08.08.2016
0

Поделиться

Глава 8. Иона

Эдвард Эдингер

Пророки Ветхого завета

Глава 8

Иона.

Книга Ионы является настоящей психологической жемчужиной. Она столь краткая и выразительная, что я собираюсь разобрать ее полностью, оставляя комментарии по мере нашего продвижения.

Бегство от Бога.

Иона был пророком восьмого века до Р.Х., во время правления Иеровоама II. Его имя означает «Голубь». Я хотел бы приступить к разбору текста с самого начала:

К Ионе, сыну Амафиину, пришло слово Господа: „Иди в великий город Ниневию и проповедуй против него, ибо весть о его злодеяниях дошла до Меня». Но Иона убежал от Господа и отправился в Фарсис. Он добрался до Иоппии, где отыскал корабль, отплывающий в этот порт. Заплатив за проезд, он поднялся на корабль и отправился в Фарсис, чтобы спастись бегством от Господа. (1:1-3)

Яхве является активированной Самостью, которая призывает Иону, чтобы дать ему поручение; другими словами, он призывает к задаче индивидуации. Но эго Ионы бежит от зова Самости. Эта тема, представленная, возможно, в наиболее явном виде в Книге Ионы, чем где-либо еще в нашем мифологическом материале, тема бегства от Бога, или бегства от зова индивидуации, является чрезвычайно важной в психологическом отношении, поскольку мы очень часто сталкиваемся с ней в нашей работе. Она постоянно возникает в сновидениях: сны о бегстве очень распространены. Обычно это бегство от теневой фигуры, но в иных снах это явно бегство Самости, о чем свидетельствует соответствующая образность. Я думаю, что мы могли бы сказать, что почти всегда, когда мы рассматриваем сновидения о бегстве, это будет бегством от Самости. Потому что если вы убегаете от тени, то вы убегаете и от того, что стоит за ней – всего процесса развития.

Всегда, когда я размышляю о бегстве Ионы от Бога, я вспоминаю поэта Фрэнсиса Томпсона и классическое выражение, которое он дал данной теме в своей поэме «Небесная гончая». Я собираюсь прочитать вам большой отрывок из нее, потому что считаю ее довольно уместной для нашей работы. Но прежде, позвольте сказать мне несколько слов о личной жизни Фрэнсиса Томпсона, ибо он является или являлся современным примером, иллюстрирующим переживания Ионы.

Томпсон жил с 1859 по 1907гг., и умер от туберкулеза в возрасте сорока восьми лет. Он родился в Престоне, что находится в западной части Англии, поблизости от Ливерпуля. Он был мечтательным интровертом, неуклюжим юношей. Его отец был врачом и хотел, чтобы его сын тоже стал доктором. Он безропотно повиновался воле отца, проведя шесть лет в медицинской школе, при этом он постоянно проваливал экзамены и в итоге бросил учебу. Примерно в это же время он приобрел зависимость от опиума. Затем он провел около двух лет, живя в родительском доме, плывя по течению и занимаясь странной и бессмысленной работой. Он действительно убегал от жизни в течение всего этого периода.

Наконец, подобно Ионе, он вверг сам себя в морскую пучину, оставив отчий дом и отправившись в Лондон, несмотря на то, что там ему некуда было идти. Он просто нырнул в море лондонской жизни, где и существовал в состоянии отчаянного бродяжничества, ему множество раз пришлось побывать на грани голодной смерти. Однажды поддержку ему оказала проститутка. Он достиг абсолютного дна существования. Он начал понемногу писать и кое-что отправлять редактору литературного журнала. С этого момента редактор начал содействовать ему, и с его помощью он смог выйти из своего безнадежного положения.

