Глава 4. А потом наступил конец

Дебора Хакнес.

Джон Ди: Беседы с ангелами

Глава 4

Откровения

Такова будет старость мира: непочтительность, беспорядок, пренебрежение всем хорошим. Когда все это сбудется .. . он восстановит мир своей прежней красотой, так что сам мир снова будет казаться достойным поклонения и изумления. . . . И это будет рождение мира: Реформация всех благ и восстановление, самое святое и самое трепетное, сама природа, переупорядоченная временем. . . .

(—Асклепий 2.6 перевод Брайан Копенхэйвер)

«А потом наступил конец»

Апокалипсис, Натурфилософия, и разговоры Ангелов

Планы Джона Ди общаться с ангелами и вникнуть в Книгу природы возникли из его конкретных интеллектуальных интересов, которые он осуществлял в течение десятилетий изучения и исследования. Но ангельские разговоры также находят свое отражение в космологии своего времени, особенно в убежденности конца шестнадцатого века в том, что конец света был близок. Когда Ди начал общаться с ангелами около 1569, европейские ученые и теологи считали, что они оказались в эпицентре событий, предсказанных в книге Откровений Библии, которые в конечном итоге изменят последнюю страницу Книги природы.[1] Ссылаясь на упадок земли и небес, Реформацию церкви, и множество странных природных явлений, современники Ди сожалели о последних днях, ожидая возвращения мира, изобилия и процветания. Годы, за которые сохранились разговоры Ди с ангелами, были периодами обострения эсхатологического пафоса: в 1572 году в созвездии Кассиопеи наблюдалась новая звезда; в 1577 Ди провел три дня в Виндзорском замке, консультируя королеву о значении кометы; на Пасху в 1580 году землетрясение сотрясло Лондон; а в 1583 было предсказано великое соединение в созвездии Овна.[2] Великое соединение, которое произошло как только Ди уехала в Прагу, было, пожалуй, самым значительным и широко разрекламированная знаком. Когда он сопровождался особенно яркой кометой, последние дни, казалось, были обеспечены.

Хотя земные повреждения были еще одним доказательством распада Книги Природы, современники Ди нашли небесные изменения более тревожными. Расхождения между древними космологическими расчетами и исследованиями небес шестнадцатого века предоставили дополнительные доказательства окончания времени. В 1580 году Фрэнсис Шэкельтон консультировал натурфилософов и обнаружил, что «устройство небесного мира, уже не то, что было в прошлом, так же, как Солнце, не так далеко от нас сейчас, как это было до сих пор».[3] Шэкельтон продолжал спрашивать: «Если будут настолько великие изменения в высшем мире, что же мы увидим в нижнем?»[4]

Шэкельтон считал, что тревожные изменения в небесах указывали на еще большую изменчивость и нестабильность в несовершенном подлунном мире, где «каждый элемент заставляет чувствовать некоторое бессилие и слабость». Человеческая испорченность продолжалась вместе с тревожным ухудшением природы. Эндрю Голдинг подтвердил, что «человеческая природа приходит с каждым днем все больше и больше в упадок с погибающим миром, и торопит его окончание, более подвергается разложению, и меньше дает благочестия и целомудрия, чем когда-либо было».[5] Обучение и знания тоже были в упадке, что голландский толкователь Шелтко а Геверен рассматривал, как еще один «аргумент смерти миров», с тех пор как «все хорошие искусства и образование были презираемы эти несколько лет, и университеты и школы и схоластические дисциплины … практически во всяком месте пришли к упадку».[6] Это было в этом мире тревоги и предвкушения того, что ангельские разговоры Ди будут иметь место.

К тому времени, эсхатологический пыл достиг своей высшей точки, Ди был уже в отчаянии из-за своей неспособности практиковать натурфилософию в испорченном мире. События 1570 и 1580 сделали немного, чтобы облегчить его беспокойство. Хотя натурфилософский интерес к концу света может показаться странным для нас, Робин Барнс отмечает, что апокалиптизм и натурфилософия были часто связаны в начале периода нового времени, поскольку люди верили, что и природа, и конец природы, играют важную роль в Божьем плане для вселенной. Барнс не находил это удивительным, следовательно, то, что ученые были заинтересованы в создании универсальной науки и возрождении традиций древней мудрости прошло эсхатологические и пророческие убеждения.[7] Интерес Ди к концу света был виден, как в его библиотеке, так и в его опубликованных работах.

Ди приобрел девять работ о новой звезде 1572 и приобрел печатный сборник писем, которыми обменивались собратья англичане Габриэль Харви и Эдмунд Спенсер на пасхальное землетрясение 1580.[8] Он уже был в курсе, через произведения Региомонтана, что что-то катастрофическое должно было произойти во время Великого соединения.[9]

Propaedeumata aphoristica Ди, его Monas hieroglyphica, и его «Математическое Предисловие» — все попытки реформировать и перенаправить натурфилософию с помощью новой универсальной науки, но они не дотянули до достижения верхней ступеньки лестницы на небеса.

Только ангельские откровения начали удовлетворять надежды Ди для достижения определенных знаний о Книге Природы. Те разговоры содержат подробную информацию о разворачивающемся эсхатоне или последних днях земли, в том числе символическую и устную информацию о плане Бога для расформирования и восстановления вселенной. Ангелы открыли два новых натурфилософских инструмента для использования Ди: экзегетический инструмент (каббала природы, обсуждается в главе 5) и средство искупления (Лекарство Бога, обсуждается в главе 6). Вместе эта информация предоставила Ди натурфилософию будущего, когда натурфилософам больше не нужно будет бороться посредством текстовых пояснений Книги Природы, искать у древних авторов ответы на свои вопросы, или пытаться сократить расстояние между человеческим и божественным, наблюдая за звездами в небесах. Большинство (если не все) озарения о природе получены после Падения и до их восстановления, в любом случае, были практически бесполезны, разве что в качестве критерия для оценки, насколько все ухудшилось. Когда небесный Иерусалим спустился и мир был восстановлен до совершенства, ангелы сказали Ди, что он знал бы — точно так же, как и они — о почти каждом символе, найденном в Книге Природы.

