Йоан Кулиану
ИЗБРАННЫЕ ГЛАВЫ
*При использовании смартфона, рекомендуем располагать его горизонтально
Вместе с этой книгой читатель отправится в захватывающее путешествие сквозь множество разных культур и традиций, чтобы изучить феномен экстатического визионерского опыта — от Гильгамеша и даосских бессмертных до произведений Борхеса и открытий Эйнштейна. Кулиану исчерпывающе описывает странствия в иных мирах, которые с незапамятных времен совершали шаманы, маги и святые, иллюстрируя их связь с такими современными явлениями, как измененное состояние сознания, внетелесные переживания и околосмертный опыт.
Введение
Согласно опросам Института Гэллапа, 94 процента американцев верит в Бога, 67 процентов верит в жизнь после смерти, 71 процент верит в существование рая (по сравнению с 53 процентами тех, кто верит в ад), 29 процентов сообщали об опыте переживания рая, 23 процента верит в реинкарнацию, 46 процентов верит в разумную жизнь на других планетах, 24 процента считают, что возможно общение с мертвыми, больше 50 процентов верит в экстрасенсорное восприятие и 15 процентов говорят, что переживали околосмертный опыт. Из всего этого можно сделать только один вывод — любой человек, открывающий эту книгу, неизбежно попадает в какую-то из этих категорий. Поэтому я надеюсь, что он не закроет ее, не узнав для себя что-то новое по данной теме. Цель этой книги состоит в том, чтобы предоставить читателю краткий, но исчерпывающий кросскультурный обзор посещений иных миров (включая рай, ад, другие планеты и многое другое), видений иных миров, измененных состояний сознания (ИСС), а также сообщений о внетелесном опыте (ВТО) и околосмертном опыте (ОСО). Не питая ложных амбиций «объяснить» все эти феномены в одной книге, мы попытаемся оценить, как люди в различных культурных и географических условиях сами объясняли свои переживания.
Наиболее древние документы человечества и исследования самых «примитивных» культур, а именно культур охотников и собирателей, использующих простейшие технологии, показывают, что посещение иных миров было приоритетом в картине мира первых человеческих существ. Столкнувшись с богатством материалов, касающихся путешествий в другие миры и различных видений, с самой зари человечества до текущего момента, историки и эпистемологи задают один и тот же вопрос: Куда на самом деле отправлялись люди, которые заявляли, что посещали другие миры? При этом ожидаемые ответы могут сильно различаться.
Историк собирает информацию, письменную или устную, и пытается описать в культурной обстановке другие миры, которые люди, по их заявлениям, изучали. Подобные описания занимают основную часть книги, за исключением первой главы и заключения.
Эпистемолог пользуется материалом, собранным историком, чтобы понять, что именно лежит в основе заявлений всех этих людей. Другими словами, вопрос, который задает эпистемолог, можно перефразировать следующим образом: Какова реальность этих миров, которых, как сообщается, посещало множество людей? Являются ли они частью нашей физической вселенной? Может быть, это параллельные или ментальные вселенные? И, во всех этих случаях, как можно получить к ним доступ?
Как вскоре станет понятно, в сообщениях проявляется максимально возможный спектр путей и модальностей доступа в иные миры, и их трактовки очень сильно различаются. В то время как ведьма может заявлять, что летит на шабаш, оседлав метлу, подглядывающий в замочную скважину наблюдатель, которому интересно, что происходит (а такие сообщения существуют с пятнадцатого века), видит, как она беспокойно ворочается на кровати; скептичный судья инквизиции или сторонник натуральной магии объяснили бы ее видения как ИСС в результате втирания в кожу галлюциногена.
