Эдвард Эдингер
Пророки ветхого завета
Глава 7
ДАНИИЛ. ОСИЯ.
ДАНИИЛ.
Книга Даниила психологически очень богата. В ней содержится множество символов и значительных образов, которые захватывают и увлекают. Я буду в состоянии лишь кратко рассмотреть часть материала.
Два сновидения Навуходоносора.
Книга Даниила начинается с двух сновидений Навуходоносора: сон о статуе и сон о дереве. Я считаю, что оба эти сна принадлежат к одной серии, поэтому я буду обсуждать их вместе. Представим, что мы слушаем пациента, который пришел к нам с этими снами. Вот как Даниил описывает первый сон Навуходоносора.
Царь, ты видел во сне перед собой большую статую. Она была огромна и отполирована до блеска. Страшен был вид её. Голова статуи была сделана из золота, грудь — из серебра, а живот, верхняя часть туловища и ноги — из бронзы. Нижняя часть ног была сделана из железа, а её ступни были частью железные, частью глиняные. Когда ты смотрел на эту статую, ты увидел камень, и камень этот оторвался (от горы), но его оторвал не человек. Пролетев по воздуху, камень ударил по железным и глиняным ногам статуи и разбил их. И тогда железо, глина, бронза, серебро и золото раздробились все вместе, как летом на гумне шелуха от зерна. Подул ветер и от неё не осталось и следа. Никто не мог бы сказать, что на том месте когда-то была статуя. А камень, ударивший её, сделался огромной горой и заполнил собой всю землю. (2:31-35)
Это был первый сон. Здесь Навуходоносор описывает Даниилу свой второй сон, сон о дереве:
Я видел, вот, среди земли дерево весьма высокое. Большое было это дерево и крепкое, и высота его достигала до неба, и оно видимо было до краев всей земли. Листья его прекрасные, и плодов на нем множество, и пища на нем для всех; под ним находили тень полевые звери, и в ветвях его гнездились птицы небесные, и от него питалась всякая плоть. И видел я в видениях головы моей на ложе моем, и вот, нисшел с небес Бодрствующий и Святый. Воскликнув громко, Он сказал:
«Срубите это дерево, обрубите ветви его, стрясите листья с него и разбросайте плоды его; пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его; но главный корень его оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается небесною росою, и с животными пусть будет часть его в траве земной. Сердце человеческое отнимется от него и дастся ему сердце звериное, и пройдут над ним семь времен. Повелением Бодрствующих это определено, и по приговору Святых назначено, дабы знали живущие, что Всевышний владычествует над царством человеческим, и дает его, кому хочет, и поставляет над ним уничиженного между людьми» (4:7-14)
А теперь, что бы мы сказали пациенту, который пришел к нам с такой серией снов? Я сказал бы, что вы находитесь в большой опасности, потому что вы отождествляетесь с Самостью. Я бы рассмотрел образы статуи и дерева как образы Самости, которые находятся в процессе замены. В данном случае нам поможет то, что у нас есть два этих сновидения. Мы могли бы интерпретировать сон о дереве несколько иначе, если бы мы рассматривали только его. Но если вы рассмотрите его в связи со сном со статуей, то это может дать вам возможность лучше понять, чему именно нужно придать значение. Потому что это своего рода сон о древе жизни. Разумеется, это великое дерево, находящееся в центре, но рассматривая его вместе со сном о статуе, оно будет указывать на то, что одно воплощение или проявление или выражение Самости находится в процессе разрушения и замены.
Сейчас мы рассмотри каждый из снов в отдельности.
В первом сновидении говорится о статуе, состоящей из четырех металлов, плюс пятый элемент, глина. Статуи, как мы знаем, являются образами Самости; вы можете прочитать об этом в Mysterium Coniunctionis [45], но эта статуя представляет собой своего рода лоскутную работу, составную композицию, а не органическое единство. Это некая изобретенная или искусственная единица. Это то, что подвергается разрушению, и разрушает ее камень, камень, который «оторвался, но его оторвал не человек», другими словами, в самом камне заключена автономная сила. Таким образом, это будет означать подлинное, автономное появление Самости, которая отдалилась от своей собственной силы. Это можно было бы соотнести, как мне кажется, с Яхве, как скалой или камнем, который отверг строитель, или с Философским Камнем алхимиков. Как бы то ни было, камень, наделенный автономной силой, становится заменой для статуи, состоящей из отдельных частей.
