Бернардо Каструп
Почему настоящие скептики знают, что смерти нет — а также ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого.
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
Нынешняя постановка культурных дебатов в терминах материализма против религии позволила материализму остаться неоспоримым как единственной рационально жизнеспособной метафизике. Эта книга призвана изменить это. Она раскрывает абсурдные следствия материализма, а затем, уникальным образом, представляет жесткую нематериалистическую метафизику, подкрепленную скептицизмом, убедительными эмпирическими доказательствами и четкой логической аргументацией. В ней излагается последовательная структура, на основе которой можно интерпретировать и понимать каждое природное явление и физический закон, а также модальности человеческого сознания без материалистических допущений.
Если гипотезы и формулировки книги верны, сознание не заканчивается со смертью, а мозг является просто отражением процесса, посредством которого разум локализует свой собственный поток. Физическая смерть влечет за собой разжатие или делокализацию сознания. Мозг находится в уме, а не разум в мозгу. И нет никакой абстрактной, строго объективной вселенной вне разума. Книга завершается серией обоснованных рассуждений о загробной жизни, психических явлениях и других смежных темах.
Глава 1
СОВРЕМЕННОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Мировоззрение представляет собой набор из идей и верований, на основе который человек формирует свое отношение к себе и окружающему его миру в целом. Оно подразумевает ориентировочные ответы на вопросы вроде: Кто я? Откуда я пришел? Что такое вселенная? Какова глубинная природа реальности? Какова моя роль в игре существования? И так далее. Мировоззрение, по-видимому, является одним из важнейших аспектов жизни. В конце концов, именно наши взгляды во многом определяют, учитывая обстоятельства нашей жизни, счастливы мы или удручены; наполнены ли наши жизни смыслом или отчаянно пусты; и есть ли у нас повод надеяться. Потому весьма сложно, если, в принципе, возможно, переоценить значение наших решений, сделанных в уме и с чувством, когда мы говорим о нашем мировоззрении.
Общественная точка зрения на мир
Несмотря на то, что мировоззрение фундаментально принадлежит индивиду, существует глубокая взаимосвязь между индивидуальным мировоззрением и обществом в целом. Тогда как мировоззрение большинства влияет на самоорганизацию общества, общество также во многом влияет на мировоззрение индивидов через образование, средства информации и общий культурный дух времени. В самом деле, для любого человека, вовлеченного в современный культурный контекст, избегнуть налета духа времени и развить по-настоящему непредвзятый, критический и личный взгляд на мир. Мы все подвергаемся ежедневным атакам через послания, предлагающие нам определения себя, реальности, возможного и невозможного, вероятного и невероятного, значимого и бессмысленного, а также то, как нам стоит проживать нашу жизнь. Эти послания от средств информации принимают форму рекламы, новостей, документальных фильмов, газетных и журнальных статей, политической риторики и т.д., но также приходят от наших родителей, семейных врачей, начальников, партнеров, друзей и так далее. Весь мир вокруг нас постоянно кричит нам о том, что происходит и что делать в связи с этим.
Но что же происходит? Кто-нибудь знает об этом на самом деле? Или мы попросту живем в реальности, сформированной эфемерными догадками? В любом случае, если бы мы смогли отстраниться от какофонии культуры и развить более аутентичное и непредвзятое мировоззрение, основанное на прямом опыте и ясном мышлении – каким бы оно было? Я попробую предложить ответы на эти вопросы в последующих главах. Однако, следует начать с того, чтобы как можно четче понять, что же собой представляет общественное мировоззрение нашей культуры.
Влияние материализма
Ни в одном обществе на Земле нет единого мировоззрения, управляющего жизнями всех его граждан, хотя многие диктаторы хотели бы этого. Западные общества, к примеру, принимают мириады противоречивых взглядов на мир: религиозный фундаментализм, материальный консюмеризм, истерия шоу-бизнеса, политический активизм, духовность и нью-эйдж, сциентизм, милитаристский скептицизм и так далее. Каждый из этих общих сводов идей и представлений обладает собственным способом отождествления с индивидом и со всей реальностью в целом. Их взаимная противоречивость приводит к всевозможным конфликтам, которые, по иронии, помогают сохранять и оживлять каждую их фракций, предоставляя им причины для внутренней солидарности. Например, с моей собственной точки зрения, ничто не способствовало усилению религиозного фундаментализма больше, чем воинствующий атеизм, и наоборот. Все эти различные фракции в нашем обществе сосуществуют одновременно.
Однако, для любого внимательного комментатора западной культуры очевидно, что на самом деле существует некое общее ядро идей и представлений – ключевое мировоззрение – которое обладает большим значением, чем любое другое в нашем обществе; даже среди людей, полагающих, что они разделяют иную систему ценностей. Я говорю, конечно же, о западном материализме.
