Эдвард Эдингер
Комментарии к Mysterium Coniunctionis Юнга
Глава 15
Параграфы 368 – 404
Кантилена Рипли
Сегодня я буду рассматривать особый образный ряд, потому что материал этой и следующей недели будет состоять из исследования Кантилены Рипли (Ripley). Эта впечатляющая поэма дает нам нить, на которую можно нанизать некоторые идеи. Это действительно прелестная история. Основная ее идея состоит в том, что есть король, который стал бесплодным, и по этой причине он должен вернуться в материнское лоно для обновления, омоложения и возрождения. И я собираюсь прочитать эту поэму строка за строкой и комментировать прочитанное.
Как и в случае любого алхимического материала, мы должны помнить, что, хотя эта поэма и представляет собой драматическую историю, она – на самом деле алхимический рецепт, который описывает процесс трансформации, происходящий в алхимической реторте. Это означает для нас то, что это символическое описание анализа.
Первые два четверостишия – это вводный материал. Основная часть начинается с третьего четверостишия. Вот третье, четвертое и пятое четверостишия (в параграфе 370):
Там некий царь жил, бесплодным рожденный,
Из чистой, благороднейшей земли сотворенный.
Был он по природе весельчак и жизнелюб,
Но слова печали слетали с его губ.
Я ли не царь и господин всего,
Что есть здесь материального?
Нет детей у меня, хоть я и не отрицаю,
Что небом и землей повелеваю.
Тут либо природа виновата,
Либо какой-то изначальный недостаток.
Хотя родился я безгрешным
И лучами солнца согрето мое детство.
Вот как все начинается. Нам представлена материя, которая заключена в сосуд, и материя провозглашает себя королем, хотя и бесплодным королем, который потерял свою власть, потерял свою способность править.
Как отмечает Юнг, тема бесплодного короля, которая запускает алхимический опус, имеет много параллелей с легендой о Граале. Она также напоминает обычную причину, по которой люди начинают анализ: что-то не так с работой психологической власти. Она бесплодна или повреждена, она потеряла свой авторитет, свою способность править и эффективно действовать, и поэтому она помещает себя в аналитический сосуд – современный эквивалент алхимического сосуда.
Идея состоит в том, что существующая правящая доминанта психэ истощилась и должна пройти через процесс обновления. Такое положение дел сопровождается чувством потери смысла жизни. Человека одолевают вопросы: Зачем? Каков смысл моей жизни? Что я делаю? Такие вопросы уместны, по крайней мере, для мыслящего человека, когда его жизненная сила и природное либидо ослабевают. Если либидо течет большим потоком, такие вопросы не приходят в голову.
Для здоровой психики само возникновение таких вопросов означает болезнь. Если вы полностью здоровы, естественный ход жизни никогда не подкидывает подобных вопросов, вы просто живете. Способность мыслящего человека задавать такие вопросы – это благороднейший его аспект, хотя они и появляются только в моменты его слабости. Нам необходимы эти моменты слабости, чтобы получить опыт нашего полного человеческого потенциала, и только дважды рожденный человек (прошедший через процесс обновления жизни или веры – прим.пер.) будет ими задаваться. Сам факт их возникновения указывает на то, что есть потенциал для обновляющего процесса, процесса смерти и возрождения.
В «Ответе Иову» Юнг делает важное наблюдение о ценности человеческой слабости:
А человек — есть ли у него что-то, чего нет у Бога? В силу своей ничтожности, слабости и беззащитности перед могуществом Всевышнего он… обладает несколько более острым сознанием на базе саморефлексии: чтобы выстоять, он постоянно должен осознавать свое бессилие.156
Ведь человеческая слабость, ограниченность и несостоятельность и создают рефлексирующую способность сознания. Я даже рискну предположить, что только смертные создания, которые по этой причине вынуждены сталкиваться с фактом смерти, и обладают сознанием. В любом случае, это интересное размышление, и позволяет нам взглянуть на нашу смертность под иным углом. Так как нам приходится принять этот факт так или иначе, мы можем хотя бы сохранить лицо!
