Введение. О Великой Богине

Джозеф Кэмбелл

Богини

Введение

О Великой Богине[1]

Многие трудности, с которыми сегодня сталкиваются женщины, возникают как следствие их перехода в новое поле  деятельности, ранее принадлежавшее мужчинам, для которого женских мифологических моделей не существует. Следовательно, женщина оказывается с мужчиной в отношениях конкуренции, и может при этом утратить чувство собственной природы. Она уже, по праву, представляет собой некое явление. И традиционно (около четырех миллионов лет) отношения этого «явления» с мужчиной переживались и были представлены, не как непосредственно конкурентные, но, как отношения сотрудничества в общих испытаниях, продолжения и поддержания жизни. Ее биологически определяемая роль состояла в рождении и воспитании детей. Роль мужчины заключалась в поддержке и защите. Обе роли являются архетипическими как с точки зрения биологии, так и с психологической точки зрения. Но вот мужчина изобретает пылесос, и женщина хоть немного освобождается от своего традиционного рабства, зависимости от домашней работы. Женщина переходит в новое поле деятельности, погружается в джунгли индивидуального поиска достижений и самореализации, для которых не существует женских моделей. Кроме того, строя свою индивидуальную карьеру, женщины постепенно проявляются как дифференцированные личности, уходят от старого архетипического акцента на биологической роли, к которой, однако, их психика все еще органично привязана. Мрачная молитва Леди Макбет, перед ее ужасным деянием – «извратите пол мой»[2] – может стать невысказанным, из глубины души рвущимся воплем множества новых соперниц, ступающих в эти  мужские джунгли.

Но такой необходимости нет. Вызов этого момента (многие женщины принимают его и отвечают на него, идя по своему истинному пути, а не по пути не мужчин) – возможность расцвести как индивидуум, не как биологический архетип, не как личность, имитирующая мужчину. И, повторяю, в нашей мифологии нет модели для женского индивидуального квеста. Как нет модели для брака мужчины с индивидуированной женщиной. Это наше общее поле, наша общая задача, мы должны проработать ее вместе, не со страстью (которая всегда архетипична), но с состраданием, терпеливо поддерживая и усиливая рост друг друга.

Я где-то читал о старом китайском проклятии: «Чтоб тебе родиться в интересные времена!»  Сейчас очень интересное время: нет модели ни для чего происходящего. Все меняется, даже закон мужских джунглей. Это период свободного падения в будущее. Каждый должен пройти свой собственный путь. Старые модели не работают; новые еще не появились. На самом деле, именно мы уже сейчас формируем новое, творя наши интересные жизни. И в этом заключается значение (в мифологическом смысле) вызова нашего времени: мы – «предки» будущего века, невольные создатели поддерживающих его мифов, мифические модели, которые будут одухотворять  жизнь тех, кто придет за нами. В самом прямом смысле, это момент творения. Ибо, как было сказано: «Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые».[i] (Марк 2:22). Мы должны стать теми, кто готовит свежие мехи  для нового пьянящего вина – от которого мы уже отпили первый глоток.

Богиня в каменном веке.

В искусстве палеолита, начиная с периода разрисованных палеолитических пещер на юге Франции и севере Испании (30 000 – 10 000 до н.э.), образ женщины представлен хорошо известными малыми «Венерами», обнаженными фигурками. Тело женщины – это ее магия: оно одновременно взывает к мужчине и выступает как вместилище всей человеческой жизни. Это значит: магия женщины первична, она происходит от самой природы. Мужчина, напротив, всегда представлен в некой роли, выполняющий некую функцию, он всегда что-то делает. (И в самом деле, даже сегодня, мы обращаемся к женщине и рассматриваем ее с точки зрения ее красоты, а к мужчине – с точки зрения того, что он может сделать, то, что он сделал, какова его работа).

