Согласно Юнгу, не сны (как считал Фрейд), а комплексы открывают королевский путь к бессознательному. Эти слова означают главенствующую, центральную роль, которую он отводит комплексам в глубинной психологии. Сам термин, уточним, также используется в наше время для обозначения разнообразных “составных структур”, но самое важное применение они нашли именно в глубинной психологии. Эйген Блейлер (1857-1939) уже использовал этот термин, обозначая некоторые психические состояния, но именно Юнг определил его в том смысле, в котором он используется и сегодня. В своих всесторонних исследованиях в Психиатрической клинике Цюрихского Университета, опубликованных под названием Diagnostische Assoziationsstudien, он впервые применил термин “эмоционально-окрашенные комплексы” к феномену “эмоционально-окрашенных групп представлений” в бессознательном; в дальнейшем термин был сокращен до слова “комплекс”.

Исключительно на основе экспериментальной психологии сознания, с помощью своих методов, Юнг и его коллеги провели ряд тестов, которые проявили наличие и природу таких эмоционально окрашенных групп представлений как специфических факторов, мешающих нормальному процессу психической ассоциации. Отправной точкой стал ассоциативный процесс как отражение психической активности. Внимательно проведенные эксперименты показали, что «препятствия», о которых идет речь, имеют внутрипсихическую природу и происходят из сферы, находящейся вне объективного контроля сознательного разума и которые дают о себе знать только когда порог внимания снижен. Это не только предоставило новые доказательства существования бессознательной области, проявления которых необходимо будет учитывать в любом психологическом утверждении, но также и предложил возможность наблюдать за своей работой напрямую и изучать его посредством эксперимента. В ассоциативном тесте — в который здесь детально не погрузиться — было продемонстрировано, что скорость и качество реакций на “слова-стимулы”, выбранные в соответствии с определенным принципом, формируются индивидуально. Продолжительное время реакции, когда объект впервые подвергается стимулу, и ошибки (провалы в памяти или ложные воспоминания), случающиеся, когда объект старается вспомнить во время повторения эксперимента ответы, данные в ходе спонтанных ассоциаций, не случайны, но определяются с невероятной точностью проявляющимся эффектом содержимого бессознательного, чувствительного к действиям комплекса. Природа и длительность симптомов препятствий соответственно позволяют сделать выводы касательно эмоциональной окраски и глубины загруженного аффектом содержимого, запрятанного на задворках психики.

“Всё множество воспоминаний, — пишет Юнг о своем опыте эмоционального комплекса, — имеет определенную эмоциональную окраску, сильное чувство [раздражения, злости, и т.д.]. Каждая молекула [комплекса] принимает участие в этой эмоциональной окраске, так что, появляется ли она в соединении с другими или сама по себе, она всегда несет эту эмоциональную окраску, притом ярковыраженность ее возрастает с тем, чем более заметна связь с комплекс-ситуацией в целом”. Юнг прибавляет в сноске: “Поведение можно сравнить с музыкой Вагнера. Лейтмотив, в каком-то смысле эмоциональная окраска, означает комплекс идей, центральных в драматической структуре. Каждый раз, когда тот или иной комплекс получает стимул от чьих-либо слов или действий, соответствующий лейтмотив отзывается одним из своих проявлений. Так же и в обычной психической жизни: лейтмотив — это эмоциональная окраска наших комплексов, наши действия и настроения — модуляции лейтмотива”. И в другой сноске: “Индивидуальные представления комбинируются в соответствии с различными законами ассоциации (схожесть, сосуществование и т. д.), но отбираются и группируются в более крупные комбинации аффектом”.

Согласно юнгианскому определению, каждый комплекс состоит в первую очередь из “ядра”, переносчика смысла, располагающегося вне сферы сознательной воли, бессознательного и неконтролируемого; и, во-вторых, из ряда ассоциаций, связанных с центральным элементом, частично произрастающих из врожденных личных предрасположенностей и частично из индивидуального опыта, сформированного внешней средой. Предположим, если мы возьмем образ “отца”, например, греческого бога Зевса, в индивидуальном бессознательном в качестве “ядра”. Мы можем говорить об “отцовском комплексе” у этого человека только если имеет место столкновение реальности и личной предрасположенности индивида к нему, столкновение между отдельными внутренними и внешними событиями дает этому “ядру” достаточно сильный эмоциональный заряд, чтобы произвести это проявление из разряда потенциальных в разряд реальных. Однажды сформированный и проявленный, комплекс может открыто сопротивляться стремлению сознательного эго, разбивать его целостность, отщепляться от него, и действовать как “одушевленное инородное тело в области сознательного”. Соответственно, Юнг говорит: “Сегодня каждый знает, чтолюди “обладают комплексами”, менее же известно то, что комплексы обладают нами”. И, тем не менее, это критически важный момент, который нам необходимо прояснить, если мы собираемся противопоставить необходимую долю сомнения распространённой самодовольной вере в превосходство воли и эго-сознанию.

