30.09.2016
0

Поделиться

от 1952 г

Карл Густав Юнг

Письма от 1952 г.

Эриху Нойманну, Боллинген, 5 января 1952 г.

Мой дорогой Нойманн,

Большое спасибо за ваше любезное письмо и то, как вы меня поняли. Это исправляет тысячу непониманий! Вы указали куда нужно, и это болезненно для меня: я больше не мог брать в расчет среднего читателя. Скорее это он должен брать в расчет меня. Я вынужден был отнести этот прискорбный факт к своему возрасту. В этой беспросветной перспективе всестороннего непонимания я не мог позволить себе увещевания и captatio benevolentiae [снискание расположения – лат.], не было никакой надежды влить знание в глупцов. Не в моем наряде, но «голым и лишенным всего должен я отправиться в могилу», полностью осознавая, какие нападки вызовет моя нагота. Но что это по сравнению с высокомерием, которое потребовалось, чтобы суметь оскорбить Бога? Это принесло мне больше боли, чем если бы даже весь мир стоял против меня. В этом больше нет ничего нового для меня. Я выразил свое горе и соболезнование в девизе: Doleo super te, fratri mi [Скорблю о тебе, брат мой – лат.; 2 Цар. 1:26].

Ваши вопросы: Книга о каноническом образе Бога.[1] Это наша главная забота, а не общая философская концепция Бога. Бог всегда специфичен и всегда локально оправдан, иначе он был бы бессилен. Западный образ Бога верен для меня, согласен я с этим интеллектуально или нет. Я не прибегаю к религиозной философии, но я в рабстве, почти сокрушен и защищаюсь, как могу. В этом образе нет места Гнозису или мидрашам[2], ведь в нем нет ничего от них. Только мой интеллект связан с пурушей-атманом или Дао, но не мое живое рабство. Это местечковое, варварское, инфантильное и в высшей степени ненаучное положение дел.

«Колебание между теологической и психологической формулировкой» действительно «непреднамеренное». Я гораздо больше симпатизирую Софии,[3] чем демиургу,[4] но перед лицом реальности их обоих моя симпатия ничего не стоит.

Бог – это противоречие в терминах, потому ему нужен человек, чтобы стать Единым. София всегда впереди, демиург всегда сзади. Бог – это больной человек, которого нужно исцелить. Для этой цели Он проникает в человека. Зачем он это делает, если у него уже все есть? Чтобы дотянуться до человека, Бог вынужден показаться в подлинной форме, или человек будет постоянно славить его доброту, справедливость и тем самым отвергать его приближение. Этого можно добиться только через Сатану, что не следует рассматривать как оправдание сатанинским действиям, иначе Бога не признают таким, каков он на самом деле.

«Защитником»[5] мне кажется София или всемогущество. Уран и Тетис[6] больше не спят вместе. Кетер и Малкут[7] разделены, Шехина в изгнании; вот почему Бог страдает. Mysterium coniunctionis – это дело человека. Он nymphagogos[8] небесного брака. Как может человек стоять в стороне от этой драмы? Тогда он был бы философом, говорящим о Боге, но не с ним. Первое было бы легко, и это дает ложное чувство безопасности, второе трудно и потому крайне непопулярно. Именно это было моей прискорбной долей, почему и потребовалась сильная болезнь, чтобы разбить мою защиту.[9] Я должен быть во всем ниже, а не выше. Как бы выглядел Иов, если бы мог сохранить дистанцию?

Хотя я говорю о западном, в частности, протестантском образе Бога, нет текстов, к которым можно обратиться за более или менее надежным толкованием. Их придется брать в целом. Из пушек по воробьям не стреляют, т.е. образ Бога – это representation collective[10] [коллективное представление – фр.], о котором что-то знает каждый.

Что касается nigredo[11], точно можно сказать, что никто не искуплен от греха, которого не совершал, и человек, уже стоящий на вершине, не может на нее забраться. Смирение, которое суждено каждому из нас, свойственно его характеру. Если он серьезно ищет целостности, то непредумышленно ступит в яму, предназначенную для него, и из этой тьмы возникнет свет. Но свет нельзя просветить. Если человек чувствует, что он в свете, я никогда не буду склонять его к тьме, потому что со своим светом он начнет искать и найдет то черное, что вообще не относится к нему. Свет не видит своей особой тьмы. Но если свет угасает, и человек следует за сумерками так, как следовал за светом, он войдет в ночь, но уже в свою ночь. Если свет не гаснет, дураком надо быть, чтобы не оставаться в нем.

Ваша Психея[12] прибыла, – большое спасибо, – и я начал ее читать. Я напишу о ней позже. Пока я очень впечатлен и наслаждаюсь чтением.

Иов и Синхронистичность уже в печати. В настоящее время со своими весьма ограниченными трудовыми способностями я еще борюсь с последней главой Mysterium Coniunctionis. Книга выйдет в 2 томах, за которыми последует третий, содержащий Aurora Consurgens (приписываемую Фоме Аквинскому) в качестве примера взаимопроникновения христианства и алхимии.

Снова большое спасибо!

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ (Письмо написано от руки.) См. Нойманн, 29 янв. 34 г.

1. Н. прочитал рукопись Ответа Иову и, задав несколько вопросов, написал в письме от 5 дек. 51 г.: «Это книга, которая глубоко захватила меня, я нахожу ее прекраснейшей и самой глубокой из ваших книг, и это утверждение смягчается тем, что она больше не «книга». В некотором смысле это спор с Богом, как у Авраама, когда он спорил с Богом из-за разрушения Содома. В частности, это – лично для меня – также книга против Бога, который дал убить 6 миллионов «своего» народа, ведь Иов – это на самом деле и Израиль тоже. Я не имею в виду никакого «мелочного» смысла; я знаю, что мы лишь парадигма для всего человечества, от имени которого вы говорите, возражаете и утешаете. И именно эта осознанная односторонность, зачастую даже неверность того, что вы говорите – в этом для меня внутреннее подтверждение необходимости и оправданности вашего нападения, которое, конечно, совсем не нападение, как мне хорошо известно».

2. Часть «устного» учения иудаизма, в отличие от «письменного» учения Библии.

3. София, или Sapientia Dei, Мудрость Божья, фигурирует в Притчах, Экклезиасте и Премудрости Соломона, цит. в “Answer to Job”, pars. 609ff.; в par. 609 она определена как «со-вечная и более или менее гипостазированная пневма женской природы, существовавшая до Творения» и как Божья «подруга и спутница с начала мира» (par. 617).

4. Demiourgos (букв. Ремесленник) – в платонической философии (Тимей, 40) творец мира. Гностики заимствовали слово, но статус демиурга сильно варьируется в различных гностических системах. Иногда он соответствует Богу Ветхого Завета, иногда он творец только материального мира, подчиненный Высшему Богу, иногда он творец зла.

5. Перевод немецкого слова Anwalt, использованного Юнгом со ссылкой на Иов. 19:25. Слово появляется в Zürcher Bibel; в Библии Лютера стоит Erlöser, соответствующее слову «искупитель» в Библии короля Якова. В RSV (Пересмотренное Стандартное Издание) альтернативное прочтение «искупителя» (redeemer) – «мститель» (vindicator), близкое к «защитнику».

6. Речь идет об Океане (не Уране) и Тетис, которые, согласно легенде, больше не совокупляются из-за ссоры. Ср. Илиада, XIV, 300; Mysterium, CW 14, par. 18, n. 121.

7. Кетер (=корона) и Малкут (=царство) – это высшая и низшая сефиры в Каббале. Юнг имел в виду unio mystica Малкут (также называемой Шехиной) и Тиферет (=красота), шестой сефиры (ср. Фишер, 21 дек. 44 г., прим. 6) и заброшенность Малкут Тиферетом (Mysterium, par. 18).

8. «Ведущий невесту» или «шафер», который приводит невесту к жениху. Таким образом, человек расширенным сознанием соединяет мужские и женские аспекты Божества, или противоположные аспекты самости.

9. Ср. Корбен, 4 мая 53 г.

10. Термин, введенный Леви-Брюлем для символических фигур и идей первобытных людей.

11. Почернение, первая стадия алхимического делания (ср. Уайт, 24 сент. 48 г., прим. 8); в психологическом смысле встреча с темной стороной личности, или тенью.

12. Amor and Psyche (1956; orig. 1952). Ср. Нойманн, 28 фев. 52 г.

Доналу А. Раджапаксе, 22 января 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Раджапаксе,

Как видите, я спешу вам на помощь[1] в надежде, что вы еще не попали в тиски, став особенно неприятным для ректора. Как вы знаете, одно из неудачных качеств интроверта в том, что они зачастую просто обязательно идут не с той ноги. Во всяком случае, должен сказать, что рисковать диспутом с ректором вашего университета – это довольно отважное мероприятие. Очевидно, этот джентльмен не вполне осведомлен о положении. Предположительно, он никогда не читал моей книги Психологические типы, иначе не совершил бы такой ошибки, полагая, что она основана на «посылке». Я психиатр, у меня более чем 50-летний опыт работы с огромным количеством пациентов и людей в целом, и, наряду со множеством других первопроходцев в области психологии, я не мог не заметить, что есть весьма характерная разница в поведении и взглядах людей. На самом деле, научное сообщество признало не только описанные мной факты, но и терминологию практически по всему миру. Потому мне кажется несколько нелепым, что ректор вашего университета может быть не знаком с этими фактами. Конечно, практическое приложение – это метод, который интересует только психолога, т.е. человека, который знает и признает практическую ценность психологической классификации. Такого не следует ожидать ото всех. Если ваш визави относится к другой дисциплине, нужно действовать осторожно, поскольку люди, как правило, весьма чувствительны, когда дело доходит до признания психологической истины. Людям не нравится психология, они не хотят быть обремененными психологическими качествами. Так что можно только попытаться обратить его внимание на некоторые трудности, которые испытывают люди из-за своего поведения, т.е. вы должны представить это ему как собственный недостаток, а не его. Скажите ему, что вы интроверт и объясните, что такое интроверт и попросите о сочувственном понимании и терпении. Но будьте осторожны и не забывайте, что он не обязан знать, как иметь дело с экстравертами и интровертами. От человека, облеченного властью, не следует ожидать знания психологии или применения психологической истины, особенно когда он европеец. Они недооценивают человеческую душу самым отталкивающим образом.

Это в общем все, что я хотел сказать относительно вашего вопроса. Желаю удачи!

Искренне, К.Г. Юнг

□ Маунт-Лавиния, Цейлон.

1. Р. просил совета из-за спора с ректором университета Цейлона о том, как проводить интервью. Он настаивал, что к интровертам и экстравертам следует относиться по-разному.

А. Галликеру, 29 января 1952 г.

Дорогой герр Галликер,

Не думаю, что вы видите все в слишком черном цвете. Вы правы, когда говорите, что современный мир предпочитает жить en masse, и потому забывает связь с прошлым, характерную для каждой культуры. Молодежь винить нельзя, потому что вполне понятно, что они следят за теми новыми и впечатляющими так называемыми социальными достижениями. Но нужно признать, что подлинное культурное благо, наследие прошлого, зачастую выставляется в таком скучном и интересном виде, что почти чудо, если хоть кто-то сможет набраться к этому энтузиазма. Те, для кого традиция означает лишь знание и изучение книг, не будут способным истолковать прошлое как живое настоящее. Я сам как врач столкнулся с тем, что приходится стереть все прежние представления о религии, мифологии и истории как мусор в пользу новых живых вещей, и как после снова находишь доступ к утраченному, если размышлять над его живым смыслом. Чтобы понять происходящее сейчас, я был вынужден вернуться к отдаленному прошлому и копаться в тех вещах, которые, казалось, были окончательно погребены в куче мусора. Мне кажется вполне возможным учить истории в широком смысле не как высохшему, безжизненному книжному знанию, а понимать ее в терминах полноценно живого настоящего. Все эти вещи нужно представлять как исходящие из нашего современного опыта, а не как мертвые останки прожитых времен. Это, конечно, ставит учителя перед сложной и ответственной задачей, но для этого он и нужен.

Образование, выходящее за рамки специальности, всегда полезно. Я никогда не жалел о том, что знаю вещи помимо своей специализации, напротив: новое никогда не выходит из переусложненного специализированного знания, а из знания вспомогательных предметов, которые дают нам новые точки зрения. Широкий горизонт идет на пользу всем нам, и более естественен для человеческого духа, чем специализированное знание, ведущее к духовному затору.

Преданный вам, К.Г. Юнг

□ Редактор швейцарского журнала Der Jungkaufmann («Молодой бизнесмен»); он писал нескольким ведущим авторам (включая также Эйнштейна, Гессе и Кереньи), задавая вопрос: «Книги еще живы?», который, как он утверждал, поэт Фридрих Гёльдерлин обращал к своим современникам. Ответы были опубликованы в Der Jungkaufmann, XXVII:3 (март 1952). – Слова, приписанные Гёльдерлину (1770-1843) – это неверное цитирование “Leben die Bücher bald?” в его оде “An die Deutchen”, смысл заключается в том, будут ли книги живы в будущем? Ср. пер. Michael Hamburger, Holderlin: Poems and Fragments (1967), p. 58.

Дж. М. Торбёрну, 6 февраля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Мой дорогой Торбёрн,

Большое спасибо за два ваших письма. К сожалению, я не помню, отвечал ли я на первое от руки, когда моего секретаря не было. Я знаю, что собирался, но, может быть, что-то отвлекло меня. Я просто не справляюсь больше со своей перепиской. Но я хочу сразу ответить на ваше второе письмо и дать знать, что думаю об этой биографии.[1]

Прежде всего, мне не нравится биография, потому что она редко бывает правдивой, и потом, она интересна только когда в человеческой жизни случается то, что люди понимают. Пока люди не понимаю, что я сделал с психологией, пользы от биографии мало. Моя психология и жизнь переплетены до такой степени, что биографию не сделать читаемой, не сказав людям в то же время о тех вещах, которые я обнаружил о бессознательном.

То, что вы говорите о своем увлечении астрологией, сильно меня заинтересовало. Мои мысли в последние несколько лет обращались к похожим проблемам, и я полагаю, что они до сих пор там, т.е. бессознательное мышление определенно вращается вокруг проблемы времени. Однако, я не могу точно рассказать, что я думаю, потому что лишь время от времени получаю проблески того, о чем оно думает. Некоторым образом это связано с темой недавней дискуссии в Обществе психических исследований, где доктор Дж. Р. Смитис[2] предложил новую теорию об абсолютном пространстве или абсолютном пространстве-времени. Это довольно сложная концепция не менее чем 7 измерений, т.е. 3 измерений физического пространства, 3 измерений психического пространства, последнее под правильными углами к физическому пространству, и одного временного измерения, общего для обоих пространств. Как он собирается объяснять астрологические или ψ-явления, для меня загадка, кроме того, я не могу представить, какие вопросы могут оказать плодотворное влияние на будущую экспериментальную работу и следующую из нее концептуальную основу.

Что ж, на вашем месте я бы не заботился о моей биографии. Я не хочу ее писать, потому что, кроме отсутствия повода к этому, я не знаю, как к ней приступить. Еще менее я представляю, как кто-то другой может распутать этот чудовищный гордиев узел фатальности, плотности, стремлений и так далее! Всякий, кто рискнет на такое предприятие, должен проанализировать меня далеко за пределы моей головы, если хочет проделать стоящую работу.

Удачи в путешествии в Америку! Хотел бы снова путешествовать, но это даже не обсуждается. Приходится удовлетворяться умственными полетами – воистину более рискованными, чем всякое путешествие по земле, на которой больше нет места, укрытого от разрушительной глупости человека. Даже Тибет катится ко всем чертям![3]

Сердечно ваш, К.Г. Юнг.

□ (ум. 1970), читал лекции по философии в университете Кардиффа, ср. Освальд, 8 дек. 28 г., прим. 2.

1. Т. предложил, чтобы Юнг назначил кого-то для написания биографии.

2. Ср. Смитис, 29 фев. 52 г., прим. □.

3. Китайцы оккупировали Тибет в 1950 г. и начали разрушать его теократию.

Пастору Уолтеру Усаделю, 6 февраля 1952 г.

Дорогой пастор Усадель,

Крайне любезно с вашей стороны желать посвятить мне вашу книгу[1], и я бы с радостью принял это посвящение, если бы был уверен, что вы будете равно удовлетворены в будущем.[2] Моя жена указала, что на такое, вероятно, не стоит рассчитывать, и я должен с ней согласиться. Вскоре появится моя спорная книга под названием Ответ Иову. К сожалению, я не могу детально пересказать, что написал в ней, только укажу, что это весьма критическое рассуждение о ветхозаветном Яхве и христианском принятии этой концепции Бога. Я показал рукопись трем теологам, и они были шокированы. С другой стороны, многие молодые люди отреагировали весьма положительно. Но я могу представить, что в кругах, где мышление и чувства ортодоксальны, моя книга может иметь разрушительное воздействие – и для меня, и для тех, с кем у меня тесные отношения. Я бы не хотел без причин подставлять вас этой опасности. Потому прошу подумать об этом дважды.

Мотивом для написания книги было все более неотложное чувство ответственности, которого я, в конце концов, не мог выносить. Не мог я и, как Альберт Швейцер, найти подходящее убежище далеко от Европы и открыть там практику. Следуя почтенному принципу Hic Rhodus, hic salta, я вынужден был взглянуть проблеме современного христианина прямо в глаза. Так что вам, вероятно, стоит подождать, пока книга выйдет.

Остаюсь с наилучшими пожеланиями и благодарностью,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ См. Усадель, 4 авг. 36 г.

1. Der Mensch und die Mächte des Unbewussten. Studien zur Begegnung von Psychotherapie und Seelesorge (1952). Книге было предпослано посвящение: «Доктору Карлу Густаву Юнгу, посвящается с благодарностью».

2. Юнг послал Усаделю Ответ Иову с рукописным посвящением: «Пастору У. Усаделю с дружескими чувствами, и по этой же причине с колебаниями от автора, март 1953 г,»

Дж. Уэсли Нилу, 9 февраля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Непросто ответить на ваш вопрос об «Острове Мира».[1] У меня их, похоже, немало, своего рода мирный архипелаг. Основные острова: мой сад, вид на отдаленные горы, деревня, в которой я избавляюсь от шума городской жизни, моя библиотека. И маленькие вещи вроде книг, картин и камней.

Когда я был в Африке, вождь моего сафари, мусульманин-сомалиец, сказал мне, что шейх учил его о Хидре.[1] Он сказал: «Он может явиться как свет без огня и дыма, или как человек на улице, или как стебель травы».

Надеюсь, это ответ на ваш вопрос.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Лонг-Бич, Калифорния.

1. Н. спрашивал, нашел ли Юнг «остров мира», который даст «убежище в потоке повседневной жизни».

2. См. Ирмингер, 22 сент. 44 г., прим. 3. Цитату см. в “Concerning Rebirth”, CW 9, i, par. 250.

Эрнесту Джонсу, 22 февраля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Джонс,

Письма Фрейда в моем распоряжении не особенно важные. Они в основном содержат заметки об издателях или организации Психоаналитического общества.[1] А некоторые другие слишком личные. На самом деле, я не собираюсь их публиковать. В целом они не составляют значимого вклада в биографию Фрейда.

Мои личные воспоминания, с другой стороны, это отдельная тема. Они тесно связаны с психологией Фрейда, но поскольку тут нет свидетелей, кроме меня самого, я предпочту воздержаться от необоснованных историй об усопшем.

В надежде, что вы поймете мои мотивы, остаюсь

Весьма преданный вам, К.Г. Юнг

□ M.D. (1879-1958) – британский психоаналитик, основатель Британского психоаналитического общества (1913); биограф Фрейда: Ernest Jones, Sigmund Freud: Life and Work, 3 vols. (1953-57).