Жизнь в те времена была жизнью охотящихся и добывающих пищу племен: женщины собирали коренья, ягоды и мелкую дичь, а мужчины, выходили на опасную большую охоту. Они также защищали своих жен и дочерей от мародеров – ибо женщины, вам следует знать, были ценной, а также интересной добычей. Лук и стрелы еще не были изобретены. Часто случались охотничьи и боевые столкновения. И животные были огромны: шерстистые мамонты и носороги, огромные медведи, стада быков и бизонов, львы. При таких обстоятельствах (а эти обстоятельства были доминирующими на протяжении сотен тысяч лет; действительно, именно в тех условиях развивалось тело, в котором мы сегодня обитаем, именно тогда оно утвердилось в своих функциях) развивался и поддерживался радикальный раскол между мирами и интересами женщин и мужчин. Это был не только биологический выбор функций, но и социальное обучение, ведущее в двух совершенно разных направлениях.

Маленькие женские фигурки были найдены, не в больших разрисованных пещерах, служивших местами проведения мужских обрядов, а в приютах, где жили семьи. Никто никогда не жил в глубокой, темной, сырой, и опасной пещере. Они оставались местом проведения ритуалов мужской магии. Здесь происходило превращение мальчиков в смелых мужчин и обучение их обрядам охоты. Здесь с помощью обрядов умиротворяли зверей, благодарили их за отданные жизни. Здесь с помощью магии возвращали свою жизнь во чрево матери всех нас, во чрево этой Земли, темной и глубокой, в загадочную утробу, самую большую пещеру – во имя возрождения. Прекрасные формы животных на каменных стенах этих ранних храмов человечества (утробы богини Земли, как позднее соборы стали утробой Матери-Церкви) являются изначальными формами тех стад животных, что бродили сверху, по земле Верхнего мира, населенной животными равнин. Поразительно, когда спускаешься вниз, в эти пещеры, в абсолютном неведении, потеряв всякое чувство направления, светлый мир наверху становится только памятью и, что особенно удивительно, тенью мира. Реальность находится здесь. Стада и все живое там наверху – вторичны: из того мира они извлечены и в этот мир они вернутся. В некоторых из этих величайших пещер мы встречаем портреты мастера церемонии – шамана, колдуна, кем бы он ни был. Их не изображают просто стоящими обнаженными, как маленькие фигурки Венеры. Они облачены в специальный костюм, в маску, они всегда что-то делают. Одним из ярких примеров может служить так называемый Колдун из пещеры, известной как «Три Брата» (Les Trois Freres – фр.). Но есть и другие. Все  они в масках, они по форме наполовину — животные,  они творят магию великой охоты.

Женская и мужская магия: конфликт и согласие.

Существует ряд доказательств, что между двумя видами магии, женской и мужской, на различных этапах жизни первобытных охотников и собирателей не только существовало напряжение, но и, порой, возникали вспышки физического насилия. В мифологии ряда очень примитивных обществ (пигмеи из Конго, племя Она Огненной Земли и т.д.), мы находим подобные легенды: изначально вся магическая сила была с женщинами. Затем мужчины убили их почти всех, оставили в живых только самых юных девушек, которых еще не обучали тому, что знали их матери. Мужчины забрали знания себе. И в самом деле, в одной из крупных жилых пещер палеолита на юге Франции (пещера Лоссель) нашли множество разбитых женских статуэток. Ученые предположили, что статуэтки, возможно, в какой-то момент были намеренно разрушены.

Как правило, в тех обществах, где присутствует подобная мужская легенда и проводятся тайные мужские обряды, женщины пребывают в страхе перед пантеоном намеренно придуманных духов, появляющихся в масках во время ритуалов. И все же,  Колин Тернбулл сообщает об удивительном наблюдении[3]: в наиболее редких, наиболее сакральных мужских обрядовых церемониях женщины участвуют в полной мере. Так  проявляется скрытая истина: женщины знают все о мужских ритуалах, женщины осознаются как обладатели большей и более сущностной силы. Другая система верований является вторичной, не природной, а происходящей из общественного порядка. Она принята по согласию с представителями обоих полов в сложной общественно полезной игре веры и фантазии.

