Глава 2. Живое и мертвое

Дуглас Стюарт

Апокалипсис вынужденных гностиков

Глава вторая

Живое и мёртвое

Психолог Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 года в Кесвиле рядом с Боденским озером в Швейцарии. Первоначально Юнг был последователем и очевидным преемником, бесспорным наследным принцем, новой дисциплины -глубинной психологии Фрейда, позже отошел от Фрейда и разработал свою собственную форму глубинной психологии, которую в отличие от фрейдовского психоанализа он назвал аналитической психологией. Его величайший вклад в область психологии включает концепцию архетипов и коллективного бессознательного, из которого наиболее известны архетипы: эго, тень, анима / анимус и Самость; психологический комплекс; и психологические типы, мышление, чувство, интуиция и ощущение, наряду с взаимосвязанными психологическими установками интроверсии и экстраверсии. Однако краеугольным камнем его психологии является процесс индивидуации, который он рассматривал как центральный для психо-духовного развития человека и в котором он пытался примирить и интегрировать все психологические противоположности, главными среди которых являются эго / Самость и сознательное / бессознательное. Он умер 6 июня 1961 года в Кийснахте на берегу Цюрихского озера, в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Смоли (2006) отмечает «огромный вклад» (с. 163), внесенный Юнгом в поддержку пламени гностического огня, и считает, что Юнг «вероятно, самая мощная сила в деле возвращения [гностического наследия] обратно в массовое сознание» (с. 159). Без сомнения, значительное достижение, и еще более удивительное, если вспомнить, что Юнг сделал это, имея в своем распоряжении лишь небольшое количество гностических текстов — тайник гностических текстов, известный как библиотека Наг-Хаммади, был открыт лишь в 1945 году, спустя десятилетия после того, как Юнг закончил свое изучение гностиков. Юнг, однако, провел значительное исследование гностических текстов, которые были ему доступны, начиная с 1912 года, возможно, достиг своего пика примерно в 1916 году — год, который оказался решающим, — и заканчивая где-то около 1926 года. Оригинальное гностическое видение Юнга сформулировано в коротком тексте под названием «Семь проповедей мертвым». Написание «Семи проповедей» было ускорено паранормальным опытом, в котором Юнг чувствовал, что его дом преследовали духи мертвых людей, которые объявили Юнгу, что они вернулись из Иерусалима, не найдя то, что искали.

«Красная книга», которой Юнг первоначально дал латинское название «Liber Novus» (Новая книга), представляет собой опубликованную форму личного журнала Юнга, в котором он старательно документировал свои чрезвычайно сложные встречи в течение двух с половиной лет, с внутренними психологическими процессами, и которые он назвал своей конфронтацией с бессознательным (1962). Содержание этих встреч, как они показаны в «Красной книге» — результат техники, разработанной Юнгом для работы с бессознательным содержанием, с которым он столкнулся в то время. Эта техника включала предоставление голоса подавленным и неизвестным аспектам личности, которых обычно избегают или игнорируют. Он назвал эту технику активным воображением.

Юнг твердо верил в саморегулирующуюся природу психики, он считал ее основным законом психического функционирования. Точно так же, как многие системы в человеческом теле стремятся поддерживать физиологический гомеостаз, он полагал, что психика пытается поддерживать свое собственное равновесие, в котором любая позиция, взятая сознательно, вызовет соответствующую противоположность в бессознательном. В психологическом изложении третьего закона движения Ньютона Юнг увидел, что для каждой силы, оказываемой сознательным умом, будет существовать равная противоположная сила, действующая неосознанно. Кроме того, он чувствовал, что одна из вечных загадок жизни заключалась в том, как примириться с бессознательным. Если переформулировать в терминах теории саморегулирующейся психики, то её идея звучит, как примирение оппозиции между сознательной позицией и соответствующей бессознательной контрпозицией. * Необходимо было безотлагательно решить задачу запутанной и сбивающей с толку фантасмагории бессознательных образов, которые угрожали сокрушить его во время конфронтации с бессознательным, что заставило Юнга с серьёзностью принять вызов, метод, который он разработал, стал техникой активного воображения.

*В оригинале поставлен вопрос. Я заменил его точкой.

