Эпиграф

Эдвард Эдингер

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЛИБИДО

Семинар по книге Карла Густава Юнга «Символы трансформации»

Эпиграф

«В этом виде бог проявляет себя, и в этой форме он должен быть побежден. Сама борьба содержит параллель в битве Иакова с ангелом у брода. Нападение инстинкта теперь становится переживанием божественного, позволяя человеку не уступать ему и не следовать ему слепо, а защищать свое человеческое против животной природы божественной силы.»

К. Г. Юнг, «Символы трансформации»

ЛЕКЦИЯ I

ПАРАГРАФЫ 1-83

Сегодня мы приступаем к исследованию «Символов трансформации» Юнга, замечательной и богатой по содержанию книги. Хильда Кирш[1] однажды сказала, что перечитывает ее от корки до корки не реже чем раз в год. Это ты самая книга, которую можно перечитывать бесконечно, а кроме того, с ней связана одна весьма интересная личная история. Первоначально написанная в 1912 году книга стала прелюдией к спуску Юнга в бессознательное, предпринятое им в декабре 1913 года. Изложение этой работы вы можете найти в сборнике «Аналитическая психология. Семинары. 1925 г.».[2] Юнг описывает значимое сновидение, приснившееся ему до написания книги:

Во сне я оказался в средневековом доме, большом, запутанном доме со множеством комнат, проходов и лестниц. Я вошел с улицы и прошел в сводчатую готическую комнату, а оттуда — в погреб. Мне подумалось, что теперь я достиг самого низа, вдруг я нашел квадратное отверстие. С фонарем в руке я заглянул в дыру и увидел, ступени, ведущие еще дальше вниз, и я начал спускаться. Ступени лестницы оказались покрытыми пылью и очень изношенными, а воздух был липким, — в целом, очень странная атмосфера. Я пришел в другой погреб, очень древний по своему строению, вероятно римский, и нашел еще одно отверстие, через которое я смог заглянуть вниз в могилу, заполненную древней глиняной посудой, костями и черепами. Так как пыль была нетронута, я решил, что сделал крупное открытие. Тут я проснулся.

Ниже Юнг продолжает:

Из всего этого медленно появилась «Психология Бессознательного»[3] [название английского перевода книги, изданной несколько лет спустя], поскольку я столкнулся с фантазиями мисс Миллер, подействовавшими словно катализатор на весь материал, собранный у меня в голове. Я видел в мисс Миллер человека, как и я, имевшего мифологические фантазии, грезы и сновидения полностью безличного характера. Я с готовностью признал их беспристрастность, а также тот факт, что они должны происходить из глубоких «погребов», хотя я не дал им названия коллективного бессознательного. Вот так выросла книга.

Юнг принялся изучать фантазии Миллер наряду с сопутствующим мифологическим материалом. Он пишет:

Мне потребовалось долгое время, чтобы понять, что живописец мог нарисовать картину и счесть этот вопрос закрытым, не имеющим ничего общего с ним самим. И точно также прошло несколько лет, прежде чем я понял, что «Психологию бессознательного» можно считать в какой-то мере мной и что изучение этой книги неизбежно приводит к анализу моих собственных бессознательных процессов. Как бы ни трудно уложиться в рамки лекции, я хочу обсудить этот аспект, в частности проследить, как эта книга, в своем роде, предсказала будущее.

Мне нравится начинать обсуждение любой книги с ее названия. Написанная в 1912 году, эта книга вышла под оригинальным названием, в переводе с немецкого, звучащим как «Трансформация и символы либидо». В 1916 году был издан перевод на английский Беатрис Хинкл «Психология бессознательного», причем название изменил не Юнг, а английский издатель. В 1952 году, когда Юнгу исполнилось 77 лет (а на момент написания книги ему было 37), он подверг книгу всесторонней переработке и добавил значительный материал. Работая над первоначальным вариантом, Юнг все еще оставался примерно на треть фрейдистом. Исправленное и дополненное издание получило название «Символы трансформации», слово «либидо» автор опустил. Тем не менее, оно все еще витает как призрак. Если вы спросите себя: «Трансформация чего?» — ответ будет «Трансформация либидо». Это важный момент для понимания книги, поскольку вся концепция либидо стоит одним из ее главных вопросов. Именно по данной проблеме у Юнга и Фрейда возникло их главное разногласие, а именно: что есть природа либидо и как следует понимать психическую энергию, движущую силу человеческой души. Юнг считал, что понимание должно было быть намного более широким, нежели у Фрейда, и посвятил всю книгу исследованию этой идеи. В основном, вопрос ставится об осмыслении человеческой психики как энергетического механизма. Мне хочется подчеркнуть эту особую концепцию.

Другая вещь, на которую я обращаю особое внимание, взяв книгу в руки, — первые несколько фраз. Как и первое сновидение в аналитической работе, первые предложения текста склонны содержать основные темы всего процесса. В данном случае начало действительно прекрасно. Юнг излагает свои впечатления о чтении «Толкования сновидений» и об открытии Фрейдом эдипова комплекса:

«Впечатление, производимое этим простым указанием [касательно Эдипа], может быть сравнено с тем совершенно особенным чувством, которое охватывает нас, когда мы среди шума и толчеи современной городской улицы наталкиваемся на остатки древности, например, на коринфскую капитель давно замурованной колонны или на фрагмент надписи. Только что мы отдавались шумливой эфемерной жизни современности, и вдруг перед нами появляется нечто весьма далекое и чуждое, отклоняющее наш взор к вещам иного порядка: взгляд переводится с необозримого разнообразия современности на высшую связь исторических явлений.»

Далее в том же самом пространном параграфе:

«Проникая через заблокированные подземные проходы нашего собственного психического, овладеваем мы живым смыслом античной культуры, и этим именно способом мы только и обретаем ту прочную точку вне нашей собственной культуры, с которой лишь и становится возможным объективное понимание ее течений.»

Опыт обнаружения древней реликвии посреди оживленной современной улицы идентичен нашему опыту работы со сновидениями, содержащими архетипические образы, которые принадлежат уровню коллективного, а не личного бессознательного. Познакомившись с этим измерением души, вы имеете возможность анализировать сны с точки зрения архетипов.

В главе 2 речь идет о двух видах мышления: направленном и фантазийном. Направленное мышление отличается линейностью, эго-мышлением, нацеленностью на решение проблем; а фантазийное мышление спонтанно, ему присуща естественная мечтательность и легкость без приложения усилий, если иметь в виду эго. Эти два аспекта указывают на наличие двух центров волевой деятельности в психике. Эго представляет центр направленного мышления; а Самость, центр бессознательного — волевой источник фантазийного мышления. Юнг использует слово «мышление» в весьма общем смысле; не как обозначение интеллектуальной функции, а скорее как функциональный аспект психического внимания. Он имеет в виду относящееся к вниманию усилие мысли, вне зависимости от того, является ли оно направленным или фантазийным. Я считаю, что мы можем утверждать существование и третьего способа мышления, в котором сочетаются оба. Есть два аспекта к этому третьему виду: первый я хочу назвать «наблюдаемым воображением», в котором задействуется образный фантазийный процесс, однако он находится под наблюдением. Для контроля требуются некоторые усилия (если полностью погрузиться в грезы, то невозможно полностью вспомнить происходящее после пробуждения). Процесс все еще относительно пассивный, и таким образом его можно также назвать «пассивным воображением», по крайней мере в отличие от более устойчивого состояния, которое мы называем «активным воображением». С этой техникой человек не только наблюдает процесс воображения, но и отвечает ему.

Процесс требует иного уровня внимания, поскольку диалог с бессознательным — тяжелая работа. Активное воображение представляет собой режим работы психической функции, устанавливающей компромисс между фантазийным и направленным мышлением. В параграфе 26 Юнг говорит:

«Все эти наблюдения невольно приводят нас к параллелизму между мифологическим мышлением древнего человека и весьма сходным мышлением, обнаруженным у детей, у первобытных племен и в сновидениях… Предположение, что в психологии онтогенезис соответствует филогенезису, таким образом, находит свое оправдание.»