В период своего отчаяния и бродяжничества по улицам Лондона, Томпсон, видимо, должен был пережить некий нуминозный опыт, отражение которого можно найти в его поэзии. Особенно поразительным примером служат последние строки из поэмы «Не в чужой стране (Царство Божие внутри вас)»:

Но (когда печаль твоя предела своего достигла), —

Плачь! И над горькими утратами твоими

Прольется свет движенья лестницы Иакова,

Протянутой меж Чаринг-Кросс и небесами.* [56]

*Чаринг-Кросс (Charing Cross) — перекрёсток главных улиц Вестминстера — Уайтхолла, Стрэнда и Кокспур-стрит с южной стороны Трафальгарской площади, считается географическим центром Лондона (прим. перев.)

Томпсон, безусловно, сошел во чрево кита во время трех лет своего голодного скитания, и он был спасен, чтобы исполнить свою пророческую задачу стать поэтом. Я понимаю персональный уровень, по крайней мере, поэмы «Гончая небес», как производное его попытки убежать от жизни (как через наркотики, так и через безделье), а также, возможно, как следствие бегства от его призвания стать поэтом. Но, когда появляется поэма, все его жизненные неурядицы приобретают универсальную обоснованность. Я прочитаю вам ее практически полностью, как пример первой части современного опыта Ионы: части бегства от Бога.

Я бежал от Него
сквозь ночи и дни, под сводами лет,
в лабиринтах мозга, за мглою слез,
на раскатывающийся смех, —
и рушился
в зияющие мраки ужаса
от шагов Погони
неторопких, спокойных, величавых,
и шаги били в слух, но сильней бил Глас:
«Кто предал Меня, того всё предаст».
Я оправдывался пред Ним,
прикрывал мой дух клочьями добрых дел,
но Страх меня гнал, а Любовь за мной гналась,
и я знал, она — Любовь, но было тяжко
обрести Его и лишиться всего.
Я скрывался — Он ввивался в щель,
и мой страх был быстр, но Любовь Его — быстрей;
я стучался, где кончается свет,
в золотые ворота звезд и в серебряные — лун,
и заре говорил: «спеши!», вечеру: «скорей!»,
в синий луг небес я закутывался от грозной Любви,

Страх меня гнал, а Любовь за мной гналась,
и все тот же шаг, и все тот же Глас:
«Кто в себе Меня не скрыл, тот не скроется никем».

Он пытается убежать различными путями. Он ищет выхода в детях, природе, в погоде. Но всегда приходит голос, который говорит,

«Ничто — для тебя, если ты не для Меня!»

Голый,
брошенный на колени,
трепетал я бича Твоей любви.
В похоти силы моей
я сотряс столпы своих дней, —
и вся жизнь моя рухнула мне на темя:
годы — в груды, юность — прах меж развалин,
всходит дым из расселин дней,
больше нет
снов сновидцу, струн песнетворцу:
рвется цепь цветов,
безделушкой качавшая на запястье
земной шар, слишком тяжкий горем.
Ах, Твоя ли любовь — как стебель
красноцвета, где нет места иным цветам?
О, Чертежник Бескрайности,
Ты заране ль жжешь стволы на уголь черте?
Сердце мое — болото
слез, что каплют с плакучих ив ума.
Так — днесь; что — впредь?
Мякоть — горечь, какова ж скорлупа?
Дни мои — туман,
лишь гремит труба с оплотов Вечности,
и туман, колыхнув, мелькает башнею.
Но я внял трубе
и познал Трубящего,
лишь узрев его, высящегося ввысь,
в темном пурпуре, в кипарисном венце.
Ах, наши ли жизни — Твоя Жатва?
Наша ль смерть — перегной Твоим полям?
И гнавшийся за мной
грянул Голос разом со всех сторон:
«Где твоя земля?
Эти ли она дребезги и черепья?
Вот: всё бежит тебя, как ты бежишь Меня!
Бренный, жалкий, всечуждый,
в ком ты ждешь, — он сказал, — любви?
Людская любовь — от людских заслуг:
в чем заслуга твоя,
меж глиняных комьев самый грязный ком?
Кто полюбит тебя, ничтожного,
кроме Меня?
Я брал у тебя —
чтобы взятое нашел ты в Моей руке;
ты ли нищ,
коль добро твое в Моих закромах?
Вот тебе Рука Моя: встань!»
Шаг смолк. [И далее идет ключевая фраза поэмы]
Этот мрак на душе у меня —
не тень ли от Его ласкающе простертой Руки?
«Самый малый, самый темный, самый милый,
Это Я — кого ты искал!
Тот гонит Любовь, кто гонит Меня». [57]

( перевод М. Гаспарова с измен.)