Материализм тонко пронизывает наши ожидания, системы ценностей, намерения и практически каждый аспект нашей жизни. Возьмите, к примеру, людей, которые считают себя глубоко религиозными, разделяющими представления о бессмертии души и реальности рая: они также довольно часто боятся смерти и отрицают её, как будто бы они, в глубине души, на самом деле верят в её полную окончательность. Они молятся божеству, чтобы оно избавило их и их близких от ранней кончины. Они подвергают себя чудовищным медицинским процедурам, только для того, чтобы продлить свою жизнь на несколько недель или месяцев. Они оплакивают смерть любимых, словно в глубине души знают, что они потеряны навсегда.
Некто может возразить, что страх смерти генетически запрограммирован эволюцией, и как таковой должен превосходить любое мировоззрение. Конечно, у такого мнения есть ряд оснований. Однако, этнография показывает нам, что по-настоящему внутренние системы верований способны подавлять это программирование. Возьмите, к примеру, племя зуруаха в бразильской Амазонии: их мировоззрение включает в себя представление о том, что душа (“asoma”) соединяется с умершими родственниками после физической смерти. Это верование настолько встроено, что в период с 1980 по 1995 годы 84,4% смертей среди взрослого населения – а именно, людей старше 12 лет – в их обществе были вызваны самоубийством. В результате, популяция, известная своим великолепным здоровьем и малым количеством заболеваний имеет показатель средней продолжительности жизни 35 лет. Перед лицом того, что вы и я полагаем совершенно обычным кризисом и неурядицами – как споры об имуществе, контроль женской сексуальности, периоды низкой самооценки и т.д. – многие зуруаха просто выбирали воссоединение с близкими в загробной жизни. Они не стремились к достижению героического статуса или к каким-либо религиозным и социально-политическим целям – наподобие феномена мученика – но просто старались улучшить свое личное положение. Для меня и для вас это было бы сравнимо с переездом в другой город.
Несмотря на то, что с антропологической точки зрения глупо судить о другой культуре на основании наших западных ценностей, я с трудом воздерживаюсь от того, чтобы не подвергнуть критике такое пренебрежение ценностью жизни. Как бы то ни было, при отстраненном размышлении случай с зуруаха оказывается подходящей иллюстрации для моего тезиса: в отличие от современных христиан, иудеев, мусульман, буддистов, индуистов и т.д., зуруаха никогда не соприкасались с подавляющей материалистской культурой, что объясняет их способность глубоко усваивать альтернативное культурное представление о смерти как о простом переходе. Пример зуруаха, как и другие, ясно показывает, что отношение человека к смерти во многом является частью его мировоззрения, а не только генов.
В любом случае, материализм влияет на наши «подсознательные» реакции, отношения и ценности во многих других аспектах жизни, а не только на наши представления о посмертном состоянии. Например, положения материализма напрямую прослеживаются в западной любви к вещам. На «подсознательном»1 уровне мы часто полагаем, что существует только материя, что приводит нас к стремлению достигать материального успеха. В конце концов, если есть только материя, какая еще может быть цель жизни, кроме накопления материальных благ? И это представление находится в симбиозе с нашей экономической системой, так как оно призывает нас к материальному успеху, который мотивирует ключевых людей работать сверхурочно, зачастую, терпеть неприятные обстоятельства для того, чтобы улучшить свой статус и финансовое положение в большей степени, чем это требуется. Именно это представление мотивирует людей тратить свой тяжело заработанный доход на ненужные товары и преждевременные улучшения. Материалистическое мировоззрение принудило многих из нас спроецировать нуминозную ценность и значение на вещи.
Я стараюсь показать, что одновременно с признанием существования многих поверхностных мировоззрений, сосуществующих в нашем обществе, существует также и могущественное ключевое мировоззрение, которое тонко пронизывает самые глубинные, зачастую «подсознательные» уровни нашего разума, и именно оно определяет наше истинное ощущение себя и реальности. Это ключевое мировоззрение – материализм. Многие из нас впитывают материалистические представления из культуры, даже не подозревая об этом, в то время как мы сами полагаем, что имеем другие представления. Материализм насыщает ядро нашего бытия через некий невольный осмос. Наподобие вируса, он распространяется совершенно незаметно, пока не становится слишком поздно и инфекция не закрепляется в нашем организме. Я сам включаю себя в число тех, кто пострадал от этой гибельной, хоть и естественной, эпидемии. Недавние события моей жизни представляют собой последовательную и очень трудную попытку восстановить смысл и ясность и убрать все неосознанные культурные предубеждения и предположения из «подсознательных» уровней моего мышления. В этой книге представлены многие мои озарения и выводы по этому поводу.
Роль интеллектуальной элиты
Могущество ключевого материалистического мировоззрения возникает из-за того, что его принимают интеллектуальные элиты и усиливают средства массовой информации. Социальное «подтверждение» зачастую оказывается необходимым для нашей способности по-настоящему придерживаться определенной системы ценностей, сознательно и «подсознательно». Сильнейшая форма социального подтверждения – это подтверждение, данное сегментом общества, считающимся его ученой элитой. Причина этого проста: наш прогресс в понимании механизмов природы сейчас настолько велик, включает в себя столько свидетельств и подробностей, что один единственный человек совершенно не в состоянии изучить и оценить все необходимые свидетельства. Мы фундаментально зависим от коллективной, распределенной попытки развить критическое мнение о происходящем. Нам необходимо распределить задачу по изучению и оценке всех поступающих свидетельств. Мы стали зависимы от других в процессе формирования личного мировоззрения. Интеллектуальная специализация и конкретная форма узости мышления превратились в норму нашей эпистемологии; весьма напоминает процесс, в связи с которым во время Индустриальной Революции распределение труда стало нормой. В этом смысле, доверие оказывается ключевым ингредиентом в обоих случаях, так как мы должны уметь доверять выводам других для того, чтобы собрать весь паззл. Именно в области доверия интеллектуальная элита оказывается в выигрыше, признаем мы это или нет. Если мы не можем доверять признанным специалистам в различных областях, то кому нам верить?