Комплексы могут проявлять все степени самостоятельности. Некоторые из них пребывают в спокойствии, встроенные в общую ткань бессознательного, их едва ли можно заметить; другие ведут себя как нарушители душевной “экономики”; третьи уже обеспечили себе место в сознательном, но сопротивляются его влиянию и остаются более или менее самостоятельными, сами себе закон.

“Эго-комплекс, — пишет Юнг, — формирует центр нашей психики. Но это только один из нескольких комплексов. Другие скорее ассоциируются с эго-комплексом и таким образом становятся сознательными, при этом они могут существовать какое-то время без привязки к эго-комплексу”. Они, так сказать, прячутся в потемках бессознательного, пока подходящее стечение обстоятельств не вызовет их в мир сознательного. Они часто могут действовать и незаметно, изнутри прокладывая путь к некоторой трансформации. Тогда сознательный разум может осознавать наличие комплекса — и мы часто слышим от страдающих психическими расстройствами: “Я знаю, что у меня материнский комплекс”, и т. д — и при этом, не осознавая скрытые причины его появления, не могут с ним разобраться. Знание о его существовании кажется бесполезным; его вредоносные действия прекратятся лишь тогда, когда нам удастся “разрядить его”, или пока избыток психической энергии, хранящийся в нем, не будет перенесен в другое качество, т. е. пока нам не удастся его эмоционально ассимилировать.

Те комплексы, о которых мы знаем лишь умозрительно, необходимо строго отделять от тех, которые действительно “поняты”, т. е. осознаны в той форме, которая не позволяет им оказывать пагубное влияние. Таким образом, в этом случае мы уже имеем дело не с комплексами, а с ассимилированным содержимым сознательного, как, например, в случае с материнским комплексом, который перестал быть таковым, так как он был разрешен и его содержимое преобразовано в естественное отношение к матери. Тем не менее, стоит подчеркнуть, что после того, как существование комплекса становится осознанным, у него больше шансов быть “понятым” и исправленным, т.е. исчезнуть, чем когда мы даже не подозреваем о его существовании. Ведь до тех пор, пока он остается полностью бессознательным и внимание сознания к нему не привлекается даже симптомами, которые он вызывает, он остается недоступным какому-либо пониманию. Тогда он приобретает неконтролируемый, компульсивный характер всех автономных сил, которым подвержено эго, плохо это или хорошо; оно вызывает диссоциации и тем самым наносит вред целостности психики.

Юнг указывает, что пока комплексы остаются бессознательными, их можно насытить ассоциациями и тем самым “расширить”, но никак не исправить. Они отбрасывают компульсивный характер автоматизма лишь когда мы поднимаем их на уровень сознательного — один из наиболее важных элементов терапии. В зависимости от степени их удаленности от сознательного, комплексы облекают себя в бессознательном в архаично-мифологические наряды, наращивая свою нуминозность через насыщение своего содержания, что может легко наблюдаться в случаях шизофрении. Но нуминозность абсолютно неуязвима против воли сознательного и ставит субъекта в состояние припадка, безвольного подчинения. Сознательные комплексы, с другой стороны, могут быть исправлены и трансформированы. Они “сбрасывают свою мифологическую оболочку, и, входя в адаптивный процесс на пути к сознательному, персонализируются и рационализируются до степени, где возможна диалектическая дискуссия”.

С функциональной точки зрения можно сказать, что разрешение комплекса и его эмоциональная ассимиляция, т.е. процесс подъема его на уровень сознательного, всегда приводит к перераспределению психической энергии. Ведь психическая энергия, крепко удерживаемая комплексом, теперь может перетечь в новое содержимое, и таким образом привести к более сбалансированному психическому состоянию.

