Бернардо Каструп
Архетипическая семантика эмпирической вселенной
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
Общеизвестно, что идеи Карла Густава Юнга принадлежат к области психологии. Это воззрение задает слишком узкие рамки, и мы, читая Юнга, воспринимаем его труды в уже определённом, интуитивно понятном контексте. Однако, не может ли быть так, что подобный взгляд мешает нам понять действительное значение его трудов, увидеть всю полноту его мировоззрения?
Бернардо Каструп придерживается именно этой позиции. Он предлагает перевести тексты Юнга на основательный и авторитетный язык философии, причем самой возвышенной ее части – на язык метафизики. Таким образом, он складывает сложный и невероятно изящный узор высокого слога, и предлагает читателю осознать несравненное право Юнга на значительное место в истории человеческой мысли. Текст книги не только увлекательно сложен, но также содержит занимательные истории о том, как принципы Юнга воплощались в реальной жизни автора.
Глава первая. Прелюдия
«…не назови напрасной мысль, что населила небеса законом зримым, и каждая звезда теперь скрывает легенды древних дней. Не называй напрасным взор, что устремлён в ту книгу звёздную, которую прочесть не в силах и всё же тщится; ум порождает звенья форм тех форм, что больше не умрут, и все они ясны уму.»
Леопольд Дж. Бернейс, из поэмы «Созвездия» опубликовано в приложении к его переводу «Фауста» Иоганна Вольфганга Гёте
Карл Густав Юнг, родившийся летом 1875 года на берегу Боденского озера в швейцарском Кессвиле, был одной из самых важных фигур ранней современной психологии. Вместе с Зигмундом Фрейдом он стал пионером систематического исследования глубины человеческой психики за границей обычной интроспекции, той таинственной области, которую он и Фрейд называли «бессознательным». Оба они усматривали огромное значение тех аспектов нашей внутренней жизни, которые до сих пор игнорировались наукой, особенно — сновидений.
Однако, в отличие от Фрейда, который считал бессознательное просто пассивным хранилищем забытых или вытесненных содержаний сознания, для Юнга бессознательное виделось активной, творческой матрицей с собственной психической жизнью, волей и языком, часто противоречащей нашим сознательным установкам. Именно этот аспект его воззрений привел Юнга на путь эмпирических исследований и догадок, богатых метафизическим значением. Эта небольшая книга посвящена этим экстраординарным догадкам и их философскому смыслу.
Как мы вскоре выясним, для Юнга жизнь и мир — это нечто, совершенно отличное от того, что постулирует господствующая сейчас метафизика — от материализма. Выводы из исследований всей его жизни указывают на продолжение психической жизни после телесной смерти, на гораздо более тесную и непосредственную связь между материей и психикой, чем большинство осмеливаются представить сегодня, и на живую вселенную, полную символическим значением. Для него жизнь — это, в буквальном смысле, своего рода сон, и её можно толковать подобным же образом.
Юнг был психиатром, психологом, историком, классицистом, мифологом, художником, скульптором и даже — как некоторые утверждают с серьёзными на то основаниями — мистиком (см., например, Кингсли, 2018). Но он явно избегал называть себя философом, чтобы подобный ярлык не отвлекал от того образа ученого- эмпирика, который он хотел создавать. Тем не менее, многое из того, что Юнг говорил о психике, имеет неизбежные и довольно примечательные философские следствия, касающиеся не только вопросов разума и тела, но и самой природы реальности как таковой. Более того, когда он был менее осторожен — что часто случалось, — Юнг делал откровенные философские заявления. По этим причинам, которые я надеюсь прояснить в этой книге, Юнг, в конечном итоге, может считаться философом, и даже очень хорошим.
На следующих страницах я сначала попытаюсь выявить наиболее важные метафизические следствия идей Юнга о природе и образе действия психики. Во-вторых, я попытаюсь соединить многие открытые метафизические утверждения Юнга с этими выводами. В-третьих, основываясь на двух предыдущих пунктах, я попытаюсь реконструировать то, что я считаю имплицитной метафизической системой Юнга, продемонстрировав ее внутреннюю последовательность, а также ее эпистемологическую и эмпирическую адекватность. Я буду утверждать, что Юнг был метафизическим идеалистом в традиции немецкого идеализма, а также, что его система, в частности, согласуется с системой Артура Шопенгауэра и моей собственной.
Соответствие между метафизикой Юнга и моей собственной не случайно. В отличие от Шопенгауэра, чьи работы я обнаружил только после того, как уже разработал свою систему в семи разных книгах, Юнг оказал влияние на мою мысль очень давно. Впервые я столкнулся с его работами еще в подростковом возрасте, во время семейного отдыха в горах. Исследуя самостоятельно деревню, где мы остановились, я случайно наткнулся на небольшой книжный магазин.
Там, на самом видном месте, была выставлена занятная книга под названием «И цзин», отредактированная и переведенная Ричардом Вильгельмом, с предисловием некоего Карла Густава Юнга. Введение Юнга в книгу раскрыло внутреннюю логику и правдоподобие того, что, в противном случае, я бы счел просто глупой гадательной книгой. Он открыл некую дверь в моем сознании. Тогда я еще не знал, как далёко ведёт путь, который начинается за этой дверью.
Влияние Юнга на мои труды, вероятно, прослеживается во многих местах, о которых я не знаю сам, поскольку за эти годы я так глубоко усвоил его мысли, что, без сомнения, иногда смешиваю его идеи со своими. Более того, образ Юнга постоянно присутствовал как в моей интеллектуальной, так и в эмоциональной внутренней жизни. В моменты стресса, тревоги или безнадежности я часто представляю себя в разговоре с ним — он назвал бы это «активным воображением» — представляя, что он сказал бы о моей ситуации. Надеюсь, такая степень близости поможет мне точно и справедливо представить мысль Юнга в этой книге. Пусть читатель не сомневается, что именно это имеет для меня первостепенное значение.
