение национальной религии, особенно в Южном Китае, который стал принадлежать Китаю в 317 г., когда Север попал под власть варваров. Столкновение между движением Небесных Наставников (принесённой беженцами из Северного Китая) с местными традициями (сохранившими старые таинства ханьских времён) стало источником нового движения, воплощавшего дух Срединного Государства до его падения. Известное как школа Маошань, это движение основывалось на божественных откровениях, полученных одной семьёй южной знати во второй половине четвёртого века. [21] Они общались с духами через медиума (шаманизм никогда не сдавал своих позиций), и экстатические видения изливались на страницы вдохновенными прекрасными словами. Как истинное доказательство существования богов, манускрипты медиумов гарантировали адептам спасение во время грядущих катастроф. Таким образом, литература Маошань постепенно переросла в реальное движение, ставшее общепринятым.
Религиозная организация не изменилась: она осталась такой же, как у Небесных Наставников. Ритуальная часть, всё же, поменялась. В процесс служения были включены новые гимны, затем элементы буддистского ритуала, такие, как обход храма по кругу и чтение священных текстов нараспев. Последнее у даосов считалось особенно благотворным, поскольку ассоциировалось со звуками изначальных небесных письмен, из которых и родились символы фу, те самые пароли в форме талисманов. Изначально фу были опознавательными жетонами гонцов и посланников; они также назывались «священными драгоценностями» (линбао). [22] Так тексты, переписанные на буддийский манер, сохраняли своё символическое значение, становясь священными драгоценностями, знаками инициации, превращёнными в слова. Количество Книг духовных драгоценностей росло так же быстро, как экстатические писания школы Маошань, и в пятом столетии из них образовалось впечатляющее собрание. Официально признанные правящей династией, они были сведены в единый сборник, – так родился первый Даосский Канон – китайский ответ буддизму. Канонический даосизм на короткое время приобрёл характер официальной религии.
Конечно, можно попробовать установить над таинствами государственный контроль, но в таком случае придётся считаться со связанными с ними надеждами народа о спасении. Лао-цзы являлся Чжан Лину совсем недавно, так что он, вероятно, нескоро должен был прийти снова. Незадолго до его пришествия начнутся потопы и пожары. Все те, кто не прошёл инициацию, и просто «плохие люди» погибнут. Когда же Лао цзы, наконец, вернётся, он установит на земле царство Великого Мира. Некоторые китайские народные тексты пятого века описывают грядущий апокалипсис весьма живописно и предрекают скорый приход Мессии. Он придёт царствовать над Чистыми, Самыми Чистыми, над избранными в его Царстве.
Такое страстное ожидание является важной частью китайской богословской традиции. Оно оказало глубочайшее влияние на буддизм и имело неизбежный политический резонанс. В период царствования быстро сменявших друг друга династий, от Цзинь до Суй, императоры больше чем когда-либо стремились примерить на себя образ Спасителя Народа, единственного защитника Великого Мира. Власти принимали значительные усилия для того, чтобы даосизм стал национальной религией с официальным статусом и идеологией, способствующей объединению страны под покровительством централизованной власти. Основатели династии Тан (618–907 гг.) пошли ещё дальше навстречу ожиданиям народа, попытавшись полностью подчинить себе даосизм и превратить его в главную государственную религию. [23]
Несмотря на все эти манёвры, государственный контроль над даосизмом оставался неполным и носил временный характер. Древние таинства никогда бы не стали религией всеобщего спасения. [24] Основные очаги даосизма оставались накрепко привязаны к местным структурным единицам, и мастера, обязанности которых передавались по наследству, не подчинялись никакой центральной власти. Попытки сделать даосское учение церковью не имели успеха. Даосизм, единый в своём разнообразии (Дао не есть Одно), твёрдо удерживал свои позиции в деревнях, сохраняя свою уникальность и возможность изучаться только посвящёнными. Вот почему именно на период правления великой династии Тан, официально даосской, пришёлся высший расцвет китайского буддизма.