Я хочу сравнить эту поэму с современным сном. Как я сказал, большинство сновидений о бегстве не говорят явно о том, что сновидец убегает от Самости. Но некоторые из снов говорят об этом довольно доходчиво, как мы увидим в следующем сне, приснившемся женщине, которая была в замешательстве относительно того, нужно ли всерьез рассматривать те последствия, которые вытекают из признания реальности психики.

Ей снилось, что она убегала от огромной птицы. Она чувствовала, что они должны биться насмерть, и ей нужно было уничтожить птицу. Таким образом, она обнаружила, что вовлечена в сюжет, в котором нужно было убить птицу, хотя она знала, что подобная попытка будет злом. В то время, когда она уже ожидала свершения уготованного плана и убийства птицы, к ней внезапно пришло осознание того, что она потеряла превосходство над птицей. Теперь она была в ужасе. Столы вокруг нее были перевернуты, и она вдруг поняла, что огромная визжащая птица сейчас схватит ее. Для того чтобы не дать птице проникнуть внутрь, она накрыла весь дом огромным пластиковым тентом. Но каким-то образом, птица смогла проникнуть внутрь и тихо ждала, пока женщина станет отдыхать, чтобы убить ее и выклевать у нее глаза. Женщина в испуге проснулась.

Это хороший пример попытки убежать от Самости. Теперь давайте вернемся к Ионе, который уплыл в море, чтобы избежать воли Яхве. История продолжается:

Тогда Господь послал сильный ветер на море, и поднялась такая яростная буря, что кораблю грозило крушение. Всех моряков охватил ужас и они стали взывать каждый к своему богу. Они сбросили груз за борт, чтобы облегчить корабль. Иона же спустился в трюм под палубой, лёг и крепко заснул. Капитан корабля пришёл к нему и сказал: „Как можешь ты спать? Вставай и обратись к своему Богу! Может, Он услышит твою молитву и не даст нам погибнуть». (1:4-6)

Это подобно тому, как если бы отдельные психические элементы протестовали побегу Ионы от Бога, как будто он пошел вразрез с космическим потоком, осуществляющим жестокое сопротивление неправильному направлению движения Ионы. Позвольте представить вам свой личный пример данного феномена. Это произошло перед тем, как я решил отправиться из Нью-Йорка в Калифорнию, тогда я был в процессе принятия решения. Мне доводилось несколько раз совершать перелет туда и обратно между западным и восточным побережьем. Это было довольно необычно – как будто существовало некое препятствие для движения на восток. Каждый раз, когда я собирался отправиться на восточное побережье, происходило что-то неладное. Однажды я прилетел в Лос-Анджелес, и там была забастовка авиакомпании, так что я никак не мог вернуться; у меня были большие проблемы с тем, чтобы забронировать место на другой рейс. Мне пришлось задержаться. В другой раз у нас вышел из строя двигатель, и мы вынужденно приземлились в Детройте. На другом рейсе мы не могли сразу приземлиться в Нью-Йорке из-за перегруженности аэропорта, и нам пришлось лететь в Вашингтон, чтобы дозаправиться. В последний раз это было приземление во время снежной бури. В целом это был очень впечатляющий опыт – пережить все трудности с возвращением на восток.

Подобного рода феномен аналогичен, (по крайней мере, в том смысле, в каком я его рассматриваю), тому, что произошло с Ионой, когда он отправился в Фарсис, вместо того, чтобы пойти в Ниневию. Случился ужасный шторм.