Таким образом, комплексы являются выразительными показателями не только “делимости” и “расщепляемости” психики, но и относительной независимости ее фрагментов, которые могут привести к полной психической дезинтеграции всех возможных видов. Этот факт, являющийся доисторическим человеческим опытом, стоит в основании мировоззрения, в особенности распространенного среди примитивных народов, что несколько душ может сосуществовать в одном и том же человеке. “По сути своей, — говорит Юнг, — нет принципиальной разницы между фрагментарной личностью и комплексом”, ведь комплексы зачастую лишь “осколки психики”.

Таким образом, комплекс — как это четко проявляется во снах — может являть себя в персонифицированной форме. То же наблюдается и в спиритических проявлениях, машинальном письме, и других сходных феноменах. Ведь образы сновидений “подобно иной реальности входят в поле сознания спящего эго… Они не находятся под нашим контролем, но подчиняются собственным законам. Они… автономные психические комплексы, имеющие силу формировать себя из собственного же материала”. То же самое справедливо и для видений, галлюцинаций и навязчивых идей. Комплекс, ставший автономным, может вести полностью самостоятельное существование на задворках психики; он “формирует, так скажем, самодостаточную психику в миниатюре” посреди “основной” психики, и в некоторых психотических состояниях автономный комплекс может даже привлекать к себе внимание собственным “голосом”. Высказывание медиумов в состоянии транса всегда выражается от первого лица, так, как если бы говорил настоящий человек. В своей докторской диссертации “О психологии и патологии так называемых оккультных феноменов”, Юнг обратил внимание на подобные проявления в состоянии транса и охарактеризовал их как “попытки будущей личности (чьи частичные аспекты проявляют медиумы) прорваться наружу”.

Поскольку автономные комплексы от природы бессознательны, они, возможно, — как и все проявления в бессознательном — не принадлежат к эго, т.е. являются качествами внешних объектов или людей, иными словами, проекциями. Идея о преследовании, вера в “духов”, основаны на таких проекциях, или феномен одержимости, часто встречавшийся в средние века (в котором эго полностью “поглощается” комплексом, поскольку он оказывается сильнее самого эго-комплекса) можно интерпретировать как “прямое проявление комплексной структуры бессознательного”. Но “способны ли такие маленькие психические фрагменты, как комплексы, формировать собственное сознание — вопрос все еще остается без ответа”. Однако, некоторые виды опыта в области психопатологии — например, феномен “раздвоения личности”, описанный Жане [Пьер Мари Феликс Жане (1859-1947), французский психолог] — предполагают, что существование псевдосознательного процесса в бессознательном стоит рассматривать по меньшей мере как возможность. В любом случае, комплексы — это “психические агенты, глубинная природа которых до сих пор остается неизвестной”. Мы можем сломить их силу только “сделав осознанным” их подавленное, бессознательное содержимое. Со стороны пациента это обычно встречается сильным сопротивлением и требует особого метода “анализа” — разве что откровение или катастрофа в жизни спровоцируют достаточный шок для его разрешения. Только лишь эмоциональный опыт освобождает; только он может привести к необходимым изменениям и трансформации энергии. Ни один феномен бессознательного не может быть преодолен только одним интеллектом, “так как [комплекс] состоит не только из значения, но еще и из ценности, и это зависит от интенсивности сопутствующей эмоциональной окраски”, определяющую роль, которую комплекс будет играть в душевной экономике.

“Именно через “аффект”, — пишет Юнг, — субъект вовлекается и таким образом начинает чувствовать всю тяжесть реальности. Разница здесь примерно такого же масштаба, как между серьезным заболеванием, о котором можно прочитать в книге, и самой болезнью в жизни человека. В психологии нет ничего такого, что было бы не познано в реальности. Следовательно, одного умозрительного взгляда недостаточно, так как в таком случае человек знает лишь слова, но не сущность вещи изнутри”.

Феноменология комплекса раскрывает в себе широкое разнообразие форм. Все они могут проявляться как соматически, так и психически, а также комбинировано. Мы можем вкратце описать различия следующих форм:

а) Комплекс находится в области бессознательного, но все еще недостаточно заряжен энергией, чтобы ощутить его как “независимую волю”, автономное существо; тем не менее, он так или иначе блокирует естественный психический процесс. Он сохраняет относительную связь с целостностью душевной организации (например, проявляется только по мелочам, малосущественными симптомами).