Эти первые четверостишия просто поразительны. В них четко говорится, что этот бесплодный король, материя, которая должна пройти через алхимический процесс – это Бог! Король говорит, что не отрицает, что повелевает небесами и землей. Никто, кроме Бога, так сказать не может. Итак, в самом начале этой поэмы объявляется, что prima materia идентифицирует себя с Богом.
И еще один интересный вопрос возникает в этих первых четверостишиях: это бессильное состояние короля обусловлено естественными причинами или каким-то изначальным недостатком? Мне кажется, здесь кроется основная разница между личной и архетипической точкой зрения в психологии. Другим способом задать этот вопрос будет: причина бесплодия короля, психической проблемы или конфликта, находится в окружении или это врожденный фактор? Ответ будет: и там, и там, но, в основном, мы имеем дело с врожденным дефектом: пока мы работаем с prima materia как проявлением Бога, это будет дефектом основы бытия.
Эта основа бытия несовершенна, находится в переходной стадии и должна быть трансформирована. В четверостишии 6 и 7 бесплодный король продолжает:
Любое растение, в земле рожденное,
Порождается своими собственными зернами.
И животные множат сами себя
В то время года, когда плодами полна земля.
Увы, приговор суров —
Из тела моего не вытечет раствор.
Стало быть, бесплодное оно,
Произвести подобное ему не суждено.
Эти стихи выражают горе бесплодного короля или бесплодного Бога, который хочет творить, но у которого нет творящей силы. И он противопоставляет свое состояние бесплодности плодородию растительной природы, что указывает на то, что король отделен от природы. Он не участвует в этом природном плодородии, он на другом уровне, в другом порядке вещей.
Я думаю, это намек на то, что хотя и алхимический опус мыслится как продолжение природы, алхимики думали, что они только помогают природе делать то, что она и так собирается делать. Как говорил один алхимик, они работали над воплощением того, что природа «уже сделала, но немного». Несмотря на это, была и противоположная идея, что алхимия была opus contra naturam – идущая против природы. Под этим может подразумеваться, что сознание как человеческое достижение никогда не могло быть создано одной природой. Должно что-то возникнуть в противопоставление естественному потоку жизни, если сознание должно появиться из конфликта двух противоположностей.
Бесплодный король сетует – «Из тела моего не вытечет раствор». Юнг замечает, что здесь есть параллель с кровью и водой, которая хлынула из Христа, когда он был на кресте и его грудь пронзили копьем. Эта ассоциация приравнивает бесплодного короля к Христу и намекает на то, что король должен аналогично пройти через смерть и воскресение Страстей Христовых. В параграфе 372 Юнг говорит об этом:
Сравнение пронзенного Искупителя со скалой, которую Моисей расколол, чтобы добыть из нее воду, использовалось в алхимии для того, чтобы обозначить извлечение aqua permanens или души из lapis.
А в сноске 73 он цитирует Оригена, который говорит о Христе: «Если бы скала не была разбита, она бы не отдала воды.»
Эти образы показывают, что король в ходе своего процесса трансформации и обновления должен был быть пронзен или ранен аналогично с пронзанием Христа. Это будет психологически соотносится с фактом, что бесплодное эго, если оно не пройдет трансформацию, должно быть ранено или каким-то образом разбито, чтобы установить связь с бессознательным. Только благодаря этому процессу пронзания или разбивания может потечь исцеляющая «Тинктура».
Конечно, никто не хочет быть ранен – это несколько против природы, — но только так это может сработать, только после ранения и после большой работы, мы иногда обнаруживаем ценность этого ранения, которое подвигло нас к росту и перерождению личности.
В четверостишиях 8 и 9 старый больной король продолжает жаловаться:
Мое тело — это прочный механизм,
Очень тонок он, но непоколебим.
И когда огонь пожелает мой дух испытать
Я уверен — врасплох меня не застать.
В сфере моя мать меня родила,
Чтоб округлость мне видна была.
Чтобы был я чище всех вещей,
Чтоб по праву назывался Царем Царей.