Проблема заключается в том, что специалисты в интеллектуальной элите – в наше время, в большинстве своем ученые – являются такими же людьми, как и мы с вами. Они также нуждаются в подтверждении от группы, чтобы развиваться внутри и придерживаться определенного мировоззрения. Ни один специалист не в состоянии удержать в своей голове всю картину головоломки, поэтому они также не получают нужного обзора. Вместо того, чтобы получать коллективное подтверждение снаружи, это подтверждение органическим образом формируется внутри самой группы специалистов. Этот процесс лишь в некоторой степени опирается на доказательства, во многом он зависит от психологической динамики, как это показал Томас Кун. Каждый человек исполняет двойную роль: с одной стороны, он предлагает свои личные идея для достижения консенсуса, и, с другой стороны, он калибрует свои собственные мнения, исходя из подтверждения (или его отсутствия), возникшего в достигнутом консенсусе. Когда эта система достигает точки уверенного консенсуса и все серьезные возражения отметены, большинство членов интеллектуальной элиты начинают видеть свою задачу в том, чтобы усиливать и распространять итоговое заключение. Индивиды, которые пытаются усомниться в консенсусе на этой стадии становятся предателями, требующими разоблачения, так как в случае их успеха все могут лишиться коллективного подтверждения, которое необходимо для продолжения интеллектуальной и эмоциональной жизни. Никто не хочет оказаться в темной бездне интеллектуального хаоса и неопределенности, которая, согласно нашему современному видению истории, характеризует времена до эпохи Просвещения.
Материализм и наука
Учитывая все вышесказанное, необходимо помнить разницу между материализмом как метафизикой и научными теориями как моделями. Многие люди – в том числе и многие ученые – с легкостью путают одно с другим, ошибочно приводя эмпирические свидетельства, собранные в природе с помощью научного метода, для того, чтобы непосредственно доказать материалистическую метафизику. Если бы дело обстояло так, материализм не представлял бы собой психосоциологический феномен, как я утверждал ранее, но только научный вывод. Однако, это не так. Эмпирические данные доказывают научные модели при определенных условиях, а не метафизическую интерпретацию подобных моделей. Позвольте мне немного подробнее остановиться на этом.
Научный метод позволяет нам изучать и моделировать наблюдаемые закономерности и паттерны природы. К примеру, наблюдение за падающими объектами – закономерность, наблюдаемая на всей поверхности планеты – позволяет нам вывести закон гравитации. Наблюдение за симметрией кристаллов позволяет нам вывести особые свойства кристаллизации для различных материалов. Наблюдая за состоятельностью таких свойств и закономерностей, мы можем создать описывающие их математические модели, проверить эти модели на компьютерных симуляциях и затем предсказать, как подобные феномены проявят себя в будущем. Такая способность моделировать и предсказывать феномены природы лежит в самом сердце технологического мастерства нашей цивилизации и представляет собой главную социальную ценность науки.
Но наша способность моделировать паттерны и закономерности реальности мало говорит о сущностной природе вещей. Научное моделирование полезно для информирования о том, как сочетаются друг с другом различные части феномена – и это точно описывает действие математических уравнений – но оно не способно рассказать нам о том, что есть эти веши или феномены в фундаментальном смысле. Причина этого проста: наука может объяснить одну вещь только в терминах другой вещи; она может обозначить и охарактеризовать только определенный феномен в терминах сопоставимых различий по отношению к другому феномену. К примеру, положительный электрический заряд имеет смысл характеризовать только через отрицательный электрический заряд; позитивные заряды определяются через отличие их поведения от поведения отрицательных зарядов, и наоборот. Или другой пример: наука может объяснить тело через ткани; ткани через клетки; клетки через молекулы; молекулы через атомы; атомы через субатомные частицы. Но затем она может объяснить одну субатомную частицу только через другую, указывая на их соответствующие различия. Наука не может объяснить фундаментальную природу самой субатомной частицы, так как все научные объяснения нуждаются в сопоставлении для демонстрации различия.2
Запечатление наблюдаемых свойств и закономерностей элементов реальности, соотнесенных друг с другом – это эмпирический и научный вопрос. Но вопрошание о фундаментальной природе этих элементов таковым не является; оно оказывается философским вопросом. Проблема заключается в том, что за последние десятилетия ученые, которые мало разбираются в философии, начали верить в то, что наука может заменить философию. Эта опасная комбинация невежества и высокомерия весьма плачевно сказалась на нашей культуре, и это усугубилось тем, что ученые весьма широко представлены в интеллектуальной элите, подтверждаемой обществом, в ущерб художникам, поэтам, психологам, философам и т.д. С детским восторгом по поводу технологического успеха нашей цивилизации, многие ученые начали верить в то, что научный метод достаточен для полного представления о природе существования – то есть, для полной онтологии. Такой подход не позволил им увидеть, что они просто приняли определенную метафизику – а именно, материализм – даже не задумавшись об этом. Они не смогли понять, что способность предсказывать поведение соотнесенных вещей, совсем немного говорит об их фундаментальной природе.
