05.03.2024
0

Поделиться

Путь Ра через Дуат. Толкование древнеегипетской Амдуат (1)

Андреас Швейцер

ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ



Книга Андре Паду «Понять тантризм» на сей день является лучшим обобщающим трудом, посвященным теме индуистской Тантры. Ее автор, французский индолог с мировым именем,  «Доктор Андреас Швейцер предпринял наиболее успешную на сегодняшний день попытку психологической расшифровки «Амдуат». В его трактовке древнеегипетские источники оживают, говорят с нами, и совершенно не кажутся чуждыми современному образу мышления. Он приглашает нас присоединиться к ночному путешествию солнечной барки Ра и погрузиться вместе с «Великой Душой», то есть с солнцем, в окружающую нас темноту. Здесь, в иллюстрациях и текстах «Амдуат», угрозы, скрытые в глубинах нашей души, становятся видимыми в виде конкретных образов, анализ которых, несомненно,  имеет смысл: даже если они предстанут перед нами в обличье зловещей или темной стороны божества, о которой пишет Андреас Швейцер. Загробный мир, в который мы спускаемся, лежит в основе нашего собственного мира. Там действуют творческие энергии ужасающей интенсивности, и только смерть, которой все должны отдаться, делает нас по-настоящему живыми, предлагая нам Возрождение из глубин». — Эрик Хорнунг, из предисловия.
Представления о загробной жизни, изложенные в «Амдуат», датируемой примерно 1500 годом до н.э., оказывали культурное влияние на протяжении тысячелетий, послужив образцом для целого жанра египетской литературы — «Книг Загробного Мира», который, в свою очередь, просуществовал аж до греко-римской эпохи. Ее темы и образы встречаются в гностических и алхимических текстах и нашли свое отражение в раннехристианских представлениях о потустороннем мире. В своей книге «Путь Ра через Дуат» Андреас Швейцер проводит читателя по Амдуат, предлагая психологическую интерпретацию ее основных текстовых и иконографических элементов. При этом, основной опорой ему становятся юнгианские архетипы, которые находят сходное выражение во многих культурах мира: сон как смерть; воскресение как пробуждение или возрождение; спасение или освобождение, будь то от тяжести первородного греха (как у христиан) или от ужаса перед окончательным растворением в Смерти (как у древних египтян).

Перевод: Иван Ветринский

Погружение во Тьму

В конце долгого, жаркого дня, когда на западе заходит палящее африканское солнце, жизнь каждого из существ словно бы обновляется. Теперь, под защитой прохладного вечернего бриза, поля вспахивают, мотыжат, засевают и поливают. Повсюду в деревнях зажигают костры, чтобы приготовить вечернюю пищу. В сгущающихся сумерках люди становятся веселее и громче. Как будто своей болтовней, шутками и смехом, музыкой и танцами они хотят отогнать приближающихся духов ночи. Но как только меркнет свет последнего костра, тусклое сияние которого тщетно сопротивлялось подступающей тьме, ночь окончательно вступает в свои права. Счастливы те, кто нашел избавление во сне.

Древние египтяне всегда знали: темноту невозможно полностью отогнать, когда он, великий Бог Солнца, завершив свой ежедневный труд, становится старым и усталым. Тогда он опускается в глубины ночи, в подземный мир. Здесь царит иной закон — закон ночи, тишины и смерти.

И все же именно этот закон таинственным образом воскрешает и дарует новую жизнь славному свету солнца. Ведь в начале каждого нового дня все живое пробуждается, полное новой энергии и юношеской свежести. Один из египетских гимнов солнцу выражает это словами: Они пробуждаются, дабы лицезреть твою (Ра) красоту, когда ты появляешься, они оглядываются в изумлении, вновь узнавая друг друга, когда ты посылаешь им свои лучи (света).[1]

Многие египетские тексты пронизаны идеей возрождения солнечного света из глубин подземного мира. Когда солнце скрывается за горизонтом на западе и наступает ночь, в недрах земли начинается таинственный процесс трансформации, находящий свое завершение в чуде рождения Солнца с наступлением утра. Подобно тому, как солнце день за днем обновляется и возрождается, то же самое может произойти с каждым человеком, измученным напряжением повседневной жизни, и даже с каждым умершим. Вместе с Богом Солнца его душа может пройти через царство мертвых, и он защитит ее своим светом на опасных и извилистых путях подземного мира.