Другой особенностью является то, что Иона спал во время шторма. Как будто буйство стихий, дикий шум внешнего мира должны были случиться, из-за того, что Иона спал. Это, как если бы (и мы часто можем наблюдать это психологически) существовала обратная связь между состоянием эго и состоянием бессознательного. Не всегда верно то, что если эго спит, бессознательное бушует. Существует масса примеров, когда ситуация не складывается подобным образом. Довольно часто оба — и эго и бессознательное спят. Но, когда, после зова Самости, эго отправляется спать, тогда в бессознательном возникает ужасающее волнение. И наоборот, если эго находится в волнении, то бессознательное склонно производить успокаивающий эффект. Таким образом, если бы Иона нес в своем сознании больше беспокойства, то шторм бы не возник, чтобы разбудить его.

Книга Ионы продолжается речью моряков:

Тогда моряки сказали друг другу: „Давайте бросим жребий, чтобы узнать, из-за кого мы терпим бедствие». Они бросили жребий, и он пал на Иону. Тогда моряки сказали Ионе: „Это по твоей вине нас постигла страшная беда! Кто ты? Откуда ты родом? Из какой страны и из какого народа?» Он ответил: „Я — еврей и поклоняюсь Господу, Богу небес, сотворившему море и сушу». Иона рассказал им, что он убегает от Господа. Это привело их в ужас, и они спросили его: „Какой же страшный поступок ты совершил против твоего Бога?» А море бушевало всё сильнее и сильнее. Тогда они спросили его: „Что нам сделать с тобой, чтобы море успокоилось?» „Поднимите меня и бросьте за борт, — отвечал он, — тогда море успокоится. Я знаю, что эта страшная буря обрушилась на вас из-за меня».

Это поворотный момент в истории. После бегства от своего зова, после отправления на корабле в море, чтобы уплыть как можно дальше, после сна во время шторма, Иона, наконец, меняет свое отношение к ситуации, происходит metanoia. Он раскаивается. Теперь мы слышим совершенно иное заявление от него. Он берет на себя ответственность, говоря, «Всему этому моя вина, делайте со мной то, что необходимо, чтобы прекратить шторм», это означает то, что он понимает необходимость пойти в бессознательное, необходимость быть брошенным в море. И это принятие сразу же превращает Иону из беглеца в героя.

Добровольное самопожертвование.

В Евангелии фарисеи просят Христа доказать им то, что он Мессия, дав им знак. В ответ же он говорит, что это поколение грешных людей не получит иного знамения, кроме знамения Ионы. (Матф. 12:39; Лука 11:29). Обычно это истолковывается как отсылка к Воскресению, и три дня в гробу соответствуют трем дням, проведенным Ионой в чреве кита. Однако я считаю, что существует более близкая и более приемлемая параллель в самой стратегии поведения Ионы во время шторма: стратегии добровольного самопожертвования, ввержения самого себя в бессознательное, сознавая при этом, что такая необходимость вызвана прошлыми действиями. Мы можем наблюдать здесь появление жертвенного подхода эго, как ответ на активацию бессознательного.

Повествование продолжается:

…люди стали изо всех сил грести к берегу. Но это было им не под силу, так как море становилось всё яростнее. Тогда моряки взмолились: „Господи, не губи нас за то, что мы лишаем этого человека жизни. Не возлагай на нас вину за убийство невинного, ибо Ты — Господь, и Ты вершишь то, что угодно Тебе». Они взяли Иону и бросили его за борт, и свирепое море успокоилось. При виде этого люди испытали великий страх перед Господом, принесли Ему жертву и дали обеты. Господь же сделал так, что Иону проглотила огромная рыба, во чреве которой он провёл три дня и три ночи. (1:13-1:17)

Это событие представляется мне как еще один интересный пример реципрокного взаимоотношения между эго и бессознательным. Я призываю вас всегда внимательно относиться к данному явлению.