Сон о дереве имеет несколько иной акцент. Это сновидение имеет необычный характер. Кажется, прежде мне уже доводилось упоминать образ вырубки очень большого и важного дерева. Это указывает на растворение или распад вместилища органического либидо на вегетативном уровне. Поскольку это дерево, то оно находится на растительном уровне, что означает большое количество либидо на вегетативном уровне. Обычно это относится к разрыву основных личных отношений, состоящих по большей части из неосознанного отождествления, или имеет отношение к разрыву связи с коллективом: Церковью или организацией определенного рода, которая была вместилищем для бессознательного вегетативного либидо.
Моя догадка состоит в том, что сон Навуходоносора означает потерю состояния participation mystique с его царством, потому что описание дерева выражает суть царства – это крупное коллективное образование. Это подтверждается тем, что происходит со сновидцем, когда дерево срубается: он больше не удерживается внутри своей психологической колыбели; он выброшен во временное безумие, пасясь на траве подобно зверям в поле. Он теряет свой разум временно, по крайней мере, на семь лет.
Раскаленная печь.
Одним из важных образов Книги Даниила является история о трех евреях, брошенных в раскаленную печь. Эта история видится мне в символической связи со сновидением о разрушенной статуе на основании того факта, что в данной истории также присутствует статуя. Рассказ начинается с того, что Навуходоносор устанавливает золотого идола и приказывает поклоняться ему. Три еврея, отказавшихся поклониться статуе, по своей функции соотносятся с камнем, который разрушил статую во сне, потому что их отказом Навуходоносор был доведен до состояния беспомощного свирепого зверя. Но сначала я бы хотел проследить всю историю от ее начала, как она описывается в главе 3.
История гласит о том, что Навуходоносор установил золотую статую и потребовал, чтобы все поклонялись ей. Те, кто от этого откажется, будет наказан – брошен в раскаленную печь. Три набожных еврея (Седрах, Мисах и Авденаго) отказались поклоняться статуе царя. Это разъярило правителя, который приказал бросить их в печь. Но они остались без вреда, и к тому же, в то время как они стояли посреди пламени, в огне была видна четвертая фигура, которая была подобна сыну богов, а именно ангел.
На мой взгляд, эта история символизирует процесс оспаривания деспотической власти, деспотической, потому что она основывается на личных мотивах.
Деспотическая власть основывается на чрезмерном отождествлении с эго, и личность в таком случае ведет себя так, как будто она является божеством. Подобное состояние может быть успешно оспорено только силой подлинной, сознательной связи с Самостью. Это единственный способ, которым можно победить в подобной борьбе. Три еврея имели все необходимые предпосылки, потому что через свое поклонение Яхве, каждый из них уже обладал индивидуальной связью с Самостью, и потому мог посметь не повиноваться царю. Эта связь делает их неуязвимыми к гневу Навуходоносора (гнев представлен здесь раскаленной печью).
По моему мнению, гнев и раскаленная печь являются двумя проявлениями одного и того же феномена. И, разумеется, это образ calcinatio. Процесс calcinatio сжигает все непрочное, неосновательное, оставляя лишь нетленный остаток. Три этих еврея именно такого рода; они оказываются неуязвимыми благодаря их связи с Самостью. Они проходят испытание огнем, потому что они уже очищены. Тот факт, что они остаются без вреда, означает то, что они представляют собой чистый материал, так сказать. Психологически, это соотносится со способностью переносить интенсивные аффекты, будь то внутреннее или внешнее воздействие, в данном случае — несостоявшаяся деспотическая власть Навуходоносора. Оказаться способным вынести такое воздействие и не быть поглощенным им, означает возможность быть в состоянии встретиться с аффектом, не будучи им одержимым, не давая огню затронуть себя, так сказать. Эта относительная неприкосновенность обычно создается посредством установления связи с Самостью.
