20.12.2024
0

Поделиться

Новая эра гностицизма. Как контркультурная духовность производила революцию в религии с античности до наших дней.

Эйприл Д. ДеКоник

ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ 1

*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально


«Вот книга, что написал великий Сиф… и положил её на гору, чтобы она, волею божественного Самородного и всей Плеромы, вышла в конце времён и сроков…»

1945 год, декабрь. Учреждено ООН, проходит суд в Нюрнберге, страны говорят о вечном мире и готовятся к ядерной гонке. В это же время в египетском селе Наг-Хамммади крестьяне, разбив глиняный сосуд, находят тринадцать книг, пролежавших там многие века: библиотеку, содержащую редчайшие гностические тексты. Через двадцать лет упорных трудов их начинают публиковать для широкой общественности.

Но самое удивительное здесь то, что в то же самое время в мировой культуре проявляется гностический мотив; литература и кино нового времени задаются теми же вопросами, что и гностики начала первого тысячелетия. Гностический герой, узнавший позорную тайну могучих архонтов, приходит в коллективное сознание одновременно с текстами, но независимо от них. Эта книга посвящена многочисленным и поразительным символическим параллелям в искусстве нашей эпохи — и гностической философии, как будто разум древних мистиков и писателей шестидесятых годов освещал один и тот же сокрытый свет.


Введение

Запрещенные писания

Шел 1982 год, я оканчивала первый курс колледжа. Я училась на медсестру по двухлетней программе и в рамках практики делала обходы в гериатрии и в онкологическом отделении местной больницы. Мне было восемнадцать, и любые романтические представления о работе в системе здравоохранения, какие только могли у меня быть на момент поступления, развеялись с первым вставленным мной катетером.

Однажды, чтобы отвлечься от охватившего меня экзистенциального кризиса, я зашла в книжный магазин в поисках хорошего романа. Однако удача мне не улыбнулась.

Когда я вернулась домой, мама достала книгу, которую как раз читала, и протянула мне со словами: «Спорим, тебе понравится». Я взглянула на обложку. Рон Кэмерон, «Иные евангелия» (1982). Евангелия, не вошедшие в состав Нового Завета. Неизвестные высказывания Иисуса. «Может оказаться интересным», — подумала я.

Так я впервые прочитала Евангелие от Фомы — на первых страницах «Иных евангелий». В этом евангелии я увидела Иисуса, который меня поразил и о котором не ведали в традиционных христианских кругах. С первых строк Евангелия от Фомы меня привело в восторг утверждение Иисуса, что сила Божья не вне нас, но внутри нас, и если мы этого не понимаем, то живем в нищете. Там, в Евангелии от Фомы, был представлен Иисус, о котором мне хотелось узнать больше.

Я много лет искала церковь, которая стала бы моим духовным домом. Я обращалась едва ли не ко всем существующим в мире христианским конфессиям. Но всякий раз уходила с горечью и разочарованием. Казалось, ни в одной из посещенных мной традиционных христианских церквей не присутствовал тот Бог добра и провидения, какого я знала через свой личный религиозный опыт. Как я ни старалась, у меня не выходило гармонично соотнести знакомого мне лично Бога бескорыстной любви с традиционным христианским Богом, потребовавшим, чтобы Ему в жертву принесли Его же сына во имя спасения грешных душ человеческих. Только прочитав Евангелие от Фомы, я ощутила связь с христианством, хоть и не дожившим до наших времен.

В чем же дело? Я не могла успокоиться, гадая, почему это евангелие не вошло в состав Нового Завета.

Я дала себе слово узнать больше и наткнулась на книгу Элейн Пейджелс «Гностические евангелия» (1979). Рассмотренный в ней широкий спектр идей и писаний гностиков только сильнее растравлял мой интерес. Профессор Пейджелс была в числе первых исследователей, получивших доступ к найденному в 1945 году близ Наг-Хаммади в Египте собранию трудов гностиков, так что в ее книге содержатся одни из первых опубликованных переводов этих древних гностических текстов на английский.