Богиня первых земледельцев

История человека на этой Земле насчитывала уже многие тысячелетия, когда  он, наконец, овладел искусством одомашнивания растений и животных. Баланс биологического уравнения в этот момент смещается: основная власть  переходит из мужских в женские руки. На место охоты и забоя скота приходит  земледелие и животноводство. Родство магии Земли и магии женщины, как дающих  жизнь и плодородие, делает фигуру Богини центральной в мифологии, одновременно способствуя росту престижа женщин в поселениях. Если матриархат когда-нибудь действительно существовал (в чем я лично сомневаюсь), он должен был развиваться в каком-либо из первых очагов земледелия. В наше время принято считать[4], что таких первоначально было три:

1. Юго-Восточная Азия (Таиланд и т.п.) примерно 10 000 д.н.э. или раньше.
2. Юго-Восточная Европа или Ближний Восток, тоже примерно 10 000 д.н.э.
3. Центральная Америка и Перу. На 4-5 000 лет позже.

Важный вопрос о возможном воздействии одной территории на другую не был решен. Но, так или иначе, существует миф, широко распространенный в Юго-Восточной Азии, на островах Тихого океана, в Северной и Южной Америке, который представляется нам основным для многих ранних земледельческих культур.

Растения, окультуренные в Юго-Восточной Азии (где, скорее всего, зародился этот миф) такие как ямс, таро (колоказия?) и саговая пальма размножаются не семенами, а отростками и черенками. В то же время в хозяйстве человека появляются свиньи, собаки и домашняя птица. События мифа происходят  вне времени, в мифологическом веке, Веке Предков, когда не было различия между женским и мужским, не было различия даже между людьми и животными. Медленно текла недифференцированная, сказочная эпоха, пока в определенный момент – и это был конечный момент – состоялось убийство. В некоторых мифах жертву убивает вся группа. В других совершается действие одного человека против другого. Но во всех мифах тело расчленяется, его фрагменты погребены, а из них вырастают пригодные в пищу растения, благодаря которым и до сего дня продолжается человеческая жизнь в этом мире. То есть, мы живем, потребляя плоть принесенного в жертву бога. Кроме того, в момент жертвоприношения, когда смерть пришла в мир, а с ней возник и поток времени, произошло также разделение полов. Так, вместе со смертью возникала возможность продолжения рода и рождения.

Таким образом, пары противоположностей – мужчина и женщина, смерть и рождение (возможно, также, познание добра и зла, как в библейской версии этого широко распространенного мифа) – пришли в мир, вместе с пищей, в конце Мифологического Века, вслед за мифологическим актом убийства. Именно тогда возник мир времени и дифференциации. И высокие ритуалы, священные обряды, с помощью которых поддерживается бытие этого мира во времени, как правило, представляют собой обряды жертвоприношения и реконструкции этого Мифологического Деяния. Действительно, мы можем символически интерпретировать даже жертву на кресте того, чья «Плоть … истинно есть пища, и Кровь … истинно есть питие» (Ин 6:55). Тогда жертва прочитывается как тайна в духовном смысле этой мифологической темы. Крест как астрономический знак Земли (в тексте рисунок), Христос на кресте, Христос на коленях своей матери в Пьете, и захоронение жертвы в утробе матери богини Земли являются эквивалентными знаками.

Раз в месяц луна умирает, погружаясь в солнце, чтобы вновь родиться от него, как тело первой жертвы умирает в земле, чтобы вновь родиться в качестве пищи. Именно поэтому в этой ранней, богине-центричной мифологии и Солнце, и Земля – женщина. В другом образе мужчина Луна порождает сам себя на солнце: творческий огонь солнца и творческий огонь утробы и менструальной крови, следовательно, представляют собой одно и то же. Эквивалентом также является огонь жертвенного алтаря.

