Часть 2.

Джек Парсонс

Песни для Колдуньи

НЕВРОЗ

О, бледнолицый, спящий в темноте

Ткач паутины и молчанья ночи

Среди роскошных сумерек цветов,

Где призрачные пауки украдкой

Подкрадываются прямиком к глазам,

Закрытым плотно.

Гирлянды тусклых лжей в сырой лагуне,

И полуправда, жирная от тайны,

На слабых крыльях унесется

Ветром.

Развалины, заросшие кошмаром,

Теряют силу, словно сухостоя

Стволы,

Звучит забытая пластинка

В покинутом поместье.

От ветра хлопают рассохшиеся ставни.

Высовывается кое-кто наружу

Заметив знаки глубоко зарытой

Весны убитой.

О бледнолицый, пораженный ночью,

Ткач паутины, лжи и отговорок.

Ночные мотыльки вокруг летают

Закрытого как лепестки, лица.

ПРОЩАЙ, ДАЛЕКАЯ!

Забытая, приди,

Знакомая, прощай!

Ты есть в любой стране,

В которой нет меня.

Летящая как пух,

Ты ветер не смущай,

Как лето легкая,

Плыви закатом дня.

Улыбки и волос,

Прекрасных рук и ног,

Что я нигде не знал

Приходит сообщенье.

Я никогда не брел

Пространством тех дорог,

Где твой остался след,

И я не знал общенья

С чудесным существом,

Со звездами небес,

С гусями в облаках,

И с полыми холмами.

С любовью истинной,

Что не бывает без

(Прощай, далекая!)

И счастья и страданий!

ПАССИФЛОРА

Куда идешь ты матушка-мать,

Зачем тебе в темную чащу?

Где царь-трава и клевер растут,

А филин ухает чаще.

Я собираю растения, сын,

И цветы для любимой дочки.

В руке моей прах, он еще не остыл.

Послужат мне верой цветочки.

Зачем тебе матушка волкобой,

Лавровишня и черемица?

Была чиста и как ландыш бела,

С рябиновой челкой сестрица.

Три раза она позвала Князя тьмы

На площади в красном огне.

И один раз позвала свою мать,

А цветочки послужат мне.

ЦАРЬ ДАВИД

Он жертву искупленья положил

пред Иудеей не за ту подстилку –

Возлюбленную шлюху, любодейку,

Которая не лыбится с постели.

Ни восемь юношей, висящих под дождем,

Омытых гневом праведного бога,

Ни плач Меровы по ее сынам,

Ни Михаэля плач по урожаю.

Не искупил ни грязных рук, штанов кровавых,

Ни бороду, колышимую ветром,

Ни молнию, пронзившую внезапно,

Забытый гром затерянных холмов.

Ни даже рослого, задиристого сына,

Нахмуренного темного красавца,

Лежащего в крови вблизи Хеврона

Не искупил он – но лицо юнца,

С безумными глазами, что все понял.

ЭДЕМ

Был сад открыт для четверых,

Не для двоих, как говорят.

И с той поры, и с той поры

Весь мир похож на этот сад.

Там был Адам, была Лилит,

Был Сатана, и Ева-мать.

Адам одну Лилит любил,

А к Еве начал остывать.

Влюбилась Ева в Сатану,

Самовлюбленного. Вдвойне

Лилит влекла себя одну

В полночной тишине.

Всех четверых Господь любил,

Что было странно и нелепо,

Поскольку в этом всем вертепе

Никто Его не возлюбил.

АМБРОЗ БИРС

А сейчас горько
Я смотрю на Бога
Иалдабаофа
Ироничный, мстительный, и гротескный,
Он называет себя Панчо Вилья,
Но я знаю Его
того, кто заставил Хэлпина Фрейзера побеспокоить[1]
прах своей матери на уединенном кладбище
И я взят на небо живым,
проклятье!

ГАРПОКРАТ

Как изощренно бледная макака

Плетет инцестуозную ловушку

Желания, улавливая бога

В нейронную пустую мышеловку

Несбывшихся надежд, любимых мертвых.

Так существо морское выползает

Из раковины, скроенной на диво –

Оплота ада, призраков и страха.

Ища всегда, ища везде причину,

В прошедшем – бывшее, а в моментальной

Потере осознания пучину

Трансцендентального.

От одиночества твоя душа летальной

Становится, но слышу, как поёшь

В глухой каморке, темной и печальной

О небесах, и пробирает дрожь.

ЛЕСБИ

Я наверное должен вас ненавидеть,

Тех, чьи алые рты мрачнее ненастья.

Тех, надменных, но мне привычно видеть

Боль и печаль невыносимой страсти.

Да, я познал безнадежную страсть и безумье,

Жажду желанья, которому нет оправданья,

Похожего на сиянье луны, на серую гладь океана,

На невероятный цветок в ледяном одичаньи.

Поэтому я обожаю вас, сестры по горю,

Тех, кого нежность и боль раздирают на части,

Кто вызывает заклинанием счастья

Из ионийской пены богиню моря.

НОЧНАЯ ПЕСНЯ

Я увидел цыганку,

Идущую на завод,

Красную розу,

Плывущую по реке,

По черной реке

В гущу ада.

Странная песня послышалась мне

На восходящей звезде

Напеваемая в тюрьме,

Про тоску и горение

Из-за кладбищ ограды.

О цыганка налегке,

Роза в реке,

Звезда вдалеке

Что за засада?

ДОМ КОЛДУНЬИ

Я исчез в заколдованной чаще,

Я пошел за безумным ликом.

Догорает костер светящий,

Сумасшедшей луны улика.

Я прокрался во двор поэтов

Чтобы внять небесным дуэтам.

Собираются в черной пене

От звезды и эльфы, и феи.

И мерцают огни, блуждая,

Ведьмовской огонек и другие.

Если будущее встречаешь,

То трагична сна летаргия.

Если прошлое расплетаешь,

Просыпается ностальгия.

Здесь в подвешенной темноте

Небес, что уже не те,

Но станут опять небесами

Я вижу призраки сами,

Крылатые демоны ночи,

Предлагают мне царства и яства,

И принцессы флиртуют и ведьмы охочи

До меня и сулят мне богатства.

В воздушном замке, за стеклянной стеной

Я борюсь с паутиной, спорю с луной,

Но тень мою у меня за спиной

Медленно сокрушат

Как в пыльном чулане тикает смерть

Вечная часов круговерть,

Что опаздывают и спешат.