Процесс активного воображения включает в себя выражение бессознательного содержания (например, образа из сновидения) — будь то в форме внутренней визуализации, произведении искусства, письма или танца — и затем определённым способом персонификацию выраженного, как если бы оно было автономным существом, отделенным от самого себя, прежде чем вступить в диалектический обмен с этим «другим». Первый шаг в процессе активного воображения состоит в том, чтобы выявить бессознательное противопоставление в форме изображения. Можно сделать образ более выразительным, в рисунке или живописи, превращая его в скульптуру, записывая его, перекладывая его на музыку или выражая его суть в танце, либо в другой форме активности или воплощения. Для многих — подобное может облегчить и улучшить переживание образа. После того, как бессознательный материал получен, следующая задача состоит в том, чтобы держать неподвижным изображение мысленным взглядом с неизменным вниманием. Сконцентрированное внимание чаще всего оживляет изображение и вызывает его трансформацию. На этом этапе важно позволить образу развиваться естественным путем с минимальным вмешательством со стороны сознательного разума, который имеет пристрастие пытаться направлять процесс и, таким образом, подвергать риску срыв всей инициативы. Изменения в воображаемых образах должны быть старательно отмечены, потому что, согласно Юнгу, они указывают на бессознательные психические процессы, которые состоят из образов сознательных воспоминаний. Таким образом, диалектика противоположностей сознательного и бессознательного происходит подобно тому, как водопад соединяется выше и ниже (Юнг, 1955-56). В этот момент между сознательным разумом и образами бессознательного может возникнуть примирительный диалог о взаимном уважении и сотрудничестве. Крайне важным для успеха этого метода является то, что в нём как сознательное, так и неосознанное отношение должно быть должным образом выражено во встрече равного с равным, в которой соблюдаются не только одинаковые права обоих участников (сознательного и бессознательного), но также делается попытка сбалансировать творческое выражение бессознательных образов с необходимостью осознанного понимания.

После того как позиция бессознательного была выражена, и была предпринята согласованная попытка понять его значение, можно перейти к наиболее важной части процесса, в которой видно, как тональность усилий смещается с диалектического взаимодействия на оценку. Здесь необходимо, чтобы каждый определял, как он будет относиться к бессознательному содержанию таким образом, который позволит примирить различные сознательные и бессознательные позиции и, следовательно, интегрировать бессознательный материал. Юнг утверждал, что неспособность сделать этот жизненно важный шаг оставляет практикующего активное воображения похожим на Парсифаля, который, не зная о своем участии в процессе, не смог задать жизненно важный вопрос. В активном воображении участие, а не просто наблюдение, является существенным, следовательно, «деятельным». Если этот этап оценки и интеграции завершен, он может привести к общепризнанной цели активного воображения, которая заключается в интеграции бессознательного содержания с сознательной позицией, его ассимиляции (т.е. бессознательного) компенсирующего содержания, что приводит к целостному пониманию, в котором уважаются обе позиции, сознательная и бессознательная (там же).

Юнг впервые сформулировал процесс активного воображения в своем эссе «Трансцендентная функция», написанном в 1916 году, в том же году, в котором он записал последнюю из своих фантазий, содержащихся в «Красной книге» (хотя пройдет еще несколько лет, пока Юнг перепишет эти фантазии из своих заметок в то, что в конечном итоге будет опубликовано как «Красная книга»). Впоследствии интеграция сознательного отношения с бессознательными противоположностями, либо посредством активного воображения, либо в работе со сновидениями, станет центральной в аналитической психологии до такой степени, что, если бы всю психологию Юнга можно было свести к одной фразе, это было бы: примирение и интеграция противоположностей. Как будет рассмотрено ниже, тема противоположностей, как она появляется в метафизической концепции дуализма, окажется центральной в метафизике гностической традиции.

Юнг написал «Красную книгу» за шестнадцатилетний период, начинающийся в 1914 году и заканчивающийся в 1930 году. В ней содержатся визионерские переживания Юнга с ноября 1913 года по июнь 1916 года, которые он первоначально записал в серии заметок, прежде чем начал старательно переписывать их в то, что мы знаем сегодня как «Красная книга». Понятно, что для него это была работа огромного значения. Тем не менее, она обрывается на полуслове, и, следовательно, так и не была завершена, когда его внимание было направлено на проекты, которые как он, по-видимому, чувствовал, имеют еще большее значение. Широкую сферу охвата «Красной книги» составляет многообразие артефактов из частых прогулок Юнга в царстве бессознательного. Однако, прежде всего, именно психологический поход в поисках своей потерянной души в конечном итоге привели его к формированию нового образа Бога, созданного, помимо прочего, в гностической психокосмологии. Красная книга состоит из трех частей, последняя часть, которая называется «Проверка» и содержит «Семь проповедей». Похоже, что «Семь проповедей» — это сублимация сырого опыта активного воображения Юнга, содержащегося в первых двух частях, что привело к уникальному гностическому видению Юнга.