Я думаю, что та же самая идея выражена в истории из главы 6, где Даниила бросают в ров со львами. В данном случае проблема состоит в том, что необходимо находиться в таких отношениях с маскулинными инстинктами, обозначаемых львами, чтобы не оказаться съеденным ими, то есть не быть одержимым ими, что всегда сопровождается потерей сознательности эго.
Слова, написанные на стене.
Другой, интересной в отношении символизма, является история из 5 главы, где на пиру у Валтасара появляется рука и пишет слова на стене. Это, разумеется, стало неким коллективным общеизвестным образом — слова, написанные рукой на стене, универсальное выражение манифестации божества: что грядет, чего ожидать. Что же пишет эта рука? Она пишет, «Мене, Мене, Текел и Упарсин».
Теперь, если попытаться исследовать эти слова, мы узнаем (и примечание из Иерусалимской Библии подтверждает этот факт), что Даниил извлекает из этих слов не их прямое значение. Он осуществляет здесь то, что можно было бы назвать креативной интерпретацией, потому что эти слова не имеют в виду именно то, что они говорят. На самом деле, никто абсолютно не уверен в том, что они значат.
Я хочу рассмотреть их, прежде всего, только в том смысле, что это четыре неизвестных слова, два из которых являются повторением одного и того же слова, а два других слова остаются отдельными. Примечания в некоторых текстах говорят о том, что присутствует только три слова, Мене не повторяется. Иначе говоря, здесь мы имеем дело с архетипическим паттерном тройки и, возможно, четверки. Это колебание между тройкой и четверкой, о чем подробно писал Юнг[46], является аспектом образности индивидуации. Четвертое слово, которое завершает кватерность, всегда добавляется неохотно или двусмысленно, и неопределенно; оно никогда полностью не присутствует. Итак, мы имеем три слова, тогда как четвертое является повторением первого.
С тем же феноменом мы сталкиваемся в Тетраграмматоне, который состоит из четырех букв йод, хе, вау, хе; здесь также четыре составных части, но только три буквы, потому что хе повторяется. Опять же мы видим неоднозначность, колебание между тройкой и четверкой. И вы можете увидеть тот же феномен снова в Новозаветной версии Тетраграмматона, как я это называю, — на всех средневековые изображения распятия, подписи, которая присутствовала на кресте, Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum, INRI, Иисус Назарянин, Царь Иудейский. Но здесь снова INRI состоит из четырех букв, одна из которых повторяется — та же ситуация, что и в Тетраграмматоне.
Все это примеры кватерной манифестации Самости, с этой двусмысленной неопределенностью относительно того, способна ли тройка превратиться в четверку или нет. Вот что проявляется в словах на стене, манифестация Самости. Даниил извлекает из этой манифестации более конкретные термины, «измерен, взвешен и разделено», так что его творческий процесс превращает это в следующее: «Ты был измерен, взвешен на весах и оказался легок, и потому твое царство будет разделено». Итак, в данном случае, столкновение с Самостью — словами, написанными рукой на стене — имеет своим следствием процесс separatio: измерение, взвешивание и разделение означают то, что эго находится в процессе отделения от Самости. [47]
Апокалиптическое видение Даниила.
