6
СНОВИДЕНИЯ И МИР
Глубинная психология во многом полагается на сны как на королевский путь к познанию реальности души. В этой главе я тоже займусь обработкой этой плодородной почвы, причем я предлагаю взглянуть на душу и сновидения с еще одной точки зрения. А именно в связи с рассматриваемыми здесь темами – необходимостью ощутить поток времени, текущий из будущего, развитием в направлении индивидуальности, пробуждением наделенного душой тела и ощущением мира в качестве активности души. Я не буду разрабатывать новый метод анализа сновидений, хотя и предоставлю некоторые указания о новом способе работы. Вместо этого я сосредоточусь на изучении природы образов сновидений в момент их появления. Здесь часто многое упускается из виду, поскольку часто акцент делается либо на проявлениях архетипов – богах, богинях и духах прошлого, либо на попытках использовать сновидения для усиления изолированного чувства эго посредством наблюдения того, как в образах сновидений проявляются травмы прошлого, которые можно преодолеть просто осознав их.
СОДЕРЖАНИЕ СНОВИЕНИЙ И АКТИВНОСТЬ СНОВИДЕНИЙ
Любой, кто хоть сколько-нибудь интересуется трактовкой сновидений, не может не признать Зигмунда Фрейда основоположником этой работы. «Толкование сновидений» является его классическим трудом, которому сознательно или бессознательно обязаны все последующие исследователи этой сферы. Основной посыл этой работы состоит в том, что сны – это не просто хаотические остатки повседневных переживаний, но что каждое сновидение что-то значит. Со времен Фрейда этот тезис почти никто не ставил под сомнение; все вопросы касались того, в чем состоит смысл сна и как его понять. Фрейд считал, что смысл следует искать в бодрствующей жизни сновидца, особенно в личном прошлом, которое сны показывают в замаскированной и символической форме. Для Юнга смысл сновидения заключен не только в личном прошлом, но, что более важно, в сфере архетипов коллективного бессознательного.
Работа Джеймса Хиллмана ближе всего подошла к выводу, что поиск значения – не единственный способ приблизиться к работе сновидения. По мнению Хиллмана, важность сновидений заключается в метафорическом качестве образов, которые могут научить нас законам воображения, и в характерном для души спонтанном создании образов. Важным вопросом для Хиллмана является не значение, а ценность, ценность глубины, души, внутреннего мира и архетипического воображения, а не овеществленных архетипов. Идеи Хиллмана позволяют пойти еще дальше, он подчеркивает, что ценность – это не просто еще один подход к значению, он уводит нас от смысла к действию; то есть сны не только что-то значат, но и что-то делают. В основе того, что из этого проистекает, лежит вопрос: что делают сны?
Вопросу об активности сновидений уделяется мало внимания, потому что вся работа с ними акцентируется на содержании снов, их считают либо символическими, как в случае Фрейда и Юнга, либо метафорическими, как в случае Хиллмана. И здесь Хиллман сделал настоящий шаг вперед, потому что он не подразумевает, что сны указывают на что-либо, выходящее за рамки того, чем они являются сами по себе; сны – это не метафоры чего-то другого, а другая, метафорическая реальность. Тем не менее, работает ли кто-то над тем, что скрывается за явным содержанием, или принимает содержание как единственную данность, считая, что оно должно быть пересмотрено в качестве воображаемой реальности, содержание всё равно остается в центре внимания. Я хочу предположить, что причина того, что содержание остается центральной проблемой, заключается в том, что при обращении к реальности сновидений, обычно отворачиваются от содержания мира, и, тем не менее, пусть и непреднамеренно, ищут опору в мировом содержании.
Под мировым содержанием я просто имею в виду то, что после пробуждения ото сна сначала кажется, что образы сновидений проявляются способами, которые нам не так уж незнакомы; образы снов так или иначе напоминают реальный мир, в котором мы живем. Кажется, что даже самые фантастические сны связаны с миром, который нам знаком. Иными словами, кажется, что сны – это явления реального мира. Даже если мне снится что-то особенно фантастическое, например, летающий дракон с шестью рогами и восемью глазами, который живет в пещере на поверхности Луны, этот образ все равно можно описать знакомыми терминами, потому что отдельные его элементы напоминают что-то физическое, независимо от того, существуют ли эти вещи на самом деле.
Если мы более внимательно посмотрим на то, что происходит, когда мы просыпаемся и вспоминаем сон, становится очевидным, как уже известный мир вовлекается в сон. Пока мы спим, сновидение активно. Я покажу, что эта активность не похожа на мир, который мы знаем. Мы просыпаемся и вспоминаем сон. Возможно, затем записываем его в дневник. При переходе от сновидческой деятельности к записи сновидения мы оказываемся уже в два раза дальше от реального сновидения. Во-первых, у нас есть воспоминание о сне при пробуждении. Затем воспоминание о сне превращается в повествование или историю. В этом процессе сон делают подходящим для существования в обыденном мире. По мере этого перевода активность сна превращается в понятное содержание.