«Семь проповедей» можно также рассматривать как эпилог примирения Юнга после его разрыва с Фрейдом. Около 1913 года близкие личные и профессиональные отношения Юнга с Фрейдом прекратились из-за профессиональных разногласий. Возможно, это было не самое недоброжелательное расставание, но вряд ли его можно назвать дружелюбным, даже если Юнг поддерживал большое уважение к Фрейду — по крайней мере, профессионально — до конца своей жизни. Тем не менее, раскол оказал глубокое негативное влияние на Юнга и ускорил период огромных психологических испытаний, которые он стал называть своей конфронтацией с бессознательным. Выйдя из этого бурного эпизода, Юнг почувствовал себя обязанным выразить свой опыт в чём-то конкретном, и, руководствуясь этим побуждением, завершил «Семь проповедей» в течение трех вечеров. «Семь проповедей» — единственная часть «Красной Книги», которую Юнг разрешил опубликовать (лично) при жизни. Первоначальная публикация содержала подзаголовок «Семь наставлений для мертвых. За авторством Василида из Александрии, где Восток встречает Запад», раскрывала не только его гностическое вдохновение, но и, что не менее важно, его центральную тему встречи противоположностей. К концу своей жизни Юнг писал в «Воспоминаниях, мечтах, размышлениях» (1962), что идеи, представленные в «Семи проповедях», были предшественниками всего его основного вклада в глубинную психологию. Как я утверждал в своей первой книге, гностическое видение Юнга было зарождающейся формой аналитической психологии (Дуглас, 2016).

Несмотря на личный и профессиональный интерес к гностицизму, который оставался с ним на протяжении всей его жизни, Юнг усиленно отрицал, что его следует считать гностиком. Вместо этого он утверждал, что является врачом, чья психология основана на эмпиризме, а не философом или мистиком, или тем, кто склонен к метафизическим спекуляциям. Он отказывался от обозначения своей психологии как гностической, как не более чем от изобретения критиков. Возможно, самый непреклонный ответ Юнга на такие обвинения (то есть, что он был гностиком) можно найти в письме от 29 июня 1960 года, за год до его смерти (но не опубликованном до 1973 года), в котором он отвечает на критику, одного из его главных богословских критиков, еврейским философом Мартином Бубером (1878-1965). В письме, адресованном некоему мистеру Смиту, Юнг отрицает, что заявляет о чём-либо трансцендентном как таковом, помимо того, что можно наблюдать в психике в отношении тех вещей, которые можно считать трансцендентными или трансперсональными. Таким образом, он утверждает чисто эмпирический подход, который касается психических явлений, а не чего-либо метафизического. Юнг считает, что если психика утверждает существование Бога, то его профессиональное любопытство — возможно, обязанность — заставляет исследовать факт такого психического высказывания, независимо от истинности или иными словами существования Бога. Юнг опровергает утверждение Бубера о том, что он (Юнг) является гностиком, отмечая, что то, что Бубер ошибочно интерпретирует так называемый гностицизм Юнга, на самом деле является психиатрическим наблюдением, предметом, о котором как чувствует Юнг, Бубер ничего не знает. Далее Юнг предполагает, что Бубер основывает свое неправильное понимание позиции Юнга на «Семи проповедях», значение которых в письме Смиту Юнг пытается преуменьшить, описав их как частное стихотворение в стиле гностиков, которое создавалось только для празднования дня рождения друга почти полвека назад (когда Юнгу был сорок один). Он утверждает, что это не что иное, как поэтический пересказ психологии бессознательного. Тон письма выдает заметную степень раздражения, в которой оно было ясно написано, причем Юнг собирается довольно подробно объяснить, что он исследует феномен и наблюдаемый факт Бога как автономного комплекса в душе, а не Бога в себе. Он продолжает ругаться против богословов, таких как Бубер, которые проявляют настолько заметную степень предубеждения против науки, что это мешает им понять его эмпирическую точку зрения. Юнг завершает письмо, отвергая критику Бубера как исходящую от того, кто некомпетентен в таких вопросах и не понимает их области, то есть глубинной психологии, изучению которой Юнг посвятил всю свою жизнь. Хороший ход, Карл! Возможно, это была позиция публичной, профессиональной персоны Юнга, и это, вероятно, даже убедило некоторых людей и позволило ему время от времени уклоняться от «гностического» эпитета, но этот человек как мне кажется слишком много протестует. Личное метафизическое мировоззрение Юнга было несколько иным, и, несмотря на его неоднократные опровержения, это мировоззрение было явно гностическим по своей ориентации.