В главе 7, которую я считаю ядром Книги Даниила, содержится важное апокалиптическое видение. Это видение, вместе с некоторыми другими видениями, составляющими Книги Даниила, составляет подлинный классический пример целого жанра библейской литературы — апокалиптической. Это видение действительно является первым апокалипсисом. Даниил говорит:
В моём сне со всех четырёх сторон дул ветер. Эти ветры взволновали море. Я видел четыре больших зверя, и каждый из них был непохож на другого. Эти четыре зверя вышли из моря. Первый из них выглядел, как лев, но с крыльями, как у орла. Я наблюдал за ним. Потом крылья у него были вырваны, и он был поднят от земли так, что стал на ноги, как человек, и было ему дано человеческое сердце (разум). А потом я увидел перед собой второго зверя. Этот зверь был похож на медведя. Он приподнялся, лёжа на боку, и во рту у него, между зубами, было три клыка. Ему было сказано: «Встань, и ешь мяса сколько хочешь!» После этого я взглянул, а передо мною был ещё один зверь, похожий на леопарда. Но у этого леопарда было на спине четыре крыла, как у птицы. У него было четыре головы, и ему была дана власть. После этого в моих ночных видениях, я видел перед собой четвёртого зверя, страшного и ужасного, и к тому же очень сильного; у него были большие железные зубы. Зверь этот пожирал свои жертвы и попирал ногами то, что от них осталось. Этот зверь отличался от тех зверей, которых я видел раньше. У него было десять рогов. Я размышлял об этих рогах, и вот, ещё один рог вырос между ними. Он был маленький, и у него были глаза, как у человека, а также уста, говорящие высокомерно. Этот маленький рог вырвал три других рога. И когда смотрел я, были поставлены на свои места троны. И Древний Царь воссел на Свой трон. Его одеяния были белы, как снег. Волосы у Него на голове были белые, словно белая шерсть. Его престол был сделан из огня, а колёса трона — из пламени. Перед Ним текла огненная река. Миллионы людей служили Ему. Сотни миллионов людей стояли перед Ним. Суд готов был начаться, и книги были раскрыты. Я продолжал смотреть, потому что маленький рог высокомерно хвастался. Я продолжал наблюдать до тех пор, пока, в конце концов, был убит четвёртый зверь. Тело его было сокрушено и брошено в горящий огонь. У остальных зверей была отнята власть, но им было разрешено остаться жить на некоторое время. Когда я наблюдал своё ночное видение, я увидел перед собой кого-то, кто выглядел, как человек, и шёл с облаками на небесах. Он подошёл к Древнему Царю, и его подвели к Нему. Ему была дана власть, слава и полное владычество. Все народы, племена и люди, говорящие на всех наречиях, будут служить Ему, и владычество Его, и царство Его будут вечны и нерушимы». (7:2-14)
Я хотел прочитать данный текст полностью, потому что это очень важный образ в истории апокалиптических видений.
Так называемые апокалипсисы или откровения отсылают нас к эсхатологии. Eschaton в греческом языке означает «последний», т.е. эсхатология обращается к последним вещам. Это также главная тема и для Нового Завета, в особенности для Откровения Иоанна Богослова. Важной эта тема является и для ученых, задающихся вопросом, насколько эсхатологическим сознанием обладал Христос – в этом заключается вопрос parousia, Второго Пришествия. Ожидал ли Христос буквального свершения всего этого? Это значительная проблема, которая предполагает наличие в своем основании архетипа огромной важности.
Это то, к чему я хотел бы привлечь ваше внимание: как мы должны понимать с психологической позиции в целом проблему эсхатологии, содержащуюся в этих апокалиптических видениях? Я скажу вам, каким образом я это понимаю.
Я понимаю эсхатологию как выражение ожидаемого столкновения с активированной Самостью, столкновения, которое проецируется на историю. Итак, столкновение с Самостью проникает в некое будущее историческое время. Но посредством этой интерпретации я не собираюсь предполагать то, что подобный взгляд будет исключать исторические проявления подобных феноменов, потому что определенные синхронистические явления учат нас тому, что внутренние архетипические события могут также происходить внешне. Но рассматривая вещи в психологической перспективе, историческое явление окажется вторичным, а психологическое событие будет первичным.
Я часто размышляю, например, о пассажах и Евангелия, где Христос говорит, «Многие из вас не умрут, прежде чем увидят Сына Человеческого, грядущего во славе»[48] Ученые обычно интерпретируют это так, как будто Христос буквально ожидал, что parousia или Второе Пришествие, должно случиться уже с тем поколением людей, к которому он обращался. Но это также может быть психологически истолковано таким образом, что некоторые из людей окажутся достаточно психологически развитыми, чтобы внутренне пережить данный феномен.