Кроме того, это мировое содержание размывает переживание активности сновидения. Всякий раз, когда мы пытаемся записать сон или даже когда мы просыпаемся и вспоминаем его, то всегда чувствуем, что нечто ускользнуло, что то, что мы помним или записываем, не полностью отражает произошедшее ночью. Тип работы со сновидениями, который будет описан здесь, в первую очередь ориентирован на то, чтобы приблизиться к качествам жизни сновидения, которые, как кажется, ускользают от наших попыток зафиксировать их в памяти или рассказе.
Преобразование активности сновидения в память, а затем в рассказ нельзя назвать полностью произвольным созданием содержания. Мы помним не только образы сновидения, но и кое-что из того, что происходило во сне. Однако здесь содержание намного более мобильно, менее фиксированно и скорее пребывает в процессе проявления, нежели уже существует. Качество сна в том виде, в каком он возникает, сна как активности, освещает содержание. Однако освещение существенно отличается от того, что освещено. То, что освещено, относится к процессам эфирного или тонкого тела и подражает тому, что существует в мире чувств во время бодрствования[1]. Это подражание чувственному миру легко превращается в воспоминания и рассказы и облекается в форму, напоминающую реальный мир.
Проще говоря, то, что мы называем сном, состоит из невидимой, но осязаемой деятельности, которая вплетается в живую субстанцию тела, его жизнь, содержащую все когда-либо испытанные мысли, фантазии и воспоминания, в полном или частичном сознании или даже ниже порога осознания. Поскольку работа сновидения сосредоточена на содержании, действительно можно многое узнать о том, что произошло в прошлом, что имеет отношение к жизни человека в личном или коллективном смысле. Но то, что должно произойти, гораздо больше связано с невидимым качеством, которое освещает содержание. Каким же образом можно уделить внимание этому элементу сновидения?
Я надеюсь, становится очевидным, что мы преследуем творческую активность сновидений, которой обычно пренебрегают, потому что зачастую ее путают с тем, что уже создано. Этот творческий элемент придает снам таинственное качество, которое делает активность сновидения особенно привлекательной. Тем не менее, этот элемент теряется при всех попытках интерпретации сновидений как личного содержания и упускается всеми архетипическими подходами к сновидениям, которые приближаются к грани признания его важности, но затем оставляют его, называя этот творящий элемент работой богов. Подход к сновидениям, основанный на личном значении делает наше личное прошлое сильнее и важнее, чем то, чем мы могли бы стать, взяв на себя ответственность за созидание. Подход, основанный на архетипическом значении, передает индивидуальное творчество сфере религиозного.
Огромное значение имеет то, что творящий элемент сновидения обходят вниманием; если при работе со сновидениями, в которых он наиболее ярко проявлен, его упускают, то он также будет упущен во всей остальной психической деятельности. Способность этой деятельности к созиданию постепенно снижается из-за непрерывного потока психической активности следующим образом: сон – фантазия – воспоминание – мышление – восприятие. Творческая активность сильнее всего во сне, потому что там она наиболее свободна. Этот элемент все еще присутствует в фантазии, хотя больше связан с эго, эго всегда пребывает в центре жизни нашей фантазии, а воображаемые картинки служат его желаниям. В воспоминании творческий элемент все еще присутствует, но теперь привязан к событию, которое произошло во внешнем мире. Таким образом, память восстанавливает события, которые произошли, но не делает это буквально. В мышлении созидающий элемент связан с законами логики, которые устанавливают упорядоченные отношения между несколькими мыслями. Когда этого упорядоченного элемента не хватает, у нас появляется что-то вроде свободных ассоциаций, а не мышления. А при восприятии созидающий элемент наиболее несвободен, поскольку то, что мы воспринимаем в мире, связано с тем, что действительно присутствует перед нами. Тем не менее, даже в восприятии есть аспект созидания того, что мы видим, о чем свидетельствует возможность возникновения иллюзий.
Чтобы ощутить длительное единство «Я» с миром, нам нужно уметь сознательно переживать присутствие творения, происходящего во всем диапазоне психической жизни. Работа сновидений может быть эффективным способом усиления творческой силы «Я». Чтобы почувствовать постоянное единство «Я» с миром, нам нужно иметь возможность сознательно переживать присутствие творения, происходящего во всем диапазоне психической жизни. Работа сновидений может быть мощным способом усиления творческой силы «Я». Усиление ощущения созидания не приводит к разрыву между психической жизнью и способностью познавать мир, а, скорее, вызывает более яркое переживание мира, состоящего из постоянно возникающих, а не завершенных мгновений. Этот опыт, кроме того, возникает не из-за приписывания миру личного, субъективного творения, а скорее благодаря развитию способности присутствовать в созидательном действии мира посредством ощущения такого же рода действий внутри. То есть усиление сознательного опыта психической жизни как творчества укрепляет органы, необходимые для восприятия такого же творения, происходящего в мире.
