I.Фундаментальный принцип
вселенского господства закона
вселенского господства закона
Как чудесно, вне всякой надежды быть высказанным, это простое,
обычное чудо Жизни! Посмотрите на лотос: семенная коробочка, набухшая
почти до предела, со ста маленькими жёлтыми грушевидными семенами,
каждое из которых содержит в себе обещание и силу неисчислимых
поколений такой красоты, которую не может воспроизвести ни один земной
художник; каждое из них представляет собой столь обычную, маленькую,
невзрачную вещицу, что кажется невероятным то чудо, которое должно
быть спрятано в ней. Капсула лопается, когда растение, которое её держит,
погибает, и она разбрасывает свои сокровища в воды озера, что дали ему
рождение. Находясь в воде некоторое время, семя переносится ветром,
течением и волнами; кажущееся до сего момента чем-то безжизненным,
сейчас оно всё больше пропитывается влагой и опускается вниз, в глубины
чёрной слизи и тины, что покрывает всё дно его родного озера. И там, в
тишине и темноте, где рождается вся жизнь, происходит чудо; семя как
таковое разлагается и умирает, но крошечный зародыш жизни внутри него,
питающийся, как питается жизнь, от этого распада и смерти, выбрасывает
вверх свою маленькую стрелу, а вниз — свои тонкие, как волос, корни,
и становится снова живым растением; и по мере того, как его корни
разрастаются и крепко цепляются за густую чёрную грязь, направляемые
этой таинственной внутренней силой, которую мы, буддисты, называем
Дхармой, её Природой, тайным Законом, — стебель, рассекая воды,
пробивается на поверхность, к обширному воздушному пространству,
даёт почки и распускает листья; и, наконец, открывается призыву рассвета
Солнца — безупречным цветением, великолепным и прекраснейшим, не
выразимым словами, — и цикл его жизни завершается снова.
обычное чудо Жизни! Посмотрите на лотос: семенная коробочка, набухшая
почти до предела, со ста маленькими жёлтыми грушевидными семенами,
каждое из которых содержит в себе обещание и силу неисчислимых
поколений такой красоты, которую не может воспроизвести ни один земной
художник; каждое из них представляет собой столь обычную, маленькую,
невзрачную вещицу, что кажется невероятным то чудо, которое должно
быть спрятано в ней. Капсула лопается, когда растение, которое её держит,
погибает, и она разбрасывает свои сокровища в воды озера, что дали ему
рождение. Находясь в воде некоторое время, семя переносится ветром,
течением и волнами; кажущееся до сего момента чем-то безжизненным,
сейчас оно всё больше пропитывается влагой и опускается вниз, в глубины
чёрной слизи и тины, что покрывает всё дно его родного озера. И там, в
тишине и темноте, где рождается вся жизнь, происходит чудо; семя как
таковое разлагается и умирает, но крошечный зародыш жизни внутри него,
питающийся, как питается жизнь, от этого распада и смерти, выбрасывает
вверх свою маленькую стрелу, а вниз — свои тонкие, как волос, корни,
и становится снова живым растением; и по мере того, как его корни
разрастаются и крепко цепляются за густую чёрную грязь, направляемые
этой таинственной внутренней силой, которую мы, буддисты, называем
Дхармой, её Природой, тайным Законом, — стебель, рассекая воды,
пробивается на поверхность, к обширному воздушному пространству,
даёт почки и распускает листья; и, наконец, открывается призыву рассвета
Солнца — безупречным цветением, великолепным и прекраснейшим, не
выразимым словами, — и цикл его жизни завершается снова.
Он растёт из тьмы к свету; из сковывающей трясины — к безграничной
свободе воздуха, распускаясь к рассветной славе восходящего Солнца;
какой подходящий, ещё более удивительный образ и символ нашей жизни
могли вы бы отыскать, нежели этот? Такова, как говорил нам великий
индийский Учитель, эта внутренняя, духовная жизнь, раскрывающаяся
сейчас перед нами. Как и лотосовое семя, зародыш новой жизни внутри
нас может прорасти в реальность лишь здесь, в болоте чувств и страстей,
охватывающих всю нашу человеческую жизнь; подобно ему, первый
шаг заключается в смерти того, чему до сих пор мы приписывали всю
важность: наших собственных заветных желаний; подобно ему, духовный
зародыш питается этим разложением эгоизма; подобно ему, наконец,
цикл наших жизней прекратится в каком-то внутреннем, духовном
рассвете, немыслимом, однако, для нас во всём его изумлении и его
славе, как и земной рассвет — для такого мутного сознания, которым,
как мы могли бы предположить, обладает умирающее семя. В прошлой
главе я попытался дать вам некоторое представление о том несравненном
развитии в Индии много веков тому назад, о ведущих представителях
индоарийской эволюции в вопросах духовного познания и достижения;
и как впоследствии, увенчав все эти поколения достижений, когда мир
созрел для такой высокой привилегии, воплотился на земле индийский
принц, которому последующие поколения должны были поклониться как
свободе воздуха, распускаясь к рассветной славе восходящего Солнца;
какой подходящий, ещё более удивительный образ и символ нашей жизни
могли вы бы отыскать, нежели этот? Такова, как говорил нам великий
индийский Учитель, эта внутренняя, духовная жизнь, раскрывающаяся
сейчас перед нами. Как и лотосовое семя, зародыш новой жизни внутри
нас может прорасти в реальность лишь здесь, в болоте чувств и страстей,
охватывающих всю нашу человеческую жизнь; подобно ему, первый
шаг заключается в смерти того, чему до сих пор мы приписывали всю
важность: наших собственных заветных желаний; подобно ему, духовный
зародыш питается этим разложением эгоизма; подобно ему, наконец,
цикл наших жизней прекратится в каком-то внутреннем, духовном
рассвете, немыслимом, однако, для нас во всём его изумлении и его
славе, как и земной рассвет — для такого мутного сознания, которым,
как мы могли бы предположить, обладает умирающее семя. В прошлой
главе я попытался дать вам некоторое представление о том несравненном
развитии в Индии много веков тому назад, о ведущих представителях
индоарийской эволюции в вопросах духовного познания и достижения;
и как впоследствии, увенчав все эти поколения достижений, когда мир
созрел для такой высокой привилегии, воплотился на земле индийский
принц, которому последующие поколения должны были поклониться как
Будде — «Тому, кто полностью пробудился» — от того изменчивого
сна, что называется жизнью. Я попытался показать вам, — допуская,
что никакие слова не могут послужить этой цели, — как величие Его
духовного роста выстояло перед тем множеством индийских святых и
мудрецов, что были до него, как слава Солнца пред звёздным светом; как,
согласно Его собственному обетованию, тот внутренний Свет, что Его
Жизнь после Его смерти вошла в тело Его Учения, Его Религии; и как,
даже сейчас, спустя двадцать пять долгих столетий, это мощное обетование
остаётся в силе, когда вы практически чувствуете славу и очарование сей
могучей Личности, Его живое Присутствие в этом восточном буддийском
мире. В этой главе я постараюсь показать вам природу одного аспекта Его
великого достижения — своего рода фундаментальный принцип, который
сна, что называется жизнью. Я попытался показать вам, — допуская,
что никакие слова не могут послужить этой цели, — как величие Его
духовного роста выстояло перед тем множеством индийских святых и
мудрецов, что были до него, как слава Солнца пред звёздным светом; как,
согласно Его собственному обетованию, тот внутренний Свет, что Его
Жизнь после Его смерти вошла в тело Его Учения, Его Религии; и как,
даже сейчас, спустя двадцать пять долгих столетий, это мощное обетование
остаётся в силе, когда вы практически чувствуете славу и очарование сей
могучей Личности, Его живое Присутствие в этом восточном буддийском
мире. В этой главе я постараюсь показать вам природу одного аспекта Его
великого достижения — своего рода фундаментальный принцип, который
Он обнаружил господствующим за кулисами всей жизни; который делает
нас такими, какие мы есть, так же, как и делает тем, чем он является,
нас такими, какие мы есть, так же, как и делает тем, чем он является,
буддийский символ Лотоса; и, правильно используя который (
узнаете в следующих главах), мы можем стать кем угодно. Речь здесь
не столько об аналогии с ростом того лотоса, о котором здесь шла речь,
сколько о природе Силы всей жизни, которая заставляет лотос вырастать
лотосом снова и снова, в бесконечном порождении; о характере Силы,
которую Учитель видел там, в духовной вселенной, в которую Он проник,
действуя одинаково как в нижайших, так и в высочайших формах жизни,
известной нам, и всё ещё правя в других мирах, за пределами нашего
знания, освещённых другим Солнцем, другой Луной, другим Светом, —
не такими, о которых нам известно, — высших мирах, о существовании
которых рассказывали нам святые всех времён и народов; в Небесах, к
которым можно получить доступ благодаря высокому мастерству; каждое
из которых населено бесчисленными существами, и все они есть только
то, что они есть, и каждому из них суждено развиться в во всё, чем оно
может стать, благодаря действию той же универсальной и неизменной
Силы, которая теперь знакома европейскому слуху в её санскритской форме
как карма — что можно перевести как «Закон действия»; реакцией всей
вселенной на действия конкретного существа.
