Эранос 1963

Мирча Элиаде

Рай и утопия: мифологическая география и эсхатология

МОДА НА «МЕССИАНСТВО»

За последние десять лет появилось большое количество работ, посвященных различным формам милленаризма и разным видам Утопий. Речь идет об исследованиях не только пророческих движений и примитивного мессианства, из которых наиболее известны «карго-культы», но также мессианства иудео-христианского происхождения, с начала нашей эры до времен Возрождения и Реформации, религиозных последствий географических открытий и колонизации, главным образом, колонизации обеих Америк. Наконец, за все эти последние годы появилось несколько обобщающих трудов: историки, социологи, философы попытались сравнить различные виды Утопий и милленаризма и объединить их в заключительном синтезе.

Здесь не место представлять всю эту обширную современную библиографию. Нам достаточно напомнить о некоторых обобщающих книгах: работе Нормана Кона о поисках миллениума, трудах Лантернари, Гуарильи и Мюльмана о примитивном милленаризме, исследованиях Альфонса Дюпронта о духе крестовых походов, монографиях некоторых американских эрудитов об эсхатологических последствиях колонизации.[1]

Интерес западных ученых к милленаристским движениям и утопическим теориям довольно значителен; можно даже сказать, что он составляет одну из характерных черт современной западной культуры. Для такого интереса существует множество причин. Прежде всего, это любопытство, вызванное мессианскими культами, которые расшатали «примитивные» общества в последние десятилетия колониальной эпохи. Затем, современные исследования значимости пророческих движений средневековой Европы, главным образом, движения Джоаккино да Фьоре и его сторонников в трансальпийской части Европы. Также немаловажен анализ религиозных последствий колонизации Америки; потому что, как мы увидим дальше, открытие и завоевание Нового Света проходило под эсхатологическим знаком.

Итак, ведение подобных исследований, постановка таких проблем выдают направление мысли, которое многое нам говорит о духовном положении современного западного человека. Прежде всего, отметим, что в различии между детерминистскими системами интерпретации истории нам теперь отчетливо видна важность религиозного фактора, особенно важность движений исступленных и напряженных, пророческих, эсхатологических, милленаристских . Но, на мой взгляд, есть еще нечто более существенное: интерес к корням современного западного мира – то есть, к корням Соединенных Штатов и народов Латинской Америки, — выдает желание интеллектуалов этой части света вернуться назад и отыскать собственную изначальную историю, свое «абсолютное начало». И это желание вернуться к истокам, открыть изначальную ситуацию выдает также стремление начать историю заново, ностальгическое стремление снова пережить творческое блаженство и экзальтацию «начала»; короче говоря, ностальгию по земному Раю, в поисках которого предки американских народов пересекли Атлантику. (Действительно, никогда еще не публиковалось столько книг о колонизации обеих Америк, в названиях которых фигурирует слово «рай». Я хотел бы отметить среди изданных за последние годы работ: Visao do Paraiso: os motivos edenicos no descobrimento e colonizacao do Brasil, Rio de Janeiro, 1959, par Sergio Buarque de Hollanda; The Questfor Paradise, 1961, par Charles L. Sanford; Wilderness and Paradise in Christian Thought, 1962, par George H. Williams, с таким подзаголовком: «From the Garden of Eden and the Sinai desert to the American fronder».)

Все это выдает желание отыскать религиозные истоки, то есть, изначальную историю, современных трансатлантических Штатов. Однако значение этого феномена представляется еще более сложным. Здесь присутствует также желание обновить древние структуры и ценности, ожидание радикального renovatio – точно так же, как в последних творческих экспериментах угадывается не только стремление разрушить любой язык, которым уже пользовалась история, но и надежда на возобновление творческих опытов ab initio.[2]

Вернемся к нашей теме – Рай и Утопия. Я отобрал для ее иллюстрации две серии примеров. Вначале я предполагаю показать элементы, одновременно эсхатологические и райские, колонизации пионерами Северной Америки и прогрессирующую трансформацию «американского Рая», который породил миф о непрерывном прогрессе, об американском оптимизме и культе молодости и обновления. Затем я перейду к бразильскому племени тупи-гуарани, которое к моменту открытия Южной Америки уже было вовлечено в поиски рая за Атлантическим океаном и некоторые группы которого продолжают эти поиски и в наши дни.

I

ПОИСКИ ЗЕМНОГО РАЯ

Христофор Колумб не сомневался в том, что он приблизился к земному Раю. Он верил, что пресноводные течения в проливе Пария берут начало от четырех рек, орошающих эдемский сад. Для Колумба поиски земного Рая не были химерой. Великий мореплаватель придавал эсхатологическое значение своим географическим открытиям. Согласно евангельским откровениям, Новый Свет представлял собой больше, чем еще один открытый континент. Уже сам факт его открытия имел эсхатологическую направленность.

Действительно, Колумб был убежден, что предсказание о распространении Евангелия по всему миру должно осуществиться до конца этого мира. То есть, конец этот был не за горами. В своей «Книге предсказаний» Колумб утверждал, что это событие – то есть, конец света – должно быть предварено завоеванием нового материка, обращением язычников и уничтожением Антихриста. И он брал на себя главную роль в это грандиозной, одновременно исторической и космической, драме. В своем письме принцу Яго он писал: «Бог сделал меня посланцем нового неба и новой земли, о которых он говорил в Апокалипсисе устами Святого Иоанна, а до него – Святого Исайи, и он указал мне, где их искать».[3]

И именно в такой мессианской и апокалиптической атмосфере проходили транс-океанические экспедиции и географические открытия, которые потрясли и радикально трансформировали Западную Европу. Повсюду в Европе верили в неизбежную регенерацию мира, хотя причины и мотивы такой регенерации были разнородны и часто противоречивы.