Буддизм – религия поистине универсальная и всеобъемлющая. В Китае она была близка государству, но отдалена от остального общества. Приветствуя благотворительность верующих, подношения которых становились неотъемлемой собственностью Будды, буддийская церковь накапливала капитал и пускала его в оборот. Однако, вырученные средства тратились лишь на возведение величественных религиозных построек: пагод в несколько сотен футов в высоту, наполненных статуями из золота, серебра, нефрита и драгоценных камней. Отсюда вывод, что эта церковь имела немалое влияние на экономической и политической арене Китая. Ограничительные меры со стороны государства, рассматриваемые как способ восстановления экономики, стали неизбежными. [25] Подобные репрессии происходили регулярно с различной степенью суровости, даже в те периоды, когда сами императоры, их жёны и весь правящий класс оставались истовыми буддистами.
В этих политических взаимоотношениях между государством и церковью, даосизм не играл заметной роли: он не мог тягаться со столь могущественными институтами [26] и был распространён лишь в сельской местности. С VIII в. и до наших дней таинства и ритуалы Небесных Наставников были связаны с местными праздниками. Народные боги стали даосскими святыми, и наоборот.
Вдалеке от столицы, даосизм нашёл себе союзника: конфуцианство, учение образованных людей. Со времён падения династии Хань сельские общины неизменно защищали и оберегали свои классическую и научную традиции. Даосизм не только не враждовал с этой традицией, но впитал её в себя её и стал её хранителем. В конце VI столетия Даосский Канон вобрал в себя работы всех древних философов, в т.ч. конфуцианских, чтобы представить национальное сопротивление буддизму. Воссоединение страны под властью династии Тан ознаменовало конец изгнания конфуцианства. Но и в дальнейшем два течения мысли продолжали взаимодействовать и влиять друг на друга. Этот обмен оказал глубокое влияние на эволюцию даосизма, постепенно заменив его традиционную мифологическую космологию на абстрактную космологию Книги Перемен, И-цзин. В то же время учёные стали интересоваться темой достижения бессмертия и обсуждать даосскую алхимию. Конфуцианство и даосизм сосуществовали в течение второй половины правления династии Тан и вместе подготовили великое Возрождение при династии Сун (960–1279 гг.). Вместе они бросили и вызов буддизму. Репрессии против буддизма 842–845 гг., истинные причины которых были экономическими, были предприняты с их подачи и при их активной поддержке. Эти открытые преследования, на время поставившие буддизм вне закона, стали сильным ударом для буддистской церкви, уже ослабленной изнутри коррупцией и разложением. Великий буддийский период в истории Китая подошёл к концу. [27]
Ответ на внутреннюю слабость давно назревал внутри самой буддистской церкви. Новое течение мысли, отвергающее внешнюю роскошь, церемонии и праздность, вылилось в идеи возвращения к простоте, интуиции и природе. И вот появилось движение чань (дзен) – типично китайское, практическое, конкретное и прежде всего – даосское. Чаньская мысль, в противовес учению буддизма Великой Колесницы, заимствовала у даосского мистицизма его уничтожение концепций, его учение без слов и его спонтанность. Простота дзэн-буддизма и его близость к народу позволила ему выжить в то время, когда буддистская «высокая церковь» потерпела крах. Переоткрытое заново конфуцианство, придерживавшийся своей основы даосизм и дзэн стали тремя компонентами духовного возрождения, ознаменовавшего рождение нового Китая.
Благодаря работе Поля Демивилля мы можем оценить важный вклад даосизма в дзэн, однако вклад даосской традиции в конфуцианство, или «неоконфуцианство», ставшего при последних династиях официальной идеологией китайского государства, единственной системой, которая принималась на государственных экзаменах, дающих доступ к государственной службе, почему-то умаляется. Следует особо подчеркнуть, что первые философы конфуцианского возрождения были или даосскими мастерами, или очень близки к их кругу. [28] Даже великий Чжу Си (1130–1200), главный создатель обновлённого учения, писал комментарии на даосские священные книги.