узнаете в следующих главах), мы можем стать кем угодно. Речь здесь
не столько об аналогии с ростом того лотоса, о котором здесь шла речь,
сколько о природе Силы всей жизни, которая заставляет лотос вырастать
лотосом снова и снова, в бесконечном порождении; о характере Силы,
которую Учитель видел там, в духовной вселенной, в которую Он проник,
действуя одинаково как в нижайших, так и в высочайших формах жизни,
известной нам, и всё ещё правя в других мирах, за пределами нашего
знания, освещённых другим Солнцем, другой Луной, другим Светом, —
не такими, о которых нам известно, — высших мирах, о существовании
которых рассказывали нам святые всех времён и народов; в Небесах, к
которым можно получить доступ благодаря высокому мастерству; каждое
из которых населено бесчисленными существами, и все они есть только
то, что они есть, и каждому из них суждено развиться в во всё, чем оно
может стать, благодаря действию той же универсальной и неизменной
Силы, которая теперь знакома европейскому слуху в её санскритской форме
как карма — что можно перевести как «Закон действия»; реакцией всей
вселенной на действия конкретного существа.
Однако прежде, чем перейти к подробному рассмотрению Закона
Кармы, важно, во избежание неправильных представлений, сначала
рассмотреть то, что я могу назвать методом исследования, ментальной
установкой, внедрённой Буддой в качестве единственного правильного
способа приблизиться к телу любого учения, как Его собственного,
так и любого другого. И здесь мы встречаемся с самой удивительной
особенностью, которая, насколько я понимаю, уникальна в истории
религии и весьма замечательна. Когда мы считаем, что она исходит
именно от Человека, который, как я уже попытался показать, зашёл
намного дальше, чем любой из его предшественников (и, поскольку нам
известно, кем они были, это равносильно тому, чтобы сказать: чем любое
человеческое существо достигло с тех пор), в этой области понимания,
внутреннего видения и духовного восприятия, в которой, начиная с
интенсивной умственной концентрации на явлениях, ум становится
способен воспринимать ноумены — живые силы, оживляющие эти
явления; и, таким образом, достиг того, что мы можем назвать правильным
познанием, — совершенной реализации, в сравнении с косвенным
познанием и лишь частичной реализацией, которая есть результат обычной
интеллектуальной работы ума. Ибо Великий Учитель заложил в качестве
неизменного принципа то, что мы не должны принимать какое-либо
утверждение как истинное только потому, что оно имело авторитет или
претендовало на духовное прозрение в своём основании — даже если оно
претендует на то, что сделано от Его имени, или является приписываемым
Ему утверждением. Напротив, Он учил, что мы должны исследовать
любое утверждение или учение, сравнивая их со всем, что мы установили
прежде или выяснили, что это правда; и только если наши окончательные
доводы дают понять, что рассматриваемый вопрос согласуется со всем,
что мы по-прежнему воспринимаем как истину, и может быть принят
как ни в чём не противоречащий никакому факту или закону, о которых
мы знаем, — только тогда, согласно Его наставлению, можно принять
это учение или утверждение. Как вы знаете, применение именно этого
метода принесло столь замечательные плоды в современных естественных
науках; это важнейший принцип агностической беспристрастности
суждений; и найти его здесь, на переднем крае свода учения, тщательно
разработанного двадцать пять столетий назад, — как мне кажется,
само собой достойно того, чтобы подтвердить те высокие притязания,
на которые я отваживаюсь от имени Будды. Ещё более удивительно то,
что, как мы полагаем, применялся он не к пустому агностицизму, не к
философии, совершенно не учитывающей сферу духовного опыта и
полагающей, что абсолютное знание, правильное познание, недостижимо;
а скорее в связи к философии, которая фактически основана на внутреннем
знании — Гнозисе, являющемся результатом духовного прозрения
высшего порядка и утверждающем, что все, кто заботится о том, чтобы
следовать установленным методам, могут сами прийти к этому внутреннему
просветлению.
Кармы, важно, во избежание неправильных представлений, сначала
рассмотреть то, что я могу назвать методом исследования, ментальной
установкой, внедрённой Буддой в качестве единственного правильного
способа приблизиться к телу любого учения, как Его собственного,
так и любого другого. И здесь мы встречаемся с самой удивительной
особенностью, которая, насколько я понимаю, уникальна в истории
религии и весьма замечательна. Когда мы считаем, что она исходит
именно от Человека, который, как я уже попытался показать, зашёл
намного дальше, чем любой из его предшественников (и, поскольку нам
известно, кем они были, это равносильно тому, чтобы сказать: чем любое
человеческое существо достигло с тех пор), в этой области понимания,
внутреннего видения и духовного восприятия, в которой, начиная с
интенсивной умственной концентрации на явлениях, ум становится
способен воспринимать ноумены — живые силы, оживляющие эти
явления; и, таким образом, достиг того, что мы можем назвать правильным
познанием, — совершенной реализации, в сравнении с косвенным
познанием и лишь частичной реализацией, которая есть результат обычной
интеллектуальной работы ума. Ибо Великий Учитель заложил в качестве
неизменного принципа то, что мы не должны принимать какое-либо
утверждение как истинное только потому, что оно имело авторитет или
претендовало на духовное прозрение в своём основании — даже если оно
претендует на то, что сделано от Его имени, или является приписываемым
Ему утверждением. Напротив, Он учил, что мы должны исследовать
любое утверждение или учение, сравнивая их со всем, что мы установили
прежде или выяснили, что это правда; и только если наши окончательные
доводы дают понять, что рассматриваемый вопрос согласуется со всем,
что мы по-прежнему воспринимаем как истину, и может быть принят
как ни в чём не противоречащий никакому факту или закону, о которых
мы знаем, — только тогда, согласно Его наставлению, можно принять
это учение или утверждение. Как вы знаете, применение именно этого
метода принесло столь замечательные плоды в современных естественных
науках; это важнейший принцип агностической беспристрастности
суждений; и найти его здесь, на переднем крае свода учения, тщательно
разработанного двадцать пять столетий назад, — как мне кажется,
само собой достойно того, чтобы подтвердить те высокие притязания,
на которые я отваживаюсь от имени Будды. Ещё более удивительно то,
что, как мы полагаем, применялся он не к пустому агностицизму, не к
философии, совершенно не учитывающей сферу духовного опыта и
полагающей, что абсолютное знание, правильное познание, недостижимо;
а скорее в связи к философии, которая фактически основана на внутреннем
знании — Гнозисе, являющемся результатом духовного прозрения
высшего порядка и утверждающем, что все, кто заботится о том, чтобы
следовать установленным методам, могут сами прийти к этому внутреннему
просветлению.
