Барбара Ханна
Процесс Индивидуации в «Эоне»
Глава XI Алхимическая интерпретация Рыб
Эта глава начинается с возвращения к рыбе-прилипало. Мы узнаём из ссылки – я уже упоминала этот факт ранее – что Дюканж в своём «Глоссариуме» связывает её второе латинское название remora (remora по-латыни «удерживание») с тем, что эта маленькая рыба способна удерживать корабль неподвижным даже в шторм. С точки зрения алхимиков, адепту следует, подобно ей, обрести эту тайну притяжения от рыбы и затем использовать её в своей работе по изготовлению ляписа или filius philosophorum (лат. «сына философов»).
Один анонимный французский автор настаивает на том, что «магнит мудрого», которым останавливает суда эта чудодейственная рыба, может быть изучен. Сутью этой тайны алхимической «доктрины» или «теории» является подлинное снадобье алхимии: открытие или получение prima materia. Как мы знаем, у неё тысячи названий, алхимики много говорят о ней, но рассказывают о ней мало или ничего. По-видимому, такого конкретного вещества не существовало, и не было ничего, что можно было бы ухватить интеллектом (§240).
Одним из длинного списка её имён является магнезия, хотя, разумеется, речь идёт не о химической окиси магния. Она близко ассоциировалась с магнитом не только по звучанию или названию, но и по значению. Розинус, например, говорит о «lapis animalis» (животном камне), который способен чувствовать или воспринимать воздействие магнезии или магнита. Юнг цитирует многих авторов, из которых я упомяну только Дорна, который говорит о духе, скрытом в магнитном камне, поскольку мы не можем видеть его сил или притяжения глазами. Таинственное действие необъяснимой силы магнетизма на наших предков хорошо описано блаженным Августином, который говорит, что «холодная дрожь» пробежала по нему, когда он впервые её увидел (vehementer inhorrui, лат. «трепет ужаса») (§243).
Подобно небесной росе и воде, магнит символизировал саму алхимическую доктрину, поэтому мы слышим, что он может быть изучен. Согласно Дорну, Гентилы говорят, что «природа стремится к природе, подобной ей самой, и обладает своей собственной природой», это отсылка к хорошо известной аксиоме Демокрита: «Природа обладает природой, природа подчиняет природу, природа управляет природой» (§244).
Примеры двойной гермафродитной природы приводятся затем в нескольких отрывках, и Юнг говорит, что, очевидно, должно быть проведено различие между двумя категориями символов: те, которые отсылают к внепсихической субстанции (или её метафизическому эквиваленту), такие как serpens mercurialis (лат. «змеи меркурия»), spitius («дух»), veritas («истина») и т.д., и те, которые обозначают химические препараты, такие как растворители или их «философский» эквивалент, теория или сверхъестественное действие на материю (§246).
Пернети описывает это смешение, когда говорит: «Не следует полагать, что этот магнит является обычным магнитом. Они (алхимики) дали ему это имя только из-за его естественного сходства со сталью» и т.д. (§247).
У Дорна это проявляется аналогичным образом: veritas («истина»), которая для него скрыта в естественных вещах, представляет собой – в то же время – «нравственную» концепцию. Эта истина является медициной, которая не нуждается в лекарствах, поскольку сама является подлинным лекарством, и может восстановить вещи до такого состояния, какими они были до своего загрязнения. «Философы благодаря разновидности божественного откровения знали, что эта добродетель и божественная сила могут быть освобождены от оков, не с помощью противоположности… но посредством сходства». И далее: «скорее миром, чем войной» (§248).
Как Юнг утверждает позднее, Дорн был единственным мыслителем, который с предельной ясностью распознал удивительную дилемму алхимии: тайное вещество одно и то же, найдено ли оно «внутри» человека или вне его. Алхимические процедуры имеют место внутри и вовне, и тот, кто не понимает, как освободить истину в самом себе, никогда не сможет сделать это снаружи в физическом опусе (§249).