На заре нового Китая даосизм, который к тому времени более чем когда-либо стал религией народа, стал прародителем нового конфуцианства и буддизма; он был древнейшим из «Трёх учений», Сань цзяо, их источником. Согласно легендам, Конфуций был учеником, а Будда – реинкарнацией Лао-цзы. Термин Три учения (часто переводимый как «Три религии») относится к той форме даосизма, которая претендовала на роль представителя всей китайской культуры. Ведь очевидно, два других течения не желали быть ответственными за объединение конфессий, стараясь вместо этого обособиться. Учитывая, как много идей «трёх учений» говорили об одном и том же, кажется удивительным, насколько шаткими оставался их союз. Поэтому взгляд на «современную народную религию» как на слияние трёх религий представляется некорректным. На самом деле, мы имеем дело просто-напросто с даосизмом, утвердившимся в роли национальной религии, как это уже бывало в прошлом.
Перед лицом внешней угрозы даосизм уже некоторое количество раз удостаивался такой роли. Правительство династии Сун обращалось к нему за идеологической и национальной опорой в борьбе с тибетцами и монголами, которым они постепенно проиграли всю империю. В течение всего этого периода и особенно во время монгольской оккупации даосизм был ответственен за культурное пробуждение народа и сопротивление захватчикам. Иногда его даже успешно навязывали иноземцам и китаизировали их. В 1222 г. даосский мастер Цюй Чанчунь представил даосизм перед Чингисханом как национальную религию Китая и выступал от имени китайского народа: «Если завоеватель будет уважать даосизм, китайский народ ему подчинится». Чингисхан был так впечатлён смелостью Цюя, что сделал его религиозным главой Китая, чья власть распространялась даже на буддистов. [29] Этот успех, принёсший даосам власть, которой у них никогда раньше не было, вскоре обернулся для них огромными неприятностями.
Вторжение в сферу влияния буддизма и конфуцианства спровоцировало последних на месть, приведшую к объявлению даосизма вне закона. В 1282 г. даосские книги, за исключением только Дао-дэ цзин, были сожжены по приказу правительства. Эта утрата была непоправимой, и, казалось, даосы пали духом. Национальным сопротивлением теперь стали руководить секты («тайные общества»), часто придерживавшиеся теологии и практик даосизма, но обретшие самостоятельность. Многое было сделано для освобождения страны от монголов, и к власти пришёл Чжу Юаньчжана, основателя династии Мин (1368–1644 гг.).
С этого времени даосизм стал представляться двумя школами, не соперничавшими, а дополнявшими друг друга: школой Небесных Наставников, несущей свои традиции со времён династии Хань, [30] и школой Цюй Чанчуня, учителя Чингисхана. Недавно созданная школа называлась школой Совершенной Истины (Цюаньчжэнь). Её структура строилась по буддистской модели, с монашескими общинами. Что касается Небесных Наставников, они остались приверженцами традиционной ритуалистической организации. Со времён династии Тан (восьмой век) они обосновались в горах Дракона и Тигра (в провинции Цзянси), и получили титул «даосских пап» – иронический ярлык, которым их наградили западные миссионеры. Ритуалы даосизма глубоко проросли в жизнь народных общин. Храмы со всей утварью принадлежали жителям и никогда не подпадали в распоряжение мастеров. Более чем когда-либо прежде даосизм стал отождествляться с народной религией; он был олицетворением коренной традиции, культуры и социальных институтов сельской местности.
В практике Дао наблюдается впечатляющая непрерывность: несмотря на всё происходившие за её более чем двухтысячелетнюю историю, она оставалась типичным и последовательным представителем китайской религии, её шехуй («союз Земного Бога»), т.е. социальным визави государства. Её ритуалы обеспечивали среду, в котором формировались политико-религиозные структуры неофициального Китая. Даосская мысль увековечила идею самоуправления и свободы.
