Глава 9. Элевсинские Мистерии

Георг Милонас

Элевсин и Элевсинские мистерии

Глава 9

Элевсинские Мистерии

«Сама же, поднявшись, пошла к владыкам державным … Жертвенный чин показала священный и всех посвятила в таинства …Святы они и велики. Об них ни расспросов делать не должен никто, ни ответа давать на расспросы: в благоговенье великом к бессмертным уста замолкают» — Гимн Гомера, строки 473-479.

Таинство

Несколько стихов Гимна указывают на введение культа Деметры в Элевсине и его секретный статус. Одно из требований культа, которое, по-видимому, очень строго соблюдалось, заключалось в тайне, наложенной на ее посвященных. Они были вынуждены навсегда хранить в молчании то, что они видели и слышали во время празднования (1). Это обязательство ревностно исполнялось Афинским государством, и преступник строго наказывался. Искорат утверждает: «Знаете ли Вы, что город становится самым зловещим в делах, связанных с Богами, и если кто-то окажется виноватым касательно Мистерий и других вопросов, это все равно что, кто-то осмелится посягнуть на демократию» (2). Тайны культа считались сопоставимыми с разрушением демократии. Когда Алкивиад, будучи нетрезвым, осмелился подражать действиям торжества, он был осужден in absentia, его имущество было конфисковано, а все жрецы и жрицы государства были призваны произносить проклятия в его адрес (3); и это, несмотря на его популярность и тот факт, что незадолго до его осуждения ему была доверена одна из самых важных военных миссий, когда-либо проводившихся Афинами, сицилийский поход. Аналогичным же образом был осужден Диагор Мелосский; согласно «Птицы» схоласта Аристофана, он разгласил тайны Мистерий, разъясняя их всем и даже празднуя Малые Мистерии. Афиняне издали указ, направленный против него, пообещав талант в награду человеку, который убьет его и два таланта для того, кто схватит живым (4). Андокид, обвиняемый в раскрытии Мистерий, едва избежал смертного приговора (5). Даже во втором столетии нашей эпохи запрет был настолько силен, что Павсаний, будучи путешественником не только избегал объяснений относительно некоторых обычаев, связанных с Таинствами, но даже воздерживался от упоминания зданий, которые можно было увидеть в священных пределах Деметры как в Элевсине, так и в Афинах, Он писал: «Моя мечта запретить мне описывать то, что находится в пределах стены Святилища; и совершенно ясно, что по закону непосвященные не могут узнавать об этом из зрелищ, от которых они отстранены».

(1) Софокл, Oid. Kol., 1050ff. Эсхил, Fragm. CCCII, 218. Аристофан, Всадники, 282.

(2) Исократ, De bigis, 6.

(3) Плутарх, Алкивиад, 19-22. Фукидид, VI 27-28, и 60. Ксенофонт, Элленика, I, 4, 14. (4) Аристофан, Птицы, 1073-1074; Лягушки, стих 320 и примечание автора как раз на границе. Ср. Меланфий в FHG, IV, p. 444.

(5) Андокид I и [Лисий] VI.

О пределе в Афинах он сказал: «Я намерен придерживаться намеченного плана и описывать все предметы, которые допущены к описанию в святилище Афины, называемые «Элевсинион», но я был предупрежден, что подобное представление возможно лишь в мечте. Поэтому я обращусь к тому, что по закону может быть рассказано всем » (6).

Возможно, было бы интересно снова прочитать обвинение против Алкивиада, предоставленное Плутархом: «Фессал, сын Кимона, из дема Лакиады, обвиняет Алкивиада, сына Клиния, из дема Скамбониды, в том, что он нанес оскорбление богиням Деметре и Коре: в своем доме на глазах у товарищей он подражал тайным священнодействиям, облаченный в столу, в какую облекается верховный жрец, когда являет святыни, и себя именовал верховным жрецом, Политиона — факелоносцем, Феодора из дема Фегея — глашатаем, остальных же приятелей называл мистами и эпоптами — вопреки законам и установлениям Эвмолпов, Кериков и элевсинских жрецов». Плутарх добавляет, что имущество Алкивиада было конфисковано. Интересно отметить, что несколько фрагментов надписи, в которых записано конфискованное имущество Алкивиада, были найдены американскими землекопами Агоры Афин, ср. примечание 114 ниже.

Даже случайное нарушение правила строго наказывалось. Ливий сохранил историю двух юношей из аркадского Акакесия, которые, сбившись с пути, случайно попали в Святилище. Они были задержаны и приговорены к смертной казни согласно patria, законам предков (7). Мы слышим о другом человеке, Теодоре, который пытался высмеять Иерофанта, спросив его: «Объясните мне, Эвклид, кто те, которые являются нечестивыми в глазах богов?» Эвклид ответил: «Это те, кто раскрывает тайны непосвященным». Теодор возразил: «Вы тоже нечестивый человек, так как вы даете объяснения тому, кто не был посвящен». За это святотатство Теодор был спасен от передачи в руки Ареопага* только посредством вмешательства Деметрия Фалерского.

Согласно преобладающему убеждению, сама Богиня прибегла к наказанию тех, кто не соблюдал правила секретности. Эпикурей, вошедший в священное место, в которое мог входить только Иерофант, вскоре после этого умер от неизвестной болезни (9). Другой, что залез на скалу для того, чтобы увидеть праздник, упал и разбился (10). Даже те, кто жил далеко вдали от Греции и, следовательно, выходили за пределы юрисдикции Афин, хранили секрет из страха перед Богинями. Гораций откровенно говорит о том, что он не сел бы на один корабль с тем человеком, который разгласил тайну Мистерий, потому, что неминуемо его постигла бы гибель, и также тех, кто путешествовал бы с ним (11).

(6) Павсаний I, 38, 7 и I, 14, 3.

(7) Т. Ливий, XXXI, 14.

прим. от переводчика: Ареопа́г (др.-греч. Ἄρειος πάγος, буквально — «холм Ареса») — орган власти в Древних Афинах. Название получил по месту заседаний на холме Ареса возле Акрополя. По преданию, на этом холме проходил суд над богом Аресом за пролитие крови Посейдонова сына.

(8) Согласно истории сохраненной Амфикратом в его книге «О знаменитых людях», он был приговорен к испитию болиголова (Диоген Лаэртский, II, 8, 101).

(9) Элиан, фрагмент 12 и Suidas, s.v., Hierophantes.

(10) Элиан, фрагмент 58, 8.

(11) Квинт Гораций Флакк, Оды, III, 2, строки 25-29.

Удивительно, что основная и важная материя тайных ритуалов никогда не раскрывалась, хотя эти Мистерии проводились в Элевсине ежегодно в течение двух тысяч лет, когда были посвящены многочисленное количество людей со всего цивилизованного мира и, когда их суть передавалась устно от Иерофанта к Иерофанту в течение многих поколений. Действительно, некоторая информация об этом праздновании дошла до нас, и, опираясь на нее, мы можем обосновывать наши знания, наши предположения и наши полеты фантазии. Эта информация поступает как из литературных, так и из художественных источников. Рассматривая ее, мы должны иметь в виду два очень важных факта. Во-первых: миф о Деметре и Персефоне был частью греческой мифологии; он был драгоценным наследием всех греков. Второе: в Мистериях Элевсина было две части. Первая часть проводилась публично; она проходила на свежем воздухе, и посвященные и непосвященные могли засвидетельствовать ее; они могли видеть и слышать, что было сказано и что было сделано. Это особенно верно, например, в некоторых частях празднования, состоявшихся в Афинах: перевоз Hiera из Элевсина в Афины, провозглашение, спуск к морю для жертвоприношения искупительных свиней, процессия или Иакхос, появление в своих облачениях Иерофанта, Дадучос и других жреческих фигур Элевсина. Наши литературные ссылки почти полностью связаны с общественным аспектом празднования. Наши надписи относятся к функциям официальных лиц, известных всем. Следовательно, действия, касающиеся данного общественного представления элевсинского культа, могли быть упомянуты и воспроизведены писателями и записаны на публичных монументах. Вот почему, когда Аристофан в своих Лягушках описал в общих чертах детали процессии или процессии и чудесным образом описал праздничный и почти божественный характер Иакхоса (12), ни один из его современников не думал обвинить его, потому что Аристофан не раскрывал секретов, ни ссылался на них, или существенную и значимую часть секрета telete, а просто описывал в поэтической и вдохновленной манере то, что было известно всем. Напротив же, Эсхил уже почти попрощался с жизнью, потому что жители Афин подумали, что в своих трагедиях он разглашает некоторые тайны Мистерий, что он раскрывает детали второй секретной части праздника (13). Мы узнаем, что на него напали в самом театре и ему удалось скрыться только потому, что он укрылся у алтаря Диониса, и члены афинского ареопага вступились за него и попросили толпу пощадить его, пообещав, что против него будет возбуждено дело в обычном судебном порядке.

Мы должны настаивать на данном отличии и объяснении наших литературных доказательств, потому что совсем недавно некоторые ученые пытались найти в заявлениях древних философов подробности, которые могли бы разоблачить реальный смысл и сущность Элевсинских мистерий, и по факту на данных отрывках из произведений выстроить систему посвящения и доктрины, которые не соответствуют действительности (14).

(12) Аристофан, Лягушки, стихи 324ff. Ср. G. W. Elderkin, Mystic Allusions in the Frogs of Aristophanes, 1955. Все намеки касаются открытой части Мистерий.

(13) Аристотель, Никомахова Этика, III, I, 17. Указанные драмы — Лучники, Жрицы, Ифигения и Сизиф (Scholium of Eustratios, стр. 40). Тайна, наложенная на посвященных, возрастала с годами, что и подтверждается «hieronymy», наложенные на Иерофанта.

(14) В первую очередь из числа современных ученых: V. Magnien, Les mystères d’ Èleusis, 3^rd ed., Paris, 1950.

Упоминания, непосредственно относящиеся к Мистериям, которые можно найти у наших древних авторов, относятся к той части празднования, которая проводилась публично и была видима для всех. У нас есть очень мало упоминаний, и они скорее носят образный характер ритуала, чем его истинную суть, во второй и тайной части празднования, о том, что происходило в Телестерионе во время ночных тайных ритуалов. Например, упоминание Плутарха о ярком свете, посреди которого появлялся Иерофант, когда открывался Анакторон; или намек на чередование чувств и настроений, испытываемых посвященными; или утверждение, приписываемое Аристотелю, что они скорее страдали, чем узнавали (15); все эти детали интересны, но они не раскрывают суть самого telete.

Мы также должны помнить, что не все древние отрывки o telete обязательно относятся к Элевсинскому празднованию. Другие тайные обряды отмечались в Греции в историческую эпоху, и среди них наиболее популярными и активно преследуемыми были Мистерии Орфея, причем настолько, что их предполагаемый основатель Орфей был известен как зачинщик всех teletai (16). Его мистерии были известны в большей степени в более поздние периоды, потому что у орфиков* была письменная литература, доступная в раннехристианскую эпоху. Опять же орфики были не прочь добавить в свои собственные мифы и практики другие, относящиеся к народным культам, в надежде привлечь большее количество людей в свою секту. Таким образом, они включили в свою традицию миф о похищении Персефоны Плутоном, хотя это было несовместимо с их основной догмой о Загрее, сыне Зевса и Персефоны. Прежде чем мы сможем приписать к Элевсинскому культу церемониалы, предположенные согласно высказываниям древних авторов, для начала мы должны убедиться в том, что они не относятся к Орфическим мистериям. С самого начала изучения Элевсинского культа внимание было обращено на свидетельства, которые, похоже, дают нам представление об истинном смысле данного культа. Однако все эти свидетельства вытекают из трудов ранних христианских отцов. По мере того как мы будем двигаться дальше, мы обнаружим, что их показания не могут быть достоверны, и что их утверждения не соответствуют фактам.

(15) Плутарх, de profect. virt., 81Е. Themistios-Plutarch apud Stobaios, Florilegium, 120, 28 (Meineke, IV, стр. 107). Aristotle apud Synesius, Dion., стр. 48A.

(16) Павсаний, IX, 30, 4, где Орфей «как полагают, обнаружил мистические ритуалы», и где находилась его статуя с Telete, находящимся рядом с ним. Платон, Протагор, 316D. Еврипид, Резус, строка 943. Комментарии к Еврипиду, Алкеста 968, итд.

* прим. от переводчика: орфики — (греч. Ὀρφικοί, от Ὀρφεύς – Орфей) – представители религ.-филос. течения в Др. Греции, связанного с культом Диониса и Деметры. В деталях теогонии О. близки Гесиоду, их ритуалы во многом повторяют земледельч. магию. Это дает основании отнести орфизм к мировоззрению крестьянства. В Афинах О. обосновались во времена Писистрата во главе с популяризатором идей орфизма Ономакритом. Основание орфизма приписывается полулегендарным Орфею и его ученику Мусею. Наибольшее историч. влияние имело учение О. о душе как добром начале, частице божества и о теле, как «темнице души» (Plato, Cratyl. 400 ВС). После смерти человека душа, продолжающая существовать, должна претерпевать ряд изменений и перевоплощений, чтобы очиститься от осквернения телом.

Те же оговорки применимы к изображениям в различных художественных сферах, как мы уже видели в предыдущей главе. Не каждое изображение Деметры и Персефоны в вазовой живописи или скульптуре наглядно иллюстрирует Мистерии. Художники, как и писатели, были связанными ограничениями, и художник, который осмелился бы разгласить секреты, как Эсхил например, подвергся бы опасному преследованию. У нас есть ряд изображений, на которых представлены мифы о двух Богинях. На самом деле, миф о миссии Триптолема оказался самой любимой историей в афинской вазовой живописи. Сам факт, что эти мифы изображены подобным образом, доказывает, что они не являлись некой частью Мистерий. В конце концов, мифы о Деметре и Персефоне были представлены в искусстве как любой из мифов, принадлежащий олимпийским богам, и статуи Богинь создавались для их храмов также, как это было принято делать и для других богов. Но эти изображения не принадлежали к тайному периоду Элевсинского культа и не могут быть задуманы как разоблачающими Мистерии. В лучшем случае они могут изображать некую часть публичного поклонения. Мы должны иметь в виду данные факты, когда мы пытаемся понять, что на самом деле происходило во время празднования. Прежде чем мы это сделаем, давайте вкратце рассмотрим жречество Элевсина и людей, официально связанных с событиями.

Должностные лица культа Деметры

Управление ходом празднования, а не его религиозным содержанием, находилось в руках одного из главных магистратов города Афин, Архонта Базилевса или царя-архонта. Выполнять роль главного наблюдателя ему помогали paredros или помощник, следующими в его команде были четыре чиновника, известные как epimeletai или управляющие, которые избирались на этот пост собранием; один из них был из семьи Эвмолпидов, другой из семьи Кериков и двое из горожан (17). Они отвечали за то, чтобы все прошло гладко, и они же на следующий день по окончания празднования сообщали народу Афин о любых нарушениях законов, регулирующих празднование. Должностными лицами, контролирующими религиозное содержание праздника, было духовенство Элевсина, и состав его входили следующее лица: (18):

Иерофант являлся Первосвященником Культа Деметры в Элевсине. Он был из семьи Эвмолпидов и занимал должность пожизненно.

(17) Данная договоренность несомненно вступила в силу в 5 веке до нашей эры. Аристотель, Const. of Ath., 57. О paredros , ср. CIA , 11, 597.

(18) Договоренность перекликается с условиями мирного соглашения, заключенного в Микенский период между Афинами и Элевсином, ранее, стр. 25.

Иерофантиды были главными помощниками иерофанта и представляли собой двух жриц, посвятившихся себя служению старшей и младшей Богине. Они принимали важное участие в посвящении. В эпиграмме Иерофантида, возможно, по имени Каллисто говорит о себе как «о том, кто стоял у дверей Деметры и Коры с факелоносцем», как одна из тех, кто дорожил вспоминанием «тех ночей, озаренных более светлым светом, чем день» (29). Еще одним предметом гордости является то, что она увенчала короной головы Марка Аврелия и Комода (30). Эти жрицы выбирались из семьи Эвмолпидов (31), и занимали должность пожизненно, а во времена Римской империи, во всяком случае, пользовались привилегией hieronymy (обладать секретным именем). Они могли выходить замуж, поскольку мы находим детей и потомков, упомянутых в надписях, и они имели право возводить свои статуи в области Святилища.

Только он, в самый торжественный момент празднования, мог показать верующим Hiera, богооткровение, которое завершало посвящение (19). Следовательно, он может считаться обладателем права на окончательное и полное посвящение. Только один мог войти в Анакторон (20). Главным образом именно в римский период его личное имя не могло быть произнесено; он был hieronymos, и его святость была первостепенна (21). Его имя возглавляло список ảϵίστοι, тех, содержали за государственный счет в Пританее Афин. Именно он провозглашал святое перемирие и рассылал посланников, известных как spondoforoi, по всему эллинскому миру, приглашая всех греков принять участие в праздновании и отправить десятину, причитающуюся Богине (22). Иерофант с другими членами своего рода, являясь своего рода переводчиком неписаных законов предков, управляли празднованием, и возможно он осуществлял контроль в случаях, когда были установлены нарушения законов (23). В целом он отвечал за Святилище и он нес ответственность за празднование. Он имел право возвести статую самому себе в области Святилища, и только он мог отказать в посвящении тем, кого он считал недостойными (24). Он мог жениться (25), но сохранял целомудрие во время празднования (26). Он пользовался proedria, особо почетное место в театре, и его трон размещался рядом со священником Диониса. Он был впечатляющей фигурой, в изысканных облачениях (27), и его внезапное появление, залитое ярким светом, перед открытыми дверями Анакторона, приводило посвященных в изумление и трепет.

Иерофантиды были главными помощниками иерофанта и двумя жрицами, посвященными служению старшей и младшей Богине (28). Они принимали важное участие в посвящении. В эпиграмме Иерофантида, возможно, по имени Каллисто говорит о себе как «о той, кто стояла у дверей Деметры и Коры факелоносцем», также она, кто заветно вспоминал «те ночи, освещенные более светлым светом, чем день » (29).

(19) Исихий, под названием ιϵροϕάντηϛ.

(20) Элиан, фрагмент 10.

(21) Об этом табу на личное имя Иерофанта, hieronymy, ср. ранее стр. 155, примечание 1.

(22) Sylloge⁴, vol. 3, No. 1019 и vol. 1, No. 83.

(23) [Лисий] VI, 9-10.

(24) В качестве примера мы ссылаемся на Аполлония Тианского: Филострат, Vita A foil., 4, 18.

(25) Мы находим сыновей и дочерей Иерофантов: Гарпократион, s.v. Ιϵρϕάντηϛ; [Лисий] VI, 54. Исей (Лакратид), VII, 9. Павсаний, II, 14, 1, ошибочно указал, что Иерофант Элевсина никогда не может жениться.

(26) Стобей, IV, стр. 73 (Мейнеке), цитируя Ионкуса. Ипполит, Philosophoumena, v, 8, утверждает, что Иерофанту давали наркотики для того, чтобы быть уверенными в его целомудрии в ходе празднования.
(27) Афиней, I, 12, стр. 21е: «Притом Эсхил также создал эту привлекательную внешность и величественное одеяние, которому Иерофанты и Dadouchoi подражают, когда они надевают свои облачения …».

(28) Ephem, 1885, стр. 148ff; 1894, стр. 175; 1900, стр. 74ff. BCH, 19 (1895), стр. 113.

(29) Ephem, 1883, стр. 146.

Еще одним предметом гордости является то, что она водрузила корону на головы Марка Аврелия и Коммода (30). Эти жрицы выбирались из семьи Эвмолпов (31), и несли службу пожизненно, по крайней мере, во времена Римской империи пользовались привилегией иеронима. Они могли выходить замуж, поскольку мы находим детей и потомков, упомянутых в надписях, и имели право возводить свои статуи в районе Святилища.