С исторической точки зрения самое частое объяснение, данное людьми, посещавшими иные миры, относительно этих мест состоит в том, что они являются частью нашей физической вселенной или находятся в параллельной вселенной. В этом и состоит роль религии — обеспечить полноценное описание таких параллельных вселенных. Любой философский подход рождается из попыток объяснить подобные путешествия. С древности до современности умершие и люди, способные на экстатические переживания, как считалось, могут испытывать опыт посмертия. В то время, как умершие могут вернуться и рассказать, как выглядит загробная жизнь, чаще всего такие «окна в посмертие», по выражению Джорджа Гэллапа-младшего, приобретали люди, которые выжили и смогли рассказать о том, что они видели, в результате аварий, родов, хирургических операций и других болезней, включающих использование наркотиков или анестезии, внезапные болезни вне больниц, нападения преступников, а также «религиозных видений, снов, предчувствий и другого духовного опыта».
Общий знаменатель многочисленных психологических подходов к проблеме посещения иных миров и видений состоит в том, что все они согласны в одном и возможно, единственном факте: исследуемые вселенные — это ментальные вселенные. Другими словами, эта реальность находится в разуме самого человека. К сожалению, в данный момент ни один психологический подход не может удовлетворительно объяснить, что такое разум и где находится пространство разума. Когнитивная наука, еще очень молодая, пытается найти ответы на эти базовые вопросы. Расположение и свойства наших «мысленных пространств», возможно, одна из самых сложных загадок, с которыми сталкивалось человечество с древности; и после двух веков позитивизма, который рассматривал их как откровенную выдумку, с расцветом кибернетики и компьютеров этот вопрос снова встал перед нами.
По нескольким причинам, как вскоре станет ясно в первой главе, мы приписываем нашему мысленному пространству потрясающие свойства, самым интересным из которых является то, что оно не ограничено тремя измерениями, как окружающая нас физическая вселенная. Очевидно, что когда мы отправляемся в наше мысленное пространство (бесконечное, потому что мы всегда можем представить еще), мы не знаем, куда именно мы идем. В нашем разуме нет такого места, куда не смогли бы завести нас сны и ИСС, хотя психологи говорят, что наши переживания тесно связаны с индивидуальным опытом или с тем, что уже присутствовало в нашем разуме в момент рождения. Все объяснения — будь то подавление личных сексуальных желаний и импульсов – или концепции коллективного бессознательного — противоречивы, поскольку основаны на непроверенных гипотезах и, в конечном счете неадекватны, поскольку полностью игнорируют вопрос природы разума. Все эти туманные рассуждения психоаналитиков о «бессознательном» или «психэ» являются современным эквивалентом шаманских путешествий или полетов ведьм на метле. Во всех этих случаях мы имеем дело с процедурами и профессиональными трактовками, которые верны лишь до тех пор, пока мы разделяем убеждения шамана или ведьмы. При этом универсальная обоснованность их объяснений весьма сомнительна. К примеру, мы не поймем, что такое сны, если не сможем ответить на такие базовые вопросы, как и где разворачивается действие в наших снах и видениях, из чего они состоят и тому подобного.
Даже если мы опишем мысленное пространство со всем его странным содержимым как полноценную вселенную, существующую параллельно с нашим окружающим миром, две эти реальности все равно будут в той или иной степени зависеть друг от друга: внешний мир не может существовать без воспринимающей его ментальной вселенной, а она, в свою очередь, заимствует его образы из восприятия. Следовательно, как минимум, декорации и сценарий ментальной вселенной зависят от реальной структуры восприятия. Внутренний мир пчелы отличается от внутреннего мира дельфина или человека, поскольку у них разные органы восприятия внешних импульсов и восприятие внешнего мира. К примеру, хотя видят змеи плохо, они могут сканировать внешний мир посредством температурного детектора, а лягушки отличаются крайне примитивной реакцией на внешние раздражители, которая, в целом, выражается в том, что они пытаются съесть все, что меньше них, совокупиться с чем-то того же размера и убежать от того, что больше. Внутренняя вселенная змеи или лягушки для нас настолько непривычна, что мы едва ли можем представить ее, даже если захотим. При этом во всех этих случаях налицо корреляция между мирами внешним и внутренним.