Древние были просто очарованы концептом путешествия в потусторонний мир. В причудливых, лабиринтообразных набросках так называемой «Книги двух Путей», изображенных на дне некоторых гробов в некрополе Дейр эль-Берша времен Среднего царства, мы находим раннее описание такого путешествия. Вероятно, ни один другой народ не размышлял так много о смерти и жизни в потустороннем мире и не прилагал таких больших усилий на благо умершего, как египтяне. В эпоху Нового царства, около 1500 года до н.э., эти размышления привели к появлению «Книг Загробного Мира», в которых загробная жизнь описывается почти научным образом. Эти сочинения вмещают в себя поразительное богатство мысли и удивительное изобилие глубоких откровений о природе человека и мира.

С психологической точки зрения, египетские описания подземного мира являются попыткой постичь то, что К. Г. Юнг в своих теориях назвал «коллективным бессознательным». Коллективное бессознательное, включая его архетипы, является одним из самых значительных открытий Юнга. Оно относится к психическому пласту, который развивался в течение тысяч лет, и включает в себя те слои психики, которые выходят за рамки личного бессознательного, то есть эмоциональных переживаний и воспоминаний о личной жизни конкретного человека. Коллективное бессознательное «состоит из суммы инстинктов и их коррелятов — архетипов. Так же как и инстинктами, любой человек обладает и запасом архетипических образов»[2]. Если инстинкты — это модели действия, то архетипы — это модели постижения. В своей совокупности архетипические образы, которые принимают сходную форму у всех людей, представляют собой всю сокровищницу духовного опыта Человечества. Это сокровище находит свое выражение в религиозных образах, мифе, идеях и текстах всех эпох и культур, но также и в любом нуминозном опыте человека в настоящем. Любой человек, в глубины чьей души проник подобный опыт или видение, обладает потенциалом стать религиозным лидером своего времени. Это справедливо для всех харизматических личностей.

В том, что древние египтяне выражали через религиозные — частично мифические, частично магические — образы и тексты, мы сегодня, используя язык психологии, можем легко распознать удивительную, почти научную точность. Вне зависимости от того, выражается ли это в религиозных или научных терминах, основная идея остается неизменной. Древние египтяне находили удивительные истины не столько сознательно и психологически, как это делаем мы, сколько интуитивно. Потребовались тысячи лет, с самого начала человеческих попыток сформулировать или включить нуминозную силу в конкретный символ, чтобы достичь невероятной духовной зрелости и богатства, которые мы встречаем в «Книгах Загробного Мира» Нового царства. Одним из древнейших символов божественного присутствия был шест с обернутой вокруг него тканью, который стал иероглифом nṯr, обозначающим «Бога», примерно в 3000 году до нашей эры. Миллионы лет человеческий дух пребывал в спящем состоянии, пока не начал оставлять видимые следы. В какой-то момент человек воздвиг божественный столб между небом и землей, чтобы в его ткани, сотканной руками человека, мог играть ветер. Таким образом, в запутанном и бесконечном пространстве космического царства архаический человек установил точку ориентации, в которой он узнал центр мира. В низинах Месопотамии то же духовное намерение вдохновило строительство храмов-зиккуратов. Не высокомерие человека, как утверждает еврейская Библия, заставило эти храмы вознестись ввысь, а стремление к ощущению места, дома в безграничности космоса.

Так пробудился игривый, творческий ум, который отныне неустанно окружал тайну божественного и человеческой души все новыми знаками и символами. Хотя древний nṯr-столб давно утратил свою нуминозную магическую силу, даже сейчас он сохраняет некоторый эффект в виде развевающегося на флагштоке национального флага.

С психологической точки зрения, «Книги Загробного Мира» Нового царства отражают постепенно растущее осознание глубинного потока архетипических образов, непрерывно сопровождающих события дня и повседневные дела и тем самым придающих им смысл и направление. Судьба отдельного человека, как и судьба наций и культур, всегда заложена в скрытом потоке медленной, но непрерывной трансформации в рамках основных архетипических констелляций. На протяжении долгой истории Египта было много критических случаев политических и культурных поворотов. В эти переходные периоды происходило изменение действовавшего до сих пор принципа доминирующего архетипического образа, что приводило к краху старой системы ценностей, за которым следовало возрождение; то есть это были периоды хаоса и обновления. Часто после разрушений, причиненных войнами и катастрофами, на горизонте возникал новый образ Бога. Как мы увидим позже, в Египте, после катастрофического распада Древнего царства, именно Осирис, бог мертвых, вышел на передний план в период Среднего царства, принеся такое духовное обновление, какого земля Нила еще никогда не видела.