На протяжении без малого двух тысяч лет в сочинениях отцов быстро возникшей католической Церкви говорилось об ужасных еретиках-гностиках, вещавших и творивших страшные вещи, способные ввергнуть добрых христиан прямиком в ад. Гностики представляли для первых католиков такую серьезную угрозу, что те называли их чудовищами и демонами. Но так ли ужасны они были? Пейджелс в своей книге поднимает этот вопрос и в конце приходит к выводу, что труды гностиков рассказывают совсем о другом.

Читая работу Пейджелс, я пришла к пониманию, что книги из НагХаммади дают нам возможность узнать, что на самом деле говорили гностики. Эти древние тексты дают нам шанс сравнить заявления гностиков с заявлениями их противников-католиков. От профессора Пейджелс я узнала, что раннее христианство было крайне разнородной религией и что католицизм одержал верх как общепринятая или «правильная» вера, силой подавив гностиков и уничтожив их сочинения. Пейджелс не смогла найти в доктрине гностиков ничего неправильного с теологической точки зрения. На деле у них был весьма разумный, подчас даже более разумный, чем у католиков, подход к пониманию человеческой сущности, мира и Бога.

Основная мысль, ставшая причиной постигших сообщества гностиков несчастий, согласно Пейджелс, заключалась в том, что мы должны сами найти путь к Богу, что свет Божий уже заключен в нас и что такое самопознание спасительно. К Спасению не прийти через таинства и обряды. К нему не прийти через правильную веру или чтение Библии. К нему не прийти через самопожертвование и мученичество. Его можно достичь, лишь познав божественное внутри нас самих.

Католические епископы видели в этой концепции угрозу для себя, поскольку если она верна, то не нужны никакие епископы, проводящие обряды, толкующие Священное писание, выслушивающие исповеди и управляющие церквями. Иными словами, они остались бы без работы. Так что причина теологических разногласий между гностиками и католиками касательно природы Бога и воскрешенного тела Христова, значимости распятия Христа и пути к Спасению заключалась не столько в верности или ошибочности гностической доктрины, сколько в борьбе за политическую власть Христианской церкви. Гностики, неспособные регламентировать или институционально оформить свой личный опыт взаимодействия с божественным, в этом бою проиграли. Они исторически не выжили. Их глубоко личностная религия была уничтожена под давлением католицизма, сумевшего развиться в организованную церковь, привлекательную для широкой аудитории.

Увлекшись этой темой, я купила экземпляр «Библиотеки Наг-Хаммади на английском» (Робинсон, 1977) и принялась читать непосредственно гностические писания. В ходе чтения собрания древних гностических текстов я обратила внимание на постоянные упоминания обрядов, общих молитв, организованных собраний и церковных лидеров. Гностики, писавшие эти тексты, были организованы не хуже католиков и вполне способны регламентировать свой личный опыт взаимодействия с божественным. На деле верным казалось обратное. Гностики, писавшие эти тексты, разработали группы ритуалов, направленных на то, чтобы передавать глубоко пережитый религиозный опыт духовной трансформации и надличностного слияния. И занимались они этим в организованных сообществах с подобными гуру лидерами. Да что же там творилось?

Я была взбудоражена. Совершенно внезапно я осознала, что никогда не стану медсестрой. Мне стало ясно мое призвание. Путь мой лежал в науку, где мне предстояло попробовать разобраться в нетрадиционной духовности и запрещенной религии, таящихся в писаниях, отринутых христианской церковью. Я была полна решимости разобраться, почему писания гностиков стали запрещенными.

Революционная духовность

Получив в Мичиганском университете докторскую степень по исследованию Ближнего Востока, я полностью переключила свое внимание на гностиков и их литературу. Последние двадцать лет я была полна решимости понять, почему их писания были запрещены ранней церковью. Чтобы перевести и изучить оригиналы документов, я путешествовала по всему миру, посещая крупнейшие музеи и библиотеки, в которых хранятся коптские рукописи гностических текстов.