б) Комплекс находится в области бессознательного, но уже так раздулся и стал таким независимым, что ведет себя как второе эго в конфликте с сознательным эго, таким образом помещая индивида меж двух истин, в конфликте двух воль, и угрожая разорвать его надвое (как, например, бывает при некоторых видах компульсивного невроза).

в) “Эго-комплекс” может полностью оторваться от психической организации и стать автономным. Это ведет к хорошо известному феномену “раздвоения личности” (Жане), или к расщеплению на несколько частичных личностей, согласно числу и природе бессознательных комплексов пациента.

г) Если комплекс достаточно сильно заряжен, чтобы затянуть сознательное эго в свои владения, пересилить и поглотить его, тогда комплекс в большей или меньшей степени становится хозяином в доме сознательного эго; тогда можно говорить о частичной или полной идентификации эго с комплексом. Этот феномен можно ясно наблюдать у мужчин, страдающих материнским комплексом, или женщин, страдающих отцовским. Ими овладевают слова, мнения, желания и стремления матери или отца, что происходит незаметно, превращая их в свой инструмент и своего выразителя. Степень идентичностикомплекса и эго может, разумеется, различаться; комплекс может затенятьчасти эго, или же закрывать его целиком. В первом случае, сложности адаптации, относительная потеря реальности, психические расстройства большей или меньшей тяжести проявят себя; во втором случае проявятся безошибочные характеристики гибельной инфляции, как может происходить, например, у людей, отождествляющих себя с Богом или дьяволом, ребенком или гоблином, политическими или историческими персоналиями, животными всех видов, и в различных формах психоза, вызывающего частичную или полную потерю эго.

д) Поскольку содержимое бессознательного может быть пережито только в форме проекции, бессознательный комплекс сначала проявляется в проекции в качестве свойства внешнего объекта или человека. Если бессознательный комплекс настолько “отщеплен”, что принимает вид существа (часто угрожающей природы), нападая на человека извне, или проявляясь в качестве атрибута внешней реальности, могут наблюдаться такие симптомы, как мания преследования, паранойя и т.д. Этот объект может либо принадлежать действительному внешнему миру, либо может лишь казаться так, но на самом деле источник находится внутри души. Такие “объекты” могут принимать форму духов, звуков, животных, образов и т. п.

е) Сознательному разуму известно о комплексе, но известно лишь интеллектуально, в связи с чем комплекс сохраняет всю свою изначальную силу. Только эмоциональный опыт вкупе с пониманием и принятием его содержимого может его разрешить.

Неспособность различать содержимое сознательного разума и содержимое бессознательного комплекса, который “затуманивает” сознание — как всегда бывает в случаях г) и д) — представляет серьезную угрозу; комплекс не позволяет человеку должным образом приспособиться к внешней и внутренней реальности; он ослабляет способность ясно формировать суждения, и, что хуже всего, нарушает межличностный контакт. Феномен “причастности”, т. е. недостаточная способность отделять субъект от объекта, часто наблюдается не только у невротиков, но и в примитивных народах, практикующих поклонение животным, у маленьких детей, и у многих взрослых, которые в большей степени остались бессознательными. Это психическое состояние, к которому взывает все разнообразие пропаганды. Чем выше склонность к “причастности”, то есть чем менее эго способно сопротивляться внешнему и внутреннему влиянию, тем с большей вероятностью индивид будет искажен, или отдастся во власть группового духа, и станет одним с массой. Зрелость означает, что разные стороны души осознаются как таковые и между ними выстраиваются необходимые отношения. Для того, чтобы выстроить гармоничное взаимодействие между ними, человеку для начала необходимо осознать и отделить их друг от друга. Это позволяет отделять влияние и помехи бессознательного от тех, что уже были прояснены сознанием — в них человек больше не запутается. Тем самым, способность распознать их является необходимым условием не только здорового эго, но и, в нынешнем понимании анализа, любой высокоразвитой культуры.

Аналогично и эго может занять четыре позиции по отношению к комплексу: бессознательность его существования, идентификация, проекция или конфронтация. Однако только конфронтация способна помочь эго принять комплекс и привести к его разрешению.

