Энн Уланов
Безумие и творческие способности.
Глава3
Коллективное сумасшествие.
Когда наш правящий принцип и формирование добра, Бога, реальности ломаются, и когда находим необходимым развить наименее развитую часть себя, оказываемся на дне самой низкой точки зла, холодно смотрящего на нас, волоча наш свет в бездну. Клинический опыт подтверждает это. Когда мы ломаем личность, то падаем в пространство ниже принципов и образов, на которые мы полагались, далеко от того, что привыкло работать в нас, что работало в нас в развитом, превосходящим состоянии. Вся это доказывает свою бесполезность. Оно больше не работает. Оставляя нас дезориентированными и напуганными. На что мне полагаться по жизни? Личное открывает коллективный страх пустоты там.
Дезориентация
Видя что наши правящие принципы не абсолютная правд а в лучшем случае наша конструкция правды, не приравненная к правде, что наши образы Бога- только образ, а не Бог, кидают нас в дыру между порядком и тем, что вне порядка. Мы не чувствуем в этом возможности исследовать далекое за пределами наших конструкций, а вместо этого смотрим в бездну, куда упали все наши аксиомы и системы верований.
Личными словами мы чувствуем помешательство от потери нашего сосуда смысла, который ведет нас как ориентир. Мы чувствуем сумасшествие из за потери чувства смысла – что мы имели смысл, что мы могли осмыслить происходящее с нами, что мы делились сосудом смысла с другими в нашей культуре. Мы чувствуем, что живем одни, вне системы смыслов, разделяемых другими; того хуже, мы задаемся вопросом, существует ли смысл вообще.
В коллективных терминах мы чувствуем мы чувствуем дезориентацию что все паттерны смысла сломались, доказали ошибочность, а не прочность. Не разделенный сосуд смысла держит нас как культуру, нацию, мир. Это кажется сумасшедшим. Как говорил Юнг, мы чувствуем « духа времени»- что мы знаем, к чему привыкли, принимаем за моральный компас – превосходится «духом глубин», и «если вы входите в мир души, то похожи на сумасшедшего». (1)
Восприятие этого кружит нам голову. Мы правы в таких мыслях? Или всего лишь пропустили какую то основную точку, объясняющую происходящее? Мы всего лишь проецируем свои болезни помешательства на культуру, мир? Или мы достигли точки доступа к стрессу в нашей культуре через ее меньшую копию в себе? Культура не существует вне нас. Мы живем в ней как рыба в воде, и она течет через нас , предлагая нам образы, законы, обычаи, персонажей комиксов, песни, романы, картины для усиления и исследования наших тождеств как и даже способы мыслить и вести такие размышления о себе и мире. Когда такие направляющие расформированы в путаницу без единичной интерпретации или даже слов, объясняющих происходящее, мы чувствуем потерю, необоснованность, Юнг пишет в «Красной Книге»: «Мир-защитная магия против демонов бесконечности»(2)
Мы живем во время, когда невидимые, основные паттерны ориентации, очерчивающие карту, место действия, окружение, едва названное нами или осознаваемое как существующее поднимается в сознание из-за своей поломки. Мы хватаем этот осколок – суть содержимого и пытаемся переформировать и заново учредить то, что было. Но мы не в состоянии восстановить эту персону порядка и смысла. В лучшем случае это смахивает на афишу, кусу банальностей, вынужденный способ мышления для оживления изношенных интерпретаций. Оно не кормит душу.
Эта коллективная дезориентация уходит глубже: мы теряем не только сосуд смысла, но и наши привычные способы мышления и чувствования смысла. Мифы смысла, поддерживающие нас, растворяются. Мы пытаемся уменьшить хаос до уверенного, линейного объяснения. Мы ищем аккуратную причинность объяснения для того, что чувствуется как культурное помешательство. Мы шпионим за источником распада, закрепив на нем вину другой группы. Такое обвинение убеждает нас в логичности этой дезориентации; это не деструкция смысла, но чужая вина, и это можно исправить и мы можем вернуться на путь.
Но примеры дезориентации и наш конфликтный опыт оставляют нас в замешательстве о происходящем и в том, что делать. Кому то это кажется освобождением от старых ограничений, принудительных образцов; кому-то кажется губительной потерей дорогих идеалов, гибель надежных оснований. Вместе мы испытываем культурный коллапс. Символы, связывавшие нас в общем существовании, выросли слабыми, не поддерживающими пространство между личностью и другими, между здесь и сейчас и тем, что превосходит и длится, между личным изобретением и прочной правдой.
Как ив личном сумасшествии, когда мы меняем курс к жесткому держание за знакомое, без разницы что именно, или когда мы чувствуем что развеяны по ветру, так и в культурном коллапсе мы расколоты между укреплением в основы и предписанными способами мышления о них с изгнанием из группы если вы не согласны и принимаете случайность стандартов, как бы позволяя дуть ветрам перемен, где ничто не ждет. Каждая группа обвиняет другую в культурном кризисе. Примеры сами по себе проблематичны, казалось бы, более анекдотичные, чем законная информация, так как все, что мы имеем- опыт разлома. Есть обобщенное страдание от отсутствия разделяемого морального ориентира, поддерживающего нас в свободе и единении, с комнатой для различения без отвержения, для разделения новых взглядов без отрицания, для идентификации умений без их узаконивания.