Вы прекрасно можете видеть, что здесь произошло. В ответ на готовность Ионы сойти в бессознательное, появляется спасительная обратная реакция – Яхве посылает огромную рыбу, чтобы спасти Иону. Юнг полагает, что бессознательное стремится идти на компромисс с эго. Эго и бессознательное зачастую находятся в состоянии конфликта. Но если эго идет на уступки, хочет примирения с бессознательным, то бессознательное платит той же монетой. Оно вполне готово пойти на компромисс, как только эго отбросит свое враждебное отношение. И в данной истории мы имеем дело именно с данным феноменом: Иона, вместо того, чтобы утонуть, оказывается довольно гостеприимно принят огромной рыбой.

Ночное морское путешествие.

Изменение подхода Ионы превратило драму в пример мифа о герое, которого пожирает морское чудовище. Это имеет непосредственное отношение к символизму «Моби Дика» Мелвилла, о котором я подробно писал. [58] За этой частью истории Ионы стоит мотив ночного морского путешествия. В «Символах трансформации» Юнг цитирует краткое резюме Фробениуса о многих вариациях этого базового мотива:

На западе морское чудовище проглатывает героя … Животное плывет с ним [внутри себя] на восток… Тем временем герой во чреве чудовища зажигает огонь… и, проголодавшись, отрезает кусок отвислого сердца чудовища… Вскоре после этого он замечает, что рыба выбросилась на сушу… тотчас же герой начинает резать животное изнутри… после чего благополучно выскальзывает на берег… Но в рыбьем чреве было так жарко, что у героя выпали все волосы… Часто герой освобождает одновременно и всех тех, которых чудовище раньше проглотило… [59]

История Ионы соответствует данному описанию не в полной мере, но довольно близка к изложенному.

Символизм указывает на архетипическую тему инцеста героя, преднамеренного нисхождения в материнскую утробу бессознательного с целью трансформации и возрождения. Монстр представляет изначальную психэ в ее естественном, стихийном и недифференцированном состоянии. Это необузданная животная энергия, пока еще не доступная для сознательного функционирования эго. До тех пор, пока эго не вошло внутрь монстра и не расправилось с ним изнутри, оно находится в постоянной опасности быть поглощенным им. Другими словами, эго угрожает одержимость примордиальной психикой, что символизируется образом инцеста. [60]

Если эго особенно слабо, то ему может угрожать настоящий психоз. В пору моей работы в государственном госпитале Рокленда у меня был один пациент, который страдал периодическими приступами кататонической шизофрении. У него были периоды ремиссии, но затем он возвращался к психозу. Во время ремиссии ему приснилось, что к нему приближается огромный кит. Он знал, что будет проглочен, но не мог ничего с этим поделать. По пробуждению он беспомощно ожидал своей судьбы. Через несколько дней после этого сна у него случился рецидив шизофрении во время которого он потерял всякий контакт с внешним миром. Вот что случается, когда слабое и регрессивное эго оказывается проглочено монстром.

Совершенно иной исход ждет эго, целенаправленно движущееся к монстру. У другого пациента с более благоприятным прогнозом был следующий сон:

Он видит красивую, соблазнительную женщину на диване. Она раздета и просит его заняться с ней сексом. Когда он подходит к ней, она превращается в ужасного, похожего на стервятника монстра, чьи гениталии становятся пожирающей пастью. Пасть монстра раскрывается и начинает поедать голову сновидца. Вместо того, чтобы пытаться высвободиться из ее челюстей, он ускоряет процесс, буквально пролезая вглубь глотки. Оказавшись внутри, он начинает бить женщину изнутри, слыша, как она кричит от боли. Затем, он вылезает из нее в некоем отвратительном подобии процесса рождения. Из ее внутренностей он спасает маленькую белую фигурку (крошечного, похожего на гнома, ребенка, который начинает расти, как только оказывается на свободе). Фигурка превращается в прекрасного ребенка, светящегося и сияющего, вызывая при этом сильные чувства радости и волнения.

