Эдвард Эдингер

Новый Богообраз

Глава 6 Парадоксальный Бог

Письмо Эриху Нойманну было написано десятого марта 1959 года в ответ на письмо от Нойманна к Юнгу. Аниэла Яффе в своей книге The Myth of Meaning упоминает о письме, которое Нойманн написал Юнгу. Она пишет, что после того, как Юнг отправил Нойманну черновик последней главы своих мемуаров, включающий его «поздние мысли» о смысле, в 1958:

[Нойманн] написал ему [Юнгу] письмо, выражающее своё общее согласие, и в то же время протест относительно отдельных пунктов. Ключевые пассажи [[письма Нойманна]] таковы: «Именно потому, что психе и архетипы со своим смыслом развивались в процессе естественной эволюции, их значение не является чем-то чуждым природе, но относится к ней с самого начала – так мне кажется. . . . Единственное, что остаётся под вопросом, это: Для чего творение? Ответ, что то, что сияет только само по себе, и пока не отражается, может сиять бесконечно разнообразно, очень стар, но удовлетворяет меня». (Яффе, 142)

Далее Яффе комментирует:

Юнг видел смысл во взаимоотношениях между углубляющимся самоосознанием человечества и развёртыванием Богообраза (метафорически формулируемые как «осознание Богом самого себя»); для Нойманна не существовало такого обратного действия на Бога, как и не существовало необходимости в этом действии. (142f.)

Они [Нойманн и Юнг] имели значительную разницу во мнениях по одному из центральных вопросов, о котором и есть это письмо. Юнг пишет:

Вопрос: an creator sibi conscious est? [[Осознаёт ли Творец себя]] – это не «излюбленное размышление», но чрезвычайно болезненное переживание с почти не поддающимися подсчёту последствиями, о котором нелегко спорить. (1975a, 493)

Очевидно, Нойманн в своём письме к Юнгу назвал идею Юнга о не осознающем состоянии Бога «излюбленным размышлением». Это должно было быть крайне разочаровывающим переживанием для Юнга, когда один из его самых даровитых учеников не понимал и отвечал таким поверхностным образом, обыкновенно не свойственным Нойманну. Для Нойманна поверхностность не характерна. Это особенно должно было ранить Юнга.

Поднимается важнейший вопрос: Осознаёт ли Творец себя? Этот вопрос может быть раздроблен на два отдельных вопроса для его упрощения. Первый вопрос: Есть ли Творец? Не все допускают это. Второй вопрос: Если есть Творец, знает ли оно, что оно делает? Эта тема является небольшим примером того, как противоположные мнения начинают разрывать общество пополам, как конкретизировано в борьбе между креационистами и эволюционистами. В настоящий момент в нашей государственной школьной системе эта полемика действует определяющим образом на то, какие учебники по биологии будут использоваться. Существует очень серьёзный политический конфликт вокруг возможности предоставить креационистам полное право голоса по вопросу учебников по биологии. Есть две противостоящие фракции. Согласно креационистам, Бог создал мир и всё, что в нём находится, точно так, как описано в Библии. И, конечно, Он знал точно, что Он делал, без вопроса. Эволюционисты, с другой стороны, оперируют исходя из убеждения, что никакого распознаваемого замысла или намерения во вселенной нет за пределами человеческого эго. Жизнь возникла случайно из стохастического скопления молекул, которые удачно выстроились в некоторые очень примитивные вирусы, которые затем постепенно эволюционировали через более сложные синтезы в высшие формы через процесс естественного отбора и выживания наиболее приспособленных.