Сегодня мы принимаем как должное, что только умственно нездоровые люди (обычно те, кого называют шизофрениками) и может быть, еще маленькие дети не делают различий между внутренним и внешним миром. При этом отношения между ними волновали всех серьезных западных философов со времен не только Декарта, но и Платона с Аристотелем. Многие из них признавали, что внешний мир это конструкт нашего восприятия, лишенный, таким образом, «объективности». То, что мы называем объективной вселенной, в реальности является конвенциональным образом, условностью, созданной механизмами человеческого восприятия: объективный мир змеи или лягушки полностью отличен от нашего. Таким образом, миры вне нас и внутри не полностью параллельны, поскольку они не только во многом смешиваются друг с другом, но мы даже не можем быть уверены, где кончается один и начинается другой. Значит ли это, что они разделяют общее пространство? (Рискуя окончательно запутаться, давайте воздержимся от определения того, что мы считаем пространством).
Согласно когнитивной точке зрения, вера жителей островов Кука в то, что другой мир располагается прямо под островом и войти в него можно через пещеру (эту идею поддерживают многие люди разных культур, которые считают, что могут указать вход в иной мир), не так инфантильна, как кажется. Является ли эта вера простым смешением внутреннего и внешнего миров? В психоанализе есть концепция проекции ментальных образов и предпосылок на внешний мир. Но чем является этот внешний мир, как не условностью, которая меняется в зависимости от восприятия, настроения, пола, социального положения и даже позиции наблюдателя? Оптимист и пессимист видят один и тот же стакан наполовину пустым или наполовину полным; философ Виттгенштейн сказал бы, что они вообще живут в разных мирах. Это же верно и в отношении нас всех: для каждого из нас не только внутренний, но и внешний мир выглядят совершенно по-иному.
Сейчас мы уделили внимание некоторым вопросам, которые должен задать себе эпистемолог, оценивая реальность путешествий и видений иных миров. Мы не можем двинуться дальше, не выходя за пределы компетенции историка. Этот обзор, каким бы кратким и отрывочным он ни был, в силах дать представление о сложности темы и о том, насколько мы пока не подготовлены к полному пониманию мира нашего разума.
Обращаясь к сфере историков, следует подчеркнуть универсальность опыта путешествий и видений иных миров во времени и пространстве. Слово «универсальный» было предметом жесткой критики в антропологии со стороны тех, кто по-прежнему считает индукцию самым надежным научным методом. Однако феномен, с которым мы имеем дело, распространен настолько широко, что нам поневоле приходится называть его «универсальным». В конце концов, человеческому разуму свойственно уходить в свое собственное пространство, как и нашей модальности бытия привычно постоянно смешивать внутренние и внешние миры. Поэтому в некоторых рассказах мы слышим, что путешествие совершалось телесно, иногда «в духе», а в других — например, вознесении апостола Павла на небо (2 Кор 12:2-4) — вообще неизвестным способом. Некоторые, возможно, большинство из этих тайных троп вели в мир мертвых или некую его часть, другие — в новые или невидимые миры, наслаивающиеся друг на друга. Некоторые находились в пространстве, некоторые во времени, некоторые и там и там. В них можно было входить либо путем специального поиска либо случайного зова. Шаман, уходящий в другой мир, чтобы вылечить больного, ведьма, летящая на шабаш, экстатик, идущий в храм для инкубации и получения видений, некромант, входящий в мир мертвых, мужчина или женщина, меняющие свое состояние сознания с помощью психоделиков или других процедур, практик ВТО, контролирующий процесс «выхода из тела» — все они пускаются в свое путешествие или на поиск видения, достигая его доступными средствами. Напротив, человек, ставший жертвой несчастного случая или тот, кто наделен особой, но обременительной и несвоевременной экстатической склонностью к видениям, получает зов, о котором не просил, часто противоречащий мировоззрению, а также социальным и ментальным привычкам своего получателя.