Онтогенез соотносится с процессом развития личности, в то время как филогенез — к процессу развития рода. Формула «онтогенез повторяет филогенез» используется в эмбриологии с тех пор как развитие человеческого эмбриона, проходящее определенные стадии, которые соответствуют стадиям эволюции, было установлено точно. Например, у каждого эмбриона в определенный момент появляются жабры. Это — стадия рыбы. Данная формула довольно полезна при установлении связей между культурной и антропологической историей, с одной стороны, и психологическим развитием человека, с другой. Выдающимся примером служит работа Эриха Нойманаа «Происхождение и история сознания»[4], на которую Юнг ссылается в предисловии.

Мисс Миллер несколько раз упоминает театр. В параграфе 48 Юнг пишет: «Можно было бы с точки зрения психоанализа описывать театр весьма неэстетично — как учреждение для публичной отработки индивидуальных комплексов.» Очень метко сказано. У нас есть прекрасные возможности для увеличения самоосознания при помощи наблюдений того, с чем мы себя отождествляем, и театр дает замечательный шанс произвести эти наблюдения. Далеко не все люди неизменно отождествляют себя с одним и тем же, и наиболее драматические события, берущие за душу большинство, на некоторых не произведут никакого впечатления, поскольку затрагиваются различные комплексы. Я настаиваю, что к этому замечанию Юнга необходимо отнестись со всей серьезностью. Мы повсеместно окружены драматическими образами, мы видим их не только на сцене, но и в кино, и по телевизору. Каждый раз, когда мы отмечаем, что некая тема или драматическое событие нас трогают, мы собираем часть нашей собственной рассеянной психе. Наша душа берет начало не изнутри. Наша душа начинается в идентификации с миром, с окружающей средой; она распространена везде. Театр дает нам шанс заметить, на что мы реагируем. Будучи психологически мотивированными, мы сумеем распознать часть нашей собственной души и прекратить проецирование. И тогда данный момент уже не будет частью пьесы, а станет принадлежать себе. Юнг указывает, что мисс Миллер отождествляет себя с Кристианом, жертвой в пьесе «Сирано де Бержерак», что говорит нам о наличии у нее психологии жертвы, особенностью, которая проиграется при соответствующем ходе событий.

В параграфе 61, кратко рассказав о морском путешествии мисс Миллер, автор передает стихотворение, пришедшее к ней во сне. Я прочитаю «более точный» вариант:

Когда Предвечный создал звук, возникли мириады ушей, чтобы слышать, и через всю вселенную прогремело эхо глубоко и ясно: «Слава богу Звука!»

Когда Предвечный создал свет, возникли мириады глаз, чтобы видеть, и внимающие уши и зрящие глаза запели снова мощный хорал: «Слава богу Света!»

Когда Предвечный создал любовь, то в жизнь вступили мириады сердец, уши, исполненные звуков, и глаза — света, а сердца, исходящие любовью, воскликнули: «Слава богу Любви!»

Это стихотворение, по утверждению Юнга, представляет реакцию на бессознательную проекцию анимуса, т.е., поющего в ночи офицера.

Проецирование анимуса, действующей внешней осведомленности, проявляется как образ божественного создания, что представляет большой скачок. Юнг указывает на следующую психологическую последовательность: анимус, приводящий к отцу-имаго и ведущий к Богу, в параграфе 63:

«Нечто подобное можно предположить у мисс Миллер, ибо идея мужественного Бога-Творца и аналитически, и историко-психологически является производной от отцовского имаго и имеет своей целью прежде всего заменить отставленную инфантильную связь с отцом таким путем, чтобы индивиду был облегчен переход из тесного семейного круга в более широкий круг человеческого сообщества.»

Параграф 64:

«На основании этих рассуждений мы усматриваем в стихотворении мисс Миллер и в «прелюдии» к нему религиозно-поэтически созданный продукт интроверсии, отступившей назад к суррогату отцовского имаго… Действительным впечатлением в данном случае был красивый офицер, поющий во время ночной стражи —»When the morning stars sang together»…

Юнг не использует здесь слово «анимус», потому что на тот момент он еще не открыл это явление, однако для нас имеет значение то, что он он нему обращается. Мы немедленно приходим к большому вопросу о том, как фигура анимуса связывается с отцом-имаго и богообразом.

Прорабатывая тему эго, я пришел к различию четыре отдельных предметов: анимуса, отца-имаго, архетип отца и богообраз, который является синонимом Самости. Если бы я перечислял стадии их развития от младенчества до взрослой жизни, я бы полностью изменил последовательность: начать нужно с богообраза, затем идет архетип отца, отец-имаго и наконец — анимус.

Позвольте кратко объяснить, что такое отец-имаго, потому что данный несколько старомодный термин мы используем не всегда. Термин «имаго», что по-латыни означает «образ», использовался в ранние годы психоанализа. Разумеется, существует также и имаго матери. Отец-имаго относится к психическому «осадку», отложившемуся в человеке в результате личного опыта взаимоотношений с отцом или фигурами, заменяющими отца. Имаго как термин не совсем идентичен образу отца, хотя когда-то оно к нему приравнивался, различие состоит в том, что отец-имаго и является тем «отложившимся осадком». Мы можем столкнуться с определенными образами отца, которые «осадка» не оставляют. Если человек констеллирует архетип отца в ключевой момент чьей-либо жизни, то он становится агентом перевоплощения архетипа отца. В некоторой степени результат преодоления агента перевоплощения состоит в том, что он оставляет определенный «осадок» опыта отца в психике. Отец-имаго представляет своего рода персонализацию или воплощение архетипа отца, очеловеченную версию, которая принимает на себя определенные качества. Если отец-имаго в сильной степени отрицателен, то будут подчеркнуты отрицательные качества; если наоборот — будут выделены положительные. Такой процесс является односторонним, поскольку все люди односторонние и не способны отразить архетип полностью, а воплощают его лишь частично.

Для женщины, в основном, богообраз начинается с одного и того же, что медленно и постепенно дифференцируется сначала в мужчину и женщину, а затем далее в личные компоненты, сдвигающиеся от богообраза к архетипу отца и затем к отцу-имаго. С началом половой зрелости мужской элемент дифференцируется далее и начинает приближаться к ее собственному возрасту, забирая нечто близкое к ее собственной природе в противоположность родительской. Это развитие проходит через множество сложных внутренних и внешних факторов, которые я не и могу надеяться отдать должное, однако, по крайней мере, мы можем дифференцировать компоненты опыта с четырьмя элементами. Если перед нами слабо коагулированная индивидуальность, как в случае мисс Миллер, констелляция сильного проецирования анимуса способна раскрываться на всем пути к богообразу. Тот факт, что она сочинила космогоническое стихотворение о творящем божестве, вполне уместен, поскольку ее проекция анимуса происходила в бессознательном. В этом и состоит существенная особенность всего материала. Начинаясь с бессознательного констеллирования проекции анимуса, психика полностью открывается примальному божеству. По мере раскрытия ее фантазии представляют нам тип трагической драмы анимуса. Трагической, потому что, судя по имеющемуся материалу, никакого осознания не возникает. Эта драма проигрывается исключительно на бессознательном уровне, куда сознание не способно ни проникнуть, ни внести изменения.

В сноске 18 к параграфу 78 мы находим важный момент, хороший пример различия между психологическим анализом и психологическим синтезом, которое проводил Юнг. Он отмечает, что анализ «разлагает эти комбинации на их исторические определители или детерминанты.» Таков один из аспектов аналитического процесса, редуцирующий аспект, который в данной ситуации работает с историческим аспектом ребенка. Юнг продолжает:

«Если следы определенных воспоминаний, относительно которых доказано, что они уже очень давно перешли за порог сознания, уловимы в бессознательном, то могут быть подмечены и некоторые тончайшие сублиминальные сочетания, обращенные вперед и имеющие величайшее значение для будущих свершений, поскольку последние обусловливаются нашей психикой. Но подобно тому, как историческая наука мало озабочена будущими комбинациями событий, что скорее является предметом политики, так и психологическое комбинирование будущего не слишком обременяет анализ; возможные сочетания будущего являются как бы уже предметом бесконечно утонченной психологической синтетики,[5] способной отслеживать естественные потоки либидо.»