Ясно, что это событие совершенного иного рода, потому что это было целенаправленное нисхождение. Необходимость превратилась в некое преднамеренное действие в результате сознательного выбора. В результате этого опыта появляется Самость.

Содержание данного сна – борьба с чудовищем изнутри него – напоминает миф о гностическом монстре, где описывается нисхождение Хибила. Вот как он описывается Хансом Йонасом:

[Герой говорит:] Каркум, великая гора плоти, сказал мне: Иди, или я сожру тебя. Когда он говорил это мне, у меня были мечи, сабли, пики, ножи и лезвия, и я сказал ему: Пожри меня. Тогда… он проглотил меня наполовину: затем он изрыгнул меня… Он отрыгнул яд из своего рта, и его кишки, его внутренности и его чресла распались на кусочки». [61]

Ножи и мечи символизируют здесь различающую силу сознания, которое может расчленить бессознательного монстра, сделав доступной его энергию для эго.

Этот миф иллюстрирует тот факт, что свет является ядом для тьмы. Таким образом, когда сознательная сущность намеренно предлагает тьме поглотить ее, то в это же время она доставляет во мрак ядовитую пилюлю, потому что теперь она атакует изнутри. Другими словами, намеренное нисхождение в бессознательное приводит в действие процесс трансформации. Однако происходит это только в том случае, если подобное действие совершается добровольно. Эго, регрессирующее в бессознательное, ожидает противоположный результат; в этом случае свет оказывается отравлен тьмой.

Примером развития данной темы является высказывание Кирилла Иерусалимского, одного из отцов Церкви, о том, что тело Христа было приманкой для дьявола. Проглотив приманку, дьявол обнаружил, что она столь неудобоваримая, что был вынужден выплюнуть ее, так же как кит изверг из себя Иону. Другой версией того же образа является использование распятия как наживы для ловли Левиафана. Это та же самая идея о том, что целеустремленное сознание, оказавшись проглоченным темным чудовищем, отравит это чудовище изнутри.

Книга Ионы продолжается:

Из чрева рыбы Иона молился Господу, Богу своему. Он говорил: „В скорби я к Богу взывал и Он услышал меня. Из могильных глубин, Господи, молил я Тебя, и Ты услышал мой плач. Ты в пучину меня швырнул, в самое сердце глубин, водоворот меня закружил, волны Твои надо мной. Я сказал сам себе: Хоть мне и пришлось покинуть Тебя, Я всё же буду молиться, глядя на храм Твой святой. Горечь морская в горле моём, и глубины объяли меня, голова морской травой обвита. На дне, у самых корней горы, мне казалось, был я прикован навек. Но Господь, мой Бог, вознёс меня из могилы и снова дал мне жизнь. Душа моя надежду потеряла, но вспомнил Господа я. Господь, Тебе молился я, и Ты молитву услышал мою в Храме Твоём святом. Но те, кто привержен никчёмным идолам, с позором покинуты ими. Но с песнею благодарности я жертву Тебе принесу. Я исполню всё, в чём клялся, спасение Господь несёт». (2:1-9)

Как вы уже заметили, это мозаика цитат из Псалтири. Это указывает, как мне кажется, на то, что в чреве кита Иона теряет свой личный голос и теперь говорит архетипическим, трансперсональным голосом.

Все это напоминает мне о том факте, что когда дьявол искушал Христа (всего было три искушения), то его ответом в каждом случае была цитата. Он не давал своего личного ответа. Он говорил, «Ибо написано…». И я думаю, что большая часть ответов тоже были из Псалтири. [62] Когда человек действительно находится в экстремальной психологической ситуации, в чреве кита, так сказать, когда дьявол действительно стоит за искушением, то единственно безопасный подход можно найти в архетипической реальности, в противоположность эго-реальности. Вот как я понимаю молитву Ионы: то, что он говорит в чреве кита, не является речью эго, это священное писание.