Мы как общество, в своем невежестве и пренебрежении, допустили, что наука перешагнула свои границы, основываясь на сомнительном предположении о том, что технологический прорыв доказывает некое глубинное научное понимание природы реальности. Здесь будет уместно привнести в контекст одну аналогию: человек не должен разбираться в устройстве компьютера или программах для того, чтобы играть в компьютерные игры и даже выигрывать в них; посмотрите на пятилетних детей. Компьютерная игра требует только способности понимать и предсказывать поведение элементов игры при взаимодействии друг с другом: если ваш персонаж попадет в определенное место, он наберет очки; если ваш персонаж коснется определенной стены, он умрет; и т.д. Для этого совершенно не требуется знать про сам компьютер или про код, на котором написана игра. Вы можете стать чемпионом, ничего не зная о процессоре, оперативной памяти, usb-портах или иных частях эзотерического компьютерного конструирования, которые делают игру возможной. Все устройство компьютера превосходит «реальность», эмпирически доступную из пространства игры. Однако, научный метод ограничивает себя тем, что эмпирически и обыденно наблюдается изнутри «игры» реальности. Научное моделирование не требует большого или какого-либо вообще понимания природы реальности точно так же, как геймеру не требуется большого или какого-либо вообще понимания устройства компьютера для того, чтобы выиграть. Он должен знать только о том, как элементы «игры», эмпирически достижимые внутри самой «игры», соотносятся друг с другом.
С другой стороны, если мы обратимся к тому, что стоит за «игрой» – другими словами, создадим метафизику о фундаментальной природе реальности – нам потребуется нечто большее, чем эмпирические методы науки. В самом деле, нам потребуется некое дисциплинированное самонаблюдение, которое критически оценивает не только наблюдаемые элементы, но и самого наблюдателя, процесс наблюдения, их взаимодействие между собой; такая интроспекция, которая ищет возможности заглянуть за пределы «игры». Таким образом, получается, что формирование метафизики требует философских методов.
Наша культура настолько слепо влюбилась в технологию, что мы позволили науке, исходя из неправильного понимания, стать большинством в нашей интеллектуальной элите. Вредоносные последствия этой ошибки чувствуются в культуре с увеличивающейся интенсивностью, обретая форму материалистической парадигмы, и при таком попустительстве – как я постараюсь показать в этой и последующих главах – она размывает смысл и надежду человеческой жизни. Пришло время исправить это недоразумение. Пришло время понять, что физика, обладая своей ценностью и невероятной важностью, всего лишь моделирует элементы «игры»: куда стрелять, чего избегать и т.д. Истинная основополагающая природа реальности – внутренние процессы компьютера, на котором запущена игра – является задачей метафизики; задачей философии. Она требует иных методов понимания и оценки. Пока ученые, наподобие Стивена Хокинга, могут делать свои псевдо-философские заявления3 и при этом не подвергаться осмеянию и подробной критике в средствах массовой информации – наша культура не сможет постичь всю суровость своего положения.
Цели этой книги
Изначальной целью этой книги было предложить здравую, состоятельную критику материалистического консенсуса, который возник в интеллектуальной элите нашего общества примерно со времен Возрождения; этот консенсус, усилившись с помощью средств массовой информации и естественных психосоциальных нужд, свойственных человеческим существам, глубоко повлиял на ключевую систему представлений всего общества в целом, в том числе и нас с вами. Я надеюсь показать, что большая часть пересказанных нам представлений основана на недоказанных и несправедливых предположениях и предубеждениях, некоторые из которых совершенно абсурдны. Большинство идей, которые в обществе признаются «точными и суровыми фактами жизни», на самом деле оказываются необоснованными предположениями и абстракцией, исчезающими в процессе работы, построенной на смысле, аккуратности и внимательности. Суммируя все в одном предложении, моя цель – убедить вас, что многие аспекты, которые вы полагаете истинными и даже базовыми для реальности и вашей собственной идентичности, представляют собой лишь фантазию, которую невозможно продать даже пятилетнему ребенку. Вместо того безумия, в которое превратилось наше материалистическое мировоззрение, я надеюсь – и в этом главная цель этой книги – предложить вам основания для здравой и простой альтернативы, которая с легкостью проходит испытание смыслом, всеми возможными свидетельствами и вашим собственным опытом реальности.