Справедливо рассматривать даосизм как единое целое и связывать классические каноны (книга Чжуан-цзы и Дао-дэ цзин), как это делают сами даосы, с поисками бессмертия («питанием жизненного принципа») и ритуалами (социальным телом).
Глубокие отношения между этими тремя важнейшими элементами даосской традиции требуют от нас представлять их в данной работе в порядке, обратном обычно принимаемому, и идти в противоход исторической хронологии текстов. Работы мистиков дошли до нас среди других древних документов, но то, что в них говорится — это в действительности кульминация даосской системы. С другой стороны, шаманизм, который известен нам исключительно по данным современных исследований, напротив, соответствует архаическому уровню сознания, который, с объективной точки зрения, должен рассматриваться в качестве одного из предшественников даосизма. Именно поэтому обратный порядок изучения этих элементов поможет лучше понять суть даосизма.
Разрушение даосизма
Разрушение даосизма совпало с ускоряющимся упадком китайской культуры в последние столетия. Одной из главных причин этого упадка является влияние Запада.
Когда в XVI в. иезуитские миссионеры столкнулись с историческим выбором — стать союзниками с местными религиозными общинами и выступать против государства либо наоборот, вступить в альянс с государством и враждовать с религией — они выбрали второй вариант. Христианство проникло в правительственные сферы империи и обеспечило себе покровительство императорского двора. В знак благодарности в Европе миссионеры представляли официальную имперскую идеологию и образ Конфуция как Sinarum Philosophus («китайского философа»), при этом сводя к минимуму упоминания о религиозной роли его государственного культа. Таким образом, для миссионеров Китай вовсе не имел религии, и именно они ввели в китайский язык термин ми-син — буквально «ненормативное верование» — для обозначения даосизма. Маттео Риччи, наиболее влиятельная фигура среди ранних европейских миссионеров, представлял конфуцианство агностической доктриной, проповедовавшей моральную мудрость и философию, уже понимающую бытие Высшего Существа и нуждающуюся только в откровении Евангелия.
Такая точка зрения оказалась весьма успешной и, невзирая на споры о ритуалах и кампанию против деизма внутри самой католической церкви, была принята не только другими христианскими миссионерами, но и европейской интеллигенцией, и даже, наконец, китайскими властями. В долгосрочной перспективе, именно эти события привели к тому, что в установленном в 1912 году республиканском Китае, было два президента, исповедовавших христианство, а также облегчили пришествие в страну марксизма.
Во Франции XVII и XVIII вв. даже противники церкви приняли идеи Риччи. Возможно, из-за отсутствия других источников информации. Но очевидно также, что мыслители Просвещения видели Китай страной своей мечты: нерелигиозная нация под руководством мудрецов, которые превратили интеллект и знание — в силу, поставили культуру на службу Империи, и всё это благодаря системе государственных экзаменов, которая давала доступ к государственной службе только наиболее достойным. Если такого Китая в XVIII столетии и не существовало, его следовало придумать.
Столь продолжительные романтические чувства между западной интеллигенцией и образом Китая поразителен; несомненно, они станут предметом любопытства и для историков будущего. Безоговорочное одобрение государства Китая — за счёт его народной культуры — западными умами, готовыми восхищаться христианскими и псевдохристианскими китайскими добродетелями, продолжается и в наше время — синофилия, чрезмерность которой выдаёт глубокое непонимание: нация без религии… Это мнение, поддерживавшееся миссионерами, а позже переделанное и упрощённое нашими мыслителями, и имеющее место на Западе до сих пор, лишь показывает, насколько плохо мы знаем Китай. Как я уже писал, такая позиция была очень удобна китайским властям, нашедшим в лице миссионеров мощных союзников в борьбе с местными общинами и их даосскими ритуалами, которых чиновники считали ответственными за все беды государства.
