Дуглас Стюарт
Апокалипсис вынужденных гностиков
Глава пятая
Архонты и архетипы
«Ибо мы боремся не против плоти и крови, но против княжеств, против сил, против правителей тьмы этого мира, против духовного зла на высших постах.» «Послание к Ефесянам» 6:12, KJV
В резком контрасте с иудейско-христианской традицией, согласно которой Бог создал этот мир, гностики утверждали, что этот мир был создан не трансцендентной, окончательной божественностью, а внебрачным сыном Софии, Демиургом и его приспешниками, архонтами. Archon — это английская форма греческого слова arkhon, которое означает «лорд» или «правитель». В гностической традиции, архонты были созданы Демиургом, чтобы управлять материальным миром и его обитателями. В Библиотеке Наг-Хаммади единственным текстом, посвященным исключительно теме архонтов, является «Реальность правителей» («Природа правителей» или «Ипостась архонтов»). *
Согласно исследователю сефитского гностицизма Джону Д. Тернеру (2007), явный подтекст этого названия заключается в том, что «правители» в гностической космологии, Демиург и его архонты, фактически считаются реальными. Гностики считали существование архонтов по существу реальным также, как и Юнг вторивший им два тысячелетия спустя словами о реальности зла. В «Тайной книге Иоанна» София, последний и самый нижайший из эонов, исходящих от Плеромы, хочет зачать мысль от самой себя. Однако она делает это без одобрения Духа и без согласия ее к мужской пары. Получившийся бастард был несовершенен и деформирован. Он описан как невежественная тьма с телом змеи и головой льва (рис. 5). Стыдясь за то, что она сделала, София отвергает свое потомство и выбрасывает его из Плеромы, где никто из других эонов не видит его. Она окутывает его облаком, чтобы его мог видеть только Святой Дух, Мать Живых. Она называет своего ребенка Ялдабаоф. В свою очередь, Ялдабаоф, Демиург, объединился с недомыслием (aponoia) внутри него и создаёт архонтов. Не имея света от Духа свыше, Ялдабаоф и архонты создали первого человека по образу Божьему, но по подобию самих себя, чтобы человек дал им свет. Архонты вылепили физическое тело человека, но долгое время он был неодушевленным и не мог двигаться. Тем временем София раскаялась и хотела восстановить силу, потерянную при зачатии Демиурга. Впоследствии ангелы с небес посылаются вниз и советуют Демиургу вдохнуть дух, который он получил от своей матери Софии, в лицо первому человеку, чтобы тот поднялся. Демиург сделал это, потому что он невежественен и, как следствие, потерял свою власть над человечеством. Завидуя тому, что первый человек был более умным и просвещенным, чем они, а также не пребывал во зле, архонты бросают человека в глубины материального мира. Короче говоря, ключевым моментом является то, что Демиург и
архонты создали человечество, чтобы дать им то, чего им не хватало, свет Святого Духа. Человечество было создано как пища для архонтов. Смит (2008) описывает архонтов как «ужасный аналог духовных эонов … злых миньонов Демиурга» (стр. 22) и далее отмечает, что символика ребенка — бастарда Демиурга уместна двумя способами. Он не только незаконен в смысле отсутствия отца, он также незаконен в том смысле, что что-то в корне неверно в его существовании. Этот недостаток является нарушением гармоничного баланса противоположностей в Плероме, символизируемого мужским / женским дисбалансом, когда София зачала без своей мужской пары. Дисгармония далее символизируется тем фактом, что тела архонтов гермафродитны. Они одновременно мужские и женские, но не полностью, что указывает на нарушение гармонии мужской / женской сизигии, и противоположности начинают расщепляться. «Откровение Адама» учит, что Демиург и архонты «разъярили нас» (Мейер, 2007, с. 347). Следовательно, мы стали двумя существами, то есть мужчиной и женщиной. Таким образом, архонты ответственны за разделение первоначального андрогинного единства Плеромы на двойственность сотворенного мира. Созданные бастардом последнего эона от Софии, архонты далеки от источника Плеромы и обитают в предельном пространстве в его низовьях, прямо на пороге сотворенного мира. В результате архонты вторгаются в наш мир и оказывают на него влияние. Согласно «Первому Откровению Иакова», этот мир является местом обитания многих архонтов.
