Эдвард Эдингер
«Священная психэ. Психологическое исследование псалмов».
Глава 5
Псалом 23.
Добрый пастырь.
Теперь обратимся к наиболее известному псалму из Псалтыря, псалму 23[в русской Библии это псалом 22 – прим. пер.]. Мы не можем обойти его стороной. И это уместно в том плане, что следуя за псалмом 22, он компенсирует разбитое состояние бытия.
1. ГОСПОДЬ — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:
2. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим.
3. Он подкрепляет душу мою, Он ведёт меня тропой праведности во имя Своё.
4. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.
5. Перед лицом врага моего накрыл Ты стол для меня. Чаша моя полна до краёв, Ты умастил мне голову елеем.
6. До конца моих дней доброта и любовь будут вместе со мною, Господи, поселюсь в Твоём доме навеки.
В последнее время было осуществлено множество новых переводов Библии. (Это само по себе является интересным психологическим феноменом). Я с интересом их изучал и прочитывал обзоры на каждый новый перевод, как только он публиковался. Больше всего мне запомнилось то, что всякий раз, когда выходил новый перевод Старого Завета, то каждый рецензент использовал для сравнения, как стандарт Версию Короля Якова 23 псалма. Это должно вам помочь понять, насколько важное общественное значение имеет данный псалом.
Я хочу прочитать вам красноречивый панегирик на псалом 23, написанный популярным религиозным деятелем 19 столетия Генри Уордом Бичером (1813-1887). Из приведенного текста вы сможете понять, почему он собирал толпы своими проповедями! Послушайте это:
Давид не оставил более сладостного псалма, чем короткий двадцать третий. Так и есть, это тот момент, когда открывается его душа; но когда вы идете зимой по улице, и видите двери, которые для кого-то открыты, а моментом позже видите зажжённые свечи и радостных детей, бегущих поприветствовать входящего, и звучит великолепная музыка, но дверь закрывается, и остается темная ночь; и всё же то, что однажды открылось взору, слуху, сердцу и воображению теперь нельзя позабыть – так и в этом Псалме, хотя здесь лишь тот момент, когда душа начинает открываться, но излучаемые при этом истины о мире и утешении отныне никогда не позабудутся. Двадцать третий Псалом это соловей среди всех Псалмов. Он маленький, скромного оперения, поющий робко из мрака безвестности; но, ах! он заполняет воздух целого мира мелодичной радостью более великой, чем сердце способно постигнуть.
Благословен будь тот день, когда был рожден этот Псалом! Что бы вы сказали о пилигриме, которому Бог поручил путешествовать по всей Земле и петь странную мелодию, которая, кто бы ее ни услышал, заставляла забыть всякую печаль, что есть на душе? И еще поющие ангелы шествуют на его пути через все земли, и поют на языке, понятном любому народу, устраняя все беды дуновениями воздуха исходящими от их движущихся с божественной силой языков.
Только один есть такой! Этого пилигрима Бог послал держать речь на каждом языке на земном шаре. И речь его утолила больше печалей и горя, чем вся в философия в мире. Она заключила в их подземелья больше преступных помыслов и больше тяжких сомнений, чем есть песков на морских берегах. Она поет о храбрости для армии разочарованных. Она проливает благодать и утешение в сердца слабых, заточенных в неволе, овдовевших, снедаемых горем, и сирот в их одиночестве. Умирающие солдаты легче прощаются с жизнью, когда им читают этот псалом; прежде мрачные госпитали озаряются светом; эта речь приходит на помощь заключенным и разрушает их оковы, и как ангела Петра, ведет в воображении дальше, возвращает в его дом. Речь эта делает раба-христианина свободней, чем его господин, и утешает тех кого, умирая, он оставляет скорбеть, утешает не потому что сам он уходит, а потому что они не могут пойти вслед за ним.
Но еще не завершила свои дела эта речь. Сей псалом будут петь вашим детям и моим детям, и их детям, через многие поколения; не сложит эта песнь своих крыльев, пока жив последний пилигрим, и до скончания времен; тогда она возвратится в грудь Божью, откуда она явилась, и будет звучать, смешавшись со всеми остальными звуками небесной радости, и будет длиться вечно.