Я считаю, что глубинная психология неверно понимает длящуюся связь между психической жизнью и миром, потому что не принимает во внимание фактор «Я»; она сконцентрирована на важности осознания жизни души, как если бы она имела мало общего с миром. Когда глубинная психология пыталась показать связь души и мира, она делала это, предполагая, что архетипы или архетипическое воображение управляют миром, а также индивидуальной душой и, таким образом, лишают нас способности участвовать в дальнейшем непрерывном творении. В глубинной психологии, разрабатываемой после Юнга, и личность, и мир объединены душой. Эго рассматривается как своего рода помеха, от которой необходимо избавиться или, по крайней мере, релятивизировать её, а «Я» вообще не признается в качестве независимого фактора.
Еще один результат не принятия глубинной психологией во внимание «Я» состоит в том, что так называемые психологические нарушения рассматриваются в качестве выражения жизни души, которая не получает должного, потому что ее воображаемые качества не уважаются. Когда кажется, что у кого-то «гиперактивное» воображение, когда кажется, что кто-то живет жизнью, в которой преобладают фантазии, или помнит то, чего не было, или не связывает одну мысль с другой, или видит то, чего нет, тогда считается, что дискомфорт, который это доставляет, вызван воображаемой активностью души, стремящейся быть распознанной.
Когда человек обретает способность получать опыт в воображении, то и его душа начинает обретать для него большую ценность. Однако этот вид творчества ограничен, потому что он не имеет отношения к миру и не может в этот мир проникнуть. И, с другой стороны, если рассматривать мир в качестве наделенного душой, а также принимать во внимание активность «Я» как связующего элемента между индивидуальной и мировой душой, тогда активность души мира оказывается фиксированной и неизменной. Можно попытаться перейти от буквального к образному взгляду на мир и подчиниться мировой душе, но нельзя вступить в сотворчество с миром.
СНОВИДЕНИЯ И УКРЕПЛЕНИЕ «Я»
Как мы уже сказали, сновидение использует тело в качестве содержания, но не физическое, а эфирное тело. Все, что мы когда-либо испытывали в жизни, даже то, что ускользнуло от сознания, тем не менее, запомнилось телом, не его мозгом, а самой жизнью нашего тела. Эфирное тело – это не материальная, а скорее временнáя субстанция тела. Тело – это нечто большее, чем физиологические органы и материальные процессы. Время живет в теле не только прошлым, но и, в некотором смысле, будущим. Ясновидящие могут воспринимать эфирное тело и видеть грядущие возможности. Этот вид ясновидения не духовная, а, скорее, усиленная сенсорная способность.
Время, проживаемое телом, можно представить в виде совокупности воспоминаний, активности в настоящем моменте и возможностей, составляющих единое целое. Таким образом, сновидение можно рассматривать в качестве пограничного явления, означающего, что оно в одно и то же время изображает что-то из прошлой жизни сновидца и что-то из жизни души и духа, что только входит в мир. Если рассматривать сновидения с точки зрения их содержания, то можно зациклиться на том, как прошлое влияет на индивидуальную жизнь человека в мире. Когда к сновидениям подходят не как к содержанию, а как к деятельности, тогда мы движемся в направлении творческой активности «Я» в ее единстве с творящей активностью, которой является мир.
Чтобы получить еще более ясное представление об этом процессе рождения образов, нам следует попытаться ощутить процесс сновидения. Я ложусь спать ночью. На кровати лежит мое физическое тело. Но, кроме того, что на кровати лежит живое тело, разворачивается и процесс в теле эфирном. Но сознания там нет. Куда оно делось? Сознание – это активность души, пересечение потока времени, текущего из прошлого, с потоком времени, текущим из будущего. Индивидуальность сознания – это активность «Я». Ночью, когда мы спим, два этих аспекта нашего существа взаимодействуют между собой в мирах души и духа. Затем либо утром, либо в определенный момент ночью, когда я почти просыпаюсь, душа и «Я» снова более тесно соединяются с физическим и эфирным телом, и при этом озаряют эфирное тело творящей образы активностью.