Выраженная здесь идея состоит в том, что скрытые движения либидо в бессознательном указывают на будущее. Когда мы изучаем бессознательное, будущее, так сказать, отбрасывает свою тень назад, и мы можем бросить беглый взгляд на то, каково будет будущее. Это один из важных аспектов анализа сновидений. Мы собираем намеки на будущее и подсказываем пациенту: похоже, что произойдет то-то и то-то, что слегка подталкивает будущее к осуществлению. Или наоборот, если будущее негативно, мы говорим: вот так все может пойти, если вы не проснетесь и не измените свое направление.

ЛЕКЦИЯ II

ПАРАГРАФЫ 84-124

Спонтанное стихотворение мисс Миллер, «Гимн творению», родилось в результате мощного эротического притяжения, преобразованного в бессознательном в религиозный гимн. Если бы стихотворение вошло в сознание, оно могло создать проблему, поскольку эго пришлось бы что-то с ним сделать. Как говорит Юнг, в этом случае полная работа в психологическом отношении бесполезна, потому что она не сопровождается сознанием. Речь идет не о подавлении, а скорее о природном явлении. Я думаю, стихотворение вполне ярко иллюстрирует, — и в терапевтической работе у нас имеются широкие возможности наблюдать то же самое явление — что если сексуальность охватывает всю личность, она проникает в самые глубины души. Биологическая цель сексуальности — сохранение рода. Если эта цель работает, природа приносит человека в жертву в мгновение ока; важность рода неизмеримо превышает важность индивида. Однако сексуальность, в силу ее природы, является надличностным либидо. В этом и состояло одно из основных разногласий Юнга и Фрейда. Юнг не оспаривал глубокую важность сексуальности в ее психологической динамике. Он возражал против исключительно биологической интерпретации сексуальности, пренебрегающей ее духовным измерением. У сексуальности имеется глубоко духовное измерение и именно это иллюстрирует сочиненный мисс Миллер «Гимн творению» — бессознательное спонтанно выражает образы того, что ее сексуальная реакция означает с точки зрения бессознательного. А означает это ни много ни мало сотворение мира.

Я хочу дать вам подобный пример, с которым я столкнулся в 1953 году, работая в больнице Рокленда недалеко от Нью-Йорка. 64-летняя замужняя женщина вела тихую обычную жизнь с мужем и детьми. Ее муж никогда не задумывался, что в их сексуальных отношениях что-то шло в корне неправильно. Вместо этого он описывал свою жену как «обычно холодную». Приблизительно за три года до того, как ее поместили в психиатрическую больницу, она часто говорила о дантисте, который лечил ей зубы. В конечном счете это развилось в полноценную систему бреда относительно этого врача. Женщина стала ждать от него весьма крупного наследства; она полагала, что он открыл удивительное лекарство, своего рода эликсир жизни; она рассчитывала принимать это лекарство сама, чтобы добавить не менее 25 лет к своей жизни. У пациентки были и другие бредовые идеи, и откровенные параноидальные аспекты к ее системе бреда. Женщина страдала явным психозом.

Бред о дантисте и эликсире жизни стал центральным аспектом. Феноменологически то же самое произошло с мисс Миллер. Больная сделала своего дантиста предметом эротического обожания. В этом нет ничего необычного. Зубным врачам приходится работать с внутренней полостью, и находится довольно много сновидений, в которых аналитик, работая в субъективности пациента, предстает как дантист. Давайте посмотрим, что бессознательное спродуцировало в этой женщине: фантазию о богатом наследстве и продлении жизни. Если взглянуть со строго объективной точки зрения, бессознательное сообщало ей о глубоком значении эротического переноса на дантиста. Ее галлюцинация имела то же самое качество, что и «Гимн творению» для мисс Миллер. Именно это происходит снова и снова, если у человека есть возможность контролировать бессознательное при наличии значительного эротического опыта: дается возможность одновременно наблюдать то, что происходит на разных уровнях психики.

В параграфе 92 есть замечание, на которое следует обратить внимание: «‘Констеллированные’ (т.е., активированные) бессознательные содержания, являются, насколько нам известно, всегда спроецированными». Вы знаете, что Юнг не часто делает утверждения, со словом «всегда». Фактически это довольно опасное слово, чтобы применять его к чему попало. Перефразируя, можно сказать, что индивид объединяет содержание бессознательного через проецирование; мы первоначально испытываем это содержание через экстериоризацию. Если только не мыслить психологически, мы неизбежно окажемся в ловушке этом экстериоризации. Если мы не знаем о явлениях проецирования и его признаках, мы получим полную путаницу в собственных возникающих содержаниях, когда они появятся вовне. Следует запомнить это хорошее эмпирическое правило.

Несколько абзацев далее мы приходим к великолепному параграфу за номером 95, который занимает три полные страницы. Помимо прочего, речь в нем идет о происхождении и природе богообраза. Юнг пишет: «Поскольку этот процесс естественный, то он не может быть решен в контексте вопроса: то ли богообраз сотворен, то ли он сотворил себя сам.» И теперь, применительно к психологическим проблемам, это означает, что мы должны подвергать сомнению вопрос: происходит ли богообраз, который мы обнаруживаем в ходе личного анализа, исключительно из родительского имаго детства. Это — фрейдистская позиция, совпадающая также со взглядами персоналистской психологии. Другими словами, создается ли богообраз на основании опыта особых событий детства человека? Или же сам опыт детства по большей части определяется врожденным архетипом богообраза, спроецированным на родителей? В этом состоит различие двух полностью расходящихся школ терапии. Я должен признать, что в мире живет множество людей, неспособны постигнуть богообраз как нечто врожденное и априорное по отношению к индивидуальному опыту. Так как вы находитесь в юнгианской программе, я предполагаю, что вы в состоянии чувствовать то, что для меня очевидно, что хотя опыт детства глубоко важен для способа воплощения богообраза и способа его проявления, тем не менее, этот опыт — отнюдь не источник. Первоисточник богообраза архетипический и врожденный. Далее, в том же самом параграфе Юнг пишет:

«…божественная фигура прежде всего — психический образ, тот или иной комплекс архетипических идей, вера в который сравнима с метафизической сущностью. Наука не компетентна выносить суждения по данному вопросу; напротив, она должна искать свои объяснения без обращения ко всяким гипотезам подобного рода. Она может лишь устанавливать, что вместо объективного человеческого бытия со всей очевидностью имеет место субъективная фигура, а именно, комплекс идей. Этот комплекс, как показывает опыт, обладает определенной функциональной автономией и утверждает себя в качестве психически существующего.»

Хочу подчеркнуть здесь два момента. Первый — основанный на опыте богообраз по мере изучения оказывается обладающим функциональной автономией. Весьма мягкое замечание, однако оно относится к важнейшему опыту обнаружения, что в своем собственном доме человек не одинок, что там обитает и другой элемент. Можете представить свое потрясение, если вы вдруг проснетесь среди ночи и обнаружите в своем доме незнакомца, причем узнаете, что он жил у вас все время. Мягкое высказывание Юнга «определенная функциональная автономия» подразумевает именно это.

Второе наблюдение касается замечания Юнга: «Наука… должна искать свои объяснения без обращения ко всяким гипотезам подобного рода». Ранее в параграфе он заявляет, что при столкновении с комплексом архетипических идей вера будет приравнивать его к метафизической сущности. Науке, однако, такое не дозволено. Юнг обращается к метафизической ипостаси любого религиозного богословия. Глубинная психология говорит о богообразе; всевозможные религиозные верования говорят о Боге как о метафизической реальности. Юнг говорит нам, что с эмпирической психологической точки зрения, когда религиозный верующий переводит опыт богообраза в систему взглядов, утверждающую особое метафизическое божество, он выполняет метафизическую ипостась. Слово «ипостась» означает, что человек конкретизирует понятие или идею и вносит ее в среду, отличающуюся от среды, из которой понятие или идея произошла. Как только у человека появляется понимание реальности психе, тогда психологическое содержание и фигуры, такие как богообраз, становятся психологическими явлениями, и человек больше не сожет преобразовать их в метафизические ипостаси. Но, как мы говорили ранее, появляющееся из бессознательного содержание всегда объединяется через проецирование, и таким образом, с архетипическим содержанием. По мере их появления мы сталкиваемся с ними сначала в метафизическом проецировании и затем в метафизической ипостаси. Лишь теперь современный человек начинает отрывать проекции от царства метафизики и признавать, что содержание проекций принадлежит области психологии коллективного бессознательного. Вот что Юнг пытается сообщить в том параграфе. В параграфе 102 он говорит о Heimarmene:

«…те же самые влечения, которые до того бросали человека от одной страсти к другой, почему в них усматривали роковую принудительность, созданную злонамеренными созвездиями, Heimarmeпе, или то, что мы, психологи, называем навязчивостью либидо.»