Невротический человек больше всего боится встретиться лицом к лицу со своей внутренней и внешней реальностью; поэтому он предпочитает задумываться о жизни, нежели чем проживать ее. Часто он демонстрирует необъяснимую привязанность к своим комплексам, даже когда, как кажется, он невыносимо страдает от них или делает все в его силах, чтобы избавиться от них. Ведь что-то в нем хорошо осознает, что комплекс не разрешится, пока человек не разберется с конфликтом, который его вызывает, и это требует мужества, силы, и эго, способное вынести страдания. Зачастую человек должен примирить в себе неизменяемые факты, негативно или парадоксально окрашенные. Оставить свои инфантильные фиксации и адаптироваться к ответственностям взрослой жизни — это суровое испытание и совсем не то, что люди ожидают от анализа и разрешения своих комплексов. Это не погружение в состояние “счастья”. Ведь если комплекс осознать, до сих пор бессознательный конфликт, приведший к нему, проявляется. Чтобы обойти несовместимость между полюсами конфликта, человеку приходится сознательно подавлять и отказываться от одного из них; кажется, что он от него избавляется. Таким образом ему не приходится страдать от настоящего конфликта, но в обмен на это он страдает псевдопроблемой, а именно от различных психических расстройств и неврозов. Моральный или этический конфликт в корне комплекса, как кажется, остался позади, или скорее переложен в область, где человек, скажем так, “невиновен”; но “разместиться” он может и в телесной области, как при истерии. Одна из наиболее частых причин комплексов в действительности является “моральным конфликтом”, т.е. очевидной неспособности осознать целостность своей природы.

До определенной момента мнения и определения Юнга о комплексах совпадают с Фрейдом. Но начиная отсюда юнгианская концепция фундаментально отличается от фрейдовской, и это отклонение имеет широкие последствия для развития всей его доктрины. Неспособность учесть эти различия стала одной из основных причин неверных представлений, которые сформировались вокруг юнгианской позиции.

Фрейд и Юнг пришли, хоть и совершенно разными путями, к похожим заключениям касательно природы и влияния психических факторов, известных как “комплексы”. Именно это согласие впервые (в 1902 году) привлекло их внимание друг к другу и позднее (в 1907) свело их вместе вновь. К 1913 году Юнг развил фундаментально разнящийся взгляд на проблему, и их пути разошлись. Юнг стал четко разделять “личное бессознательное” (соответствующее фрейдовскому пониманию бессознательного, содержимое которого состоит исключительно из отброшенного или подавленного материала, порожденного личным опытом) и “коллективное бессознательное” (состоящее из типичных моделей человеческого опыта и поведения, т. е. “унаследованный потенциал психического функционирования, чистый и простой”). В соответствии с этой теорией, Юнг придавал большую важность и функциональность “комплексам”. Для него они стали “фокусной и связующей точкой психической жизни, которые не должны отсутствовать, так как в этом случае психическая активность бы замерла”. Они составляют те “неврологические точки” в психической структуре, к которым льнут неусвоенные, неприемлемые элементы, элементы конфликта, но “тот факт, что они болезненны, не является доказательством их патологического нарушения”. У всех людей есть комплексы. Они составляют структуру бессознательной части психики и являются нормальными ее проявлениями. “Страдания — это не болезнь; это нормальный антипод счастью. Комплекс становится патологией только когда мы начинаем считать, что у нас его нет”.

Мы видим, что в итоге Фрейд и Юнг пришли к фундаментально различным концепциям, абсолютно разным оценкам комплекса. Фрейд видел комплекс только как проявление болезни, Юнг — как свойство здорового человека. У Фрейда все комплексы обладают негативным характером; они — продукты психического механизма подавления, который таким образом ищет возможности избежать конфликта между примитивными сексуальными желаниями человека и моральными и социальными ограничениями, наложенными на него, и без исключения являются симптомами нарушенной инстинктивной жизни, пораженной болезнью души. При приведении их к осознанности, или же разрешении, их содержимое поднимается до уровня сознания с помощью аналитического метода, и поэтому является желаемым достижением терапии. Поднять их целиком на поверхность (тем самым лишив бессознательное всего содержимого) в теории вполне возможно, однако не на практике. Хотя он и признает, что конституционные факторы играют свою роль, Фрейд придерживается мнения, что каждый комплекс неразрывно связан с личной жизнью человека и корнями уходит в эмоциональные переживания ранних лет — которые стали бессознательными и отщепились, или были подавлены, так как они несовместимы с привычным состоянием сознательного.