Если мы попытаемся работать с нашими сновидениями не с точки зрения ихсодержания, а обратим внимание на их активность, то сможем ощутить жизнь души и нашего «Я», которая вплетается в эфирное тело. Чтобы работать таким образом, необходимо признать, что логика образов сна отличается от логики реального мира. Когда я утром записываю сон, то переношу эту ночную логику в логику дневного мира. Я заставляю сон казаться последовательностью событий, происходящих одно за другим. Но последовательность событий связана с моим переводом языка образов на язык, пригодный для записи.
Как бы мы подошли к сновидению с точки зрения логики образа, а не логики события повседневного мира? Возьмем простой сон, например: «Я поднимаюсь на склон очень крутой горы. Когда я поднимаюсь, исчезает зеленая трава, цветы и деревья, остается лишь твердая скала. Я вылезаю на её уступ, земля позади меня исчезает, и я остаюсь на уступе с видом на бездну, откуда нет возможности вернуться. Я просыпаюсь от страха». Аналитик может взглянуть на этот сон и сказать, что я слишком оторван от земли, или слишком стараюсь добраться до вершины, или, возможно, боюсь попасть на вершину, где останусь в одиночестве. Глубинный психолог, более ориентированный на душу, может сказать, что, когда я поступаю слишком эгоистично, мне приходится страдать от страха столкнуться с бездной; сон пытается уравновесить мой однобокий взгляд на жизнь.
Подход к сновидению, который заинтересован в сновидении как активности, начнется с осознания того, что весь сон – это образ, и что образ возникает одномоментно, а не последовательно. Точно так же, как нельзя сказать, что одна часть изображения на картине находится перед другой частью, так же и в сновидении. Таким образом, когда я поднимаюсь, возникает пропасть; когда возникает пропасть, я выхожу на уступ; когда нет пути назад, гора становится крутой и скалистой; я чувствую себя окаменевшим, когда появляется пропасть; пропасть появляется, когда пропадает зелень; продвижение вверх устраняет зелень; быть на высоте непросто. Здесь нет интерпретации, только работа по ощущению хитросплетений образа.
По мере того как история сновидения возвращается к образу сновидения, из которого она возникла, начинает исчезать интерес к тому, что означает сон; Мы уходит от смысла к делу. Однако здесь мы ближе подходим к содержанию, существующему сейчас как часть процессов эфирного тела. Здесь образ сновидения живет в качестве продолжения целого, а не последовательности событий, которые, кажется, происходят одно за другим. Сон как образ возникает сразу. Только когда мы просыпаемся, эта одновременность всего образа начинает ощущаться в качестве последовательности событий. Мы вспоминаем сны уже пробудившись. Обычно сновидения, которые возникают перед переходом к бодрствованию, невозможно вспомнить, хотя мы помним, что видели нечто, и в целом ощущаем сон, который, тем не менее, вспомнить невозможно.
Если мы решим ещё глубже погрузиться в работу со сновидениями, то подойдем к метафорической реальности образа, к которой удалось приблизиться Джеймсу Хиллману в его исследовании феноменологии жизни сновидений. Такая работа ценна, и ее нельзя игнорировать. Из чего-то вроде последовательной истории, которая предлагает интерпретацию образа, который мы наблюдаем как единое целое, сон превращается в нечто, происходящее одновременно. Здесь мы обнаруживаем интересный аспект толкования снов. Толкование на самом деле является защитой от сна. Во сне мы сталкиваемся с другим ощущением реальности. Эта реальность притягательна и ужасающа одновременно.
Интерпретация – это компромисс, позволяющий получить некоторое представление о другой реальности, без риска потерять то, что он уже считает реальностью. Но, работая со сновидением, как образом, мы начинаем терять власть над уже известным миром. Чтобы пойти дальше, требуется некая смелость, не героическая попытка войти в неизвестное и завоевать то, что там находится, а то, что можно назвать духовным мужеством, чтобы оставить эго и войти в незнание, которое даже глубже, чем метафорическое знание.
Как только мы ощутим сон как единый образ, в котором всё происходит одновременно, следующим шагом будет воображаемое «вхождение» в образ, подобно тому, как Алиса входила в зеркало. Чтобы понять, на что это похоже, представьте, что стоите перед картиной. Как только вы сможете отрешиться от того, что стоите в музейном зале, глядя на картину в рамке, висящую на стене, и начнете интересоваться самой картиной, картина оживет. В картине всё связано со всем; вы ощущаете её как единое целое, а не просто как разрозненные пятна краски на холсте.