И причина этого возведения Разума на место высшего судьи, даже в
отношении фактов и законов, которые были установлены с помощью этого
Понимания, и его огромное значение для истории самого буддизма,.—
вполне ясны. Ибо всего лишь один большой недостаток в отношении
просветления и духовного опыта, который касается всего мыслящего мира,
состоит в том, что он чисто солипсичный, свойственный индивидууму,
обладающему этой способностью; в то время как Разум в нашей
нынешней фазе эволюции является общим для большей массы мыслящего
человечества. С другой стороны, мало кто из людей, даже в период
духовной зрелости, в конце которого, например, появился Будда, может
обрести Просветление. Более того, столь безмерно обширным в понимании
принципов, в полной реализации, в восприятии пространства и времени;
отношении фактов и законов, которые были установлены с помощью этого
Понимания, и его огромное значение для истории самого буддизма,.—
вполне ясны. Ибо всего лишь один большой недостаток в отношении
просветления и духовного опыта, который касается всего мыслящего мира,
состоит в том, что он чисто солипсичный, свойственный индивидууму,
обладающему этой способностью; в то время как Разум в нашей
нынешней фазе эволюции является общим для большей массы мыслящего
человечества. С другой стороны, мало кто из людей, даже в период
духовной зрелости, в конце которого, например, появился Будда, может
обрести Просветление. Более того, столь безмерно обширным в понимании
принципов, в полной реализации, в восприятии пространства и времени;
столь неизмеримо более ярким и реальным является сознание даже в самых
низших духовных состояниях, — что человек, впервые проникающий во
внутренние миры, как правило, становится, по возвращении к нормальной
бодрствующей жизни, весьма экзальтированным в своих взглядах на
важность его, так сказать, конкретной частицы откровения. И, опять же,
вполне естественно, что при интерпретации этих обрывков, которые он
может удержать и помнить об этом огромном опыте, столь ничтожным умом
будет сделано много ошибок. Точно так же человек, рождённый слепым и
внезапно обрётший зрение, сначала, как нам прекрасно известно, совершал
бы всевозможные глупые ошибки и недооценивал бы явления, которые
предоставлял этот новый видимый мир. Только благодаря рассуждению,
интеллекту, он мог бы надеяться преодолеть эти первоначальные ошибки;
но достижение даже первой дхьяны (как мы называем эти внутренние
состояния), — гораздо более удивительный опыт, чем обретение зрения
для одного слепорождённого. Именно поэтому этот принцип находит
применение в очень строгом правиле Монашеского ордена[1], которое мы
обсудим в своё время, т.к. Тхеравада, или «Южный» буддизм, так чудесно
преуспела в сохранении для нас учения Мастера в чистом виде; тогда как
северные секты буддизма, отменившие это мудрое правило, превратились
в лабиринт разрозненных, а иногда и противоречивых доктрин, которые
сегодня характеризуют многие их школы.
низших духовных состояниях, — что человек, впервые проникающий во
внутренние миры, как правило, становится, по возвращении к нормальной
бодрствующей жизни, весьма экзальтированным в своих взглядах на
важность его, так сказать, конкретной частицы откровения. И, опять же,
вполне естественно, что при интерпретации этих обрывков, которые он
может удержать и помнить об этом огромном опыте, столь ничтожным умом
будет сделано много ошибок. Точно так же человек, рождённый слепым и
внезапно обрётший зрение, сначала, как нам прекрасно известно, совершал
бы всевозможные глупые ошибки и недооценивал бы явления, которые
предоставлял этот новый видимый мир. Только благодаря рассуждению,
интеллекту, он мог бы надеяться преодолеть эти первоначальные ошибки;
но достижение даже первой дхьяны (как мы называем эти внутренние
состояния), — гораздо более удивительный опыт, чем обретение зрения
для одного слепорождённого. Именно поэтому этот принцип находит
применение в очень строгом правиле Монашеского ордена[1], которое мы
обсудим в своё время, т.к. Тхеравада, или «Южный» буддизм, так чудесно
преуспела в сохранении для нас учения Мастера в чистом виде; тогда как
северные секты буддизма, отменившие это мудрое правило, превратились
в лабиринт разрозненных, а иногда и противоречивых доктрин, которые
сегодня характеризуют многие их школы.
Поэтому во всём том, что касается принятия каких-либо идей, мы
должны помнить о том самом методе, который установлен самим Буддой
и заключается в том, чтобы судить обо всём на основании здравого
рассуждения; не принимать ничего, что не представляется нам истинным.
Действительно, западный мир называет нас буддистами, но это не то
слово, которое используем мы сами. Мы называем себя Саммадитти:
«Те, кто правильно понимает». Многое из того, что — после такого частного
рассмотрения, которое было подробно изложено, — воспринималось нами
как истина, было известно в Индии (а некоторое из того и в других местах)
ещё до времён Будды. Тогда можно сказать, что Истина — это религиозное
учение, к которому мы стремимся, — Истина из любого бьющего ключом
источника; другой же, более обобщённый термин для нашей религии, который
мы используем, — Дхарма, — означает в этой связи Истину в её самом
высоком, благородном и наиболее духовном смысле.
должны помнить о том самом методе, который установлен самим Буддой
и заключается в том, чтобы судить обо всём на основании здравого
рассуждения; не принимать ничего, что не представляется нам истинным.
Действительно, западный мир называет нас буддистами, но это не то
слово, которое используем мы сами. Мы называем себя Саммадитти:
«Те, кто правильно понимает». Многое из того, что — после такого частного
рассмотрения, которое было подробно изложено, — воспринималось нами
как истина, было известно в Индии (а некоторое из того и в других местах)
ещё до времён Будды. Тогда можно сказать, что Истина — это религиозное
учение, к которому мы стремимся, — Истина из любого бьющего ключом
источника; другой же, более обобщённый термин для нашей религии, который
мы используем, — Дхарма, — означает в этой связи Истину в её самом
высоком, благородном и наиболее духовном смысле.
Из этого естественным образом вытекает ещё одна важная вещь — отно-
шение буддиста к своей религии; а именно — оно должно быть грамотным:
не извращённым, вывернутым наизнанку и приспособленческим (тактика
необходимости, отвратительная для буддийского ума), но подтверждённым
и согласованным с каждым новым открытием, которое — будь оно сделано
хоть современной наукой, хоть каким-то иным способом, — становится из-
вестным человечеству как неоспоримая истина. Правда и то, что современ-
ная наука имеет дело скорее с материей, внешней вселенной, её природой,
её взаимосвязями и великими общими законами или принципами, которые
там содержатся; в то время как, с другой стороны, наше буддийское учение
скорее касается внутренней вселенной, миров сознательной жизни, чувства
и разума. Но в конечном счёте истины первой будут найдены, дабы согла-
соваться, дополнить и поддержать истины второго, поскольку они — раз-
ные аспекты одного и того же предмета — Жизни, — и мы можем свести
всё буддийское мировоззрение к одной формуле: «Всё Сущее — Единое
Целое». До сих пор наша западная современная наука не преуспела в
применении своих методов (разве что косвенно) к той ментальной сфере,
которая является особой областью изучения буддизма, по той простой
причине, что современная наука, как правило, зависит от измерения, а пока
что средства непосредственного измерения той тонкой силы, которую мы
называем мыслью, не были обнаружены. Однако я твёрдо убеждён, что
даже эта кажущаяся невозможность не будет длительной и, как и многие
другие, будет успешно разрешена. Я полагаю, что она находится в пределах
диапазона даже тех ресурсов, которыми наука уже располагает, по крайней
мере, для некоторых внешних элементов великой ментальной сферы, —
тех же методов исследований, которые, посредством точных измерений
и выводов из них, оказались настолько плодотворными в изучении более
материальных, но всё же тонких сил — тепла, света и электричества.