Примеры
Мы живем среди примеров потери смысла. Пока я пишу здесь, происходит бомбежка в Осло, Норвегия, и массовое убийство на одном из его островов, принимающем молодежный лагерь. Большинство убитых- молодежь. В Норвегии Нобелевской Премии Мира! Как осознать такое сумасшествие? Как понять его происхождение? Что могло послужить причиной? Арест совершен, и этот преступник описан как крайне=правый религиозный экстремист, пример отождествления точки зрения одного человека с истиной, следовательно, в помешательстве, оправдывающем убийства как повеление донести истину. Распространение нефти в Персидском заливе в Соединенных Штатах Америки не только привело к катастрофе в море и на суше, включая людей, потерявших дома и работы, но также лишил веры в поддерживающую структуру индустрии и правительства правильно обходиться с жертвами. Как личная травма, которая не просто затмевает, но уничтожает существование человека, право быть субъектом с правами в национальной, общей трагедии, разожжённой отрицаемыми и обошедшими круг как вина другого, человеческими ошибками движение на шахматной доске такое же. Личная и коллективная безопасность затемнена прибылью, ответственностью и виной. Частные личности и соседи, маленькие общества внутри общества идут непризнанными, они не получают адекватного возмездия за свои страдания быть почти полностью уничтоженными отравлением среды обитания и стиранием средств к существованию. Никакого коллективного траура по потери красоты земли и моря, нет общего раскаяния за вред, причинённым земным ресурсам ранее обильным, теперь под серьезным вопросом продолжения. Будет ли нефть для нашего стиля жизни? Нет совместного траура по пренебрежению бесценным предупреждением человека и отсутствием мер безопасности из-за уважения к потенциальной силе разрушительного взрыва. Ни один траур не признает эти потери.
В Японии с землетрясением и цунами, накрывшем ядерные электростанции, построенные недалеко от разлома земли, сдвиг пластов в море и на суше, домов, дорог, животных и людей, катастрофа разгорелась частично от невежества и чрезмерной зависимости от неадекватных мер безопасности, не укладывающихся в представление того, что может случиться. Стоит ли закрыть все АЭС? В Нью Мексико, когда лесные пожары грозили подойти к близко к ядерным объектам, возможность такой коллизии теперь представима, несмотря на правила безопасности, распределяет страх как эмоциональную инфекцию. Вера в наши предосторожности , если случится то или иное? Опасность неизвестного, незапланированного преследует наше коллективное бессознательное.
На символическом уровне мы волнуемся об энергии, поднимающейся из глубин природы, извергая яд в воздух, воду и почву. Это ответный удар на нашу эксплуатацию земли: за наше игнорирование ее реалий и создании и поддержании жизни, алчущей большей и большей силы, убеждения для удобства одних нас, людей? Теперь мы знаем, это может случиться. Как мы отвечаем? Филемон, проводник Юнга в «Красной Книге», обвиняет мертвых, вернувшихся из-за провала жизни их собственной животной части из-за отсутствия покаяния для «бархатных глаз быка» и «за блестящую слюду».(3) как прозорливо!
Я считаю, что личная трагедия основана на общей безответственности. Мать преследуется годами виной за влияние ее пост родовой депрессии на ребенка. Она чувствует, что не справилась с младенцем, затем впадая в неспособность доверять заботе, даваемой дочери. Но через года она узнает, что ее депрессия\\ была вызвана упадком уровня эстрогена перед и во время родов. Никто не тестировал эстрогенную недостаточность, несмотря на то, что у нее была самая тяжелая беременность. В медицинском коллективном сознании не было отслеживания уровня эстрогена как решающего фактора. Различные личные и культурные факторы сейчас создают драгоценное пространство между ней и ее виной, чтобы увидеть этот безличный эффект, павший на ее тело и душу, а затем и на ее младенца. Это ощущение, даже годы спустя, восстанавливает культурное пространство, где мы можем исследовать культурное давление на личность.
Юнг в «Красной Книге» говорит, что мы должны создать такое безличностное событие, которое насилует нас лично, найти наш путь к его смыслу даже через то, что мы не причина его происшествия(4). Таким образом мы принимаем дуновение безличностных происшествий, случившихся с нами, и то принятие и алхимическую работу, трансформирующее внешнее во внутреннее, захватившее нас, ранившее нас. Восстанавливая нашу личную жизнь в том пространстве, пространство сделано в самой культуре, для себя, и найденный хотя бы на первое время символ. Мать и младенец страдают от разрыва в самом начале. В чем смысл для каждого из них и их вместе?
Разлом надежных паттернов, направляющих экономическую жизнь происходит по всему свету. Экономический спад, угроза кредитного дефолта, повышение процентных ставок, отказ от международных займов, уменьшение рынков жилья, безработица, все как ряд домино. Это падение чувствуется как безличностное происшествие прямо затрагивающее экономическую стабильность каждого конкретного человека во многих странах как общность множества. Растет ли международный рынок настолько, что инвестирование сокращается, и циркуляция валюты, как кислород для национального валютного здоровья, начинает снижаться? Колеблется ли рынок так сильно между высотой и низом, что человек не может найти разумный образец для инвестиций? Кто виноват? Как это случилось? Развалится ли Европейский Союз? Как может процветать Европейский союз если мы чувствуем себя обобранными другими его членами? Что случится, если все откажутся платить больше? Где справедливая, гибкая, прочная финансовая модель, включающая всех нас?
В Америке наше правительство не может прийти к единому решению о том, что угрожает здоровью нашей страны: наш долг, безработица, стоимость на здравоохранения и социальной защиты. Вместо совместной работы на благо американцев, мы ежедневно слышим в новостях как каждая сторона упрямится, не уступает, настаивает на том, что другая сторона отодвигает свою позицию от того, что наша сторона говорит должно быть. Обвинительная злоба показывает банкротство нашей традиции дебатов в конгрессе. Мы потеряли точный ориентир принципов порядка и спорим в правительстве, веры в социальную доброжелательность и честность, справедливого использования, но не злоупотребления общественной властью. Как мы достигнем охватывающий паттерн смысла, держащий нас в пригодном ритме заработка и траты, вложения и экономии, никакой коллективный миф смысла не объединяет нас, из которого можно получить эффективных политиков.
Даже те страны, которые хвастаются растущей экономикой, такие как Китай, заставляют нас спросить, да, но какой ценой? Превращение Шанхая в современный город так же оставило многих горожан бездомными. Их дома и магазины разрушены чтобы освободить место небоскребам. выгнанные горожане горько жаловались на маленькую компенсацию.