Однако, прежде чем мир был усовершенствован, у Ди для выполнения были другие задачи. Во-первых, ему было предложено интерпретировать разложение природы на основе природных признаков. С помощью ангельских откровений и инструментов, интерпретации Ди превосходили бы все остальные. Эта информация позволила бы Ди выступать в роли пророка в последние дни, распространяя откровения среди людей мира. Одаренный божественным откровением, Ди считал себя облеченным особой ответственностью общения, которую он разделил с великими библейскими пророками Илией, Енохом и Иоанном Богословом. Сообщение о его ангельских откровениях широкой аудитории было одной из наиболее проблемных обязанностей Ди, но он воспринял это всерьез и обратил свое внимание к ангелам для получения дополнительной информации о Конце Дней.

Интерпретация Конца Дней

Сегодня мы склонны группировать все убеждения о том, что мир рушится под рубрикой «апокалипсис». Однако, в начале современного периода, апокалиптическое выражение можно было разбить на несколько различных категорий: Апокалипсис, пророчество и эсхатология. Интерес к последним дням на земле и ответ на этот интерес были однородными. Пока одни домыслы и гадания были терпимы, другие мнения столкнулись с серьезным сопротивлением. Все-таки вера в то, что конец света приближается, продолжала процветать в семнадцатом веке, где он принял новый оттенок в меняющихся социальных, культурных, религиозных и экономических контекстах. Линии, разделяющие Апокалипсис, пророчества и эсхатологию никогда не были так четко разграничены, как предлагается здесь, но важно различать их, потому что различия могут помочь нам понять, почему Ди сначала был «хорошо принимаем» монархами и служителями церкви, позже отвернувшихся, когда его ангельские откровения стали все более апокалиптическими.

Апокалипсис был определенным жанром предположения о последних днях, авторы которых утверждали, что получили прямое откровение от божественного посредничества — Бога, ангела, или святого.[10] Об Апокалипсисах обычно сообщалось миру через пророков, как в случае с Джироламо Савонаролой.[11] Пророчество было опасным делом в Европе раннего нового времени; публичная казнь Савонаролы во Флоренции в 1498 году напомнила каждому: от обычного астролога до возвышенного натурфилософа, об опасности, таящейся в составлении прогнозов о будущем, которые заявляли об отдыхе после божественных распоряжений. Толкование знамений Конца Дней, или эсхатология, отличается от любого Апокалипсиса или пророчества. Большинство апокалиптических записей в ранней современной Европе фактически не были апокалиптическими, но эсхатологическими (религиозными взглядами и представлениями).

Эсхатологи, как Габриэль Харви, который прокомментировал стихийные бедствия, не требовал привилегии и прямой линии для общения с Богом, но вместо этого указывал на важность знаков природы. Эсхатологические тексты раннего нового времени попытались уместить последние события в уже существующие каноны апокалиптических знаков, хотя некоторые выдвигали принципиально новые интерпретации. Обсуждать и анализировать знаки, предсказывающие гибель земли, было популярном занятием в средневековой и ранней современной Европе.[12] Список брошюр и книг о новой звезде, о великом соединении, и об ангелах природных чудес, таких, как уродливые рождения или дожди из крови предполагает, что каждый может иметь свою точку зрения об опубликованном предмете. Пресса по всей Европе издавала одну апокалиптическую интерпретацию современных событий за другой, чтобы удовлетворить, казалось бы, ненасытный спрос читателей. «Конец этого мира, и второе пришествие Христа» Шелтко а Геверена, например, был быстро переведен Томасом Роджерсом из его оригинального голландского языка на английский и переиздан в Лондоне пять раз между 1577 и I589.[13] Печать способствовала постановке общепризнанного канона эсхатологических знаков от естественных и сверхъестественных событий до военных столкновений, каждый из которых поднимался с пугающей скоростью, как пятнадцатый век переходил в шестнадцатый. Больше не было знаний об удивительных или необычных событиях, чье непосредственное место было ограничено устной передачей. Что это означало в практическом плане так это то, что Католическая церковь была не в состоянии контролировать распространение пророческих посланий и быть проводником при их интерпретации. На пятом Латеранском соборе, созванном в 1512 году, Церковь официально отреклась от народного увлечения в эсхатологических рассуждениях, которые были напечатаны, распространены, и обсуждались теми, кто находился вне их власти.[14]

Так как печатный станок был вызовом для католических властей в городах Европы, поэтому Реформация (чьи основные сторонники эффективно применяли новую технологию печати) создавала альтернативную форму поклонения. Реформация церкви, которая произошла как раз в разгар серии эсхатологических знаков, получила весомую роль в протестантской отчетах о мировом прогрессе искупления. Католическая церковь ответила собственной программой реформ, утверждая полную ответственность за руководство человечеством в следующей духовной эпохе восстановления и возрождения. Юбилейный год 1600 стал центром католических эсхатологов. Среди протестантов, точное время второго пришествия был более неопределенным; многие думали, что Бог может начать следующую эпоху между 1583 и I588.[15] Этот период времени был особенно мощным из-за его близости к великому соединению 1583 года, и потому, что пророчества часто относят к чудесным событиям, как произошло 1,558 лет назад после рождения Христа.[16]