Дорн приходит к тому, что начинает всё сильнее и сильнее понимать фундаментальную важность самопознания. То, чего вы ждёте снаружи, сначала должно быть применено к вам самим. Мы никогда не сможем отделаться от сомнения иначе, чем с помощью эксперимента, и мы не можем осуществить этот эксперимент в лучшем месте, нежели в нас самих. Поэтому Дорн увещевает адептов: «Учитесь изнутри себя познавать всё, что существует на небесах и на земле» (§250).
Такое знание, очевидно, является не знанием природы эго, но объективным знанием природы Самости. Юнг говорит в «Примечаниях к лекциям, данным в Государственном техническом университете Цюриха»:
«Что касается этого самопознания, это действительно знание, проникающее внутрь нашего собственного существа, не совершайте ошибки, думая, что оно означает видение эго. Понимание эго – это детская игра, но видение Самости представляет собой нечто совершенно иное. Подлинная трудность лежит в распознавании неизвестного. Никто не будет оставлять проигнорированным тот факт, что он стремится к могуществу, что он хочет стать очень богатым, что он стал бы деспотом, если бы у него была такая возможность, что он ищет удовольствия, завидует другим людям и так далее. Все могут знать о себе такие вещи, потому что они являются всего лишь знанием эго. Но знание Самости является чем-то совершенно другим, это означает учиться познавать вещи, которые неизвестны» (1960, с. 72).
Это объективное знание Самости, которое имеет в виду Дорн, когда говорит: «Никто не может знать себя до тех пор, пока он не узнает, чем, а не кем он является» (§252).
Различие между чем и кем является критическим, поскольку «кто» – это местоимение лица и отсылает к эго, а «что» – местоимение предмета и отсылает к объекту. Это означает, что сама психе является неизвестным, не зависящим от суждений объектом, который всё ещё нуждается в исследовании (§252).
Вы видите, что до тех пор, пока человек не обретает какие-то идеи относительно того, чем является «что» в самом себе, он может быть захвачен им почти вслепую, как это произошло, например, с немцами и концентрационными лагерями. Если бы только большинство остановилось, чтобы подумать о том, что они делают! Но поскольку у них не было идеи «что» в человеческой душе, ни в теневом, ни в светлом аспектах, они просто позволили себе быть пойманными и одержимыми тёмной стороной. Я читаю «Дневник девочки» Анны Франк. Она скрывалась в Амстердаме два года, перед тем как её поймали и заключили в концентрационный лагерь в Освенциме и затем в Бельзене. Книга даёт вам некоторое представление о немыслимом, которое захватило людей настолько, что они могли так относиться к беззащитной девушке и считать своим долгом уничтожить её. И это действительно серьёзная причина, по которой нам следует знать «что» в нас.
Алхимик XVI века с его quis (кто) и quod (что) явно прикоснулся к чему-то, обо что психологи всё ещё спотыкаются по сей день. Это возвращает нас к началу Fundamentum (лат. «Основания») Игнатия Лойолы: «Человек был сотворён для того, чтобы молиться, выражать почтение и служить Богу, Господу нашему, и таким образом сохранить свою душу» (§252).
Если мы переведём эту сентенцию с теологического языка на психологический, она будет означать примерно следующее: человеческое сознание было создано таким образом, что оно может осознать своё происхождение от высшего единства, исследовать и выразить надлежащее уважение своему источнику, исполнить его указания разумно и ответственно и таким образом дать тотальной психе наилучший уровень жизни и развития (§253).
Пересказ является (и был задуман) рациональным и разумным, поскольку современный ум более не воспринимает почти двухтысячелетний язык теологии в результате того, что этот язык с тех пор в значительной степени выхолощен пустыми словоизлияниями или равнодушием (§254).