Глубинная психология придерживается третьего мнения, не как предмет веры, но как предмет разумного предположения, основанного на эмпирических данных глубинной психологии. У нас есть данные, которые позволяют нам предполагать, что существует трансперсональный центр замысла и латентной преднамеренности – то, что мы называем Самостью, которая также является создателем эго. Я соглашусь, что необходимо немалое допущение, чтобы из этих скудных данных установить наличие Творца мироздания; однако, у нас также имеются данные, указывающие на то, что манифестации психе выходят за пределы времени и пространства, и понуждают неорганические, материальные процессы участвовать в феноменах синхронии. На этом основании логично заключить, хотя бы, что Богообраз, лежащий в основе создания эго, может также лежать в основе создания мира. В любом случае, то, к чему мы здесь так издалека подходим, есть третья позиция, которая может превзойти и примирить конкретные упрощённости в позициях креационистов и эволюционистов.

Теперь перейдём ко второму вопросу: Осознаёт ли Творец себя? Юнг пишет:

Вопрос: an creator sibi conscious est? [Осознаёт ли Творец себя] – это не «излюбленное размышление», но чрезвычайно болезненное переживание с почти не поддающимися подсчёту последствиями, о котором нелегко спорить. К примеру, если кто-то проецирует самость – это является бессознательным актом, так как мы из опыта знаем, что проекции возникают только из бессознательности.

Incarnation означает прежде всего рождение Бога во Христе, отсюда психологическое постижение самости как чего-то нового, не существовавшего ранее. (1975a, 493-94)

Повторяясь, мы знаем, что «если кто-то проецирует самость – это является бессознательным актом, так как мы из опыта знаем, что проекции возникают только из бессознательности».

Что непосредственно следует из вопроса «Осознаёт ли Творец себя»? Он сопоставляет создание человека Богом с проекцией Самости человеком. Мысль заключается в том, что отношение Бога к человеку включает в себя проекцию Самости со стороны Бога. Напоминаю, что мы говорим антропоморфизмами, потому, что это единственный способ, с помощью которого мы можем говорить о таких вопросах. Когда Бог создает человека, Он создает его по образу Бога. Это означает, что Он сам, Бог, Самость, проецирует свой образ в человека, то есть эго. Согласно мифологической образности, когда Бог создает человека, Он создает сына или дочь как образ-реплику самого себя, которая несёт его образ. Наши Писания утверждают это недвусмысленно. Это соответствует ситуации с человеком. Когда родители создают биологического ребёнка, они создают новое существо, которое несёт их генетический образ. Они биологически проецируют в своего ребёнка генетический образ себя. В то же время, что-то происходит психологически. Что характерно, родители психологически также проецируют образ Самости на ребёнка – так, что ребёнок становится для родителей конкретно высшей ценностью, носителем вечных качеств, с мыслью о том, что этот ребёнок будет продолжать сущность родителя за пределами временного существования родителя. Проекция Самости родителя, архетип ребёнка, в конкретного ребёнка – это факт, с помощью которого природа так искусно обеспечила сохранение расы. Именно этот факт, когда речь идет, по крайней мере, о зрелых родителях, ведет к тому, что родитель жертвует собой, даже своей собственной жизнью, для выживания ребёнка. Всё благодаря тому факту, что ребёнок несёт проекцию Самости. Это также объясняет, почему архетипический образ божественного ребёнка является символом Самости, о чём мы точно знаем. Юнг говорит нам, что Бог действует подобным образом – Он генерирует существо, человека, проецируя свой собственный образ-Самость на человека. Тогда, как и человеческие родители, Он бессознательно ожидает, что человечество несёт будущее и высшую ценность для Него, так же как мы, родители, ожидаем, что наши дети несут будущее и высшую ценность для нас – по крайней мере, до тех пор, пока мы не становимся достаточно сознательными, чтобы выйти из этой роли. Если Бог был бы полностью осознающим, не было бы нужды в таких существах. Как говорит Юнг, бессознательность – непременное условие для проекции. У Юнга был сон на эту тему (1963b, 323). В этом сне он увидел НЛО, проецирующее его существование, и он во сне понял, что Бог – не наша проекция. Мы – проекция Бога. Следующая часть изложения такова:

Incarnation означает прежде всего рождение Бога во Христе, отсюда психологическое постижение самости как чего-то нового, не существовавшего ранее. Человек, созданный до этого – «существо», хотя и «сотворённое по подобию» Бога, и это подразумевает вывод о Sonship/Сыновности и [божественная жертва!] sacrificium divinum. Инкарнация это, как вы говорите, «новый опыт». (1975a, 494)

Это со стороны Юнга очень сгущенное утверждение. Он говорит, что оба эти события – изначальное создание человечества, подлинное создание Адама и Евы, и поздняя, намеренная инкарнация Бога во Христе – оба события были бы бессмысленны, если бы Бог полностью осознавал себя. Ему бы не понадобилось ни то, ни другое. Ему бы не понадобились эти человеческие зеркала, чтобы увидеть себя, если Он может видеть и без них. Следовательно, Богу необходим человек и Он инкарнируется в человеке с целью привести Себя к полной осознанности. Этот процесс очеловечивания производит эффект трансформации Божества. Первое, создание Адама и Евы, было первым уровнем инкарнации. Он инкарнирует свой образ себя. Написано, что Он создал мужчину и женщину в своем собственном образе. Во втором случае, в случае с инкарнацией во Христа, произошло более эксплицитное выражение этого самого феномена.

В письме к Бернету Юнг пишет: «нет осознанности без объекта» (1975a, 262). Также, в более позднем письме, к Котшниг, он пишет:

Более того, для нас невозможно предположение, что Творец, производящий вселенную из ничего, может осознавать что-либо, потому, что каждый акт осознания основывается на различении – к примеру, я не могу осознавать кого-то ещё, если я с ним идентичен. Если нет ничего вне Бога, всё – Бог, и в таком состоянии просто нет никакой возможности самоосознания. (1975a, 312)

Всё это указывает на то, что творение, человек, необходим Божеству для того, чтобы Божество могло стать осознающим себя: это ответ Юнга на высказывание Нойманна о том, что он попросту сел на своего конька, за своё «излюбленное размышление».

Хотя Божество не осознающее, это не означает, что всем правит случай. Юнг пишет:

Поскольку законы теории вероятностей не дают нам оснований предполагать, что высшие синтезы, вроде психе, могут возникать исключительно благодаря случайности, не остается ничего, кроме как постулировать латентный смысл, для того, чтобы объяснить не только синхронистические феномены, но и сами высшие синтезы. (1975a, 495)

Этот аргумент касается всех уровней органической жизни. Вся эволюционная история жизни даёт нам картину всё более и более высоких синтезов биологического существования, создаваемых в процессе эволюции. Это невозможно как следствие случайных событий. Это нарушает второй закон термодинамики, который относится ко всем механическим произвольным системам: энергетические системы стремятся достичь нейтрального уровня энтропии. Было бы невозможным чудом, если бы одна особенная область начала наращивать всё более и более высокие уровни энергии, если некоторая другая сила не вливала бы эту энергию в неё. По этой причине нам необходимо предположить наличие некоторой латентной, творческой намеренности, чтобы объяснить феномен исторической эволюции жизни, такой, какой мы её наблюдаем, не говоря уже о более высоких синтезах на уровне психологии, о которых Юнг здесь преимущественно размышляет.1

Поскольку творение без отражающей осознанности человека не имеет различимого смысла, гипотеза о латентном смысле наделяет человека космогоническим значением, настоящим raison d’etre. Если же, с другой стороны, латентный смысл приписывать Творцу как часть осознанного плана творения, возникнет вопрос: Зачем Творцу становиться режиссёром этого целого необыкновенного мира, если он уже знает, в чём он может отражаться, и зачем ему вообще отражаться, если он уже осознаёт себя? Для чего ему создавать рядом со своим собственным всеведением второе, меньшее, сознание – миллионы тусклых маленьких зеркал – когда он наперед знает точно, как будет выглядеть тот образ, который они отразят? (1975a, 495)

Тема – космогоническое значение самосознания. Это основа для нового мифа Юнга. Эта же тема отражена с другой точки зрения в письме к фрау N., написанном 28 июня 1956. Подстрочное примечание сообщает нам, что фрау N. – мать слабоумного ребёнка, и это всё, что нам необходимо знать, чтобы понять, о чём письмо. Оно содержит красивое описание того, что Юнг способен предложить человеку, которого постигло ужасное несчастье.