Колонизация обеих Америк начиналась под эсхатологическим знаком: люди верили, что настала пора обновления христианского мира, а истинным обновлением было бы возвращение в земной Рай или, по крайней мере, возобновление Священной истории, повторение чудесных событий, о которых говорится в Библии. Именно по этой причине литература того времени, так же как и проповеди, мемуары, переписка изобиловали райскими и эсхатологическими аллюзиями. В глазах англичан, например, колонизация Америки лишь продолжала и улучшала Священную историю, начатую вместе с эпохой Реформации. Действительно, продвижение пионеров на запад продолжало триумфальный марш Мудрости и истинной Религии Востока на Запад. Уже в течение какого-то времени протестантские теологи были склонны ассоциировать Запад с нравственным и духовным прогрессом. Некоторые теологи переносили ковчег Авраама в Англию. Как писал англиканский богослов Уильям Крошоу, «Бог Израиля – это… Бог Англии». В 1583 году Сэр Хампфри Джилберт уверял, что Англия завоевала «обширные и прекрасные земли», без сомнения, благодаря тому факту, что слово божье, то есть, религия, бывшее частью Востока, стало постепенно распространяться на Запад, где, как добавил он, «вполне вероятно, что она остановится».

СОЛНЕЧНЫЙ СИМВОЛИЗМ

Речь идет о достаточно распространенной теме английской литературы того времени. Теолог Томас Бернет в своей работе «Archaeologiae» (1692) писал: «Точно так же, как солнце, наука берет начало на Востоке, а затем поворачивает на Запад, где мы уже долгое время наслаждаемся ее светом». Архиепископ Беркли в своей знаменитой поэме, начинающейся словами: «На запад путь империи лежит …» («Westward the course of empire takes its way …»), использует аналогию с солнцем, чтобы возвеличить духовную роль Англии.[4]

Впрочем, Беркли лишь следовал европейской традиции, насчитывавшей уже более двух веков. Действительно, египетский герметизм и солнечный символизм, вызванные к жизни Марсилио Фичино и итальянскими гуманистами, получили необычайное распространение после открытий Коперника и Галилея; открытий, которые иллюстрировали их современникам, в первую очередь, триумф солнца и гелиоцентризма. Недавние исследования обнаружили религиозный подтекст, большую часть времени скрывавшийся или камуфлировавшийся астрономией и космографией Возрождения. Для современников Коперника и Галилея гелиоцентризм был больше, чем научной теорией: он означал победу солнечного символизма над средневековой наукой, то есть, реванш герметической традиции — которую считали истинной и первичной, предшествующей Моисею, Орфею, Зороастру, Пифагору и Платону – над провинциализмом средневековой Церкви.[5]

Тема солнечного символизма в эпоху Возрождения слишком сложна для рассмотрения здесь. Но нам была необходима эта краткая ремарка, чтобы понять, почему солнечные аналогии так настойчиво выходят из-под пера авторов, превозносящих религиозное значение колонизации Нового Света. Первые англичане, поселившиеся в Америке, считали себя избранниками Провидения для основания «Города на холме», который послужит примером истинной Реформы для всей Европы. Они следовали путем солнца до крайнего Запада, продолжая необычным способом традиционное продвижение религии и культуры с Востока на Запад. Они видели знак божественного Провидения в том, что Америка оставалась сокрытой от европейцев вплоть до эпохи Реформации. Пионеры заселения не сомневались в том, что финальная драма нравственного возрождения и всеобщего спасения начнется с них, потому что именно они первыми последовали за солнцем по его пути к райским садам Запада. Как писал англиканский поэт Джордж Хуберт в своей «Church Militant»:

Religion stands tip-toe in our iand,

Ready to pass to the American strand.[6]

(Религия встаёт на цыпочки у нас в стране,

Готова перейти на американский берег.)

А этот американский берег, как мы уже видели и как еще увидим дальше, был наделен райскими чертами. Ульрих Хугвальд предсказал, что благодаря открытию Америки человечество вернется к «Христу, к Природе, в Рай».

Более чем любая современная нация, Соединенные Штаты явили собой продукт протестантской Реформы в поисках земного Рая, в котором надеялись завершить реформацию Церкви.[7]Связь между Реформой и обретением земного Рая чувствовалась многими авторами, начиная с Хейнриха Буллингера и до Шарля Дюмулена. Для этих богословов Реформа ускоряла пришествие великого дня райского блаженства. Знаменательно то, что эта милленаристская тема достигла своей наивысшей популярности непосредственно перед началом колонизации Америки и революции Кромвеля. Поэтому не удивительно, что религиозной доктриной, наиболее распространенной в колониях, было то, что Америка избрана из всех наций земли как место второго пришествия Христа и что миллениум, хотя и, в основном, в духовной форме, будет сопровождаться райской трансформацией земли, как внешним символом внутреннего совершенства. Как писал выдающийся американский пуританин Инкриз Матер, ректор Гарвардского университета в 1685-1701 гг.: «Когда Царство Христово наполнит всю землю, эта земля восстановит свое райское состояние».[8]