Проблема Heimarmene — психотерапевтическая, относящаяся к ситуации, когда эго становится жертвой аффектов, которые составляют архетипические факторы души. Одна из проблем психотерапевтического процесса помогает пациенту избавиться от отождествления с аффектами. Пара звезд или планет, которые зачастую составляют Heimarmene или приговор звезд — Афродита и Арес или Венера и Марс. Эти архетипические факторы соотносятся с желанием и силой. Если человек одержим страстями похоти или власти, то он оказывается в подчинении либидо или древней идее Heimarmene. Выходом, конечно, является большая степень осознанности.

Начиная с параграфа 111, Юнг поднимает очень важную проблему противостояния духа и природы, что является психологическим конфликтом, унаследованным нами с древнейших времен. Например, он описывает мощные порывы грубого либидо, бушевавшего на улицах древнего Рима. Он говорит об античности как о времени религиозного почитания природы, по контрасту с началом христианства, когда люди обратили свои взоры прочь от мира и природы. Как пишет Юнг (параграф 112): «Мира с его красотой следует избегать, и не только потому, что здесь все тщетно и преходяще, но и потому, что любовь творящей природы быстро делает человека ее рабом». В то время коллективная психе прошла длительный процесс преобразования, когда это создавало духовный противополюс — дух — в оппозицию природе, материи и инстинкту. Мы имеем дело не строго с христианским явлением, оно также лежит в основе стоицизма, чисто греческой концепции. Развитие коллективной психе было абсолютно необходимо для появления большего осознания. В ходе этого развития человечеству придется стать ареной враждующих противоположностей: природы и духа — и таким образом развивается осознание. Юнг обращается к данному явлению в этих параграфах.

В Главе V описывается новое проявление бессознательного, стихотворение «Мотылек Солнцу».

МОТЫЛЕК СОЛНЦУ

Я стремилась к тебе с первого пробуждения моей души; все мои мечты принадлежали тебе еще тогда, когда я лежала в куколке.

Часто теряют жизнь тысячи мне подобных от слабой искорки, от тебя исходящей.

Еще один час, и моя бедная жизнь отлетит; но мои последние силы, так же, как первое стремление моей мечты, должны принадлежать твоему великолепию.

Тогда, если мне удалось поймать короткий луч, удовлетворенная, я хочу умереть, так как я, хоть и однажды, но увидела в совершенном блеске источник красоты, тепла и жизни.

Юнг сопровождает стихотворение обширным примером процесса амплификации, но котором я хочу остановиться. Данный процесс, открытый Юнгом и используемый для определенной цели, назван словами «amplis» — «увеличивать» и «facere» — «делать». Я рассматриваю процесс как создание большего в двух смыслах. Во-первых, человек принимает особый образ — в данном случае Юнг выбирает образ Солнца — и усиливает его, вводя аналогичный материал, в основном, из мифологических источников, ради увеличения значения образа. Также происходит и другой вид увеличения. Процесс амплификации расширяет нашу точку зрения на психику, поскольку показывает нам, что у души имеется архетипическое неличное измерение, равно как и личное. Толкование сновидений мы начинаем с расспросов сновидца о его личных ассоциациях к отдельному образу сна, что дает личный контекст образа. Затем, вооружившись определенными образами, встречающимися чаще всего, аналитик может обеспечить архетипический или мифологический контекст через процесс амплификации. Именно этим занимается Юнг, и в более поздней работе он дает нам ряд примеров амплификации. Но если знать, что он делает, легко потеряться.

Амплификация представляет собой кластерное мышление, проиллюстрированное на Диаграмме Солнца, в которую Юнг поместил различные цитаты из своих работ. На диаграмме вы видите группу различных образов, сгруппированных вокруг центрального образа Солнца. Данный метод используется при амплификации любого сновидческого образа, и вам следует хорошо его изучить.

В параграфе 121 Юнг упоминает «Фауста» Гете. В начале трагедии Фауст высказывает свое фантастическое страстное желание: о, если бы он мог облететь Землю, подобно Солнцу. Вдруг появляется Мефистофель в облике черного пуделя. Юнг указывает, что Фауст переживает сначала светлый, а затем темный аспект либидо. (Можете прочитать мое собственное исследование «Фауста», если интересно.[6]) Затем следует один из тех восхитительных моментов озарения, которые испытываешь снова и снова, читая Юнга:

«Глубокий смысл Фауста можно видеть и в том, что в нем найдены слова для обозначения проблемы, которая со времени эпохи Возрождения беспокойно дремлет в человеческой душе. Фауст совершил для нашей культуры то же, что Эдип для греческой. Где же исход между Сциллой мироотвержения и Харибдой мироприятия?»

Юнг однажды сказал, что у современной души имеются два родителя — церковь как мать и наука как отец. С одной стороны, от христианства мы унаследовали одностороннюю духовность и идею отказа от мира. С другой — приблизительно с начала XVI века, когда возникла легенда о Фаусте, возродилось ранее подавляемое либидо земли, материи и инстинкта. Это возрождение и показано в «Фаусте». Мы оказываемся в ловушке проблемы противостояния мироотвержения и мироприятия, единственным выходом из которой служит индивидуация, которая строит coniunctio, мост между двумя противоположностями. Юнг сумел выразить все буквально в одном предложении.

ЛЕКЦИЯ III

ПАРАГРАФЫ 125-250

В параграфе 125 Юнг цитирует латинскую фразу: si duofaciunt idem, non est idem («дважды сделанное то же, не есть то же»). В следующем параграфе он продолжает:

«Качество желания важно, поскольку оно наделяет свой объект моральными и эстетическими качествами добра и красоты, влияя, таким образом, самым решающим образом на наши отношения с другими людьми и с окружающим нас миром. Природа прекрасна только благодаря стремлению к любви, и добро есть все, что мои чувства оценивают как добро. Ценности создаются, главным образом, качеством субъективных реакций.»

Такова психологическая точка зрения, в противоположность обыденной, внешней позиции. Опыт любви происходит из самого внутреннего события, а не из объекта, что выражается такими замечаниями, как: «Я тебя люблю, но какое это имеет к тебе отношение?» Это мой собственный личный опыт. Подобный образ мыслей способствует психологическому пониманию; акцент приходится на то, что испытывает психика, в противоположность положению жертвы внешнего объекта. Принимая во внимание, что это — более интровертированный способ взгляда на вещи.

В параграфе 129 Юнг говорит о том, что либидо определяет богообраз. Он говорит: «…психическая энергия или либидо творит Бого-образ, используя архетипические паттерны, а человек, соответственно, поклоняется психической силе, действующей внутри него самого, как чему-то божественному». В параграфе 130:

«Для того, кто воспринимает либидо просто как психическую энергию, над которой он имеет сознательный контроль, религиозное отношение в том виде, как мы его определили, возникает как забавная игра в прятки с самим собой. Но вопрос скорее связан с энергией, которая принадлежит архетипу, бессознательному, следовательно, с энергией, которая вовсе не оказывается в распоряжении сознания.»

В более поздних работах Юнг более прямолинеен, утверждая, что у психики имеется два центра: эго и Самость. В Самости содержится большее количество либидо, нежели в эго, таким образом, Самость составляет богообраз. При обстоятельствах, где эго устанавливает некоторую связь с более значимым центром, возникает идея превращения в бога, обожествления эго. В параграфе 130 Юнг продолжает: «Идея «стать Богом» еще более очевидна в языческих мистериальных культах, где неофит после инициации поднимает себя до божественного статуса: в завершение ритуалов посвящения в сан в синкретических мистериях Исиды неофита увенчивали короной из пальмовых листьев, водружали на пьедестал и поклонялись ему как Гелиосу.»