Юнг занимает иную позицию: “Комплексы, очевидно, представляют собой неполноценность в широком смысле — однако, я должен уточнить свое заявление тем, что говоря, что у человека есть комплексы, мы заявляем о его неполноценности. Оно означает только лишь что что-то несовместимое, непринятое, конфликтующее существует — возможно, препятствие, но также и стимул к дальнейшему развитию, новых возможностей и достижений”.

Здесь становится очевидным телеологический подход Юнга: зло всегда можно расценивать как начальную точку для добра, болезнь — как источник большего стремления к здоровью. Соответственно и комплекс может принять положительную перспективную значительность. Таким образом, для Юнга один и тот же комплекс обладает двойственным аспектом. Он отдает должное фрейдовскому толкованию, но заходит дальше и добавляет свое. После 1926 года теория Юнга о комплексе получила значительное развитие. В то время он все еще говорил: “Опыт показывает нам, что комплексы бесконечно разнообразны, тем не менее тщательное сравнение выявляет относительно небольшое число первичных моделей, которые проистекают из ранних переживаний детства”.Сегодня Юнг придерживается позиции, что некоторые комплексы произрастают целиком и полностью из конкретной ситуации, которые чаще всего проявляются в духовных кризисах среднего возраста.

Юнг идёт еще дальше, говоря:

“Многие комплексы отколоты от сознательного, потому что оно предпочло избавиться от них посредством подавления. Но есть и другие, которые никогда ранее не проявлялись в сознательном, и поэтому по сути никогда не могли быть подавлены. Они произрастают из бессознательного и атакуют сознательный разум своими странными, неопровержимыми убеждениями и импульсами”.

Означает ли это существование двух видов комплексов — больной и здоровой психики, т. е. “болезненные” и “здоровые» комплексы? Очевидно, такой вывод нельзя отвергать, особенно если учесть цитату из следующего абзаца и вспомним, что Юнг проводит различия между комплексами личного бессознательного и коллективного бессознательного.

“Некоторые комплексы”, пишет он, “проистекают из болезненных переживаний в личной жизни… Они порождают бессознательные комплексы личного характера… Но есть и другие [автономные комплексы], проистекающие из иного источника… В их корне, они связаны с иррациональным содержимым, о котором индивиду до сих пор не было известно, и который их тщетно пытается разыскать где-то вне его”. Или: “Тогда как содержимое личного бессознательного воспринимается как принадлежащие к собственной психике, содержимое коллективного бессознательного кажутся инородными, как будто пришедшими извне. Реинтеграция личного комплекса обладает эффектом разрешающим и часто целительным, тогда как вмешательство комплекса из коллективного бессознательного — весьма непримиримый и даже опасный феномен. Параллель с примитивной верой в души и духов очевидна: души соответствуют автономным комплексам личного бессознательного, а духи — коллективного бессознательного”.

Сам Юнг также признает, что его “теория комплексов” неискушенным должна казаться “описанием примитивной демонологии и психологии табу”, и с этой точки зрения неудивительно, что комплексы — это по сути “придатки примитивного разума”. Но тогда как Фрейд считает, что, сделав их осознанными, можно целиком и полностью перебороть эти примитивные (и, как следствие, инфантильные) проявления, тем самым освободив психику человека от комплексов, то Юнг считает, что даже самое глубокое осознание может поднять на поверхность и разрешить лишь часть комплексов — а именно, те, которые случайно сформируются. Для терапевтических ли целей совершается попытка освободить человека от его психических или психогенных расстройств, или педагогических и общественных целей, стремится человек к адаптации к окружающей среде; или же ради фундаментальной личностной трансформации проводится анализ — лишь ограниченный круг комплексов, отличающийся у разных людей, можно сделать осознанным. Остальные продолжают существовать в качестве “узловых точек”, “ядер”, принадлежащих к безвременной матрице души каждого человека, коллективному бессознательному, и Юнг не видит, что помешает этим частицам “продержаться до тех пор, пока существует человечество”, бесконечно тянущиеся к царству сознательного в виде спонтанных проявлений бессознательного. В такой логике рассуждений, “примитивный” означает только лишь “первобытный”, и он не выносит ценностных суждений этим уточнением. Соответственно, “следы [комплексов] безошибочно могут быть найдены среди всех народов всех эпох… Таким же образом эпос о Гильгамеше мастерски описывает психологию комплекса тирана, и Книга Товита из Ветхого Завета рассказывает историю эротического комплекса и предлагает излечение от него”.

