О КОВАРСТВЕ И ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ
Согласно литературным памятникам ведийского и последующих периодов, с самого начала существования Индии статус правителя был неизменно ниже статуса брахмана. На протяжении ведийского периода и последовавшей затем феодальной эпохи, описанной в Махабхарате, цари происходили в основном из семей воинов-кшатриев. Однако после распада феодального общества в VII-VI вв. до н.э. численность арийских кшатриев значительно уменьшилась в результате непрекращающихся междоусобных войн, что привело к ослаблению их влияния на Северную Индию. Наступил тёмный век, в ходе которого к власти пришли потомки некоторых выживших членов доарийских царских семей и наёмников низкого происхождения. Например, нам известно, что Чандрагупта был сторонником джайнизма — неведийского вероучения, корни которого уходят в доарийские верования Северо-Западной Индии1. И, по-видимому, многие основатели новых династий были ничуть не лучше бандитов и отчаянных преступников. В своих записях брахманы недвусмысленно выражают недовольство тем, что в новый век упадка и раздора на тронах восседают проходимцы самого низкого происхождения, не оказывающие поддержку брахманам и не следующие религиозно-нравственным предписаниям ариев. Власть утратила великолепие ведийского прошлого, когда правители охотно проявляли покорность и послушание касте жрецов, получая в ответ поддержку и одобрение со стороны брахманской ортодоксии; ей не хватало величия былых времён — полумифического доарийского, дравидийского периода, когда царские семьи претендовали на происхождение от богов и, как говорят, принадлежали к «солнечной» или «лунной» династии2. В Кали-югу — новый, тёмный, зловещий и безнравственный век, последний и наихудший из четырёх циклов времени3, власть принимает пошлые черты грубого деспотизма. Присущее ей духовное благородство кануло в небытие. Могущество отныне обретается только сильными, хитрыми, дерзкими и безрассудными, алчными людьми, вызывающими благоговейный страх.
Для правящего дома в постфеодальной Индии «слабым местом» было то, что царь и его династия не переплетались корнями с народом, в отличие от королей Англии, микадо Японии или прежних императоров Австрии. Принцип царской власти никогда не ставился под сомнение, являясь неоспоримым постулатом божественного плана устройства мироздания и такой же неотъемлемой частью явленного общественного порядка, как религиозные законы, нравственные принципы, кастовая система и традиционная последовательность четырёх этапов человеческой жизни4. Сам институт власти соответствовал законам дхармы и служил её инструментом. Царь должен был управлять людьми и следить за тем, чтобы каждый человек выполнял возложенные на него согласно общепринятым традиционным предписаниям обязанности и жизненные задачи, независимо от касты, пола и возраста. Однако несмотря на то, что сам принцип царской власти был неоспоримым и принимался в качестве основополагающего закона природы5, фактически любой правитель или даже целая царская династия могли быть свергнуты противниками и остаться без поддержки большинства своих людей. В царство мог вторгнуться и захватить трон как хозяин близлежащих земель, так и любой самонадеянный выскочка, или, возможно, канцлер империи, уставший от управления коронованной марионеткой и решивший присвоить себе символы власти, которыми он уже в значительной степени располагал. Никто, кроме причастных к династическому кризису, не будет сильно обеспокоен происходящим. Население держится лишь за институт власти, и потому каждый отдельный царь должен быть начеку, словно величественный лев посреди других хищных зверей.
Равно как римским императорам периода упадка или византийским деспотам, правителям Индии приходилось всё время быть в состоянии боевой готовности, полагаясь в основном на собственную доблесть, находчивость и военную мощь, с тем чтобы отразить нападения как внутри, так и за пределами государства. Они могли уповать только на преданность и высокие морально-боевые качества военачальников, ведь полномочия народа в сфере государственного правления не были установлены. Обычные люди являлись всего лишь подданными, занятыми непрестанной борьбой за существование, разделёнными на группы в соответствии с варно-кастовым строем и ограничительными табу6, и раздробленными на многочисленные религиозные течения. В те времена не существовало конституционального представительского органа для контроля исполнительной власти и осуществления законных мер ради защиты прав народа от посягательств авторитарной деспотии. Поддержка народных избранников также отсутствовала. Теоретически, индийский правитель должен был прислушиваться к советам брахманов и старцев — они выступали рупором традиционного уклада — но принудить его к этому было невозможно. Расточительность, жестокость и эгоистичное самодурство тирана тяжким бременем ложилось на измученный народ. Справедливо и то, что и самый великодушный царь не мог безоговорочно рассчитывать на народную поддержку. Он полагался лишь на собственную могучую силу, острый ум, несметные богатства и рвущуюся в бой армию.