1. Т.е. Международной психоаналитической ассоциации, первым президентом которой был Юнг. – The Freud/Jung Letters впоследствии были опубликованы (1974); см. введение редактора, У. Макгуайра, pp. xxiff. (где было опубликовано это письмо), введение к настоящему тому и ниже, Джонс, 19 дек. 53 г.

Эриху Нойманну, 28 февраля 1952 г.

Дорогой Нойманн,

Мне следовало давно написать вам, но грипп загнал в постель. В 77 лет это дело серьезное, ведь хотя facilis descensus Averno, revocare gradum[1] все труднее, т.е. мотивы возвращения в вертикальное положение постепенно теряют свое правдоподобие. Сегодня я встал впервые и пишу вам, как пишут в трехмерном мире. Я должен сразу сказать вам, какое удовольствие получил от Амура и Психеи. Книга великолепна и написана с самым страстным внутренним участием. Думаю, теперь я понимаю, почему вы с Апулеем даете судьбе и феминности[2] Психеи развернуться на далеких берегах чистого мира героев. С предельной скрупулезностью и лаконичной точностью вы показали, как эта драма, укорененная в безымянном мире былых времен и отдаленная от всяких личностных причуд, раскрывается на наших глазах в образцовом виде, когда Апулей, подражая Психее, спускается к богам подземного мира и переживает свое совершенство как Солнце,[3] тем самым достигая «высшей маскулинной власти». Это «полуденное солнце»[4] – триумф, и с ним начинается карьера героя: его добровольный отказ перед «человеческим и феминным, которое в своем превосходстве в любви оказалось равным божественному».[5]

Ваша депрессия, как мне кажется, сочетается с мистерией полдня. В случае плохих книг достаточно того, что они написаны. Но хорошие книги хотят обрести большую реальность и начинают ставить вопросы, отвечать на которые хотелось бы предоставить другим. Как мне кажется, диалог уже начался. «Можно и приумножить то, в чем недостаток, черепахой-оракулом ценой в 10 связок монет».[6] Даже неприятные события оборачиваются к лучшему, если человек добр от внутренней необходимости. Нужно действительно предстать перед Богом, тогда искомая вещь несомненно будет признана истиной. Редко я встречал более уместное предсказание. Вам нужно только внимательно слушать, и тогда вы услышите, что от вас требуется, если «при воспитании сердца не будете косным».

Парамахамса Йогананда: Автобиография йога[7]. На 100% чистое кокосовое масло, начиная со 105 градусов по Фаренгейту в тени и 100% влажности, она все более и более походит на лучший психологический путеводитель туриста по областям южнее 16-ой параллели; предполагает многовато амёбиаза и малярийной анемии, чтобы изменения в моральной обстановке и высокая частота чудесных комических эпизодов стали более терпимыми; огромный успех наряду с Эми Макферсон[8] и ей подобными как метафизический луна-парк на тихоокеанском побережье Сан-Франциско; не обычный заменитель, аутентично индийская для всех пяти чувств; гарантированное предложение 100-летних путешествий в огромные районы вглубь страны с усиливающимся помутнением этих районов; делает все искусства иллюзии излишними и предлагает все необходимое для негативного существования; непревзойденное противоядие от катастрофического роста населения, пробок и угрозы духовного голода, настолько богата витаминами, что белок, углеводы и подобные банальности становятся лишними. В таких условиях Мартин Бубер[9] смог бы отрастить свою бороду еще на два метра. Какие еще фантазии могут прийти в голову? Счастливая Индия! Безмятежные слоновые острова, окаймленные кокосовыми пальмами, чапати, разящие горячим маслом – о, моя печень больше их не выносит! Йогананда заполняет зияющую пропасть. Но я не буду писать ему предисловие. Что ж, я такой.

Всего наилучшего и не сочтите за оскорбление!

К.Г. Юнг

1. «…facilis descensus Averno;

noctes atque dies patet atri ianua Ditis;

sed revocare gradum superasque evadere ad auras,

hoc opus, hic labor est…»

(…в Аверн спуститься нетрудно, / День и ночь распахнута дверь в обиталище Дита. / Вспять шаги обратить и к небесному свету пробиться — / Вот что труднее всего!). – Вергилий, Энеида, VI, 126-129 (пер. С.А. Ошерова). Эпиграф к Psychology and Alchemy, CW 12, Part II.

2. Книга – это психологический комментарий к эпизоду об Амуре и Психее из Золотого осла Апулея с подзаголовком «Психическое развитие феминного»..

3. Высшая стадия посвящения в мистерии Исиды, описанные Апулеем, так называемое “solificatio”. Ср. Psychology and Alchemy, pars. 66f и Symbols of Transformation, CW 5, par. 130, n.14.

4. Amor and Psyche, pp. 43f., 98ff.

5. Ibid., p. 125.

6. Ср. И Цзин, гексаграмма 42, «Приумножение»:

«Слабая черта на втором месте. Можно и приумножить то, в чем недостаток, черепахой-оракулом ценой в 10 связок монет. От его указаний невозможно уклонится. Вечная стойкость — к счастью. Царю надо проникнуть — жертвами к богам. Счастье» [зд. в перев. Ю.К. Шуцкого – прим. перев.].

Далее абзац содержит аллюзии на остальные места гексаграммы и комментарии к ним.

7. London, без даты («Примечание автора к лондонскому изданию» датировано 25 окт. 1949 г.)

8. Эми Семпл Макферсон (1890-1944) – американская евангелистка и основатель Международной Церкви четырехстороннего Евангелия. Женщина мощного магнетизма, обаяния и энергии, она обратилась к высокой драме, чем успешно пользовалась для продвижения и евангелической деятельности. Умерла от передозировки снотворного.

9. Мартин Бубер опубликовал статью “Religion und modernes Denken”, Merkur (Stuttgart), VI:2 (Feb. 1952), в которой напал на религиозную позицию Юнга и обозначил ее как «гностицизм». Юнг, чувствовавший себя непонятым и неправильно истолкованным, ответил статьей “Religion und Psychologie”, Merkur, VI:5 (May 1952). Отклик Бубера был опубликован в том же номере; и отклик, и оригинальная статья были опубликованы вместе в его Gottesfinsternis: Betrachtungen zur Beziehung zwischen Religion und Philosophie (Zurich, 1953); пер. в Eclipse of God (1952). Ответ Юнга в CW 18 (и в Ges. Werke, XI, Anhang, pp. 657ff.)

Джону Реймонду Смитису, 29 февраля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой доктор Смитис,

Едва ли я осмелюсь написать письмо редактору S.P.R. Journal, как вы предлагаете.[1] Боюсь, мой английский слишком беден, слишком неграмматический и нелитературный. Среди весьма образованных и блистательных философов моя аргументация будет невзрачной. Более того, я по опыту знаю, что философы не понимают мой неуклюжий язык. Потому я предпочту, если позволите, написать письмо вам, и предоставить право воспользоваться им, как сочтете нужным.

Что касается вашего собственного утверждения, то я уже говорил, как приветствую вашу идею перцептивного, т.е. «тонкого» тела. Ваши взгляды, как мне кажется, находят подтверждение в том любопытном факте, что, с одной стороны, сознание обладает такой крайне ограниченной прямой информацией о теле изнутри, и что, с другой стороны, бессознательное (т.е. сны и другие продукты «бессознательного») очень редко обращается к телу, а если обращается, то всегда самым кружным путем, т.е. через крайне «символизированные» образы. Долгое время я считал этот факт отрицательным доказательством существования тонкого тела или, по крайней мере, любопытного разрыва между умом и телом. От психики, обитающей в собственном теле, следует ожидать, по крайней мере, что она будет непосредственно и глубоко осведомленной о всяком изменении его состояния. То, что это не так, требует объяснения.

А теперь о вашей критике концепции пространства:[2] я немало размышлял об этом. Возможно, вы знаете, что атом гелия характеризуется 2х3 пространственными факторами и 1 временным фактором.[3] Не знаю, есть ли что-то в этой параллели. В любом случае, признание перцептивного тела утверждает соответственное перцептивное пространство, которое отделяет ум от физического пространства таким же образом, как тонкое тело вызывает разрыв между умом и физическим телом. Таким образом, вы логически приходите к двум различным пространствам, которые, однако, не могут быть совсем несопоставимы, поскольку между ними, несмотря на разницу, существует сообщение. Вы полагаете, что общий фактор у них – время. То есть время полагается одним и тем же и физически, и перцептивно. Тогда как ψ-явления ясно показывают, что физическое и психическое пространство отличаются друг от друга. Я признаю, что фактор времени в ЭСВ-состояниях оказывается столь же «гибким», как и пространство. Если все так, мы сталкиваемся с двумя четырехмерными системами в возможной близости. Пожалуйста, простите мой ужасно мучительный способ выражения мысли. Это говорит только о моем замешательстве.

Очевидно произвольное поведение времени и пространства в ЭСВ-состояниях, похоже, требует такого вывода. С другой стороны, можно задаться вопросом, можем ли мы до сих пор продолжать мыслить в терминах пространства и времени, тогда как современная физика начинает отказываться от этих терминов в пользу пространственно-временного континуума, в котором пространство больше не пространство, а время больше не время. Вопрос вкратце заключается в следующем: не следует ли нам вообще отказаться от пространственно-временных категорий, когда мы имеем дело с психическим существованием? Может быть так, что психику следует понимать как непротяженную интенсивность, а не тело, движущееся во времени. Можно полагать, что психика постепенно поднимается от незначительной экстенсивности до бесконечной интенсивности, превосходя, например, скорость света и таким образом де-реализуя тело. Это может означать «эластичность» пространства в ЭСВ-состояниях. Если нет тела, движущегося в пространстве, не будет и времени, и это означает «эластичность» времени.

Вы, конечно, возразите на парадокс «непротяженной интенсивности» как на contradictio in adjecto. Я вполне согласен. Энергия – это масса, а масса протяжена. Во всяком случае, тело со скорость выше скорости света исчезает из вида, и можно только догадываться, что бы произошло с таким телом иначе. Конечно, нет возможности убедиться в его местонахождении или существовании вообще. Его время точно так же недоступно наблюдению.

Все это, конечно, догадки, в действительности, недопустимо рискованные. Но ψ-явления так же приводят в замешательство и требуют необычно высокого прыжка. Но всякая гипотеза допустима, если объясняет наблюдаемые факты и непротиворечива. В свете такой точки зрения мозг может быть преобразовательной станцией, в которой относительно бесконечная напряженность или интенсивность психики в собственном смысле преобразуется в воспринимаемые частоты или «протяженности». Наоборот, угасание интроспективного восприятия тела объясняется постепенной «психификацией», т.е. интенсификацией за счет расширения. Психика = высочайшая интенсивность в малейшем пространстве.

В своем эссе о синхронистичности я не рискую погружаться в такие рассуждения. Я предлагаю новый (на самом деле очень древний) принцип объяснения, а именно, синхронистичность, которая является новым названием для освященного временем συμπάθεια[4] или correspondentia. В некотором смысле я возвращаюсь к Лейбницу, последнему средневековому мыслителю с холистическим суждением: он объяснял феномен четырьмя началами: пространством, временем, причинностью и соответствием (harmonia praestabilita).[5] Последнее мы отбросили давно (хотя Шопенгауэр подобрал снова, скрыв под именем причинности). Я придерживаюсь того, что не существует каузального объяснения ψ-явлений. Термины вроде передачи мыслей, телепатии, ясновидения ничего не означают. Как можно вообразить каузальное объяснение для случая предчувствия?

Ψ-явления, я считаю, это возможности за пределами чистой вероятности, «значимые совпадения» (sinngemässe Koinzidenzen), обязанные своим существованием особому психическому состоянию, а именно, определенному эмоциональному настрою, называемому интересом, ожиданием, надеждой, верой и т.д., или эмоциональной объективной ситуации вроде смерти, болезни или других «нуминозных» состояний. Эмоции следуют инстинктивному шаблону, т.е. архетипу. Например, в ЭСВ-переживаниях это ситуация чуда. Похоже на то, что коллективный характер архетипов проявляется также в значимых совпадениях, т.е. словно архетип (или коллективное бессознательное) находится не только внутри индивидуума, но и снаружи, а именно, в его окружении, будто отправитель и получатель находятся в одном психическом пространстве, или в одном времени (в случаях предчувствия). Так как в психическом мире нет тел, движущихся в пространстве, то нет и времени. Архетипический мир «вечен», т.е. находится вне времени, и он повсюду, так как нет пространства в психических, то есть, архетипических, состояниях. Когда доминирует архетип, мы можем ожидать синхронистичные явления, т.е. акаузальные соответствия, которые состоят в параллельном упорядочении фактов во времени. Упорядочение – это не следствие причины. Оно просто происходит, следуя из того факта, что каузальность – это просто статистическая истина. Потому я предлагаю 4 начала для объяснения Природы:[6]

Или, учитывая современную физику:[7]

Вероятность обычно не обладает смыслом, но ψ-явления доказывают, что иногда она имеет смысл.

Синхронистичность можно представить негативным путем как необходимое дополнение чисто статистической каузальности. Позитивная демонстрация, однако, требует фактов, которые в письме я предоставить не могу. Они в моей книге. Тем не менее, я надеюсь, что мне удалось дать вам хотя бы некоторое представление о том, что я подразумеваю под синхронистичностью. Если вы думаете о ней как о чем-то схожем с harmonia praestabilita Лейбница, то недалеки от истины. Но, тогда как у Лейбница это постоянный фактор, у меня он глубоко непостоянный и преимущественно зависящий от архетипического психического состояния.

Простите за задержку с ответом, у меня был грипп, и я до сих пор чувствую недомогание.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Английский психиатр, позже консультант и старший лектор в департаменте психологической медицины университета Эдинбурга. Автор многих работ о теоретических основаниях экстрасенсорного восприятия.

1. С. предлагал публикацию на симпозиум «О природе ума» опубликовать в Journal of the Society for Psychical Research, 1952.

2. Cf. Smythies, Analysis of Perception (1956).

3. Атом гелия обладает двумя электронами, каждый из которых имеет три пространственных координаты, а вся система обладает одной временной координатой.

4. = симпатия. Ср. Клинг, 14 янв. 58 г., прим. 2.

5. «Предустановленная гармония»; согласно Лейбницу, божественно установленные гармоничные отношения между телом и душой и «абсолютный синхронизм психических и физических событий». Ср. “Synchronicity”, CW 8, pars. 937ff., а также 828f.

6. Ibid., pars. 961f.

7. Ibid., pars. 963f.

К.Г. Джостену, 6 апреля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой сэр,

Огромное вам спасибо за то, что дали возможность увидеть сны Эшмола![1] Такие серии воистину уникальны. Нужно вернуться в III в. н.э., чтобы найти что-нибудь достойное сравнения, а именно, к снам-видениям Зосимы из Панополиса. Те сны, без сомнения, алхимические, тогда как сны Эшмола, по крайней мере, на поверхности, не несут в себе ничего напоминающего об алхимии. Однако, они представляют значительный интерес, поскольку содержат проблему, игравшую огромную роль для поколения, непосредственно предшествовавшего времени Эшмола: это так называемое “Mysterium Coniunctionis”, представленное в литературном документе, а именно, Christian Rosencreutz: Chymische Hochzeit, 1616. Это также основа Фауста Гете и один из важнейших предметов “Speculativa Philosophia” Герарда Дорна (конец XVI столетия. Опубликована в Theart. Chemi,[2] Vol. I, 1602).

“Mysterium” достигает кульминации во сне 29 дек. 1646 г. Peripeteia[3] следует во сне 1 марта 1647 г., а катастрофа во сне 16 мая 1647 г.[4] Следующие сны показывают поворот от женской стороны к мужской, т.е. от попытки coniunctio s. compositio к подавлению женского фактора в пользу односторонней маскулинности. Это означает полное игнорирование «левой» стороны,[5] т.е. бессознательного, и равно целостное восстановление прежнего состояния сознания. Мы описываем этот процесс как вторжение бессознательных содержаний в сознательный мир индивидуума. Оно начинается с 11 сентября 1645 г.: ♀ в IX доме = персонификация алхимической “Sapientia” (параллель гностической «Софии»!) Все последующие эротические и полу-эротические сны указывают на coniunctio с женской, т.е. бессознательной стороной (называемой «анима»). «Жених» — это всегда, что любопытно, также шифр, используемые для обозначения самого Эшмола, и вполне уместно, ведь это его «таинство». 1 марта 1647 г. «юноша» отравляет его, т.е. он сам как человек моложе себя, менее опытный, его подчиненная сторона, вводит более молодую и маскулинную идею против старого, мудрого подхода, с намерением интегрировать его более «женские» течения, которые нацелены на целостность Самости («процесс индивидуации»). Последняя выражается во сне 21 июня 1646 г.[6] раем на Северном полюсе, 4 потока (квартерность!) и «часовня Нашей Госпожи», также сном от 29 декабря 1646 г.: «все мои привязанности кончаются в тебе», т.е. Anima-Sapientia. На Северном полюсе обретается cor Mercurii.[7] Э. описывает здесь мандалу, хорошо известный символ Самости. (Необходимые уточнения и доказательства вы найдете в моей книге Psychologie u. Alchemie, 1944 и в Symbolik des Geistes, 1948, там особенно о ☿.[8] О «Севере»[9] vide мою книгу Aion, 1951.)

Из-за полного отсутствия персонального материала я не могу ничего сказать о личностном аспекте снов. Однако, это была бы не более чем личная или «слишком человеческая chronique scandaleuse»[1], совершенно неинтересная. Потому я ограничился исключительно архетипическим и безличным аспектом. Здесь в нашем распоряжении есть подходящий материал, причем достаточно целостный.

Весь эпизод сна замечательно ясным образом изображает опыт «бессознательного» вторжения, компенсирующего несколько импульсивный или скорее односторонний маскулинный подход, характерный для XVI и XVII в. в северных странах. Параллельный документ в Италии – это знаменитая Ipnerotomachia Полифила (XV в.) с весьма схожей психологией. (См. книгу L. Fierz-David: Der Liebestraum des Poliphilo[11] [1947] Zurich.)

Я дал вам действительно очень грубый черновик того, что можно сказать о снах Эшмола. Есть много деталей, которые я здесь не рассмотрел. Такое потребовало бы едва ли не целой книги. Я только хочу привлечь ваше внимание к параллели Фауста: в начале последовательности снов множество женщин символизирует подход бессознательного; он не способен установить отношения с женщиной (его бессознательной стороной, а именно, «анимой»), затем его отравляет тень (алхим.: “familiaris”, как правило, ☿, в Фаусте Мефистофель), и через смерть, убийство и обман он возвращает свою прежнюю маскулинную установку с ее амбициями: честь и богатство. Другое решение даже в те непсихологические времена было бы возможно, если бы Э. тщательно соблюдал этические правила, равно как и “Philosophia Meditativa”[12] Не похоже, чтобы публикация Theatrum Chemicum Britannicum[13] была правильным ответом. Однако, последовательность снов была эпизодом, который мог бы иметь другой исход, если бы повторился позже в его жизни.

Я рассмотрел эту классическую алхимическую проблему в отдельном трактате Mysterium Coniunctionis, который еще не опубликован. Но моя Псих. и алх. даст вам по крайней мере общую ориентацию.

Не могли бы вы просветить меня о мистере Лилли?[14] Он был кем-то вроде волшебника? И об «Отрицательной клятве»?[15] Я ничего о ней не знаю.

Большое спасибо за вашу любезность!