Я убеждён, что, когда это случится, обнаружится, что некоторые очень
чёткие заявления, сделанные так давно Буддой, обретут доказательства;
так же, например, как то, что мысль есть вибрация (как наука объяснила
нам свет, звук и тепло); или, опять же, что её излучение, пользуясь со-
временным языком, не является, как мы полагаем, устойчивым в процессе
одной мысли — подобно свету и теплу, испускаемому постоянно горящим
пламенем, — но прерывисто — эквивалент света от мерцающего пламени.
Вероятность этого весьма велика, и потому подобная демонстрация будет
чем-то куда большим, чем всего лишь интересный факт о мысли. Ибо,
поскольку это очень точное утверждение дошло к нам со времён Будды,
когда, конечно, не существовало современных средств исследования, при-
меняемых сейчас, это докажет утверждение, на котором, в конечном счёте,
основан буддизм, как и все великие религии: то, что существует ещё один
метод постижения истины, помимо нашего современного научного; что, идя
более коротким путём, можно получить непосредственное познание зако-
нов, лежащих в основе явлений, путём проникновения внутрь, в духовную
сферу. Следовательно, такое доказательство, о котором я упоминал, будет
включать также доказательство фактического существования духовного
мира, подтверждение высшей ценности Просветления и тех методов куль-
туры ума, которые, как утверждает буддизм, способны открыть эту вну-
треннюю вселенную для всех, кто хочет предпринять необходимые усилия.
шение буддиста к своей религии; а именно — оно должно быть грамотным:
не извращённым, вывернутым наизнанку и приспособленческим (тактика
необходимости, отвратительная для буддийского ума), но подтверждённым
и согласованным с каждым новым открытием, которое — будь оно сделано
хоть современной наукой, хоть каким-то иным способом, — становится из-
вестным человечеству как неоспоримая истина. Правда и то, что современ-
ная наука имеет дело скорее с материей, внешней вселенной, её природой,
её взаимосвязями и великими общими законами или принципами, которые
там содержатся; в то время как, с другой стороны, наше буддийское учение
скорее касается внутренней вселенной, миров сознательной жизни, чувства
и разума. Но в конечном счёте истины первой будут найдены, дабы согла-
соваться, дополнить и поддержать истины второго, поскольку они — раз-
ные аспекты одного и того же предмета — Жизни, — и мы можем свести
всё буддийское мировоззрение к одной формуле: «Всё Сущее — Единое
Целое». До сих пор наша западная современная наука не преуспела в
применении своих методов (разве что косвенно) к той ментальной сфере,
которая является особой областью изучения буддизма, по той простой
причине, что современная наука, как правило, зависит от измерения, а пока
что средства непосредственного измерения той тонкой силы, которую мы
называем мыслью, не были обнаружены. Однако я твёрдо убеждён, что
даже эта кажущаяся невозможность не будет длительной и, как и многие
другие, будет успешно разрешена. Я полагаю, что она находится в пределах
диапазона даже тех ресурсов, которыми наука уже располагает, по крайней
мере, для некоторых внешних элементов великой ментальной сферы, —
тех же методов исследований, которые, посредством точных измерений
и выводов из них, оказались настолько плодотворными в изучении более
материальных, но всё же тонких сил — тепла, света и электричества.
Я убеждён, что, когда это случится, обнаружится, что некоторые очень
чёткие заявления, сделанные так давно Буддой, обретут доказательства;
так же, например, как то, что мысль есть вибрация (как наука объяснила
нам свет, звук и тепло); или, опять же, что её излучение, пользуясь со-
временным языком, не является, как мы полагаем, устойчивым в процессе
одной мысли — подобно свету и теплу, испускаемому постоянно горящим
пламенем, — но прерывисто — эквивалент света от мерцающего пламени.
Вероятность этого весьма велика, и потому подобная демонстрация будет
чем-то куда большим, чем всего лишь интересный факт о мысли. Ибо,
поскольку это очень точное утверждение дошло к нам со времён Будды,
когда, конечно, не существовало современных средств исследования, при-
меняемых сейчас, это докажет утверждение, на котором, в конечном счёте,
основан буддизм, как и все великие религии: то, что существует ещё один
метод постижения истины, помимо нашего современного научного; что, идя
более коротким путём, можно получить непосредственное познание зако-
нов, лежащих в основе явлений, путём проникновения внутрь, в духовную
сферу. Следовательно, такое доказательство, о котором я упоминал, будет
включать также доказательство фактического существования духовного
мира, подтверждение высшей ценности Просветления и тех методов куль-
туры ума, которые, как утверждает буддизм, способны открыть эту вну-
треннюю вселенную для всех, кто хочет предпринять необходимые усилия.
Прояснив, таким образом, эти вступительные моменты и приступая
к фактическому методу изучения, установленному Буддой, рассмотрим
теперь тот великий принцип, который Он открыл как основной закон
каждого проявления жизни — используя здесь этот термин в его
буддийском — то есть в самом широком — смысле; тогда как на западе мы
уделили бы, соответственно, внимание как живой, так и мёртвой материи. С
точки зрения буддизма, на самом деле, нет «мёртвой» материи; и, исходя
из правдивости этой точки зрения, современная наука предоставляет нам
догадку, обнаруживая (как обычно), что в природе нет смысла ни в каких
«царствах», где мы можем однозначно провести линию и сказать, что по
одну сторону она жива, а по другую — мертва. Например, за последние
несколько десятилетий проделана огромная экспериментальная работа,
которая демонстрирует, как металлы могут «уставать» — ослабевать
в некоторых своих свойствах, когда слишком много работали или
использовались; и, таким образом, если рассматривать их как определённо
живую материю, они просто восстанавливают утраченную прочность
и тому подобное, отдыхая. Определённые очень тонкие реакции на
электрическую стимуляцию, которые ранее считались характерными только
для высокоорганизованной живой материи, такой как нерв, были в равной
степени обнаружены в растительном и минеральном царствах; и, как ни
странно, эти тонкие свидетельства некоего смутного жизненного порядка
в металлах и минералах менялись под влиянием некоторых органических
анестетиков и ядов, таких как хлороформ и синильная кислота, — так
же, как и в нервах; металлы или минералы в одном случае, так сказать,
усыпляются, а в другом — окончательно и безвозвратно погибают. Таким
образом, мы снова находим замечательные результаты современных
исследований, подтверждающих взгляды на бытие, установленные Буддой
так много веков назад.