В Хартфорде, Коннектикут, офицер полиции в интервью на радио пытается объяснить удвоение убийств в его городе по сравнению с прошлым годом. Он говорит, что нам нужна целостная ответственность, не только от полиции, но и от семей, религии, экономические возможности. Этим мужчинам нужно что-то большее, к чему они чувствуют принадлежность. это двадцатилетние мужчины, не банда подростков, и убийства происходят среди знающих друг друга людей. Они не случайность, ни результат грабежа. Они очень личные: ты меня не уважаешь, я тебя пристрелю. Я предполагаю, основная проблема в чувстве уничтожения. Офицер полиции признает огромное благо технологий, но говорит, тем не менее, эти люди живут свою обычную жизнь, в то же время используя интернет. В сети они действуют без правил, говорят что вздумается и на любом языке, живя моментом, без чувства ответственности или более крупного сообщества, которому они что-то должны. Они живут моментом с нажатия кнопки. Они жертвы стиля жизни. Они стреляют не думая об этом. Офицер говорит, что им нужны возможности быть вовлеченными, принадлежать к чему-то большему, чем они сами. Ничто не вмешивается в пространство между чувством неуважения, заставляющего чувствовать их ничем, и возмездие для уничтожения другого. В разломе боли не существует пространства между тем, что придумано и совершается. (5)
Чикагская группа документальных фильмов, названная « Прерыватели насилия», показывает какое пространство надо создать. Одна женщина, Амина Мэтьюс, сама и с властью на улицах, увенчанных ее собственным криминальным опытом, отводит мужчину от группы, когда его ударил кинутый кирпич, и говорит ему: «я знаю, что ты не хочешь нанести ответный удар, ты хочешь заботиться о семье, а не возвращаться в тюрьму. Этот бандит в вас- главный признак уважения, но вывернутый наизнанку чтобы сообщить силу управлять им, а не быть им управляемым.» (6)
Расставание с содержательным моральным ориентиром показывает даже технологические достижения, чудесные в том, чего они добиваются. Фэйсбук потенциально соединяет каждого человека с каждым, растягивая общество через культуры и земной шар. Объект общения таким образом играет важную роль в Арабской Весне, которая опрокинула общепринятое семейное диктаторство и зажгли по меньшей мере две попытки поступить так же. Сильное изменение паттернов в общении шлет ударные волны через океан, через земли, через истории укоренившегося политического правила, которое доказывает несоответствие припухлости, превращая группу в массовую демонстрацию людям субъективности каждого в толпе.
Так же другая сторона Фэйсбука и подобных технологий привели в тотальной нехватки конфиденциальности, вторжение в личное пространство механизма отслеживания покупок, посещаемых мест, искомых желаний, с целью повысить ценность рынка, продаж, прибыли. Так же зловеща технологическая способность взламывать телефонную конфиденциальность чтобы собрать личные факты о болезни ребенка, горе об убитой дочери, страдании о потери близких при теракте, или персональные вопросы психологических, политических, или медицинских событий для поднятия газетных тиражей. Уже воздействие такого взлома принудительно закрыло огромную газету, что стоит множества рабочих мест, ареста их исполнительного директора и отставки главы скотлонд ярда. На дне «самого низкого в вас» вашей «неспособности», Юнг говорит в «Красной Книге» -есть зло, пропасть. Здесь мы встречаем «червя» коррупции и должны с ним договриться. (7)
Даже наши глубочайшие верования- предметы этого «червя». Коррупция, проникающая везде- часть жизни. Еще свежо горе в нашей памяти о террористической атаке 9/11 в Америке и о всех других террористических бомбардировках в городах, магазинах, самолетах по всему миру. Терроризм такого масштаба отвечает группе и смыслу трансцендентному убеждению людей что они служат чему-то высшему. То это делает возможным трансформацию суицида в оружие уничтожения как можно большего числа других, разженивающегося как благородная жертва для всей группы. (8) Подобно тому, как личное безумие проникает в культурную жизнь, так страх о потере общего культурного смысла обостряет наш собственный страх. Подумайте о насилии, прорвавшемся в Колумбине и техническом университете Виргинии, грабежах и беспорядках в Британии, атаках в метро Японии, геноциде, войнах и их последствиях, покалеченных гражданских и солдат, затопление беженцами с детьми, умирающими от голода и болезней. Мы боимся, что нет прочного, надежного смысла, сдерживающего нас в одном мире.
Точки света, лечение
Но ощущается это только там, где появляются точки света. Чтобы увидеть точки пересечения личного и коллективного помешательства передают по наследству маленькие точки понимания, которые излучают лекарство. Юнг открывает, что мы находим избавление от унижения заключения в нашем повторяющемся сумасшествии и изоляции стыда от его наложения на нас, когда мы открываем, что наша проблема оборачивается часть общей проблемы запутанности нашего места и времени в культуре. Некоторые наши проблемы могут идти дальше, Юнг высказывает мнение, связывая всего человечества через культуры и исторические времена. Дальше, наши личные проблемы могут быть уменьшенной версией проблем Бога (9)
Подчиняясь будучи пойманным, крепко держась, потребовал от этой проблемы, неспособной решиться силой нашего эго, открывает нам то, что Юнг зовет компенсирующей работой психэ которую мы делим на архетипическом уровне. Изначальные образы вовлечены в эти конкретные проблемы нашего пойманного баланса; они приносят непохожесть- другую точку зрения, другой ресурс энергию, другой путь в глубину неразберихи, запутавшей нас. Диалог, происходящий между нашим эго и этой друго1 точкой зрения дает путь через то, что мы никогда не найдем или представим. Затем мы чувствуем Бога, или что-то большее, как бы мы это не называли, что вмешалось. (10)
В наркотических проблемах нашего времени мы можем видеть иное, чем основной захват всех наших увлечений. (11) Мы придерживаемся быстрого графика работы, конкретной еды, молитвенной формулы, родительского стиля, которые не должны быть нарушены, заворожены тем, что это правда и мы не должны отклоняться от этого. Может быть наша проблема принуждения так же сердит Всевышнего? Бог оплакивает, Что я творю с этими людьми, которые бросаются вслед за идолами, далекими от меня? Я их дурачу, насылаю на них саранчу, я страдаю на их месте, и все же они бегут от жизни со мной в центре.