Ранние изображения Великой Богини, принадлежащие мифологии земледельческой культуры, происходят не из Юго-Восточной Азии, а из Европы и Ближнего Востока; они относятся примерно к периоду 7000 – 5000 до нашей эры. Среди них примечательна маленькая каменная фигурка из окрестностей поселения Чатал-Хююк, в южной части Анатолии (известной сегодня как южная Турция), которая прекрасно иллюстрирует мифическую роль женщины в этом контексте. Она изображает женщину, стоящую спиной к спине с самой собой, с одной стороны обнимающую взрослого мужчину, а с другой, держащую в объятиях ребенка. Она — преобразовательница. Женщина получает семя прошлого и с помощью магии своего тела превращает его в будущее. Так преобразовывается мужчина, предоставляющий энергию. Таким образом, ребенок, мальчик, поддерживает жизнь, или, как говорят в Индии, дхарму, долг и закон своего отца, а мать представляет собой сосуд, в котором это чудо сбывается.

Как правило, животное, символизирующее власть солнца – лев; луну символизирует бык, чьи сияющие рога имеют форму полумесяца. В том же Чатал-Хююке мы находим керамическую статуэтку, изображающую богиню в момент родов, на троне, поддерживаемом по бокам львами. В Риме спустя шесть тысячелетий было создано мраморное изображение той же анатолийской богини (теперь под именем Кибелы), также на престоле и в окружении львов. В еще одном изображении из Чатал-Хююка (барельеф на стене часовни) мы снова видим Богиню во время родов, но на этот раз она дает жизнь не человеческому ребенку, а быку. Луна умирает в солнце: лев набрасывается на быка. Луна является небесным знаком жертвы: бык – животное, приносимое в жертву на Земле, в алтарном огне, земном аналоге солнца, а также огня утробы. Аналогично, тела умерших, приносимых в жертву, либо погребены в утробе Земли, либо преданы огню погребального костра, ради перерождения.

В одной из ранних индийских Упанишад, датируемой примерно 700 г. до н.э., есть рассказ о двух возможных духовных путях, которым необходимо следовать в смерти тем, чьи тела сожгли на погребальном костре: путь дыма и путь пламени.[5] Первый отправляет умершего на Луну, в круг Отцов, для возрождения. Второй же уносит к солнцу, в золотой солнечный  портал, ведущий в вечность, освобождающий от пут времени, позволяющий выйти на волю и больше никогда не вернуться. Таким образом, Великая Богиня обретает форму солнца, которое льет в чувственный мир энергию и свет, дающие ему жизнь и поддерживающие ее. Солнце может стать для тех, кто (как говорят писания) отдали все пламени его всепоглощающей любви, и посланником, и золотым порталом Совершенства Мудрости.

 И так  сказано, что, когда князь Гаутама Шакьямуни, на тридцатом году своей жизни, сидел недвижимо под деревом Бо, древом Просветления, к нему подошел Господин Иллюзий жизни, чья магия движет мир, и чье имя: Кама (Желание), Мара (Смерть, страх смерти), и Дхарма (долг и закон). Как Кама он показал формы трех своих дочерей сладострастных, но Гаутама был непреклонен. Как Мара он бросил на принца все оружие своего демонического хозяина, но Гаутама был непреклонен. Тогда, как Дхарма он бросил вызов погруженному в медитацию, чтобы доказать свое право на место покоя. После чего йог просто коснулся Земли пальцами правой руки, призывая Великую Богиню засвидетельствовать его право. И со звуком подобным грому, целой вселенной грома, как сто, тысяча, сто тысяч глоток, прозвучал голос, свидетельствующий его право, и слон, на котором ехал Дхарма поклонился в благоговении к Будде.

Тогда пришел на поклонение Космический Змей, Мучалинда, живущий под деревом Бо в огромном дупле среди корней. И когда разразилась страшная гроза с холодным штормовым ветром и ужасной тьмой, чтобы защитить сидящего, погруженного в медитацию, великая кобра обвилась кольцами семь раз вокруг его тела, раскрыв свой гигантский капюшон над его головой, и в течение семи дней так и стояла, пока небо не прояснилось. Затем змея расслабила свои кольца, приняла форму нежного юноши, поклонилась благоговейно Благословенному, и вернулась в свою обитель.