Это лишь некоторые идеи, которые приходят на ум, когда я задумываюсь о том, как нужно понимать апокалиптическую литературу. Но сейчас давайте обратимся к содержанию видения Даниила и посмотрим, как это может быть психологически истолковано без проецирования на историю, что, конечно же, делает сам Даниил. В своем толковании он связывает свое видение с исторической сменой царств. Но если мы избежим историзации видения и подумаем о нем психологически, как бы мы его тогда проинтерпретировали? Что ж, вот как я это вижу.
Видение начинается с появления четырех ужасных чудовищ из океана. Это изображено на гравюре Доре.
Я рассмотрел бы это как появление в поле зрения изначального аспекта кватерности. Это Яхве в виде животного — аналогично Бегемоту и Левиафану, которые (по мере своего появления в поле сознания) требуют того, чтобы быть укрощенными — трансформируется и дифференцируется. И это то, что действительно происходит во второй части видения. Потому что как только возникают чудовища, происходит осознание их ужасающей примитивности, затем появляется образ старого человека, Древнего Царя, сидящего на небесном престоле, сцена божественного суда, и прибытие на облаке Сына Человеческого, которому дают владычество. Одновременно с этим, чудовища оказываются убиты или подавлены: одно из них убито, а другие лишены власти.
Одной из важных особенной последней части видения является выражение Сын Человеческий. Вы знаете, что Христос специфично применил этот отрывок, данное видение Даниила, к самому себе. Когда он был арестован и представлен перед Синедрионом, первосвященник спросил его,
«Ты ли Христос, Сын Благословенного Бога?» Иисус ответил: „Да. И вы увидите Сына Человеческого, сидящего справа от Всемогущего и грядущего в облаках небесных». (Марк 14:61-62)
Христос отвечает прямо из Книги Даниила 7:13; это цитата из рассматриваемого нами видения, относящаяся именно к Сыну Человеческому.
Теперь, как вы помните, впервые мы столкнулись с этим выражением, Сын Человеческий, в видении Иезекииля, в первой главе Книги Иезекииля. Вы также можете помнить, что Юнг говорит о том, как Яхве называет подобным образом Иезекииля предположительно за тем, чтобы указать на то, что сын «Человека» сидит на престоле над колесницей, другими словами – божество в человеческом обличии. [49] В целом, как я это психологически понимаю, речь здесь идет об изначальной Самости, примитивной, нераскаявшейся кватерности, представленной четырьмя чудовищами, претерпевающей трансформацию в ходе видения, в результате чего она превращается или заменяется новой манифестацией Самости, Мессией, называемым Сыном Человеческим.
Это наименование говорит нам о том, что является его сущностью и в чем состоит суть трансформации. Поскольку его называют Сыном Человеческим, то это значит, что Самость, изначальная Самость, должна претерпеть трансформацию путем очеловечивания.
Это то, как я понимаю видение Даниила – Яхве в своей форме чудовища очеловечился.
ОСИЯ.
В Книге пророка Осии присутствует лишь одна центральная тема или образ, особенно если вы будете рассматривать этот текст с точки зрения психологии. Этим образом является отношение Яхве с Израилем, как проявление, брака, coniunctio. Поэтому я хотел бы привлечь ваше внимание к статье Ривка Клюгера «Образ брака между Богом и Израилем в Ветхом Завете». Разумеется, это не первый раз, когда мы сталкиваемся с данным образом, но так или иначе, он обретает наибольшую свою ясность в книге Осии.
Неверная жена.