В параграфе 132 Юнг цитирует раннехристианского монаха, постулирующего ту же самую идею: «Ты станешь Богом, ты будешь спутником Богу и сонаследником во Христе». Данного крайне важного символизма мы вновь коснемся при обсуждении темы божественного или бессмертного партнера. Подтверждено, что данное представление об обретающем божественность эго может быть довольно опасно, так как открывает возможность появления угрожающей инфляции, что и происходит в действительности при определенных психозах. Эго ввергается в нечто подобное языческой инициации, однако принимает происходящее буквально и оказывается в крайне затруднительном положении. Источники либидо, по мере исследования, приводят индивида к внутреннему богообразу и к всеобъемлющей проблеме столкновения с божественной энергией. Вопрос состоит в том, как эго собирается соотноситься с данной божественной энергией, будет ли это общение сознательно или бессознательно по определению.

Теперь обратимся к следующей главе, «Понятие либидо». Позвольте немного рассказать об этом понятии, центральном для юнгианской психологии. Либидо относится к психической энергии, присущей человеку, объекту, идее, образу или деятельности. Применительно к юнгианской психологии термин относится к понятию энергии в общем, а не ограниченном смысле, в котором его использовал Фрейд. Вопрос либидо ставится во главу угла во всех клинических работах. Занимаясь глубинной психологией, мы прежде всего интересуемся двумя проблемами: вопросом либидо и вопросом архетипических образов и паттернов. Нас волнуют содержание (либидо) и форма (особая психологическая структура или паттерн, который содержит либидо).

Либидо может проявлять себя в различной степени, в целом спектре этих степеней, основные из которых приведены на диаграмме внимания (см. рис.). Перечисленные от меньшей до большей, эти условия включают внимание, интерес, желание, привязанность, энтузиазм, навязчивость и обожание. Всякий раз, работая с пациентом, мы постоянно задаемся вопросом: «Где находится его либидо на данной конкретной стадии?» и можем определить местонахождение при помощи диаграммы. На что пациент обращает внимание? На что не обращает? Внимание — основное проявление либидо. Я могу определить, уделяете ли вы мне свое внимание, и если нет, то это значит, что ваше либидо находится где-то в другом месте, где для него отыскалось что-то более привлекательное. Внимание — один из самых низких уровней проявления либидо. Интерес — усиленное внимание. Надеюсь, что вы все проявляете не только внимание, но и интерес, что представляет ступеньку выше; более высокое проявление энергии. Следующим этапом выступает фактическое желание, когда интерес становится довольно сильным желанием — я очень хочу то или другое.

Желание приводит к хроническому или перманентному состоянию привязанности, то есть, привычное удовлетворение желаний встраивается в жизнь индивида как привязанность. Привязанность может быть видна и не сразу, если она уже вошла в привычку, однако если рассмотреть историю пациента, нетрудно заметить то, к чему он привязан, благодаря значительному количеству связанного с этим либидо. Следующий уровень представляет откровенный энтузиазм, поистине примечательное слово с этимологией «бог внутри» (en theos). Приближаясь к богообразу, вы испытываете энтузиазм. Либидо достигает высокого уровня проявления. Но компульсивность (принуждение) стоит все же выше. В этом случае индивида охватывает надличностная спешка либидо, что, в основном, работает бессознательно. Затем оно склонно проявляться различными симптомами. Само слово компульсия (навязчивость, принуждение) представляет собой психологический симптом. Когда мы говорим об обсессивно-компульсивном, такой симптом обозначает проявление либидо — и весьма интенсивное. Фактически, богообраз скрывается позади столь бурных проявлений либидо.

ВНИМАНИЕ

ИНТЕРЕС

ЖЕЛАНИЕ

ПРИВЯЗАННОСТЬ

ЭНТУЗИАЗМ

КОМПУЛЬСИВНОСТЬ

ОБОЖАНИЕ

Заключительный термин, который я использую — обожание — обозначает компульсию, сознательно интегрированную и признанную. Таковы ситуативные и эмпирические определения, которым, наверное недостает элегантности. В мою задачу входит подчеркнуть важность поиска либидо и его местоположения для вашей аналитической работы. Юнг пишет в параграфе 197: «Это рассмотрение ведет нас к понятию либидо, которое расширяется до понятия намеренности (intentionality) вообще». Термин приводит к вопросу: чье же это намерение? Пока либидо присоединено к эго, мы имеем дело с интенциональностью (намеренностью) или волей эго. Но каждый раз, испытывая интенциональность либидо, которая не признается как принадлежащая эго, возникает насущный вопрос. Чье это намерение пересекает мой путь и заставляет меня делать нечто, что я делать не собирался? Тут-то и возникает компульсивность. Недостаточно спросить себя, где находится либидо в данном пациенте (а также и в вас), придется задатьи вторичные вопросы: Каково намерение либидо? Куда оно направляется? Какова цель данного намерения?

Хочу дать вам красивый маленький образ, вполне применимый к юнгианской психологии. В конце параграфа 194 Юнг пишет:

«Пусть нет никакого сомнения в сексуальном происхождении музыки; однако бессмыслицей и безвкусицей было бы позволить себе обобщить и подвести музыкальное искусство под категорию сексуальности. Подобный взгляд должен был бы привести к тому, что рассуждать о Кельнском соборе нужно в отделе минералогии на том основании, что он состоит из камней.»

Этот короткий анекдот иллюстрирует тот факт, что юнгианская психология в особенности интересуется не обнаружением оригинальной структуры отдельного психического явления, но определением его цели; другими словами, сокрытого в пределах структуры намерения. Гипотеза о наличии цели остается всего лишь гипотезой, не превращаясь в доктрину веры. Гипотезу можно проверить на предмет ее доказуемости. В очень многих случаях возможно проверить, существует ли цель. Когда цель раскрыта, пациент испытывает чувство облегчения и удовлетворения. В параграфе 203 Юнг говорит о создании аналогии:

«Очевидно, что эта тенденция изобретать аналогии вышла из чувственно-тонированных содержаний, имевших огромное значение для развития человеческого разума… Легко вообразить, что канализация (направление потока) либидо в создании аналогий была ответственна за некоторые, наиболее важные открытия, когда-либо сделанные первобытным человеком.»

Я не думаю, что мы способны переоценить значение аналогий для нашей работы и для понимания психики. Мы постоянно используем метод аналогий в интерпретации всего психического содержания — снов, мифов и подобных вещей. Все они — аналогии.

Приведу личный пример того, какой катарсис способны принести аналогии. Много лет тому назад я обзавелся своим первым домом и решил купить несколько вечнозеленых деревьев, чтобы посадить перед фасадом. Я отправился в питомник; владелец провел меня на участок с саженцами и предложил выбирать. Я выбрал несколько. Владелец их выкопал и посадил у меня на лужайке перед домом. Вдруг я заметил, что одно дерево оказалось дефектным. Оно росло слишком близко к другому, и в нижней части кроны у него образовалась небольшая дыра. Это меня расстроило, но не только потому что мне досталось некрасивое дерево, а потому что я получил его в результате собственной ошибки. Для меня это было нелегко принять. Мне некого было винить, кроме себя, в совершенной глупости. Я был в достаточной степени выведен из душевного равновесия, чтобы применить активное воображение и обратиться с бракованному дереву: «Я очень тобой недоволен».

Дерево ответило: «Что же, ты должен понять, как это произошло. Вот что случается с человеком, когда он растет слишком близко к другому. Вот что происходит со всеми живыми существами, и я считаю, что ты должен проявить ко мне доброту и сочувствие за такой опыт, потому что человеческий тип, с которым ты постоянно имеешь дело, именно таков». Я сказал: «А знаешь, ты право. В самом деле, после того как ты указало мне на этот факт, я люблю тебя еще сильнее и никогда не обменяю тебя на ровное дерево».

Что это, как не грандиозная аналогия? Если она несет глубокий смысл, что позволяет ассимилировать определенные затруднения, то она представляет собой чистое расширение сознания. Именно так работают аналогии, когда они функционируют должным образом.