к фактическому методу изучения, установленному Буддой, рассмотрим
теперь тот великий принцип, который Он открыл как основной закон
каждого проявления жизни — используя здесь этот термин в его
буддийском — то есть в самом широком — смысле; тогда как на западе мы
уделили бы, соответственно, внимание как живой, так и мёртвой материи. С
точки зрения буддизма, на самом деле, нет «мёртвой» материи; и, исходя
из правдивости этой точки зрения, современная наука предоставляет нам
догадку, обнаруживая (как обычно), что в природе нет смысла ни в каких
«царствах», где мы можем однозначно провести линию и сказать, что по
одну сторону она жива, а по другую — мертва. Например, за последние
несколько десятилетий проделана огромная экспериментальная работа,
которая демонстрирует, как металлы могут «уставать» — ослабевать
в некоторых своих свойствах, когда слишком много работали или
использовались; и, таким образом, если рассматривать их как определённо
живую материю, они просто восстанавливают утраченную прочность
и тому подобное, отдыхая. Определённые очень тонкие реакции на
электрическую стимуляцию, которые ранее считались характерными только
для высокоорганизованной живой материи, такой как нерв, были в равной
степени обнаружены в растительном и минеральном царствах; и, как ни
странно, эти тонкие свидетельства некоего смутного жизненного порядка
в металлах и минералах менялись под влиянием некоторых органических
анестетиков и ядов, таких как хлороформ и синильная кислота, — так
же, как и в нервах; металлы или минералы в одном случае, так сказать,
усыпляются, а в другом — окончательно и безвозвратно погибают. Таким
образом, мы снова находим замечательные результаты современных
исследований, подтверждающих взгляды на бытие, установленные Буддой
так много веков назад.
Чтобы свести наш основополагающий принцип к одной формуле, мы
можем заявить следующее: когда возникает то или иное явление, оно
неизменно является следствием предшествующей причины. Чтобы
понять, насколько огромен прогресс этого, казалось бы, банального и
простого заявления о предшествующей мысли в Индии — и, на самом
деле, о любой мысли, кроме истории современного западного научного
мира, — необходимо противопоставить её мнениям, распространённым
в Индии во времена Будды; и даже, например, мыслям современного
католического христианства. Эта идея, как вы вскоре поймёте,
провозглашает всеобщее господство Закона; и так же строго применяется,
в случае буддийской метафизики, к внутреннему действию, как и в западной
науке, демонстрирующей свою истину в отношении внешнего царства
так называемой «мёртвой» материи. Он ярко контрастирует с тем, что
мы можем точно назвать анимистическим взглядом на жизнь, причём
последний был самым ранним и слабым достижением человеческого ума,
движущегося наощупь к философии жизни.
можем заявить следующее: когда возникает то или иное явление, оно
неизменно является следствием предшествующей причины. Чтобы
понять, насколько огромен прогресс этого, казалось бы, банального и
простого заявления о предшествующей мысли в Индии — и, на самом
деле, о любой мысли, кроме истории современного западного научного
мира, — необходимо противопоставить её мнениям, распространённым
в Индии во времена Будды; и даже, например, мыслям современного
католического христианства. Эта идея, как вы вскоре поймёте,
провозглашает всеобщее господство Закона; и так же строго применяется,
в случае буддийской метафизики, к внутреннему действию, как и в западной
науке, демонстрирующей свою истину в отношении внешнего царства
так называемой «мёртвой» материи. Он ярко контрастирует с тем, что
мы можем точно назвать анимистическим взглядом на жизнь, причём
последний был самым ранним и слабым достижением человеческого ума,
движущегося наощупь к философии жизни.
Ибо, когда первобытное человечество, выйдя из девственной
дикости, обнаружило в постоянно улучшающихся условиях достаточную
безопасность и достаточный досуг, оно стало исследовать природу в поисках
ответов на тайны и чудеса, которые она так щедро предлагала их пытливым,
ищущим умам. И, естественно, самые ранние попытки заключались в
стремлении человека измерить бытие, весь мир вокруг него, крохотным
мерилом собственной жизни, собственной природы, собственного
сознающего ума. Он видел ветви деревьев, раскачивающиеся от летних
ветерков; и, поскольку движение было для него свидетельством жизни,
являясь способом его выражения, он приходил к выводу, что дерево —
живое существо, построенное по его образу и подобию, и потому полагал,
что «бог деревьев шевелит руками». Подобным же образом он видел в
огромных тёмных грозовых облаках, собравшихся на небесах, легионы
злых духов, которыми он населял свой мир, приготовившихся к битве;
метательные снаряды градин, низвергающихся, когда они кощунственно
пытаются взобраться на стены небесных богов; сердитые лилово-синие
молнии — огненные росчерки их мечей или особое огненное оружие
мстительных божеств. Гром был для него их воинственным кличем; а
когда, наконец, буря стихала; когда сквозь плотный занавес облачного
дракона вырвалось славное Солнце, он видел окончательное торжество
небесных сил. И так во всём, для раннего человека и даже во многих на
сегодняшний день цивилизованных землях, вся жизнь, вся природа была
сценой непрерывного взаимодействия живых существ; а все явления,
которые он наблюдал, грубо и прямолинейно считались действиями живых
существ, не имеющими никакой иной причины, кроме их своеволия.
дикости, обнаружило в постоянно улучшающихся условиях достаточную
безопасность и достаточный досуг, оно стало исследовать природу в поисках
ответов на тайны и чудеса, которые она так щедро предлагала их пытливым,
ищущим умам. И, естественно, самые ранние попытки заключались в
стремлении человека измерить бытие, весь мир вокруг него, крохотным
мерилом собственной жизни, собственной природы, собственного
сознающего ума. Он видел ветви деревьев, раскачивающиеся от летних
ветерков; и, поскольку движение было для него свидетельством жизни,
являясь способом его выражения, он приходил к выводу, что дерево —
живое существо, построенное по его образу и подобию, и потому полагал,
что «бог деревьев шевелит руками». Подобным же образом он видел в
огромных тёмных грозовых облаках, собравшихся на небесах, легионы
злых духов, которыми он населял свой мир, приготовившихся к битве;
метательные снаряды градин, низвергающихся, когда они кощунственно
пытаются взобраться на стены небесных богов; сердитые лилово-синие
молнии — огненные росчерки их мечей или особое огненное оружие
мстительных божеств. Гром был для него их воинственным кличем; а
когда, наконец, буря стихала; когда сквозь плотный занавес облачного
дракона вырвалось славное Солнце, он видел окончательное торжество
небесных сил. И так во всём, для раннего человека и даже во многих на
сегодняшний день цивилизованных землях, вся жизнь, вся природа была
сценой непрерывного взаимодействия живых существ; а все явления,
которые он наблюдал, грубо и прямолинейно считались действиями живых
существ, не имеющими никакой иной причины, кроме их своеволия.