Во чреве кита.

Интересно проследить какое отражение нашла история Ионы в различных легендах. Мы, разумеется, знаем, что в зависимости от пассивной или активной установки, эго, проглоченное китом, с психологической точки зрения, может иметь как прогрессивные, так и регрессивные последствия. Если установка активная, то это будет героическим нисхождением в бессознательное. При пассивном отношении наблюдается опасный регрессивный феномен поглощенности. Этот регрессивный аспект обнаруживается в легенде, изложенной Луи Гинзбергом. [63] Согласно этой легенде, Ионе пришлось очень по нраву в чреве кита. Ему это показалось очень приятным. В легенде говорится: «Ему было комфортно внутри кита, как в просторной синагоге». Я не могу не счесть это как отсылку к комфортабельному, коллективному сдерживанию participation mystique в традиционном религиозном окружении. И поскольку у Ионы не было ни малейшего желания уйти, Бог был вынужден превратить кита в другую, маленькую рыбку, где Ионе стало очень тесно. В этой второй рыбе он раскаивался и молился об освобождении.

Другая легенда повествует о том, что рыба устроила Ионе экскурсию:

Рыба унесла Иону в те места, которые нужно было узреть. Она показала ему реку из которой вытекает океан, показала ему следы, оставленные израильтянами, пересекавшими Красное Море, показала ему Геенну и Преисподнюю, и много других таинств, а также чудесных мест. [64]

Другими словами, нисхождение Ионы внутрь кита было инициацией в мистерии. Парацельс также утверждал, что Иона увидел «великие тайны» в чреве кита. [65]

Рассматривая это таким образом, мы можем сказать, что посвящение Ионы в таинства закончилось изменением его отношения. Яхве теперь отвечает его мольбам и повторяет задачу Ионы:

И тогда Господь снова заговорил с Ионой. Господь сказал: „Иди в великий город Ниневию и провозгласи там то, что Я велю тебе». Иона последовал слову Господа и отправился в Ниневию. Ниневия же был огромный город; чтобы пройти его [из конца в конец], нужно было три дня. Иона дошёл до середины города и начал проповедовать народу. Иона сказал: „Через сорок дней город Ниневия будет разрушен». Народ Ниневии поверил словам Бога. И все они, от малого до великого, решили поститься, и все надели на себя траурные одежды, чтобы показать, что раскаиваются. Когда весть об этом дошла до царя Ниневии, он встал со своего трона, снял с себя царские одежды, надел траурные одеяния и сел на пепелище. Затем царь написал специальный указ и разослал его по городу: По повелению царя и его вельмож: На некоторое время ни человеку, ни зверю, ни стаду не разрешается пастись на полях. Ничто живое в Ниневии не будет ни есть, ни пить. Все люди и животные должны быть покрыты власяницами, и народ должен громко взывать к Богу. Каждый человек должен изменить свою жизнь и перестать грешить. Кто знает, может, Бог смягчится и милосердно не даст нам погибнуть, умерив свой грозный гнев. И когда Бог увидел, как они изменились и как отошли от пути зла своего, Он сжалился и не послал на них разрушение, которым угрожал. (3:1-3:10)

Ниневия раскаивается. Что же это может значить для индивидуальной психологии? Я думаю, что Ниневия представляет слой коллективной психэ между Ионой — эго, и Яхве — Самостью. Мы могли бы считать Ниневию аспектом Левиафана, кита, поглотившего Иону. Так же, как нисхождение Ионы внутрь монстра, преобразовало его самого, трансформации так же (косвенно) подвергся кит, тьма — когда свет спускается во тьму, он изменяет ее. Аналогично этому, проникновение Ионы в Ниневию и проповедование там, приводит к преображению и раскаянию Ниневии.

