Эдвард Эдингер
«Священная психэ. Психологическое исследование псалмов».
Глава 4
Псалом 22.
Страдающий слуга.
Это особенно важный псалом, он довольно длинный, поэтому я сконцентрируюсь на первых 21 стихах.
1.Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Почему Ты стал так далек, что не слышишь мою мольбу о спасении?
2. Боже мой! я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне, ночью, — и нет мне успокоения.
3. Но Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля.
4. На Тебя уповали отцы наши; уповали, и Ты избавлял их;
5. К Тебе взывали они, и были спасаемы; на Тебя уповали, и не оставались в стыде.
6. Я есть червь, а не человек; Народ меня стыдится, презирает!
7. Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою:
8. «Он уповал на ГОСПОДА; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему».
9. Но Ты извел меня из чрева, вложил в меня упование у грудей матери моей.
10. На Тебя оставлен я от утробы; от чрева матери моей Ты — Бог мой.
11. Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет.
12. Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня,
13. Раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий.
14. Я пролился, как вода; все кости мои не держатся вместе; мое сердце подобно воску; оно растаяло во внутренностях моих.
15. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прилип к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной.
16. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои.
17. Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище;
18. Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий.
19. Но Ты, ГОСПОДИ, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне;
20. Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою;
21. Спаси меня от пасти льва, ибо услышал Ты меня из рогов единорогов.
Это переломный момент, восклицание об избавлении: «ибо услышал Ты меня из рогов единорогов». Я был услышан! Я был подвешен на рогах единорогов – другими словами, я был в отчаянном положении – и ты услышал меня. В оставшейся части псалма возносится хвала и выражается благодарность за то, что вопрошающий был услышан и освобожден.
Этот псалом, среди псалмов 2 и 110, является одним из главных Мессианских псалмов. Как мы видели в псалме 2, старозаветное ожидание грядущего Мессии имело в своей основе идею о том, что Мессия придет дважды. Иногда, в сведениях из легенд, мы находим, что то же самое выражено несколько иначе – Мессий будет двое. Так или иначе, символически приход Мессии является двойным событием: второе пришествие будет сопровождаться победой и славой, как это описано псалме 2; но первому пришествию, описанному в псалме 22, сопутствует унижение и поражение.
Христос, как вы знаете, цитирует начало данного псалма на кресте: «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?». Некоторые считают, что он процитировал весь псалом. Это нечто вроде фантазий – весь святоотеческий символизм служит материалом для амплификации – и они нам кое о чем говорят. Идея о том, что Христос мог процитировать на кресте целиком весь псалом, говорит нам о том, что Распятие на кресте может расширить смысловое поле псалма 22. Действительно, это видно в Евангельской истории, потому как в ней много образов – таких как бросание жребия – которые были взяты из псалма 22.
Этот псалом имеет множество сходств в теме и содержании с отрывком из книги Исайи. Я хочу прочитать его вам, потому что он очень важен в психологическом плане:
Взгляни на слугу Моего — он будет благоуспешен, возвысится и вознесется, и возвеличится.
И как многие поразились, увидев слугу Моего, ибо он был так обезображен, что в нём с трудом узнавали человека — …
Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и люди ни во что ставили Его;
Но Он принял на себя наши страдания и взял нашу боль, а мы думали, что Бог наказывает Его и бьёт за то, что Он сделал Сам.
Но боль и страдания были Ему даны за наши грехи, Он был наказан по нашей вине, и долг, который должны были мы отплатить, приняв наказание, лёг на Него. Мы были исцелены, благодаря Ему. (Исайя 52:13-14; 53:3-5) [45]
Итак, разумеется, перед нами также Мессианский пассаж, и это в точности тот же самый образ, который мы находим в псалме 22:6, где Мессия говорит о себе: «Я есть червь, а не человек; Народ меня стыдится, презирает!»
Здесь присутствует абсолютно потрясающее сопоставление двух образов. Это то, что говорит Мессия; грядущий царь мира; кульминация, спасение и оправдание всего человеческого рода. Величайшее значение и смысл приписываются Мессии. И Мессия описывает самого себя как червя! Все это поражает воображение, но так оно и есть.