Перспективно, а также несколько политически, ученый гностицизма, Никола Д. Льюис (2013), отмечает, что слово «архонт» происходит от греческого обозначения работы политического правителя, а также отмечает, что язык гностических текстов описывал «тех, кто угнетает нас через порабощение наших умов» и похищение наших аппетитов также носит политический характер» (стр. 135). (Использование слова «аппетиты» кажется уместным, учитывая, что архонты питаются нами.) Она предполагает, что использование гностиками термина «архонт» может передавать глубокое политическое послание, и что мнение гностиков заключалось в том, что наши враги — это «те, кто на высоких постах». Намекают ли гностики — и, возможно, Льюис — на то, что архонты контролируют, обманывают, оскверняют и заключают в тюрьму человечество через посредство лиц, занимающих высокие политические посты? «Реальность правителей» цитирует апостола Павла, который учил, что наша борьба не против плоти, но против авторитетов мира и духов зла на высших постах. Некоторые комментаторы, те, кого неизменно именуют «теоретиками заговора», утверждают, что есть скрытая повестка дня у низменного тайного правительства, что стремится к полному порабощению человечества. Гностики не согласятся; человечество всегда рождалось в рабстве. Матрица, которая является нашей реальностью, уже закрыла нам глаза, чтобы скрыть нас от правды.
Одним из фундаментальных моментов, которые следует отметить в отношении архонтов, является то, что их полномочия ограничены. Реальность Правителей учит, что ошибочно думать, что архонты имеют над нами власть. Архонты не способны «пересилить корень истины» (Мейер, 2007, ст. 196). Текст гласит, что Неподкупность смотрела сверху вниз, и архонты тьмы были очарованы ее изображением, отраженным в низовье вод. Однако они были бессильны схватить ее, потому что у них была лишь душа, а те, что с душой, не могут завладеть теми, у кого есть дух. Архонты не могут осквернить гностиков, которые осознали свою духовную сущность и обосновались в Плероме, где обитает девственный Дух, тот Дух, что превосходит архонтов и хаос их испорченного мира. Для гностиков семя Плеромы внутри каждого человека более могущественно, чем агенты тьмы, и те, чья жизнь исходит с места чистого (девственного) Духа и пребывают в истине, находятся вне влияния архонтов. «Блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога» (Матфея 5: 8, KJV). Льюис (2013) комментирует, что, хотя архонты «могут вредить нам, притеснять нас, осквернять нас, сажать в тюрьму и порабощать нас» (стр. 135), они могут применять свое насилие только к нашим телам; они не могут навредить нашему духу. Можно добавить, что в дополнение к нашим телам архонты могут в равной степени и, что гораздо важнее, вредить нашему уму и душе. Дух, с другой стороны, безупречен, невосприимчив, нетленен и бессмертен.
Из-за своих ограниченных полномочий архонты вынуждены контролировать человечество путем обмана. Например, «Евангелие от Филиппа» учит, что архонты хотели обмануть людей, потому что они завидовали родству человечества с тем, что действительно благостно. Поэтому, обманывая, они взяли слова добра и присвоили им то, что дурно, чтобы связать добрые слова с тем, что не хорошо. Они делают это для того, чтобы взять и поработить свободных людей. По мнению ФКД, сила архонтов — не что иное, как «простая окклюзия» (2008). Говорят, что величайшим достижением дьявола было убедить людей думать, что он не существует. То же самое можно сказать и о Демиурге и архонтах.