Искренне ваш, К.Г. Юнг

P.S. Вы собираетесь публиковать сны? Это был бы интересный материал для психолога моего течения.

□ Тогда куратор Музея истории науки, Оксфорд.

1. Дж. готовил критическое издание автобиографических заметов английского археолога и алхимика Элиаса Эшмола (1617-1692), основателя Музея Эшмола, Оксфорд (1683). Эти заметки содержали множество снов, которые Дж. отправил Юнгу. Ср. Elias Ashmole 1617-1692: His autobiographical and historical notes, his correspondence, and other contemporary sources relating to his life and work, ed. with biographical introduction by C.H. Josten, 5 vols. (1966).

2. Theatrum chemicum, одно из классических произведений алхимии, компиляция алхимических трактатов в 6 томах. Первые три тома были опубликованы в Урселе в 1602 г., следующие три в Страсбурге в 1613, 1622 и 1661 гг. (они в библиотеке Юнга). Том 1 содержит девять трактатов Дорна, из которых “Speculativa philosophia” первый.

3. = перемена, развязка.

4. Сон от 29 дек. 1646 г. не принадлежит Эшмолу; он сообщает о сне миссис Марш (которую в то время любил): «Ночью ей снилось, / что я написал что-то круглое, а она должна наполнить это в центре. / Затем я написал это в кольце бумаги / ‘Все мои привязанности кончаются в тебе’ / и она написала в центре высказывание». – Во сне 1 марта 1647 г. он отравился, «съев яд с маслом (которое мне дал юноша)»; наконец, 16 мая 1647 г. ему приснилась внезапная смерть Ионы Мура (? его друга), о которой он «очень скорбел».

5. Например, 10 дек. 1647 г. Эшмол сообщает о сне, в котором его «левая рука внезапно сгнила».

6. «Тем утром я был возле рая, который, кажется, был в стороне Северного полюса / и четыре потока изошли из холма, на котором стояла часовня, воздвигнутая нашей госпоже Марии / но я не мог подойти ближе 4 или 5 миль из-за холода и мороза». («4 потока» указывают на Быт. 2:10-24, 4 реки рая: Фисон, Гихон, Хиддекель и Евфрат.)

7. Cf. Psychology and Alchemy, CW 12, par. 26: «На Полюсе сердце Меркурия»,

8. Астрологический знак планеты Меркурий.

9. Aion, CW 9, ii, pars. 156ff., 188ff.

10. Дж. подтвердил реакцию Юнга в письме от 29 апреля: «Ваша интерпретация снов Эшмола замечательным образом соответствует событиям в жизни Эшмола в тот же период. … Сны окружены множеством информации, которая, как вы верно предполагаете, преимущественно ‘chronique scandaleuse’.»

11. Cf. The Dream of Poliphilo (tr. 1950).

12. Трактат Дорна, Theatrum chemicum, I.

13. Под редакцией Элиаса Эшмола (London, 1652).

14. Уильям Лилли (1602-1681) – английский астролог и маг, был близким другом Эшмола. — Во сне о «♃» от 2 янв. 1647: «Мистер Лилли уверял, что обеспечит меня [т.е. миссис Марш] при помощи своего искусства». («♃» — это астрологический знак Юпитера, который Эшмол использовал для обозначения миссис Марш.)

15. Отрицательная клятва была клятвой, которую давали роялисты, хотевшие защитить свою собственность от конфискации при Кромвеле.

Отцу Виктору Уайту, pro tempore Локарно, Тичино, Парк-отель, [? весна 1952 г.][1]

[Оригинал на английском]

Дорогой Виктор,

Большое спасибо за ваши оттиски! Вы, очевидно, были заняты. Я прочитал их все и думаю, что работа об «Умирающем Боге»[2] особенно хороша. Та, что о Фрейде,[3] умна и замечательно непредвзятая. Под вашим размышлением о крестном пути[4] я готов подписаться. Оно психологически «верно». Это означает искренний комплимент. Включает ли планируемая книга[5] эти статьи?

Надеюсь, вы получили мою Antwort auf Hiob?[6] У меня были довольно неудачные времена в марте из-за гриппа, от которого я медленно восстанавливаюсь. Я приехал сюда, чтобы восстановиться. Хотя мы на солнце, воздух довольно холодный и ветрено. Я закончил последнюю главу Mysterium Coniunctionis, от которой содрогался в ужасе. Она сбила меня с ног, голова моя устала. Что ж, близится 78-летие, и мои жалобы бессмысленны. Моей следующей целью, похоже, будет глубокое созерцание духовной жизни ящериц и похожих холоднокровных животных. Но мир так просто не отпускает меня. После этого письма мне придется написать еще одно о понимании и вере протестантскому theologus.[7] Боюсь, что не могу считаться с религиозной верой, которая даже не нарушает границы моего эго-сознания. Иначе я едва ли осознавал бы веру хоть во что-то. Если вера не является шоком, она меня не убеждает. Не знаю, понравится ли им мое мнение.

Куратор Музея истории наук в Оксфорде прислал мне довольно длинную серию снов, которые он выкопал из рукописей Элиаса Эшмола, редактора Theatrum Chemicum Britannicum 1646 (?).[8] Они занимают почти 5 лет и содержат замечательную историю о вторжении бессознательных содержаний, нацеленных на coniunctio с бессознательным. Попытка не удается, т.е. заменяется возвращением прежнего одностороннего маскулинного сознания. Это бессознательная параллель Фаусту. Попытка достигает кульминации в символе самости: Рай на Северном полюсе, 4 потока, и на холме часовня Нашей Госпожи. Серия начинается с Венеры в IX доме = Sapientia. Заканчивается смертью, обманом и убийством. Прекрасный пример неудавшейся индивидуации.

Надеюсь снова увидеть вас летом!

Сердечно ваш, К.Г.

□ (Письмо написано от руки.)

1. На этом письме нет даты, но по внутренним свидетельствам оно должно быть написано до 9 апр. [«? весна 1952 г.»] было добавлено рукой У.

2. Статья, которая была включена как гл. XIII: «Умирающий Бог» в работу Уайта Бог и бессознательное.

3. Включена как глава III: «Фрейд, Юнг и Бог» в ibid.

4. Вероятнее всего, работа У. для What the Cross Means to Me: A Theological Symposium (1943).

5. Бог и бессознательное.

6. [Ответ Иову.] У. подтвердил получение книги в письме от 5 апреля, где говорит о ней как о «самой восхитительной и трогательной книге, которую я читал за годы: она неким образом создает потрясающую близость между нами и освещает темные места как в Писании, так и в моей собственной душе». Эта реакция тем более удивительна в связи с его последующей жесткой критикой книги (ср. Уайт, 2 апр. 55 г., прим. 1).

7. Это письмо не сохранилось. Ср. Уайт, 30 апр. 52 г., прим. 6.

8. На самом деле 1652. См. предыдущее письмо, прим. 13.

Отцу Виктору Уайту, Парк-отель, Локарно, 9 апреля 1952 до 14-го

[Оригинал на английском]

Дорогой Виктор,

Большое спасибо за ваше человечное письмо.[1] Оно дает мне некоторое представление о происходящем внутри вас.

Privatio boni не кажется мне особенной загадкой, но я понимаю, что оно имеет величайшую важность. Возможно, мне стоит изложить свою точку зрения, так чтобы вы могли понять, как я на это смотрю. В то же время я постараюсь учесть ваши взгляды.

Полагаю, вы согласитесь, что в нашем эмпирическом мире добро и зло представляют незаменимые части логического суждения, как черное и бело, правое-левое, низ-верх и т.д. Это эквивалентные противоположности, и считается, что они всегда относительны к ситуации того, кто выносит суждение, человека или закона. Эмпирически мы не способны подтвердить существование чего-то абсолютного, т.е. нет логических средств установления абсолютной истины, кроме тавтологии.

Но нас подталкивают (архетипические мотивы) к таким заключениям, а именно, религиозным и метафизическим утверждениям вроде Троицы, непорочного рождения и другим крайне маловероятным и физически невозможным вещам. Одно из таких утверждений – это Summum Bonum[2] и его следствие, privatio boni. Последнее логически столь же невозможно, как и Троица. Потому это подлинно религиозное утверждение: prorsus credibile quia ineptum.[3] Божественная благосклонность и демоническое зло или опасность архетипические. Даже если вы знаете, что ваше суждение полностью субъективно и относительно, вы, тем не менее, вынуждены делать такие заявления дюжину раз на день. А когда вы религиозны, то говорите в терминах невозможностей. У меня нет аргументов против этих фактов. Я только отрицаю, что privatio boni – это логическое утверждение, но признаю ту объективную истину, что это «метафизическая» истина, основанная на архетипическом «мотиве».

То, как противоположности примиряются или объединяются в Боге, нам попросту неведомо. Мы не понимаем и того, как они соединяются в самости. Самость трансцендентна и осознанна только частично. Эмпирически она и добра, и зла. Точно так же «деяния Божьи» имеют решительно противоречивые аспекты. Этот факт, однако, не оправдывает теологическое суждение, что Бог либо добр, либо зол. Он трансцендентен, так же, как самость, и потому не подвержен человеческой логике.

Высшие силы полагаются либо безразличными, либо скорее добрыми, чем злыми. Есть архетипический акцент на благом аспекте, но лишь слабый. Это понятно, потому что должно быть некое равновесие, иначе мир перестал бы существовать.

Огромная трудность, похоже, состоит в том факте, что, с одной стороны, мы должны защищать разумность и логику человеческого разума, с другой, нужно принимать и приветствовать существование алогичных и иррациональных факторов, превосходящих наше понимание. Нужно обращаться с ними так рационально, как возможно, даже если нет никакой надежды их контролировать. Поскольку мы не можем иметь с ними дело рационально, нужно формулировать их символически. Символ, взятый буквально, почти всегда невозможен. Потому я должен сказать, что privatio boni – это символическая истина, основанная на архетипической мотивации, которую не следует защищать рационально, как и, скажем, непорочное рождение.

Простите мой почерк. Я в саду, и тут нет стола, кроме моего колена. Ответа не ожидаю. Я буду пытаться помочь вам, насколько это возможно.

Ваш, К.Г.

□ (Письмо написано от руки.)

1. Ср. предыдущее письмо, прим. 6. В том же письме 5 апреля У. выразил свое желание найти некую общую основу для проблемы privatio boni«которая должна затрагивать ценностные суждения практически обо всем (алхимия, гностицизм, Христос и Антихрист, Второе Пришествие, вся ориентация психотерапии), безо всякого спора о фактах».

2. Бог как Summum Bonum, Высшее Благо, это «действительный источник концепции privatio boni» (Aion, CW 9, ii, par. 80).

3. = «это бесспорно, ибо нелепо». Ср. Вегман, 20 нояб. 45 г., прим. 2.

Г. Хаберлендту, 23 апреля 1952 г.

Дорогой коллега,

Большое спасибо за любезно присланный обзор Aion.[1] Он отличается от других, потому что очевидно, что его автор уже прочитал книгу, за что я благодарен. Потому я решаюсь просить вас дать мне знать, в каком смысле вы используете термин «Гнозис». Вы едва ли имеете в виду γνωσις = знание вообще, скорее специфически христианский γνωσις θεου или даже гнозис гностицизма. В обоих последних случаях он связан с метафизическими утверждениями или постулатами, т.е. полагается, что γνωσις действительно состоит в знании метафизического объекта. Однако я открыто и постоянно утверждаю в своих сочинениях, что психология может заниматься только суждениями и антропоморфными образами. Возможное метафизическое значение этих суждений совершенно выходит за пределы эмпирической психологии как науки. Когда я говорю «Бог», то имею в виду антропоморфный (архетипический) Богообраз и не воображаю, что сказал что-то о Боге. Я не отрицал и не утверждал его, в отличие от христианского или гностического γνωσις, который считает, что сказал или должен сказать о метафизическом Боге.

Трудность, которая порождает непонимание, в том, что архетипы «реальны». Иными словами, могут быть эмпирически установлены следствия, причины которых описываются гипотетически как архетип, как в физике существуют следствия, причины которых полагаются в атоме (который лишь модель). Никто никогда не видел архетипа, и никто никогда не видел атома. Но первый известен порождением нуминозных эффектов, а последний – взрывов. Когда я говорю «атом», то говорю о его модели; когда говорю «архетип», то веду речь об идеях, ему соответствующих, но никогда о вещи как таковой, которая в обоих случаях остается трансцендентальной загадкой.[2] Физику не придет в голову, что он поймал за хвост птицу своей атомной моделью (например, планетарная система Нильса Бора).[3] Он полностью осознает, что имеет дело с различными схемами или моделями, которые только указывают на непознаваемые факты.

Таков научный гнозис, который преследую и я. Вот только для меня новость, что такое знание считается «метафизическим». Видите ли, для меня психика – это нечто реальное, потому что она работает,[4] что может быть установлено эмпирически. Потому следует полагать, что настоящие архетипические идеи, включающие нашу модель архетипа, покоятся на чем-то подлинном, хотя и непознаваемом, как и модель атома, которая покоится на неких непознаваемых качествах материи. Но наука не способна установить, что (и в какой мере) это непознаваемое основание в обоих случаях – Бог. Оно может быть определено только догматикой или верой, как, например, в исламской философии (аль-Газали), которая объясняет гравитацию волей Аллаха. Это гностицизм с характерным для него переступанием эпистемологических барьеров. Церковные доказательства существования Бога идут в том же направлении, и все они являются голословными утверждениями, будучи рассмотрены логически.

Напротив, я следую научной психологии, которая может быть названа сравнительной анатомией психики. Я утверждаю психику как нечто реальное. Но эта гипотеза едва ли может быть названа «гностической» в большей мере, чем атомная теория.

Так что мой вопрос таков: в чем, по-вашему, состоит мой «гнозис», или что вы понимаете под «гнозисом»?

Простите, что надоедаю вам таким длинным письмом. Но я поражаюсь, как получается, что столь многие люди думают, что я гностик, и в то же время столь же многие обвиняют меня в агностицизме. Я хотел бы знать, не совершаю ли я в чем-то фундаментальной ошибки, которая вызывает такое непонимание. Буду искренне благодарен вам, если вы просветите мою тьму. С приветствиями коллеге,

Весьма искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Профессор в Вене.

1. Опубликовано в Wissenschaft und Weltbild (Vienna), IV (1952).

2. Ср. Деватмананда, 9 фев. 37 г., прим. 1.3

3. (1885-1962) – датский физик, глава Копенгагенского института теоретической физики; получил Нобелевскую премию по физике в 1922 г. Он разработал модель атома как миниатюрной солнечной системы, впервые выдвинутую английский физиком Эрнестом Резерфордом (1871-1937) на основе спектра водорода.

4. Немецкая игра слов “wirklich” (реальный) и “wirkt” (работает) не может быть передана адекватно. «Действительна, поскольку действует» [“Actual because it acts”] — это неудачная фраза. [Прим. англ. пер.]

Н. Костылеву, 25 апреля 1952 г.

Дорогой доктор Костылев,

Естественно, для понимания моих сочинений предполагается некоторое знание современной психопатологии и психотерапии в их развитии за последние 50 лет. Серия снов в Психологии и алхимии, на которые вы ссылаетесь, дана там только для иллюстрации происхождения и развития мотива мандалы. Это никак не связано с клинической историей или терапией. Потому совершенно неважно, какой анамнез был у пациента или каковы были результаты лечения. Но могу сказать, что он культурный и высокообразованный человек средних лет, который постепенно впал в тревожные состояния, психогенный алкоголизм и общее моральное разложение. Следствием лечения явилось то, что у него прекратились тревожные состояния, он больше не пил и смог снова приспособиться к жизни.[1] Часть изнурительного процесса развития отразилась в его снах, что вы могли понять из книги. – Пациент со сном о крабе[2] страдал от истерических депрессий. В конце лечения депрессии прекратились.

Я бы хотел отметить, что с моей стороны считать эго шатким единством – это не случайное предположение. Мы постоянно видим, как легко эго-сознание подвергается диссоциации в неврозе, равно как и в шизофрении, а также в первобытной психологии.

Что такое бессознательное само по себе, не может быть установлено именно потому, что оно бессознательное. Только когда оно становится осознанным, мы можем установить, что в нем наличествует множество разнообразных содержаний, среди которых есть некое единство, представленное мотивом мандалы.

Описания, целиком основанные на материале конкретного случая, практически невозможны. Однажды я анализировал продромальную стадию шизофрении, и результатом явилась книга на 820 страниц.[3] Более того, каждый случай так индивидуален, и индивидуальные аспекты так важны для конкретного человека, что менее проникновенный анализ будет слишком обобщенным и поверхностным. Потому я отказался от представления материалов случая.

Признаюсь, я никогда не слышал о вашей «рефлексологии»,[4] но разузнаю о ней.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Франция.

1. Детали этого случая см. в Analytical Psychology: Its Theory and Practice (1968), pp. 195-97 = “The Tavistock Lectures”, CW 18, pars. 402ff.

2. См. Two Essays on Analytical Psychology, CW 7, pars. 123ff.

3. Symbols of Transformation, CW 5. Немецкий текст имеет объем в 820 страниц.

4. Школа психологии, основанная И.П. Павловым и В.М. Бехтеревым, которая интерпретирует человеческое и животное поведение на основе простых или сложных рефлексов. Вклад К. проследить не удалось.

Вере фон Лиер-Шмидт Эрнстхаузен, 25 апреля 1952 г.

Дорогая фрау Эрнстхаузен,

Я внимательно прочитал ваше подробное письмо. Я не философ, а врач и эмпирик. Я практикую психологию в первую очередь как науку, а во вторую – как инструмент психотерапии. Поскольку невроз – это ценностная проблема, а ценности зависят или основываются на определенных «доминантах»,[1] т.е. предельных и высших идеях и принципах, проблема ценностей может быть охарактеризована как религиозная. Это подкрепляется тем фактом, что религиозные мотивы встречаются во снах и фантазиях с очевидной целью исправить ценностную установку и восстановить нарушенное равновесие. Эти переживания вынудили меня заняться вплотную религиозными вопросами или, скорее, изучить психологию религиозных утверждений поближе. Моя цель в том, чтобы раскопать психические факты, на которые указывают религиозные утверждения. Я обнаружил, что, как правило, когда «архетипические» содержания спонтанно появляются в сновидениях и т.д., от них исходят нуминозные и целительные влияния. Они являются изначальными психическими переживаниями, которые нередко вновь дают пациентам доступ к заблокированным религиозными истинам. У меня и самого был такой опыт.

Я далек от мысли о «самоискуплении», поскольку полностью завишу от того, выпадет такой опыт на мою долю или нет. Я в положении Савла, который не знает, что с ним произойдет по дороге в Дамаск. Если ничего не случится, из него не выйдет Павла. Он должен продолжать преследовать христиан, пока откровение не сокрушит его. Так происходит с моими пациентами и так произошло со мной. Как я способен удержать или даже остановить influxus divinus (откуда бы оно ни шло) с помощью заготовленных мнений, так же соответствующим поведением я могу его приблизить и, когда это случится, принять. Я ничего не выиграю силой, а могу только попытаться сделать все для этого и ничего против. Психика для меня – это нечто объективное, отправляющее влияния в мое сознание. Бессознательное (объективная психика) мне не принадлежит; к добру ли, к худу, я сам принадлежу к нему. Делая его осознанным, я отделяюсь от него, и с помощью такой объективации осознанно его интегрирую. Так моя личность становится целостной и подготавливается к решающему переживанию, но не более того. Что может, но не обязательно должно, случиться затем – это спонтанное действие из бессознательного, действие, которое символизируется алхимиками, Парацельсом, Бёме и современным бессознательным как молния (См. Gestaltungen des Unbewussten[2], pp. 102ff.)