С уходом династии Мин разрыв между бюрократией и религией (т.е. реальной страной) стал ещё заметнее. Восстания, организованные сектами — которые, как и их близкий родственник даосизм, опирались на поддержку провинций — ускорили падение Минской династии (а ведь три столетия назад именно они помогли прийти ей к власти) и привели к завоеванию Китая манчжурами (династия Цин, 1644–1912). Манчжуры угнетали китайцев и искали любые возможности уничтожить их религию. Класс учёных и бюрократов, терпя дискриминацию в течение всего этого периода, проклинал религию за её роль в гибели национальной династии и пытался вернуть себе власть, отстаивая возвращение конфуцианского учения времён династии Хань. Это положило начало ханьсюэ, «национальным исследованиям» (термин, который мы на Западе переводим как «китайские исследования» или «синология»!), которые возвращали из забвения классиков и всецело отвергали даосизм в какой бы то ни было форме.
Исторические и филологические исследования, предпринятые благодаря этому национальному подъёму, почти полностью игнорировали религиозную литературу. Когда в XVIII веке была учреждена Большая имперская библиотека и были составлены texti recepti всех древних писаний, даосские фактически отсутствовали в этих собраниях. К началу нашего столетия Даосский канон, давно забытый, уцелел только в одном полном экземпляре. [31]
Альянс между империей и западным христианством — брак не по любви, но по другой причине — легко был расторгнут. Вновь вместе они выступили только во время Тайпинского восстания (1851–1864) — религиозной войны, руководил которой новообращённый христианин, ставшим своего рода китайским Христом, который оставил от древнего даосского идеала только имя — Великий Мир. Впервые даосские святилища начали громить именно тайпины — во имя торжества христианской истины и «борьбы с предрассудками». Сотни великолепных архитектурных комплексов — среди них монастыри в горах Дракона и Тигра, в течение тринадцати столетий бывшие жилищем Небесных Наставников — были разорены и превращены в руины. В то время никто даже не думал о восстановлении этих величественных памятников, столь же древних, как готические соборы Европы — а ведь это было время, когда Виолле-ле-Дюк реставрировал Собор Парижской Богоматери!
Эти разрушения поддержало такое количество мыслителей, что было бы утомительно даже перечислять их. Скажу только, что древняя религия подвергалась гонениям каждый раз, когда Китай проходил какой-либо поворот на пути к своему нынешнему состоянию. Авторы реформ 1885 г. пытались конфисковать все уцелевшие и восстановленные даосские храмы, чтобы превратить их в публичные заведения, школы или больницы — в каковом качестве многие из них и раньше служили на добровольной основе. Установленная в 1912 г. республика продолжила следовать этой программе. Спонтанный национальный подъём, последовавший за т.н. «Движением четвёртого мая», позволил государству беспрепятственно полностью конфисковать собственность народных религиозных объединений, таким образом, обрекая на разрушение все даосские храмы. Во время Тайпинского восстания его христианский предводитель разрушил все святилища в Южном Китае, даже самые мелкие. В 1920-х «Движение новой жизни» вербовало студентов на работы по разрушению статуй и убранства храмов за пределами «столиц» — Пекина и Нанкина. Так всё шло и дальше. Когда коммунисты пришли к власти нетронутыми оставались лишь немногие буддистские и даосские монастыри. Затем и из них были изгнаны монахи и монахини. Несколько наиболее впечатляющих монастырей и храмов были сохранены в качестве памятников старины, остальные — разрушены или оставлены на произвол судьбы. Формально в ходе земельной реформы все святилища, не относящиеся к другим религиям, были отданы под управление новоучреждённой государственной Даосской Ассоциации. Однако на практике эта организация не могла выполнять свою роль хранительницы святых мест, поскольку почти все уцелевшие народные храмы (в Пекине, например, их насчитывалось около трёх сотен, вместо почти тысячи существовавших веком раньше, в Шанхае — около полусотни, оставшихся от двухсот) были заняты под армейские бараки и правительственные учреждения или эксплуатировались фабриками и мастерскими. Почти все праздники, все без исключения обряды поклонения и даже курение благовоний, являющееся одной из наиболее древних форм даосской практики, были объявлены «суевериями» и на этом основании запрещены.