Перейдем к следующей главе, «Трансформация либидо», где Юнг говорит об основополагающем образе огня и сотворении огня. Я составил диаграмму огня (см. рис.) как своего рода отвлеченную карту этой главы. В ней помещены образы, которые Юнг использовал в амплификациях, по мере сбора аналогий символизма огня. Он начинает с получения огня.

Какое это было невероятное открытие для раннего человечества! Чтобы добыть огонь, первобытному человеку приходилось сперва взять кусок дерева с небольшой выемкой и поместить туда прут. Вращая прет вперед-назад между ладонями, через некоторое время человек добивался высокой температуры в месте трения, что было тяжелой и достаточно трудной работой. В основе операции лежало соединение противоположностей, по определению — coniunctio. Юнг проводит определенные аналогии с сексуальной функцией и далее говорит также и о других формах ритмичной деятельности. Основная идея состоит в объединении противоположностей. Когда-то мне приснился впечатляющий сон на ту же самую тему. В сновидении возник простой образ кристаллической сферы, соединенной с чашевидным куском дерева, подчеркивающим напряженность между этими противоположностями.

В параграфе 213 Юнг говорит о том, что он называет примером магии плодородия, конкретным случаем проведения аналогии:

«Что подобное встречается у первобытных народов — это мы знаем из сообщений об австралийском племени вачанди. Весною они совершают следующие оплодотворительные магические церемонии. Вырывается яма в земле, ей придается такая форма и она так огораживается со всех сторон кустарником, что напоминает собою женский половой орган. Вокруг этой ямы пляшут всю ночь, причем держат перед собою копья таким образом, что последние напоминают собою мужской орган в состоянии эрекции. Во время пляски они тычут копья в яму с криками: «Pulli nira, pulli nira, wataka!» («Не пронзай, не пронзай женский половой орган!»).» (Перевод неверен. Аборигены кричат: «Не в яму, не в яму, а в п…зду!»)

Страницей ниже, в сноске 22 приводится другая аналогия творения:

«Старинный обычай новобрачных проводить «первую ночь» на пашне имел своим значением сделать последнюю плодоносной; этот обычай заключает в себе первичную идею в ее наиболее элементарной форме; аналогия здесь нашла себе наиболее ясное выражение: так как я оплодотворяю женщину, я оплодотворяю саму землю.»

Это примеры указывают на то, что бессознательное примитивного человека выделяет аналогии, которые помогают переместить либидо с одного уровня инстинктивной деятельности на уровень более сознательной работы. Земля, в которую фермер стародавних времен должен был вложить тяжкую работу, каждый раз наделялась значением, соединенным к сексуальностью. В результате создавался психологический канал от отдельной сексуальности до задачи вспахивания земли. Мужчина, спавший со своей женой в поле, впоследствии сохранял радостное воспоминание об этом событии, выходя на пахоту. Его работа до некоторой степени сексуализировалась передачей либидо.

Ту же самую технику мы использовали в медицинской школе, где много приходилось запоминать. Студенты-медики быстро обнаружили, что если сопровождать сложный материал грязными припевками, материал легче усваивается. Если вы сможете установить некоторые связи либидо, ассоциированные с бессознательным, вы запомните необходимые факты. Тот же самый метод использовали с древнейших времен. Нечто подобное инстинктивно использовалось в старинных школах. В начальных школах XIX века, как пелось в песне, «чтение, чистописание и арифметика преподавались под мелодию розги». Идея состояла в соединении определенного количества боли и эмоционального опыта к процессу обучения, чтобы дети ничего не забывали. Это не потому, что все учителя были злыми. За этой идеей обучения стоит довольно сложная педагогическая теория. Возможно, она возникла бессознательно, но она работала, поскольку к учебному материалу добавлялся эмоциональный компонент, а в таком случае забыть выученное труднее. Либидо переводилось в другой режим функционирования.

В параграфе 223 Юнг обсуждает другой важный аспект психологии. С одной стороны, он говорит об энергии инстинктов, а с другой — о появлении сопротивления или препятствий, блокирующих удовлетворение инстинктов:

«Исключая случаи мотивировки внешней необходимостью, воля к подавлению или вытеснению естественных влечений или скорее к преодолению их господства (superbia) и недостатка координации (concupiscentia) исходит из духовного источника; другими словами, определяющим фактором являются нуминозные изначальные образы. Эти образы, идеи, верования или идеалы действуют через специфическую энергию индивида, которую он не может всегда утилизировать по своему желанию с той или иной целью, но которая кажется скорее поставляемой образами. Даже авторитет отца редко оказывается достаточно мощным, чтобы сохранить дух сыновей в постоянном подчинении. Это может происходить только тогда, когда отец взывает к непосредственно некоему образу или выражает образ, который в людских глазах оказывается нуминозным или, во всяком случае, поддержан консенсусом мнений. Суггестивная сила окружающей среды сама по себе является следствием нуминозности образа и, в свою очередь, усиливает и его.»

Я хочу уточнить значение данного утверждения, поскольку Юнг, вопреки себе, не выразил его кристально ясно. Он не соглашался с Фрейдом в том, что препятствия и сопротивление инстинктивному удовлетворению происходят из суперэго, которое является интроекцией внешнего опыта во внешней окружающей среде. Вместо этого Юнг утверждает, что оппозиция инстинкту встроена в саму психику. Либидо разделяется на пару противоположностей, которые мы можем назвать природой и духом. Власть, которую мы предоставляем внешним фигурам, дабы сопротивляться удовлетворению естественного инстинкта, является властью, полученной из проецирования на них нашего духовного архетипа. Иными словами, источник сопротивления естественному инстинктивному либидо прежде всего внутренний, а не внешний.

Как вы видите, идея в достаточной степени базовая. Не стоит говорить, что такой вещи как фрейдистское суперэго не существует. Конечно же, существует. Накоплен обширный клинический опыт, иллюстрирующий тот факт, что отец-имаго, ранний опыт отца, является интроецированным и оставляет постоянный след в психике. Внешний опыт детства дополнительно окрашивает и изменяет природу исконного архетипа, однако он не является основным источником. Это — вторичный фактор изменения, но не основной.

То, что называется суперэго или сознанием, фактически, в большинстве случаев, будет иметь двойной источник. Основным же источником выступает сам внутренний богообраз; а вторичный источник представляет интроецированную коллективную власть, накопленную благодаря родителям, учителям, полицейским и различным коллективным фигурам, с которыми человеку пришлось столкнуться в жизни.

Наконец, начиная с параграфа 229, Юнг обсуждает определенную связь аналогий — звук, речь, свет, огонь. Посмотрите на Диаграмму Огня (см. рис.) и обратите внимание на конечный термин последовательности — сознание. Сознание — самое высокое состояние в последовательности либидо, это либидо в своем наивысшем проявлении, к которому и ведет Последовательность аналогий. Когда первобытные люди добывали огонь трением кусков дерева, они воплощали в конкретной буквальной символике то, что мы все сегодня пытаемся сделать на другом уровне.

ЛЕКЦИЯ IV

ПАРАГРАФЫ 251-312

Глава 4, «Происхождение Героя», начинается с общих наблюдений касательно либидо и его тенденции к разделению. Об этом Юнг упоминает в параграфе 253: образ, который является основным для психологического понимания:

«Если нормальное либидо может быть уподоблено постоянно текущему потоку, широко изливающему свои воды в мир действительности, то сопротивление, рассматривая его динамически, можно уподобить не поднимающейся посреди русла скале, которую поток заливает или обтекает сбоку, а обратному течению, которое вместо устья направляется к истоку. Часть психического действительно жаждет внешнего объекта, но другая часть психики хочет уйти назад в субъективный мир, куда манят ее воздушно-легкие замки фантазии. Эту расщепленность человеческой воли, для которой Блейлер под психиатрическим углом зрения метко установил понятие «амбитенденции», можно было бы принять как нечто всегда и везде сущее… Прослеженный на наших пациентах до корня, этот «основной комплекс» («Kernkomplex» у Фрейда) раскрывается перед нами как проблема инцеста, так как, согласно подходу Фрейда, либидо, регрессирующее к родителям, производит не только символы, но также симптомы и ситуации, которые могут рассматриваться только как инцестные. Это источник всех тех инцестных отношений, с которыми имеет дело мифология. Причина подобной регрессии, по всей видимости, лежит в том обстоятельстве, что либидо обладает также и необычайной косностью, которая не хочет выпускать ни одного объекта из своего прошлого, а напротив, желает удержать каждый навеки за собой. Освобожденный от своего инцестного чехла тот «святотатственный прыжок назад», о котором говорит Ницше, — не более чем метафора к реверсии к изначальному пассивному состоянию, в котором либидо застряло на объектах детства.»