Духовное развитие, изображенное в «Книгах Загробного Мира», всегда происходит в связи с крупными политическими и социальными реорганизациями. Египетская история дает нам уникальную возможность наблюдать скрытый поток бессознательных архетипических факторов, который «течет под поверхностью того, что может быть воспринято как история»[3]. Вполне вероятно, что архетипические факторы, вызвавшие психические трансформации этого народа, были также ответственны и за радикальные политические изменения. Итак, давайте же посмотрим на великие исторические и интеллектуальные перемены, произошедшие в Древнем Египте.

В конце третьего тысячелетия, периода продолжительного расцвета, Древнее царство внезапно подошло к концу, а вместе с ним и невероятно плодотворный, стабильный, надежный и устоявшийся порядок, олицетворенный в богине Маат. В политическом, социальном и духовном плане страна погрузилась в хаос и катастрофу. Веками ее жители жили в мире под покровительством бога-фараона, а теперь им вдруг пришлось бороться за свое выживание. Но посреди этой суматохи, в которой рушились все доселе незыблемые и неоспоримые порядки, ибо верховенство Закона больше не преобладало, росла духовная сила, отраженная в новом жанре текстов, так называемых Наставлениях или Литературе мудрости[4]. Эти доктрины излучают вновь окрепшее сознание отдельной личности. Например, в «Повести о красноречивом крестьянине» обычный житель оазиса, человек из народа, предстает перед царским придворным вельможей и произносит красноречивую речь, требуя воскрешения Маат, то есть справедливости, порядка и элементарной человеческой солидарности. Примечателен тот факт, что подобное самоуверенное поведение со стороны отдельного человека по отношению к высокопоставленному чиновнику, не говоря уже о царе или Боге, было бы немыслимо в прежнем, Древнем царстве.

В начале Среднего царства, когда царящая несправедливость стала очевидной для всех, внимание людей, как никогда ранее, обратилось к потустороннему и к Суду Осириса над Мертвыми. В «Поучении Мерикара» мы читаем об Осирисе и его Суде:

Не уповай на давность лет,

Они видят время жизни, точно один час![5]

Земная жизнь по-прежнему ценилась, но после всех несправедливостей и невзгод, которую пришлось пережить людям, глубочайшая тоска все больше и больше тянула их к потустороннему миру и к Осирису, который правил царством мертвых.

То, что современники могли рассматривать как хаотичный, бессмысленный упадок, «в действительности могло управляться непостижимой судьбой, законом или смыслом»[6]. Это станет особенно ясно, когда мы внимательно рассмотрим изменения в концепции загробной жизни, которые время от времени происходили в течение всей долгой истории Египта.

Царскими монументами Древнего и раннего Среднего царства были пирамиды. На краю пустыни они до сих пор величественно устремлены к небу, словно защищая жителей Египта от безбрежной пустоты ничейной земли. Пирамида была вовсе не демонстрацией царской власти, как мы могли бы предположить, а символом первичного мира, возведенным в честь божеств, сооружением, сравнимым с христианскими соборами Средневековья. Как «первичный холм» твердой земли когда-то появился из темных вод, чтобы противопоставить землю и небо против распада и хаоса, так и воспроизведение первичного холма в камне — а именно, пирамиды — должно было противостоять силам хаоса и смерти. Да будет защищен погребенный царь и жизнь вверенного ему народа, и да разделит он навеки порядок сотворенного мира! Более того: царь был похоронен в пустыне, символически, на краю этого мира, рядом с ужасающей бездной, поскольку только здесь, так близко к хаосу, жизнь могла свершить свое обновление. В Древнем Египте памятники, возведенные в соответствии с культурными ценностями, служили идее чудесного возрождения жизни на краю распада и смерти.