Я думаю, как и аналитики, что это особенно хорошее письмо, о котором не следует забывать. У меня два или три письма Юнга заложены закладками, поскольку я так часто их использую. Одно из них – его письмо к женщине, желающей совершить суицид, в котором он сообщает ей, почему он бы этого делать не рекомендовал. (1975a, 25-26, 278-79) Другое – это, потому, что оно показывает нам его реакцию и его совет относительно того, как справиться с таким ужасным ударом судьбы, как рождение умственно отсталого ребёнка. Как же ужасен удар, которому подвергаются родители, когда такое происходит. Конечно, то, что он может сказать, относится ко всем подобным несчастьям. Он пишет:

Трудно принять такую судьбу, которую вы описали. Совершенно независимо от тех нравственных достижений, которые это потребует, полное принятие очень сильно зависит от того, каково ваше понимание судьбы. Исключительно причинно-следственная точка зрения допустима только в области физических или неорганических процессов. Телеологическая точка зрения важнее в биологической сфере, и также в психологии, где ответ имеет смысл, только если он объясняет, «почему». Итак, бессмысленно цепляться за причины, поскольку они всё равно не могут быть изменены. Полезней было бы знание того, что следует делать с последствиями, и то отношение к ним, которое имеется или должно иметься у нас. Тогда сразу же возникает вопрос: Есть ли у события смысл? Имело ли в нём участие скрытое намерение судьбы, или воля Бога, либо же это было ничего более, чем «шанс», «неудача». (1975a, 310-11)

Насколько хорошо удастся вынести подобное несчастье, будет зависеть от того, как понимается судьба, в противоположность механистической причинной обусловленности. К примеру, мы можем быть достаточно уверены, что эта женщина, которая родила умственно отсталого ребёнка, наверняка измучила себя причинными вопросами. Что я делала во время беременности? Принимала ли я какие-то лекарства? Выпила ли слишком много алкоголя? Курила ли? Что я сделала? В чём причина этого? Это вечный круг эго, потому, что это единственные категории, в которых эго может мыслить, то есть категории причинности, механистической причинной обусловленности. Аристотель называл это действительной причиной, в противоположность конечной причине. Как говорит Юнг, необходимо иметь понятие о судьбе. Каким оно может быть?

В английском языке у нас для судьбы есть несколько слов: destiny, providence. У древних для неё было два достаточно ясных слова, каждое со своим подтекстом: heimarmene и moira. Heimarmene означает предопределённую судьбу, но в смысле принудительного влияния звёзд. Юнг говорит обо всей этой концепции heimarmene в Mysterium Coniunctionis, где он пишет, интерпретируя часть алхимического материала, «единство не подчинено heimarmene» (1955, par. 308). Другими словами, heimarmene – это судьба, на которую можно влиять при достаточной осознанности. Это не безвозвратная судьба. Это похоже на вовлеченность в родительские комплексы, не подвергающиеся разрешению. Heimarmene может быть изменена при помощи сознания.

Второй термин, moira,как правило, интерпретируется в значении рока. Его основное значение – участь, доля. Он соотносится с нашим представлением о той раздаче, которую мы получаем от божественного карточного дилера. Он даёт нам определённую руку, и нам приходится играть нею. Мы не можем отдать её обратно и получить новую – мы остаёмся с той, которую получили. Это наша доля. Согласно древней мифологии, даже боги, и сам Зевс в их числе, были подвергнуты moira. Moira выше самих богов – она персонификация судьбы, той, что предначертана над богами и людьми: неизменная судьба. Конечно, мы никогда не можем знать в конкретной ситуации, имеем ли мы дело с heimarmene или с moira, поэтому приходится действовать, предполагая первый вариант. Нам необходимо предполагать, что она может быть изменена сознанием. Когда мы сталкиваемся с a fait accompli, с несчастьем, которое уже произошло, тогда исчезает эта разница, и мы имеем дело с moira. Это наша установленная судьба. Если человек рождает умственно отсталого ребёнка, это moira.