Инцест и то, что Фрейд описывал как эдипов комплекс, являются фундаментальными понятиями глубинной психологии. Вам следует досконально понять символику инцеста, как она дается и во фрейдистском, и в юнгианском контексте. Основной характеристикой табу на кровосмешение выступает то, что природа самостоятельно установила барьер между эго и источником, из которого оно явилось, а источником является материнское бессознательное. Если это понимать в персоналистическом, конкретистическ смысле, а также с точки зрения эксплицитного сексуального либидо, то можно принять описание этого явления по Фрейду как барьер для стремления к половым сношениям с матерью. Такое буквальное понимание символа характерно для Фрейда. Юнговская точка зрения понимает табу на инцест как барьер между эго и бессознательным, что составляет запрет на фантазию и все, что относится к взаимодействию с бессознательным. Именно так я понимаю, к примеру, запрет бога Яхве на создание любых изображений. Изображения создают мощное искушающее возбуждение, возвращающее к бессознательному.

Табу на инцест и саму идею символизма кровосмешения следует понимать совсем по-разному на двух различных стадиях жизни. В первой половине жизни перед эго стоит задача родиться из материнского бессознательного и достигнуть приспособленных отношений с миром внешней действительности. Табу на кровосмешение служит очень важной функцией: оно закрывает материнскую утробу бессознательного и предотвращает уклонение от задачи адаптации к действительности. Об этом была предупреждена жена Лота — нельзя оглядываться назад. Вы не должны оглядываться назад, находясь в процессе рождения в реальный мир. На этом этапе развития табу на инцест для человека несет значение приуменьшения феминного, поскольку феминое, женское — и есть мать. Маскулинное эго должно пройти фазу преувеличения мачо-мужествености и обесценивания всего, что связано с матерью, иначе возникает опасность не суметь высвободиться и остаться в бессознательном.

Для женщины этот паттерн немного отличается: инфантильная тенденция с большой вероятностью сработает через отца. Желание оставаться маленькой папиной дочкой, окруженной отцовской заботой, — то, что должно быть преодолено, если женщине нужно достигнуть полного развития эго.

При достижении второй половины жизни ситуация меняется. Если предполагается полная индивидуация, во второй половине жизни требуется психологический инцест. У эго есть потребность возвратиться к своему источнику, дабы омолодиться, преобразовать все свое поведение для иного способа функционирования. Во второй половине жизни сам анализ становится провоцированием психологического кровосмешения. Имейте в виду, что если вы анализируете кого-то в первой половине жизни, в большинстве случаев эта процедура отравляет. В параграфе 259 Юнг делает важное замечание:

«Конкретная реальность религиозных фигур помогает канализации либидо в эквивалентные символы, обеспечивая при этом то, что поклонение им не приведет к «зацикливанию» на внешнем объекте. Но даже, если это и произойдет, то оставит связь с репрезентативной человеческой фигурой и утратит свою первоначальную примитивную форму, хотя, возможно, и не получит желаемой символической формы.»

Это относится к динамической операции, о которой в ходе лекций мы будем говорить снова и снова, а именно, к методам, которыми оригинальные инфантильные объекты либидо заменяются более зрелыми объектами. В этом отношении ортодоксальные религиозные структуры оказывают ценную услугу. Их символика, ритуалы и иерархия — их служители, папы и раввины, различные персонажи, которые составляют ортодоксальные религиозные структуры, обеспечивают для либидо объекты среднего уровня, первоначально связанные с настоящими родителями. Они дают суррогаты, в большей степени связанные с внешним миром, и пока религия живет и функционирует, они обеспечивают каналы для либидо, чтобы перейти от инфантильного до более зрелого уровня. Именно к этому обращается Юнг. Работая с пациентами, вам всегда следует иметь в виду, какую роль различные религиозные и социальные фигуры и структуры играют для отдельного пациента. Мы не хотим повредить канал либидо, функционирующий должным образом, только потому что он не соответствует нашему предвзятому мнению относительно того, каков он должен быть.

В параграфе 261 описано следующее видение мисс Миллер: «голова сфинкса в египетском головном уборе». Это проистекает из мифа об Эдипе, который, как я уже упоминал, был первым архетипом, обнаруженным глубинной психологией. Фрейд открыл архетип Эдипа, но так как он не знал об архетипах, он дал описание в персоналистических терминах и назвал его комплексом. Конечно, это комплекс. Полагаю, вам всем известен основной сюжет мифа об Эдипе. Об этом мифе я писал в статье «Трагический герой, образ индивидуации».

Эдип, по пути в Фивы, встречает Сфинкс, которая предлагает разгадать ее загадку. Если на загадку будет дан неверный ответ, Эдипа сбросят в пропасть, а если Ваш ответ правильный Сфинкс сама прыгнет с утеса. Загадка звучит следующим образом: что ходит утром на четырех ногах, в полдень на двух ногах и вечером на трех ногах? Ответ — человек; он ползает на четвереньках во младенчестве, ходит на двух ногах в расцвете жизни, а на склоне лет опирается на палку. За этой загадкой я вижу вторую загадку: что такое человек? Легенда не заходит столь далеко. Разгадав загадку Сфинкс, Эдип изгоняет чуму, терзающую Фивы. Его приветствуют в городе и дают в супруги вдову предыдущего царя Фив, который загадочным образом исчез. Проходят долгие годы и Фивы поражает новая чума. Пытаясь определить источник напасти, Эдип обнаруживает, что он виновен в отцеубийстве и кровосмешении. По этому вопросу в параграфе 264 Юнг делает важное утверждение:

«Одержав победу над сфинксом, представляющим не что иное, как страх перед матерью, Эдип должен добиваться руки своей матери, ибо трон и рука овдовевшей царицы Фив должны были достаться тому, кто освободит страну от сфинксовой напасти. Это имело все те трагические последствия, которых можно было бы легко избежать, если бы только Эдип был достаточно устрашен пугающим появлением Ужасной или «пожирающей» Матери, которую персонифицировал сфинкс.»

В параграфе 265 мы читаем:

«Очевидно, что фактор такого значения не может рассматриваться по типу детской загадки. Загадкой же, по сути, являлась та ловушка, которую Сфинкс готовила для неосторожного странника. Переоценивая свой интеллект в типично мужской манере, Эдип двигался именно туда и, совершенно непостижимым образом, совершил преступление кровосмешения. Загадкой Сфинкс была она сама — ужасная мать-имаго, которую Эдип не смог разгадать как предупреждение.»

Перед нами символическое изображение судьбы подвергнутого инфляции рационалистического эго. Кто-то из вас спросил меня, что миф об Эдипе означал в те времена. Мне кажется, в древности его значение было то же самое, что и для современного человека. Древние греки не прошли мимо такого превосходного поклонения разуму; они слишком высоко ценили способность «типично маскулинного», в терминологии Юнга. Мы не вполне свободны от той же самой проблемы. В параграфе 265 Юнг говорит о происхождении Сфинкс:

«Сфинкс — дочь Ехидны, существа-монстра, верхняя половина которого представляла прекрасную деву, а нижняя — отвратительную змею. Эта двойственность соответствует образу-имаго матери: вверху человеческая, привлекательная, достойная любви половина, а внизу — страшная, звериная часть, превращенная запретом кровосмешения в нагоняющего ужас зверя.»