С годами эти ранние взгляды становились, разумеется, более
утончёнными: они видоизменялись, особенно там, в Индии, где, как уже
было сказано, развит столь великий гений абстрактной мысли и духовного
достижения. Сонмы богов и богинь, демонов, призраков и тому подобного,
конечно же, по-прежнему признавались (как это есть в Индии и по сей
день); но, поскольку человек давно объединился в племена и кланы, каждый
из которых под своим мелким вождём, они всё больше рассматривали
меньших существ как служителей более высших; а тех, в свою очередь, как
служителей Величайшему из всех. Духовный опыт также оказал глубокое
влияние на общую массу мысли по этим предметам. Воспоминания о ярком
чувстве единства жизни, которое ощущается в этих внутренних мирах за
завесой материи, вносили свой вклад; пока в Индии не пришли к тому, что
мы могли бы назвать политеистическим пантеизмом, тогда как в западной
Азии сформировались монотеистические взгляды. Но следует заметить,
что во всех этих ранних системах мышления, — зарождалась ли вселенная
и в конце сводилась снова к брахману (у добуддийских жителей Индии.—
верховному духу, который, как тогда считали, произвёл её из себя самого);
утончёнными: они видоизменялись, особенно там, в Индии, где, как уже
было сказано, развит столь великий гений абстрактной мысли и духовного
достижения. Сонмы богов и богинь, демонов, призраков и тому подобного,
конечно же, по-прежнему признавались (как это есть в Индии и по сей
день); но, поскольку человек давно объединился в племена и кланы, каждый
из которых под своим мелким вождём, они всё больше рассматривали
меньших существ как служителей более высших; а тех, в свою очередь, как
служителей Величайшему из всех. Духовный опыт также оказал глубокое
влияние на общую массу мысли по этим предметам. Воспоминания о ярком
чувстве единства жизни, которое ощущается в этих внутренних мирах за
завесой материи, вносили свой вклад; пока в Индии не пришли к тому, что
мы могли бы назвать политеистическим пантеизмом, тогда как в западной
Азии сформировались монотеистические взгляды. Но следует заметить,
что во всех этих ранних системах мышления, — зарождалась ли вселенная
и в конце сводилась снова к брахману (у добуддийских жителей Индии.—
верховному духу, который, как тогда считали, произвёл её из себя самого);
или, как у евреев, рассматривалась ли вселенная как сотворённая не кем
иным, как Иеговой; или, как у персов, возникла ли она в результате
непрерывного конфликта между двумя духовными силами, добром — с
одной стороны, и злом — с другой; во всех этих ранних философиях — во
всех, кроме, с одной стороны, философии буддийского происхождения, а с
другой — кроме современной научной, — вы обнаруживаете, что, в конце
концов, в основе их всех вселенная воспринималась как порождённая и
поддерживаемая не каким-либо фундаментальным Законом, а своеволием
некоего великого живого Существа или существ; и все мысли и желания
этого Существа — а значит, в конечном итоге, все явления жизни и
природы, — должны, согласно этим взглядам на существование, считаться
сознательно задуманными. Отсюда и использование термина анимизм
для описания этих взглядов; в конечном итоге, во всех них было, пусть
и не всегда заметное сразу, живое Существо, стоящее в средоточии
всех явлений бытия; эта воля Существа — каприз и, как говорят
правозаступники монарха, «не более чем его побуждение и своеволие»,.—
воспринималась как предельный исток, первооснова всей этой полноты
борющейся, осознающей жизни.
иным, как Иеговой; или, как у персов, возникла ли она в результате
непрерывного конфликта между двумя духовными силами, добром — с
одной стороны, и злом — с другой; во всех этих ранних философиях — во
всех, кроме, с одной стороны, философии буддийского происхождения, а с
другой — кроме современной научной, — вы обнаруживаете, что, в конце
концов, в основе их всех вселенная воспринималась как порождённая и
поддерживаемая не каким-либо фундаментальным Законом, а своеволием
некоего великого живого Существа или существ; и все мысли и желания
этого Существа — а значит, в конечном итоге, все явления жизни и
природы, — должны, согласно этим взглядам на существование, считаться
сознательно задуманными. Отсюда и использование термина анимизм
для описания этих взглядов; в конечном итоге, во всех них было, пусть
и не всегда заметное сразу, живое Существо, стоящее в средоточии
всех явлений бытия; эта воля Существа — каприз и, как говорят
правозаступники монарха, «не более чем его побуждение и своеволие»,.—
воспринималась как предельный исток, первооснова всей этой полноты
борющейся, осознающей жизни.
Сравните это с новой и великой концепцией Будды. Здесь мы, похоже,
выходим из хаоса своеволия и не ограничены лишь чьими-то частными
желаниями; выходим в мир упорядоченной вселенной — до последней
мельчайшей детали, мельчайшего движения наименьшей массы материи,
несомненно, имеющего причину — собственную причину в ещё одном
действии из нескончаемой последовательности; и вы составите некоторое
представление о том, насколько глубоко и далеко достигая обновления,
зашло это новое отличие в царстве мысли.
выходим из хаоса своеволия и не ограничены лишь чьими-то частными
желаниями; выходим в мир упорядоченной вселенной — до последней
мельчайшей детали, мельчайшего движения наименьшей массы материи,
несомненно, имеющего причину — собственную причину в ещё одном
действии из нескончаемой последовательности; и вы составите некоторое
представление о том, насколько глубоко и далеко достигая обновления,
зашло это новое отличие в царстве мысли.
Ибо вы должны понимать, что это не просто сухие предположения, не
фантазии философов вне всяких связей с человеческой жизнью. Когда
я удивлялся (как это часто случалось) явному безразличию нашего
современного западного мира ко всем религиозным вопросам, всегда
возникала мысль: неужели они не видят, что эти религиозные идеи
являются сами по себе самой сокровенной природой наших собственных
умов и жизней и, следовательно, самым важным во всём мире, что нам
нужно знать? И то же самое относится к вопросу о Причинности, принципу
господства Закона. Если то, чему учил Будда, правда в отношении нашей
собственной жизни, наших собственных умов и нашей природы, что так же
верно и по отношению к материальному миру в целом; то сразу же самым
важным во всей нашей жизни становится обретение понимания природы
этой причинно-следственной связи — понимания действия этого великого
Закона. Так же, как и современная наука, придя к основным принципам,
управляющим материальным миром, смогла применить их на пользу
человечеству и использовать во всех известных нам бесчисленных сферах,
— мы можем нести это великое знание, чтобы примирить, в конечном
итоге, самые, в некотором смысле, актуальные и самые важные для каждого
из нас вещи — для содействия нашему собственному личностному росту,
нашей внутренней эволюции. Видя, что здесь, в глубине наших сердец
и умов, простираются невспаханные поля, на которых мы, и только мы
одни, являемся земледельцами; всегда осознавая, что если господствует
Причинность, — то, что мы посеем, то и пожнём; — теперь, здесь и
сейчас, становится возможным подготовить путь к продвижению, росту,
эволюции, гораздо большему и значительно более благородному, чем мы
можем себе представить.
фантазии философов вне всяких связей с человеческой жизнью. Когда
я удивлялся (как это часто случалось) явному безразличию нашего
современного западного мира ко всем религиозным вопросам, всегда
возникала мысль: неужели они не видят, что эти религиозные идеи
являются сами по себе самой сокровенной природой наших собственных
умов и жизней и, следовательно, самым важным во всём мире, что нам
нужно знать? И то же самое относится к вопросу о Причинности, принципу
господства Закона. Если то, чему учил Будда, правда в отношении нашей
собственной жизни, наших собственных умов и нашей природы, что так же
верно и по отношению к материальному миру в целом; то сразу же самым
важным во всей нашей жизни становится обретение понимания природы
этой причинно-следственной связи — понимания действия этого великого
Закона. Так же, как и современная наука, придя к основным принципам,
управляющим материальным миром, смогла применить их на пользу
человечеству и использовать во всех известных нам бесчисленных сферах,
— мы можем нести это великое знание, чтобы примирить, в конечном
итоге, самые, в некотором смысле, актуальные и самые важные для каждого
из нас вещи — для содействия нашему собственному личностному росту,
нашей внутренней эволюции. Видя, что здесь, в глубине наших сердец
и умов, простираются невспаханные поля, на которых мы, и только мы
одни, являемся земледельцами; всегда осознавая, что если господствует
Причинность, — то, что мы посеем, то и пожнём; — теперь, здесь и
сейчас, становится возможным подготовить путь к продвижению, росту,
эволюции, гораздо большему и значительно более благородному, чем мы
можем себе представить.