Признавая зло, на дне нашего собственного помешательства и в нашей коллективной жизни вместе, приводит нас к крайней грани того, что мы можем вынести. Потрясающе узнать, что я замешана во зле, которое порицаю, что я совершила или не совершила что я никогда не верила, что могу, что избегала как плохое, я чувствую, что безумие поглощает меня. Мы жертвуем нашими идеями добра и зла, когда открываем, что содействуем злу, которое порицаем. Дик Дивер в романе Скотта Фиджеральда «Ночь нежна» верит, что любит и спасает его жену, бывшую пациентку психиатрической лечебницы. Ужаснувшись, он открывает, что она запирается в ванной чтобы скрыться от него. Это единственное место, где она может побыть в безопасном уединении от его навязчивого «добра».
Примеров множество, некоторые неожиданные. Мы можем погрузиться в то, что привыкли называть ленью- отпустить самого себя. Мы выскальзываем из поиска своего пути, обличения проблем, наших творческих надежд о жизни, которые чувствуются реальными и достоверными. Мы знаем, что мы можем задуматься и чувство жизни со смыслом, но о, не сейчас, дайте мне отдохнуть, дайте мне сначала закончить эту часть дел, дайте мне, в результате потерять мою душу, как это сделал Юнг. Мы хотим видеть себя как добрых, но мы не остановимся помочь водителю, остановившемуся на дороге- нет времени, слишком опасно, мы боимся, но мы не позвоним о помощи от его имени. Мы выступаем против системы социального обеспечения, но не можем посмотреть на финансовую поддержку нашего зависимого сына. Мы можем быстро взглянуть на то, что мы- матери, эмоционально едим своих детей, или те, которые настаивают на своих потребностях, оставляя своего ребенка смериться с судьбой. Какой бы не была проблема, у нас у всех один мучитель. В главе 3 мы рассмотрим главный наш комплекс-преследователь, который не перестанет принуждать наши действия, пока мы не вмешаемся. Комплекс, в его причудливой, повторяющейся драмой продолжает нас атаковать, как бы настаивая, чтобы мы его изменили пока не умерли.
Обличение зла
«Красная Книга» Юнга погружаем нас глубже в наше сумасшествие, ведя нас к тому, чтобы увидеть, где конкретного каждый из нас выражает зло и найти место деструктивности в жизни. При этом мы вносим вклад в поиск сообществом его творческого пути.
В другом месте я написала как наши конкретные желания действуют как открывающиеся ворота, через которые мы падаем в коллективное зло. Если мы вынуждены остановиться, например, и пережить это как творческое и животворящее, оно так же может быть прибежищем тайной жадности или тайным упорством в том, что мы должны быть лучшими и по последней моде. Через эту зависимость чрезмерного потребления мы погружаемся в болото жадности сомой по себе, захватывая больше, чем нужно, давать, делая по-своему. И чтобы получить это, мы наступим на нашего соседа, чтобы воспользоваться выгодным предложением, даже обманываем покупателей, беря юбку подходящего размера, с блузкой другого размера, оставляя другого покупателя с несовпадающей парой. Небольшое происшествие? Да, но оно подразумевает игнорирование субъективности других во время поглощения благ. Или шопингом мы цепляемся за творческою жизнь, без которой мы свалимся в депрессию. Если шопинг удерживает нас от отчаяния, где мы живем лишенными любой красоты или творческого смешивания элементов, мы попадаем в беспощадность инстинкта выживания. Я готова вас оттолкнуть чтобы выжить. Даже если это жадное поглощение происходит из голода любви, само по себе тяжкое страдание, тем не менее другие люди все еще давятся, со скидкой. Сама по себе агрессия проявляется в шпионаже творческих комбинаций шопинга. В результате: соединение добра и зла, созидания и разрушения.
Помним, что Юнг в «Красной Книге» учит, что обличая низшее в нас, мы должны отказаться от разделения даже знания о добре и зле: « Вы не можете больше делить добро и зло сознательно, ни знанием, ни чувствами…Вы можете различать направление роста только от настоящего и выше». Это значит, что в нашем росте из низшей нашей точки, нашей неспособности, добро и зло соединены, и нет иного пути. Однажды, остановившись в развитии, они разделились на воюющие противоположности, которые мы проецируем на других, что угрожает всем нам: «Но как только прекращается рост, что было единым в росте и разделилось, и еще раз, вы познали добро и зло.» Проживая наши конкретные жизни отдельно и вместе покровительствуя нашему развитию, предлагая некоторую защиту от зла, отделенного от добра. Это поразительное открытие направляет нас жить свою самую большую жизнь, которую никто больше не проживет, которую Юнг называл своим путем, которого мы обязаны придерживаться. (12)
В другом месте я также писала о необходимости «поддаваться частично», как это говорит Юнг, такому злу.(13) Если мы падаем полностью, то мы захвачены его течением. Если мы остаемся на высоте и сухими, не поддаемся совсем, мы бессознательно совершаем зло против наших ближних, претендуя на невинность, ничего об этом не зная. Мы под влиянием, во лжи, например, почему ваша группа отделена от нашей. Мы не признаем, что вы меня обидели, но наряжаем нашу жизни как служение высшей цели. Но злоба, горечь, намерение изгнать и никогда больше не разговаривать громко заявляет о себе в беспорядочном причинении боли и само ранении под ковром между нами, теперь вмурованном в недоступную стену. Такую эмоциональную ложь мы должны опознать и частично принять, но не полностью, понять нашу рану, и затем нашу ненависть к ранениям, затем нашу ложи как защиту. Это осознание дает место милосердию того, как сильно мы ранены и хотим ранить в ответ. Затем этот импульс мести смягчается и не действует. Мы принимаем насилие в себе, как настойчиво утверждает Юнг, и не убиваем нашего брата.