Теперь этот образ появляется в других местах, тоже – психологические факты и никогда только лишь независимые феномены. То есть, на самом деле, это то, как мы исследуем архетипическую реальность: схожие образы обнаруживаются в различных местах и разных обличиях. Поэтому далее я попытаюсь проследить данный образ для достаточного психологического понимания.
Образ червя ведет нас к египетскому мифу о фениксе. Вот что говорит Физиолог, (Physiologus), раннесредневековая книга легенд и фольклора (написанная ок. 200 н.э.), о фениксе:
Есть птица в Индии, называемая феникс. По прошествии 500 лет она приходит в леса ливанские и наполняет крылья свои ароматами. И дает знак жрецу Гелиополя в новолуние… Жрец, получив знак, идет и наполняет алтарь хворостом, разводя огонь. Птица же приходит в Гелиополь, исполненная ароматов, и поднимается на алтарь, на себя огонь навлекает и сжигает себя. Наутро жрец, исследуя алтарь, находит червя в золе. На второй день находит ее птенцом, а в третий день находит ее взрослой птицей. Приветствует она жреца и удаляется на свое прежнее место.
Далее Физиолог предлагает нам мораль:
Ведь если эта птица имеет власть себя убить и оживить, то как глупы те люди, что гневаются на Господа, сказавшего: «Власть имею дать душу мою и власть имею снова взять ее» (от Иоанна 10:18)? Феникс уподобляется Спасителю нашему. Нисходя ведь с небес, наполнил два крыла свои благовониями, то есть добродетельными небесными словами, чтобы и мы в молитвах простирали руки и посылали духовные благовония доброй жизнью.
Хорошо говорит Физиолог о фениксе.
Так что феникс приравнивается к Мессии и Христу. (Действительно, в средневековой иконографии, феникс является символом Воскресения Христа)[47]. И одна из стадий жизненного цикла феникса, это стадия червя.
Это усложняет ситуацию. Но, дабы избежать голословных утверждений, необходимо приложить усилия к тому, чтобы представить психологический материал, на котором эти утверждения основываются. Это, разумеется, объясняет сложность последних работ Юнга. Он демонстрирует нам эмпирический метод изучения архетипической психэ. Несмотря на всю сложность, нет возможности изложить эмпирические факты так, как если бы они были изолированы от произвольного суждения – и нет другой области, служащей поводом для путаницы между мнением и фактом, как поле психологии.
Происходя из Египта, миф о фениксе явственно соотносится с египетским символизмом бальзамирования. Этот символизм касается смерти и возрождения – все Египетская цивилизация была одержима смертью и последовательностями посмертных трансформаций. В действительности, основная цель процесса бальзамирования заключалась в том, чтобы создать бессмертное тело – Осириса. Здесь также заключается основной корень алхимии. Психологически, трансформация феникса символизирует процесс индивидуации, в результате которой, как сказали бы алхимики, создается «прославленное несокрушимое тело», вечного плода или продукта сознательно прожитой жизни.
Одним из символических значений образа червя является смерть. Когда мы умираем, мы становимся едой для червей. Мы не видим этого в нынешнее время, потому что вокруг нас не лежат мертвые тела, как это было в Средние Века. Но обычно это очень яркое переживание для людей – смерть превращает тело в месиво, кишащее червями. Это одна из фаз жизненного цикла феникса; и, как говорит псалом 22, это одна из фаз жизненного цикла Мессии. [48]
Теперь, поскольку алхимики были заинтересованы в тех же самых базовых психологических фактах, то та же самая образность проявляется в описании того, что происходит с prima materia. Вот пример алхимического текста:
И вновь, по мере того, как наша химическая смесь подвергается действию огня, разлагается, перемешивается, и в ходе этого процесса, прежде чем завершиться, возникают различные цветовые изменения. Также и этот Богочеловек и Человекобог, Иисус Христос, должен был, согласно воле своего Небесного Отца, пройти через горнило страданий, а значит через многие пытки, оскорбления и муки, в ходе которых Его внешний вид был прискорбно изменен…
С другой стороны, Мудрецы назвали наше вещество, подвергнутое процессу разложения «Головой Ворона» из-за его черноты. Таким же образом у Христа [т.е. страдающего слуги у Исайи] не было ни вида, ни величия, он был презираем и отвержен…так что люди прятали от Него лицо.