Региомонтан был особенно влиятелен в увеличивающемся общественном понимании потенциальной значимости 1588. Людовико Гвиччардини отмечает, что Региомонтан «говорит в целом больше, чем остальные» об эсхатологическом значении 1588, поясняя, что «если злой мир не погибнет, и море, и Земля не превратятся в ничто, по крайней мере, правительства королевств должны быть перевернуты, и тогда будет великая скорбь во всех местах».[17] Елизавета I начала вялые попытки, чтобы сдержать эти эсхатологические спекуляции, и даже выпустила официальное воззвание против них. К сожалению, прокламация не была опубликована до начала 1589 года, и, таким образом, мало сделала для смягчения нарастающего напряжения вокруг 1588 года.[18] Ангельские учителя Ди ориентировались на 1588 год, как на начало эсхатона, хотя они приняли таинственность вокруг точной даты после 1588 и все прошло без серьезных инцидентов.[19] Ди жадно записывал ангельские предсказания, что солнце будет двигаться вопреки своему обычному курсу, яркость некоторых звезд возрастет, другие звезды упадут и реки будут наполнены кровью.[20] Подобная степень конкретности была чревата катастрофой, Ди мог быть рассмотрен как лжепророк или плохой натурфилософ, неспособный расшифровать эсхатологические знаки, если события произойдут не так, как прогнозировалось. Некоторые из ангельских пророчеств оказались, однако, пугающе точны. 5 мая 1583 ангелы раскрыли, что в ближайшее время будет иметь место обезглавливание Марии Стюарт и великое скопление кораблей. Четыре года спустя Ди просмотрел свои дневники и с удовлетворением отметил, что предсказанные события сбылись: «она была А° 1587 в замке Fodringham. А также в тот же год великая подготовка кораблей против Англии королем Испании, Папой и других принцами, называющимися Католиками».[21]

В первых записанных ангельских диалогах, Ди было сказано, что «дни скорби» поразили землю.[22] Более подробная информация была дана ангельскими правителями, которые сказал Ди, что он живет в «последние времена второго последнего мира». Когда именно эти «последние времена» будут завершены, хронологически говоря, было непонятно, поэтому Ди уточнили этот важный момент во время последующего разговора. Когда Уриэль сказал ему, что он был последним из «Трех последних тленных раз», Ди поспешно вставил свое собственное понимание фразы. Ди понимал, что ангел имел в виду, что первый период «на Ноевом потопе закончился, второй [начался] при первом пришествии Христа и это является третьим».[23] Ангелы согласились, и Ди был доволен.

Ангелы, как правило, были более поэтичны и менее конкретны в их описании увядания Книги Природы. В необычно длинном монологе, ангел Мурифри сказал Ди, что:

Земля вымучена, как больной, да больной на смерть.

Воды изолью рыданиями, и нет достаточно влаги, чтобы утолить их собственные печали.

Воздух иссушает, его тепло заражено.

Огонь пожрал и обжегся своим собственным теплом.

Тела выше готовы сказать, мы устали от наших направлений.

Природа охотно подкрадется снова в лоно ее хорошего и милостивого Хозяина.

Тьма сейчас тяжела и sinketh вместе: она создала себя сама, да (я сказал) она расширила себя в большой дом, она говорит, сделала, потому что я готов принять мое бремя.

Ада устал от Земли: Почему? Сын Тьмы приходит сейчас, чтобы оспорить свое право: и видя все вещи подготовленными и предоставленными, желающий создать себе царство, говоря: «Мы не достаточно сильны, давайте теперь строить царство на земле, и сейчас создавать то, что мы не смогли утвердить выше».

И поэтому, узрите конец.[24]

Когда мы пытаемся услышать эти слова, как Ди услышал бы их — как натурфилософ, который провел большую часть своей жизни, стараясь понять и не понимая природного мира — мы можем увидеть, что влияние слов Мурифри, должно было быть значительным. Ссылки Мурифри на «болезнь», «инфекцию», «печали» и общую усталость мира могли бы вызвать у Ди две реакции: тревогу по поводу такой болезни, и надежду на то, что болезнь можно вылечить, инфекция может уйти, и горести превратятся в радости. Ди был убежден, что он должен принять меры к восстановлению состояния Книги природы. Ангелы объяснили, что их откровения поставят его на более быстрый путь к восстановлению, чем других, это путь, который представлял «новые миры, новые народы, новых царей и новые знания нового правительства».[25] Чтобы заполнить пробелы в откровениях ангелов, Ди беседовал со своим провидцем о распаде природы и ее связи с библейскими пророчествами. В одном из своих обсуждений, Ди и Эдвард Келли говорили о «трудностях и страданиях, которым надлежало вскоре произойти».[26]

Интерес к кульминации человеческой и естественной истории был неясной, но постоянной особенностью натурфилософии Ди за некоторое время до сохранившихся записей разговоров с ангелами. Две из его опубликованных работ, «Monas hieroglyphica» и «Математическое Предисловие», содержали ссылки на упадок Книги природы. «Математическое Предисловие», например, намекает на связь между деградацией земли и Божьим решением остановить или замедлить процесс «Непрерывной Нумерации». Это была сложная идея, связанная с пониманием Ди процесса творения, который, по его мнению, произошел посредством акта Божественной воли и слова, которые постоянно наполняли природу числовыми сущностями, давая каждой части центральное ядро, что было «Духовно. . . божественно, и бессмертно». С тех пор, как Божья нумерация вещей стала также «его Созданием всех вещей», Он мог бы возможно извлечь существенное «число» вещей, замедлить процесс исчисления, или даже полностью остановить процесс. Затем, по словам Ди, «определенные вещи должны быть отделены».[27] Трактат Ди содержал разъяснения не только о том, как вещи появились для существования, но также о том, как части природного мира могут перестать быть, обеспечивая натурфилософскую основу библейскими пророчествами о конце мира. К сожалению, Ди прекратил свои объяснения, не желая возлагать слишком большую уверенность в способностях человека на произвол судьбы в «эти наши мрачные дни», для осознания значения его таинственных идей.[28]

Ди сосредоточился на деградации связи в «Monas hieroglyphica», где он упомянул «плачевные времена», с которыми столкнулись натурфилософы во второй половине шестнадцатого века.[29] Несмотря на это, в «Monas hieroglyphica» присутствует тон сдержанного оптимизма, его пессимизм был закален его верой, что натурфилософ не должен пассивно сидеть и наблюдать, что мир разваливается вокруг него. Иероглифическая монада Ди была частью его стратегии по поиску решения проблем, затрагивающих человечество. Утверждая, что его символ «уменьшает или восстанавливает» «квази-варварские знаки», используемые натурфилософами шестнадцатого века «в их мистических пропорциях», Ди выдвинул себя для почитания, как «единственного героя», который «глубоко и тщательно исследовал объяснения небесных явлений [а также] причины возникновения, состояние и падения других вещей.»[30] Героический аспект личности натурфилософа был относительно новым в 1564 году, когда Ди написал «Monas hieroglyphica», хотя это и стало общепринятым в следующем столетии после таких натурфилософов, как Бэкон, Галилей, Бойль и подтвердило прогрессивный характер научных знаний.[31]