Как видите, основной образ этого псалма – это образ Доброго Пастыря. И то, к чему отсылает Генри Уорд Бичер в своей речи, как мне кажется, это то, что данный Псалом констеллирует этот архетипический образ и поддерживает его эффект. Другими словами, он обращается к бессознательному человека, находящемуся в критической ситуации, и приводит в действие оберегающий и питающий аспекты Самости. Особенностью этой феноменологии является то, что эти качества будут проявляться наиболее явно в той ситуации, когда нужда в них будет наибольшей. Если все замечательно, то вы просто остаетесь на поверхности и говорите «Как здорово!». Приятные слова, приятные чувства – но если вы не открыты, он не затронут архетипические глубины. Только тогда когда ситуация по настоящему тяжелая, они могут задеть за живое.
Этот образ Доброго Пастыря ведет свое начало из античности. Его можно обнаружить не только в Ветхом Завете; также мы находим его в орфическом символизме, и в некоторой степени в символизме Гермеса тоже. В нашем распоряжении есть древние изображения Доброго Пастыря, несущего ягненка на своих плечах – это наиболее часто встречающееся изображение. Возможно, что ягненок ранен; это не упоминается, но вероятно, что так и есть. Гермес соотносился с Добрым Пастырем в своей роли психопомпа, проводника или пастыря душ. Похожий образ можно найти в герметических текстах, приписываемых Гермесу Трисмегисту: образ называется poimandres (Поймандр), пастырь мужей. И, разумеется, наибольшее развитие символизма Доброго Пастыря имеет место в символизме Христа.
Классический текст, который отождествляет Христа с Добрым Пастырем, это Евангелие от Иоанна(10:1-15). Я хочу прочитать вам его.
Иисус сказал: «Истинно говорю вам: кто не зайдёт в овечий загон через калитку, а заберётся туда любым другим путём, тот грабитель, пытающийся украсть овец. Кто же заходит через ворота, тот пастух своего стада. Сторож открывает ему ворота, и овцы послушны его голосу. Он называет своих овец по именам и выводит их из загона. Выведя овец, он шагает впереди, а они следуют за ним, ибо знают его голос. Но они никогда не пойдут вслед за тем, кого не знают, скорее убегут от него, ибо голос его им не знаком».
… „Истинно говорю вам: Я и есть те ворота для овец.
Все, кто приходил до Меня, — воры и грабители, и овцы не слушались их. Я — эти ворота: кто войдёт через Меня, спасён будет. Он войдёт и выйдет, и найдёт всё, что ищет. Вор приходит только для того, чтобы красть, убивать и уничтожать. Я же пришёл, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я добрый пастырь. Добрый пастырь жертвует своей жизнью ради спасения овец. А наёмный работник не пастух, и овцы не принадлежат ему, и потому, завидев волка, он бросает их и убегает прочь. Волк нападает на овец, и они разбегаются в разные стороны. Наёмный работник убегает прочь, потому что его наняли, и ему всё равно, что будет с овцами. Я добрый пастырь, знаю Своих овец, и Мои овцы знают Меня так же, как Отец знает Меня, и Я знаю Отца. И Я отдам Свою жизнь за овец.