Идея состоит в том, что когда Яхве заключал завет с Израилем, то он женился на ней, и Израиль становится его женой. Но она оказалась неверной брачному завету; она стала блудницей. И хуже того, как это описывается у Осии, приданое, которое она получила от своего супруга, Яхве, она стала использовать для того, чтобы привлекать других любовников. Это явно утверждается в Книге Иезекииля, где Яхве говорит:
И взяла ты прекрасные драгоценности, подаренные Мной, и сделала из них статуи мужчин, и ты блудодействовала со статуями. И одела ты эти статуи в прекрасные одежды свои, взяла подаренные Мною благовония и употребила на эти статуи. Я дал тебе хлеб, муку, мёд и масло, но ты отдала их своим идолам. Ты предложила им это, желая ублажить своих лжебогов, и вела себя с ними, как блудница». (16:17-19)
Итак, у Осии эта история представлена следующим образом:
Судитесь с вашею матерью, судитесь; ибо она не жена Моя, и Я не муж ее; пусть она удалит блуд от лица своего и прелюбодеяние от грудей своих, дабы Я не разоблачил ее донага и не выставил ее, как в день рождения ее, не сделал ее пустынею, не обратил ее в землю сухую и не уморил ее жаждою. И детей ее не помилую, потому что они дети блуда. Ибо блудодействовала мать их и осрамила себя зачавшая их; ибо говорила: «пойду за любовниками моими, которые дают мне хлеб и воду, шерсть и лен, елей и напитки «. За то вот, Я загорожу путь ее тернами и обнесу ее оградою, и она не найдет стезей своих, и погонится за любовниками своими, но не догонит их, и будет искать их, но не найдет, и скажет: «пойду я, и возвращусь к первому мужу моему; ибо тогда лучше было мне, нежели теперь «. А не знала она, что Я, Я давал ей хлеб и вино и елей и умножил у нее серебро и золото, из которого сделали истукана Ваала.. . . И накажу ее за дни служения Ваалам, когда она кадила им и, украсив себя серьгами и ожерельями, ходила за любовниками своими, а Меня забывала, говорит Господь (2:2-13)
Брачный символизм представлен здесь в абсолютно явном виде, и, как вы знаете, он также дублируется в идее о том, что Церковь является невестой Христа. Мы можем также отметить, что подобно Израилю, Церковь тоже играет роль блудницы и использует приданое Христа для неверных целей. И как Яхве отвернулся от Израиля, так и Бог в настоящее время оставил свою Церковь. Я бы сказал, что свое отражение эта ситуация нашла в детском видении Юнга, где Бог испражнился на крышу Базельского кафедрального собора.[50] Это образ предельной заброшенности.
Но, возвращаясь к исходному пункту; Израиль поддерживает свои прелюбодеяния дарами от ее мужа Яхве. Что же это может означать в психологическом отношении? Это может значить то, что эго принимает дары от Самости и использует их для бытовых или идолопоклоннических нужд. Каким-то образом трансперсональной энергией злоупотребляют для своих личных целей. Конечно, это практически неизбежная ситуация в процессе развития эго. Эго вообще не способно развиваться, до тех пор, пока оно крадет энергию у богов, у архетипов, и использует ее лишь в своих интересах. Тем не менее, рано или поздно, приходит время возмездия; тогда эго приходится расплачиваться за свое высокомерие (hubris). Происходит своего рода принудительное опустошение эго, когда Яхве говорит Израилю, что он заберет себе обратно все свои дары и оставит ее голой. Это должно соответствовать тому периоду времени, когда эго должно быть раздето донага и избавлено ото всех украденных энергий.
Затем Яхве продолжает говорить:
Посему вот, и Я увлеку ее, приведу ее в пустыню [после того, как он раздел ее], и буду говорить к сердцу ее. И дам ей оттуда виноградники… и ответит она тогда, как во дни юности своей… (2:16-17)
Итак, мы имеем здесь образ пустыни, как места, где происходит окончательное опустошение, за которым следует новая наполненность, обновленная связь с Самостью, поскольку после того, как Израиль была раздета и опустошена и увлечена в пустыню, ей вернули ее виноградники.