Но, прежде чем мы сможем приступить к нашему исследованию, мы должны суммировать и ясно обозначить, что на самом деле входит в современное материалистическое мировоззрение. Многие люди весьма удивляются, когда в действительности уясняют для себя, какие именно представления должны быть материалистическими, чтобы соответствовать мировоззрению. Ниже я постараюсь ясно и четко обозначить ключевые аспекты материализма, а также их основные последствия. Для некоторых из вас одного этого перечисления окажется достаточным для того, чтобы полностью утратить в него веру. Для других последующее изложение предоставит удовлетворительное количество дополнительных подтверждений.
Основы материализма
Самым базовым постулатом материализма является идея о том, что реальность исключительно материальна*. Материализм предполагает, что реальность существует вне вашего ума в форме собраний материальных частиц, занимающих место в пространстве и времени. Даже энергетические поля в современной физике представляются силовыми материальными частицами. Существование этой материальной реальности считается полностью независимым от какого-либо субъективного его восприятия. Таким образом, даже если не будет ни одного разумного существа, наблюдающего реальность, она будет продолжаться: планеты останутся на орбитах вокруг солнца, континенты будут смещаться, вулканы извергаться, кристаллы формировать твердь Земли и так далее. Существование сознания, с точки зрения материализма, оказывается продуктом случайных конфигураций материи, механически возникшим в результате естественного отбора. Мы, предположительно, являемся случайностью вероятностей, то есть, человек представляет собой некое собрание материальных частиц — взаимодействующих вследствие термодинамического равновесия метаболизма – которое, в конечном итоге, теряет свою цельность и распадается на клейкий энтропический суп. Когда мы умираем, по мнению материализма, наше сознание и все определяющие факторы личности – память, индивидуальность, опыт и все остальное – будет утеряно. Таким образом, материалистическое мировоззрение в наименьшей степени оставляет место для смысла или цели.
В самом деле, материализм воспринимает сознание само по себе как феномен, произведенный и полностью объясняемый через собрание материальных частиц, которое мы называем мозгом. Предполагается, что в сознании нет ничего, кроме движения и взаимодействия материальных частиц внутри мозга, то есть сознание тождественно материальному мозговому процессу в действии. Соотношение механического движения частиц и нашей внутренней жизни в материализме не рассматривается. В конце концов, как и в случае с компьютерами, все «вычисления» внутри нашего мозга по существу происходят «в темноте», совершенно не сопровождаясь никаким внутренним опытом. Этот вопрос известен как «сложная проблема сознания» или «объяснительный разрыв». В своем юбилейном, 125 выпуске, журнал «Наука» привел эту «сложную проблему» на втором месте в списке самых важных вопросов науки. По-моему, он должен был занять первое место.
Сложная проблема сознания
Несмотря на обилие публикаций по вопросу «сложной проблемы», я полагаю уместным кратко изложить их основные принципы. Проблема такова: согласно передовому материализму, первичный элемент реальности состоял из относительно небольшого количества фундаментальных субатомных частиц, описанных в так называемой «стандартной модели» физики элементарных частиц. Эти частицы называются «онтологическими примитивами»: они представляют собой базовые блоки материализма для конструирования всего остального, от галактик до стульев и нас с вами. Другими словами, мы должны быть способны создавать объяснения для каждого объекта или феномена природы исходя из динамики этих субатомных частиц; из того, как они двигаются и взаимодействуют друг с другом. Проблема заключается в том, что материализм, как правило, полагает, что эти субатомные частицы лишены сознания. Каким же образом мы в конечном итоге получаем сознание путем организации этих «мертвых» субатомных частиц вместе?
В принципе, нет ничего мистического в появлении более высокоуровневых свойств по мере усложнения системы. К примеру, в дюнах формируются красивые и сложные песчаные узоры при достаточном количестве песка и ветра. Почему же сознание не может появиться там, где скапливается в особой комбинации достаточное количество субатомных частиц? Проблема заключается в том, что, если мы только не согласны принять существование магии, то такие возникающие свойства сложных систем должны выводиться из свойств низкоуровневых компонентов этих систем. Например, мы можем вывести – и даже предсказать – форму песчаных наносов из свойств песка и ветра. Мы можем ввести эти данные в компьютер и посмотреть симуляцию песчаных наносов, которые будут выглядеть в точности, как настоящие. Но когда речь заходит о сознании, ничто не указывает на то, что мы можем вывести свойства субъективного опыта – красноту красного, горечь сожаления, теплоту огня – из массы, состояния, спина, заряда или любого другого свойства субатомных частиц, сталкивающихся в мозгу. Такова сложная проблема сознания.
Фактически, сознание оказывается занозой в стопе материализма. Очевидно – хотя и не обязательно возможно – что наука со временем сможет объяснить всю структуру, функцию и поведение человека на основе позиции и движения субатомных частиц, составляющих человеческое тело. Но как и зачем эта структура, функция и поведение сочетаются с внутренним опытом – этот вопрос остается для материализма весьма затруднительным. Однако, его внутренние вычисления, по-видимому, совершенно не связаны с внутренним опытом, иначе мы бы без всяких размышлений отключили все компьютеры. С материалистической точки зрения компьютеры имеют очевидный смысл. Но человек с его внутренними «вычислениями», сопровождаемыми внутренним опытом, оказывается неудобной аномалией.