То, что я обнаружила, повергло меня в изумление. Гностические писания были отринуты не потому, что извращали более древнюю и истинную католическую веру, как на протяжении веков утверждали апологеты христианства. Не были они и безобидной ересью, сфабрикованной католиками, чтобы контролировать политическую шахматную доску и упрочивать интересы католической церкви. В ходе многолетних исследований я пришла к пониманию того, что гностические сочинения были запрещены потому, что продвигали столь революционную духовность, что она ставила древнюю религию с ног на голову. Идеи, высказанные в гностических писаниях, вовсе не невинны и не безобидны. Дерзкие — вот более подходящее слово. Они подразумевают риск. Заставляют задаваться вопросами. Подстрекают и смущают умы.

Гностики первыми рассматривали традиционную религию как опиум для народа, наркотик, благодаря которому люди рады служить богам и их царям как послушные рабы и вассалы. Гностическая духовность предлагала новый подход, утверждавший, что человеческие существа — это не только смертные творения богов. Традиционные религии, считали они, скрывают истинного Бога, достойного поклонения, трансцендентнного Бога, вмещающего абсолютную реальность и первоисточник всего сущего. Этот Бог добра и любви превосходит всех богов и все религии, и Его можно познать, лишь прикоснувшись к Нему лично, слившись с Ним в ходе глубинного, запредельного религиозного переживания.

Гностики верили, что такая личная связь с трансцендентным Богом естественна. Согласно их учению, основа человеческой личности, наша подлинная сущность есть не что иное, как частица сути самого Бога, Его духа, заключенная в глубине человеческой души, где она дремлет в забвении и безвестности. Дремлет там в печали, ожидая, когда ее пробудят, взрастят и датут воссоединиться с божественным источником всего.

Для гностиков религия связана не с повиновением традиционным богам, а с тем, чтобы превзойти их и через это найти духовную связь с трансцендентным Богом, первоначальным источником всего сущего. В разнообразных общинах гностиков людей уже не рассматривали как порочные смертные создания, наказанные творцом и обреченные им на вечное служение и самопожертвование. Люди были освобождены от рабского служения богам. Они были избавлены от тирании богов и царей — их провозвестников среди людей. Истинный Бог — трансцендентный Бог любви — сильнее всего желает воссоединения и слияния с нами.

Эта новая контркультурная направленность на стремление к трансцендентному Богу и божественной силе человека опасным образом изменяла традиционную цель религии и бросала вызов религиозным обычаям. Поскольку гностики перестали рассматривать отдельного человека как простого смертного, созданного могущественным богом, дабы исполнять его приказания в покорном повиновении, их подход переворачивал традиционное поклонение с ног на голову. А поскольку в древности люди верили, что оскорбление богов и пренебрежение их законами влечет за собой кары небесные, стихийные бедствия и народные волнения, идеи гностиков в те времена большинству претили. Они были трансгрессивны. Они были контркультурны. Они угрожали самой структуре того общества и поддержанию в нем порядка. Изучая гностическую литературу, я осознала, что гностические писания не стали запрещенными. Они были запрещенными.

Грязное слово «гностицизм»

За сорок лет, прошедшие с момента публикации «Гностических евангелий», было проведено много новых исследований в области раннего христианства (Rudolph 1983; Layton 1987; Couliano 1992; Williams 1996; King 2003; Markschies 2003; Logan 2006; Pearson 2007; Brankaer 2010; Brakke 2011; Denzey Lewis 2013; Broek 2013). После выхода работ Майкла Уильямса (1996) и Карен Кинг (2003) многие ученые, занимающиеся ранним христианством, стали с подозрением относиться к терминам «гностицизм» и «гностик». Многие вообще стали избегать их использования, аргументируя это тем, что эти термины были уничижительными тогда и остаются таковыми по сей день, и незачем продолжать ими пользоваться. Гностицизм не был древней религией, и нам следует отказаться от этого термина, потому что он ограничивает нашу способность увидеть созвездие древнехристианских течений во всей его полноте непредвзято и без предрассудков, способных повлиять на их анализ. Гностики, говорят они, были христианами, и нам следует говорить о них в этом контексте, а не в гностическом.