АМЕРИКАНСКИЙ РАЙ

Впрочем, некоторые пионеры уже видели этот рай в разных регионах Америки. Путешествуя вдоль берегов Новой Англии в 1614 году, Джон Смит сравнивал эти места с Эдемом: «Небо и земля никогда не сочетались друг с другом лучше, чтобы создать место обитания для человека… . Случайно мы прибыли в страну, какой ее создал Бог». Джордж Эслор представляет Мэриленд как единственное место, которое кажется «Раем земным». Его растения, его деревья, его плоды, его цветы, пишет он, передают в форме «иероглифов нашу первичную ситуацию времен Адама». Другой писатель обнаруживает «будущий Эдем» в Джорджии, регионе, который находится на широте Палестины: «этот обещанный Ханаан, который был предназначен самим Богом, чтобы благословить труды избранного народа». Для Эдварда Джонсона Массачусетс – это место, «где Господь создаст новое небо и новую землю». В свою очередь, пуританин Бостон Джон Коттон сообщает тем, кто собирается плыть из Англии в Массачусетс, что они избраны Небом благодаря «священной Хартии, данной Адаму и его потомству в Раю».[9]

Однако все это отражает только один из аспектов милленаристского опыта первопоселенцев. Для многих других иммигрантов Новый Свет предстал в виде пустыни, населенной демоническими существами. Что, впрочем, никак не умаляло их эсхатологического подъема, так как в проповедях им повторяли, что все выпавшие на их долю беды, всего лишь нравственные и духовные испытания для достижения земного Рая, который был им обещан.[10] Пионеры считали себя находящимися в положении евреев после перехода ими через Красное море, а их положение в Англии и Европе в их глазах было чем-то вроде египетского рабства. После ужасного испытания пустыней они войдут в Ханаан. Как писал Коттон Матер, «пустыня, которую мы пересекаем, чтобы добраться до обещанной Земли, полна летающими огненными змеями».[11]

Но затем на свет появляется новая идея: Новый Иерусалим станет отчасти результатом труда. Джонатан Эдвардс (1703-1758) думал, что с помощью труда можно трансформировать Новую Англию в нечто, подобное «раю на земле». Мы видим, как милленаризм пионеров постепенно пришел к идее прогресса. На первом этапе рай ставили в зависимость от земных возможностей, доступных в Новом Свете. На следующем этапе эсхатологическое напряжение уменьшали, пропуская период упадка и нищеты, который должен предшествовать «Последним Дням», и приходя в результате к идее прогрессивного и непрерывного улучшения жизни.[12]

Однако, прежде чем кристаллизоваться в американской идее прогресса, милленаризм первопоселенцев претерпел некоторые изменения. Первый существенный кризис в этой пуританской эсхатологии был спровоцирован борьбой между европейскими странами за колониальную Империю. Рим и католические нации считались воплощением Антихриста, от уничтожения которого зависело приближение будущего Царства Божия. В какой-то момент вся английская литература была подчинена одной теме: вторжению Антихриста в Америку, которое угрожало разрушить надежду на славный триумф Христа. Для Джона Уинтропа первейшим долгом Новой Англии было «возвести оплот против царства Антихриста, которое иезуиты пытаются установить в этих регионах». Другие авторы утверждали, что Новый Свет был настоящим раем до прихода католиков.

Несомненно, соперничество между европейскими державами за господство в трансатлантической Империи в большой степени имело экономический характер, но оно обострялось почти манихейской эсхатологией: казалось, что все сводится к конфликту между Добром и Злом. Колониальные авторы говорили об угрозе английским колониям, которую планировали французы и испанцы, как о «новой вавилонской иерархии» или «египетском рабстве». Французы и испанцы были тиранами, рабами Антихриста. Католическая Европа представала как павший мир, как Ад, по контрасту с Раем Нового Света. Говорили: «Небо или Европа», понимая под этим «Небо или Ад». Основной целью испытаний, которым подвергались первопоселенцы в американской пустыне, было искупление человека от плотских грехов языческого Старого Света.[13]

ВОЗВРАТ К ПРИМИТИВНОМУ ХРИСТИАНСТВУ

В то время как конфликт между Добром и Злом проявился в глазах первопоселенцев в борьбе между протестантизмом и католицизмом, Англия оставалась незатронутой нападками. Однако после 1640-го года начало расти напряжение между колонистами и Матерью родиной. Для перфекционистов из колоний английская Реформация – это несовершенная Реформация. И даже хуже: религиозные практики, распространенные в Англии, рассматривались как дел рук Антихриста. В апокалиптическом колониальном воображении Англия заняла место Рима. И как непосредственное последствие такого замещения, пионеры, считавшие себя избранным народом, начинают оценивать свою миссию в пустыне не только как продолжение традиционной религиозной активности, но и как нечто совершенно новое. В ожидании возрождения вдалеке от европейского Ада, первопоселенцы считали, что они стоят у истоков финального этапа Истории. В 1647 году Джон Элиот, апостол индейцев, объявляет «зарю, то есть восход Солнца Евангелия в Новой Англии».[14]