Воссозданный анимизм
Сознание, очевидно, представляет проблему для материалистов: некоторые из них продолжают попытки полностью отрицать его существование! Вот что написал философ-материалист Гален Стросон по поводу этого отказа: «Я полагаю, что мы должны ощущать печаль и некоторую долю страха при виде человеческой доверчивости, способности человеческого ума полностью отдаваться какой-нибудь теории или вере. Это конкретное отрицание является одной из самой странных вещей, которая когда-либо произошла во всей истории человеческой мысли, а не только во всей истории философии».
Как материалист, признав существование сознания, Стросон был вынужден обратиться к «сложной проблеме». Чтобы это сделать, он предложил идею, которая кажется мне логичным следствием материализма – панпсихизм.4 Панпсихизм исходит из того, что вся материя обладает сознанием, однако интенсивность и качество этого сознания могут зависеть от конкретной организации имеющийся материи. Таким образом, как на это указал философ Дэвид Чалмерс, мы должны предполагать, что наш домашний термостат обладает сознанием; он должен получать опыт каждый раз, когда нагревает воду. Если вы играете на пианино, будьте внимательны: оно осознает каждое ваше прикосновение к клавишам. С точки зрения панпсихизма все электрические приборы, от компьютера до пылесоса, обладают сознанием. Кроме того, сознательной оказывается фактически вся материя, живая или мертвая, а также любая ее комбинация в форме подсистемы, системы или метасистемы. Очевидно, что мы имеем дело с современной формулировкой анимизма, верованием в то, что одушевленные объекты, вроде статуй и камней, тоже «живые».
В материализме, невозможно объяснить сознание в терминах возникающей динамики неосознанных субатомных частиц, поэтому мы должны утвердить сознание как фундаментальное свойство – как электрический заряд, массу или спин – всех частиц. Вы должны верить в то, что все совокупности материи – от отдельных субатомных частиц до ветряных мельниц и электронных приборов – сознательны в различной степени. Здесь мы сталкиваемся с очередным «тайным» постулатом материализма, который неизвестен для большинства людей и вызывает невероятное изобилие сознательных существ в природе.
Конечно же, основная проблема панпсихизма связана с полным отсутствием свидетельств о сознательности неодушевленных предметов. Чтобы решить эту абстрактную теоретическую проблему материалистической метафизики требуется спроецировать на всю природу свойство – а именно, сознание – присущее только малому подмножеству – а именно, живым существам. В каком-то смысле мы имеем дело с теорией, которая подчиняет себе природу, а не с природой, которая описывается теорией.
Вы можете возразить, что на самом деле не представляется возможным выяснить, может ли неодушевленный предмет, вроде термостата, обладать сознанием. И это правда: мы даже не можем с уверенностью говорить о том, что все люди обладают сознанием, так как мы не можем получить доступ к чужой внутренней жизни. Может оказаться, что другие люди являются слаженными биологическими роботами, совершенно лишенными сознания, но воспроизводящими все необходимые сознательные действия благодаря сложным вычислениям.
Однако же, идея не в том, чтобы знать наверняка, но в том, чтобы наши выводы оправдывались на основе наблюдения. Мы можем надеяться только на это, формируя наше мировоззрение. В конце концов, мы наблюдаем в других людях, и даже у животных, поведение, аналогичное нашему: они кричат от боли, нелогично действуют при влюбленности, глубоко вздыхают, погружаясь в размышления и т.д. Мы объясняем наши собственные проявления этого поведения, основываясь на первичном знании о нашей сознательности: мы знаем, что кричим, потому что на самом деле испытываем боль. Поэтому логично предполагать, что другие люди, которые похожи на нас во всех физических аспектах, проявляют такое поведение по тем же самым причинам – а именно, что они тоже сознательны. Если бы дело обстояло не так, мы бы нуждались в двух различных объяснениях для одинакового типа поведения в полностью аналогичных организмах, что кажется не самой простой альтернативой.
Следовательно, мы обладаем хорошим эмпирическим доказательством предположения о том, что другие люди и животные, и, возможно, другие формы жизни, обладают сознанием. Но мы не имеем эмпирического доказательства предположения о том, что неодушевленные предметы, которые не проявляют никаких внешних признаков, подобных нашему собственному внутреннему опыту, обладают сознанием хотя бы в какой-нибудь степени. Поэтому вера в панпсихизм имеет только одну причину для существования – она позволяет материализму работать. В данном случае Стросону пригодился бы его собственный совет: «Мы должны ощущать печаль и некоторую долю страха при виде … способности человеческого ума полностью отдаваться какой-нибудь теории или вере».