Частично уступая, не будучи смытыми деструктивностью, мы что-то даем обществу. Мы открываем, что наша проблема отражает проблему всей культуры, в которой мы живем: деструктивность показывает нашу личность как «тот голос, что делает нас осознающими зло, от которого страдает все общество…и приносит зло перед нами чтобы мы уступили.»(14) Например наша личная проблема переплетается с культурным образом о феминности ,меньшей чем маскулинности, негативная точка зрения, позволяющая мужчинам быть пойманными в дискриминации против женщин в сексуальном отношении, оплате работы, и поощряют дискриминацию женщин против самих себя в сомнениях и нападениях на форму своего тела. Мы показываем личные и коллективные теневые качества. Все же обличение тени так же открывает нам очень неисследованную архаичную энергию теневого содержания появляющихся идей, неотложных желаний, инстинктивных требований силой вытащить и в сознание. Эта архаичная сила позволяет нам не подстраиваться под коллективные требования и ценности. Мы так же боимся этого беспорядка как сумасшествия, напуганные видениями и разумными предположениями, и приходит новое, и нам нужна помощь неизведанного и настоять на осознании этого.
За тенью есть другая сила, образ anthropos, целый человек, целое человеческое я во всей его тотальности, заставляя его расширять нашу низкую самооценку, наши страхи, даже нашу грандиозность (15). Все части, добро и зло, развитые и неразвитые, должны прийти и сесть за стол, вся цельность. Наша способность выдерживать этот наплыв энергии зависит в большой степени от закрепленности зла в чем-то так крепко, как камень в нашем основании, нашем фундаменте, увидеть это- часть нашего роста. То, что случилось с Юнгом в его «Красной Книге» здесь доказывает эффективность.
В росте мы защищены от полного взрыва деструктивности, так как добро и зло едины. Это значит ,что даже в самые темные моменты добро не исчезло, это такая же часть роста, как и разрушение: «работая с тьмой, вы цепляетесь за Бога, иначе вас пожрет Дьявол.»
Обличение нашей деструктивности так же значит одновременное продолжение добра, которое мы знаем и которое дается нам внутри нашей культуры. Мы таким образом усиливаем божественную поддержку нас и собираем в сознании то, что нам было дано. (16)
Мы можем быть удивлены неожиданным появлением доброты в тумане ужасной пустоты. Анализант, захваченный тем, что он называет ничто, смотрит на это и вздрагивает от волнующего цвета. Она говорит: «я вижу что-то новое: зеленый пух на гранях ничего, как деревья до того, как на них появятся почки. Анализант готов сказать: «Начало начал» другой пример потери убеждений-идеал, ради которого стоит тяжело работать. Полное разочарование когда другие побеждают это, подвергая нас опасности само атаки максимального ущерба- я не советую идеализировать эту цель; я провалила изъятие моей проекции. Защищаясь от атаки, мы можем видеть, что эта цель не достигнута, так как она не конечная, вид Бого-образа, образа добра, наша конечная картина бесконечности. Она неизбежно износится, не работает, даже если другие ее приняли. Это приводит нас сюда, и это не добро само по себе, так что конечно оно упадет. Можем ли мы отважиться на новый вопрос?
Две эти вещи-зависимость и частичная уступка-важны, истинны, полезны. Но сейчас что-то более поразительное появляется на сцене, что адресует место деструктивности в жизни и отвечает нашему обновленному вопросу куда девать зло? Наш комплекс противостоит нам злом, которое мы не знаем куда деть. И эта зависимость заставляет нас упасть в само зло.
Жертва
Две дороги ведут Юнга к ответу, куда деть зло. Первая- идти на самое дно себя и всех нас, в наш собственный Ад, где мы маленькие, неуверенные, идущие ощупью от камня к камню. Здесь лежит душа и спасение в отброшенном. Мы- последние среди тех, кто жаждет стакан воды от жажды смысла, нуждается в одежде чтобы защитить свою уязвимость. Душа Юнга показывает ему другую половину мира, что он отрицал, и он падает в бессмысленность, бесконечный хаос, что рассеивает его или засасывает его в темную бездну. Следовательно, все эти формирования добра, которые он сформировал как превосходящие и лучшие, с которыми он идентифицировался, оказались ошибочными. Он принял часть за целое. Он упустил бессмысленность, множественные интерпретации, конфликт отправных точек из-за недостатка единой правды; он исключил неуверенное в себе, оставил «на милость разложения» так как не развивал в себе. (17)
Шаг за шагом Юнг обличает все эти факты. Он не герой; его амбиции пророка или пастыря- самонадеянность, его освобождённый Логос покидает Эроса в нечестивой тайне и открывает голоса; его надежда на превосходство рационального мышления банкротит его чувства, представленные в первом ужасном образе- сумасшествии, кровожадной Саломее, убийце Святого и убитой, обезглавленной маленькой девочкой, кусочек чей плоти ему приказано вкусить во имя искупления. Это вторая дорога нахождения места злу в жизни.
Нам навязано принятие этой жертвы, принятие того зла- что-то, с чем мы договариваемся. Это заставляет нас признать, что мы сотрудничаем со злом, чтобы подчиниться потрясению и отвращению, которое это вызывает у нас. Мы видим несправедливость законодательной системы, порок, сопровождающий нашу добродетель, угнетение тех, кто исключен из наших образов добра и Бога.