Тем не менее, несмотря на неоспоримое влияние гностицизма на Юнга и его психологию, можно ли считать Юнга гностиком? Рискуя походить на сидящего на заборе*, вместо того, чтобы отвечать простым (или упрощенным) «да» или «нет», вероятно более уместно, почтить работу человека, посвященную напряженности противоположности, оставить место для неопределенности и вопрос без ответа. Однако нет сомнений в том, что на протяжении всей своей жизни Юнг был глубоко увлечен гностицизмом, провел «серьезное» изучение гностических текстов, существовавших в его время, и поддержал метафизику – в «Семи проповедях», которые бесспорно гностичны и которые он приписывает Василиду, одному из величайших учителей-гностиков древности.

*Метафора изображающая человека, который не выбрал сторону

Филип Киндред Дик, родившийся 16 декабря 1928 года в Чикаго, США, был плодовитым писателем-фантастом, лауреатом многих наград. Он является автором сорока четырех опубликованных романов и около 120 коротких рассказов в этом жанре, и наиболее известен по ряду своих работ, адаптированных для кино : «Бегущий по лезвию» (выпущен в 1982 году по мотивам «Мечтают ли андроиды об электрических овцах»), «Вспомнить всё» (1990 г. — и переснятый в 2012 г.) на основе рассказа «Мы вам всё припомним» , «Особое мнение» (2002 г., на основе одноименного рассказа), «Час расплаты» (2003 г., на основе рассказ с одноименным названием), «Помутнение» (2006 г., на основе одноименного романа) и «Меняющие реальность» (2011 г., на основе адаптации рассказа «Команда корректировки»). Хотя он изначально воспитывался как квакер, ФКД, как и Юнг, был христианином, в случае ФКД — епископалом, который, несмотря на признание гностического характера своей метафизики, никогда не отрекался от своего христианства (Пик, 2013). У ФКД была сестра-близнец, которая умерла вскоре после рождения. Это оказало глубокое влияние на ФКД и позже способствовало формированию его гностического мировоззрения. ФКД скончался 2 марта 1982 года в возрасте 53 лет после инсульта, произошедшего двумя неделями ранее. Его прах был погребен рядом с его сестрой-близнецом, которая умерла много лет назад, на его надгробной плите уже было начертано ФКД, после смерти он наконец воссоединился с близнецом, которую искал так трудно смириться с жизнью. После ему было трудно смириться с жизнью, но наконец воссоединился с близнецом которую он не забывал.

Смоли (2006) утверждает, что, несмотря на тот факт, что ФКД был отчислен из университета с незначительным формальным образованием, он в последнее время лучше, чем кто-либо другой понимал гностицизм, и что в любой период времени было немного, если вообще были, те кто уловил гностическую традицию «так же интуитивно и выразил это [так же] хорошо» (с. 182). Принимая во внимание, что опытом, который ускорил гностическое видение Юнга, сформулированное в «Семи Проповедях», было столкновением с «мертвыми», опыт, который побудил ФКД приступить к поиску, который привел к формулировке его собственном Гностическом видении, был в отличие от Юнга опыт, встречи с «живущим», а именно тем что им, позднее было названо Обширной Системой Активного Живого Разума (или, для краткости, VALIS).