Ди сделал другие вклады, которые, он надеялся, обратят вспять, или по крайней мере, приостановят, упадок, окружавший его. Одним из примеров является его неопубликованное в 1582 г. предложение реформировать календарь, который он называл своей «Реформацией времени».[32] Неточности, мешающие исчислению календарей заботили многих ученых того периода.[33] Лучшие наблюдаемые данные, при сопоставлении с принятыми ранними астрономическими теориями, привели к Хронологическому хаосу, когда даты Пасхи ползли все дальше и дальше от весеннего равноденствия, и ученые, и богословы приходили в отчаяние от своей неспособности предсказать время возвращения Христа в соответствии со столь изменчивым календарем. Обоснование Ди для реформы календаря, однако, не было основано на убеждении, что человеческие навыки расчетов улучшилось. Вместо этого, он утверждал, что это был упадок вселенной, который поставил европейских астрономов и богословов в невыгодное положение. Ди не полагался на такие события, как землетрясение 1580, чтобы оправдать свою позицию, но впредь выдвигал довольно точные и технические астрономические аргументы. Он отметил изменение отклонения солнца со времен Христа, когда «это было очень близко к 24м основным минутам градуса севернее, и южнее, чем это есть теперь». Точка зенита солнца также двигалась со времен Христа, как и расстояние от центра земли.[34] Эти изменения обусловили сдвиг в сфере неподвижных звезд, который был вынужден реагировать на «надлежащее равновесие движения на восток».[35]

Дополнительная информация о верованиях Ди, окружающих переменчивость небес, может быть найдена в его «Математическом Предисловии». Там он одобрил практику астрономии, потому что Бог создал «Солнце, Луну, для нас, для Знаков, и знания Времен года, и для Различия Дней, и лет».[36] Ди повторил этот пересказанный отрывок из Книги бытия на красиво исполненной титульной странице его плана для календарной реформы, представленной Елизавете I: «Да будет СВЕТ на тверди небесной, чтобы они могли отделить день от ночи, и пусть они будут для Знаков и Времен года, и Дней и лет».[37] В «Математическом Предисловии», он продолжал утверждать, что математика может быть использована для осмысления естественных знаков, упомянутых в «Священных Пророчествах», наставляя своих читателей, что было бы более мудро обратиться к Библии с астрономической основой, как к руководству, что используют школьники как общее руководство для чтения.[38] Ди считал, что восстановление календаря, объединяя наблюдения небес в соответствии с другими расчетами, было одним способом для натурфилософа, чтобы убедиться, что астрономические явления будут соответствовать Божьим откровениям в Библии. Человеческая история, по мнению Ди, представляет собой разворачивание событий, которые сначала были предсказаны в библейском откровении, и хронологические рамки имеют жизненно важное значение для предсказания пришествия Христа на землю.[39]

Ди и Пророческая Традиция

Несмотря на отличные причины для «Реформации времени», Елизавета I и ее совет отклонили календарь Ди, и Ди скорбел о том, что «ее Величество не реформирует в лучшие времена Истинности».[40] Ангелы призвали его отвернуться от Елизаветы I и ее двора, и сосредоточиться на других потенциальных покровителях в Европе, которые будут более восприимчивы к его реформаторским целям. Разговоры ангелов с Ди балансировали между Апокалипсисом и эсхатологией, и их тонко сбалансированная позиция имела далеко идущие последствия для его приема при дворах Европы. К 1582 Ди отходит от толкования эсхатологических знамений к более глубокой и более опасной роли в разворачивающихся последних днях: к роли пророка, провозглашающего открывшуюся мудрость.

Вера Ди в его ангельских защитников дала ему уверенность для записи и озвучивания их божественных откровений, которые сделали его отличным от других эсхатологов в протестантских странах XVI века. В то время как многие протестанты требовали говорить с Богом через молитву — создание Реформации богословия — немногие получили сообщения в ответ посредством множества ангелов. Посредники, как святые, так и ангелы, были особенностью католической теологии, и протестантские теологи пытались доблестно, хотя безрезультатно, отговорить свою паству от опоры на таких «папских» заступников, как священники или обитатели небесных сфер. На самом деле, немногие протестанты в XVI веке утверждали, что слышали, как Бог говорит с ними каким-либо образом, личным или иным: хотя утверждалось, что личный опыт получил широкое распространение в семнадцатом веке, протестанты еще не приняли эту возможность при жизни Ди.[41] Вместо этого, протестанты шестнадцатого века опирались на толкование древних библейских откровений и пророчеств, и выражали сожаление по поводу пророчеств современных католических мистиков.

Католическая церковь показала, что она также неохотно поддерживала тех, кто утверждал, что получил личное откровение. Хотя некоторые мистики терпели и даже поддерживали, большинство из них были в Священном Сане, как Святая Тереза Авильская или Святой Иоанн Креста, и намертво запутались в институциональной иерархии церкви. Церковные власти были опытными в обращении со своенравными и откровенными священнослужителями такими, как Иоахим из Фиоре и Савонарола: они начали инквизиционный процесс против них и скорее предпочли казнить их за ересь, чем поддержать разоблачительные заявления. Ди был явно не в Священном Сане, и его семейное положение, как отмечали католические власти в Праге, делало его неподходящим кандидатом для получения откровений.