Если, с одной стороны, путешествия в иные миры не следует легкомысленно отбрасывать как продукт воображения, то, с другой стороны, их можно безошибочно представить как литературный жанр. Это не обязательно подразумевает, что они относятся к сфере чистого вымысла. Интертекстуальность — широко распространенный феномен, который отчасти объясняется нашей ментальной тенденцией помещать новый опыт в прежние выразительные шаблоны. Сны сами по себе, вернее, то, что мы из них запоминаем, являются продуктом попыток трактовок, основанных на известных элементах, прошлых сновидениях, предположениях, страхах и надеждах. Видения это более сложное явление, поскольку их получатель обычно знаком с литературными прецедентами либо это вскоре происходит с чужой помощью. Здесь интертекстуальность может, чаще всего бессознательно, смешиваться с изначальной версией до такой степени, что визионер начинает верить в то, что его опыт вписывается в освященную веками модель поведения, которую иллюстрировали другие визионеры. В самом деле, есть огромный объем мистической литературы, иудейской, христианской и исламской, где существует всего несколько вариантов базовой истории. Это не значит, что как минимум часть видений не является подлинными; мы просто видим, в какой степени здесь действует интертекстуальность.
Интертекстуальность означает «передачу», но в достаточно сложном виде. Весь наш предыдущий опыт спрессовывается и глубоко влияет на то, что мы считаем новым и необычным переживанием. Такое слияние в основном происходит ниже порога сознания, допуская ментальный синтез многих элементов, активную обработку нового события, которое не является простым повторением чего-то в прошлом. В истории передача обычно рассматривается как процесс, когда кто-то читает и перечитывает текст, затем повторяя его другим, часто в искаженной форме. В реальности все обстоит далеко не так просто. Иногда в передаче идей тексты вообще не участвуют, даже если они есть; иногда общий герменевтический принцип явно или скрытно передается другому человеку, который затем по этому правилу создает тексты, не соответствующие оригиналу, который на самом деле этому человеку неизвестен. При этом финальный результат в каждом случае может быть близок к текстам, циркулирующим в общине, передавшей текст изначально. Поэтому историки заключают, что передача основана на текстах. Они могут удивиться, узнав, что объяснение в данном случае гораздо проще, и они своими методами до него просто не дошли: людям свойственно думать, и если у них есть определенный паттерн мышления, они рождают достаточно предсказуемые мысли. Во многих из тех случаев, что составляют предмет нашего анализа, передача происходит без циркуляции текстов; таким образом, «интертекстуальность» это ментальный феномен, касающийся «текстов», которые могут быть письменными, но чаще являются устными.
При этом с помощью этносемиотики мы можем установить тот факт, что люди верили в существование иных миров раньше, чем научились писать. Этносемиотика анализирует системы знаков, вне зависимости от времени их создания. Так, можно определить — и это уже бесспорно — что палеосибирские пещерные росписи демонстрируют все признаки развитого шаманского комплекса в том виде, в каком его мы замечаем его у современных сибирских шаманов. Говорить о текстах в этих обстоятельствах достаточно нелепо. Верования относительно иных миров и модели путешествий в эти миры явно передавались вместе с линией культурной традиции. Итальянский ученый Карло Гинзбург, в течение двадцати пяти лет изучавший европейское колдовство, пришел к выводу, что колдовство все еще практиковалось в некоторых местностях Восточной Европы в конце девятнадцатого века как прямая производная от шаманизма. Верования, зафиксированные в палеосибирских пещерах около 1000 г. до н.э., не менее обоснованы, чем сто лет назад. Чем можно объяснить такую удивительную устойчивость?
Такие возможные варианты, как генетическая передача или беспомощно смутное предположение, что за нашей индивидуальной психэ лежит некое коллективное бессознательное, не имеют под собой когнитивной основы. Лучшим из вероятных объяснений остается культурная традиция, которая, как мы видели, сложна и не зависит от полной передачи наборов идей. Иными словами, когнитивное допущение в этой книге состоит в том, что простой набор правил может создавать аналогичные результаты в разуме людей в течение почти бесконечного периода времени. Такие правила могут звучать следующим образом: «Есть другой мир; он находится на небесах; есть тело и душа; тело умирает и душа отправляется в другой мир» и так далее. Почти все индивидуальные традиции, подробно показанные в дальнейших главах, основаны на подобном наборе правил, и эти наборы в большей или меньшей степени схожи друг с другом. Во многих случаях можно установить, что правила демонстрируют тесную связь с шаманскими традициями, и, вероятнее всего, являются его производными.