Жрица Деметры, которая в римский период также называлась «жрицей Деметры и Кореи», принадлежала либо к семье Эвмолпидов, либо относилась к Филлидам, проживавшим в Элевсине в доме, οἰκία τήϛ ἱϵρίαϛ (дом жрицы ), известным как ἰϵρά οἰκία «Священный дом», избиралась на должность пожизненно и была eponymos в Элевсине в течение года, т. е. события и надписи исчислялись ее именем. Она вознаграждалась оболом от каждого посвященного как в Малых, так и Великих Мистериях (32). В священном представлении ей отводилась роль Деметры и Коры, и ее должность была стол велика, что иногда она оспаривала у иерофанта привилегию и право на определенные жертвы от празднования (33).

Всесвятые Жрицы (παναγϵîϛ) являлись святыми все до единой. Судя по всему они были женщинами служившими культу, роль которых остается неопределенной. Исихий называет их просто жрицами афинян. Они, похоже, имели право «прикасаться к Hiera», и жили общиной в особых жилищах, расположенных, возможно, во вспомогательной области Святилища; видимо, именно их называли μϵλισοαι или пчелами, и, как современные монахини, не имели общения с мужчинами (34). Название παναγϵîϛ, все-святая, однако, как прилагательное, часто давалось жрицам и священникам Святилища. Возможно, «все-святые жрецы» отвечали за перемещение Hiera в Афины и за возвращение их в Элевсин. Мы не знаем, были ли они избраны исключительно из семейства Эвмолпидов или нет.

Dadouchos или факельщик среди мужчин был участником религиозного обряда и вторым по важности для Иерофанта. Он выбирался из семьи Кериков, (35) и занимал должность на всю жизнь, обычно его звали либо Каллием, либо Гиппоником, эти два имени чередовались по порядку. Он участвовал в праздновании Мистерий и посвящении верующих, принимал участие в очистительных жертвоприношениях, и, в качестве особой привилегии, он был единственным, кто мог использовать «Руно Зевса» для очищения тех, кто был обагрен кровью (36).

(30) Ephem, 1885, стр. 150. Возможно Антиопа Афинская (XIII, 71), которая «разъяснила посвященным громким, священным голосом мистических оракулов, когда она надлежащим образом сопровождала священника через Рарийскую долину в честь Деметры», была той Иерофантидой.

(31) Ephem, 1883, стр. 142, CIA, III, 900.

(32) Ephem, 1883, стр. 110, l. 17; 1887, стр. III; 1900, стр. 79. Sylloge², vol. 2, No. 587, l. 127; и IG, II², No. 1672, l. 18. Надпись второго века до нашей эры: CIA, IV, стр. 198, No. 834b, ll. 49-50. BCH, 19 (1895), стр. 113. Фотий, s.v. Φιλλϵíδαι.

(33) Демосфен, Neaira, 116.

(34) Исихий, s.v. παναγϵîϛ. Julian, Rhet., v. 173, CIA, IV, стр. 203, l. 81.

(35) Андокид, I, 127. Scholium on Aeschines, III, 18 δᾳδοṽχοι δϵ άπο Κηρṽκων. Аристид, Eleusinios, стр. 417 (Dindorf, I): κήρνκϵϛ δέ δᾳδόύχονϛ παρϵίχοντο.

(36) Исихий, s.v. Διόϛ κᾠδιον и также Suidas.

Он был связан с Иерофантом в prorrhessis или провозглашении во время произнесения молитв за благосостояние государства (37), и, возможно, он же отвечал за молниевые эффекты, необходимые для Мистерий.Начиная с пятого века он носил сложные облачения, такие же как Иерофант, узел волос (krobylos) на задней части шеи, и strophion, головную повязку (38). Он был àϵíσιτοϛ, то есть он существовал за государственный счет в Пританее Афин и имел право установить свою статую в области Святилища, а в римские времена пользовался привилегией hieronymy. Дом Dadouchos упоминается в одном из списков расходов Святилища. Однако он не мог войти в Анакторон и не мог участвовать в демонстрации священных предметов для посвященных. Помощницей Dadouchos была жрица, известная как δᾳδονχοσα (39).

Hierokeryx, или, как называет его Ксенофонт, Керикс, (40) Вестник, посвященных выбирался из семьи Кериков, и его главная особенностью, возможно, был ясный сильный голос. Так как именно он по своей сути читал воззвание и взывал к тишине, которые должны были соблюдать посвященные в течение всего времени. Он принимал участие в качестве мистагога, за услуги которого он получал с каждого посвященного половину обола в день (41). В римские времена он имел право на высокий политический пост. Видимо, он назначался пожизненно, и был àϵíσιτοϛ и имел право возвести свою статую в области Святилища.

Алтарный священник, ò ϵπι βωμῷ íϵρϵύϛ, избирался на должность пожизненно, принадлежал к семье Кериков, и хотя он редко упоминается в надписях, он тем не менее входит в число священников Элевсина, перечисленных в надписи поздних римских императорских времен (42). И только в одном указе классического периода он упоминает (43). Его обязанности не ясны, но, судя по его названию, мы можем предположить, что в зоне его ответственности были жертвоприношения животных. В римские времена его должность, видимо, была важна, поскольку на нее привлекались люди высокого ранга. Некий Лейкий Меммий прославился тем, что он посвятил – в том смысле, что по-видимому он подготовил финальное посвящение императорам Луцию Веру, Марку Аврелию и Коммоду (44). В качестве мистагога он получал половину обола от каждого из посвященных, он был àϵíσιτοϛ, и имел право возвести свою статую в области Святилища.

(37) Схолия на Лягушек Аристофана, 369 ((Loeb-Dindorf, 372). Исократ, Paneg., 157.

(38) Элиан, Fragm., 10. Афиней, I, 21е. Ср. Плутарх, Аристид, 5, где перед нами предстает инцидент с персидским солдатом, который в битве при Марафоне принял факельщика Калия за царя из-за его длинных волос и строфиона. О доме факельщика ср. Sylloge², vol. 2, No. 587, l. 305.

(39) CIG, No. 1535.

(40) Ксенофонт, Hellenika, II, 4, 20. Демосфен, LIX, 78. На его троне в театре Диониса находится надпись «Hierokerykos».

(41) Sopatros, Rhet. Gr., VIII, стр. 118, 24 (Walz). J. Prott, и L. Ziehen, Leges Graecorum Sacrae, No. 3, col. C., стр. 12. Sylloge⁴, vol. I, No. 42, c.

(42) Ephem, 1894, стр. 176.

(43) Prott-Ziehen, цит. произведение, No. 3, col. C, стр. 12, Sylloge⁴, vol. 1, No. 42, l. 130.

(44) Ephem, 1883, стр. 78. Sylloge ⁴, vol. 2, No. 872. О значении μνϵîν = инициированный, и о проблеме связанной с теми, кто имел право на инициирование ср. P. Roussel, BCH, 54 (1930), стр. 57. По видимому члены семейств Эвмолпов и Кериков имели на это право.

Это были наиболее важные священники этого культа. Они принадлежали к двум великим семействам Эвмолпидов и Кериков, которые придерживались права на апостольскую преемственность. Как эта последовательность была определена и как учитывалась наследственность, мы не знаем, но, судя по всему, эти вопросы решались членами семьи и посредством голосования. Семьи формировали иератические касты, претендующие на основоположников культа или божеств со стороны своих предков, и, опираясь на эти утверждения, обладали своими привилегиями и правами на апостольскую преемственность. Требования Эвмолпидов ясны. Они были признаны местной традицией, представленной Гимном, как важная семья, так как их предку Эвмолпу Богиня лично раскрыла свои Мистерии (45). От Эвмолпа его потомки получили право исполнять Мистерии и раскрывать Hiera посвященным, право, которое, как мы уже видели в главе 2, было гарантировано им Афинами в конце войн против Элевсина. Основа для претензий Кериков не ясна. Семья пользовалась подобными же привилегиями, но была, безусловно, второй по порядку (46). Согласно элевсинской традиции, записанной Павсанием, их прародителем был Керик, младший сын Эвмолпа. Но сама семья утверждала, что их предком был Керикс, сын Гермеса и Аглавры, или Герсы, или Пандросы, дочерей легендарного короля Афин, Кекропа (47). Из-за этой путаницы в традициях и претензиях и из-за того, что ни один из Кериков не был жителем Элевсина, по крайней мере, во время реформ Клисфена (48), ученые склонны полагать, что семья Кериков была афинской семьей, которая была связана с руководством культа только после того, как Элевсин оказался под властью Афин. Керики предположительно признали Гермеса своим предковым Богом, и они были на службе Аполлону Пифийскому и Гелиосу в культе, чуждом Элевсину, но присущему ионцам (49). У них был должностной дом в Элевсине, известный как οἷκοϛ κηρύκων, где они проводили специальные обряды и собрания советов. До четвертого века они связаны с Эвмолпами, и, по крайней мере, в одной надписи они упоминаются как «генос Кериков и Эвмолпов» (51). После этого века они больше не упоминаются, и кажется, что, по крайней мере, должность Dadouchos перешла в семью Ликомидов, жреческую семью Флиев из Афин. Это может указывать, по мнению некоторых, на то, что семья Кериков вымерла; но по утверждениям Павсания и Аристида подразумевается их существование во второй половине второго века нашей эпохи (52). Можно ли предположить, что Керики были объединены с Ликомидами в четвертом веке по неизвестным причинам?

(45) Гимн, строки 474-476.

(46) Искорат, Paneg., 157. Аристотель, Const. of Ath., XXXIX, 2 CIA, IV, стр. 4. Эсхин, III, 18.

(47) Павсаний, I, 38, 3. Полидей, VIII, 103.

(48) W.S. Ferguson in Hesperia, 7 (1938), стр. 42 утверждает «Керики были из общины, жители которой были из Триазинской равнины», т.е. Элевсин и его территории, «были исключены, приведены в порядок или реорганизованы после завоевания Элевсина, чтобы дать другим афинянам подобающего участия в праздновании Элевсинских мистерий».

(49) Фукарт, Les mystères, стр. 14.

(50) Андокид, I, 127. IG, II², 1672, l. 25. Выше стр. 173 о руинах, возможно что это официальный дом Кериков.

(51) Ephem, 1883, стр. 83.

(52) Павсаний, I, 38. Аристид, Eleusinios, стр. 417 (Dindorf, I).

Несмотря на эти неопределенности, нельзя отрицать, что эти две семьи на протяжении веков предоставляли высокопоставленных должностных лиц данного культа и что Эвмолпиды сохраняли свои привилегии и правопреемство до конца существования Святилища. Плутархом было подтверждено то, что не только в прошлом, но даже в его время существовал Эвмолп, который посвятил эллинов (53). И Эвмолпиды, и Керики выполняли функции, отличные от тех, которые требовались для празднования Мистерий. Мы находим их в комиссии, на которую возлагалась задача межевания священной земли Богини (54), а также принимающих участие в судебных исках, возбужденных против людей за отсутствие благочестия. Группе из трех Эвмолпидов, известных как ϵξηγηταί или толкователи, была поручена особая задача по толкованию законов предков. Им предоставляла повозка за счет элевсинской казны, когда они сопровождали Hiera из Элевсина в Афины (55). По крайней мере, Эвмолпиды получали часть жертвоприношений, как в Малых, так и в Великих Мистериях (56). Обе семьи, однако, были ответственны за сохранение святости культа и за исключение из него всех незваных чужеземных элементов, и совместно они издавали общие указы (57).

Помимо должностных лиц из семейств Эвмолпидов и Кериков, у нас есть другие менее важные, чьи родовые связи, похоже, не были влиятельными. Из них наиболее важны следующие:

Phaethyntes являлся специальным служащим в чьи обязанность, по-видимому, входила очистка статуй божеств (58). Ему также было поручено объявлять жрице Афинского Акрополя о прибытие Hiera в Элевсинион города (59). Данное поручение породило мысль о том, что данное должностное лицо имело какое-то отношение к Hiera. Но это не подтверждается тем, что мы знаем; Hiera хранились в Анактороне, в который мог входить только Иерофант. Как тогда Phaethyntes могли иметь какое-либо отношение к святыням? Видимо он должен был чистить и заботиться о статуях, стоящих в Телестерионе.

Iacchagogos был особым священником, который сопровождал статую Иакха в процессии из Афин в Элевсин. Он был афинянином и за ним было закреплено место в театре Диониса в Афинах.

Hydranos (Гидранос) был служащим, которому вменялось очищение посвященных посредством опрыскивания их водой или даже обливанием.

(53) Плутарх, de Exil., 17.

(54) Sylloge⁴, vol. I, No. 204. BCH, 13 (1889), стр. 443.

(55) Демосфен, XXII, 27 и схолии. (Лисий) VI, 9; Андокид, I, 127. Ephem, 1887, стр. 111, Suidas, s.v. ___________. Sylloge², том 2, No. 587, строка 42 и IG, II², 1672, строка 41.

(56) Ephem, 1890, стр. 83. Sylloge⁴, vol. 3, No. 1050.

(57) Эсхин, III, 18. Исократ, Paneg., 157.

(58) Ephem, 1894, стр. 176. Полидей, VIII, 69. Sylloge⁴, том №42, строка 130. Такие официальные лица известны всего лишь из нескольких мест. Павсаний, V, 14, 5, упоминает потомков Фидия, которым была поручена полировка статуи Зевса в Олимпии, сделанной их предком. В Афинах мы слышим о phaethyntes олимпийского Зевса; это должностное лицо занимало место в театре Диониса в Афинах.

(59) Sylloge⁴, том II, No. 885, строки 16-17.

(60) Ephem, 1894, стр. 176. Полидей, I, 32.

Исихий называет его очистителем Мистерий (61). На стеле Музея Элевсина у нас представлена Персефона, выполняющая роль Hydranos (рис. 70).

Neokoros (Неокорос, блюститель храма) был ответственным за чистоту и убранство Святилища, и занимал особое здание, известное как Неокорион.

Полидей упоминает ряд второстепенных священников и жриц, которые отвечали за пение, которым сопровождалось празднование (62).

В заключение там присутствовало должностное лицо, представляющий особый интерес,παîς άϕ` ϵστίας. Судя по всему он был юношей (в последующие годы он также мог быть девочкой) (63), который принадлежал к одной из аристократических и важных семейств Афин и ежегодно избирался путем голосования на инициацию за счет государства (64). Несомненно, что выбирался мальчик, который был выходцем из центра Афин — его звание действительно означает «мальчик, которого посвятили в Мистерии из центра Афин», чтобы представлять чаяния города. Его участие гарантировало благосклонность Богинь к городу и, возможно, их особую благосклонность к младшему поколению (65). Он должен был выполнять определенные обязанности, не указанные в наших надписях, подобные, возможно, тем, которые были у мальчика, прислуживающего в алтаре в христианской церкви. Нахождение на должности возлагало высокую степень уважения на мальчика или девочку, которого выбрали, и данный титул высоко ценился. Маленькие статуи мальчиков и девочек, которые занимали эту должность, размещались в Святилище (рис. 80).

Инициация и посвященные

Посвященный упоминался как μν´στης (мист), и он находился под руководством инициатора, который мог быть μνσταγωγός (мистагог), человек, который предсатвлял миста или даже выполнял некоторые из предварительных обрядов, если он принадлежал к семейству Кериков и Эвмолпидов. Посвящение было индивидуальным; групповые посвящения были запрещены законом. Посвященный, который участвовал в высшей степени посвящения, назывался эпоптом. Церемония Мистерий, öργια оргия, проводилась в храме, известном как Телестерион (66).

(61) Он не упоминается в списке персонала Ephem, 1894, стр. 176, как и Полидей, и по этой причине Прингсхейм предположил, что титул был предоставлялся любому, кто был обучен подготовке кандидатов на посвящение, особенно любому из членов Эвмолпов и Кериков. Archäologische Beiträge, стр. 22. Это очищение в некоторой степени соответствует христианскому крещению.

(62) Полидей, I, 35.

(63) Ephem, 1894, стр. 176; 1885, стр. 145.

(64) Bekker, Anecdota , I, 204. Porphyry, de Abst., 4-5. Ephem, 1894, стр. 176. Гарпократион, под названием άϕ` ϵ`στιας μνϵîσθαι.

(65) Л. Фарнелл, Культы греческих государств, III, стр. 164. Porphyry, de Abst., 4-5 дает точное пояснение: ȍπϵρ γάρ ϵ`ν τоîς μνστηρίοις ό άϕ ϵ`στίας λϵγόμϵνος παîς ȍστις άντι πάντων τῶν μνονμϵ`νων άπομϵιλισσϵται τό θϵίον, άκριβῶς δρῶν τά προστϵταγμϵ`να.

(66) От глагола τϵλϵω (делать совершенным); следовательно, telete означало совершенствоваться, в частности, посредством инициирования. Следует помнить, что термин и глагол не применялись исключительно к Элевсинским Мистериям. И другие тайные обряды назывались teletai, особенно Орфические и Дионисские обряды.

Посвященные должны были заплатить различным должностным лицам за их услуги и, по-видимому, сумма расходов за посвящение составляла пятнадцать драхм (67). Также мы приходим к заключению, что Иерофант получал с каждого посвященного по одному оболу в день (и за Малые и Великие Мистерии), жрица Деметры также получала по одному оболу в день, Hierokeryx, также как и алтарный жрец, жрица и Phaethyntes по половине обола в день с каждого посвященного (68). В сумму входила цена за свинью, которая использовалась для обряда очищения верующего (69).

Основные божества.

Главными божествами Мистерий, конечно, были Деметра и Кора или Персефона, с ними же был связан Плутон, бог подземного мира. Иногда мы обнаруживаем, что Плутон и Персефона объединены с Богами Нижнего Мира и называются просто Θϵός и Θϵά (70). Иакх — это божественная личность, связанная с ними, но не являющаяся частью культа. Он был олицетворением безудержного веселья и исступления, которые служили характерной черной процессии из Афин в Элевсин. В последующие годы его спутали с Дионисом, который никогда не был одним из Богов, которым поклонялись в Мистериях (71). Также у нас есть таинственное божество, известное как Эвбулей, чья личность установлена не полностью и его роль была не очень значимой; возможно, в нем мы обнаруживаем хтонийского Зевса (72) Триптолем получил часть приносимых жертвоприношений, но, по-видимому, был стоящим вне тайного Элевсинского культа (73).

Степени инициации.

Доказано, что Мистерии состояли из различных ступеней или степеней посвящения. Тео Смирнайос, в своем стремлении приравнять свою концепцию этапов философии к посвящению, перечисляет пять таких ступеней или степеней (74): 1) καθαρμός или первоначальное очищение; 2) τϵλϵτῆς παράδοσις, мистическая связь или общение; 3) eρορteια, или откровение и лицезрение святых предметов; передача telete 4) àνάδϵσις or στϵμμάτων ϵ`πίθϵσις, увенчивание венком, который впоследствии становятся отличительным знаком того, кто был инициирован в Мистерии, и 5) счастье, как следствие общения с Богом. Ступени, перечисленные Тео, побудили некоторых ученых утверждать, что существовало пять степеней посвящения, и для них они разработали детальный ритуал и характеристику (75).

(67) IG, II², 1672, l. 207. Sylloge², vol. 2, No. 587, l. 207: «μν´ησις δνοîν τŵν δημοσίων» 30 драхм.

(68) Ср. Prott-Ziehen, No. 3, p. 12, and col. C.

(69) Аристофан, Мир, строки 374-375, судя по всему указывает на то, что свинья стоила 3 драхмы и это подтверждается указом, устанавливающим государственный порядок проведения фестивалей в Афинах и жертвоприношений, в конце концов, опубликованным в Hesperia 4 (1935), стр. 11 J.H. Oliver.

(70) Л.Р. Фарнелл, цит. произведение, стр. 136ff, обсуждение и библиография. Ранее, стр. 198.

(71) Геродот, VIII, 65. Плутарх, Алкивиад, 34. О Дионисе, ниже стр. 276. Путаница судя по всему началась во времена Софокла, ср. Антигона, строки 1115ff.

(72) Ср. Дж. Милонас «Ранние христианские отцы об Элевсинских Мистериях», Athens Yearbook, 1959, стр. 48 (на греческом). Ср. наш рис. 65.

(73) Sylloge⁴, vol. 1, No. 83 датированный 423/2 гг. до нашей эры, l. 37.