Надеюсь, вышеизложенное дало вам ответ на вопрос. Должен извиниться за опоздание с ответом. Сначала мне нужно было восстановиться после гриппа.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Нидерланды.

1. Термин, который иногда используется для обозначения архетипов, например, “On the Nature of the Psyche”, CW 8, par. 493 & n. 117.

2. См. “A Study in the Process of Individuation”, CW 9, i, pars. 531ff.

Линде Веладини, 25 апреля 1952 г.

Дорогая фрейлейн Веладини,

Я бы с радостью подтвердил ваши интересные наблюдения,[1] если бы был в соответствующем положении. Но мне недостает необходимого опыта в этой специализированной области. В своей практике я сталкивался только с одним случаем детского паралича. Это был случай молодого человека, который заболел острым полиомиелитом в возрасте 4. Он помнил впечатляющий сон, который у него был перед началом болезни. Ему снилось, что он сидит у него матери, играя с какой-то игрушкой. Внезапно из матери вылетела оса, которая ужалила его, и тут же он почувствовал, что отравлен, и проснулся в ужасе. Я знал мать пациента, она была очень доминирующей личностью и обузой для своих детей. Старший брат пациента имел значительный материнский комплекс, который омрачил его последующую жизнь.

Ситуация полностью согласуется с вашим мнением, что подавление индивидуальности ребенка родительским влиянием может по крайней мере вызвать психическую предрасположенность к паралитическому заболеванию. Однако, у нас нет достаточных документальных свидетельств, чтобы заключить, что инфантильный паралич психогенного характера. Мы только знаем, что некоторые психические расстройства вызывают понижение сопротивляемости тела, и потому подверженность инфекциям. Мы знаем это определенно в случае тонзиллита, а в случае туберкулеза есть по крайней мере небезосновательное подозрение. Я лечил несколько случаев хронического туберкулеза легких от психических расстройств и наблюдал, так сказать, сопутствующее полное исцеление туберкулеза без специального лечения. По этой причине я давно настаиваю на том, чтобы санатории для чахоточных укомплектовывались психологически подготовленными врачами, потому что эти места определенно кишат неврозами. Во всяком случае, психическое лечение окажется значительную поддержку специальному лечению туберкулеза.

В надежде, что эти замечания могут оказать вам какую-то помощь, остаюсь

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Детский психотерапевт в Локарно.

1. В. предоставила свои наблюдения нескольких случаев полиомиелита, в которых нарушение эго-развития ребенка играло решающую роль в возбуждении болезни.

Отцу Виктору Уайту, 30 апреля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Виктор,

Privatio boni – это, похоже, головоломка.[1] Несколько дней назад у меня было интересное интервью с иезуитским отцом из Мюнхена (его зовут Лоц). Он профессор догматики (?) или христианской философии. Он был погружен в Antwort auf Hiob и под непосредственным впечатлением от моего аргумента против privatio. Он признал, что это головоломка, но современная интерпретация объяснит «Зло» как «распад» или «разложение» «Добра». Если вы считаете за реально существующую – как это делает Церковь – концепцию или идею Блага и придаете ей метафизическую вещественность (т.е. bonum = esse или обладание esse), то «распад» действительно будет очень подходящей формулой, удовлетворительной и с психологической точки зрения, так как Благо – это всегда усилие и составное достижение, тогда как Зло – это легкое скольжение вниз или распад на части. Но если взять ваше сравнение хорошего яйца,[2] оно станет плохим из-за распада. Плохое яйцо, однако, не характеризуется лишь увеличением в нем «хорошего», поскольку оно само порождает качества, которые не принадлежат хорошему яйцу. Среди прочего, оно вырабатывает H2S, довольно неприятное вещество само по себе. Оно совершенно определенно появляется из очень сложного белка в хорошем яйце, и потому образует самое очевидное свидетельство для тезиса: Зло происходит от Добра.

Потому формула «распада» довольно удовлетворительна, пока признается, что Зло столь же вещественно, как Добро, поскольку H2S так же осязаемо реален, как и белок. В этой интерпретации Зло далеко от того, чтобы быть μη ον. Патер Лоц потому заслуживает моих аплодисментов. Но как насчет privatio boni? Добро по определению должно быть добром целиком, даже в мельчайших частицах. Вы не можете сказать, что маленькое добро плохо. Если добрая вещь распадается на мельчайшие фрагменты, каждый из них остается добром и потому съедобным, как кусок хлеба, разделенные на мелкие части. Но когда хлеб портится, он окисляется и изменяет свою первоначальную сущность. Нет питательных углеводородов, только кислоты, т.е. из хорошего вещества вышла дурная вещь. Теория «распада» приведет к выводу, что Summum Bonum может распасться и породить H2S, характерный запах ада. Тогда Добро подвержено порче, т.е. оно будет обладать врожденной возможностью разложения. Эта возможность порчи означает никак не меньше того, что в Добре заложена склонность к разложению и превращению в Зло. Это очевидным образом подтверждает мои еретические взгляды. Но я даже не захожу так далеко, как патер Лоц: я вполне удовлетворен тем, чтобы не овеществлять Добро и Зло. Я считаю их не вещественными, а лишь психологическим суждением, поскольку не имею средств установить их как метафизические субстанции. Я не отрицаю возможность веры в то, что они субстанциональны, и что Добро доминирует над Злом. Я даже принимаю в расчет, что есть широкое согласие в этом отношении, для которого должны быть важные причины (как я указал в Aion).[2] Но если попытаться сделать из этой веры что-то логичное или рационалистическое, то получится поразительная каша, что хорошо показывает спор с патером Лоцом.

Как вы знаете, я не только эмпирик, но и практик. На практике вы не возражаете, когда придерживаетесь того, что в злом деянии есть малое Добро: есть большое Зло и маленькое Добро. На практике просто невозможно отрицать ουσια Зла. На метафизическом плане вы вольны объявить, что называемое нами «субстанционально злым» в метафизической реальности малое Добро. Но такое утверждение мне не кажется осмысленным. Вы называете Бога Господом надо Злом, но если последнее μη ον, Он Господь над ничто, даже не над Добром, потому что Он Сам и есть Добро как Summum Bonum, создавшее только добрые вещи, обладающие, однако, примечательной склонностью портиться. Зло или порча не происходят и от человека, поскольку змей предшествовал ему, так ποθεν το κακον???[4]

Неизбежный ответ таков: метафизически Зла вообще нет; оно только в мире человека и происходит от человека. Это утверждение, однако, противоречит тому факту, что рай не был создан человеком. Он пришел в него последним, и змея тоже создал не он. Если даже прекраснейший ангел Бога, Люцифер, обладал таким желанием испортиться, его природа должна показывать значительный дефект в моральных качествах – как Яхве, который страстно настаивает на морали и сам несправедлив. Неудивительно, что Его творение трусовато.

Признает ли учение Церкви моральные дефекты Яхве? Если так, Люцифер только изображает своего творца; если нет, как же насчет 89 псалма[5] и т.д.? Аморальное поведение Яхве основано на библейских фактах. От морально двойственного творца не стоит ожидать идеально доброго мира и даже идеально добрых ангелов.

Я знаю, теологи всегда говорят: не следует упускать из вида величие Господа, его силы и доброту, и не стоит вообще задавать вопросы. Я не упускаю из вида пугающее величие Бога, но буду считать себя трусом и аморальным человеком, если позволю удерживать себя от задавания вопросов.

На практическом уровне учение privatio boni морально опасно, поскольку оно преуменьшает и делает нереальным Зло, тем самым ослабляя Добро, лишая его необходимой противоположности: нет белого без черного, нет правого без левого, нет верха без низа, теплого без холодного, истины без ошибки, света без тьмы и т.д. Если Зло – это иллюзий, Добро с необходимостью иллюзорно тоже. Вот почему я считаю privatio boni алогичным, иррациональным и даже нелепым. Моральные противоположности – это эпистемологическая необходимость и, будучи овеществлены, они порождают аморального Яхве, Люцифера, Змея, грешного Человека и страдающее Творение.

Надеюсь, мы продолжим задевать этот нерв летом!

Сердечно ваш, К.Г.

P.S. К сожалению, у меня нет копии письма протестантскому теологу.[6] Но я отправлю вам оттиск моего ответа Буберу,[7] который назвал меня гностиком. Он не понимает психической реальности.

1. Ср. Уайт, 9 апр. 52 г., на которое он дал короткий ответ 20 апр., жалуясь на «тупик утверждений и противо-утверждений» вместо доброй воли. «Мы движемся в разных кругах, и наши умы сформировались в разных философских атмосферах».

2. В своем письме от 20 апр. У. писал: «Верность любого отдельного суждения о ценности – это действительно иной вопрос, нежели смысл использованных терминов [добро и зло]. В моей мотивации нет ничего религиозного или архетипического, а также ничего алогичного или трансцендентального, когда я называю яйцо «плохим», потому что в нем не хватает того, что, по моему мнению, должно быть в яйце».

3. Cf. pars. 81ff., 100f.

4. = откуда зло?

5. В Aion, par. 169 Юнг упоминает историю, рассказанную Авраамом бен Мейером ибн Эзрой (еврейский ученый и поэт, 1092-1167) о «великом мудреце, про которого было известно, что он не способен читать 89 псалом, потому что тот слишком печалил его». История появляется в Комментарии к псалмам Ибн Эзры. – 89 псалом посвящен неверности Яхве по отношению к царю Давиду; для Юнга это была параллель трагедии Иова. [В Синодальном переводе 88 псалом. – прим. перев.]

6. Ср. Уайт, весна 52 г., прим. 7.

7. Ср. Нойманн, 28 фев. 52 г., прим. 9.

Паулю Биллетеру, 3 мая 1952 г.

Дорогой герр Биллетер,

Я возвращаю вам с благодарностью статью Бюри.[1] Ее уже прислали мне другие люди. Я воздержусь от публичной защиты своей позиции. Я сказал все, что необходимо, в своей небольшой книге,[2] и по моему опыту безнадежно спорить с людьми, которые не могут или не хотят видеть простые истины. Бюри приписывает мне ложные мнения и не понимает моей эпистемологической точки зрения, хотя ситуация проста превыше всяких ожиданий. Когда кто-то так долго и страстно говорит о своих 100 талерах, это не доказательство, что они есть у него в кармане. Я даже оказываю теологии честь, принимая ее утверждения всерьез, но искренне не могу знать, совпадают ли они с метафизическими фактами, да и для нас совершенно невозможно знать эти факты. Я ни в коем случае не оспариваю их существование, но небезосновательно считаю, что они прежде всего утверждения. Даже Библия была написана людьми. Я не могу предположить, что Бог сам был ее автором. Поскольку мы не можем знать метафизическую истину, следует удовлетвориться утверждениями и, по крайней мере, отнестись к ним серьезно, а это значит критиковать их, когда они содержат грубые противоречия. Так что если я сравниваю поведение ветхозаветного Бога с христианской концепцией Бога, то должен указать, что эти утверждения во многих отношениях не согласуются, и это может возмутить набожное сердце, которым, конечно, обладают не все теологи. То, что евреи признают аморальность Яхве – это факт, что можно видеть из мидрашей. Я цитировал соответствующие отрывки в Aion[3] (1951, pp. 93ff.) Однако, такие вещи в целом неведомы теологам. Однажды я встретил профессора теологии, который даже не читал Книгу Еноха.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Цюрих.

1. Fritz Buri, “C.G. Jungs ‘Antwort auf Hiob’”, Basler National-Zeitung, 27 апр. 1952. Ср. Бюри, 5 мая 52 г.

2. Antwort auf Hiob (1952) = “Answer to Job”, CW 11.

3. CW 9, ii, pars. 106ff.

К.Г. Джостену, 3 мая 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Джостен,

Ваши познавательные заметки о Снах Эшмола были крайне желательны. Мне, конечно, было особенно интересно услышать, что сон от 29 декабря не принадлежит самому Эшмолу.[1] (Я не понял примечания в вашем отчете.) Это делает случай особенно интересным. Сам сон необычайно ясен по сравнению с собственными снами Эшмола. Вся его психологическая ситуация тогда практически требовала присутствия женщины, потому что обычно эти процессы индивидуации сопровождаются отношениями с soror mystica. В этом причина того, что множество алхимиков, по сообщениям, были связаны с тем, что я называю фигурой анимы; как Николя Фламель и Перонелла,[2] Зосима и Теосебейя,[3] миссис Этвуд и ее отец,[4] Джон Пордейдж и Джейн Лид[5] и т.д. Королевское венчание в алхимии представляет как раз такие отношения. Поскольку общеизвестно, что пары часто имеют замечательное совпадение мыслей, точно так же у них бывает параллелизм во снах. Они могут даже меняться снами. То же обнаруживается среди родителей и их детей. Я наблюдал случай мужчины, у которого не было снов, но у его девятилетнего сына были все сны отца, которые я анализировал в пользу отца.[6] В процессе этой работы отец начал видеть сны, а у сына исчезли такие взрослые сны. Такое необычайное явление, как вы знаете, лежит в основе знаменитых экспериментов Райна по ЭСВ. Такие факты указывают на относительность пространства в бессознательном.

Я рад знать, что мое предположение о том, что Лилли был магом, подтверждается фактами.

Очевидное отождествление Эшмола с Меркурием,[7] который служит архи-персонификацией алхимии, делает вполне возможным тот факт, что Меркурий был символом самости, с которой Эшмол пытался отождествиться. Такая попытка, если она удается, неизбежно вызывает инфляцию эго. Потому я должен полагать, что Эшмол, должно быть, выказывал признаки гипертрофированного эго. – Аллегорическое использование Меркурия – это действительно симптом инфляции Эшмола.

Большое спасибо за объяснение отрицательной клятвы.

К сожалению, у меня нет копии Fasciculus Chemicus[8] Эшмола. У меня есть только Theatrum Chemicum Britannicum.

Ваше предложение написать работу о снах Эшмола – настоящее искушение. Я не должен его принимать, потому что нужно быть очень осторожным, чтобы не перетрудиться, а мне и так нужно выполнить значительную умственную работу. Но я подумаю, однако, не давая вам формального обещания, если вы не возражаете.

Путешествие для меня весьма сложный вопрос, к сожалению, и маловероятно, чтобы я когда-нибудь еще отправился в Англию снова. Но если вы будете в Швейцарии, мне было бы очень интересно увидеть ваш материал.

Большое спасибо за полезную информацию!

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Ср. Джостен, 6 апр. 52 г., прим. 4.

2. Николя Фламель, род. ок. 1330 г., французский алхимик, женатый на Перонелле Летас, которая стала его преданной помощницей и soror mystica.

3. Зосима из Панополя, III в. н.э., самый ранний алхимик, написавший книгу, подписанную своим именем, посвятил свой самый обширный труд даме по имени Теосебейя.

4. Mary Anne Atwood, A Suggestive Inquiry into the Hermetic Mystery (1850), Cf. “The Psychology of the Transference”, CW 16, par. 505.

5. См. Пеле, янв. 44 г., прим. 1.

6. “Child-Development and Education”, CW 17, par. 106.

7. Ср. Джостен, апр. 52 г., прим. 7 и 8. В ответ на то письмо он заявлял: «С тех пор, как Эшмол начал изучать астрологию (1644 г.), он был одержим своим «меркурианским характером». Меркурий и солнце в Близнецах занимали первый дом его натальной карты, и в этом могла быть причина идеи [его отождествления]».

8. London, 1650.

Фрицу Бюри, 5 мая 1952 г.

Дорогой профессор Бюри,

Поскольку вы были так любезны, что прислали мне свой обзор,[1] я возьму на себя смелость более детально рассмотреть некоторые его пункты.

Как вы знаете, я применяю свой метод не только к пациентам, но и ко всем историческим и современным продуктам ума. В отношении «исцеления» Яхве следует отметить, что все происходящее в нашем сознании имеет ретроактивный эффект на бессознательный архетип. Подчинение архетипу, являющемуся как несправедливый Бог, должно привести к перемене в этом «Боге». И это, как показывает последующая история, как раз и случилось. Несправедливость и аморальность Яхве были известны евреям и оставались источником беспокойства и страдания. (См. яркие отрывки, цитированные в Aion, pp. 93ff.)[2] Преображение Бога Ветхого завета в Бога Нового – это не моя выдумка, это было известно со средних веков.[3]

Я поистине озабочен «глубинами человеческой психики», что ясно указал. Но я не могу делать утверждений о метафизическом Боге и не считаю, что с термином «Бог» я «утверждаю» что-то метафизическое. Я всегда и исключительно говорю только об антропоморфном Богообразе. Вербальное вдохновение Библии кажется мне неправдоподобной и недоказуемой гипотезой. Я ни в коем случае не оспариваю существование метафизического Бога, но позволяю себе класть человеческие утверждения под микроскоп. Если бы я критиковал chronique scandaleuse Олимпа, это вызвало бы бурю возмущения 2500 лет назад. Сегодня никто и ухом не поведет.

Я не притворяюсь, будто знаю что-то убедительное или доказуемое о метафизическом Боге. Потому я не вполне понимаю, как вы можете учуять в этом подходе «гностическое» высокомерие. В самом жестком противоречии с гностицизмом и теологией я ограничиваюсь психологией антропоморфных идей и никогда не утверждал, что обладаю малейшим следом метафизического знания. Как физик считает атом моделью, я считаю архетипические идеи набросками с целью визуализации неведомой основы. Едва ли физика назовут гностиком из-за его атомных моделей. И не нужно пытаться знать лучше Бога, который сам жалеет о своих действиях и оттого ясно говорит, что сам думает о них.

В любом случае я очень благодарен вам за изложение моих шокирующих мыслительных процессов так объективно – редкий для меня опыт!

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Базель, Ср. Бюри, 10 дек. 45 г.

1. Ср. Биллетер, 3 мая 52 г., прим. 1.

2. Pars. 106ff.

3. Cf. Psychology and Alchemy, CW 12, pars. 522f.

Дороти Хох, 28 мая 1952 г.

Дорогая доктор Хох,

Догадка, что я поддался личному комплексу, действительно приходит на ум, если знать, что я сын священника.[1] Однако, у меня с отцом были хорошие личные отношения, так что никакого обычного «отцовского комплекса». Действительно, я не любил теологию, потому что она ставила перед отцом проблемы, которых он не мог решить и которые я считал неоправданными. С другой стороны, могу гарантировать вам мой личный материнский комплекс.

Всегда рискованно приписывать недоказанные личные мотивы оппоненту, не взвесив и поняв должным образом природу его аргументов.

Похоже, вам не вполне ясно, что я имею дело с идеями и образами. Богообразы, например, можно обсуждать. Я нахожу прискорбным, что большинство теологов считают, что поименовали Бога, когда сказали «Бог». Раввин, например, едва ли имеет в виду христианского Бога, протестант точно говорит о воплощенном Боге, католик – о Боге, который открыл Успение Девы Марии Церкви. В таких довольно огорчительных обстоятельствах эмпирик, вне зависимости от его религиозных убеждений, не имеет выбора, кроме как иметь дело с представлениями о Боге, не решая метафизических проблем. Он не принимает решений, основанных на вере. Представления о Боге – это прежде всего мифы, утверждения о вещах, которые философски и научно неопределимы; то есть это психологические объекты, доступные для дискуссии. Всякий, кто считает, что Бог поименован и выражен, когда он говорит «Бог», овеществляет Яхве, Аллаха, Кетцалькоатля, Юпитера и т.д. Это кладет конец дискуссии. Все религиозные объекты становятся табу. Не только христиане не согласны между собой, но и конфессионально неопределившийся мирянин не осмеливается открыть рот из-за опасности кощунства.