Эта тема овцы и пастыря возникает время от времени во снах. Особенно хороший пример приводит Юнг. Я прочитаю его еще и потому, что это даст мен шанс процитировать некоторые из его комментариев с семинара – они имеют несколько отличный стиль от его формальных текстов. На этот семинаре Юнг обсуждает серию видений пациентки немногим больше тридцати лет. Процесс начался с нескольких ключевых снов, и вот один из них:
Я в лодке с каким-то мужчиной. Он сказал: «Мы должны отправиться на другой конец озера, где сходятся четыре долины, и к воде спускаются стада овец». Добравшись туда, он нашел хромую овцу из стада, а я нашла ягненка, который был беременным. Это меня удивило, ведь он был слишком маленьким, чтобы забеременеть. Мы нежно взяли двух овечек на руки и отнесли в лодку. Я без конца укутывала их. Мужчина сказал: «Они так дрожат, они могут умереть». И я укутала их еще сильнее. [57] [Здесь и далее по К.Г. Юнг VISIONS (СЕМИНАРЫ). ТОМ 1. М.: Клуб Касталия. 2015. – 316 с. Перевод Иван Ерзин]
Хотя я изучил эти семинары довольно тщательно, одна идея пришла мне в голову только когда я читал этот сон, идея, которая прежде не была достаточно осознанной. Как видите, этот сон показывает пациентку вместе с добрым пастухом, и вместе они заботятся об овцах. Теперь мне кажется, поскольку это был один из первых снов на тех семинарах, что здесь мы видим изображение все работы, проделанной ей в видениях перед семинарами. Ее работа заключалась в заботе об овце.
Здесь мы имеем образ – фактически двойной – доброго пастыря, тот же образ пастуха, который мы находим в античности, с овцой на его плечах. Итак, зная об этом, сразу же становится очевидным, что это архетипический сон, а также ввиду немаловажной особенности, четырех сходящихся в одном месте долин – образа мандалы. Как часть моей амплификации Псалма 23, я хочу прочитать вам некоторые из комментариев Юнга к этому сну.
Здесь мужчина берет на себя роль доброго пастыря. Он уже наставник, ведь это он привел сновидицу к четырем долинам, и, выходя к своему стаду, подбирает хромую овцу. Это фигура, которую можно уподобить весьма интересной фигуре ранней церкви, Poimen, которая теперь исчезла из церковной терминологии. Добрый Пастырь остался, но вторая фигура исчезла вместе с книгой, которая некогда считалась почти канонической, Пастырь Гермы.[58] Когда писания Нового Завета собрали вместе, ее исключили. Я должен использовать греческое слово Poimen, потому что этот Poimen – дохристианская фигура. Это не христианское изобретение, а языческое, и он имеет прямую историческую связь с Орфеем. А Орфей — это еще одна фигура, связанная с Христом; он считался предвестником Христа, потому что укротил дикие страсти в форме животных при помощи своей утонченной музыки. Он также подобен пастырю, и, более того, его называют «Рыбаком», и, как таковой, он играл важную роль в дионисийских мистериях, которые, конечно, были дохристианскими. Так что тут мы видим христианскую фигуру в языческих культах. На некоторых надписях Христос почти идентичен Вакху, абсолютно на том же уровне. [59]
Я бы хотел привлечь ваше внимание к тому способу представления аллюзий, к которым прибегал Юнг на своих семинарах. Он позволял себе довольно большой разброс приводимых фактов при разработке различных взаимосвязей архетипического образа. Здесь он начинает говорить о добром пастыре, а затем отклоняется от этого образа, потому что он плетет сеть взаимосвязанных образов. Но он всегда знал, где в точности он находится – он никогда не терял нить повествования. И тогда, когда он заканчивает с одним куском, он возвращается в центр, откуда он и начал и теперь продолжает:
И вы знаете, что у Калигулы, этого знаменитого извращенного императора, было святилище, в котором он хранил изображениях великих богов, и среди них был Христос; ведь, конечно, в те годы фигура Христа была довольно туманной, наши представления о нем – всецело недавнее изобретение.