Теперь представьте, что входите в картину и больше не чувствуете себя в каком-то определенном месте её пространства; теперь ваше сознание пребывает в ней повсюду. Поскольку вы больше не смотрите на картину, изображение исчезает. Остаются только качества движения, напряжения, взлетов и падений, ярких красок. Когда мы делаем это с образом сновидения, то переходим от образа к активности. Эта активность может ощущаться как своего рода сознание чистой подвижности и созидания. У этой подвижности есть отличительные характеристики, которые варьируются от одного сна к другому, так что мы не растворяемся в аморфном движении, а очень близки к созидательной активности «Я», которая в каждом сновидении будет разной. Присутствие в этой активности теперь можно выразить, пытаясь как можно точнее описать то, что вы чувствуете. Это описание всегда получается чем-то вроде стихотворения, хотя цель такой практики вовсе не в создании поэзии. Пример сновидения, которое мы попытались описать с помощью этого метода, можно выразить следующим образом:
Сюжет Сновидения
Я поднимаюсь по склону очень крутой горы. Когда я поднимаюсь выше, трава, цветы и деревья исчезают, остается только твердая скала. Я вылезаю на уступ скалы, земля позади меня исчезает, и я остаюсь на уступе с видом на бездну, откуда невозможно вернуться. В ужасе я просыпаюсь.
Образ Сновидения
Когда я поднимаюсь наверх, меня ждет бездна; когда есть бездна, я выхожу на уступ; когда нет пути назад, гора становится крутой и скалистой; я чувствую, что стою неустойчиво, когда уступ позади и растения исчезли; растения исчезают, когда я чувствую неустойчивость; я нахожусь у края бездны, когда исчезают растения; подъём наверх устраняет растения; страх высоты – последствие неустойчивости.
Активность Сновидения
Восхождение с видом на пустоту
уступ невозврата
зелень, цветение, бездна
охваченный страхом я.
Активность сновидения может быть выражена разными способами, совсем не обязательно стремиться выразить её во внешней форме, ее можно просто почувствовать. Эта активность не означает ничего, кроме того, что она есть. Я не знаю, что это скажет мне о моей жизни, потому что цель данной работы не в том, чтобы «получить» что-либо от сновидений, а в том, чтобы как можно ближе подойти к их активности. Суть также не в том, чтобы «получить опыт», насладиться эстетикой, стать поэтом или художником. Такой подход к сновидениям способствует усилению творческого чувства «Я», и всё. Искатели ответов на вопросы, скорее всего, будут разочарованы, но представьте себе, как со временем с помощью этого метода вы будете работать со снами. Приведу еще один пример.
Сюжет Сновидения
Я читаю лекцию в аудитории. Стоя перед группой, я замечаю что-то вроде белого кусочка ваты на указательном пальце левой руки. Я начинаю тянуть вату и понимаю, что она выходит из раны на пальце. Когда я вытаскиваю её, она превращается в нить темных пурпурно-красных бусинок, похожих на четки. Я смотрю на это с изумлением.
Образ Сновидения
Во время лекции на моем указательном пальце появляется кусок ваты. Когда мой палец поврежден, появляется вата. Когда я нахожусь перед аудиторией, на моем пальце возникает нить пурпурно-красных бусин. Я чувствую изумление во время проведения лекции. Когда я указываю на что-то, это напоминает перебирание четок. Чтение лекции указывает на мою рану с помощью четок.
Активность Сновидения
Стою в изумлении
Обращаюсь к залу
Что-то внутри появляется белое и пушистое
Один шар за другим
Рана словно четки возникла на кончике пальца
Неожиданная пурпурно-алая уязвимость.
Работая со сновидениями таким образом, мы постепенно начинаем все больше осознавать себя как творящих существ, способных привести своё творение к единству с миром. Мы сознательно упражняемся в погружении в активность, подобную той, что творит сновидения. Мы также можем поупражняться подобным образом в отношении фантазии, памяти, мышления и восприятия, чтобы обнаружить, что мы сами участвуем в создании их содержания. Затем мир в наших глазах также начинает обретать аналогичные качества, поскольку эта работа развивает способность воспринимать мир как то, что пребывает в процессе творения, а не то, что уже сотворено. Однако нам следует более четко осознать, что мир в качестве творимого может быть забыт и утерян, если мы не сделаем свою часть работы.
ОТ АКТИВНОСТИ СНОВИДЕНИЯ К АКТИВНОСТИ МИРА
Ценность работы со сновидениями как активностью отчасти связана с вниманием к вещам, которые нельзя использовать, но которые имеют высочайшую ценность, потому что касаются всего нашего существа и насквозь им пронизаны. Описанная выше работа со сновидением может быть тренировкой для вхождения всем нашим существом в мир. Окружающий нас мир объектов не так надежен, как мы думаем. Этот мир кажется неизменным только потому, что мы столь ненаблюдательны. Пока «Я» остается незамеченным, мир кажется относительно стабильным, но через усиление чувства «Я» мир начинает в мелочах проявлять постоянную изменчивость.