Ее зотолой век.

Первый высокий период царств, и силы и славы Богини был на заре цивилизации в долине Тигра и Евфрата и в долине Нила. В обеих областях ранние изображения богини (4 – 3 тысячелетия до н. э.) представляют мать, стоящую с младенцем на руках. В мифологии она появляется во многих формах и ролях, отображающих ее универсальность как посредника в преобразовании, как ограждающей, защищающей и обнимающей руководительницы процесса.

В Египте она сначала появляется в обличье обнимающей горизонт богини с коровьим лицом, Хатхор, «Дом Гора». Она Дикая Корова, четыре ноги которой – основа небес, ее живот усыпан звездами. Она так же появляется в виде верховной богини неба Нут, чья голова и руки находятся на западном горизонте, ноги и ступни – на восточном. Ее супругом в этой мифологии выступает Земля – бог Земли – Геб или Кеб.

В долине Тигра и Евфрата эти космические позиции противоположны: мужчина сверху, как небо, и внизу женщина, как Земля. Вначале из глубин первобытного моря появилась космическая гора. Название моря было именем богини, Намму, а имя горы, Ан-Ки, «Небо и земля». Ан (верх) с Ки (низ) породили бога воздуха Энлиля, который оторвал их друг от друга и поместил небо, своего отца, в вышине. Мы встречаем подобный рассказ у Гесиода (Теогония 153): Уран, небо, был отделен от богини Земли – Геи их сыном Кроносом. И у маори в Новой Зеландии (сельскохозяйственный центр Юго-Восточной Азии) мы встречаем подобную историю. Небо-отец, Ранги, лежал так близко от Папы, Земли, что их дети, боги, не могли выйти из утробы матери. Наконец Тане-Махута, бог леса,  лег на спину, упершись спиной в тело своей матери, и ногами поднял отца высоко над ними. В Египте бог разделения был не ребенком, а родителем космической пары: Шу, бога воздуха, супруга Тефнут, богини с головой льва, иногда отождествляемой с такой же львиноголовой Сехмет, которая символизирует ожесточенную, разрушительную силу солнца, но являющейся супругой Птаха, бога-мумии  новолуния.

 В кльце объятий подобных женских персонификаций аспектов бытия Вселенной проходила вся жизнь и вершились все деяния и человека, и богов  на протяжении веков, во время существования древнейших цивилизаций. Фараоны первых династий, почитаемые как воплощения Осириса, «заполняющего горизонт», носили в знак этой верховной власти ремень, украшенный спереди, сзади и по бокам медальонами, изображающими короволикую Хатхор, богиню Горизонта, а на поясе сзади висел хвост лунного быка, ее супруга, порождающего самого себя. Ястребоглавый сын Осириса, Гор, который идентифицировался с солнечным диском, пересекал небо в повседневном прохождении вдоль живота богини Нут, на закате входя в рот, располагающийся на западе, а на рассвете рождаясь из ее чрева на востоке, самопорожденный  девственным рождением.

Они были не только всеохватывающими. Богини были средством осуществления всех преобразований. В фундаментальной легенде о смерти и воскрешении Осириса, обольщенный Нефтис, женой своего брата Сета, первый великий фараон был убит, заперт в гробу, и брошен в Нил. И именно благодаря верности своей жены Исиды, он был найден и воскрес, чтобы вечно царствовать в подземном мире как Судья и Владыка Мертвых. Это долгий и фантастический рассказ. Вспомним его краткое изложение: найдя тело своего супруга, Исида, исполненная горя,  легла на него и зачала от него бога Гора, который затем стал фараоном в мире живых. Трон Осириса в загробном мире посещают и охраняют  вместе Нефтис и Исида; троном Гора, живого фараона, является  тело самой Исиды. Подобно Марии, она – Мать Бога, и Спаситель, восседает на ее коленях. Фараоны представлены кормящимися у ее груди.