В ранние времена он не был личностью, и потому относились к нему соответствующе – символически. Так что, например, форма Poimen была своего рода невероятным великим ангелом, больше человеческого роста, великим невидимым духом, благим Богом, и эту безличную фигуру никогда не называли Христом. Это имя было запретным. Его называли Пастырем Человеческим – Поймандром, великим предводителем человечества, таинственным человеком, напрямую связанным с Пастырем Гермы, это была решительно христианская работа и оставалась в корпусе ранней христианской литературы до пятого или шестого века. У нас есть языческая форма в весьма интересном греческом тексте, и лучше всего я могу описать ее как книгу, которая могла бы быть написана пациентом аналитика на основе видений, в которых являлся Poimen. Написал ее мужчина, потому что мистерии в то время были преимущественно мужским делом. Сегодня это женское дело.[60]
Позвольте мне на минуту остановиться здесь, потому что это очень верно сказано: «Сегодня это женское дело». Юнг имеет ввиду, то что в настоящее время женщины способны пройти глубже в процессе анализа. Это правомерно и для моей работы. Мужчина не может дойти до тех глубин, до каких способна дойти женщина – они слишком боятся своей души. Юнг, как видите, мимоходом оставляет свои замечания, основанные на собственном опыте. Он продолжает:
Наша дама, конечно, не имела ни малейшего представления, что ей снилось. Это просто незнакомец, подбирающий овцу, но вы видите, что фактически она снова возвращается к архетипическому паттерну духовного предводителя людей. Все это ведет к духовным лидерам первобытных племен, когда некоторые люди, которых называли знахарями, бывали одержимы духами, преимущественно духами предков, которые вели их и говорили, что будет полезно для народа.[61]
Посмотрите, что делает здесь Юнг: это впечатляющая деталь, характерная для его семинаров. Он затрагивает самые основы, покрывает все области. Он говорил о классическом греческом примере poimen(пастуха), затем об Орфее, затем пример из христианства, и, наконец, Пастыре Гермы. Теперь же он обращается к первобытной психологии, другой области, образы которой по-прежнему живы. Сознательное эго не настолько затмило эти области, чтобы сделать из совершенно невидимыми. Юнг продолжает:
В книге Расмуссена о его переживаниях среди полярных эскимосов на севере Гренландии есть чудесный пример.[62] Он приводит поразительный случай, когда часть этих эскимосов, предвидящих голод, под руководством знахаря, у которого было видение, отправилась через море Баффина на североамериканский континент, где они нашли еду. Этот человек никогда там раньше не был, и никто не знал, что можно перебраться через море, но ему удалось убедить племя. У него было видение, что там Земля Счастья. Зимой, когда море Баффина замерзает, они отправились в путешествие. На полпути часть племени начала сомневаться, они говорили, что впереди ничего нет и решили вернуться, в результате умерли от голода. Другая половина благополучно перебралась. Это точно описывает, что пастырь или знахарь значит в первобытных обстоятельствах. Это интуитивный разум, который посетило видение, ясновидение, потому что это единственная функция, которая может сохранить племя, ведь, конечно, у них нет других возможностей найти помощь и наставление. Они не могут воспользоваться мышлением, потому что мышление не дифференцировано, так что только ясновидение может подсказать людям, когда будет война, или где стадо.[63]
Все это имеет отношение к Псалму 23. Когда находишься в безнадежных психологических обстоятельствах , примитивный аспект психэ открыт и задействован – человек в такой ситуации очень походит на тех голодающих эскимосов. Если человек последует своему инстинкту, то придет к тому или иному проявлению Доброго Пастыря. И часто, как Генри Уорд Бичер так хорошо описывает, этим проявлением является Псалом 23.
В псалме говорится о тихих водах: «Водит меня к водам тихим». Августин интерпретирует это как воды крещения. [64] Тихие воды это воды спасения. Мы могли бы сказать психологически, что аспект Доброго Пастыря Самости ведет открытое и отзывчивое эго к водам жизни. Но если для человека этот образ, эта витальная энергия, должны быть заключены в конкретном религиозном символизме, то тогда это будет тем телом религиозного образа, которое будет иметь воодушевляющий эффект. Так обстояло дело для Августина. Он интерпретирует тихие воды, к которым ведет Добрый Пастырь, как воды крещения, которые ведут к Церкви, потому как это было абсолютно верно для его психологии. Это не будет верным толкованием для большинства современных психологически-ориентированных людей – мы должны думать о подобных вещах в более психологических терминах – но это было правильным для него, и символически речь идет об одном и том же. Как видите, каким бы образом ни действовал образ, неважно, где он находится, он имеет живительное действие, «подкрепляет душу мою». Вы найдете его там, где он будет иметь значение для вас.