Если принять совет Юнга о несчастьи и сказать себе, «Ну, это моя судьба», тогда задача состоит в том, чтобы принять эту судьбу. Распознавание этого события как судьбу – это первый шаг, поскольку тогда приходит осознание, что человек, с которым оно случилось, не был его причиной. Осознаётся то, что трансперсональная сила стала причиной события. Это был вопрос Иова – его поразило глубокое несчастье, и он не принимал советов своих утешителей принять на себя эту ответственность. Он упрямствовал, пока не нашел того смысла, который его удовлетворил. Во всех таких несчастьях необходимо найти смысл.

Если речь идёт о неосознающем Боге, тогда нельзя предположить, что несчастное событие, являясь атрибутом трансперсональной судьбы, может иметь предопределённый, осознанный смысл. Самое большее, что можно допустить, это что существует латентный смысл. Тогда, конечно, если событие принимается как часть судьбы, задача эго, возможно в сотрудничестве с бессознательным – бессознательное обычно даёт достаточно хорошие наводки к этому моменту – открыть смысл. Если смысл будет открыт, тогда человек сможет его принять, а пока смысл не будет открыт, человек его принять не сможет. Человек будет против него бороться. Он будет воевать с жизнью, с Богом, и со всей своей судьбой. Если же смысл и намерение могут быть распознаны, они могут быть приняты. Юнг развивает тему Книги Иова, говоря, что подобный «опыт Иова» в своей основе имеет следующий смысл: осознание того, что Бог не знает своего совокупного состояния, а заглядывая в это совокупное состояние, человек помогает Богу стать более осознающим. Такой смысл Юнг извлекает из Книги Иова, и это потенциально именно тот смысл, который любой человек может вынести из несчастья, которое его постигает. Конечно, его невозможно деспотично подсунуть человеку – такое осознание должно вырасти изнутри органическим образом. Если это случится, тогда несчастье может быть принято и усвоено.

Иов исполнил человеческую задачу отзеркаливания природы Бога Ему же. Как следствие того, что Он увидел показанным Ему в зеркале-Иове, Яхве был вынужден пройти процесс Само-трансформации, что одновременно является инкарнацией и вочеловечиванием. Он должен становиться – Он должен участвовать более конкретно в этом феномене отзеркаливания, который принес Ему эту осознанность, в феномене отзеркаливания, который есть человек. Опустошение Себя от своей божественности и вхождение в тело раба (раба, который есть зависимое человеческое эго, человек) – это Самопожертвование неосознающего Божества, которое участвует в человеческом сознании, в том, которое отзеркалило Его истинное существо для Него, и которое, в процессе этого участия, должно испытать то страдание, что характеризует человеческое бытие. Он делает это как Самопожертвование с целью трансформации Своей природы.

Юнг продолжает, вводя понятие цепи Нидханы:

Без человеческого сознания, в котором они могли бы отражаться, добро и зло просто происходят, или скорее, нет добра и зла, но только серия нейтральных событий, или то, что буддисты называют цепью Нидханы, той непрерывной причинной конкатенацией, которая ведёт к страданию, старости, болезни и смерти. Озарение Будды и Инкарнация во Христе ломают эту цепь через посредство просвещённого человеческого сознания, которое таким образом получает метафизическое и космическое значение. (1975a, 3)1)

Последнее предложение – одна из великолепнейших алмазных драгоценностей Юнгианской мудрости и действительно стоит обдумывания.

Озарение Будды и Инкарнация во Христе ломают эту цепь через посредство просвещённого человеческого сознания, которое таким образом получает метафизическое и космическое значение.