Египетский фараон был похоронен в темных недрах монументального холма, то есть пирамиды. Здесь, в символическом центре мира, он мог отдохнуть. Здесь же начинался его путь в будущее — а именно, путешествие через небесный океан, для чего в его распоряжение предоставлялись огромные ладьи, погребенные рядом с пирамидой. Начиная с царя Униса (конец 5-й династии, около 2350 года до н.э.), доселе простые стены комнат внутри пирамиды были украшены магическими заклинаниями и изречениями, так называемыми Текстами пирамид. Впервые в истории умерший был окружен заклинаниями ученых мудрецов, то есть традиционными знаниями своих предков. Даже в смерти царь не хотел лишаться этих родовых знаний, которые защищали его от угрожающей «бессознательности» ночи и темноты гробницы, или, как предпочли бы выразиться египтяне, от падения в небытие. Заклинания и образы, украшавшие гробницу, можно понимать как форму магического знания, чья апотропейная сила защищала умершего от угрожающих жизни сил самой Тьмы. Приобщенный к духовной традиции своих предков, умерший становился уверен в непрерывности своей жизни, поскольку архаический человек боялся только одного — полностью выпасть из непрерывного потока времени.

Поскольку эта непрерывность, как правило, ассоциировалась с ходом солнца, в Текстах пирамид фараон часто приравнивается к Богу Солнца.

ибо ты - Ра, который вышел из Нут, 
которая рождает Ра изо дня в день,
подобно Ра и ты рождаешься ежедневно[7].

Мотив появления жизни из материнского лона сохранился и в христианские времена, о чем свидетельствует молитва к Марии, восходящая к Средним векам:

Благословенна Ты, 
ибо из чрева Твоего возникло сияние,
несущее свет по всему миру, возвещая хвалу Тебе...
Приветствуем тебя, ты, заря Спасения, 
ты, о исток радости...

В темной погребальной комнате внутри пирамиды умерший начинал свой путь к небу. В Древнем царстве загробный мир все еще считался темной бездной, местом, которого следует избегать. И вот, чтобы обрести суверенитет над небесным миром и даже самому стать высшим Богом неба, фараон направил все свои надежды к ярким приполярным звездам на северном небе.

Я отчетливо помню, как — словно это было вчера — стоял еще юношей под звездным небом, посреди величественного мира в горах Швейцарии. Меня переполняли изумление и благоговение, я был глубоко тронут тусклым и нежным светом звезд, освещавших темноту вокруг меня. Это была решающая эмоция, нуминозный опыт, породивший тоску по любви, которую невозможно описать. Сознание, которое еще слабо, нуждается в покровительстве ночи, чтобы быть таким образом тронутым ее светом. Как мы увидим позже, в Египте именно ночь или слабый свет подземного мира всегда порождали новое сознание в форме романтического стремления к свету. Всякая жизнь стремится к рассвету.

То, что чудесное превращение из смерти в жизнь происходит в темноте гробницы, является архетипическим мотивом. Египтяне верили, что свободно движущаяся ba-душа царя возносится от трупа к небу и богам, чтобы стать «одной из них». Испанский мистик Тереза Авильская, по-видимому, пережила подобный опыт, поскольку она писала: «В самом центре замка находится тайное место, самая сокровенная комната, в которой происходят мистические взаимодействия между Богом и человеческой душой»[8].

В нескольких своих книгах Эрик Хорнунг обращал внимание на то, что около 1890 года до н.э., начиная с Сенусерта II, произошел концептуальный сдвиг в представлениях о загробном мире[9]. Впервые в истории, этот царь решил не направлять свою погребальную комнату в сторону севера, а разместить во внутренней части пирамиды переплетенные коридоры — настоящие подземные лабиринты. Эта конструкция отражает переход к концепции именно подземной загробной жизни. Отныне планировка гробницы должна была как можно более точно отображать структуру подземного мира. К концу Среднего царства этот сдвиг привел к отказу от использования пирамиды в качестве царской гробницы. Начиная с правления Тутмоса I (ок. 1500 г. до н.э.), пирамиды были заменены вырубленными в скале гробницами с их поразительным богатым декором в Долине царей в Верхнем Египте. Опять же, этому концептуальному изменению предшествовали радикальные политические изменения катастрофических размеров.