«Долину смертной тени» Августин приравнивает к жизни. [65] Это очередная типичная ортодоксальная христианская тенденция: проецирование на загробную жизнь цель трансформации. Вы выдерживаете смертельную часть в аду этой жизни, и тогда наступает хорошая часть после конца жизни, так что эта жизнь называется тенью смерти.
Как я уже сказал, аспект Доброго Пастыря Самости ведет открытое и отзывчивое эго к водам жизни. Необходимость спуститься в бессознательное является частью встречи с этими водами – это ночное морское путешествие. Хотя это переживается отчасти как прохождение через долину смертной тени, человек исходя из этого опыта, понимает, что здесь он сталкивается с полезным аспектом Самости. Юнг очень любил цитировать строчки из Гёлдерлина, потому что они выражают фундаментальную психологическую истину: «Там, где опасность, там вызревает и спасение». Так что поэтому именно в долине смертной тени вы встречаетесь с аспектом Доброго Пастыря Самости.
В этом псалме сначала говорится об аспекте Доброго Пастыря, а затем вы идете долиной смертной тени. Обычно этот опыт переживается наоборот: вы оказываетесь в долине тени, не зная, как вы попали туда, но в то же время вы встречаетесь с Добрым Пастырем. Это тот опыт, который налаживает живую, дающую уверенность в себе связь между эго и руководящей стороной Самости.
Наконец, Псалом 23 является примером, в котором обнаруживается архетип пира: «Перед лицом врага моего накрыл Ты стол для меня». Тайная Вечеря также является образом архетипа пира, [66] как и ритуал евхаристии в Церкви, который празднует Тайную Вечерю. Еврейская легенда о Мессианском Пире на котором будут поданы Левиафан и Бегемот, является еще одним примером. [67] Также примерами могут служить тотемная пища первобытных людей, Пасхальная еда, манна которую ели в пустыне, и диалог Платона, под названием «Пир» (известный также как Sympoium, но я считаю, что «пир» более подходящий перевод).
Все эти образы отсылают к одному и тому же психологическому факту, а именно питающем и праздничном аспекте Самости. Почему я сказал праздничном? Потому как само по себе понятие «пир» указывает на то, что это не обыденное застолье. Пир это особенное застолье, и застолье, которое проводится в обстоятельствах, описанных в Псалме 23, это не каждодневная трапеза, если стол накрыт самим Богом, Добрым Пастырем! Это питание, но этот термин не отражает природы того, что здесь описано. Это праздничное мероприятие, которое делает человека участником божественного процесса, потому что, как видите, предлагается именно божественная еда. Это справедливо для символизма Мессы и также справедливо для Мессианского Пира.
Этот образ нередко появляется во снах. Иногда еда, которая подается на пиру очень неприятная – и это тоже один из аспектов праздничного характера. Еда может быть чрезвычайно необыкновенной как по своей неприятной природе, так и будучи нектаром и амброзией.
57 The Visions Seminars, p. 19. [Spring edition.—Ed.] (VISIONS (СЕМИНАРЫ). ТОМ 1. М.: Клуб Касталия. 2015. – 316 с. Перевод Иван Ерзин)
58 [The apostolic father Hermas (second century) was the author of The Shepherd, a
work instructing Christians in their duties; see Psychological Types, CW 6, pars.
381ff.—Ed.]
59The Visions Seminars, pp. 24f. [Spring edition.—Ed.]
60 Ibid., p. 25.
61 Ibid.
62 [Knud Rasmussen (1879-1933), was a Danish explorer and ethnologist who wrote
Across Arctic America (1927), which has recently been republished. His mother
was of Eskimo ancestry. Jung also refers to this book and the journey in Dream
Analysis: Notes of the Seminar given in 1928-1930, pp. 5ff., and in “The Symbolic
Life,” The Symbolic Life, CW 18, par. 674.—Ed.]
63 The Visions Seminars, p. 25. [Spring edition.—Ed.]
64 Augustine, Expositions on the Book of Psalms, p. 60.
65 Ibid.
66 [For further discussion of the banquet archetype and the Last Supper, see Edinger,
The Christian Archetype: A Jungian Commentary on the Life of Christ, chap.