Карл Густав Юнг
Письма от 1955 г.
Аптону Синклеру, 7 января 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Синклер,
Прочитав ваш роман Наша Госпожа[1] и насладившись каждой его страницей, я не смог удержаться от того, чтобы снова побеспокоить вас письмом. Вот чем вы рискуете, отдавая свои книги психологу, который сделал своей профессией получать впечатления и реагировать. В тот день, когда я прочитал историю, я натолкнулся на прекрасный текст “Exultet” в литургии пасхальной ночи:
O inaestimabilis dilectio caritatis
Ut servum redimeres, Filium tradidisti!
O certe necessarium Adae peccatum,
Quod Christi morte deletum est!
O felix culpa
Quae talem ac tantum meruit habere Redemptorem![2]
Хотя я особенно чувствителен к красоте литургического языка и чувствам, здесь выраженным, чего-то не хватало, словно был сбит угол или драгоценный камень выпал из своей оправы. Пытаясь понять, я тут же вспомнил сбитую с толку Марию, столкнувшуюся с несопоставимостью экзорцизма, ее прекрасной и простой человечности, охваченной витками безграничного исторического процесса, который заместил ее конкретную и непосредственную жизнь почти бесчеловечной сверхструктурой догматической и ритуальной природы, такой странной, что, несмотря на тождественность имен и биографических деталей, она даже не смогла узнать историю о себе и любимом сыне. Кстати говоря, мастерский штрих! Я также вспомнил ваш предыдущий роман[3] о юноше-идеалисте, который почти стал спасителем из-за одного из тех ангельских фокусов, которые хорошо известны со времен Еноха (земные приключения Семьязы[4] и его ангельского воинства). И, более того, я вспомнил вашу биографию Иисуса.[5] Тогда я понял, что вызвало мое странное чувство: это ваш здравый смысл и реализм, сводящий Святую Легенду до человеческих пропорций и вероятных возможностей, который никогда не упускает случая отбить кусок духовной архитектуры или слегка потрясти могучее здание Церкви. Рвение священников подавить предположительно сатанинскую попытку правдоподобия потому крайне убедительно, так как дьявол особенно опасен, когда говорит правду, что он часто и делает (vide биографию св. Антония Египетского, написанную св. Афанасием[6]).
Очевидно, это ваше laudabilisintentio [похвальное намерение – лат.] отделить суть истины от непостижимого хаоса исторических искажений и догматических конструкций, истину человеческого размера и приемлемую для здравого смысла. Такая попытка внушает надежду и обещает успех, так как «истина», представленная Церковью, так далека от обычного понимания, что почти неприемлема. Во всяком случае, она больше ничего не сообщает современному уму, который хочет понимать, поскольку не способен на слепую веру. В этом отношении вы продолжаете традицию Штрауса-Ренана в либеральной теологии.
Я признаю, крайне вероятно, что за всем этим стоит человеческая история. Но в таком случае я должен спросить: почему, черт возьми, эта простая и потому удовлетворительная история должна быть так приукрашена и искажена до неузнаваемости? Или почему Иисус принял безошибочно мифологические черты уже у евангельских авторов? И почему этот процесс продолжался даже в наши просвещенные дни, когда изначальный образ был затуманен вне всяких разумных ожиданий? Зачем Assumptio в 1950 и энциклика Ad caeli Reginam[7] 11 окт. 1954 г.?
Невозможность конкретного спасителя, изображенного авторами евангелий, была и остается для меня очевидной и бесспорной. Но я знаю своих современников слишком хорошо, чтобы забыть, что для них услышать простую фундаментальную историю – это новости. Либеральная теология и, кстати, ваше laudabilisintentio определенно имеют место там, где они осмысленны. Для меня человеческая история – это неизбежная pointdedepart, самоочевидная основа исторического христианства. Это «малые начала» поразительного развития. Но человеческая история, простите меня, обыкновенная, остающаяся в границах повседневной жизни, не поразительная и не уникальная, потому не особенно интересна. Мы слышали ее тысячу раз и сами проживали, по крайней мере, частями. Это хорошо известный психологический ensemble Матери и любимого Сына, и легенда начинается с тревог и надежд матери и героических фантазий сына, вмешивающихся полезных друзей и врагов, все увеличивающих и усиливающих маленькие отклонения от истины, тем самым медленно создающих паутину, называемую репутацией личности.