*«Reality of the Rulers» («The Nature of the Rulers» или «The Hypostasis of the еArchons») https://bibliotecapleyades.net/nag_hammadi/hypostas.htm
Гностический Демиург и архонты прямо не упоминаются в «Семи проповедях». Однако фигура Демиурга косвенно появляется в представлении Юнга о гностическом боге Абрамсе, которого Юнг вновь представляет в ответ мертвым, кому и адресованы «Семь проповедей», когда они просят дать наставления по вопросу о Боге. Юнг заимствует имя Абраксас от Василида, который считается одним из великих гностических учителей второго века и которому Юнг псевдо-эпиграфически приписывает «Семь проповедей». Сохранились лишь фрагменты писаний Василида, и, как следствие, мало что известно о нём как о человеке, или о его учении, и это может быть одной из причин, по которым Абраксас Юнга заметно отличается от немногих сохранившихся подробностей, представленных Василидом. Для Василида Абраксас был лидером низшего класса ангельских существ, происходивший от Плеромы (Рудольф, 1987), и считался всецело добрым. С другой стороны, Юнг, несмотря на то, что на него повлияло мало известное от Василида, представляет обновленного Абраксаса в «Семи проповедях», Бога, которого человечество забыло или, точнее, от которого отреклось. Для Юнга Абраксас является высшим богом, хотя его не следует путать с конечной Божеством, Плеромой, и первым излучением от Плеромы в системе Юнга. Любопытно неоднозначная фигура, Абраксас – его двойственная природа, воплощающая как добро, представленное Богом, так и зло, представленное дьяволом. Юнг чувствовал, что односторонний (т. е. всецелый Бог) богообраз иудео-христианства был неполным и не мог больше оставаться устойчивым, как одноногий стул. Согласно Юнгу, для того, чтобы богообраз был реальным, ему требовалась компенсационная тень, потому что все существующее отбрасывает тень. Богообраз отбрасывает тень, дьявола, который так же велик, как и он сам. Для Юнга и Бог, и дьявол были настоящими, и не может быть одного без другого. Созданный так же, как и создатель, Абраксас отличается от конечного Божества, но тем не менее, не может быть полностью отождествлен с миром, и поэтому, подобно архонту, существует в предельном пространстве между Плеромой и творением. Для Юнга Абраксас — это Демиург.
Как отмечалось выше, гностическая космогония Юнга основана на разграничении противоположностей и, как и в некотором роде, не совсем окончательно созданная жизнь, так и Абраксас ничем не отличаясь от неё, возникает как соединение Бога и дьявола. Юнг описывает полярные противоположности природы Абраксаса как ничто и все, вечную пустоту и вечную полноту, вечную тьму и вечную яркость, высокое и низменное, старое и молодое, да и нет. Однако, в отличие от сизигий Плеромы, в которых противоположности взаимно уничтожают друг друга, Бог и дьявол противостоят друг другу в образе Абраксаса.
Другая важная полярная оппозиция, воплощенная в Абраксасе, та что еще более отличает Абраксаса Юнга от гностического Демиурга, состоит в том, что помимо того, что он является эманацией существа из высей Плеромы, Абраксас одновременно является «монстром преисподней» (Юнг, 2009, стр. 521), с низким сознанием и примитивным осознаванием, которое поднимается из глубин бессознательного. Кроме того, Юнг определяет качество «эффективности» как отличительный признак, а также связь, объединяющую Бога и дьявола в образе Абраксаса. Именно эта эффективность Абраксаса дает и Богу, и дьяволу способность действовать в сотворенном мире. Символически Абраксас обычно представлен с головой петуха, человеческим телом и хвостом змеи (рис. 10). Таким образом, Абраксас — это фигура, которая воплощает и объединяет противоположности, Бога и дьявола, добро и зло, Небеса и Землю: противоположности, которые сталкиваются в опыте человеческого бытия.
Юнг считал, что Абраксас, будучи, не просто теологической концепцией или простым метафизическим умозаключением, выходящей за рамки человеческого опыта, может быть испытан внутри психики. Такое столкновение Юнг описал как нуминозное, однако, вместо того, чтобы ссылаться на опыт трансцендентальной предельной реальности, он имел в виду опыт, который накапливался из глубин бессознательного (Штейн, 2014). Чтобы испытать нуминозное, нужно столкнуться с mysterium tremendum etascinans (ужасной и захватывающей тайной), и удивительной, и ужасной в равной степени. Встретиться с Абраксасом — значит испытать нуминозное во всей его ужасной тайне. Помня о необходимости принять обе стороны противоположностей, Юнг утверждал, что Абраксаса следует уважать как за очарование, которое он вызывает, так и за всю его ужасную тайну. Учитывая двойственность его природы, что он и Бог, и дьявол, Абраксаса нельзя не бояться и не любить, но, как это ни парадоксально, при этом необходимо и бояться, и любить (Юнг, 2009). Тем не менее, Абраксаса не нужно ни искать, ни отвергать, поскольку, подобно завесе обмана архонтов — и Матрице — Абраксас окружает нас со всех сторон и будет искать нас. Вместо этого Юнг выступает за средний путь, сбалансированный между полюсами противоположностей: путь, который он сравнивает с распятием, сопровождаемый страхом быть поверженным
(там же.). В гностическом видении Юнга распятие означает напряжение между полюсами противоположностей.