Культурная революция (1964–1974) поставила точку в разрушениях. То, что для иезуитов шестнадцатого столетия было лишь благочестивым пожеланием, наконец, кажется, удалось реализовать: древняя китайская религия — подобно древним религиям Греции и Рима — фактически перестала существовать. Но мир нисколько не стал от этого умнее. [32]
Тем не менее, как покажут следующие главы моей книги, даосизм не умер. Он выжил, обнищавший и оболганный, но удивительно сильный, в крестьянских общинах Тайваня, в рыбацких деревнях Гонконга и в материковом Китае, где всё больше выходит на свет в последние несколько лет. В прибрежных провинциях, особенно в Кантоне и Фузцяни, экономическое процветание последних лет нашло своё выражение, в частности, в реставрации храмов. В Фуцзяни их отстраивают из гранита — «чтобы они не были сожжены вновь». Вернулись праздники и паломничества. В тех городах, где это позволяет местное законодательство, учреждаются филиалы Даосской Ассоциации. Ассоциация предпринимает осторожные, но настойчивые попытки вернуть святые места, числившиеся даосскими согласно кадастру 1952 г. Часто места поклонения и практики безнадёжно разрушены, но в некоторых местах проводится сбор пожертвований на обучение потомков традиционных даосских семей. Повсюду в Китае собираются и переписываются рукописи, выжившие в огне Культурной революции. До сих пор, однако, религиозные ассоциации, равно как и древние ритуалы Небесных Наставников, остаются под запретом.
При поверхностном рассмотрении может показаться, что от даосской традиции ничего не осталось. Даосские мастера гораздо менее активны и склонны к публичным выступлениям, чем буддисты или католики, не говоря уж о мусульманах. Даосизм никогда не имел никакой сильной внутренней организации. Однако он присутствует в жизни современного Китая, проявляясь многими, иногда весьма неожиданными путями. Один из значительных факторов, способствующих возрождению даосской традиции — современный широкий интерес общества к практикам здоровья и долголетия, наиболее известным под названием цигун — упражнениям с жизненным энергией и дыханием. Мастера цигун в официальных выступлениях могут преуменьшать и даже отрицать связь своего искусства с даосизмом; однако многочисленные китайские публикации о цигун — как книги, так и периодические издания — уделяют много внимания описанию даосской традиции, её истории и священным текстам. Та же ситуация наблюдается в современной китайской медицине и вообще во всех китайских науках и искусствах: стоит только копнуть немного глубже, чтобы обнаружить живую даосскую традицию. Таким образом, даосизм, как и раньше, присутствует в повседневной жизни народа и продолжает стремиться к своей высшей цели: бессмертию.
Примечания:
- Чжуан-цзы, глава. 6, стр. 258. Обсуждение этой книги, относящейся к IV веку до нашей эры, смотрите в главе 10 настоящей работы. Книга Чжуан-цзы приписывается «мастеру Чжуан», чье личное имя было Чжоу. Помимо этого, о нём известно крайне мало. Весьма маловероятно, что вся работа в тридцати трех главах, носящая его имя, действительно является его заслугой. В общем, только первые семь глав (так называемые «внутренние главы») считаются написанными самим Чжуан-цзы, в то время как остальные двадцать шесть глав, должно быть, были написаны его последователями. В соответствии с китайской традицией, а также по соображениям удобства, я буду ссылаться на «Чжуан-цзы» как на автора всей работы.
- Об этом предложении Чжэн Сюань-Ин, комментатор книги Чжуан-цзы шестого века, говорит: «подобно членам одного тела» (Чжуан-цзы, глава 6, страница 265).