Мы предпочитаем зарывать свои таланты (Лк. 19:12) и не понимать, что зло «работает» везде, хотя это крайне инфантильно, поскольку чем более бессознательными мы становимся, тем больше дьявол управляет нами. Именно из-за внутреннего бессознательного соединения с тёмной стороной человек толпы так фатально и невероятно легко совершает самые ужасающие преступления, ни на мгновение не задумываясь о том, что он делает. Только безжалостное самопознание в широком масштабе может спасти нас от печального итога (§255).
Живший в XVI веке Дорн выразил критическую важность самопознания очень ясно, но мы находим её в литературе гораздо раньше, например, у Мориения Римлянина, в VII-VIII веках, и в «Rosinus ad Sarratantam Episcopum» (лат. «Розин
– епископу Сарратантскому»), одном из старейших арабских переводов утраченного текста Зосимоса. Последний текст – довольно сложный отрывок, который я оставляю вам для самостоятельного изучения, он очень точно описывает ситуацию, связанную с Самостью. Она мала – мельчайшее из малого – и её легко просмотреть. Она нуждается в помощи и должна быть воспринята, защищена и, так сказать, выстроена сознательным умом, но, по сравнению с ним, она всегда была здесь и является spiritus rector (лат. «управляющим духом») нашей судьбы. Она гораздо более велика, чем эго, которое всегда содержится в ней, хотя в этом мире она зависит от нашего знания о ней (§256).
Другие цитируемые отрывки из мастеров, предшествовавших Дорну, содержат описания, удивительно созвучные нашему собственному опыту Самости; впрочем, удивительно ли это, ведь для архетипа естественны такие совпадения везде, где кто-то способен воспринять его? Проблема заключается в том, что человеку необходимо достаточно знаний для того, чтобы быть способным усвоить опыт, когда он возникает, в противном случае этот опыт просто вызывает невротические симптомы. Вот почему так жизненно важно рассказывать детям сказки и легенды, а взрослым – изучать религиозные догматы, поскольку эти вещи являются символами и действуют как средства привнесения такого опыта в сознание, где он может быть истолкован и усвоен. Когда этого не происходит, энергия стекает в содержимое сознания и усиливает это содержимое до патологических масштабов, и мы становимся жертвой фобий, интеллектуальных извращений и подобного (§259).
Алхимик, у которого не было концепции коллективного бессознательного, всегда запутывался относительно того, где была Самость – снаружи или вовне, и многие алхимики по старинке воспринимали её как внешнюю реальность. Дорн приходит к этому парадоксу следующим образом: после того, как он говорит, что «незагрязнённое лекарство может быть найдено только в небесах», он добавляет: «человек не может породить его в себе, но [лишь] в том, что подобно ему, что с тех же [небес]».
Дорн имеет в виду то же, что и индийцы, когда они говорят о личном и универсальном Атмане. Сегодня нам следует называть это бессознательным и быть способными различать личное бессознательное, которое может быть распознано в нашей собственной тени, и безличное или коллективное бессознательное в нас самих, которое может быть распознано как архетипический символ Самости.
Когда Дорн говорит, что объединить противоположности можно только в камне, когда человек сделает это внутри себя, он описывает именно процесс индивидуации. Он осознавал тождество ляписа с преображённым человеком, когда восклицал: «Преобразите себя из мёртвых камней в живые философские камни». Он также говорит об этой истине, сияющей в нас, но нам не принадлежащей, нам не следует искать её в себе, но в образе Бога, который есть в нас (§264).
Юнг заканчивает главу, говоря о том, как примечательно, что Дорн, который выражался гораздо более ясно, чем его последователь Якоб Бёме, остаётся до сегодняшнего дня почти неизвестным. Таким образом он разделил судьбу герметической философии (алхимии) в целом, которая остаётся для большинства людей книгой за семью печатями. Тем не менее эта книга должна быть открыта, если мы хотим понимать сегодняшний день, поскольку алхимия, а не схоластика, является прародительницей неотъемлемой сущности современного научного мышления (§266).