Подобный язык свидетельствует о глубинном отрыве от европейского прошлого. И нужно уточнить, что этот разрыв произошел задолго до американской революции и получения независимости. В 1646 году Новая Англия считала себя свободным государством, а не «колонией или частью Англии». Причины такого осознания автономии были, прежде всего, религиозными. Коттон Матер ожидал в Новой Англии возврата к началу христианства. «Итак, — писал он, — первой эпохой был Золотой Век; чтобы вернуться к этой эпохе, человек должен стать протестантом и, я могу добавить, пуританином». Этот возврат к Золотому Веку примитивного христианства должен изменить землю. Как утверждал Инкриз Матер, восстановление примитивной Церкви должно превратить землю в рай».[15]

Разрыв с Англией и европейским прошлым усиливался в той мере, в какой пионеры верили в подготовку к миллениуму с помощью возврата к добродетелям примитивной Церкви. Для пуритан основной христианской добродетелью была простота. И наоборот, интеллект, культура, эрудиция, учтивость, роскошь были созданиями Дьявола. Джон Коттон писал: «Чем больше вы образованны и умны, тем больше вы готовы работать на Сатану». Здесь прослеживается характерный для пионеров и миссионеров Пограничной зоны комплекс превосходства. Этот возврат к примитивному христианству, который должен был установить рай на земле, включал в себя как презрение к образованности иезуитов, так и критику английской аристократии, воспитанной, элегантной, изысканной, привыкшей к власти и авторитету. Экстравагантность или роскошь в одежде стали настоящим грехом «джентльмена». В своей книге «Simple Cobbler of Aggawam» (1647) Натанаэль Уорд противопоставлял простую жизнь и моральное превосходство колонистов развращенным нравам англичан и считал этот контраст доказательством прогресса, ведущего к райскому состоянию примитивной Церкви.[16]

Первопоселенцы провозглашали свое нравственное превосходство над англичанами, признавая при этом себя низшими в том, что касалось одежды и культуры. Согласно Чарльзу Л. Санфорду, именно в деятельности миссионеров Приграничной зоны следует искать источник комплекса американского превосходства, который проявляется как в международной политике, так и в активном стремлении распространить «американский образ жизни» по всей планете.[17] Вокруг Приграничной зоны расцвел свой религиозный символизм, который продолжил эсхатологические воззрения первопоселенцев вплоть до 19-го века. Огромные лесные массивы, одиночество бесконечных равнин, красота сельской жизни противопоставляются порокам и грехам городов. Теперь на поверхность выходит новая идея: американский рай был отравлен демоническими силами, явившимися из урбанизированной Европы. Критика аристократии, роскоши и культуры теперь сводится к критике городов и городской жизни. Большие «оживляющие» религиозные движения начались в Приграничной зоне и затронули города лишь позднее. И даже в самих городах эти движения были более популярны среди бедных, чем среди богатых и образованных людей. Основной их идеей было то, что религиозный спад был вызван городскими пороками, главным образом, пьянством и роскошью, свойственным коренной европейской аристократии. Так как, очевидно, ад был и долго оставался «путем Европы» («the way of Europe»).[18]

РЕЛИГИОЗНЫЕ ИСТОКИ АМЕРИКАНСКОГО ОБРАЗА ЖИЗНИ («American way of life»)

Однако, как мы уже говорили, эсхатологический милленаризм и ожидание земного Рая, в конце концов, были радикально секуляризованы. Миф о прогрессе и культе нового и молодого был самым выдающимся результатом этого процесса. Но даже в таком крайне секуляризованном виде можно угадать религиозный энтузиазм и эсхатологические ожидания, которые вдохновляли предков. Так как в целом, как первые колонисты, так и эмигранты, прибывавшие позже из Европы, отправлялись в Америку как в страну, где можно возродиться, то есть, начать новую жизнь. «Новизна», до сих пор зачаровывающая американцев, это стремление к религиозной структуре. В «новизне» люди надеются на возрождение, ждут новой жизни. Новая Англия, Нью-Йорк, Нью-Хэйвен – все эти названия выражают не только ностальгию по покинутой родине, но в большей степени, надежду, что в этих новых землях и городах жизнь может обрести иные измерения. И не только жизнь: все на этом континенте, который считался земным раем, должно стать больше, красивее, сильнее. В Новой Англии, которая была описана как «подобная райскому саду», куропатки считались такими жирными, что они не могли летать, а индюшки были крупными, как овцы.[19] Этот американский гигантизм, также религиозного происхождения, разделялся даже самыми ясными умами.

Надежда на возрождение к новой жизни и ожидание будущего, не только лучшего, но доставляющего блаженство, — прослеживаются также в американском культе молодости. Согласно Чарльзу Л. Сэнфорду, начиная с эпохи индустриализации, американцы все больше и больше искали утраченную невинность в своих детях. Тот же автор утверждает, что восторженность по поводу всего нового, которая следовала за пионерами на Крайний Запад, усилила индивидуализм против авторитетов, а также привела американцев к пренебрежению к традиции и истории.[20]

Остановимся теперь на некоторых соображениях по поводу метаморфозы милленаристской эсхатологии первопоселенцев. Мы видели, как, отправляясь на поиски земного заокеанского Рая, первые переселенцы осознавали, что они играют важную роль в истории Спасения; как Америка, уподобившись земному Раю, сделалась привилегированным местом, где пуританам предстояло завершить Реформацию, потерпевшую поражение в Европе; как иммигранты считали себя избежавшими европейского Ада и ждали возрождения в Новом Свете. Мы также видели, до какой степени современная Америка является результатом этих мессианских надежд, этой веры в возможность получить рай здесь, на земле, веры в молодость и простоту души и духа.