Содержание откровений ангелов Ди, должно быть, ошеломило католические власти их спецификой и беззастенчивой критикой жизни, религии и правительства XVI века. В то время как другие эсхатологи невнятно говорили о великих астрологических событиях и их возможных последствиях, Ди утверждал, что знает, с Божественной уверенностью, точный месяц и год, в который могли бы произойти чудесные события. Ангелы не ограничивали себя в отношении религиозных вопросов, таких как подробности Второго Пришествия, конец света и создание нового Иерусалима. В высказываниях, которые были бы изменническими в большинстве стран, ангелы поделились пророчествами о смерти королевы Марии Шотландской; несколько вторжений, с которыми скоро столкнется Англия; гибель Филиппа II, Рудольфа II, и Елизаветы I; и подъем покровителей Ди — Альберта Ласки, Стефана Польского, и графа Виллема Розмберка к большей власти.[42] Политические пророчества были способны спровоцировать народные бунты, и даже самые смелые эсхатологические толкователи знали лучше, что несут в себе понятные предсказания относительно гибели собственного государя, хотя утверждения о гибели соперничающих монархов часто игнорировались. Ди должен был знать лучше из личного опыта, что такое смешивание предсказаний с государственными вопросами, так как он когда-то был заключен в тюрьму за вычисление гороскопа королевы Марии Английской.[43]

В последние дни, роль Ди была все более пророческой. Ангел Уриэль объяснял: «Господь выбрал тебя быть Свидетелем, по своему милосердию и долготерпению … в обязанностях и благородстве пророков . . . при этом вы превосходите Храмы земли: при этом вы отрешаетесь от мира. . . .»[44] Пророческая роль Ди шла рука об руку с его увеличивающейся мощью видеть и судить об упадке Книги природы. Ангелы предложили ему озвучить и обнародовать его постижения за пределы узкого круга на коллоквиумах, и ругали его, когда они думали, что он должен был сделать «более обширные заявления» об их высказываниях.[45] Ангелы предписывали, что Келли, хотя также затронул мощь пророчеств, должен ограничить себя в видениях в показывающем камне вместо того, чтобы делиться своими видениями с широкой аудиторией — мудрый ход, учитывая изменчивость Келли. В то время как ангелы обещали сделать Келли «великим Провидцем: таким человеком, который будет судить круг вещей в природе,» они также сказали ему, что «небесное понимание и духовное знание должно быть запечатано от тебя в этом мире».[46]

Ди начал свою потенциально опасную пророческую деятельность потому, что он считал себя наследником пророческой библейской традиции Еноха, Илии, Ездры, Иоанна Богослова. Упоминание этих пророков в разговорах ангелов с Ди делало эти откровения более авторитетными, а пророчествам о последних днях более актуальными. Каждый пророк пользуется привилегированным общением с Богом или ангелами, что приводит к определенному знанию мира, каким он был, или мира, каким он будет после Страшного Суда Божия. Каждый пророк служил «божественным писцом», послушно записывая информацию, полученную от Бога и ангелов в книги мудрости. Хотя Ездра и Иоанн были важными эталонами для Ди, он нашел Илию и Еноха более увлекательными. Его интерес к этим двум загадочным пророкам разделяли другие современные натурфилософы, включая Гийома Постеля и Парацельса.[47]

В иудео-христианской традиции, важная позиция Еноха основана на нескольких строках в Книге Бытия и Екклезиастикусе, что связано с тем, как Енох «ходил с Богом» и тогда «был не более, потому что Бог взял его» (Бытие 5:21-24; Екклезиастикус 44:16). Тексты, приписываемые Еноху были распространены в ранних христианских веках, прежде чем исчезнуть.[48] Даже с потерей этих бесценных текстов, христианские толкователи были быстры в расширении упоминаний о Енохе, тем самым усиливая его. Ангелы поделились своими знаниями о Енохе с Ди, информацией, которая счастливо соответствовала раннему новому восприятию пророка. Для Ди, величайшее знание, что Енох обладал своей особой, после грехопадения, способностью читать Книгу Природы. Глаза Еноха, по словам ангелов, были открыты Господом, так что «он может видеть и судить землю, которая была неизвестна до его родителей, по причине их падения». Кроме того, Енох был показан как «задействующий землю» и был «полон духа мудрости».[49] Так как Ди стремился к господству над Книгой Природы, неудивительно, что он жаждал обсуждения Еноха с ангелами. Таинственный отъезд Еноха с земли был не менее интригующим. Большинство современников Ди считали, что Бог взял пророка в Рай или на небеса, где он жил свободным от греха в полном познании Бога. Поскольку такое сопричастие с божественностью предположительно имеет место только после смерти, принятия Еноха Божьей благодатью было еще более необычным.

Согласно Писанию, Енох присоединился к Раю с помощью еще одной фигуры в разговорах ангелов: пророк Илия (также известный как Елисей), чья история была рассказана в I Царстве 17-19. Илия, как и Енох, был доставлен на небеса до смерти. Он был особенно почитаем в Иудейской традиции, потому что ссылки в Малахии 4:5-6 предполагали, что Илия вернется с небес до Страшного Суда, чтобы привести иудеев к покаянию.[50] Связь Илии с последними днями также означала, что его возвращение было одним из с нетерпением ожидаемых признаков того, что эсхатон был близок. Его неизбежное возвращение было подтверждено ангелами, которые сказали Ди, что скоро «Пророки Господа сойдут с Небес». Ди немедленно связал это замечание с Илией, отмечая на полях своих ангельских дневников, что пророки были «в Раю, они были унесены вверх, особенно Илия».[51]

Илия был важной фигурой в работах, связанных с оккультными науками, также как с ранними современными религиозными взглядами и представлениями. Парацельс (1493?-1541), алхимический физик, чьи работы часто появлялись в библиотеке Ди, упомянул Илию в своих произведениях. Парацельс опирался на библейские идеи и комментарии для создания «Elias artista», который вернулся бы в мир и раскрыл оккультные аспекты Книги природы. Парацельс связывал фигуру Elias artista с его верой в Утопическое будущее для всего мира, который восстановил бы и Книгу природы, и человечество.[52] Однако, прежде чем Утопия может быть достигнута, Elias artista должен вернуться так, чтобы через него Бог мог «раскрыть многое странного, многое из того, что еще не было раскрыто и показано нам, то, относительно чего мы все невежественны».[53] Увлеченность Парацельса тайными знаниями Elias artista помогает убедиться, что алхимики и оккультисты продолжают традицию Илии.[54]