Предположим, я каждый день смотрю на пейзаж в окне. Из-за постоянных изменений света и тени, движения облаков и солнца, тумана и ветра объекты меняют форму, местоположение и группируются по-разному в разное время. Дерево, которое в один момент может быть центральной фигурой, в другой становится частью фона. Цветовая гамма может варьироваться от голубоватой до серебристо-белой и до оттенков индиго и пурпурного. Мир, как и сновидение, постоянно разный; он всегда новый.
Если бы мы без подготовки столкнулись с качествами мира как души, то были бы поражены; усиление «Я» делает возможным присутствие постоянно изменяющихся качеств мира таким образом, что каждое отдельное изменение ощущается в его соотношении с целым. По-видимому, отдельные впечатления – это хитро переплетенные нити. Например, отдельное растение невозможно рассматривать отдельно от всего окружающего его ландшафта, солнца, луны и звезд, влаги и земли, птиц, животных и насекомых. Обычно мы видим мир в качестве содержания. Нам следует работать над тем, чтобы ощутить его в качестве образа, в котором все взаимосвязано со всем остальным.
Различные непрерывные переживания контакта с миром подобны индивидуальным снам; тем не менее, каждый опыт дает ощущение целого. Затем нам следует сделать следующий шаг и осознать, что мы не только являемся частью целого, но и несем ответственность за свою долю в процессе создания. С точки зрения антропогенных аспектов мира эта ответственность всё растёт. Здесь становится труднее, потому что многое в человеческом мире сделано в виде отдельных фрагментов и для удовлетворения личных интересов. Эту фрагментацию невозможно исправить за короткое время, но работа в этой области начинается с отношений с другими людьми, которые также жаждут восстановления всего мира и приняли решение работать для достижения этой цели. Как можно заниматься такой работой в мире? Я хочу подойти к этому вопросу в связи с тем, что было сказано о снах.
Главный признак только что описанной работы со сновидениями – это забота о том, чтобы она была здоровой. Она является здоровой, если применяет метод, который соответствует тому, что обычно происходит, когда мы ложимся спать. Как уже говорилось ранее, когда мы засыпаем, физическое тело, также являющееся живым телом жизненных процессов, лежит на кровати. Обычного сознания больше нет, как и его индивидуальности. Мы не можем просто сказать, что находимся в бессознательном состоянии, поскольку сны показывают, что задействован особый вид сознания, не похожий на то, что используется во время бодрствования. Я описал это сознание как чистую подвижность, движение, поток, формирование. Больше об этом сказать невозможно. Это не то же самое, что образы, возникающие во сне, но больше похоже на активность внутри образов и их взаимодействие.
В качестве аналогии можно представить отношения между субстанцией и активностью тела. Моя рука, например, может быть описана в качестве субстанции плоти. Мою руку также можно описать с точки зрения ее активности, когда я двигаю рукой, чтобы что-то потрогать или взять. Субстанция и активность тесно переплетены. Акцент в работе со сновидениями делается на активности, это нужно для развития способности ощущать, что мир сознания в сновидении имеет совершенно иное качество, нежели мир, с которым мы имеем дело в обычном бодрствующем состоянии. Этот вид активности также всегда вплетается в мировое содержание, но мы не можем испытать его, не укрепив способность делать это.
Если мы работаем со сновидениями предложенным способом, то начинаем со сновидения, которое было воспринято обычным сознанием, которое можно назвать физическим телом сновидения. Затем мы работаем над тем, чтобы почувствовать сон как образ, это можно было бы назвать жизненным процессом сновидения. А затем мы работаем над тем, чтобы получить представление о сновидении как об активности, о том, что можно назвать душой и духом сновидения. Эта процедура подобна следованию процессу засыпания, теперь уже сознательному.
Мы также можем посмотреть на этот процесс в обратном направлении. Когда мы спим, душа и дух заняты тем, что их окружает. По мере того, как мы медленно выходим из сна, душа и дух вплетаются в жизненные процессы тела, освещая содержание сновидения. Когда мы просыпаемся, это содержание облачается в форму обыденного сознания. Разработка процедуры, которая будет следовать этому естественному процессу, приведет к тому, что работа во сне станет здоровой, и он сможет проникнуть в мир. Если этому процессу не уделяется внимание и человек погружается прямо в сновидение с помощью таких процедур, как свободные ассоциации, толкование, активное воображение, или переходит непосредственно к материалу сна, исследуя образы, активность сновидения не выходит в мир. Хотя такой подход, конечно, может многому научить. Разница между обычной процедурой глубинной психологии и описанной нами заключается в том, что первая, по сути, абстрагирует сновидение от его контекста, в то время как вторая рассматривает сновидение в качестве принадлежащего контексту сна. Я скорее исследователь сна, а не сновидений.