Как психолог, я вынужден говорить об идеях профессионально и, если необходимо, критиковать их, когда они ведут себя слишком спорно. Я не воображаю, будто тем самым задел Бога; я просто пытаюсь привести в порядок собственные представления. Я могу думать о своих представлениях, но не о метафизическом Боге, который за границами человеческого понимания. Я движусь исключительно в области психологического эмпиризма, а не конфессиональной метафизики.

Я не превращаю Церковь в «анимуса» (см. Aion, гл. V), но Христос может быть приведен в связь с концепцией «самости», как доказывает символизм.

«Черный сын» определенно не «безвреден», как вы заключили из моей книги о Иове.[2]

Безрассуден всякий, кто развязывает мировую катастрофу,[3] что бы он себе не воображал.

Я не знаю «совершеннейшего» человека, только относительно целостного.

Я никогда не утверждал, что Бог – это только внутрипсихическая сила. Если я говорю, что я капитан швейцарской армейской медицинской службы, на что имею полное право, вы едва ли заключите, что это единственная моя квалификация.

Я полностью разделяю ваше мнение, что человек живет полностью тогда и только тогда, когда связан с Богом, с тем, что приближается к нему и определяет судьбу.

Моя работа связана с историческим развитием представлений в западной культуре. Невозможно оспорить, что Книга Еноха и другие апокрифы читались на Ближнем Востоке и не могли не оказать влияния. То же верно в отношении древнеегипетских влияний, равно как и католических догматов. Вы, должно быть, заметили, что я не погружаюсь в догматику, подвергая психологию западных представлений о Боге критическому обсуждению. Не подумаете же вы, что я критикую метафизического Бога? В конце концов, мы живем не в средние века, когда люди еще думали, что могут навредить Богу. Надеюсь, протестанты не впадут в ошибку, думая, что они единственные христиане в мире? Всякий настоящий христианин должен осознать, что живет в расколе. Он не просто протестант или католик, а человек с язычеством, все еще пропитывающим каждую его кость. Потому я пишу о всеобщих христианских представлениях и не затрагиваю недоступный – для меня – вопрос о метафизической истине. И я не знаю, почему вы хотите доказать, что произошло «вторжение в миф».[4] Мне так совсем не кажется. Миф продолжается, теперь, как и тогда, что доказано Assumptio, которое очевидно относится к христианскому миру идей, а не миру ислама или буддизма.

Если вы добросовестно перечитаете то, что я сказал об индивидуации, то не сможете сделать вывод, что я имею в виду нирвану или что я упустил из вида Воскресение. Слишком низко приписывать мне подобную глупость. Я понимаю, почему вы раздражены. Действительно тревожно, что большинство образованных людей сегодня отказываются говорить на религиозные темы. Я считаю до некоторой степени виновными в этом теологов, потому что они упорно отказываются признать, что они, как и большинство из нас, говорят об антропоморфных идеях, относительно которых мы не знаем, как точно или неточно они отражают метафизический факт. Тем самым они убивают всякую дискуссию с самого начала, так что приходится вежливо избегать всякого общения с теологами к вящему вреду для религиозной жизни! Что пользы людям, когда теолог «исповедует», что «встретил живого Бога»? Несчастный мирянин может только позеленеть от зависти, что такого с ним никогда не бывало. В своей практике мне часто приходилось давать элементарные уроки по истории религии, чтобы с самого начала уничтожить отвращение и тошноту, которые люди испытывают к религиозным вопросам, всю жизнь имея дело только с вероторговцами и проповедниками. Сегодняшний человек хочет понимать, а не слушать проповеди. Необходимость в понимании и обсуждении так же велика, как и бессознательна (по крайней мере, в большинстве случаев). Вот почему моя небольшая книга об Иове оказала (неожиданный) эффект, обратив людей из любопытства к Библии, которую раньше они знали только по пересказам. Услышать что-то понятное о религии вызывает у них такой жгучий интерес, что нередко я и сам затрудняюсь провести различие между собой и духовником.

Для меня лично религия – это предмет первейшей важности; вот почему я принимаю всю ненависть, скопившуюся против критики запретной области. И поэтому же я нарушаю сон праведных, которые не потрудятся отказаться от своего субъективизма, их роли проповедников и безответственности перед требованиями времени. Возможно, стоит сделать христианство понятным для образованных людей сегодняшнего дня вместо того, чтобы оставлять эту неотложную задачу психиатрам. Для этой цели я изложил в своей книжке то, что думающий современник может извлечь их христианской традиции. Пусть он забудет высокомерие священнослужителей, которые приписывают себе обладание единственной истиной и затевают распространить раскол христианского мира еще дальше, и поразмышляет над единственно важным вопросом: Что же такое религия? Лишь часть белого человечества христиане, и все равно христианство наслаждается роскошью не иметь никакой связи с человеческим умом.

Я не хочу без пользы раздражать людей, но в этом случае совесть вынудила меня высказать то, что многие обдумывали безмолвно. Надеюсь, мне удалось положить начало. “Il faut casser les œufs pour faire omelette!” [Не разбив яиц, омлет не приготовить – фр.]

Я вкладываю в конверт мой ответ М. Буберу,[5] который тоже думает, что может говорить о Боге, не уточняя, о каком, и без доказательств, что он единственно верный. Этот абсурд нужно прояснить раз и навсегда.

Это слишком длинное письмо может прояснить вам точку зрения эмпирика, который изо всех сил пытается понять язык теологов.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Протестантский проповедник, Базель.

1. Х. отправила Юнгу свой обзор «Ответа Иову» в Kirchenblatt für die reformierte Schweiz (Basel), 22 мая 1952 г. В сопроводительном письме она выразила мнение, что книга может быть частью объяснена «личными мотивами автора», предполагая, что Юнг, как сын священника, может «затаить мстительное негодование против ‘Бога отцов’».

2. Она предположила, что Юнг считал «черного сына», Сатану, безвредным.

3. Она цитировала “Answer to Job”, par. 734: «Решения в неудачный момент … может быть достаточно, чтобы развязать мировой катаклизм».

4. Она говорила о жизни Христа как о «вторжении в миф».

5. Ср. Нойманн, 28 фев. 52 г., прим. 9.

Герду Розену, 16 июня 1952 г.

Дорогой герр Розен,

Взятый в духе своего времени, Malleus Maleficarum[1] не так мрачен. Это был инструмент, тем самым предназначенный для того, чтобы раздавить одну из величайших психических эпидемий. Для той эпохи это была просветительская работа, которая, стоит признаться, проводилась весьма крутыми мерами. Психология эпидемии охоты на ведьм никогда не была проработана должным образом. О ней есть только довольно неадекватные мнения. Ее можно понять только в общем контексте религиозной проблемы того времени и, в частности, в контексте немецкой психики в средневековых условиях. Решение проблемы требует необычайных познаний в скрытых духовных течениях, предшествовавших Реформации. Хотя я обладаю некоторыми знаниями о них, едва ли я отважусь затронуть эту проблему. Для немца это должно быть особенно трудно, поскольку связано со специфически немецкими психологическими предположениями. О них можно составить представление, сравнив женщин в немецкой литературе с женщинами французской и английской литературы за последние 200 лет. Рейн образует не только политическую границу, но и психологическую.

Преданный вам, К.Г. Юнг

□ Берлин.

1. Р. просил информацию о психоаналитической литературе о вере в ведьм и их преследованию. Malleus Maleficarum (Молот ведьм), написанный двумя католическими инквизиторами, Генрихом Крамером и Якобом Шпренгером, опубликованный в 1489 г. – это классический учебник по злым делам ведьм и о том, как с ними бороться.

Р.Я. Цви Вербловски, 17 июня 1952 г.

Дорогой доктор Вербловски,

Большое спасибо за любезно присланные критические рассуждения.[1] Для меня они ценны и интересны как реакции (практически) не участвующего. Слегка коснувшись психологии, вы уже обрели «золотой палец»[2] и должны дать прямые ответы перед миром. Такое случается даже с людьми, которые только однажды поздоровались со мной.

Не знаю, радоваться ли мне, что мои отчаянные попытки воздать должное реальности души сочтены «остроумной двусмысленностью».[3] По крайней мере, это признание моих попыток отразить, насколько я могу, «остроумную двусмысленность» души.

Для меня душа — это почти бесконечное явление. Я совершенно не знаю, что она сама по себе и лишь смутно представлю себе, чем она не является. Кроме того, я лишь в ограниченной степени знаю, что в душе индивидуальное, а что универсальное. Она кажется мне всеобъемлющей системой отношений, в которой «материальное» и «духовное» — это преимущественно обозначения возможностей, превосходящих сознание. Я ничто не могу назвать «только психическим», ведь все в моем непосредственном опыте прежде всего психическое. Я живу в «мире восприятий», а не в мире самосущем. Последний достаточно реален, но у нас о нем только косвенная информация. Это верно как в отношении внешних объектов, так и в отношении «внутренних», материальных реалий и архетипических факторов, которые мы можем также назвать ειδη.[4] Неважно, о чем я говорю, два мира взаимопроникают в ней более или менее. Это неизбежно, ведь наш язык — это достоверное отражение психического явления с его двойственным аспектом «перцептивного» и «воображаемого». Когда я говорю «Бог», двойственный аспект ens absolutum и атома водорода (или частицы+волны) уже подразумевается в нем. Я пытаюсь говорить «нейтрально» (проф. Паули сказал бы: «нейтральный язык» между «физическим» и «архетипическим»).

Язык, на котором я говорю, может быть двусмысленным, может иметь два смысла для того, чтобы воздать должное двойственному аспект нашей психической природы. Я вполне осознанно и намеренно стремлюсь к двойственности выражения, потому что она превосходит недвусмысленность и отражает природу жизни. Весь мой темперамент склоняет меня к тому, чтобы быть недвусмысленным. Это нетрудно, но будет стоить истины. Я намеренно даю всем скрытым намекам и подтекстам быть услышанными, частью потому что они и так есть, а частью потому что они дают более полную картину реальности. Недвусмысленность оправдана только в установлении фактов, но не в их толковании; ведь «смысл» — это не тавтология, а всегда включает в себя больше, чем конкретный объект, на котором он основан.

Я определяю себя как эмпирика, ведь, в конце концов, мне нужно быть кем-то уважаемым. Вы сами признаете, что я слабый философ, и, естественно, мне не нравится быть чем-то приниженным. Как эмпирик я, по крайней мере, чего-то добился. Если человек хороший сапожник и знает это, люди не напишут на его могильном камне, что он был плохим шляпником, потому что он однажды сделал плохую шляпу.

Более точно, я просто психиатр, ведь моя основная проблема, на которую направлены все мои усилия — это психическое расстройство: его феноменология, этиология и телеология. Все остальное для меня вторично. Я не считаю, что призван основать религию или объявить свою веру в нее. Я не вовлечен в философию, а только в мышление в рамках особой задачи, лежащей на мне: быть хорошим психиатром, целителем душ. Это я открыл в себе, и так я действую как член общества. Для меня нет ничего более бессмысленного и бесплодного, чем рассуждать о вещах, которые я не могу доказать, не говоря уже о том, чтобы знать. Я вполне готов к тому, что другие больше знают о них, чем я. Например, я не знаю, как Бог может быть воспринят вне человеческого опыта. Если я его не воспринимаю, как я могу сказать, что он существует? Но мой опыт крайне мал и узок, и потому, несмотря на угнетающие намеки бесконечно, испытываемое мною тоже мало и подобно человеку — этот факт немедленно возникает, когда человек пытается это выразить. В нашем опыте все портится двойственностью психики. Величайший опыт также малейший и самый ограниченный, и по этой причине человек не спешит им хвастать, не говоря уже о том, чтобы философствовать. В конце концов, человек слишком мал и некомпетентен, чтобы позволить себе такое высокомерие. Вот почему я предпочитаю двойственный язык, поскольку он равно воздает должное субъективности архетипической идеи и автономии архетипа. Например, «Бог», с одной стороны, невыразимое ens potentissimim, а с другой — крайне несоответствующий знак и выражение человеческой беспомощности и запутанности, то есть опыт самой парадоксальной природы. Царство души неизмеримо велико и наполнено живой реальностью. На его грани лежит тайна материи и духа. Не знаю, имеет ли для вас эта схема смысл или нет. Для меня это система, в рамках которой я могу выразить свой опыт. С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. О споре между Бубером и Юнгом.

2. Сказочный мотив: ребенок заглядывает в запретную комнату, и его палец становится золотым. Ср. сказки «Приемыш Богоматери» и «Железный Ганс» [“Our Lady’s Child”, “Iron Hans”, Grimm’s Fairy Tales (Pantheon Edn., 1944), pp. 23ff. & 612-15].

3. Замечание Бубера в его ответе Юнгу. Ср. Нойманн, 28 фев. 52 г., прим. 9.

4. = формы, виды. Ср. «Synchronicity”, CW 8, par. 942.

Отцу Виктору Уайту, 30 июня 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Виктор,

Прежде всего я хотел бы знать, считается ли учение о privatio boni догматом или sententia communis.[1] В последнем случае это может быть спорная тема, насколько я понимаю церковное мышление. Во всяком случае, я начал дискуссию об этом предположении. Если, с другой стороны, это должна быть определенная и объявленная истина, я больше не буду ее обсуждать, а попытаюсь понять глубинные причины для ее существования, как уже пытался сделать предварительно.

Затруднение, похоже, лежит в смешении двух несопоставимых концепций Добра и Бытия. Если вы, как я, полагаете, что Добро – это моральное суждение, не субстанциональное само по себе, тогда Зло его противоположность, столь же несубстанциональная, как первое. Если, однако, вы полагаете, что Добро – это Бытие, тогда Зло не может быть ничем иным, как Не-Бытием.[2] В моем эмпирическом мышлении tertium quid – это всегда наблюдатель, т.е. тот, кто делает утверждение. Ваш пример света и тьмы[3] – это субъективное и относительное утверждение, поскольку свет эквивалентен движению, а тьма покою, то есть более или менее частоте и более или менее остановке. Тьма – это определенно уменьшение света, как и свет уменьшение темноты. Так что сказать: Добро есть, т.е. субстанционально, а Зло – нет, лишь игра слов. Остановка так же реальна для наблюдателя, как и движение. Невозможно даже иметь представление о движении, если бы не было остановки, с которой можно его сравнить.

Все довольно просто, если бы только вы могли признать, что Добро и Зло – это суждения, не имеющие ничего общего с несопоставимой концепцией Бытия. Действительно, движение – это все, поскольку все вещи движутся, но так же верно, что некоторые вещи для конкретного наблюдателя движутся меньше, чем другие. Из этого факта вы образуете концепцию остановки, которая сама по себе, насколько мы знаем, в эмпирическом мире не встречается. Так что можно считать, что все хорошо, но некоторые вещи менее хороши для определенного наблюдателя. Но этот аргумент тоже зависит от наблюдателя и его утверждения, которое всегда субъективно. То, что вы называете неподвижными звездами, например, может в реальности двигаться гораздо быстрее нашего солнца, и то, что вы называете добром, может в других отношениях быть великим злом, то есть, для другого наблюдателя. Весь вопрос может напоминать случай с Землей, вокруг которой солнце вращалось большую часть времени за 1900 лет.[4] Только в недавние времена стало допустимой истиной, что земля вращается вокруг солнца.

Если privatio boni – это только учение, а не догмат,[5] его можно обсуждать, разве нет? Св. Фома не обладает непогрешимостью. Его взгляды на Assumptio, например, похоже, не согласуются с новым догматом.

Тогда как Бытие – это очевидно концепция «+», Не-Бытие – это «-». Но Зло так же субстанционально, как Добро, как субстанциональны дьявол и его ад. Если Зло должно быть очень маленьким Добром, оно, тем не менее, останется добром, пусть и малым, но не совсем плохим. Если я приговорен к аду, я все равно добр, несмотря на то, что потерял 99% доброты, поскольку Зла нет.

Похоже, для теолога невозможно признать очевидный факт Добра и Зла как моральных суждений, тем самым относительных по отношению к наблюдателю? Нет ни малейшего свидетельства тождественности Добра и Бытия. Бог – это определенно само Бытие, и вы можете называть его Summum Bonum. Так все Бытие добро, и даже Зло – это малейшее Добро, даже непослушание Сатаны все равно в мельчайшей степени добро и ничто иное. За это малое Добро он в аду. Зачем отправлять Добро в ад? И за какой процент доброты вы подвержены осуждению? Более того, нет тьмы в Боге, а Бог – это Все; так откуда, черт возьми, появляется отсутствие света, сонм падших ангелов, «злоделатели» (т.е. те, кто совершает малое добро) и сам Сатана? Почему малое добро противостоит Богу? Оно все равно с Богом, даже Сатана. Что бы он ни делал, это всегда малое добро и ничто иное.

Так христианское учение избавляется от своего врожденного дуализма, т.е. манихейства, отрицая существование Зла. Вы отрицаете его, называя Зло уменьшающимся Добром. Абсолютное Зло для вас лишь чисто нейтральное состояние, в котором нет ничего вообще, μη ον, но в той мере, в какой Сатана существует, он ничто иное, как добро, поскольку Бытие = Добро.

Это напоминает мне о крещении. св. Маэлем пингвинов и совет св. Екатерины: Donnez-leur un ame, mais une petite![6]

С нетерпением ожидаю встречи с вами 16-го или 17-го VII.[7] Я буду в Боллингене.

Сердечно ваш, К.Г.

□ (Набрано на машинке и подписано.)

1. Общепринятое теологическое утверждение, не считающееся догматом. Отец Уайт в письме от 9 июля 52 г. ответил, что privatio boni было sententia communis, а не формальным догматом.

2. Эквивалент μη ον.

3. В своем письме от 20 апр. (ср. Уайт, 20 апр. 52 г., прим. 1 и 2) У. писал: «Я [не могу] думать о единственном эмпирическом представителе реального или предполагаемого «зла», в котором определение privatio не подтверждается, как не могу и думать об эмпирической тьме, которая не privatio света». То, что Юнг сейчас, через два месяца, снова поднимает этот вопрос, говорит о преследующей его озабоченности проблемой privatio boni, о которой они спорили два с половиной года. (Уайт, 31 дек. 49 г.)

4. То есть, предположительно, со времени Аристарха Самосского (род. ок. 320 г. до н.э.), который впервые выдвинул мнение, что планеты и земля вращаются вокруг солнца, отвергнутое его последователями и канувшее в забвение вплоть до повторного открытия гелиоцентрической системы Коперником в De revolutionibus orbium coelestium, опубликованного в Нюрнберге в 1543 г., в год его смерти. Книга осталась почти незамеченной, и даже не была внесена в «Индекс» запрещенных книг до 1616 г.

5. Догматы – это утверждения христианской истины, окончательно объявленные авторитетами Церкви, учения – это объяснения и разработки веры, еще не сформировавшиеся в догмат.

6. В романе Анатоля Франса Остров пингвинов (ориг. 1908 г.) небесный совет не мог решить, обрели ли пингвины бессмертную душу после крещения св. Маэлем, пока св. Екатерина Александрийская (см. Якоби, 23 дек. 32 г., прим. 7) не предложила компромисс, процитированный в письме [«Дай им душу, только небольшую»].

7. У. провел 12-27 июля с Юнгом в Боллингене. Его пребыванию предшествовал длинный ответ (от 9 июля) на настоящее письмо, в котором он крайне критично отнесся к подходу Юнга. Очевидно, дискуссии о privatio boni в течение десяти дней в Боллингене не привели ни к какому согласию, и последующая переписка выказывает заметные и усиливающиеся признаки отчуждения. Кроме нескольких длинных писем Юнга в нояб. 1953 г., апр. 1954 и 1955 гг., переписка почти прекратилась, и окончательно завершилась письмом Уайта 6 мая 55 г.: «Я причиняю вам много неудобства». Только болезнь У. в начале 1960 г., приведшая к смерти, вызвала два последних письма 25 мар. и 30 апр. 60 г.