Упадок Богини

Во всем нуклеарном Плодородном Полумесяце, в Малой Азии и на Балканах, селения, города и цивилизации Великой Богини существовали, в значительной мере, благодаря сельскому хозяйству. Но в это же время в соседних великих регионах на юге и севере (в Сирийской пустыне на юге, на пастбищах Европы и Западной Азии на севере) кочевали выносливые племена скотоводов: на юге – семиты, пасшие коз и овец, позже  приручившие и верблюдов;  на севере – различные разрозненные индоевропейские народы, представители культуры боевых топоров, скотоводы. В четвертом тысячелетии до нашей эры они овладели оружием из бронзы, в третьем освоили лошадь, а потом изобрели военную колесницу, во втором научились обрабатывать железо, и к концу первого тысячелетия до нашей эры уже доминировали в Европе и Западной Азии, от Ирландского моря до Цейлона. Эти воинственные племена были не терпеливыми земледельцами, а кочевыми всадниками. Их главными богами-покровителями были громовержцы, очень похожие на них самих: у семитов мы встречаем Мардука, Ашура, и Ягве,   у индоевропейцев – Зевса, Тора, Юпитера, Индру.

В этот период среди некоторых приходящих с воинственными народами индоевропейских богов возникает тенденция: мужские божества женятся на местных женских богинях. В этом скрыта одна из причин  столь многочисленных приключений Зевса. В первой долине он женится на одной богине, приходя в другую – на следующей, и это поведение было в порядке вещей. Но после   начала культурного объединения всех этих областей  список любовных историй  Громовержца приобрел довольно живой и разнообразный характер. Вы могли бы сказать, что все это не более чем случайности мифологической истории.

У семитов возникла другая система. Волны их набегов со стороны Сирийской пустыни на Ханаан и Месопотамию происходят примерно в то же время, когда индоевропейцы теснят жителей этой территории с севера. Наблюдаются очень интересные и странные параллели, а так же  некая синхронность  в сравнении мифологических традиций, происходящих от семитов и от  индоевропейцев. Однако в подавлении местных богинь первые  были намного безжалостнее  последних.

Первым из великих семитских царей Месопотамии был Саргон Древний (Саргон Аккадский), правивший около 2350 г. до нашей эры. Его скромное происхождение и тайное рождение сохранены в знаменитой легенде: мать положила ребенка в камышовую просмоленную корзину и пустила ее по реке. Спустя полтора тысячелетия эта история стала моделью для легенды о рождении и путешествии по реке Моисея (Исход 2: 1-3). «Река родила меня», – сообщает нам повесть о Саргоне, – «и она несет меня в Аккад. Водонос, взявший меня из реки, взрастил меня, как сына, выучил меня на садовника, и, пока я был садовником, богиня Иштар любила меня. Тогда я управлял царством».[6]  

Хаммурапи Вавилонский (ок. 1750 г. до н.э.) был вторым из прославленных семитских царей-воинов. Предполагается, что он мог быть монархом, упоминаемым в Книге Бытия (10: 8-12) как Нимрод: «Могучий охотник перед Господом». Именно периодом его правления датируется вавилонский эпос о солнечном боге Мардуке. Победа последнего над Тиамат, древней богиней первобытного моря отмечает момент решающего перехода в этой части мира: преданность всеобщей богине природы сменяется поклонением  группе политически  обусловленных племенных богов.

Мардук был богом-покровителем Вавилона, сделавшим город Хаммурапи великим. Старшие боги прежнего пантеона тряслись от страха, чувствуя приближение их общей пра-пра-бабушки. И в этот момент  против нее выступил совершенно новый молодой герой-бог, непостижимый и недоступный для взгляда (он имел четыре глаза и столько же ушей, а когда его губы шевелились, вспыхивал огонь). Тиамат, издавала дикие, пронзительные крики, трясясь и дрожа всеми своими конечностями. Она наступала, произнося заклинание. Но Мардук выбросил свою боевую сеть, чтобы опутать ее, а когда она распахнула рот, пустил в него злой ветер, проникший в ее утробу. Он выпустил в нее стрелу, разорвавшую ее внутренности и пронзившую сердце. Тиамат была уничтожена.