Можно было бы продолжить исследование и показать, что долгое сопротивление американской элиты индустриализации страны и их утрирование достоинств сельского хозяйства объясняются той же ностальгией по земному Раю. Даже когда урбанизация и индустриализация завоевали победу по всей стране, любимые образы и клише, используемые пионерами, сохранили свой престиж. Для того чтобы доказать, что урбанизация и индустриализация не обязательно приводили к греху (как в Европе!), бедности и развращенности, владельцы заводов удесятеряли благотворительную деятельность, строя церкви, школы, больницы. Нужно было любой ценой показать, что наука, техника, индустрия, далекие от того, чтобы угрожать духовным и религиозным ценностям, только способствуют их утверждению. Книга, вышедшая в свет в 1842 году, называлась «The Paradise within the Reach of а Men, by Power of Nature and Machinery» («Рай в пределах досягаемости Человека силами Природы и Механизмов»). И здесь проявлялась ностальгия по Раю, желание вновь найти «Природу», где жили предки, проявлялась в современной тенденции покидать метрополии и находить убежище в «suburbia» (предместьях), спокойных и роскошных кварталах, которые стараются превратить в райские пейзажи.

Но мы здесь не будем представлять анализ метаморфозы американского милленаристского идеала. Важно подчеркнуть, что, согласно многим авторам, совсем не так легко забыть уверенность в своей эсхатологической миссии, а именно, в том, чтобы вернуть совершенство примитивного христианства и восстановить рай на земле. Вполне вероятно, что поведение среднего американца в наши дни, так же как и политическая и культурная идеология Соединённых Штатов, продолжает отражать уверенность пуритан, что они были призваны восстановить земной рай.

II

ИНДЕЙЦЫ ГУАРАНИ В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО РАЯ

В 1912 году бразильский этнолог Курт Нимуэндажу обнаружил на берегу, недалеко от Сан-Пауло, группу индейцев гуарани, которые остановились здесь в своих поисках утраченного рая. «Они неустанно танцевали в течение нескольких дней в надежде на то, что их тела, сделавшись легкими от постоянного движения, смогут взлететь к небу до самой обители «Нашей Великой Матери», ожидающей своих детей на востоке. Разочарованные, но не утратившие веры, они сдались, убежденные в том, что, одеваясь в европейскую одежду и питаясь европейской пищей, они сделались слишком тяжелыми для небесного путешествия».[21]

Этот поиск утраченного рая был последним в ряде миграций, предпринимавшихся племенем гуарани в течение нескольких веков. Первая попытка обрести «любимую страну» отмечена в 1515 году.[22] А с 1539 по 1549 годы наблюдалась крупная миграция группы индейцев типунамба к земле «Великого Предка». Отправившись из района Пернамбука, пишет Альфред Метро, эти индейцы прибыли в Перу, «где они встретили нескольких испанских конкистадоров. Эти индейцы пересекли почти весь южноамериканский континент в его самой широкой части в поисках «Земли бессмертия и вечного отдыха». Они рассказали испанцам странные сказки о наполовину выдуманных местах, полных золота, и их истории, возможно, окрашенные их собственными мечтами, разожгли воображение испанцев и в большой степени явились причиной неудачной экспедиции Педро де Урсуа, считавшего себя завоевателем Эльдорадо. Испанцы и индейцы преследовали одну и ту же химеру, с той разницей, что индейцы искали вечного счастья, а испанцы хотели приобрести, ценой больших страданий, средства преходящего счастья».[23]

Нимуэндажу собрал очень обширные материалы об этих сказочных паломничествах племени гуарани в поисках «Земли без зла». Альфред Метро и Эгон Шаден позднее дополнили и уточнили эту информацию.[24] Коллективные поиски рая длятся уже четыре столетия и относятся, без сомнения, к самым значительным религиозным феноменам Нового Света. Действительно, движения, описанные Нимуэндажу в 1912 году, продолжаются и в наши дни; однако единственное племя гуарани, мбиа, все еще ищет рай на востоке; остальные верят в то, что рай находится в центре земли или в зените.[25]

Мы еще вернемся к различным локализациям и топографиям рая. Сейчас отметим следующую характерную черту религии всех племен индейцев тупи-гуарани: шаманы и пророки играют в них большую роль. Именно они, после некоторых снов или видений, организуют и направляют экспедиции к «Земле без зла». Даже в племенах, не охваченных страстью к поискам рая, шаманам удается возбудить все сообщество, когда они рассказывают о некоторых типично райских образах из своих снов и экстатических видений. Один иезуит в 14-ом веке писал по поводу индейцев племени тупинамба: «Шаманы убеждают индейцев не работать, не ходить в поле, обещая им, что урожай вырастет сам по себе, что пища не будет скудной, а наполнит их хижины, а животные сами станут обрабатывать землю, что стрелы станут охотиться для своих хозяев и возьмут в плен множество врагов. Они предсказывают, что старики вновь станут молодыми».[26] Здесь узнаваем райский синдром Золотого Века. Для того чтобы ускорить его наступление, индейцы отказываются от любой профанной деятельности и танцуют день и ночь, ведомые и подталкиваемые своими пророками. Как мы увидим дальше, танец является наиболее эффективным средством достижения экстаза или, по меньшей мере, приближения к божественному.