Я думаю, что мы могли бы сказать, что существует символическое равенство между Ниневией и Левиафаном. Для этого я могу воспользоваться авторитетом Томаса Гоббса. Он уподобляет государство Левиафану. Я бы не стал пользоваться этим примером, если бы он не был столь символически точным. Гоббс говорит во введении к своему знаменитому трактату о политической философии:

Ибо искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством (Common-wealth, or State), … и который является лишь Искусственным Человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем Естественный Человек. [66]

Это то, как я понимаю город Ниневию – еще одна версия того, что символизируется китом.

Довольно интересно проследить реакцию Ионы, эго, на преображение Ниневии и спасения ее от Божьего гнева:

Иона был очень недоволен и раздосадован. Он молился Господу: „О Господи, не это ли я говорил, когда был ещё дома? Только поэтому я и бежал в Фарсис. Я знал, что Ты — Бог милосердный и сострадательный, не быстрый на гнев и щедрый на любовь, Бог, который из сострадания не посылает бедствия. А теперь, Господи, возьми мою жизнь, ибо лучше мне умереть, чем жить». (4:1-3)

Здесь следует помнить о правиле взаимозависимости, о котором я говорил ранее. [67] Я считаю, что греховность и нечестие Ниневии были перенесены на эго, Иону. С другой стороны, на эго был перенесен гнев Яхве, потому что и Ниневия и Яхве претерпели metanoia. Они оба раскаивались в своем прежнем отношении. Это раскаянье со стороны Ниневии и Яхве сопровождается осознанием Ионой мощных мотиваций, которые прежде были бессознательны. Яхве был в гневе на погрязшую в грехе Ниневию. Ниневия раскаивается и Яхве перестает гневаться, но этот процесс изменения включает перенос гнева и греховности на эго. Таким образом протекает процесс психологической трансформации. Он не происходит, как по волшебству. Он должен передаться в инстанцию сознания, коей является эго. Теперь Иона обременен страстным желанием совершения возмездия, желанием, которое теперь покинуло Яхве.

Вы можете сказать, что раз Иона несет установку на возмездие и находится в состоянии депрессии, вызванном этим расстройством, то это позволяет Яхве проявить Самого Себя в Его любящем и милостивом аспекте. Именно это и можно будет заметить, если мы будем иметь в виду понятие взаимообратной (реципрокной) связи между эго и Самостью.

Текст продолжается:

Но Господь ответил ему: „Разве есть у тебя право так гневаться?» Иона вышел из города и сел с восточной стороны. Он устроил там себе укрытие, сел в его тени и стал ждать, что же случится с городом. По промыслу Господа Бога над головой Ионы выросла тыквенная лоза, дав тень и облегчив этим его ожидание. Иона был очень рад этой лозе. Но на заре следующего дня Бог сделал так, что червь подточил лозу и она завяла. Когда же встало солнце, Господь послал знойный восточный ветер, и солнце так палило над головой Ионы, что он терял сознание. Он хотел умереть и сказал: „Уж лучше мне умереть, чем жить». Но Бог сказал Ионе: „Разве ты в праве так сердиться из-за лозы?» „Да, — ответил Иона, — я до смерти огорчён». И сказал тогда Ионе Господь: „Ты сожалеешь о лозе, за которой не ухаживал и которую не растил. Она выросла за одну ночь, в одну ночь и погибла. А в Ниневии более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить хорошего от плохого, и множество скота. Как же Мне не пожалеть этот великий город!» (4:4-11)

Гнев Яхве, символически соответствующий Левиафану, был преображен нисхождением эго в бессознательное. Это сошествие в бессознательное делает эго темнее, потому что оно вбирает в себя аспекты примордиальной психэ. В этом и заключается суть нисхождения. Однако внутреннее смешение эго-сознания с божественной тьмой обладает эффектом преображения тьмы, бессознательного, и следует сказать, что, согласно выдвинутому ранее предположению, Бог нуждается в содействии человеческого эго, для того, чтобы осознать Самого Себя.