Тогда своей беспощадной дубинкой он раздробил ей череп, а ятаганом разделил ее, как моллюска. Одну половину он поднял наверх, создав небесный свод, чтобы верхние воды не могли просочиться вниз на землю.  Другую половину он поместил в глубинную Бездну. Когда же работа сотворения мира была завершена, Мардук разместил всех богов на полагающихся им местах: в небесах, на Земле и в Бездне. Наконец, он создал человека, чтобы служил богам, так чтобы все они могли свободно отдыхать на покое.[7]

Как интересно! Раньше, в более древней культуре, богиня Вселенной была живая, органично соединяя в себе Землю, горизонт и небо. Теперь она мертва, а Вселенная уже не организм, а здание, с богами, отдыхающими в нем в роскоши. Они уже не персонификации энергий и работы стихий, они подобны богатым арендаторам, нуждающимся в слугах. И человек в этой системе уже не ребенок, появившийся на свет, чтобы цвести в осознании собственной вечной участи, а некий робот, созданный, чтобы служить.

Истинный духовный смысл этой тотальной победы мужского принципа над женским становится очевидным во второй великой вавилонской эпопее времен Хаммурапи, легенде о царе-герое Гильгамеше. Ощутив внезапный страх смерти, он отправился на поиски бессмертия. Пережив несколько приключений, Гильгамеш узнал о растении вечной жизни на дне первобытного моря, нырнул за ним и достал его. Но Гильгамеш так устал от всех своих подвигов, что, выйдя на берег, заснул, оставив возле себя недоеденное растение, которое проглотил оказавшийся поблизости змей. Вот поэтому змеи теперь могут сбрасывать кожу – как луна свою тень – и родиться вновь. Человеку же суждено умереть.

Саргон I был возлюбленным богини. При Мардуке и царе Хаммурапи она была убита. В следующем большом эпосе этих порожденных пустыней царей-воинов, она была проклята.

Ибо, как было сказано: когда Господь Бог обнаружил, что человек, созданный для работы в его саду, был соблазнен  женой и змеем и вкусил от плода с дерева познания, сохраняемого Богом для себя, проклял он змея, присудив ему ползать на брюхе, и женщину, присудив ей рожать в муках, а своего непослушного садовника отправил трудиться в поте лица его, на Земле проклятого праха, рождающей тернии и волчцы. И далее мы читаем: «как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни». (Бытие 3).

Совершенно очевидно и доказательно, что два дерева в этой истории являются аспектами одного Дерева Бо – Просветления и Вечной Жизни, у подножия которого сидел принц Гаутама, где обитал космический змей Мучалинда, и где Богиня (здесь в сниженной форме,  посланница змея, Ева) свидетельствовала о праве Человека прийти к познанию Света, теперь запрещенного для него.

Ее возвращение

Хочется спросить, почему евреи, единственные из всех народов, обитающих на этой прекрасной земле, так решительно отвернулись от богини и ее прекрасного мира. Земля, из которой был вылеплен Адам – прах («прах ты, и в прах возвратишься», Бытие 3:19). Богиня соседних Хананеев называется  в писании «мерзость» (2 Царств 23:13). Действительно, «нет Бога по всей земле, но только в Израиле» (2 Царств 5:15), и что Бог, это, конечно, местный племенной Яхве – единственный: «Наш Бог единственный!»

 Полностью противоположное понимание и отношение представлено в мифологических системах других великих объединений воинственных племен, которые в те жестокие века опустошали оседлые аграрные селения и города четвертого – первого тысячелетия до нашей эры. Бедуины пустыни, они тоже были патриархальными пастушескими народами, и их ведущие племенные боги были богами войны. Однако в конечном итоге, они оставались подданными великих сил природы, а за их пределами, кругу или ритму Судьбы, Мойре, «Доле», богине, которой был подвластен даже Зевс.