Дороти Хох, 3 июля 1952 г.

Дорогая доктор Хох,

Я очень благодарен за то, что вы встретили мои усилия дружески и с пониманием. Я, конечно, признаю, что личные мотивы пробираются повсюду самым несносным образом, но все равно думаю, что слишком поверхностно подозревать объективный аргумент личного негодования без более близкого и уверенного знания обстоятельств. Только в конце дискуссии, когда все объективные элементы закончились, можно рискнуть спросить, не замешаны ли тут личные мотивы. Но я не буду делать аннотаций к Umgand mit Menschen Книгге.[1]

Вы удивлены моей реакцией на вашу открытую веру в личную встречу с Христом. Я думал, что не следует скрывать от вас, что такое признание отпугивает многих людей, потому что они чувствуют (не без причины, я думаю), что такое случается только с избранными, выделенными из человеческой общины проклятых, заблудших, неверующих, сомневающихся и Богом забытых, и, особенно если они верующие люди, это заставляет их чувствовать себя неполноценными. Многие теологи из-за этого непопулярны, и оттого врач, от которого ожидается лучшее понимание обычного, непосвященного человека, появляется как более желанное предложение.

Несомненно, я считаю, что Библия была написана человеком, и потому «мифологична», т.е. антропоморфна. Бог определенно достаточно ярок в ней, но не видим. Это было бы слишком для нашей человеческой несопоставимости, даже если бы мы увидели его в воплощенной форме. Это μορφη δουλου после произошедшего кенозиса,[2] хорошо засвидетельствованная языческая фигура καταχος[3] и ветхозаветный «слуга Божий»[4] или неудачливый, страдающий герой вроде Эдипа или Прометея.

Настойчивость на уникальности христианства, удаляющая его из человеческой сферы и не допускающая даже мифологического статуса, обусловленного историей, оказывает такой же разрушительный эффект на мирянина, как и вышеупомянутое «признание». Евангелие становится нереальным; все возможные точки контакта с человеческим пониманием уничтожены, и оно становится глубоко неправдоподобным и недостойным веры. Оно поистине бесплодно, ведь все психические склонности в нас, которые с готовностью приняли бы его, бесцеремонно отброшены или подавлены и обесценены. Эта недальновидность ни рациональная, ни христианская, и она опустошает протестантские церкви самым действенным образом; но она очень удобна, потому что тогда священнику не приходится заботиться, понимает ли община Евангелие, и можно продолжать проповедовать, как раньше. Например, образованные люди более охотно убедились бы в смысле Евангелия, если бы им показали, что миф всегда присутствует здесь в большей или меньшей степени и, более того, постоянно присутствует в архетипической форме в каждом индивидууме. Тогда люди поняли бы, как, несмотря на то, что оно искусственно отгорожено теологами, Евангелие действительно затрагивает их и о чем говорит. Без этой связи легенда об Иисусе остается просто чудесной историей и доступна пониманию так же мало, как и сказка, которая служит только для развлечения. Уникальность синонимична непостижимости. Как можно разобраться в απαξ λεγομενον?[5] Если вы с первого раза им не очарованы, оно абсолютно ничего вам не говорит. Как можно «встретить людей в их жизни», если вы говорите о вещах и особенно об уникальных событиях, которые не имеют ничего общего с человеческой психикой?

Вы указываете мне на свою проповедь. В ней вы говорите, например, о перерождении, о том, с чем человек античности был глубоко знаком, а современный человек? Он не имеет ни малейшего представления о мистериях, которые в любом случае дискредитированы протестантской теологией, поскольку для нее есть только одна истина, а все остальное, что Бог сделал для человека – это неумелая работа. Современный человек знает, что означают «вода» и «дух»? Вода – это низ, тяжелое и материальное; ветер вверху и «духовное» вдыхают в тело. Человек античности понимал это как столкновение противоположностей, complexio oppositorum, и чувствовал, что этот конфликт так невозможен, что тут же приравнивал материю со злом. Христос вынуждает человека на невозможный конфликт. Он отнесся к себе с примерной серьезностью и прожил жизнь до горького конца, несмотря на человеческое условности и противоположность собственной законной традиции, как худший еретик в глазах евреев и безумец в глазах семьи. А мы? Мы подражаем Христу и надеемся, что он избавит нас от собственной судьбы. Как овечки мы следуем за пастырем, естественно, на хорошие пастбища. И речи нет о единении нашего Верха и Низа! Напротив, Христос и его крест избавляют нас от конфликта, который мы просто отбрасываем. Мы фарисеи, преданные закону и традиции, мы бежим от ереси, заботясь только об imitatio Christi, но не о собственной реальности, возложенной на нас, не о единстве противоположностей в нас, предпочитая верить, что Христос всего уже для нас достиг. Вместо того, чтобы нести себя, т.е. наш крест, мы перекладываем на Христа свои неразрешенные конфликты. Мы «помещаем себя под его крест»[6], но, ей-богу, не под наш собственный. Всякий, поступающий так еретик, само-спаситель, «психоаналитик» и Бог знает кто еще. Христос нес крест сам, и это был его крест. Поместить себя под чужой крест, который уже кто-то несет, определенно легче, чем нести собственный посреди насмешек и презрения мира. Таким путем вы уютно устроитесь в традиции и будете прославляться как глубоко верующий человек. Это хорошо организованное фарисейство и крайне не по-христиански. Всякий, подражающий Христу и имеющий наглость взять крест Христа на себя, когда даже не может нести свой, по моему мнению, даже не выучил азбуки христианского послания.

Ваша община поняла, что они должны закрыть свои уши для традиционных учений и пройти через тьму собственных душ, оставив в стороне все, чтобы стать тем, что каждый несет внутри как индивидуальную задачу, и никто не может снять с них эту ношу? Мы постоянно молимся, чтобы «миновала нас чаша сия» и не навредила нам. Даже Христос молился, но безуспешно. Но мы используем Христа, чтобы достигнуть этого успеха для себя. По всем этим причинам теология ничего не хочет знать о психологии, потому что через нее мы можем обнаружить собственный крест. Но мы хотим говорить только о кресте Христа и о том, как прекрасно его распятие сгладило нам путь и разрешило наши конфликты. Мы можем также обнаружить, среди прочего, что в каждой черте жизни Христа есть прообраз индивидуации, и потому ей нельзя подражать: можно только прожить собственную жизнь точно таким же образом со всеми последствиями, которые это повлечет за собой. Это трудно, и это нужно предотвратить. Как это делается, среди прочего показывается в следующем примере. Глубоко верующий профессор теологии (т.е. агнец Христов) однажды публично укорял меня за что, что я «в ужасном противоречии со словами Господа» сказал, что неэтично «оставаться» ребенком. «Христианин» должен оставаться на коленях отца и предоставить постылую задачу индивидуации дорогому маленькому Иисусу. Так наивно, но с бессознательным планом, смысл евангелия извращается, и вместо наставления в смысле жизни Христа мы предпочитаем в показном согласии со словами Господа, оставаться инфантильными и безответственными. Это образцовый διδασκαλος του Ίσραηλ[7], который даже не может должным образом прочитать Новый Завет.[8] Никто, кроме меня, не протестовал, потому что это подходит каждому. Это только один из многих примеров того, как мы обманываем своей набожностью. Никто и не заметил, но протестантизм стал иудаизмом redivivus [переработанный – лат.]

Деноминационализм тоже стал бегством от конфликта: люди больше не хотят быть христианами, потому что иначе они бы сидели на двух стульях посреди раскола Церкви. Приверженность определенному исповеданию веры – Боже упаси! – недвусмысленно, и потому они могут красться вокруг раскола со спокойной совестью и «мужественно» сражаться за одностороннюю веру, когда ближний – увы! – всегда неправ. Тот факт, что я как христианин борюсь на единение католицизма и протестантизма внутри себя, выдвигается против меня подлинно фарисейским образом как вопиющее доказательство бесхарактерности. То, что для такого предприятия нужна психология, с самого начала кажется нелепицей. Сопротивление и обесценивание души как «только психики» стало критерием фарисейского лицемерия. Но люди должны быть рады, что догматические идеи имеют психологические основания. Иначе они оставались бы вечно чуждыми нам и в конце концов угасли бы, что они довольно быстро и делают в протестантизме. Но этого люди бессознательно и хотят, потому что тогда им не напоминали бы об их собственном кресте, и они могли бы тем более безо всяких стеснений говорить о кресте Христа, который забирает их из собственной реальности, созданной волею самого Бога. Потому, укрепляясь в исповедании веры, они тихо углубляют адский позор, что так называемые христиане не могут достигнуть согласия даже между собой.

Даже если вы подумали, что в моих рассуждениях что-то есть, едва ли вы сможете прочитать проповедь о них перед своей общиной. Этот «крест», вероятно, будет тяжеловат. Но Христос принял крест, который стоил ему жизни. Довольно легко жить с достойной восхваления истиной, но трудно держаться индивидуумом против коллективного и оказаться недостойным похвалы. Вашей общине ясно, что Христос мог иметь в виду именно это?

Эти размышления пришли ко мне, пока я читал проповедь, которую вы любезно предоставили в мое распоряжение. Я был особенно впечатлен вашим тезисом о «полной сдаче». Вам ясно, что это значит: абсолютная незащищенность? Судьба без «если» и «но», без уверенности, что все обернется без вреда, ведь тогда человек ни на что бы не отважился и ничем не рискнул ради Бога. Именно этих довольно мрачных оттенков, но зато настолько реальных, мне не хватало в вашей проповеди. С наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. Книга Адольфа Фрейхера фон Книгге (1752-1796), чрезвычайно популярная (1788), об этикете и хороших манерах.

2. = «опустошение»: ср. Фил. 2:7: «…уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек». Ср. также Mysterium, par. 29 & n. 195.

3. = узник.

4. Ис. 42:1-7, 49:1-6, 50:4-9, 52:12, 53:12.

5. Выражение, использованное лишь однажды.

6. Эти слова встречаются в проповеди Х., которую она приложила к письму.

7. = учитель Израиля.

8. Мф. 18:3: «…если не обратитесь и не станете как дети, не войдете в Царство Небесное».

Валери Ре, 28 июля 1952 г.

Дорогая фрау Ре,

Большое спасибо за дружеское письмо и диагноз характера.[1] Он прекрасно подходит, даже в деталях. Чувствительность к шуму наличествует. Я всегда ищу тишины. Я целый пучок противоположностей и могу выносить себя, только когда наблюдаю за собой как за объективным феноменом. Моя способность к работе сильно упала – возможно, знак усталости, ведь в последние года я работал очень сильно. Я боюсь новых идей, так как они требуют от меня слишком много работы. Сейчас я действительно много отдыхаю. С благодарностью и наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Тель-Авив, Израиль.

1. Р. отправила Юнгу свой диагноз его характера, пользуясь методом нумерологии, основанном на том принципе, что каждая буква алфавита имеет определенное численное значение. Числа сами по себе обладают психологическими значениями и смыслами, и из их комбинации, особенно имени и даты рождения, толкуется характерологический шаблон.

Анониму, 28 июля 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой N.,

Я все еще слишком устал, чтобы настроить ум на дальнейшие приключения. Пока мне нужно закалить свой ум против града ударов, которые я получаю от моего Hiob, который вызывает самое странное непонимание. Мой день рождения, хотя отмеченный скромно в кругу семьи, был довольно утомительным из-за слишком большого количества писем и телеграмм. В целом я медленно собираюсь с силами, но голова моя все еще не желает заниматься серьезной работой, которая должна быть сделана.

В надежде, что тебя не съели заживо мои посетители, остаюсь

Благодарным тебе, КГ

Отцу Виктору Уайту, Боллинген, 7 августа 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Виктор!

Я забыл сказать вам, что в И Цзин 16 черта 1[1] указывает на «переложении на музыку» проблемы priv. boni, т.е. понимании ее как проблемы чувства. Вы получите более сложную картину, если поразмышляете над такими идеями не только с интеллектуальной, но и с чувственной точки зрения. В таком случае вы ясно почувствуете «контрапункт». За вами следовало письмо, которое я переадресовал в Блекфрайарс.

Привет!

Сердечно ваш, К.Г.

□ (Написанная от руки почтовая карточка.)

1. Очевидно, У. обращался к И Цзин, будучи в Боллингене, о тупике privatio boni. Название гексаграммы 16 «Энтузиазм», и комментарий об «Образе» (не первой черте) говорит о «силе музыки, ослабляющей напряжение» и «очищении чувств людей». Комментарий на 1 черту говорит: «Энтузиазм … оправдан, только когда это общее чувство, объединяющее человека с другими».

Джозефу Л. Хендерсону, 9 августа 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Хендерсон,

Большое спасибо за любезное письмо! Я рад, что мне выпала возможность поговорить с Х.[1] Она лучше «собрана», чем я думал. Равновесие постепенно, хотя и немного тревожно, устанавливается. Вулканический хаос под поверхностью представляет большую опасность и неуверенность. Сознание нужно укрепить, так как ему нужно сильное эго, чтобы уравновешивать дремлющие аффекты. Много неопределенности в том, сможет ли она разотождествиться с коллективным бессознательным. Она нуждается в theoria,[2] т.е. символических представлениях, которые позволят «постигнуть» содержания бессознательного. Я постараюсь заинтересовать ее общимтеоретическим знанием основных содержаний бессознательного и их значения для индивидуации. Я заметил в ней некоторую искру, когда разговор коснулся связанных тем. Чем больше она знает и понимает, тем лучшее ее шансы. Ей следует остерегаться излишней экстравертной активности. У меня впечатление, что она еще не «застыла», а остается «текучей». С наилучшими пожеланиями,

Сердечно ваш, К.Г. Юнг

□ Психиатр и аналитический психолог в Сан-Франциско. См. его The Wisdom of the Serpent (совместно с Maud Oakes; 1963); Thresholds of Initiation (1967).

1. Пациент на ранних стадиях шизофренического срыва.

2. Алхимическая концепция theoria (в противоположность practica) используется здесь, чтобы выразить нужду пациентки в понимании в форме концептуальных образом. См. “The Psychology of the Transference”, CW 16, pars. 471, 488.

Гансу Шёру, 15 августа 1952 г.

Дорогой доктор Шёр,

Сердечно благодарю за любезно присланный обзор Иова.[1] Я не завидовал вашей трудной задаче. Но вы справились с ней весьма объективно, а также смогли донести пару вещей для тех, кто слышит.

Ваша идея о моей духовной близости или по крайней мере сочувствии с Якобом Буркхардтом удивительно точна. Пессимистические предчувствия Буркхардта были, без сомнения, верны. Нет смысла не видеть темную сторону.

Я рад, что такой тщательно уравновешенный отзыв попал в теологический журнал. Вполне возможно, это первый такой случай.

Я понял, что вы хотите нанести мне визит в сентябре. Весь этот месяц я буду в Боллингене, где приму вас в любое время, если вы известите меня за несколько дней. Остаюсь с наилучшими пожеланиями,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

1. “C.G. Jung und die Deutung der Geschichte”, Schweizerische Theologische Umschau (Bern), VII (1952).

Хорсту Шаршуху, 1 сентября 1952 г.

Дорогой герр Шаршух,

Без сомнения, бессознательное поднимается на поверхность в современном искусстве,[1] и своим динамизмом уничтожает упорядоченность, характерную для сознания. Этот феномен можно наблюдать в более или менее развитой форме во всех эпохи, как, например, в первобытных условиях, когда привычный способ жизни, регулируемый строгими законами, внезапно нарушается, либо вспышками паники, сочетающейся с диким беззаконием во время солнечных и лунных затмений, либо в форме религиозных дозволений, как во время дионисийских оргий или в средние века в монастырях с переворачиванием иерархического порядка,[2] а ныне во время карнавалов. Эти эпизодические или регулярные нарушения привычного порядка следует считать психогигиеническими мерами, поскольку они время от времени дают излиться подавленными силам хаоса.

В наши дни такие вещи, очевидно, происходят в еще большем масштабе, поскольку культурный порядок подавлял первобытную беспорядочность слишком долго и слишком жестоко. Если смотреть на современное искусство в перспективе, что, мне кажется, возможно, оно ясно возвещает прорыв разрушительных сил беспорядка. Оно очищает воздух, разрушая ограничения порядка. Сам я склонен рассматривать то, что прорывается, как противоположность искусства, поскольку оно очевидно лишено порядка и формы. Вторгающийся хаос ищет новых символических идей, которые объемлют и выражают не только прежний порядок, но и сущностные содержания беспорядка. Такие идеи могут оказывать магическое воздействие, удерживая разрушительные силы беспорядка, как было в христианстве и во всех других религиях. В древней традиции эта магия называется белой; черная магия, напротив, возвышает разрушительные силы как единственно верную истину в противоположность прежнему порядку и, более того, принуждает их служить индивидууму вместо коллективного. Средства, используемые для этой цели – это первобытные, чарующие или вселяющие благоговение идеи и образы, непостижимые заклинания, чужеземные слова и формы, ритмы дикарей, битье в барабаны и т.д. В той мере, в какой современное искусство использует такие средства, которые замыкаются сами на себе, тем самым усиливая состояние беспорядка, его можно прямо описать как черную магию.

Демоническое, напротив, полностью покоится на бессознательных силах отрицания и разрушения и реальности зла. Существование демонического демонстрируется тем фактом, что черная магия не только возможна, но и сверхъестественно успешна, настолько, что возникает искушение полагать, что черные маги одержимы демоном. Магия Гитлера, например, заключалась в том, что он всегда говорил то, что другие боялись сказать вслух, потому что это считалось слишком неприличным или непристойным (негодование против евреев). Но его демонизм основан на том факте, что его методы были сверхъестественно действенны, и что сам он, очевидно, стал жертвой демона, который полностью им овладел.

Изучение этих вопросов, конечно, должно начинаться с глубокого знания первобытных магических практик. Я бы советовал вам почитать книгу Мирчи Элиаде Шаманизм,[3] а также Philosophia Occulta Агриппы фон Неттесгеймского[4] и некоторые сочинения Парацельса, например, Liber Azoth.[5] У Парацельса вы в особенности найдете много о симпатической магии. Там вы встретите тот же род убедительных неологизмов, который характерен для позднейшей немецкой философии – непостижимые слова, знаки, ужимки и т.д. Кое-что можно почерпнуть из моей небольшой книги Paracelsica (1942). Я также должен упомянуть теорию Альберта Великого, что когда человек дает волю грубым эмоциями и в таком состоянии желает зла, оно может иметь магическое воздействие.[6] В этом сущность первобытной магии и соответствующих массовых явлений вроде нацизма, коммунизма и т.д. Эрнст Роберт Курциус[7] однажды описал классического Улисса Джеймса Джойса как «инфернальное»[7] произведение – и вполне верно. Боюсь, это описание можно расширить на современное искусство во всех его формах.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Гейдельберг, Германия.

1. Ш. просил определения термином «магическое» и «демоническое» особенно в связи с художественным творчеством.

2. См. “The Psychology of the Trickster Figure”, CW 9, i, pars. 458ff.

3. Shamanism, Archaic Techniques of Ecstasy (tr. 1964; orig. 1951).

4. Генрих Корнелий Агриппа фон Неттесгеймский (1486-1535) –немецкий врач и философ-мистик. De occulta philosophia была написана около 1510 г., но из-за конфликта Агриппы с инквизицией опубликована только в 1531 г. в Антверпене. Это апология магии. Он часто цитируется в “Paracelsus as a Spiritual Phenomenon”, CW 13, index; см. также “The Psychology of the Transference”, CW 16, par. 414 & n.7.