Гийом Постель (1510?-!581) также был очарован пророком; действительно, доказательства свидетельствуют о том, что он считал, что он сам был Elias artista.[55] Женщина-мистик, известная как «Девственница Венеции» первая связала Постеля с Илией между 1546 и 1547 году, когда она описала ряд изменений о влиянии на землю, включая создание вселенской церкви и государства, и возвращение человечества к жизни совершенства.[56] Это возрождение начнется с одного «кто живет и действует в духе Илии», кто она сообщила — это был Гийома Постель.[57] Роль Постеля в восстановлении природы и мира, как было показано Девственницей Венеции, была практически идентична роли ангелов, назначенных Ди.

В дополнение к восстановлении природы, Ди рассчитывал восстановить религиозное единство. Популярная истерия о грядущих несчастьях обострилась когда религиозные разногласия в Европе усугубились, и большинство современников Ди связывали два кризиса. Английские хронисты Джон Стоу и Уильям Кэмден упоминали ужасное развитие эпохи, религиозные разногласия и надежды на примирение между католиками и протестантами. «Вся Европа пристально смотрела, решительно ожидая более странных и страшных перемен», — писал Джон Стоу, «чем когда-либо случались с момента сотворения мира».[58] Протестанты и католики одинаково ожидали, что наступит день, когда их собственная религия восторжествует и станет всеобщей верой.

Где разговоры с ангелами Ди и его роль как пророка вписываются в эту головоломку эсхатологических и реформистских идей всегда было трудно понять. Полностью принимая веру Йейтса в Герметизм, в качестве доминирующей интеллектуальной системы, в рамках которой любое понимание Ди должно иметь место, французы полагали, что Ди верил в «Герметическую религию любви», которая исцелила бы разногласия между протестантами и католиками. Клули описывал «достаточно гибкие религиозные убеждения» Ди, как сочетание «протестантского взгляда на спасение» с «свободомыслием. . . признанием разных форм религиозных обрядов». Однако, оба автора также отмечали личную заинтересованность Ди в реформировании и восстановлении религии в ее «истинном» смысле и цели.[59] Ди не ограничивал свою аудиторию Протестантами или Католиками, но считал, что пророчества должны «быть (нами) опубликованы…по всему Миру».[60] Переходы, которые делал Ди от Протестантизма к Католицизму и обратно к Протестантизму, снова подняли провокационные вопросы о его «истинных» верованиях.

Вместо того, чтобы выбирать между Католической и Протестантской конфессией, ангелы сказали Ди, что для него был открыт альтернативный курс: создание новой, открытой ангелами универсальной религии, которая будет сопровождать его универсально применимую натурфилософию.[61] По этой причине Ди не желал подчинять себя авторитету католической церкви, но также он не был сторонником протестантской веры. Возможно, его нежелание придерживаться слишком близко к новой религии проистекает из мрачных пророчеств Уриэля относительно Лютера, Кальвина, и «всех, кто сбился с пути, и умышленно вводит в заблуждение» со стороны католической церкви, которая была «Петром привезена в Рим, [и] по его словам, там учили его преемники». Все те, кто «уклонился» от католической церкви было суждено быть отправленными в «пламя Ада» на Страшном суде Христа.[62] Несмотря на эти замечания, ангелы не полностью поддерживают католицизм и специально ругали церковников, «которые обитают в Священном городе, и узурпировали авторитет Высшего».[63]

Ди верил, что все религиозные убеждения, относящиеся к периоду после грехопадения Адама, были не способны восстановить церковь, к которой Бог изначально стремился. Его религиозная Реформация, с другой стороны, обещала вернуть поистине универсальную веру, которая включала бы в себя иудеев и мусульман так же, как католиков и протестантов. В течение некоторого времени Ди был заинтересован вопросом религиозного единства. Он присоединился к схватке в дебатах раннего нового времени о книге, сейчас потерянной, озаглавленной «De modo Evangelii Jesu Christi publicandi, propagandi, stabiliendi inter Infideles Atlanticos» (1581), название, которое предполагает направленность Коренного Американца. Неспособность Ди найти духовное пристанище для себя как в Католическом, так и Протестантском лагере, очевидна из его планов по распространению трактата. Согласно «Compendius Rehearsal», впервые работа была представлена Королеве Елизавете, а потом и другим ключевым фигурам в ее правительстве — хорошая стратегия для натурфилософского поиска такого места в официально Протестантской стране. Другими получателями были две ведущие Католические силы в Европе: Филипп II Испанский и Папа Римский.[64] Ангельские дневники предполагают, что Ди отдал документ королю Испании, так как 17 ноября 1582 года, через год после того, как «De modo Evangelii Jesu Christi» был завершен, он говорил с ангелами о «хвале и достижении Божественного Величия с Филиппом, королем Испании».[65]

Более важным для европейцев раннего нового времени было обращение иудеев. Многие комментарии Ди об изменении в разговорах с ангелами касались их, и сочетались с парадоксальной, хотя и довольно распространенной смесью антисемитизма с сильным интересом к тайным, мистическим иудейским знаниям раннего нового времени. Это сочетание было особенно очевидно, когда дело дошло до «потерянной книги», которой, как считал Ди, владели иудеи, особенно относительно Ездры. Он горячо спрашивал ангела II как он мог «верить чему-либо, что в руках иудеев», поскольку они были «народом высокомерным и разошлись по всему миру».[66] Ангел ответил туманным пророчеством о числе восемьдесят восемь, которое Ди истолковал как признак того, что 1588 год может привести к ожидаемому изменению иудеев.[67] Несмотря на эти замечания, ангелы приняли обращение в позитивных примерах, определенных ветхозаветными иудеями, когда Ди или его провидец хулиганил. Однажды Эдвард Келли спросил, может ли он проверить авторитетные откровения ангелов у своего Иезуитского духовника. Ангел колко ответил, что они обладали большим авторитетом, чем «плотский Священник». Кроме того, ангел сообщил: «если Ангелы, которые появились перед тобой [Эдвард Келли], появилась также перед иудеями, сказав, Распятый — не Сын Божий, они не сделали бы этого. Ибо, хотя они не верили человеку, они верили бы ангелу».[68] Ди должным образом отметил выговор на полях дневников ангелов.