Расплата за что, Юнг знает. Хотя испуганный и отказывающийся, он в конце концов подчиняется чтобы искупить. Он отрезает кусочек печени девочки и глотает его. Он знает, что не убил ее, это сделал другой человек, но это он, человек, может; он может быть одним из них, он может тайно участвовать в самых ужасных актах человечества: « я узнал, что я участник всех ужасов человеческой природы». Тот, кто управляет этой жертвой- закутанная женщина, упорствующая против возмущения Юнга от этого убийства и его протеста, почему он должен подчиниться команде? Фигура отвечает, так как это возмущение происходит каждый день и потому что «я- душа этого ребенка». Юнг подчиняется порядку искупления и глотает плоть. Затем закутанная фигура скидывает облачение и говорит: «я твоя душа.» (18)
Это действие влияет на Юнга во всех образованиях, которые он построил. Он перестал идентифицироваться с образами добра, тем более Бога. И в этой кажущейся карикатуре на христианскую Евхаристию, он принимает Бого-Образ, который здесь- плоть страдающей деградировавшей феминности, в ее наиболее уязвимом облике маленькой девочки, беспомощной перед мужским грабежом. Это состояние души Юнга, его искалеченный Эрос, его чувствующая модальность; это то, что его Бого-образ смоделирован на логосе, эмпирических линейных рассуждениях, упущенный. Эрос- подобная сила жизни и знания, и чувство его личной жизни, которую Юнг должен восстановить. Маленькая деталь, что это девочка, не мальчик, и то, что она обезглавлена, показывает что его дно- заброшенная женственность и что сила мысли была отрезана когда фактически основана- так называемый чувствующий тип. (19)
Зло происходит от пренебрежения и злобы относительно Эроса- не самая его низшая точка, но место, где зло смотри на него холодно. Что в итоге случилось? Все энергия, что шла на это образование, с которым была идентификация, и которое он идентифицировал с добром- все это принесено в жертву в отталкивающем акте поедания, сотворением частью своей плоти, своей низшей, неразвитой неспособности, представленной маленькой, убитой, обезглавленной девочкой.
Содействие зла
Еще более поразительным было осознание Юнгом того, что ему не стоит совершать это искупительное действие самому. Ему не стоит есть печень девочки: это слишком отвратительно. Ему не стоит уничтожать его идентификации с созданными им формами жизни; он не может этого сделать: «человек не может сделать это в одиночку, но с помощью зла, которое делает это вместо человека.»(20) Но это случается. Наши образования уничтожены, не брошены на кучу пепла, чтобы их больше не видели и не использовали. Нет. Они уничтожены как единственная правда, с которой он идентифицировался, и которые отождествлялись как конечные, на самом деле, как его образ Бога. Они уничтожены как «один» смысл. Они имеют смысл, но не один. Без разницы какой смысл приходим им на смену, теперь должен включать беспорядок и бессмысленность чтобы составить целую картину, союз, дающий место в жизни разрушению. Как это случилось?
Юнг говорит, зло делает это за нас, и таким образом мы видим, что сговариваемся с ним: мы должны «осознать свою сопричастность к актам зла; …зло, которое я хотел исполнить, печально известное деяние, по-видимому без меня, но все же со мной.» Зло режет шнур идентификации с тем, что мы сформировали как смысл жизни. Это делает зло. Мы не можем сто сделать потому, как я думаю, как если мы выходим за рамки нашего разума. И часто в «Красной Книге» Юнг чувствует себя чокнутым, психом, не знающим, не понимающим. Он идет к грани переносимого в той книге. И помните, прорыв его фантазий длился 160 дней (ноябрь 1913- апрель 1914); написание его повествования с 1913 по 1916; и создание его картин к 1927. (21)
Жертвуя правящим принципом, все эти конструкции смысла, что поддерживал Юнг, были созданы злом. Зло нужно чтобы отозвать нас к энергии, которую мы вкладываем в формирование Бога и дьявола все нас, отбирая у нас эту творческую энергию. Все же «создание Бога- творческий акт высочайшей любви», акт высшего. Чтобы исправить его потерянную душу, мы должны восстановить всю эту энергию человеческой жизни, «акт Низшего». Эти силы били все время в душе Юнга спящими и проецируемыми во вне, создавая правящий принцип, его науку, его веру в Логос над эросом, его образом Бога. Однажды шнур идентификации с этими правящими идеями был обрезан, и он больше не приравнивал себя к Богу и смыслу, вся та энергия стремится обратно, в его душу, и снова жива в нем: «Они становятся частью живых образцов…больше не дремлющие…и облучающий мою душу своей божественной работой. (22)
Теперь его душа получает эти живые в нем силы, и в главе мы увидим, куда они идут (в личной жизни Боготворящей способности). Он- место трансформации; это случается в его психэ, не во внешнем Боге, который предоставляет спасение и дьявол во вне, который его соблазняет. Бог живет внутри, в хижине, доме, нашей конкретной маленькой резиденции, «как тлеющие угли вас…неугасимый огонь.»(23)
Мы не становимся Богом, это не человеческая идентификация. Скорее «вы его инструмент…негде спрятаться…вы осознаете, что есть настоящий Бог. Это пламя горит через нас, то, что направляет ваши силы на путь.» В нас живет другой, тесно с нами переплетающийся, но не идентифицирующийся с вами. Юнг возражает: «Бог хочет мою жизнь…Божество появляется как иррациональное безумие. Я это ненавижу как абсурдное нарушение моей осмысленной человеческой активности.» (24) Все же в точке зрения Юнга нам нужно зло чтобы помочь нам совершать необдуманное, непереносимое, перед чем мы не можем делать сами. Что-то иное принуждает нас найти путь к себе, путь, который мы легко обходим как неизвестный или смутно известный, это чересчур, пугающий, такой отличный от сюжета нашей жизни.
Подумайте о ваших хороших правилах и что они должны быть уничтожены чтобы сказать, что на самом деле произошло: он пришел ночью и делал что-то для меня. Все семья это отрицает, но это правда. Что-то во мне заставляет сказать, что произошло. Я уничтожила мой образ семейной гармонии, его образ как дружелюбного, как приземление на ноги, способность уйти; я выставляю напоказ его бездумное уничтожение другого, что не позволено ему знать. Женщина, полностью посветившая себя графику мужа, начинает просыпаться по своему желанию, как от долгого сна, и отказываться от помешательства его унизительной жизни, настаивать на большей близости, диалоге, совместном расслаблении. Другая женщина вырывается из из мужевых истерик и ультиматумов, способная принимать их менее лично, видя, что он захвачен чем-то непонятным ей. Против ее толчка к комфорту, причине, помощи, растет ее позиция против его порывов, и некоторая правда в его страданиях и гневе, которую он должен найти.