Приведенные отрывки были своего рода фоном для центральной истории, которая затрагивает брак Осии. Яхве является Осии и говорит ему:
Пойди и женись на блуднице. И имей с ней детей, зачатых в пороке, ибо народ этой земли погряз в распутстве, отступив от Господа. (1:2)
Что же это значит? Осию просят повторить опыт Яхве в своей личной жизни. Женой Яхве является блудница – здесь это признается. И теперь Яхве говорит Осии – поскольку моя жена блудница, то ты тоже иди и возьми себе в жены блудницу. Другими словами, Яхве просит Осию взять на себя его проблему.
Если мы применим здесь психологический подход, то можно предположить, что ситуация была несколько отличной от описываемой. Я полагаю, что в действительности у Осии была неверная жена, и в своих мучениях он молился, чтобы понять, почему это несчастье должно было случиться с ним. Возможно, это было активное воображение, в котором он установил связь с Яхве, который в итоге ответил, «На что ты жалуешься? Ты не хуже, чем я. Моя жена тоже блудница». Это то, что мы называем открытием архетипического значения комплекса. И, как следствие, открытие Осией того, что его бремя есть бремя Бога, очевидно, полностью меняет его отношение к тому, что с ним произошло. Ситуация предстает в совершенно ином контексте. Это открытие дает ту глубину и широту смысла, которого не было прежде, поскольку ему стало ясным, что его личная проблема делает его носителем божественного комплекса, как мы могли бы сказать. И в той степени, в которой он может вынести эту проблему, или даже разрешить ее, став более сознательным, он вносит свой вклад в разрешение божественного комплекса.
Вы могли заметить, что Юнг довольно часто упоминает Осию в своих работах, и это свидетельствует о том, что он чувствовал некое родство с Осией. Я имею в виду, что ему также пришлось нести божественное бремя.
You may have noticed that Jung mentions Hosea quite often, scattered throughout his work, which indicates that he felt a kinship with Hosea. I think in the sense of also being the carrier of a divine burden.
Смерть Бога.
Современный пример переживаний Осии обнаруживается у Ницше, который написал следующее в Веселой Науке:
Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кричал: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» — Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. Он что, пропал? — сказал один. Он заблудился, как ребенок, — сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас? Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? — так кричали и смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил их своим взглядом.
«Где Бог? — воскликнул он. — Я хочу сказать вам это! Мы его убили — вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца? … Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами — кто смоет с нас эту кровь?» …
… Здесь замолчал безумный человек и снова стал глядеть на своих слушателей; молчали и они, удивленно глядя на него. Наконец, он бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребезги и погас. «Я пришел слишком рано, — сказал он тогда, — мой час еще не пробил. Это чудовищное событие еще в пути и идет к нам — весть о нем не дошла еще до человеческих ушей. Молнии и грому нужно время, свету звезд нужно время, деяниям нужно время, после того как они уже совершены, чтобы их увидели и услышали. Это деяние пока еще дальше от вас, чем самые отдаленные светила, — и все-таки вы совершили его!»[51]
Вот, что говорит Вальтер Кауфман (Walter Kaufmann) об этом отрывке:
Ницше пророчески предвидит самого себя, ставшего безумцем: потерять Бога, значит впасть в безумие; и когда человечество узнает о том, что оно потеряло Бога, вспыхнет всеобщее безумие. Это апокалиптическое чувство надвигающихся ужасных событий висит грозовой тучей над всем мышлением Ницше.
Мы разрушили нашу собственную веру в Бога. Остается только пустота. Мы падаем. Наше благородство покинуло нас. Мы потеряли свои ценности… Стало холоднее, и ночь приближается. Не стремясь объяснить болезнь Ницше, сегодня вряд ли было бы ошибкой считать ее символической… Мы не в состоянии распознать то, что он чувствовал относительно своей погибели от предсказанного им всеобщего недуга.