Наёмники требовали щедрой оплаты за участие в битвах и могли спокойно покинуть царя, если тот терял своё состояние. Одно проигранное сражение в истории Древней Индии, как правило, означало потерю государства и свержение целой династии. Атмосфера монаршего двора была насыщена интригами и заговорами, коварством и подозрительностью. «Поистине счастливы те правители, что спят тихим, безмятежным сном». Чем более деятельны и влиятельны оказывались придворные фавориты, чем больше ключей от тайн попадало к ним в руки, тем меньшего доверия они заслуживали: ведь кому как не им были известны силы и слабость государя. Так, высокое покровительство и тесные доверительные отношения шли рука об руку с недоверием и внезапной опалой.
Перед искусным советником стояла извечная дилемма: с одной стороны, ему нужно было постоянно демонстрировать собственную эффективность, а с другой — защищать своё положение непосредственно от самого монарха. Ему приходилось быть начеку в отношении тех, кто из зависти распространял клеветнические слухи. Он должен был внимательно относиться к собственным ошибкам и малейшим просчётам. Кроме того, серьёзной опасностью могла обернуться и чрезмерно добросовестная деятельность: те, кто слишком рьяно искореняет внутренние угрозы абсолютной власти царя, в индийских политических трактатах сравниваются с «шипами»7, что докучают правителю и приводят его в замешательство. Если однажды они перестают быть незаменимыми, от них с легкостью избавляются. Об этом пойдёт речь в следующей поучительной истории о льве, коте и мышке8.
Как-то раз одного несчастного кота прогнали прочь жители деревни. Голодный и обездоленный, скитался он по окрестностям, пока не повстречал на своём пути льва, решившего спасти бродягу от мучительной смерти. Царь зверей пригласил исхудавшего и ослабленного кота к себе в пещеру, чтобы накормить его остатками своего обеда. Но предложение исходило отнюдь не из альтруизма или ощущения родственности: льву попросту надоела поселившаяся в его пещере мышь. Стоило ему лечь отдохнуть после обеда, как мышь вылезала из своей норы и принималась грызть львиную гриву. Могучие львы не могут ловить мышей, а проворным котам это под силу — так, это обстоятельство стало основой для крепкой и, возможно, тёплой дружбы.
Одного лишь присутствия кота в пещере было достаточно, чтобы держать мышь в постоянном страхе, так что лев мог спать спокойно. Кот всё время был настороже, за что царь зверей поощрял его вкусным мясом, и не было слышно даже писка маленького зверька. Так, со временем ловкий и умелый хищник растолстел. Но однажды мышь снова начала пищать, и тут-то кот допустил элементарную ошибку, поймав её и съев. Исчезла мышь, а вместе с ней исчезла и благосклонность льва. Изрядно устав от общества кота, хладнокровный царственный зверь выгнал своего искусного помощника из пещеры. Ему пришлось вернуться в джунгли и вновь столкнуться с угрозой голодной смерти.
Мораль сей басни такова: «Оставляй работу слегка незавершённой — и будешь незаменимым».