(74) De utilit. Math., p. 15 (Herscher).

(75) Magnien, цит. произведение, стр. 238ff.

Мы же, тем не менее, не можем не обратить внимание на то, что четвертая ступень расчета Тео относится ко второй и третьей ступеням и образует их ритуальную часть, так как из надписей мы знаем, что увенчивание венком обычно происходило в самом начале посвящения. Мы уже выяснили, что одна из Иерофантид радовалась тому факту, что она увенчала головы Марка Аврелия и Коммода, и это произошло в начале telete, поскольку в ее эпиграмме она конкретно заявляет άρχομϵ`νη τϵλϵτῶν (76). Счастье и блаженство, составляющие пятый этап Тео, безусловно, являются неотъемлемой частью как telete, так и epopteia, поскольку, как утверждал Фарнелл, «объектом μν`ησις (посвящения в целом) является причисление миста к исключительной и привилегированной связи с божественным» (77), и эта связь, безусловно, дарует блаженство и счастье. В связи с утверждением Тео мы согласны принять во внимание, что он страстно желал отстоять свою точку зрения на развитие философии и не особо хотел опираться на факты о Мистериях.

С другой стороны, упоминания о Мистерии свидетельствуют только о трех ступенях. Особенно важным и интересным является рассказ Плутарха о том, что общество Деметрия Полиоркета было посвящено в Мистерии, во все telete, начиная от Малых Мистерий и включая Эпоптики (78). Более ничего не было, иначе Деметрий захотел бы быть инициированным в предполагаемые другие ступени (79). Таким образом, мы можем быть уверены в том, что Мистерии Деметры в Элевсине состояли только из трех ступеней или степеней: подготовительное посвящение в Малые Мистерии, посвящение непосредственно в Великие Мистерии, известные как telete, и epopteia, или высшая степень посвящения.

Малые Мистерии

Малые Мистерии, как правило, проводились один раз в год в начале весны в месяц цветов, Антестерион (80). Иногда, когда происходили большая толкотня, они проводились не один раз (81), а непременно, два раза за год. Малые Мистерии проходили в Афинах на месте Агры или Аграи на восточном берегу реки Илиссос (82). Так как упоминание Hieron Деметры в этой связи без дальнейших пояснений (83), мы не знаем, был ли там храм Богинь или нет. Кажется возможным, что ионический храм Илиссоса, обнародованный Стюартом и Реветтом и уже не существующий, мог быть храмом Деметры в Агре (84).

(76) Ephem, 1885, p. 150.

(77) Д.Р. Фарнелл, цит. произведение, стр. 130.

(78) Плутарх, Деметрий, 26.

(79) Обвинение против Алкивиада упоминает только mystai и epoptai, и никаких других степеней, выше, стр. 224 примечание 3.

(80) Scholium on Plato, Gorgias, 497c; у Аристофана, Плутон, 845, Плутарх, Деметрий, 26.

(81) Особенно в год, когда проводился фестиваль атлетов в Элевсине, IG, II², 847 (215/4 гг. до нашей эры). Ephem,1887, стр.175. Sylloge⁴ vol. 2, No. 540, l. 22.

(82) Стефан Византийский, под названием «Aypa χωρίον». Eustathios, Schol. on Iliad II, 361.36. Ephem, 1887, стр. 175; Sylloge², vol. 2, No. 650, l. 23. Полиэн, V, 17.

(83) Исихий, под названием «Aγρa and Suidas». Ср. также Bekker, Anecdota , I, 327, 3, относительно Метроона в Агре.

(84) J. Stuart and N. Revett, The Antiquities of Athens, 1, стр. 7-11, . I-VIII. Травлос, Афины, рис. 32.

Согласно Афинской традиции, Малые Мистерии были учреждены во благо Геракла, когда он захотел быть посвященным в Мистерии, во все telete, начиная с Малого Аида. Не желая отказывать своему благодетелю, как заявляет схоласт Аристофан, но в то же время в попытке придерживаться традиции не посвящать чужеземцев (т.е. не афинян) они учредили Малые Мистерии (85). Однако они могли быть введены афинянами тога, когда Элевсин попал под их контроль, чтобы празднование могло начинаться в городе. Дополнительная информация предоставленная ​​схоластом Аристофаном: «Великие Мистерии относились к Деметре, а Малые к Персефоне», и Даурисом, самосским историком, который цитирует фрагмент оды, согласно которой «богиня Деметра прибудет, чтобы отпраздновать Мистерии своей дочери» (86). Поэтому представляется разумным сделать вывод о том, что Малые Мистерии проводились в Агре в честь и под директивой Коры, а сама Деметра посещала их как почетный гость.

Мы точно не знаем, что происходило в Малых Мистериях, но, видимо, они помогали подготовить участников к главному посвящению, очиститься и прийти к состоянию, требуемому для установления связи с Великими Мистериями (87). Кандидаты принимали участие в индивидуальных церемониях очищения и чистки от скверны. (88) под руководством мистагога, одного из членов семьи Эвмолпидов или Кериков, но всегда под бдительным оком Иерофанта.
Пост, жертвоприношение, окропление водой или даже купание в водах Илиссоса (89), пение гимнов составляли часть церемоний. Несомненно, ношение священного сосуда керноса при посвящении — данная церемония известна как Kernophoria, и танцевальная формализованная часть не только в Малых, но и Великих Мистериях совершались женщинами, как мы узнаем из таблички, посвященной Богиням Ниннион (рис. 88) (90). Возможно, другие подробности в мифе о Богинях воспроизводились во время пения и молитв, и они описаны Стефаном как μίμημα τῶν πϵρί τòν Διόνυσον (91). И Дойбнер и Фукарт верят в утверждение Стефана о том, что в Малых Мистериях проигрывали мифы из жизни Диониса и, таким образом, связывают бога с Мистериями (92).

(85) Аполлодор, II, 5, 12, 2. Диодор, IV, 14. Scholium on Aristophanes’ Ploutos, 1013. Ср. Плутарх, Тесей, 30. Ксенофонт, однако, думается свидетельствовал, что Геракл был посвящен в Великие: Hellenika, VI, 3, 6.

(86) Плутон Аристофана, 1013 (schol.). Афиней, VI, 253D. Ипполит, Философумена, V, 8. Ср. нашу трактовку Ниннийской таблички, ранее стр. 213.

(87) Scholium on Aristophanes’ Ploutos, 845. Clement, Stromat., IV, 3, I: καί ̽ϵστι τά μικρά ὢοπϵρ προκάθαρσις κάι προάγνϵυσις τῶν μϵγάλων и строка 2. Превосходное обсуждение о подготовительных мероприятиях к полной инициации смотри P. Roussel, “L’initiation prealable et le symbole Έleusinien,” BCH, 54 (1930), стр. 51-74.

(88) IG, I², 6, ll. 109-114, и Prott-Ziehen, цит. произведение, No. 3, col. C, l. 22.

(89) Именно отсюда эта отмель называется «мистической». Полиэн, Strat., v. 17.

(90) Развернутое обсуждение таблички ранее, стр. 213.

(91) Стефан, Byzantios, s.v. «Αγρα».

(92) Фукарт, Les mysteres, стр. 292. L. Deubner, Attische Teste, стр. 70.

Их предположение было одобрено значительной частью ученых. Однако, нет ни единого знака влияния Диониса на ритуал Элевсина; и было бы странно исполнение жизни Диониса в качестве вступительной части к Мистериям Деметры и Коры, тем самым исключив истории касающихся обеих Богинь и особенно истории Персефоны, которая были особым божеством ритуала. Следует также отметить, что Дионис не изображен на Ниннийской табличке, где изображена постановка участников Малых Мистерий. Истинный смысл данного заявления Стефана, как мы считаем, был прояснен Гудисом: в Малых Мистериях подвижная сцена представлялась в качестве подражания представлениям, которые проводились в честь Диониса (в его театре) (93). В этой игре особенно использовались мифы о Персефоне. В заключение, мы можем быть уверены в том, что epimeletai, который вместе с царем-архонтом отвечал за управление празднованием, проводил публичные жертвоприношения и приносил жертвы в честь Boule и Demos Афин (94).

Пожалуй, от литературы и надписей мы перейдем к искусству, нам следует добавить немного указаний, полученных из литературных источников, о церемониях Малых Мистерий. Стела из Элевсина (рис. 70) показывает очищение водой; окропление или выливание воды на голову посвященного. Другие сцены очищения представлены на урне Лователли и саркофаге Торре Нова (рис. 83-84). Мы видим, что на них, возможно, представлен особый случай, связанный с Гераклом (95), и за исключением жертвоприношения в виде свиньи, он имел мало общего с обычными церемониями, проводимыми в Малых Мистериях. Было высказано предположение, что действо, представленное на урне и саркофаге, предназначалось для тех, кто был запятнан кровью, но таких лиц обычно исключали из посвящения, и мы можем предположить, что случайные исключительные кандидаты очищались от позора еще до того, как они были допущены к Малым Мистериям. В конце концов не возможно доказать, что такие очищения являлись частью празднования. Изображения на пелике в Эрмитаже и на вазе Пурталиса в Британском музее всего лишь указывают на подношения Геракла и Диоскура, которые были посвящены, и ничего не сообщают нам о церемонии, однако они служат доказательством того, что богини, согласно верованию, посещали ритуалы. Стамнос из Элевсина (рис. 78) очень хорошо показывает нам появление факельщика и указывают на то, что проводились священные обряды, в которых верующие участвовали группами, но не дает никакой конкретной информации о Мистериях. Мы даже не можем быть уверены в том, что данная сцена являет нам действо, которые происходило в этих Мистериях. Афина, а не Богини из Элевсина, председательствует на сцене на гидрии с Крита, но Афина не принимала участия в праздновании Мистерий. Единственный относящийся к делу документ, как мы уже видели, это табличка Ниннион (рис. 88), которая рассматривает подготовительные этапы посвящения и указывает на то, что посвященные предстают перед самой Богиней. Однако из этой же таблички мы узнаем, что Kernophoria (кернофория), несущими кернос, возможно, могли быть только женщины, была частью празднования как Великих, так и Малых Мистерий.

(93) D. N. Goudis, Τά μνστήρια τῆς Έλϵνσîνος, стр. 29 примечание. 2.

(94) Sylloge⁴, vol. 2, No. 540. Следует отметить, что священное перемирие объявлялось также и на время Малых Мистерий для того, чтобы люди могли их посетить.

(95) Ранее стр. 206-208.

Смысл кернофории может быть в подношении первых плодов, форма жертвоприношения panspermia, или плодов земли, которые посвященные также могли вкушать в конце. Многие изображения Триптолема не имеют ничего общего с ритуалами Мистерий, и это также применимо как к вазовой живописи, так и к скульптурным изображениям Богинь. Единственно возможный вывод кажется очевидным: изображения на объектах искусства не проливают света на тайные ритуалы, проводимые в ходе празднования Малых Мистерий.

Возможно, испитее специального зелья, кикеона, завершало пост, который должен был быть обязательной частью очистительного ритуала. Так или иначе но веялка, liknon, являлась ритуальным инструмент, использовавшимся в Элевсине. Если изображение на урне Лователли не имеет ничего общего с регулярно проводимым ритуалом Малых Мистерий и является лишь частью очищения особого человека, запятнанного кровью, то использование liknon в Мистериях становится очень сомнительным. С другой стороны, мы знаем, что факельщик имел право расстилать «Руно Зевса» под ногами enageis, людей, запятнанных кровью, и это может свидетельствовать в некоторых случаях о допуске лиц, которые были столь запятнаны, что после особым очищением заведовал факельщик. Однако данная обязанность элевсинского должностного лица не обязательно означает, что данный обряд являлся регулярной частью Мистерий; очищение могло произойти в любое время, прежде чем человек мог быть допущен к Малым Мистериям. Совершение ритуала факельщиком могло быть гарантией полного и достаточного устранения позора до того, как давался допуск к участию в Мистериях.

Наши знания о ритуалах, проводимых в Малых Мистериях, очень ограничены, и мы можем быть уверены только в одном факте; они выполняли назначение подготовительных мероприятий к ритуалам, и были направлены на полное очищение кандидата.

Великие Мистерии

Великие Мистерии проводились один раз в год, и каждый четвертый год праздновался с особым великолепием, которое известно под названием penteteris (пентетерическое празднество) (96). Месяц, известный как Боедромион, был священным месяцем Мистерий, и он соответствовал сентябрю и началу октября. На Великие Мистерии шли посвященные со всего эллинского царства, а затем также посвященные и из римского мира, и мужчины и женщины, дети и даже рабы. До того, как наступало время празднования, специальные посланники, известные как spondophoroi, выбранные из числа членов Эвмолпидов и Кериков, отправлялись в греческие города-государства, провозглашая святое перемирие и испрашивая десятину с первых плодов, а также официальные делегации (теорий), которые должны быть отправлены Богине (97). Истинно то, что Великие Мистерии длились пятьдесят пять дней, начиная с пятнадцатого дня месяца Метайгетниона, который предшествовал месяцу, в котором проводились Мистерии, и до десятого дня Пианепсиона, месяца после празднования; и поэтому в них входил весь месяц Боедромион, месяц Мистерий.

(96) Ephem, 1883, стр. 123, l.46; 1887, cnh. 36, l. 25.

(97) Безусловно римские сообщества добавились позднее, после того как Греция попала под влияние Рима. Эсхин, II, 133. IG, II², 1236. Sylloge⁴, vol. 1, No. 42.

Специальные посланники отправлялись Иерофантом, от которого они получили специальные инструкции, и которые впоследствии получали право почитания за свои услуги (98). Они покидали Элевсин группами и в разное время, те, у кого были самые дальние путешествия, уезжали первыми. Расходы spondophoroi оплачивались Казначейством Святилища (99). Надпись четвертого века говорит о специальных посланниках, отправленных на острова, а от Полибия мы узнаем историю конвоя, отправленного в Египет во времена Диадоха. Опять же у нас есть отчет о миссии в сирийскую Лаодикею и Антиохию (100). В ответ данные государства отправили особые делегации и десятины в благодарное признание благ, полученных от Богини; благодеяния «цивилизованного питания ήμ΄ϵρον τροϕῇς, что является причиной того, что люди больше не живут, как дикие животные». В очень редких случаях города отказывались подчиняться призыву; это было в случае с фокейцами, которые из-за своего отказа стали непопулярными на все времена (101). Помимо официальных делегаций частные граждане, которые стремились стать посвященными в Мистерии, отправлялись в Афины, где они проводили некоторое количество времени на подготовку самих себя для великого переживания под руководством своих мистагогов. Официальная программа обучения началась в 15-й день Боедромиона.

Накануне, 14-й Боедромион, Hiera Деметры снимались со своего места в Анактороне и доставлялись в Афинское государство. Процессию возглавляло священство Элевсина, а Hiera неслись жрицами. Священные предметы находились в kistai, в особых священных ларцах, которые были надежно закрыты красными лентами (102). Таким образом, и зрители и участники не имели возможности увидеть, что в них было. Кариатиды Малой Пропилеи (рис.56) указывают в общих чертах форму священного kistai: они были цилиндрическими, похожими на pyxis (маленький ящичек для украшений) с плотно закрывающимися крышками, которые надежно опечатывали содержимое. Kistai часто упоминается в единственном числе, а Hiera во множественном числе, и это порождает проблему определения количества священного kistai. И Апулей, и Плутарх указывают на то, что их было несколько (103), и более одного kiste упоминается в знаменитой надписи Андании, где мы читаем, что священные девы вели колесницы, на которых можно было разглядеть kistai, содержащие священные предметы (104).

(98) CIA, IV, 2, No. 597C, l. 15. Sylloge⁴, vol. 3, No. 1019.

(99) Ephem, 1883, стр. 110, l. 4. Sylloge², vol. 2, No. 587.

(100) Полибий, XXVIII, 6. IG, II², No. 1672, l. 4. Ephem, 1883, стр. 110; 1901, стр. 52. Ср. Фукарт, Les mystères, стр. 268ff.

(101) Эсхин, II, 103. Ср. Hesperia, 8 (1939), стр. 5-12 об афинском указе в знак протеста против Этолийского Союза за арест spondophoroi (4-й век до нашей эры).

(102) Плутарх, Фокион, 28.

(103) Апулей, Метаморфозы, VI, 2. Плутарх, Фокион, 28.

(104) Sylloge⁴, vol. 2, No. 736, l. 30.

По-видимому, процессия стартовала от элевсинского Помпейона за пределами внешнего двора Святилища, после того, как были проведены предварительные жертвоприношения, известные как prothymata (106). Изначально процессия, включающая священников и жриц, несущих kistai, явно шла пешком. Судя по всему, в более поздние годы жрицы, во всяком случае, пересаживались, безусловно, в повозку на часть пути. Ибо в содержимом инвентаря, принадлежащего двум Богиням, в 408 года до нашей эры упоминаются части колесницы с четырьмя колесами, отданными на хранение в Элевсинион (108). Надпись третьего века содержит инструкции для epimeletai Мистерий о подготовке колесниц Hiera, расходы за которые должны быть уплачены государством (107). В более поздние годы, судя по всему в другой повозке, запряженной двумя животными, ездили трое Exegetai или толкователей закона предков, члены семьи Эвмолпидов (108); расходы за них также должны были оплачиваться сокровищницей элевсинского храма. Даже если Hiera доставлялись на повозке, жрицы должны были пройти через мост Ритии. Этот мост, как мы видели, находился на юго-восточной оконечности Триазинской равнины по направлению к Афинам, где пролегали древние границы между двумя государствами. До римских времен личный состав афинских эфебов встречал процессию около Ритийских озер, у храма или статуи Эхо, и сопровождали ее в Афины. Однако в римский период эскорт эфебов добирался до Элевсина на тринадцатый день Боедромион (109) и официально сопровождал процессию от ее начальной точки – элевсинского Помпейона. Эфебы были вооружены копьями и круглыми щитами, одеты были в черные хламиды, пока им не были подарены белые Геродом Аттиком и стали традиционным одеянием (110).

Процессия, эскортируемая таким образом, остановилась бы для отдыха недалеко от Афин, в пригороде, известном как Священное Фиговое Дерево (111). Согласно легенде Деметра устремилась в это место, где заботу о ней вял на себя герой Фитал, которому, в качестве награды за гостеприимство, она даровала фиговое дерево (112). Участок принадлежал к деме Lakiadai и, судя по всему, был рядом с тем местом, где теперь у Ботанических садов Афин расположена церковь Святого Саввы. Процессия встречалась в этом месте жителями Афин, возглавляемыми священниками, и сопровождалась в особое государственного святилище Богинь в Афинах, известное в городе как Элевсинион, расположенный ниже северо-западного угла Акрополя. Hiera помещались в этом хранилище, а Phaethyntes из Элевсина отправлялись в Акрополь для того, чтобы объявить о прибытии Деметры к жрице Афины (113). Так заканчивался подготовительный день празднования.

(105) CIA, IV, No. 385d, стр. 104, l, 1. 16. Sylloge⁴, vol. 2, No. 540.

(106) Cavaignac, Le trèsor d’Éleusis, место в книге II and III, col. a. Cр. Pringsheim, цит. произведение, стр. 48. Ephem, 1895, стр. 61ff, AM , 19 (1894), стр. 192, col. A, 1, 20ff; col. b, I, 26ff.

(107) CIA, IV, No. 385d, стр. 104, ll. 17-20.

(108) Sylloge², vol. 2, No. 587, l. 42.

(109) Prott-Ziehen, цит. произведение, No. 7, стр. 32. Sylloge⁴, vol. 2, No. 885.

(110) IG, III, 1132. Филострат, Vitae Soph., II, 1, 5, стр. 58. Sylloge⁴, vol. 2, No. 870.

(111) Филострат, Vitae Soph., II, стр. 20.

(112) Павсаний, I, 37, 2.

(113) Sylloge⁴, vol. 2, No. 885, l.16.