Почти так же, как и у Юнга происходящее в доме с привидениями ускорило написание «Семи Проповедей», ФКД также испытал некоторую паранормальную активность в своем доме незадолго до события, которое привело к исследованию — задокументированном в «Экзегезе» (см. ниже) — во время которого он сформулировал свое гностическое видение. В своем полуавтобиографическом романе «ВАЛИС» он утверждает, что в феврале 1974 года его квартира была насыщена высоким уровнем радиации, что привело к «обжигающему сиянию … словно разумному и живому» (2001, с. 117). 20-го числа этого месяца у него был поврежден зуб мудрости (в другом рассказе он утверждает, что это было два зуба), которые он удалил под наркозом. Позже в тот же день, после того как он вернулся домой, он испытывал сильную боль и организовал доставку из местной аптеку нескольких обезболивающих препаратов. Когда медик доставил аптеку с лекарством, несмотря на кровотечение изо рта и чувство слабости от суровых испытаний, он сам открыл дверь — вместо того, чтобы позволить жене. Когда он открыл дверь, то оказался лицом к лицу с темноволосой молодой женщиной, которая носила блестящее золотое ожерелье в форме рыбы, христианский символ, который, как он утверждает, был в моде в Калифорнии во время контркультурного движения 1960-х годов. ФКД быстро забыл о своей боли, игнорируя женщину и обезболивающее, ошеломился кулоном с рыбой. Ему удалось спросить женщину о значении символа рыбы, и она ответила, что это был знак, которым пользовались первые христиане. Услышав это, и на мгновение ослеплённый тем, что он воспринял как луч розового света, отражавшийся от кулона, ФКД немедленно пережил воспоминание – о чём он позже расскажет, как о припоминании — в котором он сам был ранним христианином в время древнего Рима. Он кратко вспомнил «скрытную, испуганную жизнь тайного христианина, на которого охотились римские власти» (там же, с. 122). Воспоминание исчезло так же быстро, как и появилось, и в 1974 году ФКД снова оказался в Калифорнии, принимая болеутоляющее средство от курьера. Согласно ФКД, с розовым лучом пришли понимание и «острые знания» (2008, с. 194), другими словами, гнозис. Кажется, несколько ироничным, что именно удаление зуба мудрости вызвало гностическое прозрение ФКД. Учитывая дату этого видения и последующие видения, которые он испытал в следующем месяце (март 1974 г.), ФКД принял сокращенный термин «2-3-74», чтобы обозначить этот опыт. В другом месте он описал произошедшее как свою теофанию, и личный опыт розового света, сияния что было обращено к нему от кулона с рыбой, что напоминает опыт христианского мистика Якоба Беме (1575-1624), который в 1600 году имел глубокое, мистическое переживание, продолжающееся не более пятнадцати минут, в течение которых он был пленен лучом солнечного света, отраженного в оловянной посуде (Мэдден, 2008). В своем кратком видении Беме чувствовал, что он непосредственно видит природу реальности, которая включает в себя панентеистическую концепцию Бога. Казалось бы, опыт ФКД имел несколько схожий эффект и ФКД, как и Юнг в его встрече с мертвыми, потратил остаток своей жизни, пытаясь понять её глубину и объяснить её значение. Точно так же, как у Юнга был переломный момент в 1916 году, у ФКД — в 1974 году. ФКД утверждал, что его видение 2-3-74 было связано со всей его «интеллектуальной жизнью» (2011, стр. 4636). Так же, как работа всей жизни Юнга была разработкой «Семи проповедей», работа всей жизни ФКД была «перерастанием и выражением» (там же, стр. 4636) его опыта 2-3-74 в форме его научно-фантастические романы.

Принимая во внимание, что гностическое видение ФКД кратко изложено в его книге «Tractates Cryptica Scriptura» (в переводе с латинского «Трактат о скрытом писании»), оно более полно сформулировано в «Егзегезе Филиппа К. Дика» (там же). Экзегеза для ФКД, то же что «Красная книга» для Юнга. Так же, как «Красная книга» была попыткой Юнга вновь открыть свою потерянную душу, ФКД чувствовал, что он обрел свою душу благодаря исследованиям, описанным в «Эксегезе» (там же, стр. 4018).