Ибо мы сами — этот Закон Кармы или Причинности; или, если
точнее — мы являемся наименьшим его проявлением. Те, кто действительно
не понимает природу учения, иногда склонны насмехаться над буддистами,
т.к. считают их чрезмерно поглощёнными самими собой, — что проявляется
в отношении к вниманию, которое буддист уделяет своему характеру,
усилиям, которые он предпринимает — воздержанию, имеющему
отношение к шиле, или Нравственности, и активному стремлению, дане,
к милосердию в действии, слове и мысли, — как к чисто эгоистичному
стремлению к индивидуальному счастью. Это полное заблуждение;
однако, хотя и верно, что буддисту предписано ежедневно подвергать
анализу свой характер, мотивы, мысли и действия именно с той же целью
точнее — мы являемся наименьшим его проявлением. Те, кто действительно
не понимает природу учения, иногда склонны насмехаться над буддистами,
т.к. считают их чрезмерно поглощёнными самими собой, — что проявляется
в отношении к вниманию, которое буддист уделяет своему характеру,
усилиям, которые он предпринимает — воздержанию, имеющему
отношение к шиле, или Нравственности, и активному стремлению, дане,
к милосердию в действии, слове и мысли, — как к чисто эгоистичному
стремлению к индивидуальному счастью. Это полное заблуждение;
однако, хотя и верно, что буддисту предписано ежедневно подвергать
анализу свой характер, мотивы, мысли и действия именно с той же целью
самосовершенствования, — его конечная цель — скорее улучшение
жизни в целом, чем его собственного будущего. Ибо для него, как уже
было сказано, Всё Сущее — Единое Целое. Потому, с нашей точки
зрения, самое лучшее, что вы можете сделать для жизни в целом, — это
правильно возделывать определённую часть всего великого мира в данный
момент, в пределах диапазона ваших способностей к совершенствованию.
Вы не сможете заметно улучшить характер другого человека, если не
жизни в целом, чем его собственного будущего. Ибо для него, как уже
было сказано, Всё Сущее — Единое Целое. Потому, с нашей точки
зрения, самое лучшее, что вы можете сделать для жизни в целом, — это
правильно возделывать определённую часть всего великого мира в данный
момент, в пределах диапазона ваших способностей к совершенствованию.
Вы не сможете заметно улучшить характер другого человека, если не
пообедаете сами, прежде чем накормить его; и потому наше учение о
неоспоримом единстве всей жизни даёт нам весьма чёткое представление о
том, что лучший способ, так сказать, изменения, улучшения мира в целом
заключается в том, чтобы изменить, улучшить себя самого. И тот факт, что
мотив — даже всех простых людей в буддийских странах — весьма далёк
от чистой эгоистичности, демонстрируется обычаем, который неизменно
достигается актами общественной благотворительности. Верой буддистов в
то, что мы можем, так сказать, «накапливать заслуги» (или тот вид кармы,
что приносит счастье) благотворительными действиями; и неизменным
обычаем каждого жертвователя в буддийских землях излагать после
подаяния формулу о том, что он хочет поделиться
таким образом, с каждым живым существом: дабы всё сущее улучшилось
благодаря ей. Ибо, с нашей точки зрения, ум есть великий творец кармы,
хорошей или плохой, и, следовательно, намерение ума при совершении
хорошего действия определяет направленность результирующей заслуги.
неоспоримом единстве всей жизни даёт нам весьма чёткое представление о
том, что лучший способ, так сказать, изменения, улучшения мира в целом
заключается в том, чтобы изменить, улучшить себя самого. И тот факт, что
мотив — даже всех простых людей в буддийских странах — весьма далёк
от чистой эгоистичности, демонстрируется обычаем, который неизменно
достигается актами общественной благотворительности. Верой буддистов в
то, что мы можем, так сказать, «накапливать заслуги» (или тот вид кармы,
что приносит счастье) благотворительными действиями; и неизменным
обычаем каждого жертвователя в буддийских землях излагать после
подаяния формулу о том, что он хочет поделиться
таким образом, с каждым живым существом: дабы всё сущее улучшилось
благодаря ей. Ибо, с нашей точки зрения, ум есть великий творец кармы,
хорошей или плохой, и, следовательно, намерение ума при совершении
хорошего действия определяет направленность результирующей заслуги.
Подобно тому, как некоторые католические ордены посвящают жизнь
своих членов бесконечной задаче всегда молиться за весь мир — за тех,
кто никогда не молится за себя, — так и всё множество буддистов-мирян
посвящает свою энергию (которая, по их мнению, лежит в основе всякого
акта доброй воли) всему сущему во вселенной — практика, весьма далёкая
от «эгоистичной» — с чем, как мне кажется, согласится каждый![2]
своих членов бесконечной задаче всегда молиться за весь мир — за тех,
кто никогда не молится за себя, — так и всё множество буддистов-мирян
посвящает свою энергию (которая, по их мнению, лежит в основе всякого
акта доброй воли) всему сущему во вселенной — практика, весьма далёкая
от «эгоистичной» — с чем, как мне кажется, согласится каждый![2]
Есть ещё одно наводящее на размышления сравнение между буддийским
учением об этом Законе Кармы и представлениями современной научной
мысли. Оно касается закона сохранения энергии. Как физическая наука
учит нас, что энергия, имеющая отношение к материальному миру, не
поддаётся разрушению (вы можете трансформировать энергию из одной
её формы в другую, но никогда не сможете уничтожить и наименьшей
её части), — так и Будда учил, что это именно такова энергия царства
сознательной жизни и мысли, которую мы называем кармой. Это касается
сферы деятельности, мира жизни, мысли и чувства, которые не могут
быть разрушены, хотя, как и энергия материального мира, может быть
преобразована. Эта аналогия имеет особое значение, — и, на самом деле,
скорее всего, это не просто аналогия, а всего лишь двойственность, ибо
научная доктрина сохранения энергии связана с ещё более современной
концепцией: доктриной, как можно было бы её назвать, о непрерывном
рассеивании энергии. Ибо было замечено, что во всех известных феноменах,
т. е. во всех известных проявлениях трансформации энергии, определённая
часть (иногда большая, иногда меньшая) от всей вовлечённой энергии
неизменно превращается в тепло. Это тепло излучается и рассеивается в
космическом пространстве, и хотя оно ещё не разрушено, оно, так сказать,
потеряно, — насколько мы осведомлены об этом сегодня, — в плане его
дальнейшей доступности в нашей материальной вселенной. Подобным же
образом буддийское учение затрагивает весь цикл существования. Нас учат,
что данное существование есть совокупность энергий, которые переходят из
жизни в жизнь в зависимости от кармы того или иного существа; и везде,
и всегда оно пожинает в настоящем то, что посеялось в прошлом; везде и
всегда посеяв в настоящем семя, оно соберёт его урожай в скором времени.
учением об этом Законе Кармы и представлениями современной научной
мысли. Оно касается закона сохранения энергии. Как физическая наука
учит нас, что энергия, имеющая отношение к материальному миру, не
поддаётся разрушению (вы можете трансформировать энергию из одной
её формы в другую, но никогда не сможете уничтожить и наименьшей
её части), — так и Будда учил, что это именно такова энергия царства
сознательной жизни и мысли, которую мы называем кармой. Это касается
сферы деятельности, мира жизни, мысли и чувства, которые не могут
быть разрушены, хотя, как и энергия материального мира, может быть
преобразована. Эта аналогия имеет особое значение, — и, на самом деле,
скорее всего, это не просто аналогия, а всего лишь двойственность, ибо
научная доктрина сохранения энергии связана с ещё более современной
концепцией: доктриной, как можно было бы её назвать, о непрерывном
рассеивании энергии. Ибо было замечено, что во всех известных феноменах,
т. е. во всех известных проявлениях трансформации энергии, определённая
часть (иногда большая, иногда меньшая) от всей вовлечённой энергии
неизменно превращается в тепло. Это тепло излучается и рассеивается в
космическом пространстве, и хотя оно ещё не разрушено, оно, так сказать,
потеряно, — насколько мы осведомлены об этом сегодня, — в плане его
дальнейшей доступности в нашей материальной вселенной. Подобным же
образом буддийское учение затрагивает весь цикл существования. Нас учат,
что данное существование есть совокупность энергий, которые переходят из
жизни в жизнь в зависимости от кармы того или иного существа; и везде,
и всегда оно пожинает в настоящем то, что посеялось в прошлом; везде и
всегда посеяв в настоящем семя, оно соберёт его урожай в скором времени.