Ди продолжал искать покровителя для своей стратегии преобразования в период разговоров с ангелами. Ни Елизавета, ни Филипп не выразили никакого интереса к его планам религиозного преобразования, но Ди был более успешен в убеждении графа Ласки, который на самом деле участвовал в беседах, принять его планы по объединению мира единой верой. Ангел Юбландас предсказал, что Ласки мог бы достичь «великих побед во имя и для имени его Бога», и что под руководством Ласки «иудеи . . . вкусят от этого Креста: и с этим Крестом он [Ласки] преодолеет сарацинов и язычников».[69] Как мы видели, Ласки потерпел крах от милости Божьей, и хотя и Рудольфу II, и Стефану Польскому было предложено возглавить движение ангелов в сторону единой веры, оба отказались играть активную роль в реформированной религии Ди.

Несмотря на эти неудачи, интерес Ди к единой вере остался непоколебимым, и он по-прежнему считал, что ангельские откровения легли в основу священного учения, которое могло «восстановить, и . . . привести в порядок, людей и стада Божьи».[70] Ангельски открытые догматы, «истина» реформированной религии представляли собой увлекательное сочетание Католической и Протестантской доктрин, которые обещали примирить все религиозные фракции раннего нового времени. Как ангельский голос сказал Ди и его сподвижникам, когда они были в Праге: «Если кто хочет быть мудрым, то может не смотреть ни направо, ни налево; ни на того человека, который называет себя католиком, ни на того, кто называет себя еретиком . . . но пусть он посмотрит на Бога небес и земли и на его сына Иисуса Христа. . . .»[71]

Конечно, что означал на самом деле этот религиозный компромисс, так это то, что новая религия Ди никому не понравилась. Ангельское учение одобрило силу молитвы, например — доминирующая черта протестантской теологии — когда сообщали ужасные последствия, которые случились с Лютером, Кальвином, «и все, что сбились с пути, и умышленно введенные в заблуждение» от истинной Католической церкви.[72] В то время как Римская Католическая церковь заслужила лояльность Ди, папа — нет; потому что авторитет ангелов намного перевешивал папский, Ди сказали консультироваться только с ангелами за духовным советом и защитой.[73]

Особый статус Ди давал ему возможность мониторинга и оценки прогресса человечества по отношению к реституции, и это представляет собой одну из самых нетрадиционных и уникальных аспектов новой, реформированной теологии.[74] Ангелы также открыли свое понимание выборов, свободы воли, и предопределения, смешав Католические и Протестантские положения в искусный компромисс.[75] Они не раз подтверждали, что Ди был одним из «избранных», тем не менее его избрание может пострадать из-за его поведения. Как ангелы сказали Ди, «избранные и выбранные могут допустить ошибку и сбиться с пути».[76] Человек, по свободной воле, «быть не в порядке, отворачиваться от Марка, отвергать то, что есть добро, и через бремя его плоти, склоняться ко злу».[77] Ключи к спасению для избранных были скорее упорство и молитвы, чем исповедь и заступничество.

Одна из острейших дискуссий между католиками и протестантами касалась празднования Евхаристии, ключевой вопрос, который ангелы не проигнорировали. Ди и Келли на самом деле приняли участие в католической мессе, когда они были в Праге.[78] Но прежде чем принимать причастие в католической церкви, Ди вступил в теологический спор с ангелами о пресуществлении и получил новое понимание Евхаристического празднования и его роли в истинной религии.[79] Желание Ди найти ангельского духовного защитника подчеркивает способы, которыми его религиозные взгляды и практики формировались с помощью разговоров с ангелами. Его ангельское советники потребовали, чтобы он «отложил . . . религию в сторону» и «просто и откровенно ступал по следам истинной веры», как изложено в примерах Апостолов.[80] Ди было не совсем понятно, что это повлечет за собой и тщательно опросил ангелов о символике и значении Евхаристии такой, какой Христос изначально передал ее своим ученикам. Из вопросов Ди очевидно, что католические власти в Праге потребовали от натурфилософа и его провидца признать пресуществление прежде, чем принимать причастие. В очередной раз ангелы создали замечательную золотую середину между Католическими и Протестантскими мнениями по этому вопросу, что позволило Ди принять участие в Католической церемонии, сохраняя свою роль в качестве пророка новой, универсальной религии, что также было приемлемо для Протестантов.

Ангелы сказали Ди, что Христос служил «своим истинным телом» своим ученикам, так что «Священнослужитель, используя обряд и личность Христа. . . произнося эти слова, также давал людям не Хлеб, но истинное тело».[81] До этого момента, ангельское учение было несомненно Католическим, особенно в его акценте на силе слов священника для вызывания изменение в субстанции от простого хлеба до тела Христа.[82] Католицизм ангельской доктрины был усилен, когда Ди было сказано, что «тело» Христово присутствует в обоих пресуществлениях хлеба (который стал «плотью» Христа) и в пресуществлении вина (которое стало «кровью» Христа). Ди был успокоен, что Христос в полной мере присутствует и в хлебе, и в вине, потому что Католическая церемония, как правило, предоставляла прихожанам только хлеб. Ангелы заверили его, что «это не нарушение для Бога, получить . .. одно [вещество] . . . единственное».[83] Пока эти аспекты ангельского учения совпадали с преобладающими Католическими практиками, ангелы также делали Протестантский акцент на важности веры каждого человека в акте принятия Евхаристии. Однако, не соответствуя Католичеству, в котором хлеб стал причастием из-за действий священника, ангелы сказали Ди, что Евхаристия была священной только если человек верил, что это было священно. Таким образом, Ди мог свободно участвовать в Католической мессе, потому что «благодаря вере» он считал, что это было «истинное тело» Христа.[84]