Это говорит нам, что король состоит из прочного материала, вечного и неразрушимого. И находится в ожидании своего будущего преображенного состояния, когда он говорит: «В сфере моя мать меня родила, Чтобы округлость мне видна была». Вот что происходит, когда он перерождается. Как будто он мечтает о своем будущем – достижении целостности. Он грезит о том, что пока не произошло.
Другой аспект рождения из сферы – это рождение из алхимической колбы. По поводу этого вопроса Юнг пишет в параграфе 373:
«Дом-сфера» — это vas rotundum, округлость которого представляет космос и, в то же самое время, мировую душу, которая по Платону образует внешнюю оболочку физической вселенной. Тайное содержимое герметического сосуда — это первоначальный хаос, из которого был создан мир. Царю, как первому человеку и как filius Macrocosmi, предназначено быть «округлым», то есть целостным, но достигнуть этой цели он не может по причине изначального недостатка.
Нам здесь говорится, что «тайное содержимое герметического сосуда — это первоначальный хаос, из которого был создан мир». Психологически это подразумевает, что каждый анализ, если он достигает такого уровня, влияет на первоначальный хаос, из которого был создан мир, и, таким образом, продолжает процесс создания мира. Если думать так, то это существенно расширяет контекст нашей ежедневной работы — и это действительно правда!
Юнг говорит, что сфера, которая рождает преображенного короля – это одновременно и алхимический сосуд, с одной стороны, и сферический сосуд вселенной, с другой. Это та же идея, но под другим углом зрения: алхимик и человек в анализе, когда они создают или воссоздают индивидуальную психэ, в то же самое время помогают сотворению мира. Смысл в том, что весь мир находится в великом процессе психологической эволюции, он как алхимический сосуд.
У французского поэта Шарля Бодлера (Charles Baudelaire) было видéние мира как алхимического сосуда. Это было действительно потрясающее видение. Позвольте вам его зачитать. Конечно, это перевод, и бóльшая часть самой поэзии трудноуловима, но то, что осталось – это мощный, захвативший его образ. Название стиха – “Крышка”.
Куда ни обрати ты свой безумный бег —
В огонь тропический иль в стужу бледной сферы;
Будь ты рабом Христа или жрецом Киферы,
Будь Крезом золотым иль худшим меж калек,
Будь вечный домосед, бродяга целый век,
Будь без конца ленив, будь труженик без меры, —
Ты всюду смотришь ввысь, ты всюду полон веры
И всюду тайною раздавлен, человек!
О Небо! черный свод, стена глухого склепа,
О шутовской плафон, разубранный нелепо,
Где под ногой шутов от века кровь текла,
Гроза развратника, прибежище монаха!
Ты — крышка черная гигантского котла,
Где человечество горит, как груды праха!157
Алхимический котел. Я не уверен, осознавал ли Бодлер понятие трансформации, но он точно был захвачен самим процессом.
В четверостишии 10 король говорит:
Но мысль печальная мне не дает покоя,
Если я не съем того, что мне предписано судьбою.
Я жизнь свою не продлю в удивлении,
Ветхий Днями, я увижу конца своего приближение.
Здесь снова текст приравнивает короля к Богу: он называет себя «Ветхий днями», а это — синоним Бога из седьмой главы Книги Пророка Даниила.
В этом месте (параграф 374) Юнг использует это равенство в своем комментарии и рассуждает об изумительном факте того, что алхимики в своих лабораториях, возможно, только наполовину сознательно, работали над трансформацией Бога. Рипли сам был церковным человеком – каноником собора. Как отмечает Юнг, одна его часть, без сомнения, не знала, что делает другая, когда он писал эту алхимическую поэму.
В этом четверостишии король объявляет, что ему необходим особый вид еды. Это отсылка к алхимическому процессу под названием cibatio, или кормление: трансформация, происходящая в сосуде, для своего продолжения должна быть подкормлена. Психологически это означает, что трансформация, имеющая место в бессознательном, должна быть подпитана либидо, поступающим из эго.