Расположение Элевсиниона в городе, долгое время являвшееся предметом спора среди ученых, интересующихся топографией древних Афин, наконец, было установлено американскими раскопками Агоры. Он располагается над южной границей Агоры и ниже Акрополя, где его местонахождение и было обозначено литературными источниками. Там была обнаружена сравнительно большое строение, предположительно храм, заключенный в предел. Не было обнаружено прямых доказательств, идентифицирующих святилище по названию, но объекты, найденные в его районе, не оставляют сомнений относительно его подлинности (114).

Первый день: Боедромион 15 (Aghyrmos). В первый день Архонт Басилевс, магистрат Афин, который осуществлял верховное руководство празднованием, призывал народ к праздничному собранию в Стоа Поикиле или Расписном портике в знаменитой Агоре Афин. Благодаря этому сбору день официально был известен как áγνρμός (115). В стоа, в присутствии Иерофанта и факельщика, Hierokeryx повторил πρόρρησις (прорхесис) или воззвание, составленное двумя должностными лицами. Затем было официальное приглашению людей принять участие в праздновании Мистерий и стать посвященными в них. То, что говорилось в воззвании, мы знать не можем, но его смысл может быть собран по кусочкам из разных источников. «Каждый, у кого руки чисты, а речь вразумительна», что, конечно же, означало греческий язык, «тот, кто чист от всякой скверны и чья душа не таит в себе никакого зла и живет честно и по справедливости», как представляется, воззвание предлагало продолжить посвящение; остальным же стоило воздержаться от него (116). Любой, кто был отягощен виной за убийство, полностью исключался от участия, как обычно исключался из религиозных действий Архонтом Басилевсом. После персидских войн все варвары были также исключены (117) из-за кощунственных действий солдат Ксеркса и Мардония. Также были исключены все те, кто не мог понимать греческий язык, потому что они не могли даже надеется на понимание и оценить ιϵροṽς λόγονς, священные формулы, произносимые в ходе посвящения. Мы уже знаем, что изначально Мистерии были доступны только для элевсинцев и афинян; затем они были открыты для греков, принятых афинским государством; во времена же Геродота, по во всяком случае, они были открыты для всех греков, которые хотели быть посвященными; а во времена римского превосходства и господства для всех римских граждан.

(114) Об Элевсинионе в Афинах, ср.: T.L. Shear, Hesperia, 8 (1939), стр. 207ff и 9 (1940), стр. 268. E. Vanderpool, Hesperia, 18 (1949), стр. 134. Среди найденных предметов есть фрагменты надписей со спискам конфискованного имущества Алкивиада, которые были складированы в Элевсинионе: K. Pritchett, Hesperia, 22 (1953 ) стр. 225-299; 25 ( 1956), стр. 178-317; другие фрагменты надписей, в который мистаи упоминаются в качестве Phaethyntes: L. H. Jeffry: Hesperia, 17 (1948), стр. 86-111; три рельефа, два из которых изображают миссию Триптолема и один восседающую Деметру и стоящую Афину; пять неглубоких ям, заполненных kernoi. Павсаний, I, 14, 1-4, упоминает храмы Триптолема, Деметры и Коры без указания на то, находились они в пределе или нет. Ср. R. E. Wycherley, Athenian Agora, III, Testimonia, стр. 74-85, Nos. 191-228 и Homer A. Thompson, «Activities in the Athenian Agora, 1959», Hesperia, 29 (1960), стр. 334-338.

(115) Исихий, s.v. áγνρμός

(116) Либаний, Or. Corinth., IV, стр. 356 (Reiske). Ср. Также стр. 368. Цельс, apud Orig., III, стр. 149. Ср. Светоний, Nero, c. 34 Theo Smyrnaios, стр. 22 (Dupuis). Сопоставь с Лягушками Аристофана, строки 354-355, а затем строки 369ff.

Судя по всему, в воззвании не делалось никаких заявлений о необходимых жертвоприношениях и других подготовительных мероприятиях, но, по-видимому, они разъяснялись посвященным мистагогами в ходе их обучения. Возможно, что в течение дня проводился общий смотр и проверка посвященных, чтобы определить, были ли они надлежащим образом подготовлены, посредством их участия в Малых Мистериях и были ли готовы отправиться на празднование Великих Мистерий. Конечно же, строгая проверка, направленная на исключение нежелательных людей, была невозможна, особенно во времена Римской империи, когда на праздновании присутствовали большие толпы, и, по-видимому, страх перед божественным наказанием, а не усилия чиновников удерживали тех, кто был нежелательным. Неро является отличным примером случая, относящегося к рассматриваемому вопросу (118). Иногда, конечно, человеку было отказано в участии — например, Аполлоний из Тианы, который считался волшебником (119). Те же, кто был допущен, возможно, имели право войти в предел Элевсиниона, где хранились Hiera, после того, как омыли руки люстральной водой, хранящейся в чашах у двери (120). В Музее Элевсина выставлена ​​статуя девы, держащей чашу (см. выше стр. 202 и рис. 77), что указывает на то, что люстральные обряды были обычными как в Элевсине, так и в Афинах. Разумно предположить, что в Элевсинионе проводились другие ритуалы (121), но они остались неизвестными.

Второй день: Боедромион 16 (Elasis). Он известен как ãλαδϵ μύσται («К морю, о мистаи») благодаря выкрикам, сопровождающими одно из главных действий этого дня. Рано утром глашатаи приказывали всем участникам очистить себя в море, и крик «к морю, о миста» заполнял весь город. Расстояние до моря, осуществленное в ходе движения известно также как ˟ϵλασιϛ (elasis), находилась под надзором эпимелетов (122). Каждый из посвященных нес с собой маленькую свинью, которую также нужно было омыть в море, и его сопровождал его мистагог. Мы полагаем, что они ехали к морю на повозках, и отсюда пошло название elasis. Вероятно, мы сможем ощутить праздничный дух elasis, в длинных поездах вагонов и картов современных афинян, находящихся в праздничном настроении духа, во время летних поездок к морю со всех сторон по воскресеньям и в праздничные дни. Здесь уже нет маленький свиней, но настроение, дух и пробки, которые в древности требовали присутствия эпимелета, а сегодня вмешательства полиции, все еще там и до сих пор доставляют радость.

Море считалось безукоризненно чистым (123); оно чистило и очищало человека от всего дурного (124).

(117) Исократ, IV, 157. Ср. Polydeukes, VIII , 90 законы Драко предписывали: χϵρνίβων ϵĩργϵσθαι τόν άνδροϕόνον, σπονδŵν κρατἡρων, ìϵρᾧν, άγορâϛ.

(118) Светоний, Неро, c. 34.

(119) Филострат, Vit. Appol., IV , 18.

(120) [Лисий] VI, 52: ϵίσῆλθϵν ϵίϛ τό Έλϵνσίνιον, ΄ϵχϵρνίψατο ΄ϵκ τῆϛ ìϵρâϛ χ΄ϵρνιβοϛ.

(121) Ch. U. von M. Wilamowitz, Der Glaube tier Hellenen, II, стр. 479.

(122) Исихий, s.v. äλαδϵ μύσται, Polyaenus, III, 11 . Плутарх, Фокион, 6. CIA, IV, No. 385d, l. 20, стр. 103. Sylloge⁴, vol. 2, No. 540.

(123) Эсхил, Персы, 577. Ср. также высказывание Иерофанта «чье имя было унесено морем» (ранее, стр. 155 прим. 1).

(124) Еврипид, Iphig. Taur., 1193: κλύζϵι πάντα τάνθρώπων κακά.

Посвященные, вероятно, отправлялись на ближайший берег, на Фалернское побережье с восточной стороны или на полуостров Пирей, портовый город Афин (125). После очищения себя и своих свиней в синих водах Саронического залива, они возвращались в Афины. Возможно, свинья должна была быть принесена в жертву сразу же после возвращения в город, потому что, чтобы подождать еще один день, потребовалось бы второе очищение животного. Кровь свиньи считалась очень мощным средством очищения, обладающим способностью поглощать нечистый дух, населяющий людей (126). Поэтому каждый посвященный должен был пожертвовать своей свинью для самого себя (127). Поскольку маленькое животное стало символом празднования как факел и кернос, то мы обнаруживаем его на руках у мистаи в ряде произведений искусства (рис. 66 и 80). Его жертвоприношение также должно было стать характерным действием празднования, и, поэтому мы находим в «Лягушках» Аристофана (строки 377ff) знаменитое упоминание на его потребление огнем: «О, царица, глубокоуважаемая дочь Деметры, как сладок этот запах мяса свиней, донесшийся до меня».

Третий день: Боедромион 17 (День жертвоприношений). Ученые не совсем согласны с тем, что происходило в этот день. Мне кажется, что в течение третьего дня происходили грандиозные жертвоприношения и вознесение молитв за город и те города, которые отправляли theories или делегации на празднование Мистерий. Некоторые ученые считают, что жертвоприношение происходило во второй половине дня второго дня и по возвращении из путешествия к морю, когда свиньи также приносились в жертву. Нет никаких доказательств, предполагающих это предположение. Мне же видится, что возвращение с моря, довольно неорганизованное событие, и убийство и приношение в жертву такого количества поросят не способствовали созданию торжественной атмосферы, необходимой для принесения главных жертв от имени города. Опять же, кажется, что хорошая организация потребовала бы хотя бы одного важного действия в день, тем более, что одного дня окончательной подготовки и ожидания было бы достаточно. Следовательно, логично предположить, что третий день, или его часть, был потрачен на официальную жертву от имени города.

(125) Про несчастные случае ничего неизвестно, но Плутарх в Фокионе, 28 рассказывает нам, как мист, омывая себя и свою в свинью в «гавани» и был схвачен «морским монстром» (большой рыбой); и схоласт Эсхин, III, 130, увековечил то, как мист был утащен большой рыбой. Неясно, относится ли запись схоласта к тому же несчастному случаю, записанному Плутархом или к другому событию.

(126) Возможно, эта божественная сила нашла отражение в удивительном событии в Новом Завете. Поросенок был принесен в жертву и использован для очищения священного поля, самого Святилища и дома жрицы; ср. Sylloge², vol. 2, No. 587, ll 120, 126-127 и IG, 112, No. 1672, ll. 120 и 126-127. Схолия к «Миру» Аристофана, 374 и к «Ахарнянам», 747: ̏ϵκαστοϛ τϖν μνονμ΄ϵνων ύρ΄ϵρ ΄ϵαντού̽ϵθνϵ. Jane Harrison (Prolegomena to the Greek Religion, стр. 16) утверждала, что свинья приносилась в жертву, так как «свинья в те времена, по сравнению с настоящим времени была дешевой в разведении и надежной опорой для бедных», но более близкая цель это утверждать, что она была принесена в жертву из-за ее ассоциации с грязью, к которой часто приравниваются злые духи и из-за ее плодородия в случае сельскохозяйственного культа.

(127) [Лисий] VI, 4. CIA, IV, 2, No. 385d. Sylloge⁴, vol. II, No. 540.

Опять таки этот день берет свое название из правил должностных лиц о приношении животных в жертву íϵρϵîα δϵṽρο («жертвы сюда»).

В этот день Архонт Базилевс с помощью своего paredros и четырех эпимелетов, в присутствии представителей других городов и жителей Афин, приносил великую жертву Богиням из Элевсина в Элевсинионе, и молился за Буле и Демос Афин, за женщин и детей союзных лиц в соответствии с обычаем предков, patria. Все происходящее должно было быть событием высокой важности и религиозного восторга, которые едва ли могли быть достигнуты по окончании второго дня, характеризующегося весельем и визгом убитых поросят. После жертвоприношения от имени Афин, многие представители в порядке очереди делали жертвоприношения и молились за свои города и людей.

Четвертый день: Боедромион 18 (Epidauria). Он назывался Эпидарий или Асклепий, в честь Асклепия и в ознаменование его последнего очищения. Согласно местному преданию, Бог исцеления задержался по дороге из Эпидавра; провозглашение об очищении в море уже состоялось, и жертвы были принесены. И было проведено специальное повторение ритуалов для того, чтобы Бог мог быть должным образом посвящен в Мистерии Деметры. «Афиняне откровенно отводят Асклепию роль в Мистериях и выделяют день, который проходит под именем Эпидария», — утверждает Павсаний (128). После прецедента, созданного Асклепием, этот день использовался для подготовки тех, кто припозднился к празднованию. Для посвященных, которые обычно принимали участие в мероприятиях со дня открытия, этот день был днем отдыха. Они должны были оставаться дома, говорит нам Аристотель (129), и, возможно, их инструктировали о том, что ждет их в дальнейшем.

Интересно отметить, что ритуалы, проводимые для опоздавших, находились под контролем и управлялись Архонтом Эпоним, а не Архонтом Басилевсом. Последний магистрат позаботился о patria, религиозных обрядах наследственного первоисточника; составитель отвечал за новые элементы и ритуалы, добавленные с течением времени. Эпидария был новым элементом, введенным после 421 г. до нашей эры, когда культ Асклепия был учрежден в Афинах. И мы узнаем, что Бог нашел пристанище в Элевсинионе, пока его храм не был завершен, что указывает на его связь с Богинями Элевсина. Филострат сохранил информацию о том, что Эпидария, проходившая после дня воззвания и дня жертвоприношений, была отмечена вторым жертвоприношением от имени города (130).

(128) Павсаний, II, 26, 8, стоит отметить, что Павсаний использует единственное значение для дня, как Эпидария, что служит указанием для на нас на то, что ему отводился только один день, а не два, как это иногда утверждается.

(129) Аристотель, Const. of Athens, LVI, 4; πομρϖν δ` `ϵπιμϵλϵίται (ό äρχων) τῆϛ τϵ τῷ Ὰσκληπιῷ γιγνομ΄ϵνηϛ, öταν οίκονρϖσι μ΄νσται.

(130) Филострат, Vita Apollon., IV, 18. Некоторые берут данное утверждение для того, чтобы показать, что свиньи приносились в жертву в день великой жертвы; что Филострат же имел в виду жертвы от имени города.

Пятый день: Боедромион 19 (Pompe). Этот день, известен под именем Иакха или pompe, ознаменовывал собой кульминацию ритуалов и празднеств в Афинах. Во многом это был один из самых ярких дней празднования, дня великой процессии, дня возвращения в Элевсин. Афиняне, мастера по организации великолепных фестивалей, что было ими доказано Панафинейским шествием, воплотили эту pompe с внушающей благоговение внушительностью, сопоставимой с впечатляющими шествиями на улицах современных Афин в ночь Страстной пятницы. Временное пребывание в Афинах подошло к концу, и Деметра была готова вернуться домой. Эфебы Афин, снова вооруженные, как и прежде, были подготовлены рано утром kosmetes, мировым судьей, несущими ответственность за молодых людей, для того, чтобы сопровождать процессию (131). На этот раз они были увенчаны миртом, священным венком Мистерий.

Посвященные со своими попечителями собирались, возможно, в Помпейоне Афин у Дипилонских ворот. Они также были одеты в праздничную одежду, увенчаны миртами, и в руках несли мистический бахос, выполненный из ветвей мирта, перевязанными на маленьких расстояниях прядями из шерсти (132). Многие несли толстый, узловатый посох, специально сделанный для Мистерий, на конце которого они подвешивали korykos или phaskalos, мешок, в котором находился продовольственные провиант или постельные принадлежности, или новая одежда, которую они оденут во время их посвящения (см. Ниннийскую табличку, рис. 88). Если провиант был тяжелым, они сопровождались навьюченными животными; для этой цели в основном использовался осёл, и к этому моменту Аристофан ссылается, когда он заставляет Ксанфия восклицать: «Свидетель Зевс, и я осёл, ведущий тайны» (133).

Дорога к Элевсину довольно длинная, около четырнадцати миль; и хотя изначально она преодолевалась пешком, очевидно, что уже в пятом веке некоторые люди ездили в повозках. Именно тогда ширина моста через Ритию уменьшилась всего лишь на пять футов, так что колесницы не могли его преодолеть. В целом, данное ограничение предназначалось для колесниц, используемых в процессии; но поскольку оно могло также относиться к колесным транспортным средствам, обычно проходящими по дороге в повседневной жизни, надпись, в которой она указана, пока еще не доказывает использование колесниц в процессии. Аристофан в своем Плутосе (134) рассказывает нам о кокетливой пожилой женщине, которая принимала участие в процессии на колеснице и была избита своим любовником, потому что кто-то бросил на нее взгляд. В течение четвертого века до нашей эры для богачей стало привычным ездить на колесницах, а у Ликург издал указ, запрещающий их использование в шествии и установление денежного штрафа для нарушителей в размере шести тысяч драхм. Судя по всему, он первым же и заплатил штраф, так как его собственная жена стала первым нарушителем (135). К концу четвертого века до нашей эры священники также ездили на колесницах, предоставляемых государством, и в том же столетии, как мы уже видели, была предусмотрена колесница для перевозки Hiera (136).

(131) IG, II², 1078. Sylloge⁴, vol. 2, No. 885, l. 10.

(132) Схолия к Аристофану, Всадники, 406.

(133) Аристофан, Лягушки, 159.

(134) Строки 1013ff. Первое представление или «дидаскалия», как ее называли, Плутоса, состоялась в 408 году до нашей эры.

(135) Плутарх, Oral. Lykourg., 842A (стр. 173, ed. Vernardakis).

(136) Sylloge², vol. 2, No. 587, 41, и No. 650, l.18.

Толпа пешеходов, много колесниц и навьюченных животных, несомненно, создали бы проблемы порядка и необходимость наблюдения (137). В праздновании Мистерий в Андании были специальные должностные лица, которым был отдан приказ и полномочия налагать наказание на нарушителей спокойствия (138). То, что подобные должностные лица существовали в Афинах, мы не знаем, но, возможно, эпимелеты, а также эскорт эфебов, следили за упорядоченным ходом процессии.

Давайте взглянем на это блистательное действо. Рано утром пятого дня жрецы Элевсина и жрицы забирали Hiera из Элевсиниона, где они находили пристанище на время пребывания в Афинах, и, следуя по Панафинейскому пути, который проходил через это святилище, пересекали Агору и подходили к воротам Афин, известным как Дипилонские, и затем к Иакхиону. Возможно, находящаяся около него (139) деревянная статуя Иакха, несущего факел и увенчанного венком мирта, затем помещалась в колесницу и в сопровождении своего особого священника, известного как иакхагога, занимала свое место во главе процессии (140). Между тем, толпа посвященных со своими поручителями и немало количество афинян, которые будут сопровождать Hiera на небольшое расстояние за воротами, собирались и готовились выступить к Помпейону Афин, расположенному между Дипилонскими воротами и Эриданом или небольшими Священными Воротами (141). Процессия была готова выступить, возможно, после последней проверки. Иакх и его священник были во главе; затем шли священники и panageis (пречистые), всесвятейшие, жрицы Деметры, несущие Hiera в kistai, возможно, таким образом, как показано на кариатидах Малой Пропилеи. Затем шли государственные чиновники, theories других городов и иностранные представители, затем мистаи пешком, женщины и дети со своими поручителями, затем те, кто был в колесницах, и в самом конце навьюченные животные. Количество людей, принимающих участие, должно было быть очень внушительным (142). Процессия продвигалась по дороге, известной как «дорога к Элевсину», отмеченная пограничными камнями (143).

(137) В рассказе Геродота, VIII, 65, перед нами огромное облако пыли, как будто поднятое тремя мириадами людей: но там, конечно, мы имеем дело с видением. В Телестерионе Перикла и Римском Телестерионе могло разместиться около 3000 верующих, а во втором – немного больше.

(138) IG, V, 1390, l.40 и l. 145: преступники должны были быть побиты, и была предусмотрена статья расходов на «носителей палки», ṕαβδοϕόροι. Sylloge⁴, vol. 2, No. 736, ряд 150.

(139) Плутарх, Arist., 27.

(140) Павсаний, I, 2, 4. Полидей, I, 32. Существовало место Диониса в театре ìϵρέως ìακχαγωγού.

(141) W. Judeich, Topographie von Athen , 2nd ed., стр. 360-362, где библиография. I. T. Hill, The Ancient City of Athens., стр. 34-35. G. Karo, An Attic Cemetery, стр. 38. Травлос, Афины, рис 36.