Двойной аспект близости с образом матери хорошо разработан Нойманом в книге «Происхождение и история сознания». Он показывает, как характер и природа матери, близость с матерью, изменяются в ходе развития эго. Самое раннее, незрелое эго находит интимную связь с матерью — о которой Нойман говорит как об уроборической — дабы пребывать в состоянии блаженного рая. Все будт дано: это — красивая верхняя половина матери-имаго. Однако по мере того как эго начинает развиваться и признавать у себя наличие самостоятельного центра бытия, начинает понимать драгоценность своей автономии, образ матери приобретает противоположное качество, т.е., черты пожирающего монстра. Причина состоит в том, что если либидо желает остаться в изначальном райском состоянии и получает позволение продолжать идти по кровосмесительному пути, возникнет эффект проглатывания недавно отвоеванной самостоятельности эго. Молодое мужское эго испытывает эту дихотомию более сильно, нежели женское. Женщина не обязана столь решительно откалываться от матери. Это другая формулировка. Женщинам-аналитикам следует полностью это понять ради блага пациентов мужского пола. Если вы цените жизненную важность этого перехода, вы не будете поощрять рождающееся незрелое эго вернуться к тому, от чего оно так отчаянно ищет освобождения. Юнг говорит в параграфе 266 «…опасность для женщины исходит не от матери, а от отца».

Переходим к следующему аспекту видения: ацтек, совершенный в каждой детали, открытая ладонь, длинные пальцы, на голове шлем, напоминающий перьевые полумесяцы индейцев. Этот человек, оказывается, носит имя Чивантопель. Это приводит Юнга в ряду определенных персоналистических аспектов инфантильной души, которых я здесь касаться не буду. Я хочу сосредоточиться на ассоциации с Агасфером в параграфе 281:

«Миллер замечает, что наряду с именем «Ашурабама» ей пришло еще в голову имя Агасфера. Это приводит нас к совершенно другой стороне проблемы бессознательной личности. Если материалы, которыми мы до сих пор располагали, дали нам кое-какое представление об инфантильной теории сотворения человека, то тут перед нами открывается возможность заглянуть в динамизм бессознательного создания личности. Агасфер, как известно, это — Вечный Жид. Его характеризует не знающее ни конца, ни покоя странствование до самой кончины мира. Тот факт, что мисс Миллер пришло в голову как раз это имя, дает нам право пойти дальше по открывающемуся здесь следу.»

Прошу очень серьезно отнестись к предложению: «…перед нами открывается возможность заглянуть в динамизм бессознательного создания личности». Агасфер и архетип, с которым он соотносится, являются ссылкой на Самость. Вот почему он имеет отношение к динамике бессознательного создания индивидуальности.

Вечный Жид — персонаж христианской легенды; он принадлежит не еврейской, а христианской психологии. В основе легенды лежит сюжет о том, что, неся крест к месту распятия, Христос встретил оскорбившего и осмеявшего его Агасфера. Тот сказал: «Поспеши, проходи поскорее». Христос ответил: «Я пройду, но ты будешь блуждать, пока я не вернусь». Это значило, что Агасфер был осужден на бессмертие до второго пришествия. Легенда появилась не раньше XIII века, когда слухи о появлении Вечного Жида стали возникать тут и там. Основная черта Агасфера — он бессмертен, и именно это устанавливает его связь с Самостью. Самость является бессмертным партнером смертного эго. Юнг продолжает усиливать образ Агасфера, Бессмертного. Я перечислил амплификации на диаграмме Бессмертных (см. рис.). Среди них — Илия, для которого иудеи ставят стакан вина в каждый пасхальный седер. Он — Бессмертный, который постоянно присутствует или в любой момент ожидается. Другую фигуру мы обнаруживаем в Коране: Эль-Хидр, Зеленый. Я добавил дополнительные персонажи, чтобы увеличить список: Старый Мореход Кольриджа, осужденный бесконечно скитаться и повторять свой рассказ, Летучий Голландец из оперы Вагнера. Мы сталкиваемся с одной и той же бессмертной фигурой в форме пары во многих различных легендах. Юнг обращается к Петру и Христу, Иоанну и Христу, Иоанну Крестителю и Христу, Митре и Гелиосу, Гильгамешу и Бессмертному. Все это амплификации одного и того же архетипического образа. Именно появление Бессмертного создает индивидуальность и отвечает за динамику бессознательного создания индивидуальности.

Я хочу привлечь ваше внимание к необычайно выразительному и точному утверждению феномена сознательного столкновения с Бессмертным. Это находится в параграфе 217 тома 9.1[7], в эссе «О перерождении»:

«Когда достигается вершина жизни, когда бутон распускается и из малого рождается великое, тогда, как говорит Ницше, «один становится двумя» и более великая фигура, которая всегда существовала, но оставалась невидимой, с силой раскрывается в личности меньшего масштаба. Тот, кто в действительности безнадёжно мал, всегда провоцирует раскрытие большего, великого в той же мере, в какой сам он мал, не понимая, что пришёл день суда над его ничтожностью. Но человек, который внутренне велик, узнает, когда наконец приходит долгожданный бессмертный друг его души, «чтобы пленить плен» (Ефес 4:8), то есть уловить того, узником которого является этот бессмертный, и заставить свою жизнь влиться в более великую жизнь, — момент страшнейшей потери!»

Опасность подобного столкновения представляет инфляция или отождествление с Самостью. Столкновение обычно происходит вначале на уровне бессознательного. При сознательном отношении к этой динамике, т.е., от эго к Самости, формируется базис создания индивидуальности. В параграфе 302 мы узнаем о следующем видении мисс Миллер — «город грез», которое приводит к богатому усилению города, показанного ранее. Диаграмма Города помещает текст в визуальную форму, учитывая не все источники и включая лишь основные образы. Это тот тип символических образов, которые вы должны досконально изучить для толковать сновидений юнгианским способом.

Хочу подчеркнуть важность образа из параграфа 309 — путешествие по морю ночи. Юнг воспроизводит изображение солнечного героя из Фробениуса , пожранного морским чудовищем на западе и совершившего путешествие по обратной стороне земли в брюхе монстра. Герою удается спастись и он появляется, рожденный заново, на востоке. В первую очередь, это — изображение солнца, но также и образ героического путешествия по морю ночи, которую Юнг в другом месте называет nekyia или путь по нижнему миру.

Книга пророка Ионы служит хорошим примером. Эта история дает образ для любого глубинного анализа, образ нисхождения в бессознательное, представляющее акт преднамеренного инцеста ради возрождения, омоложения и открытия нового взгляда. В моей книге «»Моби Дик» Мелвилла»[8] я говорю о таком примере. Все предприятие капитана Ахава означало подобное путешествие. Путь по морю ночи может обернуться либо катастрофой, либо спасением. Я приведу вам несколько клинических примеров со страниц моей книги:

Мне вспоминается пациент, страдавший периодическими приступами кататонической шизофрении. В период ремиссии (когда он был вполне нормален) ему приснился следующий сон:

«Е нему приближается огромный кит. Он знает, что кит его проглотит, и что ничего нельзя сделать, дабы избежать этого. Он беспомощно ожидает своей судьбы и просыпается. Несколько дней спустя после этого сновидения шизофрения вернулась…»

Мы видим образ того, что означает путешествие по морю ночи, когда сознательное эго слишком слабо и регрессивно, чтобы выдержать этот опыт. В сновидении другого пациента эго приближается к монстру своим личным подходом, проявляя более героическое отношение:

«Он видит прекрасную соблазнительную женщину на кушетке. Она обнажена и просит его о близости. Но когда он подходит к ней, она становится ужасающим монстром, похожим на хищного стервятника, чьи гениталии превращаются в пожирающую пасть. Чудовище разевает пасть и принимается поедать голову сновидца. Вместо того, чтобы попытаться вырваться из ее челюстей, он ускоряет процесс, в буквальном смысле проползая ей в глотку. Оказавшись внутри, он наносит ей удары и слышит, как она вопит от боли. Затем он выбирается из нее, проходя своеобразный процесс кошмарных родов. Он спасает из ее утробы маленькую белую фигурку — слабенького младенца, который начинает расти сразу же после освобождения. Младенец превращается в прелестного ребенка, сияющего и светоносного, вызывающего сильное чувство радости и веселья.»

Эти два сновидения, отражающих один и тот же базовый образ, имеют совершенно различный итог из-за абсолютного различия отношения эго. В одном кроткое эго пассивно позволяет самому себе быть поглощенным; во втором перед нами предстает более развитое эго, действующее целеустремленно. Соответственно, прогнозы весьма отличаются.