Таков секрет, о котором «нельзя говорить вслух» — один из многих хитроумных приёмов тайной полиции любой страны. Эта ироничная история, обращённая к дальновидным советникам и остальным верноподданным своенравных индийских деспотов, изобличает положение самого диктатора, заключённого в капкан собственных тайных осведомителей. Несмотря на умение быстро и крайне эффективно выслеживать скрытых врагов, чиновникам Древней Индии тем не менее удавалось сохранять некоторых супостатов неизобличёнными, обеспечив тем самым как безопасность диктатора, так и собственную непреходящую значимость. Такова жизнь — и для них это совершенно естественное, абсолютно нормальное поведение, которое обеспечивает покровительство правителя, чьи «глаза и уши повсюду», и порождает коварный, самовоспроизводящийся и самодовлеющий процесс, посредством которого поддерживается непрерывное обновление всех противоборствующих сторон, равно нуждающихся друг в друге. Тайная полиция принимается поддерживать и оказывать протекцию революционному подполью, которое она должна была подавлять. Более того, она становится не только защитой для оппозиции, но и служит причиной её возникновения. Ради собственной устойчивости и постоянства деспотический режим опирается на жестокую и беспощадную, вездесущую тайную полицию, что неизбежно порождает многочисленных врагов внутри системы вследствие давления со стороны властей. В свою очередь, эти подрывные элементы, зачастую крайне идеалистичные, ошибочно считают свою деятельность малозаметной. Когда правящая власть терпит крах, иногда революционеры тешат себя надеждой, что со временем их правое дело восторжествует — история знает много таких примеров. Между тем, сами того не осознавая, лишь одним своим существованием они порождают столь острую необходимость «кота» при «львином» дворе. Без «мышей» офицеры гестапо и ОГПУ оказались бы не у дел и не смогли бы доказать властям собственную исключительную полезность. И вновь мы сталкиваемся с поразительным сходством придворных интриг Древней Индии и хитросплетений современной политики.
Как ни странно, древние наставления не теряют своей актуальности по сей день. К примеру, для внешнеполитического курса Древней Индии была характерна тактика неожиданного, вероломного нападения и внезапного натиска, что считалось одним из лучших методов и средств успешного ведения внешних военных действий. Высокая секретность и безупречная маскировка формировали соответствующую среду для планирования тактики военной деятельности и обеспечения идеальной готовности к боевым операциям. В политических трактатах мы встречаем максиму: «Носи своего врага на собственных плечах до тех пор, пока не получишь от него желаемое, а затем избавься от него — вышвырни его вон и разбей, словно глиняный кувшин о камень»9. И далее: «Тот, кто намерен уничтожить своего врага, должен соблюдать осторожность и действовать осмотрительно. Поднимая руку, готовую нанести удар, ему следует по-дружески приветствовать своего противника. [Вспомним речь японского посла Китисабуро Номура перед бомбардировкой Пёрл-Харбора]. Прежде чем нанести смертельный удар, ему следует обращаться со своим врагом ещё более мягко. [Должно быть, так действовал дипломат Сабуро Курусу]. Обезглавив противника, следует с сочувствием оплакивать его»10.
Материалы по истории Индии содержат множество примеров успешной практики этой максимы. Хорошей наглядной иллюстрацией может служить следующий рассказ. В далёкие времена один наследный принц торжественно прибыл из столицы с собственным войском, чтобы поприветствовать своего почтенного отца, царя-триумфатора. Незадолго до этого события царь одержал победу над могущественным соседом, захватив его владения. На равнине был выстроен лагерь, в некотором смысле импровизированный город, с великолепными шатрами, чтобы армия царя могла отдохнуть после напряжённой битвы. Также было возведено сложное триумфальное сооружение, в котором герой должен был отпраздновать свою победу. Царь отдыхал под массивными сводами здания, а его послушный сын в окружении личной вооружённой охраны демонстрировал целую армию боевых слонов, как вдруг величественная конструкция сооружения, не выдержав, рухнула прямо на голову триумфатора и всех его верноподданных, погребя их заживо в руинах11.
Усыпить бдительность предполагаемой жертвы рекомендуется при решении вопросов как внутренней12, так и внешней политики. Данный метод не имеет себе равных: он известен как майя, «создание иллюзии». Не менее наглядно демонстрирует его нынешняя политическая обстановка. Так, готовясь к свержению польского правительства, Германия, в первую очередь, вселила уверенность в нормализации отношений между странами в результате заключения пакта о ненападении в 1934 году. Вместе с тем, Польша была оставлена без естественного своего союзника — Франции, и оказалась в изоляции. Далее, осенью 1938 года поляки с радостью подобрали кусочки израненной Чехословакии, доставшиеся им по Мюнхенскому соглашению. В действительности, весь этот дружественный флёр под маской общего блага предварял собой жестокий и смертельный удар, потрясший Польшу через год как гром среди ясного неба.