Архетипическая идея – что объективный процесс вне человеческого существования должен быть подпитан усилиями человека, — была непременной и существенной для примитивного мышления. Основной аспект всего феномена жертвоприношения богам был основан на идее, что богам нужны человеческие жертвы, чтобы продолжать жить.
Мы располагаем замечательными примером этой архетипической реальности у древних ацтеков, которые думали, что солнце исчезнет, если его не подпитывать человеческими жертвоприношениями. Они устраивали обширные оргии, на которых у жертв вырывали сердца и предлагали их в качестве еды богу солнца. Это всё части архетипического образа подпитывания объективного процесса для его развития, и алхимическое понятие cibatio –другая вариация той же самой архетипической темы.
В четверостишиях 11 и 12 король продолжает рассказывать:
Юности цветущей и в помине нет,
В жилах моих смерть оставляет след.
Послышались мне слова Христа, что высшею волею
Буду я вновь рожден, хоть и не знаю, чьей любовью.
Но в Царство Божие мне не войти вовек,
И потому, чтоб снова мне прийти на свет,
Я к грудям матери покорно припаду,
На элементы разложусь и в том покой свой обрету.
Если бы рационалисты изучали этот материал, мы бы его потеряли уже очень давно. Они пришли бы в негодование от противоречий в этих стихах. Мы уже приравняли бесплодного короля к Богу, и как же теперь Бог может сказать, что ему необходимо переродиться, чтобы войти в Царство Божие? Если он сам Бог, почему он просто не войдет?
Ответ заключается в том, что Бог и prima materia состоят из противоположностей, и то, что здесь символизируется «Царством Божиим» — это потенциальное преображенное состояние, которого в этом тексте существующее проявление Бога пока не достигло.
«Послышались мне слова Христа, что высшею волею Буду я вновь рожден, хоть и не знаю, чьей любовью». Эти строки указывают на опус Христа по трансформации Бога, в котором он превратил двойственного Яхве в благого, любящего отца путем отщепления его темной части, Сатаны.
В продолжении поэмы говорится о том, чтобы процесс для короля продолжался, он должен пройти через solutio: «Я к грудям матери покорно припаду, На элементы разложусь (в оригинальном тексте — Dissolve to my First Matter – дословно «растворюсь до моей первоматерии» — прим.пер.) и в том покой свой обрету.» Это solutio – превращение в его «первоматерию» — относится к растворению сознательной установки, которая становится бесплодной и пустой. И психологически будет соотноситься с аналитическим лизисом или растворением бесплодной установки эго. Само слово анализ имеет в своем корне «lysis», что означает ослабление, solutio, растворение, распад на части. Это и собирается сделать король – он должен подвергнуться лизису.
О короле мы больше не слышим. Из-за того, что он растворился, теперь голос автора в поэме рассказывает, что происходит. Четверостишие 13:
Вот жизнь в царя вдыхает мать,
Он в ней уже, ей ли того не знать.
Под одеянием ее укрыт он до того мгновенья,
Когда плоть матери его во плоть оденет.
Вот объявление свыше о том, что происходит: король вполз обратно в матку. Он произвел инцест, он нарушил самое величественное табу сознания, табу возвращения к своему источнику.
Инцест – это измена ценностям первой половины жизни. Инцест делает человека предателем гордой автономии эго. Я думаю, что боязнь инцеста – это корень всего чувства вины, касающегося одиночества, концентрации на себе, поглощенности фантазиями, снами и внутренней жизнью. Для многих интроспективные занятия, посвященные только себе, несут в себе некоторую патологичность и нездоровье. И вот бесплодный король совершает это, в полном смысле этого слова, он проделывает свой путь обратно в чрево.
Так происходит в каждом глубинном анализе. Эго вступает в интимные отношения со своим материнским источником, с бессознательным. Оно вступает в инцест и таким образом нарушает все правила и стандарты, которым научилось во время первой части жизни. Оно подвергает себя реальной опасности – просто так табу не возникают. Опасность, конечно, в том, что, попав обратно в матку, можно не выбраться обратно.
В четверостишиях 14 и 15 голос продолжает:
Радостно видеть, сколь прекрасен
Этот естественный союз, скрепленный одним объятьем.