Около 1800 года до н.э. единство страны снова начало распадаться. На землю Египта проникли иноземные народы из западной Азии. Их конница превосходила египетскую пехоту и мощь великих фараонов. В конце концов чужеземцы, зовущиеся гиксосы, установили в Египте свой суверенитет, нанеся тяжелый удар по землям Нила. Однако, спустя почти сто лет, египтянам удалось сбросить иго чужеземцев и вновь объединить страну под своим руководством. Последующий период стал Золотым веком Египта, эпохой, которая была свидетелем небывалого расцвета интеллектуальной деятельности. Казалось, что развитие религии и культуры долгое время дремало в подсознании, тихо созревая, пока не вырвалось наружу, подобно извержению вулкана. После того как империалистическая политика Тутмоса I привела его и его армию, впервые в истории, за реку Евфрат (ок. 1500 г. до н.э.), сознание египетской культуры достигло вселенского масштаба. Ранее было немыс лимо даже рассматривать иностранцев как равных египтянам. Однако теперь, в одной из «Книг Загробного Мира», называемой «Книгой врат» (Час пятый), мы видим, что иностранцы также изображены среди благословленных мертвецов и, таким образом, к ним относятся как равным с египтянами.

Возросла восторженная радость самой жизни, охватывающая весь мир и сходящаяся на Боге Солнца, которому одному причиталась благодарность за всю красоту и полноту жизни в этом мире[10]. Так мы читаем в известном гимне Амону:

Ты - тот, кто создал [все], что есть,
И стоишь в одиночестве ты, кто создал сущее, 
Из чьих глаз появилось человечество, 
И из чьих уст просочились в реальность Боги. 
Тот, кто создал травы для скота
И плодовые деревья для людей,
Кто создал то, чем кормятся рыбы в реке 
И птицы, парящие в небесах. 
Тот, кто вдохнул жизнь тому, что в яйце, 
Дал явиться каждому слизняку и личинке.
...
Слава тебе, сотворившему все это!
Сияющий одиночка со многими руками,
Кто проводит ночь бодрствуя, когда все спят, 
Ища блага для своих бесчисленных созданий.
Амон, вечный во всем, Атум и Харахти.[11]

Это беспрецедентное утверждение мира и его созданий свидетельствует о все более глубоком осознании солнца и его влияния, то есть о солярном сознании, явлении, которое шло рука об руку с осмыслением нисхождения в подземный мир и все более подробным описанием царства мертвых Осириса. По мере того, как их внимание все больше и больше обращалось к различным проявлениям Бога Солнца, путешествующего днем по небесам и наполняющего мир своим живительным солнечным светом, египтяне Нового царства все настойчивее требовали узнать, что же происходит с его светом ночью. Как это было возможно так, чтобы Бог Солнца, явно утомленный к вечеру и, как гласят многие тексты, уже совсем старик, взошел с молодой силой на горизонте с востока утром? «Книги Загробного Мира» проследили феномен возрождения всего живого из глубин ночи и подземного мира: они осмелились заглянуть в те глубины, которые прежде казались столь ужасающими. Интерес к тайному царству подземного мира невообразимо возрос, ибо, как заявил Эрик Хорнунг, «Возрождение невозможно в упорядоченном и предопределенном мире. Оно может произойти только тогда, когда старое и изношенное погружается в безграничные области, окружающие творение, — в целительные и растворяющие силы первичного океана Нун»[12]. Амдуат, самая древняя из «Книг Загробного Мира», звалась Книгой из Тайной Комнаты.

С психологической точки зрения можно говорить о тенденции к интроверсии, которая проявляется в культурной и интеллектуальной истории. Уединение и изоляция являются повторяющимися фазами в обновлении сознания. Снова и снова, именно при встрече с Великим Неизвестным возникают новые архетипические образы. Даже сегодня путь психического развития индивидуума ведет к уединению и темноте души, а встреча души с фигурами и образами, возникающими из внутренней сферы психики, постепенно приводит к росту нового сознания. На этом индивидуальном уровне также каждое фундаментальное расширение сознания связано с распадом ранее достигнутой тотальности.