(142) Плутарх, Фемистокл, 15, сообщает о большом количестве людей. О высказывании Геродота, ранее прим. 137. Foucart, Les mysteres, стр. 324ff дает прекрасную оценку шествию. Ср. E. Pfuhl, De Atheniensium pompis sacris, Berlin, 1900.

(143) Два пограничных камня были найдены в 1871 и 1874 годах. Ср. Άθήναιον, 111, стр. 598. Общий вид шествия изображен на скульптурном основании обетованной статуи Nunnius Nigrinus на рельефе которой мужчины, женщины и дети с бахосами в руках, шествуют в параллельными рядами. См. L. Deubner, Attische Feste, pl. 6, No. 1.

Далее дорога выводила на Священный Путь. Процессия двигалась медленно, но с энтузиазмом и воодушевлением, и дорога и горы, окружающие ее, и эхо повторяло и повторяло праздничные кричи участников:

От факелов пахнуло духом смольным.

Как таинственно! Давай в сторонку встанем и послушаем.

Иакх, о Иакх! Иакх, о Иакх!

Да это – те места, где посвященные

Поют и пляшут. Говорил Геракл о них, как грешник Диагор, Иакха чествуют.

Ты не ошибся. Тихо постоим теперь

И разузнаем все во всех подробностях.

Отходят в сторону.

(Аристофан, Лягушки, строки 340-350)

Роль Иакха стала более значимой после персидского вторжения Ксеркса, поскольку считалось, что молодой Бог помог грекам в борьбе против варваров в битве при Саламине.

Шествие давало себе перевести дыхание вблизи предгорья Парна, между Эгалео и горой Пойкила, пройдя один за другим множество памятников, примыкавших к Священному Пути (144), и достигнув высоты перевала. Там находилось Святилище Аполлона, Бога лавров, основанное Халкин и Дайт на том месте Аттики, «где они увидят бегущую по земле триеру» (145), унаследованное теперь Святой Богородицей, почитаемой в ее прекрасном монастыре Дафни. Оттуда Священный Путь резко спускался к морю, и в ходе извилистого пути открывались перспективы кристальных гор и синих вод. Современная дорога проходит, в общем и целом по древнему Священному Пути к святилищу Афродиты, всего в нескольких минутах ходьбы от моря. Его руины справа от дороги и ниши, вырубленные в скале, являются заметными ориентирами даже сегодня (146).

У храма Афродиты Священный путь отклонялся от направления, которого сейчас придерживает шоссе; он преодолевал холмы для того, чтобы выйти к озеру Рития и достигнуть моря по мосту, о котором мы уже говорили. С этого момента Священный путь и современная дорога еще раз объединяются для оставшейся части пути.

(144) Полемон написал целую книгу об этих памятниках, от которых сохранились всего лишь мизерные фрагменты: FHG , III, стр. 108. Павсаний, I , 36, 3ff,названия некоторых памятников.

(145) Павсаний, I , 37, 7. Они были выполнены по приказу Дельфийского оракула «… принести жерт­ву Апол­ло­ну в том месте Атти­ки, где они увидят бегу­щую по зем­ле три­е­ру. Когда они были у так назы­ва­е­мой горы Пой­ки­лы, им явил­ся дра­кон, спеш­но ухо­див­ший в свою нору; и вот они при­но­сят жерт­ву Апол­ло­ну в том месте».

(146) Святилище, отмеченное Павсанием, I, 37, 7 было изначально распознано и исследовано Камбуроглу и окончательно расчищено и изучено Травлосом (Практика, 1937, стр. 25-33). Ширина Священного Пути установленная Травлосом за святилищем и относительно холмов составляет пять метров.

Как только посвященные пересекли мост, произойдет особое и интересное событие. Оно было известено как krokosis, по имени легендарного Крока, первого обитателя территории, у потомков которого была привилегия вязать шерстяную kroke, ленту цвета шафрана, вокруг правой руки и левой ноги каждого из мистов (147). Каково значение этого ритуала мы не знаем, но, возможно, оно защищало посвященных от злых духов. Дойбнер утверждал, что данный ритуал, krokosis, происходил в Афинах между Боедромионом 15 и 19, чтобы избежать проволочек, которые, естественно, возникли бы, если бы они были по дороге во время шествия (148). Однако ритуал давал посвященным шанс отдохнуть; его назначение было в том, чтобы заполнить время до заката, а затем шествие могло бы продолжить свой путь при свете факела. Возможно, в этот же период отдыха у моря происходило знаменитое появление Фрины. «При великом собрании элевсинцев и на празднике Посейдона», — утверждает Афиней, «при всем честном народе греческого мира, сняла она свои одежды и косы распустила, прежде чем в воду войти». Данное зрелище вдохновило Апеллеса на создание его Афродиты, выходящей из моря (149).

Перед тем, как добраться до места назначения, шествию приходилось пересекать элевсинский Кефисс. На его мосту ждали люди с покрытыми головами, которые выкрикивали оскорбления в отношении важных граждан, участвующих в торжестве (150). Они, в свою очередь, шли молча и, похоже, не обращали внимания. Цель этих gephyrismoi, как их называли, судя по всему, была апотропной; летящие на возбужденных людей оскорбления делались для того, чтобы они были унижены, и не были бы поражены ревнивыми воздействиями злых духов. Безусловно, оскорбления и искусная и грубоватая брань должно быть вызывали немало веселья. И вот в радостном настроении, когда факелы горели, шествие, наконец, дошло до конца Священного пути и внешнего двора Святилища (151).

(147) Bekker, Anecdota, I, стр. 373. Павсаний, 1, 38, 2. Фукарт, цит. произведение, стр. 337.

(148) Дойбнер, цит. произведение, стр. 77.

(149) Афиней, XVIII, 590.

(150) Исихий, s.v. γϵϕυρίς — γϵϕυρισταί, пространства действия на мосту элевсинского Кефисса. Страбо, IX, 400, с другой стороны, пространства действа на афинском Кефиссе. Фукарт, цит. произведение, стр. 335, должным образом соглашается с версией Исихия. Возможно, что два древних автора упоминали о двух разных событиях. Я предполагаю, что упоминание Страбо относится к возвращению посвященных, в том время как Исихий говорит о шествии. Ср. ранее, стр. 280.

(151) Данное шествие достигало Элевсина поздним вечером, что служит указанием на тот факт, что этот день часто называют ϵìκας или двенадцатый день Боедромиона. Плутарх, Kamil., 19. Фокион, 28. Схолия на Лягушек Аристофана, 326: μία τϖν μνστηρίων έστìν ή ϵìκάς, έν ῂ τόν ˇΙακχον έξάγονσι.

Но это потому, что древние греки считали день от заката. Таким образом, 19-й день на закате и следующий день, 20-й, начинался от заката 19-го. Шествие продолжалось и ночью, и после заката 19-го дня, следовательно, 20-й считался днем Иакха.

Затем Иакх встречался во дворе в радостной и игривой манере, и на этом его миссия и содействие подходили к концу. Но если мы установим связь изображения событий, последовавших за прибытием в хоровой песне Лягушек Аристофана, мы должны прийти к заключению, что оставшаяся часть ночи проводилась в пении и танцах в честь Богини (152). В этом дворе, и по окончании периода Писистрата, можно было увидеть колодец Каллихорон, вокруг которого традиционно проводились те танцы, что изображены в танцах на Ниннийской табличке (рис.88). На этой же табличке также изображена ​​кернофория, последний действо этой ночи. Возможно, женщины, несущие на своих головах мистические керносы, исполняли особый танец в честь Богини. Курюниотис предположил, что кернофория проводилась в другое время, когда посвященные не были столь уставшими, что естественно было после долгого дня, после их перехода и активной деятельности. Однако, нам кажется, что это было подходящее время для окончания шествия и момента прибытия в Святилище, где Богиня встретит своих верующих и будет признательна за их представление; последнее действие, в котором Иакх, что изображен на Ниннийской табличке, будет участвовать, а затем исчезнет с места празднования. Сегодняшние религиозные процессии и учения, проводимые в великих святынях христианского мира, демонстрируют нам, что рвение предвосхищенного верующего позволяет ему действовать даже за пределами обычной человеческой выносливости. Да, танцы и кернофория были подходящим завершением захватывающего дня. Наконец, толпа разойдется, и будет искать убежище и отдых в одном или другом общежитии возле Святилища, или встретит гостеприимство в домах и на виллах друзей. Так заканчивалось одно из самых ярких религиозных шествий и торжеств древнего мира, и тот, кто проходил мимо посвященных, заряжался энтузиазмом и восхищением.

Возможно, нам стоит отметить, что за долгую жизнь культа только единожды шествие было отменено, хотя оно и было начато; это произошло, когда новости о захвате Фивы Александром Македонским достигли Афин, то празднование было свернуто. В ходе Пелопоннесской войны, когда перемирие было невозможно, церемонии на Священном пути были значительно сокращены, а после оккупации Декелеи со спартанцами шествие продолжалось морем в Афины и из них. Алкивиад, по возвращении в Афины, осмелился возобновить сухопутную процессию, но ему пришлось использовать всю армию афинян для защиты от внезапных вторжений.

Что происходило после шествия, и длинного ночного кутежа после него? Когда начиналось настоящее празднование Мистерий, когда начиналось настоящее телете?

(152) Это было παννυχìς «длящееся всю ночь», как указано у Еврипида, Ион, 1074.

Большое количество информации содержится в надписях, которые были официальными записями Святилища и государства, а также в трудах древних авторов, посвященных Мистериям, проводимым открыто и засвидетельствованные всеми, резко контрастирует с нехваткой доказательств того, что же происходило в Святилище во время священных ночей посвящения (153).

Шестой день: Боедромион 20, ночь с 20 на 21 день (Телете).

По-видимому, двадцатый день использовался в качестве отдыха, поста, очищения и жертвоприношения. Пост считался наиболее важной составляющей для полного очищения и избавления тела от греха. Кроме того, в Элевсине, он соблюдался в качестве поминовения и подражания голоданию Деметры после похищения Коры. Пост мог быть как частичным, так и полным. Порфирий (154) сообщает нам, что посвященным не разрешалось есть определенные виды рыбы – красная кефаль, налимы, чернохвостая рыба сержант, местных птиц и особенно петуха, священного для Персефоны, фасоль, гранаты, яблоки, плоть животных, не должным образом убитых, и яйца. Им не разрешалось касаться мертвого тела или женщины, которая только что родила ребенка. Они, по-видимому, воздерживались от вина, следуя примеру Деметры в отказе от вина, предложенного ей Метанирой. Разумеется, мы не можем быть уверены, что список табу Порфирия применим исключительно к элевсинскому культам, но подобные ограничения, направленные на очищение, по-видимому, являются общим достоянием тайных культов древнего мира (155). Частичный пост, конечно же, соблюдался всеми посвященными по поручению и под наблюдением мистагогов, и, возможно, до того, как они фактически допускались к посвящению, им необходимо было заявить, что они не ели ни один из запрещенных продуктов (156).

Конечно же, полный пост должен был бы происходить в полном соответствии с полным голоданием Деметры и, возможно, посвященные придерживались его в течение первого дня их размещения в Элевсине. Данный полный пост, возможно, подходил к концу принятием кикеона, специального напитка, опять таки элевсинского, в соответствии с подобным же опытом Богини, которая отказалась от красного вина, и попросила муку, смешанную с водой и нежной мятой для питья (157).

(153) Эти ночи были известны как μνστηριώτιδες, обычно переводятся как «мистические». Поскольку в нашей терминологии «мистические» означает нечто иное, чем «ночи тайн», мы избежим термина «мистические ночи». Случайное использование «мистических ночей» следует понимать как «ночи, в течение которых в Элевсине проводились тайные обряды Деметры». В течение дня, по-видимому, активность была снижена и происходило это по причине того, что посвященные отдыхали.

(154) Порфирий, De Abstin., IV, 16. Ср. Arbesmann, «Das Fasten bei den Griechen und Romern», Retigionsgesch. vers, und Vorarb, 21.1 (1929), стр. 19ff и 77ff, где установлены катартические и апотропные качества поста. Древние верили, что через пост достигается чистота тела, души и усиление духовности

(155) Ср. Диоген, Laertios, VIII, 33.

(156) Ср. Либаний, Or. Corinth., IV, стр. 356 (Reiske).

(157) Гимн, строки 49, 200-201, 208ff.

Смешивание напитка не было редкостью в первые годы греческой традиции, и мы находим упоминанием об этом как в «Илиаде», так и в «Одиссее» (158).

В религиозной традиции людей, возможно, это началось как обряд, созданный малыми сельскохозяйственными сообществами, чтобы прекратить пост, который был частью сельскохозяйственного празднества. Постепенно он стал символическим телете в честь Богини сельского хозяйства. Гимн, в описании примерно того, что происходило, приписывал начало обряда самой Богине и вменял ей описание его состава. Мы вполне можем это понять, но задаемся вопросом, связано ли какое-либо мистическое значение с употреблением кикеона. И строка, следующая за заявлением Метаниры о соответствии инструкциям Богини: «δεξαμένη δ` óσíης ěνεκεν πολνπóτνια Δηω» (стих 211), не помогает прояснить суть; на самом деле это вызвало значительную неопределенность. Большое количество толкований было предложено в попытке установить его суть (159). Эвелин-Уайт растолковал его: « …таким образом, великая царица Део получила его для соблюдения таинства», и Аллен Сикес понимает как «соблюдение таинства». Подобные интерпретации были выдвинуты другими людьми и к употреблению кикеона, таким образом, ему был приписан сакраментальный характер. Возможно, Делатте прав, сравнивая этот стих с отрывком из «Ифигении в Тавриде» Еврипида (ряд 1461), где подобное выражение, безусловно, означает «en vue de l’etablissement d’un rite et pour que la deesse obtiente les honneurs». Независимо от смысла данной версии, мы считаем, что действие употребления кикеона было одним из религиозных воспоминаний, соблюдение действий Богини, и не подразумевало таинственного мистического значения (160). Возможно, оно помогало ввести посвященного, принимающего участие, в надлежащее ментальное состояние, соответствующее перенесенным Богиней страданиями.

(158) Прекрасное и полноценное рассуждение о кикеоне смотри A. Delatte, Le Cyceon brewvage rituel des mystères d’Eleusis, Paris, 1955, где полная библиография. В Илиаде, XI, 624-641, Гекамед смешивает напиток для раненного Махаона с прамнейским вином и в нем же: «натерла козьего сыра
Теркою медной и ячной присыпала белой мукою». Подобный же напиток, но с другим действием, был замешан Кирке в Одиссее, 10, 234.

(159) Полное обсуждение смотри Delatte, цит. произведение, стр. 40ff.

(160) Замысел об общении с божеством, осуществляемое посредством принятие кикеона, был развит Loisy в Les mystères paiens et le mystère Chrètien, стр. 69, и сакраментальное свойство поддерживается Wehrli, «Die Mysterien von Eleusis», ArchRW, 31 (1914), 89-98. Джевон утверждал, что «пшеница и оргия» изначально являлись тотемами в Элевсине, и посредством питья кикеона пытались усилить свое воссоединение с духом жатвы, проживающим в них; когда позднее исчезли тотемные концепции, дух урожая стал характерной чертой двух Богинь, с которыми, как полагали посвященные, они воссоединялись посредством питья кикеона. Таким образом, он приписывал кикеону сакраментальный характер («Введение в историю религии», стр. 365ff). Данная гипотеза, основанная на антропологических концепциях и примитивных параллелях, противоречит известным фактам об элевсинском культе. Ср Farnell, цит. произведение, III, стр. 194ff.

Мы не знаем, вкушали ли кикеон посвященные по одиночке, группами или по общинной договоренности, но, возможно, что питье кикеона приходилось на самое начале действия посвящения, возможно, что в течение первого дня в Элевсине. Я утверждаю, что время данного ритуала соответствовало жизнеописанию Богини. Она выпила кикеон в самом начале своего пребывания в Элевсине. Мистаи, в подобной же форме, приобщались к напитку в самом начале своего финального посвящения, возможно, после того, как в Святилище были принесены жертвы, которые ознаменовали начало празднования.

Главное жертвоприношение в честь Деметры, Персефоны и других элевсинских богов вновь находилась под надзором Архонта Базилевса, его paredros и эпимелетаев, которые возносили молитвы от имени Афин и его людей. Даже эфебы принимали участие в этом жертвоприношении, принося в жертву вола и чашу. Возможно, что именно в этом время, pelanos, большие лепешки из ячменя и пшеницы, которые были собраны на священной Рарийской долине, предлагались Богам, Эвмолпами, имеющим право определять, какое количество и какому божеству будет принесено из них (161). Таким образом, отдохнувшие, очищенные, сделав жертвоприношения, посвященные были готовы получить великое откровение. Было желательно, чтобы они надели новую одежду, которую они приносили для данного случая.

Что происходило в огороженном месте Святилища, где раскрывались Мистерии? Что мы увидим, если последуем за ожидающими паломниками у входа за священную ограду? Возможно, у самых внешних ворот Пропилеи, посвященные проходили досмотр и тщательно инспектировались на пригодность к освидетельствованию, что были установлены и разработаны мистагогами. Возможно, именно тогда им давались указания о том, как двигаться дальше: «Тем, кто входит в теменос Элевсина, излагалась программа, и не продвигаться внутрь адитона», — пишет Прокл (162).

(161) IG, II², 140, l.19. Sylloge⁴, vol. 1, No. 83, l.36 и No. 200, l.17.
(162) Прокл, Diadochos in Alkib., I, 5, стр. 288.

Возможно, именно тогда их имена записывались на деревянных скрижалях, хранящихся у священников, и их венки из мирта заменялись венками из лент, эмблемой их причастности к божеству (163).

Что дальше? Затем уже церемония действительно начиналась и посвященные по видимому проходили через обязательное переживание, которое возможно наполняло их трепетом и волнением, но в том числе переполняло блаженством и радостью. Что же за переживания это были? Мы можем быть точно уверенны в том, что ритуалы включали в себя три отличных друг от друга элемента: δρώμϵνα (дромена, которая ставилась на сцене), δϵικνύμϵνα (дейкнимена, показ священных предметов) и λϵγόμϵνα (легомена, слова, которые произносились). Что это были за элементы? Есть ли способ установить их природу и значение, которое они содержали для посвященных? Давайте взглянем на что, что мы можем увидеть через завесу секретности, что скрывала их от глаз столь много и много поколений.

Дромена.

Не может быть никаких сомнений в том, что по крайней мере часть дромены по крайней мере была священным зрелищем, презентацией истории Деметры и Персефоны. Такое зрелище, сопровождаемое музыкой, пением и вымеренными шагами, но с очень небольшими пояснительными словами и без диалога, могли бы быть очень впечатляющими и способствовать появлению ощущений страха, печали, отчаяния и радости, которые могли бы, как в трагедии, быть причиной катарсиса.

(163) CIA, IV, 1, стр. 169, No. 25, IC вдоль линии 172, No. 225c. Ephem, 1885, стр. 150, No. 26, где Иерофант коронует Императора в начале телете.

Но где же можно было бы поставить столь полное представление истории? Большинство ученых полагают, что все зрелище ставилось в Телестерионе. Я полагаю вместе с Керном (165), что история развивалась в и за пределам Телестериона, вокруг основных ориентиров, которые, как предполагается, были освящены реальным опытом и присутствием Деметры. Возражение о том, что они не могли проводиться открыто, потому что, таким образом, они могли быть подвергнуты показу непосвященных, несостоятельно, поскольку часть, находящаяся за пределами Телестериона, все еще относилась к месту Святилища, другими словами в пределах высоких стен, через которые никто не мог проникнуть на празднованием. И поэтому посвященные могли стоять на ступенях террасы Священного Пути (рис. 49 и 4, № 21) и свидетельствовать о прибытии Богини в Элевсин; они могли делиться своим горем, когда она безутешная сидела на «Скорбном камне» (166), у которого ее могли найти дочери Келея; потом они могли скитаться по Священному Пути в Святилище и по главной террасе храма, пытаясь найти Кору; они могли собраться снова, и открыть Плутонион, чтобы увидеть Персефону, поднимающуюся из низшего мира; они могли радостно сопровождать Кору в Телестерион и размахивать своими зажженными факелами, и они могли представить себе радость богинь, нашедших друг друга в их воссоединении, совершенного вне смертного круга, в Анактороне, святая святых Святилище. На самом деле, зрелище происходило посреди ночи с чередованием света и тьмы, с музыкой и даже пением заклинаний, возможно, могло превращаться в незабываемые переживания; участие посвященных в его разворачивании могло бы сохраниться как уникальное, и как источник радостных воспоминаний и ярких надежд на всю оставшуюся жизнь. Те из нас, кто участвовал в службах Страстной недели, всегда возвращаются к тем радостным переживаниям и возросшей надеждой.