С помощью иллюстрации прибегнем к несколько смелому сравнению и скажем: хотя психическая энергия действует постоянно, она обладает “квантовой” природой. Квантами в нашем сравнении являются комплексы, бесчисленные узловые точки невидимой сети. В них, в отличии от “пустого” пространства, сконцентрирован энергетический заряд психики коллективного бессознательного, ведущий себя подобно центру магнитного поля. Если заряд одной (или более) этих “узловых точек” становится достаточно сильным, чтобы “магнетически” (действуя как “центральная клетка”) притягивать все к себе (так же, как раковая клетка начинает развиваться, “пожирая” здоровые клетки создавая государство внутри государства) и таким образом сталкивает эго с инородным телом, “осколком души”, который стал “автономным” — тогда появляется комплекс. Если “узловая точка” насыщается только мифическим или универсальным человеческим опытом, мы можем говорить о комплексе, порожденным коллективным бессознательным; но если лично приобретенный материал наложен на него, т. е. появляется в мантии лично сформированного конфликта, тогда можно говорить о комплексе, порожденным личным бессознательным. Чтобы подвести итог, можно сказать, что у комплексов есть:

Два вида корней (основаны либо на младенческих, либо действительных событиях или конфликтах)

Две природы (комплекс может быть “злокачественным” или “здоровым”)

Две модели проявления (комплекс может в зависимости от обстоятельств считаться негативным или позитивным; комплексы “биполярны”).

Если мы примем во внимание количество углов, под которым можно рассматривать комплекс — согласно Юнгу — легко понять, почему даже в отношении этой ключевой концепции глубинной психологии, возникает столько замешательства и недопониманий среди тех, кто не стремится к тщательному разбору юнгианских идей.

Если остановиться на них поосновательней, эти взгляды Юнга имеют серьезные последствия. Они подразумевают, что комплекс на самом деле составляет структуру психики, или иными словами, комплекс сам по себе является здоровым компонентом психики. Материал, порождаемый коллективным бессознательным никогда не “патологичен”; он таковым становится, только если происходит из личного бессознательного, где он проходит особую трансформацию и окраску, втягиваясь в зону личного конфликта. Когда комплекс “лишается” наложенного на него содержимого из личной жизни человека, что происходит в ходе анализа, когда этот подавленный материал конфликта поднимается на уровень сознательного, настоящее ядро комплекса, “узловая точка” в коллективном бессознательном, освобождается от этого содержимого, в которое оно было облачено. Человек, до сих пор пойманный в сеть своих личных сложностей, встречается лицом к лицу с проблемой, которая теперь представляет не только личный его конфликт, но и дает проявиться конфликту, от которого человеку приходится страдать и который ему приходится разрешать с незапамятных времен. Истинное разрешение никогда не будет достигнуто излишне конкретизированным объяснением содержимого комплекса как раз потому, что такое объяснение всегда останавливается на персонально окрашенном материале, вызвавшем расстройство. Только интерпретация на символическом уровне способна обнажить ядро комплекса, избавив его от патологического прикрытия и освободив от препятствующего личностного одеяния.

Если комплекс, встроенный в материал личного бессознательного, как кажется, находится в неразрешимом противостоянии с сознательным, его “ядро” после обнажения может оказаться содержимым коллективного бессознательного. Например, человек больше не сталкивается со своей матерью, но с архетипом “матери”; не с уникальной личной проблемой, созданной его собственной матерью в реальной жизни, но с универсальной человеческой, обезличенной проблемой каждого человека с первобытным материнским началом в себе самом. Каждый человек, имевший такое психическое переживание, знает, насколько невероятным может быть облегчением, насколько легче, например, для человека расценивать проблему отца и сына не на поле личной вины — в отношении, скажем, его собственного желания отцовской смерти, его агрессии и стремления к мести — но как проблему освобождения от отца, т. е. от доминантного принципа сознания, более не соответствующего сыну: проблема, которая затрагивает каждого мужчину, была раскрыта в мифах и сказках об убийстве правящего старого короля и восхождении его сына на трон.