5. Цит. в “Paracelsus”, pars. 161, 174, 180, 201 и в “Paracelsus the Physician”, CW 15, par. 25.

6. Альберт Великий из Кельна (ок. 1193-1280) – немецкий доминиканский теолог и схоластический философ; его называют “Doctor Universalis” из-за его значительности; учитель Фомы Аквинского. Магическое воздействие: см. “Synchronicity”, CW 8, pars. 859f.

7. Эрнст Роберт Курциус (1886-1956) – немецкий романист, профессор в Марбурге, Гейдельберге и Бонне.

8. В своей работе James Joyce und sein Ulysses (1929; tr. Critical Essays on European Literature, Princeton, 1973) он назвал его «работой Антихриста». Ср. Mysterium, par. 454.

Дону Л. Стейси, 1 сентября 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Стейси,

Если бы под рукой был гранит,[1] я бы пользовался им, но там, где я живу, есть твердый, сине-зеленый песчаник, который для моих целей достаточно прочен.

Я не художник. Я только пытаюсь переложить на камень вещи, которые, как мне кажется, должны проявиться в твердой материи и сохраниться на достаточно долгое время. Или я пытаюсь придать форму тому, что скрыто в камне и не дает мне покоя. Это не на показ, а только чтобы сделать эти причиняющие беспокойство вещи устойчивыми и долговременными. В этом мало формы, преимущественно надписи, и вы из них ничего не узнаете.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Художник из Нью-Йорка.

1. С. спрашивал у Юнга сведения о скульптурах Юнга в Боллингене. Ср. Memories, pp. 226ff./214ff.

Дороти Хох, 23 сентября 1952 г.

Дорогой доктор Хох,

Вы правы: в последнем письме я сказал намного больше того, что обосновывалось бы вашей проповедью. Теологи так цепляются ко мне и так безнадежно меня не понимают, что было бы неестественно не спускать временами пар. Но ничего личного в этом не было.

Если я подчеркиваю историческую эволюцию христианства, это не значит, что я упускаю то новое, что она приносит. Я только хочу сгладить переход, чтобы смысл послания был доступен пониманию. Люди такие разные! Недавно престарелый швейцарский священник написал мне трогательное письмо, в котором указал, что в своих сочинениях я наконец-то открыл для него путь к Библии. Я точно ничего такого не ожидал. Но из этого видно, что образный язык Библии не понимают даже священники. Без сомнения, архетипы присутствуют повсюду, но есть также широко распространенное сопротивление этой «мифологии». Вот почему даже Евангелие нужно «демифологизировать».

Конечно, мы имеем дело со смыслом и содержанием мифологем. Конечно, «Христос» дал мифу новый смысл для человека античности. Но когда мы продолжаем подчеркивать новизну 2000 лет спустя, нужно указать, в чем именно заключается новое для нас, что мы еще не слышали и не поняли. Тогда мы будем снова чувствовать себя как первые христиане. Но мы слышим те же старые слова и, как Бультмана, нас тошнит от мифологии. Насколько послание ново для нас? Насколько Христос до сих пор нам неизвестен? Мы давным-давно слышали, что он существует как живой человек, лишенный нашего самоуправства и всего такого остального. Нам нужна новая отправная точка, и ее нельзя найти без присвоения нового смысла. Послание живо, только если создает новый смысл. Я не верю, что оно истощилось, скорее истощилась теология. Как вы донесете до сих слушателей, что «смерть и воскресение Христа – это их смерть и их воскресение»? Разве вы не приравниваете Христа к самости человека, разве это не та точка зрения, что подвергается осуждению, когда ее высказываю я? Если смерть и воскресение Христа – это мои смерть и воскресение, т.е. если a = b, то b = a. То, что Христос – это самость человека, подразумевается Евангелием, но вывод Христос = самость никогда не приводился явно. Это присвоение нового смысла, следующая стадия воплощения или актуализации Христа. Вы приближаетесь к этому озарению быстрыми шагами; по сути, вы уже озвучили его. И с этим Христос становится формулируемым психологическим опытом: самость – это живой человек, и он всегда присутствовал. Это прозрение, с которым соглашаются и индийская философия (эквивалент западной теологии), и буддизм, и даосизм, и исламские мистические секты, и христианство. Моя психология – это скромный вклад в это сияющее собрание, и с христианской точки зрения вы сформулировали важнейший психологический принцип в словах, процитированных выше. Благодаря этому прозрению и внутреннему опыту фигура Христа ожила для вас, значит для вас окончательную и нерушимую истину, поскольку исходит из повсеместно рассеянного, коллективного архетипа, который αχειροποιητος.[1] Каждый христианин должен возрадоваться, но, боюсь, теологи скорчат мрачную физиономию. Я, однако, радуюсь, что бессознательное вложило в ваши уста истинный смысл: θαρρειτε μυσται του θεου σεσοσμενον.[2] Как вы знаете, я детально писал об этом в AionОтвете Иову и других работах.

Не стоит и упоминать, что я не придерживаюсь мнения, что прозрения, доступные только индивидууму, нужно проповедовать. Я осознаю, что проповедь – это насущное дело для священника, с которым он должен как-то справляться. Но его душа представляет собой, возможно, еще более насущное дело, и это о ней я говорю. В этом отношении существует общее бегство наружу, сморщивание носа на «психологию», пугающее невежество в ней, и cura animarum достигает своего надира. Вместо этого человек отправляется с миссией к язычникам. Первые посланники отправились в великие центры цивилизации, но не к источникам Нила. Это началось только с монастырским движением, которое распространялось из отвращения к цивилизованному миру, из которого выпадал человек. Хороший пример тому Альберт Швейцер,[3] который отчаянно нужен в Европе, но предпочитает быть трогательным спасителем дикарей, повесив свою теологию на стену. Миссионерство оправдано, только когда мы укрепились у себя дома, иначе мы просто распространяем собственную болезнь. Как дела с Царством Божиим в Европе? Даже дикари не настолько тупы, чтобы не видеть нашу ложь. Бесстыдно и по-детски мы выставляем напоказ наши непримиримые расколы перед удивленными глазами своих черных «братьев» и проповедуем миролюбие, братство, любовь к ближнему и т.д. и т.п. устами евангелистов, лютеран, Высокой Церкви, нонконформистов, баптистов, методистов, католиков, и все они решили до самой смерти не общаться со своими братьями. Это исполнение Божьей воли?

Эти мысли пришли ко мне незваными, когда вы говорили о полной преданности, например, миссионерской работе. Конечно, люди могут быть преданными чему угодно – даже нацизму, как мы видели. Но вот соответствует ли Божьей воле цель, которую мы полагаем «верной», совсем другое дело. Об этом только слабый, тихий голос внутри может дать какие-то сведения. И нередко он противоречит нашим коллективными идеалам (vide как он призвал некоторых пророков!)[4]

Одно из величайших препятствий в нашем психическом развитии, как мне кажется, это заглушение внутреннего голоса в интересах некоего коллективного, общепринятого идеала, который делает нас нечувствительными к вреду, нанесенному собственному дому и дает право делиться добрыми советами с нашими соседями. Если мы будем продолжать свои так называемые добрые дела, то легко можем доставить себе удовольствие не делать ничего для улучшения собственных – таких маленьких и незначительных! – душ. Но о том, что правильные средства в руках неправильного человека сеют раздор, никто не задумывается. Разве вам не кажется, что у нас больше причин беспокоиться о состоянии христианства в Европе, чем о гигиенических предосторожностях в Ламбарене и вокруг него? Первое, естественно, крайне непопулярно, а второе – это примерный идеализм, который гарантирует первоклассную спокойную совесть и ничем не пятнает высокомерные чувства белого человека.

Пожалуйста, не принимайте мои замечания на личный счет, отнеситесь к нам как есть – как к примечаниям к религиозному вопросу современности.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

P.S.[5] Я действительно должен объясниться, почему я заваливаю вас такими длинными и неприятными письмами. Видите ли, мне приходится выслушивать столько идиотского и негативного о христианстве с одной стороны, и меня так причудливо не понимают теологи с другой, что я делаю все возможное, чтобы пускать свою критику в ход только тогда, когда могу рассчитывать на добрую волю, т.е. подлинно христианское отношение, которые может не иметь ничего общего с любовью к ближнему. Кроме того, ваше последнее письмо также подтолкнуло меня показать вам, как тесно ваши религиозные взгляды соприкасаются с моими.

1. = нерукотворенный (Мк. 14:58).

2. «Будьте в добром расположении духа, посвященные спасенного бога» — Юлий Фирмик Матерн, De errore profanorum religionum (ок. 346 г. н.э.), 23.

3. (1875-1965), французский протестантский священник, исследователь музыки, врач-миссионер. Он управлял медицинской миссией в Ламбарене, Габон, на западе Африки.

4. Например, Господь приказал Осии жениться на блуднице. См. Осия, гл. 1.

5. Написано от руки.

Л. Штели, 31 октября 1952 г.

Дорогая фрау Штели,

Если бы я не был стар и болен, я бы постарался объяснить вам лично, почему человеческие представления о Боге не обязательно верны. Бог – это нечто непознаваемое. Старый немецкий мистик сказал: «Бог – это вздох в наших душах». Павел, как вы знаете, сказал нечто схожее.[1] Мои личные религиозные убеждения нисколько не пошатнулись от пугающих противоречий в библейских текстах. Я только хотел сказать вам это, чтобы вас успокоить.

С наилучшими пожеланиями, К.Г. Юнг

□ Цюрих.

1. Предположительно, Рим. 8:26: «…Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными».

Аптону Синклеру, 3 ноября 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Синклер,

Я прочитал вашу книгу Личный Иисус[1] внимательно и с большим интересом. Она определенно обладает огромными достоинствами и поможет вашей публике оценить религиозную фигуру под новым углом. Мне было любопытно увидеть, каким образом вы возьметесь за такую трудную задачу как реконструкция биографии Иисуса. Будучи сыном священника, выросшим погруженным в атмосферу теологии, я узнал о множестве попыток, таких как попытки Штрауса,[2] Ренана,[3] Мура,[4] и т.д., а в более поздние годы я был страстными читателем работы А. Швейцера.[5] Я неоднократно, т.е. в разные фазы своей жизни, пытался осознать, какая личность, объясняющая все воздействие, оказанное своим существованием, может быть реконструирована из скудных исторических свидетельств Нового Завета. Имея немалый психологический опыт, я должен был быть достаточно подготовленным для такой задачи, но в конце концов пришел к выводу, что, благодаря, с одной стороны, скудности исторических данных, а с другой, изобилию мифологических примесей, я не смогу реконструировать характер личности, свободной от довольно фатальных противоречий.

Вам определенно удалось представить приемлемую картину некоего Иисуса. Я должен отважиться сказать, что это даже возможный портрет такой предположительно уникальной личности. Он может быть убедительным для современного американского ума, но с точки зрения европейского ученого ваш modus procedendi [способ поведения – лат.] кажется слишком избирательным; то есть вы исключаете слишком много аутентичных утверждений только по той причине, что они не согласуются с вашими исходными посылками, например, предназначение и эзотеризм, которые не могут быть исключены по текстуальным причинам. Их нельзя отвергнуть как простые вставки. Есть также неоспоримые текстуальные свидетельства того факта, что Иисус предвидел свой трагический конец. Более того, вы исключаете практически весь огромный объем эсхатологии, подлинность которого неопровержима, оскорбляет он наш разум или нет.

Затем вы рисуете портрет; хотя и высочайшего литературного качества, он подвержен той же критике, что вы применяете к Иоанну Богослову (стр. 155 и далее): «Сейчас мы узнаем, что думает об Иисусе эллинизированный интеллектуал». Из вашей книги мы узнаем, что современный американский писатель «думает об Иисусе». Это не следует воспринимать уничижительно; напротив, это выражение моего замешательства. Конечно, мы можем нарисовать портрет Иисуса, не оскорбляющий наш рационализм, но это делается за счет нашей преданности авторитету текста. На самом деле, мы ничего не можем опустить в аутентичном тексте. Нам не создать подлинную картину герметической философии в IV в., если отбросить половину libelli из Corpus Hermeticum. Новый Завет как таковой -–это «Corpus Christianum», который следует воспринимать как единое целое или не воспринимать вообще. Нельзя отвергнуть ничего, что выдерживает разумную филологическую критику. Мы не можем подавлять ни одно противоречие, потому что иначе не будет более раннего, или лучшего, или более надежного свидетельства. Нужно взять все и сделать с ним все возможное.

“Corpus Christianum” рассказывает историю о Богочеловеке и различных путях, которыми понималась Его жизнь и учение. Если Иисус был, как вы изображаете его, рационально понятным учителем хороших нравов и преданным верующим в благого Бога-Отца, зачем Евангелия напичканы историями о чудесах, а Сам Он отягощен эзотерическими и эсхатологическими утверждениями, показывающими Его в роли Бога-Сына и космологического спасителя?

Если Иисус действительно был просто великим учителем, безнадежно ошибавшимся в Своих мессианских ожиданиях,[6] нам будет совершенно непонятно его историческое воздействие, которое так заметно в Новом Завете. Если, с другой стороны, мы не можем рациональными средствами понять, что такое Богочеловек, то не понимаем и смысла Нового Завета. Тогда нашей задачей будет как раз понять, что подразумевалось под «Богочеловеком».

Вы даете прекрасную картину вероятного религиозного учителя, но не даете понять, о чем пытается рассказать Новый Завет, а именно, его жизнь, судьбу, влияние Богочеловека, которому мы должны верить, как божественному откровению.

Вот почему я должен предложить работать с христианским Urphänomen несколько иначе. Думаю, мы должны признать, что не понимаем загадки Нового Завета. Нынешними средствами мы не можем распутать из него рациональную историю, если только не вмешиваться в текст. Если взять на себя этот риск, можно прочитать в текстах разные истории, и даже придать им определенную степень вероятности:

1. Иисус – это идеалистический религиозный учитель великой мудрости, который знает, что Его учение произведет необходимое впечатление, только если Он будет готов отдать Свою жизнь за него. Так возникает проблема полного предвидения фактов, которым он наметил свершиться.

2. Иисус – это крайне напряженная, волевая личность, вечно находящаяся в конфликте со Своим окружением, одержимая ужасающей волей к власти. Но обладая превосходным умом, Он понимает, что утвердить ее не удастся в мирском плане политическим восстанием, как много похожих зелотов делали в Его дни. Он скорее предпочитает роль древнего пророка и реформатора Своего народа и устанавливает духовное царство вместо неудачного политического восстания. Для этой цели он адаптирует не только мессианские ожидания Ветхого Завета, но и популярную тогда фигуру «Сына Человеческого» из Книги Еноха. Но, вмешиваясь в политический водоворот Иерусалима, Он запутывается в его интригах и встречает трагический конец с полным осознанием Своей неудачи.

3. Иисус – это воплощение Бога-Отца. Как Богочеловек Он ходит по земле, привлекая к Себе εκλεκτοι[7] Отца Своего, возвещая весть о всеобщем спасении, оставаясь по большей части непонятым. На пике Своей короткой карьеры Он совершает высшее жертвоприношение, предлагая Себя как совершенную гостию, тем самым искупляя человечество от вечного осуждения.

Для каждого из этих трех очень разных вариантов вы можете извлечь немало из текстов с необходимым выпусками и нарушениями авторитета писания. Первый и второй варианты «рациональны», т.е. остаются в рамках нашего современного понимания, тогда как третий определенно выходит за его рамки; хотя лет 200 назад никто так не думал.

Если избегать нарушения аутентичных текстов, нужно принять во внимание три возможности, а может и больше, и тогда попытаться найти теорию, которая согласуется со всей картиной. Поскольку Евангелия не дают и даже не намереваются дать биографию Господа, простая реконструкция жизни Иисуса не сможет объяснить картину, данную текстами. То малое, что нам известно о Его биографии, должно быть дополнено очень тщательным исследованием особенностей умственной и духовной атмосферы времени и места авторов евангелий. Люди в то время были высоко эллинизированными. Сам Иисус находился под влиянием эсхатологической литературы, что следует из υιος ανθρωπου.[8] (Ср. также синагогу Дура-Европос,[9] которая проливает новый свет на еврейский синкретизм.)

То, что мы называем «Иисусом Христом» — это, боюсь, гораздо менее биографическая проблема, чем социальный, т.е. коллективный, феномен, созданный совпадением неточно описанной, хотя замечательной, личности с совершенно особым Zeitgeist, обладающим собственной, не менее замечательной психологией.

Дорогой сэр, прошу простить меня за длину письма. Много размышляя о проблеме Иисуса и проделав много трудоемкой подготовительной работы в этой области, я считал важным дать вам понять, как и где я споткнулся, пытаясь справиться с вызовом христианской загадки.

Конечно, мы должны верить в Разум. Но это не должно мешать нам узнать тайну, когда мы ее встречаем. Мне кажется, что ни одна рациональная биография не может объяснить одно из самых «иррациональных» воздействий в человеческой истории. Я считаю, что к этой проблеме можно подобраться только через его историю и сравнительную психологию символов. Попытки в этом направлении уже принесли некоторые интересные результаты. (К сожалению, нет английских публикаций, на которые я мог бы сослаться.)

Глубоко обязан вам за любезное внимание и остаюсь

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ (1878-1968), американский писатель. – Это письмо, с незначительными изменениями (некоторые помещены здесь), было опубликовано в The New Republic (Washington), vol. 128, no. 17, issue 2004, 27 Apr. 1953.

1. Upton Sinclair, A Personal Jesus, New York, 1952.

2. Давид Фридрих Штраус (1808-1874) – немецкий теолог и философ. Его работа Das Leben Jesu, kritisch bearbeitet, 1835-36 (tr. George Eliot, The Life of Jesus, 1846) произвела сенсацию, интерпретируя большую часть истории Иисуса как мифологию и пытаясь освободить жизнь Иисуса от всех сверхъестественных элементов.

3. Эрнест Ренан (1823-1892) – французский философ. В своей работе Vie de Jesus (1863), первом томе его Histoire des origines du Christianisme (1863-81) он попытался сочетать позитивистскую науку и христианство и объяснить жизнь Иисуса в чисто человеческих терминах (tr. Life of Jesus, Everyman’s Library, no. 805, 1927).

4. Предположительно, Джордж Фут Мур (1851-1931) – американский библеист, автор History of Religions (1913-19).

5. The Quest of the Historical Jesus (1906; tr. 1910), в которой он излагает эсхатологический, мессианский взгляд на жизнь Иисуса.

6. Ср. Мф. 16:27 и далее.

7. = избранные (Мф. 22:14).

8. = Сын Человеческий.

9. Дура-Европос, древний город на Евфрате, основанный при Селевке I (312-280 гг. до н.э.), обнаруженный в 1921 г., раскопанный в 1928-1937 гг. Среди крайне ценных объектов была обнаружена синагога, датированная III в. н.э. В ней содержатся фрески со сценами из ВЗ, нарушающие тем самым ортодоксальный еврейский закон против создания образов и показывающие влияние местной восточной цивилизации. Детали см. E.R. Goodenough, Jewish Symbols in the Greco-Roman Period (13 vols., 1953-68), vols. 9-11.

Фридриху Баху, 5 ноября 1952 г.

Дорогой герр Бах,

Я крайне впечатлен вашим предложением.[1] Это будет ответ, который врач дал бы, чтобы подтвердить то, что врач знал с незапамятных времен – или думал, что знал. Хотя я этого не сказал, по крайней мере, я сделал это, насколько позволили силы. Но одной жизни не хватит, чтобы выстоять против научного влияния в медицине. Ваше видение удивительно верно, и я поражаюсь.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Шорндорф, Вюртемберг.