Своими текстами и образами «Амдуат» поистине впечатляюще изображает этот процесс обновления. Две особенно красивые копии этой книги можно найти на стенах погребальных камер Тутмоса III и Аменофиса II. Царские гробницы Нового царства были вырыты глубоко в скалах Долины царей в пустынных дебрях Западной горы Фив. В своей архитектонике, планировке и убранстве эти гробницы воплотили тему погружения во тьму и вновь пробудившийся интерес к потусто роннему миру. Грандиозные заупокойные храмы, в которых совершался царский погребальный ритуал, были построены отдельно, на краю плодородной земли. В самой сокровенной священной комнате (naos) храма жрец совершал ежедневный ритуал, который в «Книгах Загробного Мира», украшающих стены царских гробниц, описывается как великое таинство союза между Ра и Осирисом. Таким образом, послание, содержащееся в иллюстрациях и текстах гробниц, воплощалось в ритуальную реальность храмовым культом.

До религиозной революции Эхнатона (ок. 1350 г. до н.э.) царские гробницы были расписаны только Амдуат. Однако, в последующих поколениях, были добавлены новые заупокойные тексты, в частности, Книга Врат, Книга Пещер и Книга Земли[13]. Часто мы также можем встретить изображения Литании Ра с ее призывами к ночному Богу Солнца и заклинаниями из Книги Мертвых. Последние в основном заимствованы из «Текстов Саркофагов» Среднего царства, и они продолжают подчеркивать угрожающие аспекты царства мертвых, предостерегая умершего обо всех опасностях бездны. В период Нового царства постоянно менялось не только убранство, но и планировка гробниц, причем в каждой гробнице коридоры и комнаты располагались по-разному. Эти изменения отражают постоянное стремление как можно точнее изобразить в архитектуре и убранстве подземный мир, а также великую тайну трансформации жизни на краю бездны.

Всякий раз, когда, как в этих книгах, мы имеем дело с исследованием загробного мира — или, в психологических терминах, с попыткой осознать лежащий в основе архетипический поток, который сопровождает и определяет нашу жизнь — мы должны столкнуться с архетипической сущностью. Всякий раз, когда мы обращаемся к этим великолепным образам души, мы вынуждены психологически проникать в предсознательную совокупность коллективного бессознательного, оставляя позади область исключительно личной психологии. Мы больше не имеем дело с удачей или неудачей отдельного человека, но, как и всегда, когда мы исследуем древнюю культуру или религию, со всем космосом и человеческими существами, встроенными в него.

Раскол между личностью и миром, который принес современному человеку столько отчужденности и оторвал его от корней, был совершенно чужд египтянам. Когда в их гимнах солнцу восхвалялась красота «природы», эта природа никогда не была объектом человеческих действий или интеллектуального любопытства, а скорее чем-то ясным и реальным, созданным Богом Солнца, не способное существовать вне его творческой, созидательной воли. Когда египтяне говорили о природе, это было нечто, созданное божеством, нечто полное формы (qmꝪ, lrw) и цвета (lwn), нечто, через что проявлялась божественная воля и нуминозная творческая энергия божества. Архаический человек всегда знал, что он является частью космической тотальности. Космос был его домом, и, как ничто другое, именно любовь к его богам и богиням пробуждала в нем чувство дома. Очевидно, он также знал об угрозе отчуждения: снова и снова в текстах мы встречаем глубокий страх перед хаосом.

Это мировоззрение гармонично согласуется с психологической концепцией коллективного бессознательного. В глубине нашего существа мы связаны не только с семьей и друзьями в нашем ближайшем окружении, но и со всем сущим, включая неорганическую природу. Благодаря тайной симметрии и единению всего сущего мы оказываемся под влиянием архетипического потока, всякий раз когда сталкиваемся с психическим. Таким образом, можно сказать, что объективной истины быть не может, поскольку индивидуум всегда связан с тотальностью. Поэтому трудно сказать что-то определенное относительно этих «Загробных миров». Как ни в какой другой теме, мы должны полагаться на свидетельство традиции. В этом отношении исследования алхимиков оказались богатым источником информации. К. Г. Юнг изучал их на протяжении десятилетий, и мы можем сказать, что, помимо его собственного внутреннего опыта, темный, меркурианский бог алхимиков обогатил психологию Юнга больше, чем что-либо другое. Сегодня, благодаря развитию египтологии, материал, содержащийся в «Книгах Загробного Мира» и других египетских текстах, посвященных судьбам умерших, представляет еще одну возможность для исследования этого глубинного потока. Мы благодарны прежде всего египтологу Эрику Хорнунгу, благодаря неустанным усилиям которого мы получили доступ к этим неисчерпаемым источникам Нового царства через превосходные издания и переводы почти всех текстов, касающихся заупокойного мира[14].