Соответственно, если комплекс остается лишь большей или меньшей узловой точкой в коллективном бессознательном, если она не раздулась и обросла излишним количеством личного материала, тогда он может быть не только не вредоносным, но невероятно плодовитым, ведь он — дающая энергию клетка, из которой проистекает вся дальнейшая психическая жизнь; но если она заряжена слишком сильно и становится автономной, или если вторгается в царство сознательного, она может принять разнообразные формы психозов и неврозов. И если сознательный разум не может “справиться” с этим содержимым, результат, как в народах, так и в отдельных людях, всегда один: дезорганизация и дезинтеграция. Таким образом исключительно состояние сознательного разума, большая или меньшая стабильность личности эго, определяет роль комплекса. Все зависит от того, способен ли сознательный разум понять, принять и интегрировать комплекс, чтобы защититься от его вредоносного потенциала. Если ему это не удается, сознательный разум падает жертвой комплекса, и в большей или меньшей степени поглощается им.

Соответственно различие между неврозом и психозом, до сих пор считаемое фундаментальным, больше не может основываться на содержимом и уровне энергии рассматриваемых комплексов, но исключительно на “условии” сознательного разума человека. Страх анализа, т. е. страх, что сознательное будет пересилено содержимым комплекса, становится более понятным, чем ближе человек держится привычного состояния сознания; ведь известно, что опасность потери баланса увеличивается пропорционально несгибаемости и односторонности сознательного разума. Для сознания логичен страх затопления вследствие нехватки стабильности и последовательности.

Невроз и психоз лежат по две стороны линии, нарисованной способностью эго противостоять прорыву со стороны содержимого бессознательного. Часто это сопротивление оказывается на волоске от превращения временного прорыва в постоянный — в теории, оба способны принять участие в любом снижении защиты сознания, любом abaissement du niveau mental (снижении умственного уровня — фр., Жане), принимает ли он форму оговорки (по Фрейду), сновидения, видения, фантазии, экстаза, галлюцинации, проявляется ли в материале, освещенного в ходе анализа. В связи с этим комплексов личного бессознательного приходится бояться в меньшей степени; сознательный разум так или иначе способен с ними справляться. Ведь взрывная динамичность их “ядра” достаточно изолирована слоем личностных, сформированных окружающей средой переживаний вокруг него, служащих буфером при встрече с сознанием. Однако когда этот “слой” изнашивается, или когда он априори достаточно тонок (как в случае многих людей, которым угрожает психоз), угроза становится действительно ощутимой. По этой причине опасность и соответствующее волнение на пике, когда происходит столкновение с комплексами коллективного бессознательного, чей “взрывной заряд” может вести себя как землетрясение, разбивающее вдребезги все вокруг; но при этом эта опасность может открыть возможность полной творческой трансформации и обновления психики, и в связи с этим в некоторых случаях игра стоит свеч. Разница между неврозом и психозом таким образом становится более размытой и прогноз более благоприятным. Комплекс в своей “зародышевой функции” даже заслуживает отдельной чести как жизнеобновляющий и жизнеутверждающий источник, чьей функцией является подъем содержимого бессознательного на уровень сознания, и мобилизация формообразующих сил сознательного.

**

Перспективы, открываемые юнгианским взглядом на комплексы, как мы попытались описать их здесь, дальновидны и в каком-то смысле революционны. Они развились естественным образом, рука об руку с общим расширением и углублением идей Юнга; он сам никогда не описывал их в четко определенных терминах.

Чтобы сформировать достаточное понимание юнгианской концепции комплекса, нам необходимо не забывать, что именно революционное начало вывело его за рамки традиционной психологии, прокладывая путь к фундаментальному открытию “доминант коллективного бессознательного”, или архетипов. В 1934 году, во время лекции в Эраносе об “Архетипах коллективного бессознательного”, он сделал следующее важное замечание: “Содержимое личного бессознательного в основном состоит из эмоционально окрашенных комплексов, как их называют; они составляют личную и приватную сторону психической жизни. Содержимое коллективного бессознательного, с другой стороны, известно в качестве архетипов”.

Этими словами он указал абсолютно новый путь, который более нельзя игнорировать, и конца которому не видно. Появляется родство между концепциями комплекса и архетипа, их отношения оказываются взаимными и взаимодополняющими. Идея комплекса — если мы хотим понимать его целиком — взывает, хоть и спонтанно, к попытке разъяснить концепцию архетипа.