Женщина решает не лечить рак, выбирая сделать ее стиль жизни как только может до наступления терминальной стадии рака. Она протестует, уничтожает, обычный медицинский взгляд, подталкивающий к следованию направлением, чувствуемым более правдивым относительно того, от чего она страдала физически и духовно. Ибо суицид давно манил ее по жизни из-за недостатка смысла и радости в жизни. Все же сейчас, с «точными» прогнозами, она чувствует, что оживает впервые в более полном смысле. Она находит энергию передвинуть свою семью на другой уровень, чтобы быть ближе к друзьям; она устраивает свои дела и помощников по отношению к ее истощающимся финансам. Она оживает и продолжает жить.
Мужчина глубоко изумлен любовью, найденной в партнере, открыв, что должен высказываться относительно редких издевок его партнера, что они должны обсуждать происшествия, которые нельзя игнорировать несмотря на его страх, который может разбить лодку всех их отношений об камни. Он должен назвать зло добром, Юнг говорит: «Ибо если вы стремитесь только к добру и отрицаете зло, которое совершаете, тем не менее не признаете, ваши корни больше не питаются темным соком глубины, и ваше дерево болеет и засыхает.
Прощение зла
Но появляется еще одно решающее значение. Юнг ставит зло в основание его жизни. Став почти силой дьявольского зова для себя, юнг говорит я «шипение новых мыслей и действий», юнг видит, что это ложь. Это обольщение соблазнителя наций. Дьявол- олицетворение всего предосудительного в нас, «чистое отрицание без убедительных сил», бессмысленность пульсирует вперед и назад в Аду, бессмысленность наращивается и срывается на землю. Ничто из этого не выходит, ничто созданное или устойчивое. Юнг видит дьявола как персонификацию зла, «воровскую пропасть». Не имея своих собственных сил, он пытается украсть золотое яйцо богов. Но Юнг разбивает комок навоза, в котором прячется дьявол, спасает яйцо, и затем прощает дьявола в лице человека. Юнг говорит демону эту решающую фразу: «Тебе следует вписаться в нашу форму, ты вор божественного чуда…кто фарширует твое тело зародышем Богов и тем самым делая себя тяжеловесным.
Решительные действия приспосабливают зло под человеческие формы, а не нас к разрушению. Зло, хотя и реальная сила в мире, несущественно; оно стремиться приобретать вещество через воровство и нашептывание. Зло не отменено, но привязано. Где Юнг привязал его? Юнг рассуждает об этом, ища для камня, как основании нового начала. Он хочет чего- то понятного, не сети беспорядка. Он ставит Сатану на камень, символ того, что длится, фиксированный и неизменный, несокрушимый материал, центральный объект преданности. Он ставит демона во главу его (Юнга) жизни, на которую он теперь станет и не сойдет. (27)
Что это может значить для нас? Это значит, что люди открывают, кто работает через действительно тяжелый опыт в их жизни для выносимых условий. Они все еще страдают от влияния того опыта, но он больше не правит их жизнью. Смерть была сделана частью жизни; они больше не теряют свою жизнь в злокачественном трауре. Травма- их часть; они не ее заложники. Они принимают, что они вылечившиеся зависимые; этот шрам их отличает, принадлежит им, но они освобождены от подчинения своей зависимости; они больше чем шрам, не идентифицируются с ним. Наше ошибочно сотворенное я не действует из мошенничества, лжи, жульничества или даже убийства, и безразличие, ведущее к этому, плохие желания, принадлежат нам, но не определяют нас; мы их несем, но мы не заперты в них.
Чтобы освободиться от «старого проклятия познания добра и зла»(28) значить не держать никакой абсолютной веры в наши планы для выпуска долговых обязательств, для мира, для дружеского развода, но осознания самого низшего, беспорядочного, всегда принадлежащего всей картине, способного вломиться и его необходимо включить в наше решение. Такое подтверждение подчиняет наше желание сделать наше дело фиксированным, обязательно определенным. Это значит, что травма от которой мы страдаем, не излечена, но мы не заключены в ней, она живет в нас, мы страдаем от ее влияния, но он не правит нашей жизнью.
За десятилетия клинической работы я видела ее перемещение снова и снова, и сложно определить, что ее вызвало. Это не то, что я сказала или сделала, не то, что решил пациент, не то, что мы сделали вместе; это все эти вещи и не одна из них. Через них появляется что-то и вызывает наше согласие. Принятие дезориентации как части целого в нас дает нам ракетоноситель жизни, ибо за хаосом смерть. Мы чувствуем, что ежедневное присутствие смерти подстегивает нас жить полнее. У нас есть только это день, даже если это день перед нашей смертью. Это приводит нас ко второй части книги- Творческим способностям.
1) C . G. Ju n g , The Red Book, Liber Novus, ed. S o n u S h a m d asan i, tra n s. M a rk K yburz, Jo h n Peck, a n d S o n u S h a m d asan i, p. 238; see also G eorge E. A tw o o d , The Abyss of Madness, p. 41.
2) Jung, The Red Book, p. 270.
3) Ib id ., p. 352.
4) Ib id , pp. 254, 289n97. See also Ann Belford Ulanov, “The Red Book and Our Unlived Life, Both Here a d Beyond,” Founders Day Presentation , Jung In stitute o f C Chicago a n d L Loyola Uni ersity C Chicago, March 2011 (доступно в аудиозаписи ).
5) Police Chief Darl Roberts in terview by John Dankosky, “Big C ity Violence,” Where We Live, National Public Radio, Woodbury , Conn ., July 14,2011.
6) Режиссер Стивен Джеймс дал интервью Терри Гроссу , Fresh Air, a tio nalublic Radio, Woodbury , Conn ., August 1 ,2 0 1 1. Другой поразительный пример создания пространства в работе Леймы Гвоби, административного директора «Woman’s Peace and Security Network Africa», организации, основанной в Аккре, Гана. Как основатель Woman’s Peace Building, она организовала совместные усилия девяти из пятнадцати Либерийских стран. Группы женщин собрали свои усилия и деньги чтобы окончить пагубную войну, одевшись в белое, молясь и установя сексуальный пост, сняли супружеские обязанности со своих мужей, пока не был найден и установлен мир. Когда только встреча с мужчиной пугала разломом всех строительств мира, женщины устроили место встреч, предотвращая вход мужчин, пока они дальше работали и достигли соглашения. Лейма Гвоби позже получила Нобелевскую Премию Мира.