Что подразумевается под цепью Нидханы (см. ниже)? Она называется цепью страданий Нидханой, или Цепью Зависимого Происхождения.

Она является процессом, который Будда обнаружил, созерцая бедствия старости, болезни, страдания и смерти. Он спросил: «откуда они берутся?» Он отследил каждый ответ, который получил, через целую серию так называемых причин.

Слово Nidhana означает: причина, или происхождение. Двигаясь вперёд, а не назад (Будда открыл цепь, двигаясь назад, к причинам), цепь начинается ещё до отдельного существования, согласно буддийскому представлению, с avidya, невежества. Это слово также можно перевести как бессознательность. Все эти термины не уместны для современного мышления, и скорее здесь важна общая последовательность.

Невежество ведёт к действию или мотивации какого-либо рода. Действие ведёт к восприятию, некоторой смутной осознанности. Восприятие ведёт к концептуализациям, которые зовутся именем и формой. Имя и форма ведут к чувствам, которые обеспечивают контакт с объектами. Чувства ведут к самим ощущениям. Ощущение порождает желание или страстную тягу. Желание производит привязанность. Привязанность ведёт к становлению или существованию, иногда это переводится как период созревания. Становление ведёт к рождению. Как только вы рождаетесь, вы подвергаетесь болезни, страданиям, старости, смерти. После того, как вы рождаетесь, ваше бессознательное заставляет вас зачинать весь процесс снова, и так вы приводите к рождению новое поколение. И так оно продолжается – бесконечно. Это и есть цепь страданий Нидхана.

Одну значительную иллюстрацию цепи Нидханы можно найти в книге Джозефа Кэмпбелла The Mythic Image, она называется «Колесо Становления» (Campbell 1974, 400-401). Она представляет собой колесо, мандалу. Цепь страданий – крайний внешний круг. Самый внутренний круг имеет своим центром три базовые мотивации человеческого существования, представленные свиньёй, петухом и змеем – невежество, желание и власть. Это – три основные мотивации естественного существования. Вы заметите, что мандала триадическая. Она основана на числе три. В центре три животных, а больший круг разделён на шесть сегментов. Это отражает целостность жизни, как она видится с точки зрения эго, а не с точки зрения Самости. (В Главе 8 архетип Троицы обсуждается более подробно, включая один из важнейших символизмов числа три – эгостность.) Эта картина изображает то, что цикл естественного эго в пространственно-временном существовании является порочным кругом, пыточным колесом, подпитываемым невежеством, страстью и властью. Она также является мандалой, изображением неосознающей Самости, изображением неосознающего Божества, отраженного через опыт эго. Эта картина изображает то, как обстоят дела, пока эго идентифицируется с этим неосознающим состоянием. Только осознанность приносит освобождение. Как говорит Юнг:

Озарение Будды и Инкарнация во Христе ломают эту цепь [страданий] через посредство просвещённого человеческого сознания.

Начало цепи – бессознательность. Именно в этом месте цепь рвётся осознанностью. Будда увидел цепь. Он нашёл Архимедову точку вне этого круга, что позволило ему увидеть весь круг целиком. В процессе созерцания всего круга он его сломал. Он больше не заключён в нём. Он больше не является рыбкой, плавающей в пруду. Цепь страданий повторяет себя бесконечно, пока отсутствует объективная осознанность. Это похоже на огненное колесо пыток Иксиона в греческом мифе. Он вечно должен вращаться на этом колесе благодаря своей бессознательной идентификации с Самостью. С помощью озарения Будды человечество искупляется или освобождается от идентификации с этим неосознающим Божеством. Подобное искупление происходит в случае с инкарнацией во Христе, потому, что инкарнация во Христе происходит как следствие озарения Иова. Как и Будда, Иов увидел неосознающее Божество в Его полноте. Он увидел заднюю сторону Яхве. Он увидел картину целиком. Он нашёл Архимедову точку вне пределов Божества. Он также увидел Бегемота и Левиафана, как Будда увидел змея, петуха и свинью в центре естественного существования. Результатом озарения Иова тогда стало то, что Яхве пришлось инкарнироваться и вовлечь Себя в Самопожертвование для того, чтобы стать человеком и подвергнуться очеловечиванию. Следовательно, озарение Будды и озарение Иова, идентичные, и инкарнация во Христе – все являются аспектами одного и того же психологического феномена. Такого поразительного озарения нелегко достичь.