- Чжуан-цзы, 6 (Чжуан-цзы чи-Ши, стр.264).
- Марсель Гранэ, 1934 год, страница 586.
- Здесь речь идет о Дао как религиозном и мистическом понятии. Другие школы мысли в Древнем Китае также говорили о Дао, но для них оно имело другое значение, соответствующее принципу порядка, закону и доктрине.
- Дао-Дэ дзин, глава 42. Об истории этой работы смотрите главу 10 данной работы.
- Лао означает «старый». У Цзы есть два значения: «ребенок» и «мастер философ». Это двойное значение изначально не было семантическим каламбуром, но оно играет важную роль в мифе о рождении Лао-Цзы (смотрите главу 7).
- В биографии Лао-Цзы великий историограф Су-Ма Цзянь (145–90 года до нашей эры) признает, что он не смог отделить миф от факта (Смотрите главу 7)
- В Древнем Китае, как и в современном Китае, существовали шаманские культы, сходные по типу с культами современной Центральной Азии, Монголии и Сибири. Однако в Китае практика экстаза и транса как часть религиозных служб имеет гораздо более широкий охват и используется в поклонении предкам и гадании. Даосская практика имеет много форм транса, но даосизм не допускает одержимости «внешними» духами.
- Эта мифическая гора (иногда пишется Ку-ши) также описывается в древней мифологии как полая в центре и имеющая девять гротов. Этот образ напоминает о курильницах в форме горы.
- Чжуан-цзы, глава 1, страница 28.
- Лю Сян (77–6 до нашей эры) оставил нам следующую «надпись на курильнице»:
Какой утончённый этот стоящий объект в форме крутой горы!
Сверху он напоминает Хуашань [священную гору],
Низ его покоится на бронзовой подставке.
Внутри горят ароматические травы: красный огонь и черный дым;
Прекрасная гравировка со всех сторон позволяет общаться с небесами!
Я созерцаю десять тысяч животных, вырезанных на поверхности:
Таким образом, мое зрение превосходит зрение Ли Ло [легендарного человека с исключительным зрением].
(«Сун-Лу мин», И-Вэнь Лэй-Чу, 70.) - Чжуан-цзы, глава 1, страница 17. Эта цитата взята из заключения отрывка об адепте Ли-Цзы, который приобрел способность ездить верхом на ветре. Согласно Чжуан-Цзы, его кажущаяся свобода обманчива, поскольку она требует «чего-то, на чем можно ездить», будь то лишь ветер (смотрите главу 10).
- В древнекитайской мифологии считается, что Желтый император жил в первой половине третьего тысячелетия до нашей эры и изобрел цивилизацию. Он является святым покровителем многих искусств и ремесел, в том числе металлообработки. Его учителем был старый мудрец, считавшийся одним из многих воплощений Лао-Цзы. Правитель и его мудрый советник образуют пару, которая соответствует фундаментальным отношениям в китайской мысли. Это отношение выражается в ряде метафор, таких как кукла и кукловод, медиум и мастер. На философском уровне эта структура также обнаруживается в Дао и его «добродетели» или силе (Дао-Дэ).
Мы практически ничего не знаем об истории мистического культа «Пути Хуан-Лао», но философы ранней империи все чувствовали его влияние в большей или меньшей степени. - Частично переведенный на французский и английский языки, этот труд по китайской медицине, самые яркие отрывки которого датируются третьим веком до нашей эры, постоянно ссылается на даосское происхождение и на ритуалы и упражнения по обретению физической гармонии. Однако главная цель этой книги-создание медицинской теории (смотрите также главу 6).
- Выражение «Дао Цзя», означающее «даосская школа», используется историографом Су-Ма Цянь (смотрите выше, примечание 8) в контексте поиска бессмертия. В тот же период Хань мы также находим название Дао-цзяо, «даосское учение», относящееся к мистериям. Некоторые современные китайские авторы видели в двух терминах Дао-цзя и Дао-цзяо различие между «философским даосизмом» и «религиозным даосизмом». Но сами даосы используют эти два термина взаимозаменяемо.