Эта тщательно намеченная и почти повсеместно еретическая ангельская религия была трудна для принятия и практики, и, со временем, Келли стал ярым противником планов ангелов касательно новой веры. Как он делал при каждом подходе к беседам с ангелами, Ди записал особенности недовольства Келли, несмотря на несогласие Ди с экстремальными выходками его провидца относительно «многогранной ужасной Доктрины». Невозможно сказать, почему провидец Ди чувствовал себя обязанным сделать такие всеобъемлющие и убийственные заявления, за исключением того, если это было, чтобы обелить себя, в случае если апостольские нунции, распорядятся взять пару под стражу. То ли для самосохранения, то ли для самооправдания, Келли порицал ангельские усилия, чтобы убедить его в том, что различные еретические идеи были верными, в том числе, что «Иисус не был Богом», что «без молитвы должен быть сотворен Иисус,» что «человеческая душа переходит из одного тела в другое тело ребенка оживляя или воодушевляя», что не было Святого Духа, и что «создание человечества от Адама и Евы, это не История, но сочинение, которое имеет другой смысл.»[85] Когда и где ангелы обсуждали эти аспекты своей доктрины с Келли непонятно, так как они не появляются нигде в дошедших до нас ангельских дневниках. С этими Арийскими и Пелагическими идеями, ангельское учение, представленное Келли, действительно было опасно. Но к великому удовольствию Ди, Келли вскоре был «обращен» в ангельское учение и религию. Ди продолжил обращать направленные молитвы к Иисусу и Святому Духу, извиняясь за поведение Келли, тем самым отделяя себя молитвой от всего того, что сказал его провидец.[86]

Ди не был ни Католиком, ни Протестантом, но он следовал своим собственным религиозным убеждениям, которые, по его мнению, могли излечить глубокий раскол Западного Христианства и обратить неверующих к истинной вере. Многие ученые предполагали, что его религиозные колебания между Католицизмом и Протестантизмом происходили под влиянием фамилизма. Какие-либо однозначные ассоциации между Ди и фамилистами, вероятно, останутся не более, чем догадками, но есть поразительные сходства между его ангельской религией и фамилизмом с его акцентом на откровение, универсальность, и общение. Ганс Никлаес (1501-1581) основал фамилизм около 1540 года, получив откровение от Бога, призывающего его основать новую религию.[87] Как учение изложенное Ди ангелами, фамилизм был выявлен богословием, которое надеялось объединить людей всех вероисповеданий в рамках единой реформированной религии. Кроме того, он попытался вспомнить отношения между человечеством и божественностью, которые были до грехопадения.[88] В особенности, религия верила в важность веры над разумом, истинность откровения, и в способность всех людей стать пророками из-за их религиозных переживаний. Поскольку фамилисты считали, что религиозное и гражданское согласие должны существовать, им были разрешено принимать официальную государственную религию любой страны, пока они придерживались убеждений фамилизма в их сердцах. Таким образом, практикующие фамилисты не обязаны были проявлять внешние признаки принадлежности к их церкви.

Большинство ученых считают, что фамилистская доктрина пришла в Англию из Нидерландов при воцарении Марии I в 1553 году — в том же году, когда Ди вернулся из Лувена. Соратники Ди в Лувене и Париже — Ортелиус, Меркатор, Постель, и Фрисиус — были либо фамилистами, либо знали это учение, поэтому вполне вероятно, что он был знаком с их убеждениями, когда был в Европе в 1548 — 1551. Однако, это был не единственный способ, которым фамилистские идеи, возможно, могли просочиться в ангельские разговоры Ди. Центром Европейского фамилизма был Эмден, небольшой город в Восточной Фризии, где Никлаес поселились и начал доносить свои откровения до более широкой аудитории.[89] Другим религиозным лидером в городе Эмден в течение того времени был протестантский реформатор и друг Эразма, Йоханнес а Ласко. Реформатор Эмдена был родственником графа Ласки, одного из ключевых членов коллоквиума ангелов Ди, и сотрудничество между графом и его реформатором дядей могло помочь укрепить видное место Ласки в откровениях ангелов касательно новой религии.[90]

Несмотря на ореол секретности, который окружал их, знания о более поразительных фамилистских принципах стали проникать в общественное сознание через голландских ученых и книготорговцев в таких европейских городах, как Лондон. В то время как Ди, возможно, был хорошо знаком с тонкостями фамилистских идей о всеобщей религии, как результат времени, проведенного в Лувене, Эдвард Келли, например, был, вероятно, более знаком с распространенным мнением, что фамилисты практиковали общее проживание и даже делили своих жен, вместо того, чтобы придерживаться моногамных уз Священного брака. Это обвинение неизменно было решительно опровергаемо самими фамилистами, которые отмечали, что их община была единой «духом», а не собственностью и телом. Тем не менее, обсуждение их жизни появлялось во многих полемиках, в особенности, опубликованных в Англии.[91] Один из самых нелепых и позорных аспектов ангельского учения Ди может иметь отношение к этой подозреваемой практике фамилистов: в частности, ангельские инструкции, что Ди и Келли должны разделить между собой все вещи, включая их жен.[92] Это был один из самых сложных ангельских запросов, и он довел веру Ди в разговоры с ангелами до критического состояния.

Ди не придерживался ни одной из многих религий, присутствующих в Европе в шестнадцатом веке. В его глазах, ни одно религиозное учение не было безупречным, кроме того — поддерживаемого ангелами, которые обещали вернуть религию к центральной доктрине, открытой Богом и способной объединить многие религии в единую веру. Эта ангельский религия была религией приближающегося мира, который недавно был восстановлен и природный мир был усовершенствован, что следовало бы за Концом Света. Однако, роль Ди в усовершенствовании природы зависела бы от его мастерства в божественном языке сотворения и нового экзегетического инструмента, «истинной Каббалы природы».