Более чем остальные архаичные народы, тупи-гуарани жаждут получить откровения, которые сверхъестественные Существа передают через сны шаманов. Больше, чем другие соседние племена, тупи-гуарани стремятся поддерживать постоянный контакт со сверхъестественным миром, чтобы получить в нужный момент необходимые указания для достижения рая. Откуда исходит эта обостренная религиозная чувствительность, эта одержимость раем, этот страх не расшифровать вовремя божественное послание и из-за этого погибнуть в неизбежной космической катастрофе?

КОНЕЦ СВЕТА

Ответы на эти вопросы нам дают мифы. В мифологии всех племен гуарани, сохранившихся до сих пор в Бразилии, существует предание о пожаре или потопе, которые полностью уничтожают предыдущую землю, и о том, что катастрофа повторится в более или менее близком будущем. Однако вера в грядущую катастрофу довольно редка среди других групп племени тупи.[27] Возможно, ее стоит рассматривать как неизбежное влияние христианства. Сходные идеи встречаются у многих других архаичных народов. Но в некоторых случаях нужно уточнить, была ли космическая катастрофа только в прошлом или она также повторится и в будущем, так как в грамматике соответствующих языков прошедшее время не отличается от будущего.[28] Наконец, стоит вспомнить миф племени тукума, согласно которому будущая катастрофа станет делом рук культурного героя Диуа. Диуа был оскорблен нарушением традиций племени в результате контактов с белыми христианами. Это верование частично сопоставимо с верованием гуарани. Однако трудно признать, что миф, объявляющий о неминуемом конце света, явился результатом культурного влияния белых или имеет христианское происхождение.

Как бы там ни было, конец света представляется в разном виде у разных племен гуарани. Племя мбиа ожидает неминуемого потопа или пожара космических масштабов, или наступления темноты, которая навсегда воцарится на земле. Для индейцев племени нандева катастрофа будет вызвана взрывом земли, которую они считают диском. Наконец, кайова представляют, что конец света наступит в результате нашествия чудовищ, летающих лошадей и обезьян, охотящихся с огненными стрелами. [29] Важно подчеркнуть, что представление о рае и его ожидание находятся в непосредственной связи со страхом перед будущей катастрофой. Миграции были вызваны желанием и надеждой добраться до земли-без-зла до апокалипсиса. Даже имена, которыми разные племена гуарани называют рай, показывают, что это единственное место, где можно найти укрытие от вселенской катастрофы. Индейцы нандева его называют yvy-nomi-mbyre, «земля, где можно спрятаться», то есть то место, где можно найти убежище во время катаклизма. Рай также называют yvy-mara-ey, «земля без зла» или просто yvay, «Небо». Рай это место, где нечего бояться, а его жители не знают ни голода, ни болезней, ни смерти.[30]

Мы скоро вернемся к структуре рая и к способам его достижения. Но вначале нужно остановиться на причинах, которые, согласно гуарани, неизбежно приводят к концу света. Конечно, по очень распространенному убеждению, разделяемому также иудаистами и христианами, конец света не происходит из-за людских грехов. Для гуарани, как человечество, так и сама земля устают жить и работать и стремятся к отдыху. Нимуэндажу считает, что идеи племени апапокуа об уничтожении мира являются результатом того, что он называет «индейским пессимизмом».[31] Один из его информаторов сказал ему: «Сегодня земля старая, и наша раса больше не умножается. Мы отправимся на встречу с мертвыми, наступит темнота, нас будут касаться летучие мыши, и мы все, кто еще на земле, мы найдем свой конец».[32] Речь идет о комической усталости, о вселенском истощении. Нимуэндажу также рассказал об экстатическом опыте одного шамана: когда тот находился в экстазе перед высшим Божеством, Нандерувуву, он услышал, как Земля умоляет Господа положить конец его творениям: «Я истощена, — стонала Земля, — я насытилась трупами, которые проглотила. Позвольте мне отдохнуть, Отец. Воды также умоляли Творца предоставить им отдых, и деревья… и также вся Природа в целом».[33]

Редко встречается в этнографической литературе такое волнующее выражение космической усталости и ностальгии по окончательному отдыху. Это верно, что индейцы, встреченные Нимуэндажу в 1912 году, были истощены тремя веками скитаний и непрерывных танцев в поисках рая. Нимуэндажу считает, что идея конца света автохтонна и отрицает возможное влияние христианства. Он рассматривает пессимизм гуарани, как результат португальского завоевания, последствие, главным образом, террора, вызванного охотой за рабами. Некоторые ученые в последнее время подвергают сомнению интерпретацию Нимуэндажу.[34] Действительно, можно спросить себя, не исходит ли то, что Нимуэндажу называет «индейским пессимизмом» из очень распространенного среди примитивных народов верования, которое можно резюмировать так: мир неумолимо деградирует, исходя из того простого факта, что он существует, и он должен периодически возрождаться, то есть заново создаваться; конец света, таким образом, необходим, чтобы могло осуществиться новое творение.[35]