Разница между исследователем сна и исследователем сновидений заключается в признании важности ритма, непрерывного ритма бодрствования и сна. Качество ритма во многом связано с поставленным ранее вопросом: что можно делать в мире, чтобы восстановить чувство единства целого? Во-первых, относительно сна важны два наблюдения. Во-первых, иногда, когда мы просыпаемся, часто после дневного, а не после ночного сна, в момент пробуждения мы испытываем особенное ощущение. Его трудно описать, это что-то вроде ощущения порыва ветра, врывающегося в тело, дуновения, сопутствующего возвращению в физическое тело. Это ощущение иногда можно ощутить по завершении медитации. Оно подтверждает многое из того, что было сказано о процессе засыпания и возвращения в состояние бодрствования. Мы не просто теряем сознание и через восемь часов снова обретаем его; сон и бодрствование – это ритмический процесс, существующий как единое целое.
Второе наблюдение: если мы научимся быть максимально осознанными в момент пробуждения, то обнаружим, что всегда просыпаемся с определенным настроением. Это настроение просто присутствует и обычно не связано ни с чем из нашей жизни. Я могу проснуться с чувством радости, печали, легкой подавленности или многих других особых настроений. Мы не просыпаемся в нейтральном состоянии. А если точнее, настроение после пробуждения – это больше, чем чувство или эмоция. Такое настроение имеет моральное качество. Это качество не имеет ничего общего с общепринятым пониманием морали, но это чувство с определенным качеством подсказывает о нём. Мне кажется, этот очень легкий порыв касается возможности проникновения сновидений в мир. Нас никто не принуждает к сознательному творчеству в мире с применением ресурсов ночи; это больше похоже на предложение сделать это. Если такое предложение можно открыто выслушать, тогда именно развитие тесного единства между «Я» и душой может привести к сознательному индивидуальному подходу к миру, как к душе.
Теперь можно спросить, почему этот процесс не происходит естественным образом без взятия на себя такой тонкой работы, которой можно легко пренебречь. Почему активность сновидений не проникает в мир естественным образом? Единство между «Я» и душой естественно для процессов, происходящих ночью в сновидении. Здесь оба фактора едины. Но как только они возвращаются из своего ночного состояния и снова входят в жизнь тела, «Я» затмевается сильным присутствием эго. Душа также искажается из-за того, что ей приходится облачиться в одежду, похожую на бодрствующую жизнь сновидца. Однако первое, как может показаться, является основным фактором.
Например, в образах сновидений почти всегда присутствует эго сновидения, а также мы сами либо в качестве непосредственной фигуры сновидения, либо в качестве наблюдающего сознания. Это присутствие – не «Я», а эго, мы сами, какими мы уже знаем себя из прошлого, а не то, чем мы становимся. Таким образом, то, что осталось от ночного путешествия души, – это на самом деле только обнаруживаемая активность сновидения, вплетенная в его субстанцию, и легкая подсказка утра. Поэтому необходима работа, чтобы эти качества не терялись при пробуждении.
Еще один фактор, связанный с ритмическими отношениями между сном и бодрствованием, который требует внимания, – это физическое тело. Переход от активности во сне к активности души в мире сильно затруднен, потому что наше физическое тело вмешивается в ритм, а не является его частью. Для этого есть самые разные причины: еда, которую мы едим, вода, которую пьем, загрязненная среда, в которой живем, лекарства, которые принимаем, напряжение, с которым живем. Все эти агенты работают против способности ощущать, как каждую ночь тело полностью погружается в царством души.
Душа никогда не выходит из строя, но её нормальное функционирование может быть нарушено из-за телесных дефектов. Любой, кто потратил время и усилия, чтобы по-настоящему выслушать страдающего психологическими расстройствами человека, быстро обнаружит, что фантазии, воспоминания, мысли и восприятие такого человека имеют смысл сами по себе, даже в таких случаях, как шизофрения и паранойя. На самом деле всегда остается впечатление, что слушаешь достаточно творческого человека. Это творчество, однако, тщетно, поскольку не имеет отношения к бодрствующему миру, а посредником таких отношений является тело.
Если в организме что-то нарушено, то нарушается ритм ночи и дня. Я здесь не принимаю сторону психиатрии, которая сводит психическую активность к работе мозга. Физические нарушения также могут быть сосредоточены в печени, почках, легких, сердце или любом другом органе. Кроме того, орган не обязательно должен быть больным, чтобы функционировать не гармонируя со всем телом; достаточно, чтобы он был гиперактивным или малоактивным, несбалансированным. Но не только у шизофреников и параноиков организм разбалансирован; разбалансировано само тело мира, и мы все живем в наших телах по-своему.