Мало-помалу оно учится: понемногу оно растёт, научаясь сперва, возможно,
исключительно через страдания; оно учится до тех пор, пока не приобретёт
более благородный вид, ибо ищет и жаждет Истины. Благородное семя
посеяно, затем следует сбор урожая, существо приходит к жизни, к
жизням, всё возрастающей мудрости и благородству и возможностям
для дальнейшего роста. И, в конце концов, оно находит этот Древний
Путь и ступает на него, и он навсегда выведет его из этой проявленной
вселенной, кармической, обусловленной жизни; существо, как у нас принято
говорить, становится Архатом; пробуждается от всех мечтаний о жизни
к состоянию вне жизни, столь наполненному, столь отличающемуся от
нынешнего, что мы даже не можем себе вообразить. Тогда, как поведал нам
Учитель, завершается длительный цикл перерождения; в момент смерти
составлявшая существо энергия жизни излучается в пространство; она как
бы перестаёт быть доступной, т.к. теряет связь с миром живых существ. И,
как гласит учение, в любой заданный период времени есть много тех, кто
находят этот скрытый внутренний Путь; хотя их, конечно же, ничтожно
мало по сравнению со всем множеством всевозможных живых существ.
Как в физике рассеивается тепло, так рассеянная карма Архата исчезает из
нашей жизненной системы. Но в буддизме у этой концепции есть великое
естественное следствие: доктрина, которая вновь и вновь возвышает это
великое и благородное учение над эгоизмом; которая в этом вопросе также
восстаёт против него. Мы видели, как, по понятным причинам, клеймо
эгоизма исчезает даже из малейших действий всех человеческих масс; тем
более там, где речь идёт об этом высоком Пути духовного просветления.
Ибо, если человек может принести пользу всем в незначительной сфере
простой благотворительности и добродетели, трудясь ради урожая на
поле всех мириад живых существ, среди которых его жизнь — это его
собственное поле, — тем более тот, кто ступает на этот высокий Путь
духовного просветления, делает это для всего мира. Ибо учение гласит, что
каждый святой, переходящий на Дальний Берег, всё ещё приближает мир
к Умиротворению; пока, как говорится в «рассекающей тьму невежества»
Алмазной сутре, не наступит время, — и в день, когда сердца всех живых
существ настроятся в гармонии с Сердцем Будды, — не останется ни одной
частицы праха, но всё станет частью Буддовости.
исключительно через страдания; оно учится до тех пор, пока не приобретёт
более благородный вид, ибо ищет и жаждет Истины. Благородное семя
посеяно, затем следует сбор урожая, существо приходит к жизни, к
жизням, всё возрастающей мудрости и благородству и возможностям
для дальнейшего роста. И, в конце концов, оно находит этот Древний
Путь и ступает на него, и он навсегда выведет его из этой проявленной
вселенной, кармической, обусловленной жизни; существо, как у нас принято
говорить, становится Архатом; пробуждается от всех мечтаний о жизни
к состоянию вне жизни, столь наполненному, столь отличающемуся от
нынешнего, что мы даже не можем себе вообразить. Тогда, как поведал нам
Учитель, завершается длительный цикл перерождения; в момент смерти
составлявшая существо энергия жизни излучается в пространство; она как
бы перестаёт быть доступной, т.к. теряет связь с миром живых существ. И,
как гласит учение, в любой заданный период времени есть много тех, кто
находят этот скрытый внутренний Путь; хотя их, конечно же, ничтожно
мало по сравнению со всем множеством всевозможных живых существ.
Как в физике рассеивается тепло, так рассеянная карма Архата исчезает из
нашей жизненной системы. Но в буддизме у этой концепции есть великое
естественное следствие: доктрина, которая вновь и вновь возвышает это
великое и благородное учение над эгоизмом; которая в этом вопросе также
восстаёт против него. Мы видели, как, по понятным причинам, клеймо
эгоизма исчезает даже из малейших действий всех человеческих масс; тем
более там, где речь идёт об этом высоком Пути духовного просветления.
Ибо, если человек может принести пользу всем в незначительной сфере
простой благотворительности и добродетели, трудясь ради урожая на
поле всех мириад живых существ, среди которых его жизнь — это его
собственное поле, — тем более тот, кто ступает на этот высокий Путь
духовного просветления, делает это для всего мира. Ибо учение гласит, что
каждый святой, переходящий на Дальний Берег, всё ещё приближает мир
к Умиротворению; пока, как говорится в «рассекающей тьму невежества»
Алмазной сутре, не наступит время, — и в день, когда сердца всех живых
существ настроятся в гармонии с Сердцем Будды, — не останется ни одной
частицы праха, но всё станет частью Буддовости.
[1] Упомянутое правило, известное как четвёртое из правил Параджики, которые описывают проступ-
ки, связанные с прямым нарушением требований к посвящённым в духовный сан и, следовательно,
влекущие за собой исключение из Ордена (после чего человек не может быть принят в Орден снова),
заключается в том, что всякий монах, претендующий на владение любыми духовными силами или
высокие достижения на Пути, в результате этого перестанет быть членом монашеского ордена. Другие
три правила Параджики — аналогичное ipso facto исключение всякого монаха, совершившего убийство,
кражу или половой акт.[2] Поскольку эта буддийская убеждённость в том, что то или иное намерение совершить какое-то
благодеяние может перенаправляться другим как доля участия в обретении «хорошей кармы», созданной
таким образом, противоречит вышесказанному, следует, наверное, отметить, что как «возникающие в
результате всякого доброго (или злого) поступка» могут рассматриваться два вида кармы. Первым
и самым важным результатом всякого действия является эффект возвышения или принижения (в
зависимости от обстоятельств) ума исполнителя: этот результат определённо является исключительно
личным для каждого деятеля, и к нему применяется то, что было сказано о важности самоизменения.
Другой же вид кармы связан с созданием болезненного или приятного ощущения в череде совершения
злых и добрых поступков соответственно. Счастье (как нас учат) можно разделить с другими.
ки, связанные с прямым нарушением требований к посвящённым в духовный сан и, следовательно,
влекущие за собой исключение из Ордена (после чего человек не может быть принят в Орден снова),
заключается в том, что всякий монах, претендующий на владение любыми духовными силами или
высокие достижения на Пути, в результате этого перестанет быть членом монашеского ордена. Другие
три правила Параджики — аналогичное ipso facto исключение всякого монаха, совершившего убийство,
кражу или половой акт.[2] Поскольку эта буддийская убеждённость в том, что то или иное намерение совершить какое-то
благодеяние может перенаправляться другим как доля участия в обретении «хорошей кармы», созданной
таким образом, противоречит вышесказанному, следует, наверное, отметить, что как «возникающие в
результате всякого доброго (или злого) поступка» могут рассматриваться два вида кармы. Первым
и самым важным результатом всякого действия является эффект возвышения или принижения (в
зависимости от обстоятельств) ума исполнителя: этот результат определённо является исключительно
личным для каждого деятеля, и к нему применяется то, что было сказано о важности самоизменения.
Другой же вид кармы связан с созданием болезненного или приятного ощущения в череде совершения
злых и добрых поступков соответственно. Счастье (как нас учат) можно разделить с другими.