Это алхимический рецепт, который описывает трансформацию prima materia в алхимической реторте – часто в форме короля, который должен возродиться. Materia является субъектом той же последовательности смерти и возрождения, переживаемой фениксом и Мессией. Она должна пройти стадию пыток mortificatio. [50] Это подводит нас к впечатляющей идее, что воскресший король в алхимии, возродившийся Яхве в Христе или Мессии, и возрождение феникса – все эти сущности являются вариациями одного и того же психического факта. Все впервые появляются, как червь.
Я хочу дать вам другой пример того же образа, взятого из неопубликованного письма Юнга, цитируемого Герхардом Адлером. В нем Юнг говорит следующее:
Проблема распятия стоит в начале индивидуации; в этом скрытое значение христианского символизма, пути крови и страданий – как и любой другой шаг вперед на пути эволюции человеческого сознания. Может ли человек выстоять перед дальнейшим ростом сознания? … Я признаюсь, что я подчинился божественной власти этой, видимо, неразрешимой проблемы, и я сознательно и намеренно сделал свою жизнь несчастной, потому что я хотел, чтобы Бог был живым и свободным от страданий, возложенных на него человеком, который любит собственную прихоть больше, чем тайные намерения Бога. [51]
Я привел здесь этот отрывок, потому что он является еще одним примером аспекта трансформации мучений, созидательного аспекта такого состояния пребывания червем.
Это приводит нас к феноменологии противоположностей – того, как они работают. Но только если сознательности достаточно для того, чтобы понимать, что происходит. (Заметьте, что Юнг говорит «сознательно и намеренно»). Иначе это не работает. Все это может увести далеко в сторону, так что будьте внимательны в том, как вы воспринимаете то, что я здесь говорю. Не воспринимайте все слишком буквально или конкретно.
В долгосрочной перспективе природа нуждается в балансе. В краткосрочной перспективе могут существовать ужасные дисбалансы, но только не в долгосрочной. Если человек захвачен крайним состоянием одной из сторон противоположностей, то это переживание будет подобно обращению в сжавшуюся пружину. Крайняя односторонность толкает вас с равной силой в противоположном направлении. Это то, что происходит в уравнении червя-Мессии. Чувство абсолютной собственной униженности сжимает пружину противоположностей и тогда она выбрасывает вас в противоположную сторону – высшей славе.
Это то, каким образом все это происходит, когда человек одержим архетипической энергией, и эго не знает, что происходит. Если в данном процессе недостает сознания, то эго может беспомощно болтаться вперед и назад на этой пружине. Этот динамизм выражает развитие психоза, как вы знаете. Но в той степени, в которой у вас присутствует сознательное понимание сути действия данного динамизма, вы можете с большей готовностью принять тот или иной опыт, с которым приходиться сталкиваться. Если вы испытываете нечто походящее на переживание себя как червя, и вы осознаете это как часть большего паттерна, то вы сможете это вынести. С другой стороны, если вы сталкиваетесь с опытом, в котором вы чрезмерно восхваляетесь, то вы будете опасаться, потому что знаете, что это тоже является той самой сжавшейся пружиной, которая бросить вас назад к червю. Осознание некоего большего паттерна значительно облегчает переживания; это удерживает пружину от того, чтобы сжаться слишком и бросить вас слишком далеко. Но все еще это сложная работа.
Двойственность Мессии-червя есть объединение высочайшего и низшего. Можно понимать это как идею – это не сложно произнести слова и уловить идею абстрактно – но чрезвычайно сложно справиться с ней в собственном опыте. Когда человек находится посреди этого переживания червя, даже сознательного, существует непреодолимое стремление отождествиться с этим. Человек тогда становится абсолютно бесполезным, отверженным, не имеющим никакого значения – чем-то, что может быть растоптано под стопами. Что может быть меньше и ниже червя? Человек действительно ощущает себя именно таким образом, когда данный образ активируется в его опыте. Но все же, для того, чтобы иметь подлинный опыт, вы должны в некоторой степени отождествиться с ним. Иначе вы можете сказать «Что ж, здесь просто объединение противоположностей архетипа; Я не должен воспринимать это слишком серьезно». Это есть sublimation [52] – т.е. быть выше всего этого. Тогда ничего не происходит. Тогда нет огня, нет страданий, нет трансформации, нет возрождения феникса, нет пришествия Мессии. Человек должен чувствовать накал.