Рис. 10 Гностический бог Абраксас
Несмотря на то, что в «Семи проповедях» нет упоминания об архонтах, можно провести параллель между ними и психологической концепцией Юнга об архетипе. Стратфорд (2007) описывает архонтов в их психологическом аспекте как «… силы, которые удерживают нас в искусственно построенной системе; ложная реальность телевидения, злословия и коррупции, потребительства и жадности. Архонты — это «силы, которые будут»; все те идеи, которые отделяют нас от жизни всецело и правдиво, от социальной справедливости, от сострадания» (стр. 45). По словам апостола Павла:
«Ибо, я делаю, то что не позволяю; ибо, то чего я хотел бы, того не делаю; но то, что я ненавижу, то и делаю я. Если я делаю то, чего не хочу, я даю согласие закону, что это хорошо. Теперь это уже не я делаю, а грех, живущий во мне. Ибо я знаю, что во мне (то есть во плоти моей) нет ничего хорошего, ибо воля присутствует со мной; но как выполнить то, что хорошо, я не нахожу. Ради блага, которого я желаю не делаю, но ради зла, которого не желаю, делаю.» (Римлянам 7: 15-19, KJV)
Психологически архонты — это все те силы, которые мешают нам делать то, что мы хотим или знаем, что мы должны делать, и заставляют нас делать то, чего мы не хотим или знаем, чего не должны. Эти силы являются негативными аспектами архетипов. В юнгианской психологии архетип (от греческого «архетип», означающий примитивную модель или исходный паттерн) — это исконный универсальный ментальный образ, который, как считается, был унаследован от самых ранних предков человечества и, как считается, существует в коллективном бессознательном и, следовательно, доступен, хотя и косвенно, индивидуальной психике. Проще говоря, архетипы представляют собой человеческую психологию так же, как инстинкты человеческую биологию; однако это вряд ли отдает должное концепции. Хотя они не могут быть непосредственно испытаны, архетипы оказывают свое влияние из глубины коллективного бессознательного и предрасполагают человека вести себя определенным образом. Иначе говоря, архетипы — это психологические схемы, которые моделируют поведение человека.
Крайне важно понять концепцию архетипов Юнга, заключающуюся в том, что они могут лишь придать форму, а не содержание человеческому опыту. Архетип обеспечивает психологический паттерн, и субъективный опыт индивида заполняет его. Это пустой образец архетипа, который унаследован от коллективного бессознательного, а не от содержания. Например, под влиянием архетипа героя человек может чувствовать себя вынужденным действовать, вполне, героически. Если на это психологическое побуждение не воздействовать, то психика может ответить компенсирующим сном о герое, однако это будет не сам геройский архетип, появляющийся во сне, а его символическое представление в виде конкретного героя, например, Джеймс Бонд для одного человека и Александр Великий для другого. Для Юнга было различие между архетипом как таковым и разнообразными репрезентативными выражениями, которые он мог иметь в индивидуальной психике.
Архетипическая теория Юнга имеет свои корни не только в теории идей и форм Платона, но, что, возможно, более важно, также в рассуждениях немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804) о различии между феноменом и ноуменом. Кант рассматривал ноумен, сущностную вещь в себе, как полностью трансцендентный объект, который совершенно непостижим для чувств, но может быть воспринят только разумом. Напротив, явление — это вещь, или представление о вещи, как это может быть воспринято чувствами. Для Канта между ними существовала фундаментальная и непримиримая разница. Как я доказывал в своей предыдущей работе (Дуглас, 2016), существует четкая параллель между архетипом Юнга и ноуменом Канта и между представлением архетипа в его сознании и феноменом Канта. Однако следует отметить фундаментальное различие между теориями Канта и Юнга. Принимая во внимание, что для Канта расстояние между ноуменом и феноменом не может быть преодолено, для Юнга архетип как таковой парадоксальным образом непостижим по своей сути, но в то же время познаваем через его репрезентативное выражение в психике. Другими словами, архетип может быть испытан только косвенно.
В архетипической теории Юнга все архетипы имеют свои положительные и отрицательные стороны (1951) и, таким образом, способны оказывать как положительное, так и / или вредное воздействие. Подобно тому, как эоны и архонты составляют полноту Плеромы, архетипы составляют коллективное бессознательное. Другими словами, эоны и архонты гностических систем можно считать соответствующими духовными или метафизическими аналогами психологических архетипов, и, следовательно, способными оказывать влияние на психику человека, косвенно формируя, если не контролируя, человеческий опыт.