7) Энтони Лейн “H ack W ork: A T abloid C u ltu re R u n s A m ok,” The New Yorker, A ug. 1 ,2 0 1 1 , p. 25; Jung, The Red Book, pp. 300, 3 3 3 ,3 3 9 ,3 5 9 . Я должна заметить, еще одно преимущество более близкой связи между культурами через Интернет. Мы можем лучше разглядеть скрытый образ, из которого растет культура и, удивительно, увидеть некоторые из тех, других образов в нашей культуре. Я была поражена замечанием Астрид Берг, что Африка не трудится под картезианским разделением душа-тело, как делает Западная Европа и Америка. Мы должны потрудиться чтобы достичь единства высшего и низшего, другого/или бинарного мышления. Берг говорит, что так же «нет отдельной африканской философии и культуры…это общие, основные мотивы. Берг видит Южно Африканскую идею Убунту- дух беспокойства за узнавание друг друга, смысла «человека как человека из-за людей», «я есть из-за того, что мы есть»-как такая основная тема. Она иллюстрируется идеей, которую разделяла Маргарет Лоуренс, мы все родители всем детям, ответственны за убежище и воспитание их творчества, что мы- одно общество. Берг, белый психиатр-психоаналитик в Кейптауне, Южная Африка, и Лоуренс, чернокожий психиатр-психоаналитик в Гарлеме, Нью Йорк, разделают одну точку зрения.( (See A strid B erg, “U b u n tu : A C o n trib u tio n to th e ‘C iv ilizatio n o f th e U niversal,”’ chap. 16 in The Cultural Complex: Contemporary Jungian Perspectives on Psyche and Society, ed. T h o m a s Singer a n d S am uel L. K im bles, pp. 2 4 4 -4 5)
8) A n n B elford U lanov, The Unshuttered Heart: Opening to Aliveness and Deadness in the Self, p p . 196-99; see also Ann Belford Ulanov, “When Religion Prompts Terrorism ,” in Spiritual Aspects of Clinical Work, pp. 3 1 3 -2 0
9) C . G. Jung, “The Tavistock ectures,” in The Symbolic Life, vol. 18 o f Collected Works, p a ra. 231
10) M elanie S ta rr C ostello, Imagination, Illness, and Injury: Jungian Psychology and the Somatic Dimensions of Perception, chap. 1; see also A n n B elford U lanov, “ T ransference, th e T ran sce n d en t F u n c tio n , a n d T ranscendence,” in Spiritual Aspects of Clinical Work, p. 324.
11) C. G. Jung, Two Essays in Analytical Psychology, vol. 7 o f Collected Works, p ara. 111.
12) Jung, The Red Book, pp. 2 3 1 ,2 4 6 ,247 n 164, 2 4 9 ,3 0 1 .
13) C. G. Jung, “T h e D e v elo p m en t o f th e Personality,” in The Development of the Personality, vol. 17 o f Collected Works, p ara. 319. See also Ann Belford Ulanov, “osing, F in d in g , a n d B eing F o u n d ” Quadrant Ъ1, no. 2 (S u m m er 2007): 5 5 -5 6 .
14) Jung, “The Developmentof the Personality,” para. 319
15) C. G. Jung, Mysterium Coniunctionis, vol. 14 o f Collected Works, p a ras. 593, 605; a n d below , c h a p te r 3, p. 66 a n d c h a p te r 4, p.74
16) C. G. Ju n g , Letters, vol. 2, ed. G e rh a rd A dler a n d A niele Jaffe, tra n s. R. F. C. H ull, 24 N o v e m b er 1953, p. 135. See also A n n B elford U lanov, “S p iritu a l A spects o f C linical W ork,” in The Functioning Transcendent: A Study in Analytical Psychology, pp. 12-16.
17) C. G. Ju n g , Letters, vol. 2, ed. G e rh a rd A dler a n d A niele Jaffe, tra n s. R. F. C. H ull, 24 N o v e m b er 1953, p. 135. See also A n n B elford U lanov, “S p iritu a l A spects o f C linical W ork,” in The Functioning Transcendent: A Study in Analytical Psychology, pp. 12-16.
18) Ib id ., p p . 2 9 0 ,2 9 1 n l5 0 . Ньюйоркци помнят насилие над Kitty Genoves, нападение на молодую девушку было совершено в метро и продорлжилось на улице. Она кричала о помощи, люди ее слышали, но никто не пришел на помощи. Никто не позвонил в полицию, чтобы сохранить ей жизнь. Когда этот случай получил огласку в прессе, многие из нас тоже испугались, что мы тоже можем поддаться такой пассивности.
19) Частое непонимание предполагает, что чувствующие типы не думают как следует, становятся предметом низших мыслей. Фактически их мышление только лишь отличается от мыслительного типа. Развитое мышление чувствующего типа имеет тенденцию происходить из глубин их психэ, отличая фундаментальную ценность точки зрения или вопроса и выдачи в глубоких и оригинальных мыслях.
20) Jung, The Red Book, p. 291
21) Ibid.; M u rra y S tein, “C ritical N otice: The Red Book,” Journal of Analytical Psychology 53, no. 5 (2010): 4 2 6 -2 7 .
22) Jung, The Red Book, p. 291.
23) Ibid.
24) Ibid
25) Ib id ., p. 301.
26) Ib id ., p p . 319, 3 2 0 ,3 2 2 , 323
27) Ib id ., p p . 3 2 0 ,3 2 1 . See also A lice H ow ell, The Dove in the Stone: Finding the Sacred in the Commonplace, p p . 2 3 -2 5 ; A m i R o n n b e rg a n d K ath leen M a rtin , eds., The Book of Symbols: Reflections on Archetypal Images, p p . 1 04-7; The Revelation of St. John the Divine 2 :1 7 :1 “w ill give h im a w h ite stone.”
28) Jung, The Red Book, p. 301