- Одним из первых политиков, попытавшихся воспользоваться преимуществами народного мессианского движения, был «узурпатор» Ван Ман, правивший с 9 по 24 года нашей эры (смотрите Шиппер, 1978a).
- По вопросу о литургической традиции даосизма, смотрите главу 4. О семье Небесных мастеров, написано ниже в примечание 31.
- Анри Масперо, «Как был введен буддизм в Китае?» (Масперо, 1981 [перевод]: страницы 249–262).
- Цюрхер, 1980.
- Об этом важном движении смотрите Стрикманн 1981.
- Смотрите Калтенмарк, 1960. Термин линбао – это также древнее поэтичное название шаманов.
- Лу Сю-Цзин (406–477), даосский патриарх, чей вклад в историю мистерий сравнивают с вкладом Конфуция в классическую традицию. Ла собирал, сопоставлял и комментировал даосские тексты своего времени и подразделял их на три «грота». В первом гроте собраны тексты откровений Мао-Шаня. Эти тексты получили эпитет «высшей чистоты». Второй грот включает в себя тексты традиции Линбао (Священных богатств); и третья охватывает некоторые из древних практик Юга. Это был первый самый Даосский канон, образец для всех последующих изданий.
- Среди самых известных «спасителей» – император Тай-у (424–451) и император Ву из династии Лян (502–550). В этом отношении данный лидер современного Китая на самом деле не изобрел ничего нового. Согласно мессианским ожиданиям китайского средневековья, спаситель – Новый Лао Цзы -будет зваться Ли Хун. Императорский дом династия Тан принял фамилию Ли, предположительно по причине религиозной пропаганды.
- Даосизм всегда остается эксклюзивным. Многие открытые книги так и не были пущены в общий оборот. До сих пор богослужебная традиция передается только в виде рукописных (никогда не печатавшихся) текстов. Более того, в даосизме нет традиции проповеди.
- Гернет, 1956.
- В начале династии Тан, книги традиции священных богатств (Линпао), которые представляли собой тексты для чтения вслух, были очень близки к буддийским сутрам, некоторые даосские школы также приняли монашескую организацию. Но эти недолговечные нововведения никогда не позволяли даосизму серьезно бросить вызов буддизму на его собственной территории.
- Дэмевиль, 1970.
- Шао Юн (1011–1077), считавшийся одним из основателей новой конфуцианской ортодоксии, на самом деле был даосским мастером. Другие великие литераторы того периода, такие как Оу Ян Сю (1007–1072), раскрыли свои обширные знания о культуре в своих трудах. Тем не менее, существенный вклад, внесенный даосизмом в обновление мысли во время Китайского «Ренессанса», остается практически незамеченным в современной историографии.
- Уэйли, 1931.
- Подлинность наследственного предания представляется несомненной, поскольку мы находим представителей небесных учителей, занимавших ведущие позиции в литургическом предании. Тем не менее, институт Небесных наставников претерпел много изменений за последние две тысячи лет.
- Эта копия, изготовленная в храме белого облака в Пекине, была воспроизведена в 1926 году (благодаря инициативе Ассоциации библиофилов) методом фотолитографии. Только с этого момента могло начаться научное исследование истории даосизма.
- В последние годы в мире развивается своего рода фиктивный даосизм, который пропагандируется в популярных фильмах о кунг-фу. В настоящее время существует также форма теоретического даосизма, которой придерживаются интеллектуалы, терапевты, акупунктуристы и государственные служащие (служащие в «Национальной ассоциации даосизма») китайского правительства. Но истинный даосизм – это не просто культ, не система, не терапевтическая техника, это, прежде всего, литургическая структура местных общин, и поэтому он принадлежит к повседневной жизни людей.