Естественно, также есть вероятность, что эта же близость может помешать моей объективности, заставив меня — втайне от себя, непреднамеренно — выдать некое сочетание его и моих взглядов за его метафизику. Чтобы избежать этого риска, я перечитал — в третий или четвертый раз в своей жизни — все относящиеся к теме работы Юнга, готовясь к написанию этой книги. Я также воспроизвел соответствующие отрывки из работ Юнга, чтобы обосновать свою точку зрения, делая только те предположения, которые я мог бы подтвердить в нескольких отрывках из соответствующего контекста. Это, я надеюсь, гарантирует объективность и точность моих интерпретаций.
За свою долгую и плодотворную жизнь Юнг написал более двадцати толстых книг. Многие из них посвящены исключительно клинической психологии или мифологии, и не так важны с метафизической точки зрения. Однако материал, имеющий метафизическое значение, по-прежнему, довольно обширен.
Поэтому, каждый раз, когда взгляды Юнга менялись — существенно или в каких-то деталях — на протяжении его жизни, я отдавал приоритет его более поздним работам. Кроме того, метафизические взгляды Юнга, по-видимому, установились только к концу его профессиональной жизни, что делает его более ранние работы менее актуальными. По этим двум причинам, мои аргументы основаны в основном на тех работах, которые он написал с 1940-х годов, за двумя исключениями: отредактированные стенограммы его «лекций Терри», прочитанных в Йельском университете в 1937–1938 годах (ПР), и сборник эссе, опубликованный в 1933 году (ПДСЧ). В обоих этих источниках мы можем наблюдать трансформацию ранних озарений, которые впоследствии станут основой метафизических представлений Юнга.
Важно отметить, что, независимо от периода, в который они были написаны, рассуждения Юнга о метафизике и связанных с ней темах не приближаются к уровню той концептуальной ясности, последовательности и точности, который требуют современные аналитические философы. Юнг был чрезвычайно интуитивным мыслителем, который предпочитал аналогии, сравнения и метафоры прямому и недвусмысленному изложению, часто противореча самому себе. Это произошло потому, что он не использовал линейные структуры аргументации, а вместо этого циркумамбулировал — удобный юнгианский термин, означающий «ходить вокруг» — около рассматриваемой темы, пытаясь передать всю гамму своих интуитивных представлений о ней. Действительно, он пришел к своим взглядам не только с помощью последовательных рассуждений, но и, в значительной степени, благодаря визионерскому опыту (ср. ВСР: 217 и 225, КК). Поэтому вполне естественно, что он выражает эти взгляды интуитивно, с помощью аналогий.
В этом контексте многие кажущиеся противоречия Юнга отражают попытки исследовать тему с нескольких разных точек зрения и от нескольких точек отсчёта. Например, если он утверждает, что психика материальна, а затем через несколько предложений говорит, что она духовна, то он имеет в виду, что существует один смысл, в котором психика аналогична тому, что мы называем «материей», и другой смысл, в котором она аналогична тому, что мы называем «духом», и каждый смысл укоренён в своей собственной системе координат. Именно эти радикальные и внезапные изменения перспективы — сбивающие с толку и усложняющие возможность аналитического подхода — помогают Юнгу описать и выразить свои взгляды тем способом, который апеллировал бы не только к разуму.
Прежде чем завершить это краткое введение, необходимо сделать несколько замечаний по поводу терминологии. На протяжении всей этой книги — если не указано иное — я стараюсь придерживаться тех же терминов и обозначений, которые использовал сам Юнг, хотя его терминология в настоящее время в значительной степени устарела. Я сделал это, чтобы сохранить согласованность с его текстами. Например, Юнг определяет «сознание» как нечто значительно более конкретное, чем то, что философы сегодня называют «феноменальным сознанием» или просто «сознанием» (фактически, это стало источником бесконечных недоразумений при понимании работ Юнга). Поэтому, если я прямо не пишу «феноменальное сознание», я использую термины «сознание» и «сознательное» в соответствии с собственным определением Юнга.
Некоторые другие термины, которые я использую, имеют как разговорное, так и техническое философское значение, которые, к сожалению, отличаются друг от друга. Я стараюсь последовательно использовать эти термины в их техническом смысле. Например, под термином «метафизика» я имею в виду не сверхъестественные сущности или паранормальные явления, а сущность бытия вещей, существ и явлений. Как таковая, метафизика природы влечет за собой определенное представление о том, что есть природа сама по себе, в отличие от того, как она действует (что является предметом науки) или какой она предстаёт перед наблюдателем (что является предметом изучения когнитивной психологии и феноменологии).
Но не опасайтесь: зная, что большая часть читателей этой книги будет состоять из психологов, терапевтов и людей, в целом интересующихся метафизикой, — в отличие от только профессиональных философов, — я старался свести использование терминов к минимуму. Также, я либо даю чёткие определения для технических терминов при первом использовании, либо использую их таким образом, чтобы их предполагаемое значение было ясным и недвусмысленным в зависимости от контекста.
Это лишь один из многих стилистических выборов, которые я сделал, чтобы убедиться, что эта небольшая книга не только читаема, но и понятна, убедительна и приятна широкой читательской аудитории. Я надеюсь, что вы найдете в ней вдохновение, которое позволит вам когда-нибудь глубже погрузиться в необыкновенное наследие Юнга.