В отличие от людей в театре, которые были просто зрителями представляемой трагедий, исполнители, вероятно, выполняли определенную роль в дромене и, таким образом, могли более полно поделиться опытом Богини и, возможно, из-за этого могли почувствовать себя ближе к ее божественному присутствию. Возможно, они достигали восприятия доступного христианам наших дней, которые придерживаются и даже участвуют в дромене Страстной недели. Рассказ о похищении, о странствиях Деметры, о ее прибытии в то место, где находились посвященные, о ее пребывании с Келеем и Метанирой, о печали и горе, которые сопровождали ее во время ее уединения в храме, о воссоединении матери и дочери, и под конец распространение божественных благословений и благ для посвященных, которые в некотором смысле замещали древних элевсинцев, введенных в мистическую тьму ночи и в свете факелов, могли пройти незабываемые переживания. История была старой и хорошо известной, но так же были еще мифы, которые использовались писателями греческих трагедий; это был способ, при котором рассматривалась история, смысл связанный с ней и ее раскрытие в том самом месте, которое, как считалось, было освящено Богиней. В конце концов, именно Аристотель заявил, что посвященные не собирались что либо узнавать, но они должны были страдать, чувствовать, испытывать определенные впечатления и психические настроения (164). Конечно же, история могла бы спровоцировать на подобные переживания, особенно если сами посвященные принимали определенное участие в ее реконструкции. Что же за часть это могла быть? Возможно, посвященные отправлялись на поиски Персефоны, скорбя о ее исчезновении, надеясь на получение известия о ней, обрадованное обещанием ее появления, и наконец ликующие по ее возвращению и воссоединению с матерью; все это происходило там, где изначально оно и должно было происходить, в свете мистического факела!

Но где могло быть поставлено столь полное представление истории? Большинство ученых полагают, что весь торжество ставилось в Телестерионе. Я же полагаю, как и Керн (165), что история развивалась внутри и во вне Телестериона, вокруг самих ориентиров, которые, как предполагается, были освящены фактическим переживанием и присутствием Деметры. Возражение о том, что они не могли быть проведены открыто, потому что, таким образом, они бы подверглись показу непосвященным, недействительны, поскольку часть, находящаяся за пределами Телестериона, все еще проходила к рамках Святилища, другими словами в пределах места обнесенного высокими стенами, через которые не мог проникнуть ни один человек, несвязанный с празднованием.

(164) Аристотель apud Synesios, Orat., 48: τούς τετελϵσμένους ού μαθϵîν τι δϵί, άλλά παθϵîν καί διατϵθηναι γϵνομένους δηλονότι έπιτηδείους.

(165) О. Керн, Die griechischen Mysterien der classischen Zeit , стр. 75-76. Тем не менее, Керн утверждал, что все, что было поставлено на сцене, не было άπόρρητον, тайной, так как некоторые из цен были изображены на произведениях искусства. Данное представление не может быть правдой; у нас нет каких-либо подробностей секретов телете, а чего то другого также нет. То, что изображено на предметах искусства, не являлось часть телете.

И поэтому посвященные могли стоять на ступенях террасы Священного Пути (рис. 49 и 4, № 21) и свидетельствовать о прибытии Богини в Элевсин; они могли делиться своим горем, когда она сидела безутешная у «Скорбного Камня» (166), у которого ее обнаружили дочери Келея; в таком случае они могли странствовать по Священному Пути в Святилище и по главной террасе храма, чтобы найти Кору; опять же они могли собраться вместе, чтобы открыть Плутонион, чтобы увидеть Персефону, поднимающуюся из низшего мира; они могли сопровождать Кору в Телестерион с радостью и размахиванием своих зажженных факелов, и они могли представить себе радость Богинь, находящих друг друга в своем воссоединении, совершенного вне смертного кена, в Анактороне, святая святых Святилище. Действительно торжество происходило посреди ночи с чередованием света и тьмы, с музыкой и даже пением призывов, возможно, превращалось в незабываемый опыт; и участие посвященных в его раскрытии могло бы оставаться уникальным и источником счастливых воспоминаний и ярких надежд на всю оставшуюся жизнь. Те из нас, кто участвовал в службе Страстной недели, всегда возвращаются к пережитому опыту с радостью и возвышенной надеждой.

Стремление представить священное зрелище не базируется только на фантазии. То здесь, то там мы получаем обрывки информации, которая вплетается в целый рисунок. Конечно, наши источники стары и не очень надежны, но все же можно доверять тем высказываниям, которые не были сделаны под влиянием синкретизма и гностиков. Климент Александрийский объясняет: «Деметра и Кора стали объектами мистической драмы, и Элевсин празднует при свете факелов похищение дочери и печальные блуждания матери» (167). Отрывок из Тертуллиана, в котором благожелательный отец неверно истолковывает данное действие, предполагая, что похищение являлось частью драмы: «Почему жрица Деметры ушла, если сама Деметра выстрадала такого рода обстоятельства?» (168) — спрашивает раннехристианский апологет. Лактанций сообщает нам, что «в Мистериях Деметры всю ночь с зажженными факелами они ищут Персефону, и когда она будет найдена, весь ритуал будет завершен с благодарением и отбрасыванием факелов» (169).

(166) Интересно, что в Гимне говорится о том, что Богиня сидела не у источника, а рядом с парфенонским колодцем по дороге. Таким образом, посвященным не пришлось бы выходить за пределы огражденное стеной Святилища до того, чтобы увидеть Каллихорон, как он был позже назван, и увидеть Богиню, недавно прибывшую в Элевсин. Рассказ о человеке, который поднялся на скалу, чтобы увидеть празднование, сохранилось в Aelian, Fragm. 58, 8, безусловно, указывает на то, что часть празднования проходила за пределами Телестериона.

(167) Клемент, Protreptikos, II, 12.

(168) Тертуллиан, Ad Nat., II, стр. 30. О его объяснении смотри Приложение, ниже, стр. 310.

(169) Лактанций, Div. Inst., epitome., 23. Кстати, на Пасхальной службе греческой православной церкви верующие несут зажженные свечи, которые они вскидывают над головой вверх и вниз, когда радостная весть о воскрешении объявляется священником, совершающим богослужение.

Схоласт Феокрит цитирует заявление Аполлодора: «Иерофант имеет привычку звонить в так называемый гонг, когда Кору призывали по имени» (170). Каким бы ни было смысл последних трех слов, факт остается фактом: в ходе дромены давался какой-то сигнал.

Ограничивалась ли дромена только представлением мифа о похищении и странствиях Деметры? Включала ли они другие действия? Фукарт, великий ученый Элевсинских мистерий, которому мы так обязаны, утверждал, что на сцене ставилось больше и акцентировал внимание на информацию, содержащуюся в отрывке из эссе Фемистия «О душе», сохранившемся у Стобея и взятом из Плутарха. «Душа», — гласит этот знаменитый и часть неправильно употребляемый отрывок, «(с точки зрения смерти) получает тот же опыт, что и те, кто посвящается в великие мистерии … сначала блуждает и торопливо мечется туда и обратно, и путешествует с опаской в темноте, как непосвященный: затем приходит все ужасы перед окончательным посвящением, содрогание, дрожь, потливость, изумление: и затем она под воздействием благоговейного страха посредством чудесного света, она принимается в чистые сферы и луга, с голосами и танцами и величием святых звуков и форм: и среди них тот, кто прошел посвящение, блуждает свободно, высвобождается и его голову венчает венок, он присоединяется к общению с божественным, и соответствует чистому и святому человеку, созерцающему тех, кто воплотился здесь будучи непосвященным, нечистым полчищем, попирающим его ногами и втаптывающим в грязь и мглу, пребывая в своих страданиях из-за страха смерти и недоверия к таким благословениям …» (171).

Главным образом, опираясь на данный отрывок, Фукарт утверждал, что дромена также содержала в себе симулированное путешествие миста через районы низшего мира, извилистые пути, где в темноте они могли видеть всевозможные явления, phasmata, которые могли вызывать содрогание, испарину и ужас. И затем мистаи переходил бы на приятные взору луга Элевсинской равнины, освещенные чудесным светом: среди этих лугов и в общении среди других святых людей они увидели бы образ благоприятного пребывания, обещанного Богиней посвященным. Видения и странствия низшего мира, как он утверждал, ставились в Телестерионе, в то время как благостная сцена показывалась посвященным в течение второго рассказа. В отрывках Платона (172) он нашел аргументы, усиливающие его убеждение, которые, однако, не способны избавить от сомнений, высказанных в знаменитом отрывке Фемистия. Мы можем признать, что языческий писатель времен Юлиана отразил некоторые впечатлениях от Мистерий Элевсина, предложенных, по-видимому, Плутархом, но мы также можем утверждать, что он был в замешательстве в своей информации и идеях.

(170) Апполодор, Fragm. 36 (Muller). Смысл утверждения не совсем ясен. Мы следуем интерпретации Фарнелла (цит. произведение, стр. 175). Фукарт (цит. произведение, стр. 34) объясняет, «когда Кора призывает на помощь». Примечательно, что гонг упоминается со словами «так называемый»; возможно, оно может служить указанием на необычный характер данного инструмента и незнание его публикой.

(171) Стобей, IV, стр. 107 (Meineke).

(172) Фукарт, цит. произведение, стр 392ff.

Мы не можем знать, например, где его описание относится к душе, а где к Мистериям; где заканчивается предположение и начинается реальность; мы не можем знать, какая часть его высказывания основана на элевсинских ритуалах и что на других ритуалах, например, на Орфических Мистериях. Картина святых людей на Элевсинской равнине обычно типична для орфических, как впрочем и ужасы, намекающие на страдания и грязь, в которых в состоянии страха пребывают непосвященные (173). В его описании чувствуется влияние проповеди и обрядов так называемых Orphiotelestai, странствующих шарлатанов-священников Орфизма, который внушали столько страха и даже ужас у людей в Греции. И мы должны вспомнить, что, когда Фемистий говорит о переживаниях тех, кто посвящается в великие тайны, он не указывает ритуалы, которые он имел в виду; и, несомненно, Орфические Мистерии считались великими тайнами.

Из его отрывка всплывают две картины: посвященные, которые живут в «чистых регионах и лугах» и образуют «божественное общение», соприкасающееся «с чистыми и святыми людьми», и вторую картину непосвященного, «нечистую орду, попираемую под ногами … и сгрудившуюся в грязи и тумане». Интересно сравнить эти две картины с утверждениями Сократа в платоновском Федоне (69 C) и у Диодора (I, 96). Согласно последнему, «наказание неправедных в Аиде, луга праведных и фантастические представления, распространенные среди многих … были привнесены Орфеем в подражание египетским похоронам». С другой стороны, Сократ заявляет, что «те люди, которым мы обязаны учреждением таинственных обрядов, не должны быть презираемы, поскольку они на самом деле давно дали понять истину, заявив, что все те, придет в Аид, не будучи посвященным в ритуалы, будет лежать в грязи, в то время как тот, кто прошел их, очистившись и получив посвящение, будет пребывать с Богами. Потому что на самом деле, со слов авторитетных источников, многие, кто несет жезл, но немногие из них являются Bacchoi». Олимпиодор разъясняет данное утверждение дальше, комментируя, что Сократ пародирует утверждения Орфея как раз в той же степени, что и цитирует строфу о жезлоносцах в процессии. Очевидно, что две картины Фемистия, луга, в которых живут посвященные, и грязь, в которой находятся непосвященные, как оказалось, произошли из орфических учений (174).

(173) Ужасы Аида были использованы Орфиками и Orphiotelestai, в противников которых мы находим среди многих резких заявлений в трудах древних авторов. Ср. особенно W.K.C. Guthrie, Orpheus and Greek Religion, стр. 156ff – замечательное сравнение Орфической доктрины относительно Элевсинского культа.

(174) Ср. выводы Гатри, цит. произведение, стр. 163, что мучение будучи погребенным в грязь связано с орфическими идеями чистоты. К доктринам орфиков, а не к элевсинским обрядам относится известное заявление Диогена, бесстыдное по своей сути в ответ на призывы афинян стать посвященными: «Было бы забавно, если бы Агесилай и Эпаминонд пребывали в грязи, в то время как некоторые люди, не имеющие никакого отношения, будут жить на островах Блеста просто потому, что они были посвящены » (Диоген Лаэртский, VI, 2, 39).

Картины Фемистия отражены в словах Адиманта, которые можно найти у Платона в его Государстве. «Мусей и его сын», те, кто являются основоположниками Орфических мистерий, «уделяют ὃσοι (праведникам) от богов блага увлекательнее этих: согласно этому учению, когда те сойдут в Аид, их укладывают на ложе, устраивают пирушку для этих ὃσοι (благочестивых людей) и делают так, что они проводят все остальное время уже в опьянении, с венками на голову … А άνόσιοι (людей нечестивых) и неправедных они погружают в какую-то трясину в Аиде и заставляют носить решетом воду… Нищенствующие прорицатели околачиваются у дверей богачей … У жрецов под рукой куча книг Мусея и Орфея … они называют telete (посвящением в таинства); это будто бы избавляет нас от загробных мучений, а кто не совершал жертвоприношений, тех ожидают ужасы» (175). Никто иной, как ученый как Плутарх комментирует, что Платон заправляет вышеупомянутым на этих πϵρί τόν Όρϕϵα» (176).

Напротив же, наш единственный литературный источник Элевсинского культа, Гимна Деметре, не угрожает непосвященным перспективой жалкого существования в грязи и мгле. В действительности «счастливы те из людей земнородных, кто таинство видел. Тот же, кто им не причастен, по смерти не будет во веки доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном (177). Учеными обычно принимается то, что Лягушки Аристофана подразумевают элевсинский культ, что посредством поэтической речи он передает нам некие образы об открытой части Мистерий Деметры. Он изображает Геракла, предупреждающего Диониса и Ксантиа, своего сослуживца, что по пути в нижний мир они натолкнутся на «грязь ужас­ная, Навоз без­дон­ный. В нем зары­ты греш­ни­ки. Кто чуже­зем­ца оскор­бил заез­же­го, Кто маль­чи­ка облапав, не пла­тя, удрал, Кто мать род­ную обес­че­стил, кто отца по мор­де стук­нул, кто поклял­ся крив­дою… и выпи­сал на память стих из Мор­си­ма» (178). Дионис и Ксантий увидели в море грязи отцеубийц и проклятых. Среди грешников мы не находим тех непосвященных в Элевсинские Мистерии, кто должны были бы прозябать в грязи согласно концепции присущей Элевсину.

(175) Платон, Государство, 363ff.

(176) Плутарх, Comp. Kimon. et Lucull., I, стр. 521.

(177) Гимн, строки 480-482.

(178) Аристофан, Лягушки, строки 145ff и 272-273 (перевод В.В. Rogers).

Действительно, ад, исполненный ужаса и наказания за моральную нечестивость, приравняли к непосвященному, что безусловно является отражение орфической концепцией (179), и согласно этой концепции Фемистий рисовал свои картины.

(179) Ср. Горгий Платона 493а, где излагается, что это был «гениальный мифотворец, возможно некий сицилианец или итальянец, которого научили, что непосвященный приравнивается к слабоумному, похотливому и невоздержанному. И мифотворец ухватился за это утверждение, сделанное каким-то мудрым человеком, «который в это время был уже мертв и покоился в гробнице». Конечно же, последнее утверждение является базовой теорией Орфиков и отражено у Кратила (4 век до нашей эры), где различие проводится между soma и sema, и где непосредственно последователям Орфея приписываются «удерживание души подвергающейся наказанию … и эта оболочка (тело) вокруг него, как тюрьма, не позволяет ей убежать». По-видимому, что странствия души, ее неуверенность и торопливость по извилистым дорогам являются отражением заявления Платона, которые, в свою очередь, являются отражением орфической мысли. В Федоне,108, Сократ, дискутируя о путешествие души в Аид, утверждает, что некоторые души, очевидно, недостаточно организованные, «если душа уме­рен­на и разум­на, она послуш­но следу­ет за вожа­тым, и то, что окру­жа­ет ее, ей зна­ко­мо. А душа, кото­рая страст­но при­вя­за­на к телу, как я уже гово­рил рань­ше, дол­го вита­ет око­ло него — око­ло види­мо­го места, дол­го упор­ст­ву­ет и мно­го стра­да­ет, пока нако­нец при­став­лен­ный к ней гений силою не уведет ее прочь». Путешествие в Аид непросто, потому что дорога в Аид это не ясный путь, как и говорил Эсхил в своем Телефе, и имеет много «разветвлений и разломов пути», и опасность для того, кто идет один, реальна. В этот момент создается впечатление, которое пытается передать Фемистий. Однако, прежде чем сделать данное заявление, Сократ повторяет учение о перевоплощении души и суде над ней. «Рас­ска­зы­ва­ют же об этом так. Когда чело­век умрет, его гений, кото­рый достал­ся ему на долю еще при жиз­ни, уво­дит умер­ше­го в осо­бое место, где все, прой­дя суд, долж­ны собрать­ся, чтобы отпра­вить­ся в Аид с тем вожа­тым, како­му пору­че­но доста­вить их отсюда туда. Обре­тя там участь, какую и долж­но, и про­быв­ши срок, какой долж­ны про­быть, они воз­вра­ща­ют­ся сюда под води­тель­ст­вом дру­го­го вожа­то­го, и так повто­ря­ет­ся вновь и вновь через дол­гие про­ме­жут­ки вре­ме­ни. Но путь их, конеч­но, не таков, каким его изо­бра­жа­ет Телеф у Эсхи­ла. Он гово­рит, что доро­га в Аид про­ста, но мне она пред­став­ля­ет­ся и не про­стою и не един­ст­вен­ной: ведь тогда не было бы нуж­ды в вожа­тых, пото­му что никто не мог бы сбить­ся, будь она един­ст­вен­ной, эта доро­га. Нет, похо­же, что на ней мно­го рас­пу­тий и пере­крест­ков: я сужу по свя­щен­ным обрядам и обы­ча­ям, кото­рые соблюда­ют­ся здесь у нас» (Федон, 107Е: перевод Р. Хакфорт, Кембридж 1955). Разумеется, теория реинкарнации является орфической доктриной, и, поэтому судя по всему, Сократ будучи под впечатлением от данной доктрины высказался о блужданиях души, отражение чего мы находим у Фемистия. Комментируя цитируемые цитаты, профессор Хакфорт пишет: «Первая страница данного мифа (107D-108C) — это впечатляющий эскиз, который будет дополнен позже (113Dff), взятый из орфической или пифагорейской доктрины», и он добавляет, предупреждая, что «эсхатологические мифы не следует рассматривать как явное переписывание некой Орфической Книги Мертвых». Ссылка на 113Dff об идеи, высказанной в отношении Земли и Тартара, бездонной ямы, представленной как пропасть; там опять таки орфический язык. В другом месте (Горгий, 524A) Платон упоминает разветвление дорог, одна из которых ведет к Элевсину, а другая в Тартар. Разветвление, изображенное как извилистыми пути Фукарта, является типичной пифагорейско-орфической концепцией, на которой основатели базировали свое мистическое значение Y.