Существа двух полов в единстве пребывают,
Как холмы и воздух, что их окружают.
Мать в брачные покои спешит удалиться,
Где на ложе чести она ложится.
Усталая, меж белоснежных простыней,
И указывает на беду, идущую к ней.
Король исчез, и повествование теперь идет о королеве, Королеве-Матери. Это означает то, что центральным вопросом теперь становится процесс вынашивания в бессознательном. Эго уходит в тень, и на первый план выходит автономный архетипический процесс.
Здесь мы видим отсылку к двойной природе опуса: с одной стороны, это химическая процедура в лаборатории, с другой, это соотносится с бóльшим миром, с макрокосмом, на который намекается с помощью необычного образа холма и окружающего его воздуха. Все это происходит внутри колбы, и как будто сама земля участвует в событии: холм и воздух соединяются – земля и небеса вместе.
И снова мы сталкиваемся с подразумеваемой психологической идеей о том, что, если человек работает над преобразованием своей prima materia, он одновременно делает вклад в трансформацию коллективной психэ и мира в целом.
Четверостишие 16:
Вонючий яд из умирающего хлещет,
Ее прекрасное восточное лицо бесчестит.
Она велит всем посторонним удалиться
Дверь комнаты закрыть и дать ей в одиночестве забыться.
Это соотносится с mortificatio или стадией putrefactio, возвращение короля в чрево – в то же время и смерть, и зачатие, оплодотворение. Растворение старого короля – его переваривают, так сказать, в теле королевы, но это одновременно и вынашивание нового короля. То же происходит и с куколкой, когда гусеница в ней растворяется и перерождается в бабочку.
Идея высеивания семени, которое умирает, а потом возрождается в другой форме – это основная идея алхимии. В Евангелии от Иоанна мы находим важную аналогию:
Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную.158
Возвращение бесплодного короля в чрево соотносится с высеиванием себя в земле в виде семени, и, когда семя прорастает, он перерождается. Эти стихи рассказывают нам, что этот процесс растворения и вынашивания погружают королеву в глубокую интроверсию: «Она велит всем посторонним удалиться
Дверь комнаты закрыть (в тексте seal up – дословно «запечатать», прим.пер) и дать ей в одиночестве забыться.» Запечатывание комнаты соотносится с запечатыванием алхимической колбы во время важнейшей трансформации, чтобы предотвратить потери от протекания.
Психологически это соотносится с интенсивным внутренним направлением либидо во время важного психического вынашивания. В такое время внутренний процесс требует всей доступной энергии, чтобы завершить себя. Тогда очень важно, чтобы не случалось никаких протечек. Часто возникает сильная потребность дать вытечь содержимому, чтобы облегчить себе напряжение, которое в такие моменты только нарастает. И хотя в обычных обстоятельствах это можно без особого ущерба сделать с помощью звонка другу или похода в кино, в определенных случаях такие протечки могут помешать процессу.
Если говорить о самом аналитическом процессе, я думаю, должно существовать строгое правило, которое касается и аналитика, и анализанда, о невозможности ни с кем обсуждать то, что происходит во время аналитического часа. Конечно, мы все знакомы с понятием профессиональной конфиденциальности, и очевидно, что аналитик не должен ни с кем говорить о своих пациентах. Но не настолько широко распространено такое же правило в отношении самих пациентов.
В такой ситуации трудно сделать то, что необходимо, и поэтому пациенты нередко говорят своим партнерам: «Мой аналитик сказал так и так.» Это ужасная протечка. Это недопустимо. Никто не должен делать того, к чему не готов и за что не может взять на себя ответственность. Тот факт, что аналитик выходит с таким предложением, не имеет смысла. Он не несет за это ответственность, это вам жить с этим. Люди не всегда инстинктивно понимают, что профессиональная конфиденциальность работает в обоих направлениях, и анализ не достигнет глубины, если будут случаться такие протечки. И поэтому такое правило должно быть очень ясным.
Итак, королева велит «дверь комнаты закрыть и дать ей в одиночестве забыться».