Когда индоевропейские племена пришли со своими богами на свежие территории, они не стремились полностью уничтожить богов и культы местных святынь. Их признавали, как богов и богинь природы, эти божества принимали другие имена, сохраняя свои собственные формы. Индоевропейский стиль позволял их богам вступить во владение местными святынями, жениться на местных богинях, и даже присвоить имена и роли божеств, действующих ранее на этой территории. Таким образом, это означает, что сравнительно варварские, воинственные громовержцы  из пантеонов изначальных захватчиков, постепенно укрощались и смягчались в соответствии с оседлыми нравами основанной на сельском хозяйстве истинной цивилизации.

В книге «Моисей и монотеизм» Фрейд задается вопросом: почему именно тогда, когда все другие народы восточного Средиземноморья учатся поэтическому прочтению своих мифов, евреи более, чем когда-либо, утверждаются в конкретистском (Фрейд называет это «религиозным») способе интерпретации их идеи Бога.[8] На мой взгляд, очевидная причина  в том,  что и они, и их племенной бог не могли понять, что воды Бездны (tehom), над которой носился Бог Элохим в первых двух стихах Книги Бытия,  были не просто водой. Это была та сама древняя вавилонская богиня первобытного моря, Тиамат (ti’amat). И неспособность бога ощутить и принять поэзию ее присутствия здесь стала началом его непонимания всего, даже самого себя. Именно к ней, своей космологической супруге, следовало ему прислушиваться время от времени, когда хотел он бросить Книгу в своих непокорных детей.

Поразительно, но присутствие и мощь богинь постепенно вернули  свою силу в Индии и в Греции, пережив все разрушительные последствия опустошительных для обоих регионов индоевропейских вторжений (середина второго тысячелетия до нашей эры). К восьмому веку до н.э. в Греции появляется «Одиссея» (которая, по мнению Сэмюэля Батлера, могла быть написана женщиной).   Именно в ней рассказывается, как прекрасноволосая нимфа Цирцея, способная превращать людей в свиней и возвращать им прежний облик, посвятила воина Одиссея в тайны, не только своего ложа, но и, прежде всего, мира мертвых, а затем, тайны острова ее отца Солнца. В Индии в тот же период создается  Кена Упанишада. В ней повествуется, как богиня Ума, дочь снежного пика, Гималаев, посвящает трех главных богов индоевропейского ведического пантеона (Агни, Ваю, и Индру) в трансцендентную имманентную тайну, брахман, посредниками которой они были, сами того не зная.

В Греции, в Элевсине, древний храм мистерий Деметры и Персефоны стал классической святыней, обладающей огромным влиянием; оракул в Дельфах, и в Пифии, столь же велик. А в Индии поклонение многочисленным именам и формам космической богини Кали (Черное Время) постепенно стало ведущей и наиболее характерной религией этой земли.

В год 327 г. до н.э. Александр Великий вошел в Пенджаб, и были открыты врата между Востоком и Западом. Он уже завоевал весь Ближний Восток.  Культы и мистерии Египта, Греции, Анатолии и Ирана действовали вместе, в широком движении синкретических идей. Примерно к 100 г. до н.э.  между Сирией, Индией и Китаем действовал Старый Шелковый путь (как его назвали), а к 49 году до нашей эры Юлий Цезарь покорил Галлию. Так что, ко времени рождения Христа во всем цивилизованном мире происходил обмен не только товарами, но также идеями и верованиями.

В то время главная для всего Ближнего Востока святыня Богини находилась в Ефесе (сейчас – Турция). По имени и форме это была  Артемида. Именно там, в этом городе, в год Господа нашего 431, Марии было объявлено, что ей предназначено быть тем, чем Богиня была еще до начала времен: Богородицей  (Матерью Божьей).

Энвой

Прошли годы, миновали тысячелетия. Менялись ее формы и состояния. Неужели вы думаете, что сегодня Богиня неспособна открыть своим дочерям, кто они?