Если от наших литературных источников мы обратимся к фактическим останкам Святилища Деметры и его Телестериону, и попытаемся отправиться в нижний мир со всеми его сопутствующими ужасами и ловушками, нам следует согласиться с Ноаком, который указал, что такие сцены действий были бы невозможны в этом здании; что никакой техники для создания явлений, условий и эффектов, постулируемых Фукаром и его последователями, никогда не существовало; что ссылки на расходы, связанные даже с самыми элементарными постановками, упоминаются в сохранившихся списках расходов, записанных на камне (180). Кроме того, нет никаких подземных комнат и проходов, в которые мистаи могли бы спуститься, чтобы получить представление об Аиде. Вера, раскрывающаяся в сердцах героев, инициированных в Мистерии, была вызвана не просмотром ужасов нижнего мира, а их убеждением в том, что посвящение обеспечивало им связь общения и дружбы с августейшими божествами, контролирующими этот мир. Эффект страха и трепета могли быть вызваны простыми действиями, различными деталями священной драмы, затемнением и освещением зала в процессе посвящения, торжественной музыкой и призывами. Понятно, что Инферно Данте или любой другой ад не имел отношение к Элевсину и его Мистериям. В конце концов, люди древнего мира, особенно в дни кристаллизации обрядов Элевсина, в дни написания Гимна, не мучились или в принцип не беспокоились о понятии низшего мира, как христиане средневековья. Мистерии не снабжали их подробными инструкциями о том, как добраться до нижнего мира и как себя в нем вести, как Книга мертвых, или надгробные плиты последователей Орфизма (181). Таким образом, мы не можем делать выводы о том, что предложения Фукарта несостоятельны, и имитация путешествия в нижний мир не была частью дромены.

Климент Александрийский ответственен за точку зрения, по которой synthema или поручители использовались посвященными в Элевсине (182). На основании его заявления современные ученые разработали достаточно много теорий о дополнительной деятельности в Телестерионе в течение ночей Мистерий. Мы подробно рассмотрим эти теории в Приложении, потому что они требуют тщательного изучения и анализа. Здесь же мы можем констатировать, что эти теории не подтверждаются фактами, как мы можем определить их на текущий момент.

(180) Ноак, Элевсин, стр. 236 ff.

(181) Ср Olivieri, Lamellae aureae Orfhicae, 1915.

(182) Clement, Propreptikos, II, 18p.

По-моему, некоторые ученые ошибочно считают, что миссия Триптолема была частью дромены. Сам факт того, что, начиная с шестого века до нашей эры, миссия так часто представлена ​​в искусстве, доказывает, что она не принадлежит к секретным обрядам, которые не могли быть разглашены. Если бы не было разрешено раскрывать какую-либо часть обрядов из уст в уста, как могло быть разрешено раскрывать их с помощью постоянных форм искусства? Тот факт, что миссия не упоминалась в Гимне, является доказательством того, что она не была частью оргии, установленной самой Богиней. В этой связи мы можем вспомнить знаменитое заявление Исократа о том, что Деметра пожаловала афинской земле двойной дар, который является самым великим, когда-либо дававшимся человечеству: дар телете (из Мистерий) и дар плодоношения – продукт земли (183). Триптолем и его миссия принадлежат не к дару телете, а к продукту земли. Павсаний в своем описании поездки в Элевсин упоминает, что относится к Триптолему, потому что Триптолем и его святыни не принадлежат к телете; и видение запретило ему описывать то, что было в стенах Святилища, принадлежавшего Богине и ее Мистериям (184).

Другое важное действие, связанное с Мистериями, также может быть уверенно устранено, хотя за него держится большинство, чуть ли не все ученые; это вера в то, что Священный брак íϵροϛ γάμοϛ был частью дромены. Подобные священные браки не являются редкостью в тайных культах языческого мира, но, как мы увидим в Приложении, ему нет места в Элевсинских Мистериях (185).

У Прокла в Тимее 293C мы находим замечательное утверждение, которому было отведено место в Мистериях Элевсина. «В элевсинских ритуалах», говорится в заявлении, «они смотрели на небо и громко кричали «дождь», они смотрели на землю и кричали «зачинай» (186). Та же самая формула точно определена Ипполитом как великая тайна Мистерий. Данное изложение звучит как часть примитивного сельскохозяйственного обряда (187), но Фукарт утверждал, что посвященные кричали «дождь» и «зачинай», когда собирались перед подземной полостью, где, как предполагалось, иерофант и жрица свершают свой священный брак и где «on se preparait la naissance de l’enfant divin»(188).

Примечательно, что на краю источника у Дипилонских ворот Афин была вырезана надпись, в которой говорится: «О Пан, о люди, возрадуйтесь, прекрасные нимфы, зачатие дождем, преисполнено» (189).

(183) Исократ, Paneg. 28.

(184) Павсаний, I, 38, 6.

(185) Ниже, Приложение, стр. 311ff.

(186) Прокл в Тимее 293C. Ср. Aug. Lobeck, Aglaophamus sive de Theologiae mysticae Graecorum causis, стр. 782. Ипполит, Philosophoumena, V, 7, 34.

(187) Ср. Фарнелл, цит.произведение, стр. 185.

(188) Фукарт, цит. Произведение, стр. 495-496.

(189) «O Pan, O Month, be of good cheer . . .” BCH, 20 (1896), стр. 79.

Если бы «дождь зачинай» был, как утверждает Ипполит, великим и непередаваемым секретом Элевсинских мистерий, осмелились бы они нанести его на источник, открытый на общественное обозрение? Данное выражение подходит для простых сельскохозяйственных обрядов, и если мы не придаем ему священного значения, мы можем согласиться с тем, что оно использовалось во время некоторых элевсинских празднеств, которых было так много; но, разумеется, он не был частью дромены или Священной формулой Мистерий. Давным-давно Ленорман предположил, что он использовался на Plemochoai, но опять же воззвание на источнике «Пан», «Мужчины» и «нимфы» не представляется возможным связать (190).

Есть ли вероятность того, что в дромену был включен сакраментальный прием пищи? Многие ученые допускают это. Возможно, что это был коллективный прием пищи, во время которого посвященные вкушали злаковые, дар Богини человечеству, как вариант. Не возможно точно установить, была ли эта пища сакраментальной. Несколько лет назад Лобек исправил Синтему Клемента, прочитав «исполнив мое дело» ἐργασάμϵνοϛ как «пробовав» ἐγγϵνσάμϵνοϛ, и Фукарт принял данную точку зрения и утверждал, что посвященные «avaient bu le cyceon et goute aux gateaux de la ciste» (191). Данная точка зрения первопроходцев в изучении Элевсинских мистерий была многими принята. И она упрочняется на основании непонятного утверждения Полемона (192), поддерживаемая Афинеем, которое мы уже приводили: «после этого (священник) переходит к празднованию мистических обрядов; он вынимает предметы из «thalame» (святыни или камеры) и раздает их тем, кто нес керносы … И это значит, что тот кто брал их, тот нес керносы, и он же испробывает эти изделия». Этот отрывок очень неясен, и неясно, относится ли он к Элевсинским Мистериям. Можно предположить, что это была пища, сочетающаяся с кикеоном, и она полагалась в начале, по завершении поста до телете; в ней не было сакраментального значения, и ее можно было вкусить индивидуально или в небольших группах в память о великих дарах, которые Богиня дала человечеству (193). Вера людей в то, что скрепление союза и дружбы образуются посредством приема пищи была реальной для древнегреческих времен, как и сегодня; но исходить из этого и утверждать, что посвященные, которые потребляли первые плоды, считали себя подданными и верными Богине, а взамен имели право рассчитывать на ее помощь, это исключительно предположение. Единственное, однако, что кажется беспорно; пища не имела сакраментального значения, поскольку даже ее состав был озвучен Полемоном, и она не стала частью дромены.

(190) Ленорман в Daremberg-Saglio Dictionary, s.v. «Eleusinia»,том 2, стр. 573 прим. 682.

(191) Фукарт, цит. произведение. Стр. 381-382.

(192) Афиней, XI, 56, стр. 478. Ранее стр. 221-222.

(193) Изображение на неаполитанской вазе, которое показывает прием пищи и по утверждению Полемона, если оно на самом деле изображает пищу, то служит свидетельством того, что на нем отсутствует сакраментальная ценность, поскольку оно представлено на вазе. Но было высказано предположение, что оно фактически представляет собой orphiotelestes в его ритуальном действе (Harrison, Prolegomena, стр. 157). Об изображенной сцене ср. Фарнелла, цит. Произведение, XVb, напротив стр. 240.

Обследование доступных доказательств оставляет нам единственный определенный факт относительно дромены. Они состояли из священного представления мистерий, посвященного истории похищения Персефоны, странствий Деметры и воссоединения двух Богинь в Элевсине. Независимо от того, содержалось ли в них что большее или нет, насколько это было возможно, мы не можем этого доказать и не можем знать, что еще могло быть включено в состав.

Легомена.

Когда из дромена мы обращаемся к легомена, мы обнаруживаем полное отсутствие доказательств или даже информации, и тем не менее пришли к логическому умозаключению. Ученые согласны с тем, что легомена были не проповедями или длинными религиозными речами, а краткими литургическими высказываниями и объяснениями и, возможно, призывами. Они были в виде небольших комментариев, сопровождающих дромена. Тем не менее, они имели первостепенное значение. Риторический научный диспут, сохранившийся под именем Сопатра, представляет перед нами историю молодого человека, который мечтал о том, чтобы стать посвященным в Мистерии; он видел дромена, но поскольку он не мог отчетливо расслышать слова Иерофанта, он не мог считаться посвященным (194). Похоже, что здесь отражается общее убеждение в том, что без легомена посвящение не состоится, потому что, не расслышав, посвященный не мог полностью понять все то, что он видел. Когда против Андокида было выдвинуто обвинение, это произошло потому, что он показал Hiera и сказал то, что не могло быть произнесено (195). Фукарт считает, что легомена также служила инструкцией для пребывания в низшем мире, сопоставимой с тем, что содержится в египетской Книге Мертвых (196). Практическая цель этой инструкции состояла бы в том, чтобы дать посвященному информацию, которая могла бы помочь ему в низшем мире после смерти; что наполняло его радостью и уверенностью, поскольку у него были слова, которые обеспечивали бы приятное посмертие. Тем не менее, убеждение Фукарта основано на его представлении о происхождении Элевсинских Мистерий из Египта; новые понятия из этой местности, как он утверждал, могут быть легко привязаны к таинствам, первоначально заимствованным из Египта. Но его египетская теория больше не признается, и его вера в то, что Книга мертвых могла быть прототипом произносимого слова Мистерий. Легомена были, возможно, не более чем менее краткими ритуальными и литургическими формулами, которые дополняли и разъясняли посвященному представление, которое он наблюдал. Из-за важности их провозглашения присоединиться к посвященным приглашались только те люди, которые говорили и понимали греческий.

(194) Сопатр, Rhetores Graeci,VIII, стр. 110 (Walz).

(195) Андокид, I и (Лисий) VI, 51.

(196) Фукарт, цит. произведение, стр. 423.

Дейкнимена, предметы, которые показывались, остаются в равной степени неизвестными. Важнейшими из них были Hiera. Кульминация празднования достигалась тогда, когда Иерофант, стоящий перед Анактороном залитый сияющим светом, показал Hiera посвященным. Из-за этого раскрытия священных предметов, наиболее важной функции его должности, первосвященник получил свое имя: «тот, кто показывает Hiera» (197). Hiera хранились в Анактороне, святая святых в центре Телестериона круглый год и не могли быть никем раскрыты. Каковы были эти священные предмета, Hiera, что так ревностно охранялись от глаз непосвященных? К сожалению, мы не можем этого знать. Но очевидно, что сущность Hiera была самым важным секретом, раскрытие которой было бы строго наказано. И секрет был честно сохранен. Различные предложения и выводы, сделанные учеными как в раннехристианский период, так и в наше время, исследуются в Приложении, и, безусловно безуспешны все усилия по проникновению за завесу (198). Несмотря на все эти усилия, мы должны признать, что мы не знаем, каковы были эти священные предметы. В начале нашего исследования мы предположили, что они, возможно, были небольшими реликвиями с микенского периода, передаваемыми из поколения в поколение; такие реликвии, должно быть, казались странными и, следовательно, внушали страх грекам исторического периода. Их возраст и незнание их внешности могли бы создать впечатление предметов, используемых самой Богиней во время ее пребывания в храме, в котором они оказались. Интересно отметить, что kiste, принадлежащие Кариатидам Малых Пропилеев, по форме похожи на пиксис, которые носились женщинами-жрицами на микенских фресках, как например, женщина из Тирина. Возможно, реликвии Элевсина изначально содержались в микенских пиксидах. Мы не можем быть уверены во внешнем виде и природе Hiera, но можем убеждены, что их откровение было самой важной частью празднования и становилось кульминацией ритуалов.

Эпоптея.

Некоторые из священных предметов открывались только тем, кто был инициирован в наивысшую степень, известную как эпоптея. В эту степень мистаи допускались через год после их посвящения в телете. Эпоптея не рассматривалась как необходимое продолжение и настоятельным шагом для завершения празднования Мистерий, но была доступна для тех, кто стремился к большей степени понимания и совершенствования. Для большой массы посвященных празднование заканчивалось их участием в телете; что считалось достаточным для того, что они ожидали получить от посвящения. Празднование специальных обрядов эпоптеи проводилось в Элевсине во время Великих Мистерий, и многие ученые считают, что они проводились во вторую ночь пребывания паломников в Элевсине. Конечно же, мы не можем знать, что происходило во время эпопеи, и проводились ли обряды достаточно настолько долго, что занимали собой всю ночь. Однако, я хотел бы, предположить, что и телете, и эпоптея проводились в течение двух ночей, проведенных в Телестерионе; что по окончании первой ночь празднующим телете было предписано покинуть Святилище, в котором оставались только кандидаты на эпопею. Затем проводились некие предварительные ритуалы, и эпопты подготавливались к финальным и кульминационным ритуалам завтрашнего дня.

(197) Плутарх, De prof. in virt., 81E. Ephem, 1883, стр. 79. Ср. ранее стр. 84. ἱϵροϕάντης, Иерофант.

(198) Ниже стр. 303ff и 295 ff.

Во вторую ночь в конце празднования телете посвященные должно быть уходили, а эпопты оставались бы на кульминацию службы. Подобным же образом в христианском ритуале ранних веков мы находим, что новообращенных просили покинуть церковь, где исповедуемые христиане оставались на празднование мессы; была ли эта еще одна из многих частей заимствованных христианством у Мистерий, проводимых в Элевсине?

Мы находимся абсолютно в неведении относительно того, что составляло ритуалы эпоптеи. Гениальная теория о том, что эти ритуалы в основном были в честь Диониса, не может быть серьезно поддержана (199). Но, по-видимому, показ Hiera опять же формировал самую важную частью празднования, поскольку название подразумевает откровение, пристальное внимание и молчаливое созерцание представленных предметов. Ипполит, который жил в Риме в первой половине третьего века нашей эры, ясно высказывается, что «афинские посвященные в Элевсине и показ эпоптеи, это великая и чудесная тайна совершенного откровения, в священном молчании, срезая пшеницу (200). Ипполит начинает свое заявление, говоря, что фригийцы считали «срезанную пшеницу» тайной, а после фригийцев, афиняне, и вскоре после этого он называет Аттис «незрелую срезанную пшеницу». На самом деле было бы очень странно, если бы афиняне переняли для своих Элевсинских мистерий данный символический образ фригийского Аттиса, божества фригийских мистерий, которые они презирали. Конечно, можно предположить случайное совпадение верований двух разных культов, построенных на ежегодном взращивании урожая. Но свидетельства, по-видимому, указывают на то, что Ипполит смешал свою информацию о мистериях и приписывал элевсинским то, что на самом деле принадлежало к фригийским мистериям. Если собранная пшеница была «великой и изумительной тайной совершенного откровения», почему мы обнаруживаем ее высеченной на памятниках, выставленных на обозрение кандидатов в самом начале телете? Мы уже видели, как колосья пшеницы представлены на архитраве Малой Пропилеи и составляют часть украшения кисте, поддерживаемого кариатидами того же здания (рис. 56 и 57). По словам Гимерия, софиста, жившего в Афинах во времена Джулиана отступника (361-363 гг. нашей эры) и который, следовательно, знал, что происходит в Элевсине, «старый закон приказывал посвященным взять с собой по горстке сельскохозяйственных продуктов, которые являлись знаками цивилизованной жизни» (201). И конечно, в них были включены колосья пшеницы. И действительно, на барельефе Лакратида священника мы находим его сыновей со снопами пшеницы (рис. 71). Как мы можем утверждать, что показ «срезанной пшеницы» считался «великой и изумительной тайной совершенного откровения», когда мы находим, что даже кандидаты телете должны были принести с собой срезанную пшеницу, и как срезанная пшеница свободно показывалась на зданиях и произведениях искусства?

(199) Фукарт, цит. произведение, стр. 433ff. V. Magnien, цит. произведение, стр. 235.

(200) Ипполит, Philosophoumena, V , 38-41.

(201) Гимерий, Orat., Z, 2, стр. 512.

У нас есть еще один признак, который ставит под сомнение утверждение Ипполита. Тертуллиан из Карфагена, один из самых важных апологетов христианства и несколько старше Ипполита (возможно, 160-220 гг. нашей эры), заявил, что не пшеница, а фаллос — это священный символ, показывался эпоптам: «Tota in adutis divinitas tot suspiria epoptarum, totum signaculum linguae, simulacrum membri virilis revelatur» (202). Кому нам следует верить, Тертуллиану или Ипполиту? Что мы должны признать, пшеницу или фаллос? Ни то, ни другое. Фукарт, много лет назад, постоянно следуя своему египетскому миражу, указывал, что в Египте Осирис отождествлялся с пшеницей и что вторая часть Мистерий Изиды и Осириса возглавлялась Осирисом. В Элевсине же Персефона, второе божество Мистерий, не могла быть отождествлена с пшеницей. Диониса следует рассматривать как Бога эпоптеи, аналогом Осириса, поскольку Деметра была аналогом Изиды и Богиней телете (203). Магниен, стремясь сопоставить противоречивые утверждения ранних христианских отцов, утверждал, что первой эпоптам показывалась срезанная пшеница, символизирующая просвещение, а затем фаллос, символ производящей силы и Диониса (204). Но как мы могли бы объяснить фаллос в качестве символа празднования в честь Деметры и Коры? Магниен попытался преодолеть данное затруднение, допустив, что Дионис Фукарта это Бога эпоптеи. Но это противоречит имеющимся доказательствам. Дионис не упоминается в надписях, посвященных празднованию; он не включен в списки элевсинских божеств, которым приносились жертвы; он не представлен на барельефе Лакратида (рис. 71), где изображены боги и герои Элевсина; он не присутствует в местных традициях, что указано в Гимне, и никакого влияние Диониса не было обнаружено в элевсинском ритуале. Кроме того, предположить, что Богини Элевсина были бы полностью исключены из финальной ступени посвящения в свои же собственные мистерии, проводимые в их честь и в их Святилище, невозможно. Конечно, у нас есть утверждение Стефана о том, что Малый Мистерии были «μíμημα πϵρἱ τòν Διόνυσον», о котором вспоминают как Магниен, так и Фукарт (см. выше, стр. 241). Однако ни тот, ни другой не объясняют, почему Дионис призывается в самом начале подготовки посвященных, затем отступает назад и забывается в телете, чтобы снова появиться в эпоптеи. Они также не объясняют, почему Дионис не включен в список Богов, которым приносят жертвы. Утверждение Стефана можно было бы интерпретировать, как предположил Гуди: (205): в Малых Мистериях торжество было представлено подражанием и похожим на драмы, проводимые в театре в честь Диониса, но в качестве главных героев вместо Диониса были Персефона и Деметра.

(202) Тертуллиан, Valent., I.

(203) Фукарт, цит. произведение, стр. 433ff. Ср. Диодор, I, 96, где Деметра приравнивается к Исиде.

(204) В. Магниен, цит. произведение, стр. 235 (2-е издание).

(205) Ранее, стр. 241, Гудис, цит. произведение, стр. 29, примечание 2.