В некоторых случаях традиция и нововведения могут следовать друг за другом. В частности, здесь можно упомянуть платоновскую традицию, основанную и на передаче текстов («Диалоги» Платона) и на народных воззрениях. Представители среднего платонизма вроде Плутарха из Херонеи (прим. 50-120 гг. н.э.) были сторонниками полученных ранее данных, но трактовали их согласно более сложной научной герменевтике. Среди поздних неоплатоников мы видим новые трактовки, основанные на глубоком интересе к мистицизму. Таким образом, неоплатонизм пытается сформулировать четкий свод правил для описания структуры иных миров и их жителей, а также способов, какими человеческая душа может получить к ним доступ.
Когнитивная передача исторична; при этом она предполагает постоянное переосмысление прежних убеждений и, следовательно, постоянные ошибки в запоминании, удалении и обновлении этих знаний. Во многих случаях философия является ничем иным, как систематической попыткой осмыслить приложение набора правил. К примеру, платонизм пытается примирить все противоречия, возникающие из исследования проблемы. Платоники стараются описать все категории небесных сущностей и ответить на вопрос о природе метемсоматозиса, то есть перехода души из одного тела в другое. Очевидно, что существует множество наборов ответов и споры можно прекратить, только приняв одну позицию как авторитетную (как и в случае почти всех метафизических вопросов, мы не можем найти убедительных доказательств того, что элементы человеческой души могут воплощаться в растениях или животных, но и доказательств обратного у нас нет).
Обращение к прямому опыту или личному знакомству с авторитетом легализует убеждение. Именно поэтому во многих человеческих традициях есть сообщения о посещении иных миров: столкнувшись с откровением, которое дает уважаемый персонаж из прошлого, мы стремимся принять эту истину без вопросов (к примеру, фрейдистская позиция основана на наборе достаточно произвольных и непроверяемых допущений, представляющих собой откровение о причинах нехватки счастья у людей, и долгое время эта традиция была сильна, несмотря на ее шаткие современные позиции). Поиск легитимности объясняет распространение апокрифов или тайных откровений в эпоху эллинизма.
Собрать все исторические документы, относящиеся к путешествиям в иные миры, это колоссальная задача, и раньше никто этим не занимался. Мы решили представить все традиции географически и хронологически, начав с главы, посвященной недавнему интересу к нашей теме. Мы оставляем за читателем возможность оценить глубокое сходство между разными традициями, а также огромное влияние шаманизма в формировании общих правил путешествий в иные миры до недавнего времени. Мы не говорим, что все проблемы с передачей окончательно решены, но при этом считаем, что когнитивная передача в том виде, в каком она обрисована во введении, является наиболее гибкой моделью распространения идей, изобретенной на текущий момент среди историков. Здесь стоит повторить, что мы рассматриваем когнитивную передачу как активное переосмысление традиции, основанное на простом наборе правил, и что участие в традиции каждого отдельного человека объясняет устойчивость определенных верований и практик. Ведь каждый из нас осмысляет часть традиции и, в свою очередь, осмысляется ей; в процессе этого человек достигает когнитивной самоуверенности в том смысле, что осмысляемое переживается, а пережитое, в свою очередь, влияют на мышление. Этот процесс взаимодействия человеческих разумов позволяет нам понимать верования, которые многие из нас еще разделяют, корни которых уходят в палеолит, а может, и раньше, к самому зарождению вида Homo sapiens. Путешествия в иные миры, судя по всему, относятся к этому классу убеждений, являясь одними из самых устойчивых традиций человечества.