Юнг (1962) утверждал, что его последняя крупная работа, Mysterium Coniunctionis (1955-56), была его magnum opus (главным произведением лат.), но с точки зрения любого, обладающего более мистическим или метафизическим интересом к его работам, и, конечно, с точки зрения его гностического видения, настоящим magnum opus была «Красная книга» (2009) и, в частности, «Семь проповедей». Аналогичным образом, ФКД утверждал, что его magnum opus был «ВАЛИС», в то время как, поскольку он излагает там свое уникальное гностическое мировоззрение, и работу своей жизни, было бы более уместно считать его magnum opus «Экзегезу». Время от времени, читая «Экзегезу», он чувствует себя вдохновленным; в других случаях это похоже на работу одержимого человека. Сам ФКД описывает это как «скрытый поступок помешанного человека» (2001, с. 23). С одной стороны, это может выглядеть как работа кого-то, кто уступил гордыне, а с другой стороны, может казаться продуктом кого-то, находящегося во власти психологической инфляции. В юнгианской психологии мана-личность — это термин, используемый для описания, завышенного эго, что идентифицировалось с архетипом таким образом, который можно охарактеризовать вторжением из коллективного бессознательного. Возможно, ФКД писал от имени своей мана-личности; в «Экегезе» он часто упоминает «ВАЛИС», как вторжение в этот мир. Тем не менее, независимо от того, что завладело им, «Эксегеза» повсюду пронизана искренней попыткой понять и объяснить опыт «2-3-74» и полноту его значения. Несмотря на отсутствие формального образования, ФКД обладал обширными знаниями различных религий, традиций мудрости и философии. Следовательно, в дополнение к гностическому мировоззрению, «Экзегеза» опирается на множество источников — христианство, даосизм, буддизм, платонизм, неоплатонизм, герметизм и другие. Поэтому можно утверждать, что я проигнорировал эти другие влияния и был очень избирательным, лишь подчеркивая особенности видения ФКД, которые соответствуют гностическим идеям. Действительно, и я защищаю это на том основании, что почти невозможно определить, в чем заключается его окончательная позиция. Написанное ФКД в его «Экзегезе» часто парадоксально, что совершенно уместно, учитывая невыразимую природу загадок, которые он стремится исследовать; однако в других случаях просто противоречиво, когда он перерабатывает различные аспекты своего видения. ФКД признает, что его «… разум беспокоится и суетится, противоречит сам себе, приходит к выводам, а затем произвольно отбрасывает их; экзегетика не строит. Накопительного фактора нет» (2011, стр. 12010). Поэтому любые предварительные выводы, которые он рисует на последних страницах «Экзегезы», кажутся, не более «окончательными», чем те, которые предлагаются на начальных страницах. Справедливости ради, вероятно ФКД, никогда не намеревался публиковать «Экзегезу», в какой-то момент отклоняя её как «стопку куриных каракуль высотой в три фута, которые никому не нужны» (стр. 8949). Следовательно, у читателя остается достаточно свободы действий, чтобы сделать из этого то, что он пожелает, и все, что пытается сделать настоящая работа, — это показать, что большая часть его видения в значительной степени соответствует гностикам. В одной из записей он утверждает, что то, что он описывает как «герметическую гилозоическую космологию» итальянского философа Джордано Бруно (1548-1600), является контекстом, в котором он может лучше всего понять свой опыт. В результате он объявляет Бруно своим «главным человеком» (стр. 8071). Он утверждает, что работа его жизни состояла в том, чтобы «восстановить гностический гнозис в мире в трешевой форме [т.е. в своих научно-фантастические романах]» (стр. 8587), и что работа «представляет неизменную космологическую схему в соответствии с запрещёнными (гностическими) учениями »(стр, 5891).

Подобно Юнгу, ФКД был невольным гностиком и отчасти не хотел признавать, что его так характеризуют. Он отмечает (1978), что его «обвиняют» в сочувствии гностическим идеям, обвинение, которое он предварительно принимает, прежде чем сухо отметить, что в прошлом он был бы сожжен на костре за свои еретические идеи. В своей «Экзегезе» он утверждает, что любой, кто был знаком с гностицизмом, считал бы его гностиком, на что реагирует: «Я не доволен этим» (стр, 4370). В другом месте он утверждает, что объяснение видения происходит от откровения и «не вписывается в модель» (стр, 6831), в которую он предпочел бы верить. Тем не менее, несмотря на любое беспокойство, которое он, возможно, испытал при мысли о том, что его метафизика является гностической, он неохотно признает, что он слишком далеко в гностицизме, чтобы «отступать» (стр. 5761), и, таким образом, он явно, хотя и неохотно, принимает что его видение в «2-3-74» является гностическим. В своей «Экзегезе» он заявляет, что выполнил свою назначенную задачу, и его сущность — это гностический гнозис (стр. 8248). Таким образом, можно увидеть некоторые поразительные параллели между гностическими работами Юнга и Дика (рис. 2). У обоих был мистический опыт, вызванный тем, что можно назвать только паранормальной активностью. У обоих были гностические видения в результате этих переживаний, которые сформулированы в относительно коротких текстах, «Семи проповедях» и «Cryptica Scriptura». Оба общались с бессознательным, особенно через сны, и утверждали, что их видения были результатом откровения, а не размышления. Оба провели остаток своей жизни, пытаясь понять и объяснить свои гностические видения.
В оставшейся части этой книги мы рассмотрим соответствия между их видениями более подробно.

Рисунок 2, Краткое изложение гностических работ Юнга и ФКД.