Пиндар упоминает о Дионисе как о Боге «с развивающимися локонами, который возведены на трон рядом с Деметрой», и это, конечно, позже повторил Аристид (206). Я считаю, что утверждение Пиндара находит свое истинное значение в следующей интерпретации. Афиняне считали, что Деметра и Дионис пришли в их город из других стран, были приняты в качестве гостей и получили гостеприимство. Плутарх ясно заявляет, что оно предлагалось Деметрием каждый раз, когда он приезжал в Афины с гостеприимными почестями, выказываемыми Деметре и Дионису (τοîϛ Δήμητροϛ κάι Διονύσον ξϵνισμοîϛ) (207). Мы узнаем, что, когда Дионис прибыл из Эльютера, он остановился в маленьком храме в Академии, прежде чем он был доставлен в город Писистратом. Именно тогда он занял, как свое постоянное местонахождение, небольшой храм возле театра. Мероприятие было отмечено в Городской Дионисии; ежегодно статуя Бога доставлялась ​​в небольшой храм Академии, и оттуда она проносилась в процессии и с пышностью и церемонией в стены города (208). В некотором роде это напоминало доставку Деметры в Афины в виде элевсинских Hiera. Полагаю, это Пиндар хотел восхвалить данное установление Диониса в Афинах. Деметра была установлена в Элевсинионе в городе у северо-западного края Акрополя, Дионис в театре ниже юго-восточного края; таким образом, они стали paredroi, то есть они были на троне рядом друг с другом. Это учреждение не имело ничего общего с Элевсинскими Мистериями. Подобным же образом Эрехтей был paredros богов, потому что его дворец был на Акрополе, где стояли храмы Богов (209).

Для празднования эпоптеи были необходимы священники и жрицы. Кто мог быть ими? Иерофант, Дадучос и другие священники Элевсина? Но они принадлежали к старым семьям Эвмолпов и Кериков, которым было доверено празднование и достоверное соблюдение законов предков, то есть patria; они были должностными лицами, которые проводили для посвященных все оргии, доверенные их предкам самой Богиней. Конечно же, в этих оргиях не было поклонения Дионису. Сам значение праздника возлагалось на его консерватизма и убеждение, что все, что происходило и что было передано, было тем самым, что установила сама Богиня. Чем больше мы рассматриваем этот вопрос, тем больше мы осознаем, что эпоптея не могла быть ничем другим, кроме как особенным ритуалом, проводимым в честь Деметры и Персефоны, и никакого другого божества.

(206) Пиндар, Isthmian, VII, строки 3-5. Сравните Scholium относительно этого и Плутарха в Comm, ad Arat., 7, 818, где разъяснение является неудачной попыткой не подкрепленное концепцией, что они разделили празднование в Элевсине. Аристид, IV, 10. Интересно, что ни один другой классический автор не использовал этот термин, и Аристид был активистом приблизительно в 170 году нашей эры!

(207) Плутарх, Demetrios, 12.

(208) Фукарт, Les Cultes de Dionysos en Attique, Ch. IX . IG, II², 1006, 1008 и 1028. Алкифрон, iv, xvm , 16 (Schepers). Павсаний, I, 2, 5; I, 20, 3; I, 29, 2. Схолии Аристофана, Ach. 243. Sir Arthur Pickard-Cambridge, The Dramatic Festivals of Athens, 1953, стр. 54-59.

(209) Liddell & Scott, s.v. πάρϵδρος.

Утверждения Тертуллиана и Ипполита не соответствуют фактам. Дионису не было места в культе Элевсина (210). Каким был ритуал эпоптеи, мы не можем знать, ни из чего он состоял и что означал. Некие священные предметы раскрывались эпоптам, которые, возможно, должны были наблюдать их в тишине и медитации, но что это, мы не можем знать.

Седьмой день: Боедромион 21. Ночь с 21 на 22.

Второй день в Элевсине, возможно, проходил в отдыхе и подготовке к ритуалу финальной ночи в Телестерионе. Празднование Мистерий прекращалось в течение этой ночи, после чего заканчивалась дромена, легомена и дейкнимена. С откровением Hiera посвящение завершалось, и мистаи, все еще находящийся под воздействием глубоких эмоциональных чувств, но наполненный радостью и надеждой, должны были покинуть Святилище Деметры для эпоптеи. Также, в течение второй ночи в Телестерионе они достигли более высокой степени посвящения и своего финального созерцания наиболее священных предметов культа.

Возможно, нам следует вкратце отметить таинственную формулу, с которой, как считается, завершались ритуалы. Она сохранена Гезихием и гласит: «πάξ, κόγξ, έπιϕώνημα τοîς τϵτϵλϵσμένοις» «чур меня, головы, восклицание тех, кто был посвящен в телете» (211). Значение первых двух слов не определено. Предполагается, что они означают «достаточно, закончены» и они использовались в самом конце посвящения. Гезихий не указывает телете, в которой использовалось восклицание, и поэтому мы не можем быть уверены, что они относятся к Элевсинским Мистериям.

Восьмой день: Боедромион 22 (Племохойя).

Последний день посвященные в Элевсине в основном целиком отводили возлияниям и обрядам для мертвых. Афиней сообщает нам, как в ходе этого дня каждый посвященный наполнял жидкостью два специальных сосуда, известных как племохойя, и размещая их лицом на восток и на запад соответственно, переворачивал вверх дном, выливая их содержимое в землю в качестве воздаяния. В то же самое время он повторил ритуальную формулу (212). Благодаря сосуду и ритуалу данный день известен под названием Племохойя. Конечно, данный ритуал не был достаточно долгим, чтобы заполнить время посвященных, и, пожалуй, мы должны сделать вывод, что большая часть дня проводилась в торжествах, пении и танцах. Плутарх, по-видимому, указывает на то, что этот день проходил наполненный празднествами (213).

(210) H. Metzger in BCH, 68-69 (1944-1945), стр. 323-339, утверждает, что Дионис был элевсинским божеством, и он основывает свои выводы на элевсинских изображениях на предметах, особенно на вазах. Тем не менее, он не пытается объяснить, почему имя Диониса не включено в официальные списки, именующиеся Элевсинские божества. Я уже доказывал несостоятельность его аргументов в своем исследовании «Диониса в Элевсине», чтобы вскоре появиться в Ephemeris. Про отсутствие сведений ср. Плутарх, De Profect. Virt., 81, E.

(211) A. Lobeck, Aglaophamus, стр. 75ff.

(212) Афиней, XI, 93С, 496А. Гезихий, s.v. πλημοχόη. Полидевк, X, 74.

(213) Плутарх, Eth., стр. 769 (Didot): ὲν Έλενσîνı μετά μνστἠρα τῆς ὲορτῆς Ακμαξούσης.

Возможно, в течение дня большинство посвященных посвящали Богине новые одежды, которые они надевали на празднование. Некоторые забирали их домой и использовали в качестве пеленок для еще не родившихся младенцев (214).

Девятый день: Боедромион 23.

Возвращение в Афины, по-видимому, происходило на девятый день – Боедромион 23. Оно не происходило в организованной процессии, и все посвященные не должны были возвращаться в Афины, прежде чем отправиться в свое путешествие на родину; некоторые из них отправлялись домой прямо из Элевсина, и, конечно, афиняне вместе с ними, возвращались в Афины всякий раз, когда им хотелось и в небольших группах. Возможно, на обратном пути происходили gephyrismoi («шутку на мосту»), упомянутые Страбо (215); брань, выкрикиваемая на посвященных, стоящими на мосту афинского Кефисса.

На следующий день, Боедромион 24, Совет Пятисот, созванный в Элевсинионе Афин, согласно закона, установленного Солоном (216), заслушивал доклад Архонта Базилевса и его помощников о проведении празднования и принятии мер по возможным предосудительным инцидентам. У нас нет ни слова относительно возвращения статуи Иакха, главы процессии, и это, похоже, еще раз служит указанием на то, что его роль заканчивалась приходом процессии в Элевсин. Мы также не узнаем о возвращении Эфебов, почетного эскорта Hiera (217). Мы можем предположить, что они сопровождали статую Иакха обратно в Афины.

В этой связи может быть не плохо бы отметить, что с окончанием празднования в Элевсине особые обязательства посвященных в отношении Святилища и Богини заканчивались. Они не обязаны были периодически возвращаться в Святилище для поклонения; они не были обязаны следовать определенной схеме жизни или правилам поведения. Они не образовывали «thiasoi» или группы, клубы, посвященные служению Богине и человечеству, и не принадлежали к тому, что мы можем назвать «тело церкви». Они были вольны в том, чтобы вернуться к своей нормальной жизни, обогащенной элевсинскими впечатлениями, которые помогали им, возможно, стать «более благочестивыми, более справедливыми и лучше во всем», как утверждает Диодор (стих 48).

(214) Схолия к Плутону Аристофана, строка 845, цитируя Мелантия. В Святилище существовала вешалка, где хранились одежды. В отличии от кандидатов, которые были посвящены в Малые Тайны, и продолжали носить одежду с посвящения до тех пор, пока они изнашивалась. IG, II², 1672, 229.

(215) Страбо, IX, 400.

(216) Андокид, De Myster., 81-83.

(217) Указ, в котором записано предписание о перевозке Hiera в Афины и в процессии, и не предусматривает никаких условий для возвращения в Афины после телете, хотя в нем подробно указывается роль, которую должны были играть Эфебы в процессии (Sylloge⁴, vol. 2, No. 885 надпись датируется приблизительно 220 годом нашей эры).

То, что мы можем узнать об Элевсинских Мистериях, конечно, очень ограничено. Мы знаем об определенных ритуалах, которые, однако, не были частью тайного праздника; мы можем выяснить некоторые действия, которые были частью Мистерий, такие как положение о священном торжестве; но мы ничего не знаем о сущности Мистерий, о смысле, извлекаемом именно из священной драмы, которая была поставлена. Объяснения, предлагаемые учеными до сих пор, и философские концепции и параллели, основаны на предположениях и желании установить основу, на которой покоились Мистерии. Эти мнения, похоже, не соответствуют фактам. Секрет Мистерий был сохранен в секрете, и, возможно, что мы никогда не сможем понять его или разгадать.

В течение многих лет, начиная с моей ранней юности, я пытался выяснить какие либо факты. Надежда на чудо была растрачена на недостаток монументальных доказательств; вера в то, что надписи будут найдены, на которых Иерофанты записывали свой ритуал и его значение, полностью исчезло; открытие подземной комнаты, заполненной архивами культа, всецело поглощало меня в дни моей юности, оказавшись недостижимой мечтой, поскольку в Элевсине нет ни подземных комнат, ни архивов культа; последний Иерофант унес с собой в могилу тайны, передаваемые из уста в уста неисчислимыми поколениями, от одного первосвященника к другому. Толстая непроницаемая завеса действительно по-прежнему надежно защищает обряды Деметры и защищает их от любопытных глаз современных студентов. Сколько ночей и дней было потрачено на книги, надписи и произведения искусства выдающимися учеными в их стремлении снять завесу! Сколько диких и изобретательных теорий было выдвинуто в сверхчеловеческих усилиях, чтобы объяснить Мистерии! Сколько ночей я провел, стоя на ступенях Телестериона, залитого волшебным серебряным светом средиземноморской луны, надеясь уловить настроение посвященных, надеясь, что человеческая душа может получить представление о том, что рациональный разум не мог исследовать! Все напрасно — древний мир сохранил свою тайну хорошо, и Мистерии Элевсина остаются нераскрытыми.

Немногочисленные детали, которые мы знаем, недостаточны для того, чтобы дать нам полное представление о сущности ритуалов. Что мы знаем об этих ритуалах? Мы знаем, что существовала различная степень посвящения, наиболее развитая из которых известна как эпоптея. Мы знаем, что все люди говорящие на греческом и незапятнанные человеческой кровью, за исключением варваров, могли быть посвящены в Мистерии — мужчины, женщины, дети и даже рабы. Мы знаем, что в главном посвящении, телете, было по крайней мере три элемента: дромена, предметы, которые ставились на сцене; дейкнимена, вещи, которые показывались; и легомена, слова, которые произносились. Устные слова и священные предметы, раскрываемые Иерофантом, остаются неизвестными. Мы можем предположить, что инсценировка странствий Деметры, история Персефоны и воссоединение матери и дочери были частью дромены; что это была страстная игра, которая была направлена ​​не только на то, чтобы повествовать о миф и богинях посвященным, но и заставить этих посвященных приобщиться к переживаниям Богинь, чтобы поделиться с ними бедствием, муками, ликованием и радостью, которые сопровождали потерю Персефоны и ее воссоединение с матерью. Разумеется Mater Dolorosa античности содержит основы, которые обращаются к человеческому сердцу и воображению. «С горящими факелами ищут Персефону, и когда она будет найдена, ритуал будет завершен общим благодарственным молебном и размахиванием факелов». Мы можем предположим, что судьбы Деметры и Персефоны символизировали вегетационный цикл — жизнь, смерть и снова жизнь: «прорастание нового урожая является символом вечной жизни», что они давали посвященным уверенно встретить смерть и обещали блаженство в темных владениях Аида, чьи властители стали его защитниками и друзьями через посвящение. Но можем ли мы выйти за пределы этой точки и более полно представить суть Мистерий?

Есть много хороших ученых, которые считают, что в Мистериях не было больше тех нескольких фактов и догадок, которые мы суммировали; есть и другие же, которые считают, что их сущность была столь простой, что она ускользает от нас именно из-за своей простоты. Есть даже некоторые, кто утверждает, что секрет был сохранен, потому что на самом деле никакой секретной ценности не было. Свидетельства древнего мира оказались бы несостоятельными в предположении агностиков. Я считаю, что ближе к цели находятся те ученые, которые пытаются предположить замысел, который мог бы так долго будоражить столь огромное количество людей. Из множества выдвинутых предложений мы приведем только три, потому что нам кажется, что именно они ведут нас к раскрытию тайны, потому что мы можем работать с имеющимися доказательствами.

Нильссон предполагает, что Мистерии основывались «на фундаменте старого аграрного культа надежды на бессмертие и веру в вечную жизнь, а не на отдельного человека, а на поколения, которые рождаются одно за другим. Таким образом, на том же фундаменте была разработана мораль мира и доброй воли, которая стремилась охватить человечество посредством религиозного братства, не касаясь государственной верности и гражданского долга. Надежда, вера и нравственность были именно ими в конце архаического периода» (218).

Гатри предположил, что Элевсинский культ был основан на гомеровской (и я бы добавил также микенской) концепции о будущем и о существовании после смерти, которое несколько изменили в интересах посвященных (219). «В Гомере», — утверждает он, озвучивая общепринятые представления, «мертвые действительно существуют, но они слабые, безмозглые тени, издающие тонкие бестелесные крики, по мере того как они летают туда-сюда по темному вместилищу Аида». И мы можем вспомнить в этом случае слова Ахилла: «Я должен выбрать, так чтобы я мог жить на земле, служа наемником другим, неким человека без наследства, чьи жизненные потребности очень малы, вместо того, чтобы быть господином над всеми умершими, которые погибли», которого он называл «незаслуженно мертвыми, призраками ушедших людей» (220). Но у Гомера также есть Элизиум, впрямь очень приятное место, в которое ушли особые люди по особым причинам; Минелаю суждено было отправиться туда, потому что он «Елена была его женой, а в глазах Богов он был зятем Зевса». Гатри предполагает, что, возможно, этот Элизиум обещался посвященным элевсинского культам и данное обещание, конечно, наполняло их блаженством и радостью. Предложение кажется правдоподобным, тем более, что оно могло брать свое начало в микенском периоде, когда Мистерии учреждались в Элевсине. Оно не содержит в себе никакой кары для непосвященных и только обещает нечто хорошее для мистаи; они оба отвечают перспективам обещанными Гимном. Оно незамысловато, но, впрочем, и не имеет никакого отношения к Богиням Элевсина, которым не отводилась роль причислять мертвых к различным категориям.

(218) Нильсон, Популярные греческие религии, стр. 63.

(219) Уильям Кит Чемборс Гатри, цит. произведение, стр. 149.

(220) Одиссея, II, стихи 476 и 489-491.

«Мы ушли совсем во тьму в отношении тайны спасения души, которую Элевсин заботливо взращивал и привносил», осведомляется Фарнелл, и мы также можем присоединиться к нему в его ответе. «Когда мы уже оценили все доказательства, и вспомним необыкновенное очарование зрелища, которое проявилось в греческом темпераменте, решение проблемы не столь далеко или столь запутанно. Торжественный пост и приготовления, мистическая еда, съедаемая и выпиваемая, движущаяся страстная игра, крайняя святость í϶ρà, все эти воздействия могли вызвать у верующего, если не чувство абсолютного единения с божественной природой, похожей на христианин таинство … но, по крайней мере, чувство близости и дружбы с божествами и сильным потоком сочувствия, которые были заложены мистическим контактом». Поскольку эти божества господствовали над низшим миром, люди ощущали бы, что «те, кто завоевал их дружбу путем посвящения в этой жизнь с помощью простой логики веры, считали себя убежденным в том, что снискали благословения в свои руки в следующей. И это», говорит Фарнелл, «насколько мы можем заметить, было основой, на которой процветала элевсинская надежда» (221).

Было ли данное понимание достаточным для того, чтобы объяснить религиозное исступление древнего мира? Какова была роль и значение Деметры, которая была основным божеством Мистерий, и которая не была владычицей низшего мира? Плутон, хозяин этого мира, по всей видимости, играл весьма второстепенную роль, и Персефона появлялась как доминирующая сила, если согласится с данным указанием. Но Фарнелл и Гатри хорошо рассуждают о том, что можно получить из имеющихся доказательств, и, возможно, передают нам часть значения Мистерий. Я согласен с ними, так как я сделал аналогичные выводы; но я не могу не чувствовать, что культа Элевсина это что то гораздо большее, что остается тайной; что есть замысел и смысл, которые ускользают от нас.

Каким бы ни было содержание и значение Мистерий, факт остается фактом: культ Элевсина соответствовал самым искренним сильным желанием и глубочайшим страстным стремлением человеческого сердца. Посвященные возвращались из своего паломничества в Элевсин, исполненные радости и счастья, с меньшим количеством страха перед смертью и усиленной надеждой на лучшую жизнь в мире теней: «Трижды счастливы те из смертных, кто, лицезрев эти ритуалы, отправлялся в Аид; ибо только им дано иметь истинную жизнь там; остальных там ждем только несчастье», восторженно восклицает Софокл. И на это Пиндар равно с ликованием отвечает: «Счастлив тот, кто, увидев эти ритуалы, спускается ниже пустотелой земли; потому что он получает представление о конце жизни, и он знает, что посланное богом начало» (222). Когда мы читаем эти и другие подобные заявления, написанные великим или почти великим древним миром, драматургами и мыслителями, когда мы представляем великолепные здания и памятники, возведенные в Элевсине такими великими политическими деятелями, как Писистрат, Кимон, Перикл, Адриан, Марк Аврелий и другие, мы не готовы поверить в то, что Мистерии Элевсина были легкомысленной, незрелой историей, разработанной проницательными священниками, чтобы обмануть крестьянина и невежественного человека, а были жизненной философией, которая обладала содержанием и смыслом, наделяющей капелькой истины томящуюся человеческую душу.

(221) Фарнелл, цит.произведение, стр. 197.

(222) Софокл, Fragm., 719 (Dindorf). Пиндар, Fragm., 102 (Oxford).

Эта убеждение укрепляется, когда мы читаем у Цицерона, что Афины ничего не дали миру более прекрасного или божественного, чем Элевсинские Мистерии (223).

Вспомним еще раз, что ритуалы Элевсина проводились в течение двух тысяч лет; что в течение двух тысяч лет цивилизованное человечество поддерживалось и облагораживалось данными ритуалам. В таком случае мы сможем оценить значение и смысла Элевсина и его культа Деметры в дохристианскую эпоху. Когда христианство завоевало средиземноморский мир, ритуалы Деметры, возможно, выполнившие свою миссию для человечества, подошли к концу. «Бушующая весна» надежды и вдохновения, которая когда-то существовала у источника Каллихорона, высохла, и мир обратился за поддержкой к другим живым источникам. Культ, который так долго вдохновлял мир, постепенно забывался, и его тайны были погребены с его последним иерофантом.

(223) Цицерон, De Legibus, 2, 14, 36.