Из вышесказанного следует, что современные методы борьбы с выявленными вражескими элементами были уже знакомы древнеиндийским царям и военачальникам. Текущие завоевания территорий таких стран, как Польша, Украина, Греция, Норвегия, оккупированные нацистской немецкой армией и обречённые на голод, мародёрство и эпидемию чумы, лишь иллюстрируют общий принцип. «Уцелевший враг подобен тлеющим углям некогда большого огня и неоплаченному долгу — все они неизбежно возрастут со временем»13. Вот почему поверженные противники должны быть ликвидированы, как-то: коммунисты Италии и Нацистской Германии, и партийная «буржуазия» России. Повсеместно репрессируют «неудобных» руководителей и генеральных секретарей партийных организаций; множество левых и правых активистов заполонили тюрьмы по всему миру. Этот жестокий и беспощадный естественный принцип находит своё выражение в мировой истории, будь то в Индии, в исчезнувшей Византийской империи, в России времён Лжедмитрия и Бориса Годунова, или в сравнительно недавнем прошлом страны, когда произошёл расстрел царской семьи.
В социально-политической системе древних индийцев царила атмосфера опасности и подозрительности, велась непрерывная информационно-психологическая война. Похожая обстановка описана в биографиях римских императоров за авторством Тацита и Светония, в «Упадке и падении Римской империи» Гиббона, в греческих источниках, посвящённых древнеперсидской державе Ахеменидов, а также в сочинениях мусульманских историков о Багдадском халифате. Схожие обстоятельства прослеживаются в истории османского правления в Константинополе, а также в Каире и других регионах. Эта атмосфера повсеместно процветает и в наши дни, особенно в сфере, находящейся под контролем тоталитарных государств, как это было у их бесчисленных предшественников и пособников с 1918 года: в Югославии короля Александра I, в Литве Аугустинаса Вольдемараса, в Польше Юзефа Пилсудского, в Турции Мустафы Кемаля Ататюрка, и в Греции генерал-диктаторов. Все без исключения чувствуют себя в опасности. Любой правитель, как бы хорошо он ни был вооружён, находится в крайне уязвимом положении, вследствие чего ему приходится постоянно проявлять осмотрительность, дабы предотвратить внезапную атаку. Никто не может осуществлять абсолютный контроль над какой-либо ситуацией в течение длительного времени. Резкие изменения приносят смерть или бесчестие. Закулисные интриги, агрессивность, убийства и вероломные нападения обескураживают сильных. Прямые, сокрушительные удары уничтожают слабых. Майя, подстрекательство, измена, братоубийственная война оказываются в порядке вещей.
1 Ср. выше: гл. «Философия как движущая сила», примечание редактора (сноска 9).
2 Обнаруженные гробницы и захоронения Древнего Египта и Шумера свидетельствуют о том, что правители архаичных цивилизаций IV-II тыс. до н.э. считались воплощениями богов. В Индии данный этап приходится на дравидийскую цивилизацию. Принцип божественного происхождения государственной власти сохранился в период поздней древности в генеалогии неарийских царских династий, родословная которых ведёт своё начало от бога Солнца или бога Луны. Ср. с микадо — титул монарха в Японии, который считается прямым потомком солнечной богини Аматэрасу.
3 Об индуистской теории о последовательно сменяющих друг друга временных эпохах см. Г. Циммер «Мифы и символы в индийской культуре» стр. 31–37. М.: «Академический проект», 2015 г. – 194 с.
4 Четыре периода в жизни человека: 1. брахмачарья, 2. грихастха, 3. ванапрастха и 4. санньяса. Ср. выше: Раздел I гл. I ч. 4.
5 Представления о демократической, автономной республике попросту не входили в имеющийся набор идей.
6 В частности, запрет на смешанные браки с иноземцами и любой физический контакт с представителями другой касты; в той или иной степени почти все члены различных каст были друг для друга «неприкасаемыми».
7 Санскр. kaṇṭakas
8 «Хитопадеша» 2.4
9 Махабхарата 12. 140. 18. 108
10 lb. 12. 140. 54; cf. also 12. 102. 34; 12. 103. 9-13. 109
11 Ibn-Battuta, Voyages, translated (into French) by C. Defremery and B. R. Sanguinetti, Paris, 1853. Vol. Ill, pp. 212—213
12 При дворе деспота или на закрытом собрании групп или сторон, где располагающие властью элементы проводили «зачистку» конкурентов.
13 Махабхарата 12. 140.58