1. Чтобы Юнг написал о духовном аспекте болезни и встрече с Трансцендентным, которую она приносит.

Джеймсу Киршу, 18 ноября 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой Кирш,

Посылаю вам на этот раз английское письмо, так как до сих пор не могу писать обычные письма сам. У меня был новый приступ аритмии и тахикардии из-за переработки. Я постепенно восстанавливаюсь, пульс снова нормальный уже почти неделю, но я до сих пор чувствую усталость и вынужден действовать медленно.

Ваш вопрос[1] очень важен, и я думаю, что могу понимать всю его значительность. Я не смогу дать вам удовлетворительный ответ, но изучив вопрос, насколько это возможно, могу обратить ваше внимание на поразительное развитие Каббалы. Я вполне уверен, что дерево сефирот[2] содержит весь символизм еврейского развития, параллельного христианской идее. Особенность развития в том, что воплощение Бога в христианской вере понимается как исторический факт, тогда как в еврейском гнозисе это всецело плероматический процесс, символизируемый концентрацией высшей триады Кетер, Хокма и Бина в фигуре Тиферет.[3] Будучи эквивалентом Сына и Святого Духа, он sponsus, приносящий великое решение через свой союз с Малкут. Этот союз эквивалентен assumptio beatae virginis, но определенно более понятен, чем последний, поскольку, похоже, включает в себя даже чуждый мир Клиппот.[4] Х. определенно полностью заблуждается, когда думает, что еврейский гнозис не содержит ничего из христианской мистерии. Он содержит ее почти полностью, но в нераскрытом плероматическом состоянии.

Есть очень интересная латинская средневековая книжица, написанная либо Кнорром фон Розенрото, либо под его прямым влиянием. Она называется Adumbratio Kabbalae Christianae, Id est Syntabasis Hebraizans, Sive Brevis Applicatio Doctrinae Hebraeorum Cabbalisticae Ad Dogmata Novi Foederis. Francofurti, 1684. Эта книжка очень ценная; в ней содержится весьма полезная параллель христианской и каббалистической мистерии, и она может помочь вам, как помогла мне, понять эту важнейшую проблема еврейского религиозного развития. Будет очень желательно перевести эту книгу. Я почти уверен, что поразительно злобный отклик ортодоксальных раввинов на Каббалу основан на неопровержимом факте этого замечательного иудео-христианского параллелизма. Это горячая тема, и с XVII в., насколько я знаю, никто не осмеливался ее затронуть, но нас интересует душа человека, и потому мы не ослеплены глупыми конфессиональными предрассудками.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ См. Кирш, 26 мая 34 г. – Опубликовано в Psychological Perspectives (Los Angeles), III:1 (spring 1972).

1. О роли, которую Христос и христианская мистерия играли в еврейской психике.

2. См. Фишер, 21 дек. 44 г., прим. 5. Десять сефирот обычно упорядочены в форме дерева.

3. Ср. ibid., а также Нойманн, 5 янв. 52 г., прим. 7. Хокма («мудрость» Бога) – это вторая сефира; Бина («ум» Бога) – третья. Малкут («царство» Бога) – десятая, мистический архетип общины Израиля, Шекина. Ср. G. Scholem, Major Trends in Jewish Mysticism (1941), p. 209.

4. Kelipoth, «осколки» или «оболочки» — это демонические силы зла. Согласно каббалисту Исааку Лурии (1534-1572), они появились после «разбиения сосудов» сефирот, не выдержавших силы Бога. Мир kelipoth – это противоположность миру сефирот. См. “Answer to Job”, CW 11, par. 595, n. 8 и Jaffe, The Myth of Meaning, pp. 122ff.

Барбаре Робб, 19 ноября 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогая миссис Робб,

Большое спасибо за любезное письмо, которое дало мне ценную информацию. Моя дискуссия о privatio boni с Виктором[1] была очень неудовлетворительным опытом. Потому я рад получить новости об этой проблеме, на этот раз, очевидно, более позитивные, если я могу полагать, что продемонстрированный недостаток учения о privatio boni стал виден и Виктору. Ваш сон о слове «Зло»[2] поразительно познавательный и, в некотором роде, крайне необычен. Он вкратце содержит практически все, что можно сказать о проблеме зла. Его действительно стоит запомнить. Второй сон[3] содержит равно великолепную демонстрацию динамической структуры моральных противоположностей в целом.

К сожалению, моя болезнь не связана с погодой, разве только косвенно, в той мере, в какой прекрасное лето соблазнило меня на деятельность, превосходящую мои силы. Я уже восстанавливаюсь, но медленно, от своего упадка сил.

Снова благодарю вас за информацию и остаюсь

Сердцечно ваш, К,Г. Юнг

□ Английский психотерапевт; см. ее Sans Everything: A Case to Answer (1957).

1. См. Уайт, 30 июня 52 г., прим. 7.

2. Во сне Р. разгадывала анаграммы с Юнгом, который передал ей слово «зло» [evil]. Она изменила его на «живой» [live], что понравилось Юнгу. Когда она проснулась, ей в голову пришли еще два варианта: «завеса» [veil] и «мерзкий» [vile], первое показывало слепоту перед ужасами зла, а последнее символизировало неспособность оценить «доброе во зле».

3. «Видение небольшого комка из вещества, напоминающего волосы, представляющего психическую энергию, которую я использую, чтобы делать добро или зло. Когда он вертелся по часовой стрелке, это значило, что я делаю добро; когда он вращался против часовой стрелки, я делала зло. В изменении от добра ко злу и наоборот был момент, когда он был абсолютно неподвижен, и это нейтральное состояние можно назвать privatio boni или, что то же самое, privatio mali».

Аптону Синклеру, 24 ноября 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Синклер,

Большое вам спасибо за любезный прием, который вы оказали моему письму и очевидной критике.[1] Я не особенно доволен своим владением английским, поскольку я, похоже, вызываю много непонимания. Потому я хочу прояснить, что ценю не только ваш мастерский портрет личного Иисуса, но и достойную похвалы тенденцию вашей работы показать апатичному миру возможность личного подхода к крайне спорной религиозной фигуре. Мое письмо, очевидно, дало вам повод анализировать умственное состояние его виновника.[2] Поскольку правило большого пальца гласит никогда не анализировать любую тему без подходящего ассоциативного материала (если он есть!), я хочу поддержать вашу аналитическую попытку, предоставив вам больше необходимой информации: у меня есть определенная картина личного Иисуса. Для меня она туманно предполагается некоторыми данными Нового Завета. Но сильнейшее впечатление пришло ко мне от Туринской плащаницы.[3] Эти суровые и величественные черты лица подтвердили для меня прежде смутные ожидания. На самом деле, я так глубоко впечатлен превосходством этой исключительной личности, что не осмелюсь реконструировать его психологию. Я совершенно не уверен, что моих умственных способностей хватит для такой задачи. Вот почему я лично должен воздержаться от биографической попытки.

Вы правы, утверждая, что мир вправе требовать от меня большего, чем просто критика. На самом деле (с 1948 г.) я опубликовал все разумное, что думал о документальном феномене Христа и его психологической реконструкции. Есть три эссе:[4]

1. Symbolik des Geistes, 1948, pp. 323-446: “Versuch einer psychologischen Deutung des Trinitasdogmas”.

2. Aion, 1951, p. 15-379: “Beiträge zur Symbolik der Selbst”.

3. Antwork auf Hiob, 1952.

Люди по большей части не понимают мою эмпирическую точку зрения: я имею дело с психическими явлениями, меня совершенно не заботят наивный и, как правило, неразрешимый вопрос, верна та или иная вещь исторически, т.е. конкретно, или нет. Достаточно того, что так говорилось, и в это верили. Вероятно, большая часть истории состоит из мнений, мотивы которых фактически весьма сомнительны; то есть, психика – это фактор в истории настолько же могущественный, насколько неизвестный. В случае с Христом моя point de depart – это Corpus Christianum в первую очередь. Он состоит исключительно из канонических сочинений. Из этого источника мы узнаем не только личностного и рационального Иисуса, но и, прежде всего, эсхатологического Иисуса. Я использую (как и другие) термин «эсхатология» в широком смысле (т.е. не только с указанием на parousia),[5] а именно, в смысле единства с Богом, сыновства, мессианской миссии, отождествления с Антропосом («Сыном Человеческим»), воскресшим в славе Христом, κυριος των αγγελων των δαιμονιων[6] и iudex vivorum et mortuorum,[7] не забывая о предвечном λογος.

Иррациональный аспект неотделим от евангелического образа Иисуса.

Во-вторых, имея дело с историческим влиянием Христа, я должен принять во внимание не только догматы Церкви, но и гностиков и поздних еретиков тоже, вплоть до средневековой алхимии.

Неудивительно, что люди не понимают, о чем это. Трудность в том, что они застряли на глупом вопросе, верно или нет метафизическое утверждение, или указывает мифологема на исторический факт или нет. Они не видят и не хотят видеть, что может психика. Но тут-то – увы! – и лежит ключ.

Большое спасибо, что дали взглянуть на приветственное письмо профессора Эйнштейна.[8] Я должным образом впечатлен и чувствую себя подавленным.

Преданный вам, К.Г. Юнг

P.S. Я бы с радостью прислал вам копии моих книг, но они не переводились.

1. В своем признательном ответе на письмо Юнга от 3 нояб. С. поставил под вопрос утверждение «ваш modus procedendi кажется мне слишком избирательным» (абз. 2) и сказал: «Я исхожу из того, что у нас нет другого возможного метода действия, поскольку тексты так ненадежны. … Это делает необходимым для каждого человека совершать собственный выбор. … Само название книги указывает, что Личный Иисус означает моего Иисуса. Я даю вам своего и предлагаю вернуть мне вашего».

2. С. писал: «Я буду очень самоуверенным и устрою психоанализ величайшего психоаналитика. Я подозреваю, что ваша готовность написать такое длинное письмо – это признание вины, поскольку вы сами не написали книги на эту тему. В качестве лечения я предписываю вам написать ее. …»

3. В католической традиции образ лица и тела Христа отпечатался на саване (Linceul), в который тело было завернуто Иосифом Аримафейским. Linceul (“Sudario” или “Suaire”) сохранился в соборе св. Иоанна Крестителя в Турине. Юнг хранил копию лица в своем рабочем кабинете за занавеской. (См. иллюстрацию.)

4. Соответственно, “A Psychological Approach to the Dogma of the Trinity”, CW 11; Aion, CW 9, ii; “Answer to Job”, CW 11.

5. = Второе Пришествие Христа (см. 1 Кор. 15:23).

6. = Господь ангелов и демонов.

7. = Судия живых и мертвых.

8. В письме Эйнштейн выражал благодарность за книгу Синклера.

Лик Христа на Туринской плащанице: см. Синклер, 24 нояб. 52 г.

Ноэлю Пьеру, 3 декабря 1952

Дорогой Пьер,

Большое спасибо за вашу книгу. Я прочитал ее от первой страницы до последней; такое со мной бывает не часто – или почти никогда – если дело касается современной поэзии или современного искусства в целом. Меня тошнит от таких вещей, но я смог прочитать ваши стихи, и даже не один раз. В них есть нечто живое и реальное, прожитое приключение, искра небесного и адского огня. Это не куча инфантильного мусора, порожденного жизнью без видения или поиска. Впервые я обрадовался современному стиху. Поздравляю вас с этим неожиданным успехом, насколько это меня касается. К счастью, вашей поэзии есть что сказать, и – слава Богу! – она это говорит. Она говорит на вечном языке, языке символов, которые не перестают быть истинными, и которые понимаются semper, ubique, ad omnibus. С благодарностью,

Весьма искренне ваш, К.Г. Юнг

□ (Переведено с французского.) Ноэль Пьер, псевдоним графа Пьера Крапона де Карпона, послал Юнгу копию своей книги Soleil noir (1952). (См. Шмид, 5 нояб. 42 г., прим. 1). По словам П., «из 50 странных людей в списке» Юнг «единственный принял» дар. Юнг цитирует некоторые стихи П. в “The Philosophical Tree”, CW 13, par. 348.

О. Шренку, 8 декабря 1952 г.

Дорогой профессор Шренк,

Я весьма обрадовался вашему интересному письму.[1] Естественно, ваша «реакция» произвела на меня особое впечатление. То, что вы мне об этом написали, согласуется с глубинным смыслом сна. «Учитель» показывает вам тайну своей «дочери». Вероятно, я могу обратить ваше внимание на небольшую, но по своим последствиям серьезную техническую ошибку в вашем толковании сна. (Она играет большую роль в последующем сне.) Крайне негативное критическое отношение сна к вашему «продукту»[2] может быть с этим связано.

Осознанная отправная точка сна – это чтение моей книги, или скорее его аффективное воздействие, которое вызывает образ вашего бывшего учителя. Сон ведет от меня к профессору Гаубу, который является всецело вашим воспоминанием. Гауб не писал Иова, у него также нет дочери, но он идеальный учитель. Вопреки ожиданиям, сон скрыл меня и заменил Гаубом.

Зачем сон сделал такую перестановку? Почему он говорит «орел»[3] вместо Шренка или Юнга? Сон очевидно имеет в виду Гауба и орла. Это только мы думаем, что он должен означать Шренка или Юнга. В этом отношении коллега уже вас поправил, и при этом ошибся сам, считая, что знает лучше, чем сон. Это как если бы врач нашел в моче пациента сахар и сказал: «Сахар на самом деле означает белок», и лечил пациента от нефрита, основываясь на голом мнении. Сам Фрейд совершил эту фундаментальную ошибку. Это простейший путь убить смысл сна.

Конечно, мы ищем некие фигуры в мире окружающего опыта, чтобы объяснить сны. Но прежде всего следует установить, что сон – это природное явление, которое нельзя истолковать по мановению руки, иначе мы будем заниматься алхимией вместо химии. Поскольку второй сон очевидно подразумевает орла, и ни вы, ни я не являемся орлами, кружащими над концлагерями, эта интерпретация полностью произвольна. Но что же такое орел?

Орел здесь означает угрожающий фактор, который нужно «сбить». Он всевидящий, высматривает свою жертву сверху телескопическим зрением, от которого не скрывается ничто. Вполне понятно, что такое наблюдение особенно неприятно рационалистическом и атеистическому еврею,[4] так как напоминает глаза Яхве, который «объемлет взором всю землю» (упомянуто в моем Иове!)[5] и от которого ничто не остается скрыто. Орел «хватает» и «утаскивает» (Ганимед[6] и орел Зевса). Вашему коллеге напоминают, что он до сих пор застрял в интеллектуалистичном концлагере и считает освободителя врагом. Здесь мы имеем дело с архетипом, а не с писателем Юнгом. То же верно в отношении учителя и еще больше в отношении дочери. Здесь проникает фигура Софии, разделенной на «Мудрого старика» и его дочь, которая означает девственную душу. Два сна указывают не на дневные впечатления, а на мир живых архетипических фигур, которые по видимости или в действительности мы давно забыли, но которые всегда присутствуют, если бы только мы могли мыслить научно и не удовлетворялись простыми мнениями.

Пожалуйста, не примите эти замечания за наставническую критику; я только думал, что они могут помочь вам мою, несомненно, очень сложную и так часто неправильно понимаемую психологию. С благодарностью за ваше побудительное письмо,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Париж.

1. Ш. писал Юнгу, с которым никогда не встречался, после прочтения «Ответа Иову». Он сообщил о двух своих снах и одном сне коллеги, все они появились после прочтения книги. В первых двух абзацах письма Юнг ведет речь о втором сне Ш., в котором почтенный учитель говорит: «Сегодня я покажу тебе, как принимает солнечные ванны моя дочь»; сновидец предчувствует экран, скрывающий обнаженное тело женщины.

2. Во сне сновидец мочится. Моча крайне неэстетична.

3. Орел появляется во сне коллеги, который цитируется и интерпретируется в “The Philosophical Tree”, CW 13, pars. 466ff. Сновидец – молодой французский еврей, бывший в концлагере – вернулся в лагерь и видит могучего орла, кружащего над головой. Когда он рассказал Ш. сон, Ш. предположил, что орел может означать его, но коллега ассоциировал орла с Юнгом.

4. Ш. описал коллегу как последователя Сартра и атеиста.

5. См. “Answer to Job”, CW 11, par. 575, цитируются слова из Зах. 4:10.

6. Из-за своей красоты Ганимед был унесен Зевсом в форме орла и стал его виночерпием.

Полу Кэмпбеллу, 19 декабря 1952 г.

[Оригинал на английском]

Дорогой мистер Кэмпбелл,

Большое спасибо за ваше любезное письмо и программу конференции.[1] Я полностью осознаю, что католические аналитики сталкиваются с особыми проблемами, которые, с одной стороны, усугубляют и без того сложную работу, а с другой стороны, являются ценным вкладом, поскольку вы начинаете в мире мысли и чувства, основанных на архетипических реальностях.

У меня было много пациентов с туберкулезом[2] в свое время и некоторые действительно прекрасные результаты с психотерапией, но верно, что средний соматический случай обычно имеет сопротивление психологическому подходу, особенно у пациентов с туберкулезом, поскольку туберкулез – это, в некотором роде, «пневматическое» заболевание,[3] то есть затрагивающее необходимое для жизни дыхание. В таких случаях часто бывает, что пациент обладает гордостью и упрямством в защите соматического ответа на неразрешимую психологическую проблему.

С наилучшими пожеланиями Рождества и Нового года остаюсь

Сердечно ваш, К.Г. Юнг

□ Католический аналитический психолог из Глазго.

1. К. прислал программу Конференции юнгианцев-католиков, проводившейся в Лондоне в янв. 1953 г.

2. Специалист по туберкулезу направил несколько случаев К., веря в ценность анализа в исцелении болезни.

3. Ср. Свобода, 23 янв. 60 г.

Станиславу Коморовски, 19 декабря 1952 г.

Дорогой коллега.

Большое спасибо за дружеское письмо.

Я знаю Судзуки лично. Я изучал дзен не в практическом смысле, а только под психологическим углом.[1] Мне нужно было много сделать с европейскими разработками, нежели двигаться в том же направлении. Многие пути ведут к центральному опыту. Но чем ближе человек к центру, тем проще понять другие пути, ведущие сюда. У меня нет сомнений, что это исследование крайне важно в наше время.

С наилучшими пожеланиями natalis Solis invicti,

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Краков, Польша.

1. См. “Foreword to Suziki’s Introduction to Zen Buddhism”, CW 11.

Митчелу Бедфорду, 31 декабря 1952 г.

Дорогой доктор Бедфорд,

Что касается мистера Бубера, могу сказать, что, по моим сведениям, между нами никогда не было ни малейших личных трений, и я не думаю, чтобы Бубер когда-то был невежлив со мной. Единственная проблема с ним в том, что он не понимает, о чем я говорю. Что касается Кьеркегора, я убежден, что для большинства людей читать его прекрасное занятие, поскольку он озвучивает многие размышления, имеющие огромную ценность, поскольку помогают людям задуматься о таких вопросах. Лично я не нахожу в нем достаточно пищи. Чертовски чересчур много о нем самом и мало о том голосе, который я предпочитаю слушать.[1]

У меня нет личного мнения о Бубере, поскольку мы встречались всего несколько раз, а я не люблю строить мнения на недостаточных основаниях.

Искренне ваш, К.Г. Юнг

□ Лос-Анджелес, Калифорния.

1. Ср. Кюнцли, 28 фев. и 15 мар. 43 г.; Бреми, 26 дек. 53 г.