Четверостишие 17:
Тем временем павлина мясо поедает
Вкусное блюдо сие кровью зеленого льва запивает.
Которую Меркурий, копьеносец страстный,
Принес в чаше золотой, вавилонской, прекрасной.
Это четверостишие толкает Юнга на создание обильного комментария – на шестнадцати страницах, и это только из-за первых двух строк. Что же за идея сокрыта в этих двух строках, и отчего же она так возбуждает?
Основная идея состоит в том, что королева, запертая в комнате, поедает мясо павлина и пьет кровь зеленого льва. Этот образ – ее «диета для беременных», как это обозначает Юнг, — о нем он и говорит на протяжении всей своей интерпретации. Здесь, на самом деле, два образа: мясо павлина и кровь зеленого льва.
Что же такое мясо павлина? Юнг приводит богатую амплификацию. Позвольте мне ее резюмировать:
Мясо павлина – это omnes colores, «многоцветье» хвоста павлина, cauda pavonis.
Это неразрушимая плоть – согласно легенде это плоть, которая не разлагается, — поэтому она соотносится с cibus immortalis, бессмертной пищей.159
Павлин – это образ воскрешения и рассвета.
Мясо павлина – это антидот к яду.
Павлин – это атрибут Юноны.
Я еще добвлю кое-что к этому списку, чтобы связать его с психологией на личном уровне: павлин – также символ гордыни и тщеславия.
Итак, различные ассоциации, которые возникают в амплификации, указывают на связь павлина с Самостью, но гордыня и тщеславие – признаки идентификации эго с Самостью. Таким образом, поедание мяса павлина означает сознательную связь с Самостью, и она включает в себя, как часть процесса, растворение идентификации эго с Самостью: если мы собираемся есть мясо павлина, нам необходимо ассимилировать нашу гордыню и тщеславие.
Теперь мне нужно сразу же добавить, что ассимиляция не предполагает превращения себя в скромного и смиренного человека. Это имеет другое значение. Гордыня и смирение – только пара противоположностей. Ассимиляция гордыни означает помещение источника гордыни в Самость, а не в эго, и то же самое касается ассимиляции движущей силы. Ассимиляция движущей силы не означает того, что необходимо стать кротким, как овечка, и остаться без эффективной силы, совсем нет. Это означает помещение источника силы человека в Самость, а не в эго, чтобы сила переживалась, как глас Бога или Самости, а не мелочная потребность к доминированию.
Один из аспектов символизма павлина – это omnes colores павлиньего хвоста. Это подтолкнуло Юнга к обсуждению цветового символизма, и одна из его амплификаций – это ассоциация четырех цветов с четырьмя темпераментами.
В античные времена люди различали четыре разных типа психологии: сангвиников, флегматиков, меланхоликов и холериков. Идея состояла в том, что каждый из типов обладал излишком какой-либо жидкости: сангвиники – излишком крови, флегматики – слизи, меланхолики – черной желчи, холерики – желтой желчи. И тогда четыре цвета – это красный, белый, черный и желтый.
В современном материале чаще всего возникают красный, синий, зеленый и желтый, и, если к этому не относиться излишне строго, их можно связать с четырьмя функциями типологии Юнга.160
Мы, например, можем связать синий с мышлением, красный – с чувством, зеленый – с ощущением, а желтый – с интуицией. Этот символизм может быть полезен, когда во снах цвета соотносятся с определенными четверичными образами. И тогда павлиний хвост, состоящий из всех цветов, представляет образ, который появляется в тот момент, когда возникает возможность ассимиляции всех четырех функций. Во всяком случае, становится доступным весь набор цветов.
156 – Психология и религия, CW 11, пар. 579
157 — пер. Эллиса
158 – От Иоанна 12:24-25
159 – Cibus immortalis – это синоним Тела Господня в Евхаристии
160 — см. «General Description of the Types», Psychological Types, CW 6, пар. 556 и далее. Резюме и комментарии можно прочитать у Daryl Sharp, Personality Types: Jung’s Model of Typology.