Такое разочарование в гностическом ярлыке сейчас в моде в научных кругах. Оно зародилось с возникновением постмодернистской критической теории, в которой все ярлыки рассматриваются как колониальное привнесение, создаваемое и используемое власть имущими для контроля исконного населения. Из-за этого стало возникать неприязненное отношение к глобальным идеям в литературе, стройным трудам по всемирной истории и идеологиям, созданным различными сообществами для самоопределения и поддержания стабильности. Все в нас представляется локальным, региональным, ситуативным, субъективным и относительным.

Поскольку этот подход стал в научных кругах господствующим, с 1980-х годов невозможно придерживаться каких-либо определений. Слова «гностицизм» и «гностический» эта деконструктивная тенденция также не обошла стороной. Их низвели до термина «христианский». Это, разумеется, не решает проблему, а лишь привносит другую глобальную идею раннего христианства, которая поглощает гностическую и представляет ее, как реальную альтернативную форму христианства.

Такой новый подход означает, что мы имеем две конкурирующие истории о гностиках. Более ранняя говорит о том, что гностики — это еретики, возникшие на христианской сцене и угрожавшие разъесть чистую христианскую религию, которая возникла раньше гностицизма. Эту угрозу вырождения христианской истины предотвратили герои зарождающейся католической церкви, ввергнувшие гностиков в забвение.

Более новая история говорит нам, что гностики — это другой вид христиан. Альтернативное христианство гностиков вымерло в силу некоторых социально-политических факторов, благоприятствовавших зарождающемуся католицизму и создавших такую среду, в которой этих альтернативных христиан можно было подавить и искоренить. Ужасными еретиками-гностиками альтернативных христиан объявили лидеры католической церкви в подлой словесной борьбе, сфабриковав гностическую ересь, чтобы избавиться от их присутствия на религиозном рынке. И поскольку слова «гностик» и «гностицизм» отражают полемику католических лидеров, нам следует не конкретизировать их, а вовсе без них обходиться. С таким подходом мы оказываемся в ситуации, где у гностиков нет собственного уникального обозначения, а слово «гностицизм» считается грязным.

Я нахожу этот деконструктивный проект во многих смыслах удручающим, в частности, потому что в результате мы приходим к тому, что стираем из истории уникальные трансгрессивные особенности, в то время как нам бы следовало, напротив, в полной мере изучать их значение (DeKonick 2013a, 2016). Мы либо объявляем гностиков еретиками и, следовательно, недостойными изучения, либо низводим гностиков до уровня течения, укрощенного христианством.

В обоих случаях конечным результатом становился уход от уникальных трансгрессивных особенностей, которые могут многое рассказать нам о религии и ее способности обновлять, будоражить, изменять и даже кардинально менять наше существование в мире. В «Гностическом нью-эйдж» я вывожу на передний план именно трансгрессивную способность гностицизма обновлять и радикально изменять религию и исследую ее как отличительную черту гностической духовности.

Хотя такие ересеологи, как епископ Ириней Лионский и Ипполит Римский действительно описывали гностическое как демоническое и создали представление о том, что различные не имевшие отношения друг к другу группы относились к отцу всех ересей Симону Волхву, это не означает ни того, что гностиков не существовало в истории, ни того, что они были безобидными альтернативными христианами. Или, говоря иначе, хотя еретиков из гностиков, возможно, и сделали ранние католики, это не отменяет того факта, что гностики действовали в тени общепринятых религий, используя свой контркультурный подход, переворачивавший традиционные представления о теологии, космогонии, космологии, антропологии, герменевтике, писании, религиозных практиках и образе жизни (DeConick 2016; ср. Kaler 2009). Утверждая, что гностики суть альтернативные христиане, мы рискуем прийти к укрощению строптивой. Слово «альтернативные» указывает на эквивалентные, равно приемлемые пути для достижения одной цели. Дорога гностиков, однако, контркультурна и сопряжена с путешествием к другой цели, возможно, даже по дороге, идущей в противоположном направлении (см. Yinger 1982, p. 42).