И снова, единственной окончательно надежной опорой в подобных ситуациях является сознание: знать, с чем ты имеешь дело – формой большего паттерна и динамизма противоположностей. Тогда, распознание природы того, что тебя захватывает, не лишит тебя непосредственного переживания, но принесет с собой понимание ориентации, которая позволит предотвратить полное затопление. Сновидения обычно оказывают значительную поддержку в этом отношении. Когда сознание человека отождествляется с состоянием червя, то очень вероятно то, что ему приснится сон, компенсирующий сознательную установку, и указывающий на другую половину уравнения. И наоборот: когда сознание находится в состоянии инфляции, переоценивает себя, то может присниться сон о черве. И это так же очень полезно, вам может не понравиться это, но это для вашего же блага.
У Юнга есть замечательный пассаж в Mysterium Coniunctionis, который может помочь не воспринимать все сказанное слишком близко к сердцу. Он обсуждает то как алхимики приравнивали Философский камень к Христу, и как различные испытания, которые должна была пройти material, приравнивались к Страстям Христа. Вот, что он говорит:
Если адепт ощущает свою Самость, «истинного человека», в своем делании… он сталкивается с аналогом истинного человека – Христом – в новой форме, и узнает в трансформации, в которую сам оказывается, вовлечен, сходство со Страстями Христа. Это не «имитация Христа» но ее полная противоположность: ассимиляция образа Христа Самостью человека, которая и является «истинным человеком». [53] Теперь это уже не усилие, не стремление к подражанию, но скорее невольное переживание реальности, представленной священной легендой… Страсти это то, что происходит с адептом, но не в классической форме… а в форме, выраженной алхимическим мифом. Эта таинственная субстанция подвергается физическим и моральным мучениям; это король, который умирает или становится жертвой убийства, который мертв и погребается, и на третий день вновь воскресает. И это не адепт испытывает все эти страдания, [это то, что сохраняет объективное отношение, так что эго не отождествляется с этим] скорее она [materia] страдает в нем, она подвергается испытаниям, она проходит через умирание [это червь, так сказать,] и [она] воскресает снова. Все это происходит не с самим алхимиком, а с «истинным человеком», которого он ощущает подле себя и в себе, и в то же время в реторте. [54]
Другими словами, это трансформация Самости, Антропоса[55], которая имеет место внутри человека.
Примечания.
45 [Handel uses this text, as well as passages from Psalm 22, in his great oratorio, The Messiah. For an excellent collection of the Suffering Servant legendary material, see Patai, The Messiah Texts.—Ed.]
46 Physiologus, pp. 13f.
47 See, for instance, Louis Charbonneau-Lassay, The Bestiary of Christ, p. 446.
48 [For further discussion of the symbolic cluster of phoenix, worm and Christ, see
Edinger, Mysterium Lectures, pp. 212ff.—Ed.]
49 A.E. Waite, trans., The Hermetic Museum, vol. 1, pp. 101 ff. Extended text in Mysterium
Coniunctionis, CW 14, par. 485. [Also quoted in Edinger, Anatomy of the
Psyche, p. 175.—Ed.]
50 [See Edinger, Anatomy of the Psyche, chap. 6, “Mortificatio.”—Ed.]
51 Adler, “Aspects of Jung’s Personality and Work,” in Psychological Perspectives,
Spring 1975, p. 13. [Also quoted in Edinger, Anatomy of the Psyche, p. 177.—Ed.]
52 [See Edinger, Antomy of the Psyche, chap. 5, “Sublimatio.”—Ed.]
53 Jung’s footnote here: “Who, nota bene, is not to be confused with the ego.”
54 CW 14, par. 492.
55 [The Anthropos refers to the original or primordial man, an archeypal image of
wholeness in alchemy, religion and Gnosticism. See Psychology and Religion,
CW 11, pars. 414, 419.—Ed.]