В ходе исследований стало ясно, что египетские верования относительно загробного мира были фундаментальными предшественниками многих христианских и алхимических концепций. В древние времена между Востоком и Западом происходил оживленный обмен информацией, сначала через духовный центр, Александрию, где жили и работали некоторые из самых важных раннехристианских теологов, такие как Климент и Ориген, а затем, в основном через Испанию, где арабская мудрость пустила свои глубокие корни и проникла на европейский континент.

Но мы должны быть осторожны и не проводить параллели между египетской религией и психологией бессознательного слишком поспешно. Боги имеют свои собственные законы, как и архетипические силы, которые они представляют, поэтому их конечная сущность неизвестна даже самому проницательному сознанию. Религиозный образ, который пытается выразить доминирующее психическое содержание, является лишь одной стороной этого содержания. Другая сторона — это сопутствующая эмоция, чувство, то есть инстинктивная страсть, вызванная содержанием образа. Видение или подавляющий образ сновидения может вызвать такую эмоцию совершенно спонтанно. Известный пример — внезапное вдохновение сапожника Якоба Бёме, который стал страстным мистиком. Одно видение солнечного луча, отраженного в оловянной тарелке, изменило всю его жизнь и произвело на него такое сильное впечатление, что он до конца своих дней пытался запечатлеть этот опыт в своих многочисленных трудах. Даже сегодня случается, что весь ход жизни человека меняется благодаря одному сну или видению. Когда кого-то касается нуминозное, оно оставляет очень глубокие следы. Это древний и, будем надеяться, вечно новый опыт в жизни человека.



[1] J. Assmann, Ägyptische Hymnen und Gebete (Zurich: Artemis, 1975), p. 223, hymn no. 94, verses 17-19.

[2] C. G. Jung, ed. and trans. Gerhard Adler and R. F. C. Hull (Princeton: Princeton University Press, 1970), §§ 280-281. См. также Marie-Louise von Franz, Archetypal Dimensions of the Psyche (Boston: Shambhala, 1999) P. 6.

[3] von Franz, Archetypal Dimensions, pp. 263-264.

[4] H. Brunner, Altagyptische Weisheit: Lehren fur das Leben (Zurich: Artemis, 1988), pp. 358ff.

[5] M. Lichtheim, The Old and Middle Kingdoms, vol. 1 of Ancient Egyptian Literature: A Book of Readings (Berkeley: University of California Press, 1973), p. 101.

[6] von Franz, Archetypal Dimensions, p. 264.

[7] R. O. Faulkner, The Ancient Egyptian Pyramid Texts (Oxford: Oxford University Press, 1969), vol. 1, p. 250, § 1688.

[8] Cited according to E. Lorenz, Der nahe Gott: Im Wort der spanischen Mystik (Freiburg: Herder, 1985), p. 142.

[9] See, for instance, E. Hornung, The Valley of the Kings, Horizon of Eternity, trans. David Warburton (New York: Timken, 1990), p. 26

[10] По этому вопросу см. A. Schweizer, “Echnatons Sonnenglauben: Die religiose Dimension der Bewusstwerdung,” Analytische Psychologic 22, no. 3 (1991), pp. 209-228.

[11] По переводу J. A. Wilson в Ancient Near Eastern Text Related to the Old Testament, ed. J. B. Pritchard, 2d ed. (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1955), p. 366

[12] Erik Hornung, Conceptions of God in Ancient Egypt: The One and the Many, trans. John Baines (Ithaca: Cornell University Press, 1996), p. 161.

[13] См. обзор основных египетских текстов в библиографии в конце этой книги, в разделе «Издания египетских текстов».

[14] The Egyptian Amduat: The Book of the Hidden Chamber, trans. David Warburton, rev. and ed. Erik Hornung and Theodor Abt (Zurich: Daimon, 2007).Смотри также: Theodor Abt and Erik Hornung, Knowledge of the Afterlife: The Egyptian Amduat—A Quest for Immortality (Zurich: Living Human Heritage, 2003)