Вполне вероятно, что подобное верование разделяли апапокува-гуарани еще до португальского завоевания и появления христианской пропаганды. Конечно, столкновение с завоевателями усилило и обострило желание сбежать из мира нищеты и страдания, но не столкновение с португальскими завоевателями породило это желание. Как и многие другие архаичные народы, гуарани хотят жить в чистом, новом, богатом и приносящем блаженство мире. Тот Рай, который они ищут, это мир, восстановленный в своей изначальной красоте и славе. «Земля без зла», или дом Нанды («Нашей Великой Матери») существует на этом свете: он расположен по другую сторону Океана или в центре земли. Его трудно достичь, но он в нашем мире. Пусть даже он в некотором роде сверхъестественный – потому что включает в себя райские измерения (например, бессмертие), — но Земля-без-зла не принадлежит иному миру. Нельзя также сказать, что она невидима: она всего лишь хорошо спрятана. Туда попадают не (или, точнее, не только) в духе, но и в земном теле. Коллективные экспедиции, проводившиеся в ее поисках, преследовали именно эту цель: достичь Земли-без-зла до разрушения мира, обустроиться в рае и наслаждаться блаженной жизнью, пока истощенный и не восстановленный космос ждет своего насильственного конца.

ЗЕМЛЯ-БЕЗ-ЗЛА

Рай индейцев гуарани, таким образом, это мир, который в одно и то же время и реален, и преображен, где жизнь течет согласно знакомой гуарани одной и той же модели, но вне Времени и Истории, то есть, без нищеты, болезней, грехов и несправедливости, без старости. Этот рай не носит «духовного» характера: если до сих пор, согласно верованиям некоторых племен, в него можно было попасть только после смерти, то есть, находясь в «духе», то в старые времена люди попадали туда in concreto (фактически) . Таким образом, рай имеет парадоксальный характер: с одной стороны, он представляет нечто противоположное нашему миру: чистоту, свободу, блаженство, бессмертие и т.д.; с другой стороны, он конкретен, то есть не «духовен», и он составляет часть нашего мира, потому что он обладает реальностью и географическим положением. Другими словами, рай для индейцев тупи-гуарани — это совершенный и чистый мир «начал», он относится к тем временам, когда Создатель только что закончил свое творение и предки современных племен жили в непосредственной близости от богов и героев.

Действительно, изначальный миф о рае рассказывал лишь об Острове Блаженных посреди Океана, где была не известна смерть и которого достигали с помощью веревки или другими подобными способами. (Заметим, кстати, что образы веревки, лианы или лестницы часто использовались, чтобы выразить переход от одного образа существования к другому, из мира профанного в мир сакральный.) Вначале этот сказочный Остров искали, чтобы обрести бессмертие и стремясь жить в духовном единстве с богами; его не искали как убежище перед неминуемой космической катастрофой.[36] Апокалиптическая трансформация мифа о рае произошла позднее, возможно, под влиянием иезуитов[37], или просто потому, что гуарани, как и многие другие примитивные народы, находили, что мир сделался слишком старым и он должен быть разрушен и создан заново.

Фундаментальная концепция религии гуарани, из которой, впрочем, исходит уверенность, что рая можно достичь in concreto, была обобщена в смысле aguydje. Это слово можно перевести как «высшее счастье», «совершенство» и «победа». Для гуарани aguydje составляет цель и задачу всей человеческой жизни. Достичь aguydje означает весьма конкретным способом познать райское блаженство в сверхъестественном мире. Но этот сверхъестественный мир достижим до смерти, он доступен любому члену племени, если он соблюдает традиционный религиозный кодекс и законы морали.

Благодаря недавним работам Шадена, мы располагаем довольно точными данными, касающимися представлений о рае среди различных популяций индейцев гуарани.[38] Так, например, у племени нандева есть две разные концепции: одна, принадлежащая тем нандева, которые уже давно начали миграции и не смогли найти Землю-без-зла; а другая – нандева, которые не пускались в подобные путешествия. Те, кто искал и не нашел рая и кто завершил свои миграции уже несколько десятков лет назад, добравшись до побережья, больше не считают, что рай находится по другую сторону Океана. Они его располагают в зените и считают, что его невозможно достичь до смерти.

Другие племена индейцев нандева, которые не пускались в подобные походы к побережью, считают, что мир обречен на уничтожение огнем, но катастрофа не рассматривается как неизбежная. Местом укрытия является рай, который они представляют в виде Острова блаженных в центре Океана. Человек может достичь этого острова в своем земном теле, то есть, до смерти, если он практикует определенные ритуалы, особенно танцы и песни. Но нужно знать дорогу – а это знание в наше время почти полностью утеряно. В старые времена люди находили дорогу, потому что они доверяли Нандерикею, культурному Герою: он сам приходил встретить людей и провожал их на райский Остров. Сегодня люди достигают рая только в «духе», после смерти.