Пророк Осия был женат, и, когда его жена перестала быть верной ему, он понял то, что его отношение к ней схоже с отношением Бога к Израилю. Была ли его жена такой же неверной, как и его народ? Тем не менее, он любил ее, как и Бог любил свой народ. Кто может сказать, кому были предназначены мучительные вопли, заверения в любви, и его мольба вернуться назад, — для его жены или для его народа? Иногда пророчество, кажется, заключается в способности человека испытать свою собственную судьбу столь глубоко, что она становится символом чего-то большего. Именно в этом смысле Ницше можно сравнить с древними пророками. Он прочувствовал агонию, страдание и несчастие безбожного мира столь сильно, (в то время как другие были все еще слепы, чтобы увидеть его ужасающие последствия), что оказался в состоянии заранее пережить судьбу грядущего поколения. [52]
Я думаю, что это очень интересный комментарий философа, и мы можем прийти к схожей идее, используя психологический подход: Ницше действительно проживал своего рода символическую жизнь в предчувствии того, что должно случиться.
Также связь между Ницше и Осией уместна и в другом отношении. В книге Осии 6:6, Яхве говорит:
Не жертвы Я хочу, а преданной любви. Хочу, чтобы познали люди Бога, а не приносили всесожжении.
Я думаю, что это соответствует представлению Ницше о том, что он называл amor fati, любовь к року. Об этом очень сжато он пишет во второй главе своей книги Ecce Homo, где говорит:
Моя формула для величия человека есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные. Не только переносить необходимость, но и не скрывать ее … любить ее. [53]
Разумеется, здесь присутствует характерный для Ницше привкус максимализма. Но, тем не менее, это очень ценная идея. И я думаю, что Юнг описывает более скромную версию того же самого: amor fati, как подхода любви к Богу. Юнг описывает, как он изменился после своей болезни в 1944, следующим образом:
Но после болезни я приобрел и новое качество. Его я назвал бы утвердительным отношением к бытию, безусловным «да» по отношению ко всему, что есть, без каких бы то ни было субъективных протестов. Условия существования я принимал такими, какими видел и понимал их, себя самого я тоже принимал таким, каким мне суждено быть…
Лишь после болезни я понял, как важно увериться в существовании собственной судьбы. Наше «я» проявляется как правило в ситуациях непредвиденных, непостижимых. Это «я», способное терпеть и принять правду, в состоянии справиться с миром и судьбой. Только в этом случае наши поражения превращаются в победы. И тогда ничто — ни извне, ни изнутри — не может противостоять нам. Тогда наше «я» способно выстоять в потоке жизни, в потоке времени. Но это верно лишь при условии, что мы не намерены и не пытаемся вмешиваться в ход своей судьбы. [54]
Это можно было бы соотнести с amor fati, а также с любовью к Богу – то, о чем говорит и чего хочет Яхве: любовь, любовь и познание Бога; в то же время, любовь и знание приблизительно равны в ветхозаветной терминологии. Позвольте теперь поделиться с вами заключительной мыслью, которая пришла ко мне, в то время, когда я размышлял над историей Осии. Сначала, Осие говорят жениться на блуднице и, таким образом, разделить судьбу Яхве, жена которого — Израиль – являлась блудницей. Но затем, в 3 главе, вдобавок к этому, Осие говорят, чтобы он любил свою прелюбодействующую жену и вернул ее обратно, «как Господь любит сынов Израиля, а они всё ещё продолжают поклоняться другим богам» (3:1). Я думаю, что если поразмыслить над психологическим значением этой истории, то можно увидеть заключенную в ней, хоть и неявную идею, которая состоит в следующем. Если Осия может любить свою неверную жену, то это может быть поможет Яхве восстановить Свою любовь к Своей собственной жене, Израилю. Другими словами, возможно, что действия человеческого эго, в данном случае Осии, необходимы для того, чтобы помочь зародить новое отношение внутри Бога.
Эта мысль напоминает мне утверждение Юнга, которое он делает в одном важном письме Элениде Котшинг (Elenid Kotschnig), где он говорит:
Бог может быть назван добрым лишь постольку, поскольку Он способен проявить свою доброту в индивидуумах. Его моральные качества зависят от индивидуумов. Вот почему Он воплощается. Индивидуация и индивидуальное существование необходимы для трансформации Бога Творца. [55]