Такой вид созерцания, конечно, это чудо человеческого обнаружения Архимедовой точки. Будда нашел её. Он испытал просветление, но его последователи, хотя изучали его учения и подражали ему, не испытали. Мне говорил знающий человек о школах буддизма, что вопрос о том, в каком месте освобождаться от цепи, приводит к образованию различных школ, то есть, в одной – невежество, в другой школе – желание (аскетическая школа, отречение от желания). Будда испытал аскетизм и понял, что это – не тот путь. Тем не менее, одна из школ атакует цепь в месте звена желания. Таким образом не выйти из круга. Пока идёт борьба с одним из звеньев, человек всё ещё находится внутри.

Может ли человек увидеть свою собственную жизнь внутри системы судьбы? Много лет назад – 29 октября 1956 года, если быть точным – я увидел сон, который называю сном судьбы. Мне представилось интересным образом то, как детерминизм, который предполагает судьбу, и свобода воли вступают между собой во взаимодействие. Это часть более длинного сна – некоторые детали опускаются ради краткости.

Я был в странном и чужом мире, исполненном конфликта и интриги. Два уровня действий, казалось, происходили одновременно. На одном уровне я чувствовал себя узником ситуации и тех людей, которые в ней участвовали. С другой стороны, я чувствовал, что меня заставили играть главную роль в важной драме. Во время сна я чувствовал, что я когда-то уже прочел весь сценарий и сюжет в научно-фантастической книге, но никак не мог их вспомнить. Я придумывал диалоги по ходу действия, поскольку не знал своих строк, но казалось, у меня очень хорошо получалось. Я вёл себя естественно и спонтанно. Я считаю, что мне помогло то обстоятельство, что я однажды читал эту историю, и когда возникала каждая ситуация, она вызывала резонанс в моей памяти, что мне и помогало. В ключевой момент у меня возникает осознание. Я сообщил людям, которые меня окружали, что у меня легкий насморк. Те, которые меня окружают, показывают мне, что они смертельно боятся быть зараженными моими микробами, если я буду говорить в их сторону. Они съёживаются, отодвигаясь в страхе от меня. При этом я с радостью понимаю, что свободен, и более не являюсь их узником. Я танцую небольшую джигу и говорю, «Прыгающий Иосафат». Даже во время этого волнующего открытия, которое, я был совершенно уверен, означало настоящую свободу, я понял также, что это было частью предопределённой постановки. Я должен был быть поначалу озадачен и неуверен, а затем внезапно свет должен был пролиться на меня. Я играл роль идеально именно потому, что жил в ней в то же самое время. Таким образом, мой опыт был полностью реальным, полностью естественным, спонтанным и, тем не менее, являлся частью постановки или истории, в которой я играл роль, которую когда-то читал, но забыл.

Основная тема моего сна – тема детерминизма супротив свободы выбора. Если судьба контролирует нас полностью, свобода воли не существует, это просто иллюзия. Это соотносилось бы, с одной стороны, с чувством, что я был узником. Но с другой стороны, мои пленители смертельно боялись моих слов. Моё слово имело силу. Это сообщало опыт свободы. Я был убеждён, что я свободен; у меня было радостное переживание бытия свободным, и того, что я не являлся узником детерминизма. Тем не менее, я не мог отделаться от ощущения, что я также жил в истории, которую уже расписали. Эти противоположности действительно примирились во сне, настолько, насколько это вообще возможно в человеческом сознании. Я думаю, что это интересный пример того, как бессознательное включается в проблему судьбы супротив свободы.