Согласно сведениям, предоставленным одним шаманом (хандеру) Эгону Шадену, райский Остров «больше похож на небо, чем на землю». В середине его находится большое озеро, а в центре озера – очень высокий крест. (Крест представляет, возможно, христианское влияние, однако остров и озеро принадлежат автохтонной мифологии.) Остров изобилует плодами, его жители не работают, а проводят время в танцах. Они никогда не умирают. Остров – это не страна мертвых. Души умерших прибывают сюда, но не остаются; они продолжают свое путешествие. В старые времена на остров было легко попасть. Согласно другим данным, также полученным Шаденом, море отступало перед теми, кто обладал верой, и образовывало мост, по которому они могли пройти. На острове не умирали; это была настоящая «святая земля».[39]

Еще более интересно представление о рае у племени мбиа, единственной из групп гуарани, которая продолжает в наше время двигаться в сторону побережья в поисках Земли-без-зла. Среди всех популяций гуарани именно у племени мбиа миф о рае играет наиболее важную роль. Этот факт особенно значим, так как мбиа ни в малейшей степени не подвергались влиянию иезуитских миссионеров.[40] Рай племени мбиа не представляется в виде надежного укрытия от будущей катастрофы. Это сказочный сад, богатый плодами и дичью, где люди продолжают свою земную жизнь. Туда попадают в результате справедливой и набожной жизни, которая проходила в согласии с традиционными предписаниями.

«ПУТЬ» К БОГАМ

У третьей группы гуарани, племен кайова, которые еще несколько десятков лет назад направлялись в сторону Атлантического океана, отмечена следующая особенность: значимость рая возрастает в периоды кризисов. Тогда кайова танцуют день и ночь напролет, чтобы ускорить разрушение мира и получить откровение о пути, ведущем в Землю-без-зла. Танец, откровение, путь в рай – эти три религиозные реалии соединены друг с другом; они характеризуют, впрочем, все племена индейцев гуарани, не только кайова. Образ и миф «пути» — то есть перехода из нашего мира в мир сакральный – играет существенную роль. Шаман (фландеру) — специалист по «пути»: это он получает указания сверхъестественного порядка, которые позволяют ему вести племя в его чудесном путешествии. В племенном мифе нандева Изначальная Мать прошла сама этот же путь , когда она отправилась на поиски Отца Близнецов. Во время молитвы или после смерти, когда она пересекает небесные регионы, душа следует тем же «путем», загадочным и парадоксальным, так как он одновременно и естественный, и сверхъестественный.

По просьбе Эгона Шадена обрисовать этот чудесный «путь», кайова описали дорогу, которую проходит шаман в своих частых путешествиях на небо.[41] Все популяции гуарани говорят о себе как о tapedja, то есть, о «народе паломников и странников». Ночные танцы сопровождаются молитвами, и все эти молитвы есть не что иное как «пути», ведущие к богам. «Без дороги, говорил Шадену один информатор, нельзя достичь того места, которого желаешь».[42] У племен кайова именно эта «дорога» в мир богов является символом всей их религиозной жизни. Человек нуждается в «пути», чтобы войти в контакт с богами и завершить свою судьбу. И только в эпоху кризиса поиски этого «пути» отягчаются апокалиптическими элементами. Тогда танцуют день и ночь, чтобы срочно найти «путь», ведущий в рай. Танцуют в лихорадочном темпе, так как конец света близок, а спастись можно только в рае. Но в другое время, в моменты менее драматичные, «путь» продолжает играть центральную роль в жизни индейцев гуарани. И лишь ища и следуя по пути, который приближает к богам, индеец гуарани считает, что он выполнил свою миссию на земле.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ МЕССИАНСТВА ГУАРАНИ

Завершим эту короткую презентацию мессианства гуарани некоторыми более общими соображениями. Вначале отметим, что, в отличие от пророческих движений североамериканских племен, мессианство гуарани не является результатом культурного столкновения с европейскими завоевателями и разрушения социальных структур.[43] Миф и поиски Земли-без-зла существовали у тупи-гуарани еще до прихода португальцев и первых христианских миссий. Контакт с завоевателями обострил поиски рая, придал ему срочный и трагический, если не пессимистический характер безнадежного бегства от неминуемой космической катастрофы; но не контакт с завоевателями дал начало этим поискам. Впрочем, мы не имеем здесь дело с племенами в состоянии кризиса аккультурации, подобно аборигенам Северной Америки, у которых в течение двух веков периодически вспыхивали мессианские и пророческие движения. Культура и общество индейцев гуарани не были дезорганизованы и не претерпевали гибридизации.

Этот факт важен для понимания пророческих и мессианских феноменов в целом. Мы настаивали, и вполне обоснованно, на значимости исторического, социального и экономического контекстов во внезапном появлении и взлете мессианских движений. Люди ожидают конца света, или космического обновления, или Золотого Века, особенно в периоды глубоких кризисов; они объявляют о неизбежности рая на земле, чтобы защититься от состояния безнадежности, которое провоцируют крайняя нищета, потеря свободы и крушение всех традиционных ценностей. Случай индейцев тупи-гуарани показывает нам, что целые коллективы приходили к поискам рая, и поиски эти длились веками, когда не было никаких кризисов. Как мы уже подчеркивали, этот рай не всегда представляетсясуществующим в чисто «духовном», ином мире: он принадлежит этому миру, реальному, но трансформированному верой. Гуарани хотели жить так же, как жили их мифические предки в начале времен. В иудео-христианских терминах – жить, как Адам до грехопадения жил в раю. Речь не идет об абсурдной или какой-то особенной идее. В определенный момент своей истории многие другие примитивные народы верили, что периодически можно восстанавливать первые дни Творения; что возможно жить в мире совершенном и свежем, таком, каким он был, пока его не источило Время и не обесценила История.