Юнг тоже так думал. В своем «Психологическом комментарии к «Тибетской книге великого освобождения» (1954) он утверждает, что боги являются архетипическими мыслеформами, мирные и гневные аспекты которых символизируют противоположности, то есть полярные противоположности положительного и отрицательного объединены в одну и ту же фигуру.
По мнению Юнга, это имеет прямую параллель с психологическим опытом, в котором нет позиции без соответствующего отрицания. «Где вера, там и сомнение; там, где есть сомнение, есть доверчивость; там, где есть нравоучение, там и искушение. Только у святых есть дьявольские видения» (стр. 123). Противоположности определяют друг друга; они одно и то же. Во всех отношениях коллективное бессознательное — и его обитатели, архетипы, как в положительном, так и в отрицательном аспектах — по сути, одно и то же, что и полнота Плеромы.
Как и гностики с их концепцией правящих властей, Демиурга и архонтов, которые держат порабощенное человечество в заключении в сотворенном мире, ФКД также думал, что наш мир контролируется злонамеренными властями, которые навязывают нам «псевдо-реалии» с помощью «очень сложных электронных механизмов» (1978). В статье с типичным причудливым названием «Как построить вселенную, которая не разваливается два дня спустя» (там же), ФКД полагает, что, вызвав в воображаемых фантастических романах целые воображаемые вселенные — вселенные, которым не развалиться через два дня — он в высшей степени квалифицирован, для утверждения, что правящие власти обладают удивительной силой создавать ложные вселенные в человеческом уме.
В своей «Экзегезе» он поясняет, что в соответствии с его акосмической перспективой мы не столько порабощены в ложном мире, потому что нет этого мира, но, скорее, мы порабощены очень реальной и злой сущностью. Согласно ФКД, мы живем в падшем мире, в который мы были брошены, и где мы стали марионетками по милости невидимого кукловода, который есть что угодно, кроме Бога. В результате мы вынуждены прожить свою жизнь «на надуманной стадии» (2011, стр. 6780). В одной записи «Экзегезы» ФКД размышляет о том, для чего служит этот мир, и в данном конкретном случае делает вывод, что ему все равно, достаточно понять, что цель не в наших интересах, и мы должны быть спасены от этого. Однако, в гностической манере, он позволяет себе предположить, что мы — не что иное, как источник энергии, используемый для питания этого падшего мира (стр. 6728).
В другом месте в своей «Экзегезе» ФКД рассказывает про сновидение о фермерской семье, детей в которой называют «прядильщиками». Сельскохозяйственные угодья очень старые и загрязненные тяжелыми металлами, а отравление вызывает слепоту у детей. Мальчик смотрит на солнце сквозь такую толстую лупу с какой только может сладить. Скоро он будет полностью слепым. ФКД интерпретирует прядильщиков как бессмертных, которые пришли в этот мир, отравились и потеряли способность третьего глаза — способность видеть другие миры — отсюда и необходимость в очень толстом увеличительном стекле. Солнце является символом Христа, и мальчик с огромным трудом видит Солнце / Христа, а абсолютная слепота означает, что люди больше не могут читать священные писания. Бог не прекратил передавать свое послание, но огни потускнели, люди ослепли и больше не способны воспринимать божественное откровение (стр. 13913). В качестве альтернативы, прядильщики могут рассматриваться как прядильщики этого мира, другими словами, архонты. Гностический Демиург считается слепым — одним из его эпитетов является Самаэль, что означает «слепой Бог», что еще более связывает прядильщиков и слепого ребенка с Демиургом и архонтами. Это говорит о том, что мы не только попали в отравленный мир, неспособные найти выход, но также несем ответственность за его создание. Тема того, что мы являемся также архонтами, одновременно создателями тюрьмы, тюремными надзирателями и заключенными, является тематикой, которая пронизывает большую часть «Экзегезы»; например, «правят тем, что правит» (стр. 6815).
Гностики видели мир иначе, чем мы сегодня. Они верили, что быть рожденным в этом мире — значит быть заключенным в тюрьму архонтами; уйти из этого мира значит стать освобожденным. Возможно, что в то время как нас учат праздновать жизнь и оплакивать смерть, гностики научили бы обратному; что мы должны оплакивать рождение в порабощении и праздновать освобождение из тюрьмы архонтов. Представление об этом мире как о тюрьме будет более подробно рассмотрено в следующей главе.