По всем указанным причинам активность сновидений не может естественным образом войти в мир. Мы также не можем предположить, что ситуация значительно улучшится, если сначала мы поработаем над своим телом, очистив его от токсинов, оздоровив с помощью массажа и иглоукалывания, питья воды и употребления натуральных продуктов. Мы также не можем предположить, что медитация и духовные дисциплины, которые уменьшили бы господство эго, дали бы нам ответ. Практиковать все это, конечно, полезно, но самым важным фактором является выбор. Человек должен сознательно действовать так, чтобы сон и бодрствование составляли единое ритмическое целое.
В нынешних мировых условиях, которые признают только важность повседневного мира, такой выбор также является сознательной жертвой. Слово жертвовать означает «посвящать божеству», делать священным. От нас требуется отказаться от того, что делает жизнь простой, удобной, безопасной, приемлемой, понятной. И за это не будет ощутимой личной награды. Кроме того, результаты такого выбора могут даже не проявиться в жизни человека. Таким образом, мы сталкиваемся с очень большим вопросом: зачем делать такой выбор?
Выбор в пользу работы над тем, чтобы стать полностью сознательным творцом мира, должен быть сделан совершенно свободно. Если такой выбор делают, из-за того, что кажется, что весь мир рухнет, если мы не возьмем на себя эту задачу, в действительности является проявлением завуалированного эгоизма. Таким выбором будет руководить страх, и поэтому решение будет несвободным. Если выбор делают потому, что в результате может получиться лучший мир, это также завуалированный эгоизм, потому что он ориентирован на результат, которого кому-то хочется добиться.
Благородный выбор всегда легко запятнать эгоизмом, даже если сначала он кажется альтруистическим. Выбор действовать таким образом – это вопрос любви и интереса, хотя и не личного интереса, к феномену любви в этом мире. Решение работать таким образом – это своего рода исследование активности любви. Конечно, все типы любви, которые мы рассмотрели в этой работе, являются основой такого интереса, но этот вид любви все же отличается от всех других видов. Я предпочитаю работать таким образом, потому что предпочитаю любить, чтобы видеть работу любви и то, на что сама того не зная, она способна.
Выбор любить – выбор попытаться насколько возможно расширить границы этого явления. Вероятно, этот эксперимент бесконечен. Из того, что мы до сих пор говорили о любви, можно предположить кое-что и о природе этого эксперимента. Мы исследовали любовь как сексуальное влечение, силу крови, эмоцию, познание самого себя, активность сердца и как мировой феномен. Следующая часть исследования, которую мы здесь затронем, – это любовь как мировая сила, нечто, что выходит за рамки теплых чувств, сантиментов, влечения, преданности, связи и представляет интерес как таинственная сила мира людей. Здесь мы коснемся этой силы как сущности самого мира, его сути, активности и предназначения. Я совершенно уверен, что в мире есть много людей, которые захотят поучаствовать в этом эксперименте.
Любовь – такое интересное явление, потому что она и велика, и мала, но, по сути, это одна и та же сила как в своей необъятности, так и в своей индивидуальной особенности. Таким образом, этот эксперимент может быть осуществлен мельчайшими способами, которые в то же время наделены огромнейшей глубиной. Начать обращать внимание на жизнь в сновидениях – действительно очень незначительное дело. Я не хочу сказать, что, этот маленький поступок имеет большие последствия, потому что его последствия совпадают с дальнейшими подобными маленькими поступками. Если бы мы совершали небольшие шажки, а затем ждали, оглядываясь на последствия, мы бы упустили из внимания особый способ, с помощью которого это явление работает. Феномен любви работает таким образом, что маленькие поступки имеют большие последствия. Иными словами, каждый даже самый малый акт любви охватывает весь мир. «Я» – это индивидуализированный акт любви. Как я пытался показать с самого начала, «Я» так же индивидуально, как каждый человек, и так же всеохватывающе, как мир.
Возможно, нам нужно различать силу любви и связанные с ней ожидания. Мы склонны думать, что если бы мы практиковали любовь, все было бы гармоничным безо всяких усилий. Но так же, как работа, направленная на привнесение в мир активности сновидений, – это постоянное усилие, а не то, что можно практиковать какое-то время для достижения результатов и приведения в движение нового типа мира, так и любовь – это способ говорить о новом виде работы, а не прекращение работы. Душевная работа на самом деле сложнее, чем физическая или умственная, во-первых, потому что она требует усилий в сфере невидимого, а во-вторых, потому что чем больше ею занимаешься, тем упорнее нужно продолжать работать дальше. Творчество – это работа на полную ставку без оплаты труда и без выхода на пенсию.
[1] Для более глубокого понимания связи между сном и эфирным телом, см. Rudolf Steiner, The Evolution of Consciousness as Revealed Through Initiation-Knowledge, trans. V. E. Watkin and C. Davy (London: Rudolf Steiner Press, 1991).