«Привидевшаяся» реальность
И это еще не все. Современный материалистический взгляд в нейронауках заключается в том, что обыденная реальность, которую мы воспринимаем каждый день, на самом деле представляет собой «галлюцинацию», конструкцию ума, аналогичную практически во всех смыслах сновидению. И правда, по-видимому, наши опыты сновидения и бодрствования управляются одними и теми же нервными механизмами. Разница между, с одной стороны, бодрствующей «галлюцинацией» под названием «повседневная жизнь», и, с другой стороны, вашей сновидческой галлюцинацией во время сна, заключается, согласно материализму, в следующем: первая, как считается, формируется с помощью электромагнитных сигналов, возникающих в некоей внешней реальности, к которой у нас нет прямого доступа, так как мы бесповоротно заключены в нашей галлюцинации, сгенерированной мозгом. Эта абстрактная, предположительно внешняя реальность якобы объясняет, почему наши бодрствующие опыты кажутся разделенными с другими индивидами, тогда как наши сновидения сугубо индивидуальны и особенны.
Согласно материализму, наш опыт повседневной жизни не реален как таковой, но является умственной «копией» реальности. Все, что мы видим, слышим и воспринимаем, якобы представляет собой сложный покров электромагнитных импульсов, разворачивающихся наподобие театра внутри нашей черепной коробки. Книга или электронная читалка, которую вы сейчас держите в руках, якобы полностью находится в вашей голове, однако она должна соотноситься с «настоящей книгой», которая существует вне вашей головы, и к которой вы никогда не получите прямого доступа. Когда вы смотрите на себя в зеркало, ваше отражение якобы является только субъективной «копией» вашей головы внутри вашей настоящей головы. Которую вы никогда не увидите. Внешний «настоящий мир» материализма якобы является бесцветным, аморфным, безвкусным, беззвучным и непахнущим танцем абстрактных электромагнитных полей, лишенным всех качеств опыта. Предполагается, что он более всего похож на математическое уравнение.
Возможно, вы сейчас думаете, что я либо неправильно понял основные идеи материализм, либо окончательно запутался. Уверяю вас, это не так. Таковы действительные положения материализма. К примеру, одно формальное академическое исследование пришло к заключению, что ваша настоящая черепная коробка находится за границей звезд, которые вы видите на ночном небе. В конце концов, все видимые звезды находятся внутри вашей головы. Следует только поаплодировать материалистами за их последовательность и честность в исследовании своей метафизики, даже при условии абсурдности начальных положений.
Почему же материализм настолько далеко отошел от повседневной интуиции? Потому что он обязан это сделать, дабы сохранить свои положения. Если существует только материя, если сознание возникло благодаря подходящей организации материи мозга, тогда мы обязаны говорить о том, что все субъективное восприятие находится в мозгу – и только в нем. Поэтому, согласно материализму, единственным способом получения опыта их внешнего мира оказываются сигналы внешнего мира, которые проникают в мозг благодаря органам чувств и затем каким-то образом модулируют создание мозговой галлюцинации, которая соотносится с внешним миром. Следовательно, вся ваша жизнь – вся непосредственная реальность – это только внутренняя «копия» «истинной реальности». Прямо сейчас вы не видите, не слышите, не обоняете, не осязаете и не чувствуете ничего, что могло бы быть непосредственным опытом «истинной реальности». Это всего лишь замещающая копия, сгенерированная вашим мозгом.
Таким образом, материализм предполагает удвоение всей реальности: он располагает абстрактную и недоказуемую «внешнюю» вселенную рядом с известной, конкретной и неоспоримой вселенной непосредственного опыта. Ни одна «духовная реальность» мировых религиозных традиций не обладает такой степенью абстракции или метафизики, как «внешняя» реальность материализма, так как последняя, по определению, навсегда непостижима. Возникает вопрос: не может ли действительно такая простая и логичная теория оказаться метафизическим объяснением для наших наблюдений?
Можно ли доверять «галлюцинации»?
Давайте предположим, ради дальнейшего обсуждения, что такой материалистический подход справедлив, так чтобы мы могли обозначить его дальнейшие положения. Во-первых, спросите себя – есть ли какой-то резон верить в то, что «копия» реальности внутри вашей головы, с которой вы сейчас имеете дело, идеальна? Предполагая, что теория эволюции Дарвина справедлива в своих самых базовых аспектах, мы должны спросить себя – стала бы эволюция отбирать мозг, который создает полную внутреннюю «копию» реальности, воспроизводя ее во всех аспектах, сопоставимых с нашим пониманием фундаментальных механизмов основополагающей природы? Более того, мы должны спросить себя – стала бы эволюция отбирать мозг, копирующий часть реальности в свою внутреннюю «копию», и совершающий это без значительных искажений, которые могли бы полностью увести нас в сторону от правдоподобного мировоззрения. На оба эти вопроса ответ один: нет.5
Эволюция благоволит физическому выживанию, а не точности или полноте внутренних представлений. Логично полагать, что некоторое сходство умственной «копии» реальности и самой реальности послужило бы во благо выживанию нашего физического тела: если к вам крадется тигр, то полезно видеть нечто похожее на тигра, а не иную сновидческую галлюцинацию. Но большинство людей, включая ученых, сильно преувеличивают полезность точного и полного внутреннего представления. Мои собственные исследования искусственных нейронных сетей показали, что довольно часто полезно исказить некоторые части или вырезать другие части внешних стимулов при создании внутренних представлений в искусственной нервной системе. Полная информация часто путает, погребает в себе те незначительные детали, которые действительно важны. Неискаженная информация часто является препятствием к своевременным действиям вследствие обилия нюансов. Поэтому, эти искусственные нервные системы действовали гораздо более эффективно – и имели больше шансов на выживание, если бы им нужно было бороться внутри экосистемы – когда их собственная внутренняя «копия» реальности была во многом неполной и искаженной. Я полагаю, что такой принцип схож с принципами эволюции и нет никаких веских причин полагать, что наша «копия» реальности была бы во многом похожа на то, что действительно происходит. Поэтому, положение материализма заключается в том, что мы внутренне ограничены тем, что смотрим отредактированную и искаженную версию фильма и пытаемся извлечь из нее смысл. Однако, сам материализм полностью является продуктом этого фильма!
Даже научные инструменты, которые расширяют возможности нашего чувственного восприятия – такие как микроскопы, которые позволяют нам различать мельчайшие подробности, недоступные глазу, или инфракрасные и ультрафиолетовые световые сенсоры, которые могут различать частоты за пределами нашего зрения – фундаментально ограничены нашим узким и искаженным окном в реальность: они все созданы с помощью материалов и методов, которые сами по себе ограничены отредактированной «копией» реальности в наших мозгах. Получается, что материализм говорит о том, что вся западная наука и философия, древняя и современная, от греческого атомизма до квантовой механики, от Демокрита и Аристотеля до Бора и Поппера, были и остаются фундаментально ограниченными в частичной и искаженной «копии» реальности в нашем мозге.
Материализм в какой-то степени побеждает сам себя. В конце концов, материалистическое мировоззрение является результатом внутренней модели реальности, чья ненадежность оказывается неизбежным положением этой самой модели. Другими словами, если материализм прав, то материализму нельзя доверять. Если материализм прав, то мы вы заперты в маленькой комнате и пытаемся объяснить всю огромную вселенную снаружи, наблюдая ее только через глазок на двери; мы получаем только ограниченные и искаженные образы, которые поступают через это отверстие.
Где мы находимся?
Материализм воспринимается в нашей культуре как самый интуитивный и самоочевидный взгляд на мир. В конце концов, мир и вправду выглядит так, как будто он находится снаружи нас. Вещи и вправду выглядят твердыми. Однако, как мы уже видели, интуитивность материализма во многом основывается на неправильном понимании его действительных положений. Когда мы тщательно начинаем знакомиться с постулатами материалистической метафизики, она перестает выглядеть такой уж интуитивной. Она отрицает реальность непосредственного опыта и постулирует его как «галлюцинацию», происходящую исключительно в нашей голове. Она отрицает возможность прямого постижения «внешнего» мира. Она заявляет, что звезды на ночном небе находятся внутри наших черепов. Она совершенно не объясняет самый удивительный и видимый аспект существования: сознание. И она побеждает себя, бросая тень сомнения на свою собственную надежность.
И все же, прежде чем мы отбросим материализм, мы нуждаемся в соответствующей альтернативе для объяснения эмпирической реальности. Многие альтернативные мировоззрения, находящиеся на периферии культуры, сегодня настолько возмутительны и плохо разработаны, что их вовсе нельзя воспринимать серьезно. Другие фундаментально ограничены или противоречивы. В самом деле, в связи с доминирующим материализмом редкие философы или интеллигентные мыслители тратили свое время и энергию на то, чтобы разработать подходящую и основательную альтернативу; в любом случае, их число не достигает необходимой критической массы. Такая попытка могла привести к окончанию карьеры или осмеянию в профессиональной среде. В борьбе с материализмом ты сразу оказываешься в невыгодной позиции. Потому, вовсе не удивительно, что материализм по-прежнему наслаждается ролью единственной достойной теории. Современная нехватка равнозначной и полной альтернативы возникла, с моей точки зрения, не вследствие особой сложности в ее создании, но от отсутствия каких-либо серьезных осознанных попыток.
Хотя я обладаю немалым академическим и профессиональным опытом в областях компьютерной инженерии искусственного интеллекта, технологий полупроводников и физики высоких энергий, на данный момент я не имею никаких профессиональных связей с академией. Мой профессиональный статус и источник дохода не пострадают от обнародования моего взгляда в этой книге. Следовательно, в отличие от большинства академиков, профессиональных ученых или профессиональных философов, я наслаждаюсь необыкновенной свободой в изложении моих взглядов. В этом контексте я подумал, возможно, несколько высокомерно, что я могу приложить свои усилия для создания правомочной, здравой и более разумной метафизической альтернативы к материализму; такой альтернативы, которая могла бы, я надеюсь, помочь в трансформировании главенствующей парадигмы наших жизней.
В следующих главах, я постараюсь сделать именно это. Я не утверждаю, что эта книга станет окончательным словом в новом и полном мировоззрении и соответствующей метафизике. Что бы это ни было, оно еще далеко от окончания. Высказывания, которые вы найдете в ней, призваны сформировать платформу – способ мышления – на которой другие смогут продолжить работу в более долгосрочном проекте по созданию новой философской системы, которая способна заменить материализм. Таковы мои надежды, возложенные на данную книгу.