И вот я, психолог, с тем, что французы называют deformationprofessionnelle. Он blasé, пресыщен «обычной» человеческой историей, которая не пробуждает его интерес и, в особенности, религиозные чувства. Человеческая история – это даже то, от чего нужно избавиться, так как маленькая история не захватывает и не поучает. Напротив, хочется услышать великую историю о богах и героях, о том, как был сотворен мир и так далее. Маленькие истории можно услышать там, где женщины стирают в реке, или на кухне, или у деревенского колодца, и, прежде всего, каждый проживает их дома. Так и было с самого появления сознания. Но было время в античности, около четвертого столетия до нашей эры (я не вполне уверен насчет даты. На отдыхе мне очень не хватает моей библиотеки), когда человек Эвгемер[8] сделал себе имя с помощью тогда новой теории: божественный и героический мифы основаны на маленькой истории об обычном человеческом вожде или жалком царе с местной известностью, раздутой фантазией песнопевцев. Праотец Зевс, могучий «тучегонитель», изначально был мелким тираном, правившим несколькими деревнями из своего maisonforte [крепость – фр.] на холме, и “nocturnis ululatibus horrenda Proserpina”[9] была, предположительно, его внушающей ужас тещей. Это, вероятно, было время, в которое всем надоели древние боги и их нелепые сказки, странным образом похожее на «Просвещение» нашей эпохи, равно уставшее от «мифа» и приветствующее любое иконоборчество, от Encyclopedie[10] XVIII столетия до фрейдистской теории, которая свела религиозную «иллюзию» до «семейного романа» с его инцестуозными недомолвками в начале XX века. В отличие от своего предшественника, вы не настаиваете на chroniquescandaleuse олимпийцев и других идеалах, но с любовью и искренностью, как доброжелательный педагог, берете читателя за руку: «Я расскажу тебе историю получше, нечто более прекрасное и разумное, чем это могут принять. Я не повторяю эти древние нелепости, эти ужасающие теологумены[11] вроде непорочного рождения, мистерии крови и плоти и другие абсолютно избыточные слухи о чудесах. Я показываю тебе трогательную и простую человечность, стоящую за отвратительными выдумками невежественных церковных мозгов».
Это чистосердечное иконоборчество гораздо смертоноснее, чем откровенно убийственные стрелы из колчана Вольтера; все эти мифологические утверждения настолько очевидно невозможны, что их опровержение даже не требуется. Все эти реликты темных эпох исчезают как утренний туман перед восходящим солнцем, когда идеалистичный и очаровательный сын садовника экспериментирует с чудесами старого доброго рода или когда ваша подлинная галилеянка-бабушка «Мария» даже не узнает себя или любимого сына в картине, созданной магическим зеркалом христианской традиции.
Однако, почему более или менее обычная история о хорошей матери и ее благонамеренном идеалистичном сыне породили одно из самых поразительных умственных или духовных творений всех времен? Кто или что его agens? Почему факты не могли остаться такими, какими они были? Ответ очевиден: история настолько обыденная, что не было никакой причины для существования ее традиции, и уж точно не для всемирного расширения. Тот факт, что обычная ситуация развилась в один из самых поразительных мифов о божественном heros, Богочеловеке и его космической судьбе, явился следствием не лежащей в его основе человеческой истории, а могучего действия предсуществоваших мифологических мотивов, приписанных биографически практически неизвестному Иисусу, странствующему чудесному рабби по образу древних еврейских пророков или современного ему учителя Иоанна Крестителя, или более поздних цадиков хасидизма.[12] Непосредственный источник и происхождение мифа, спроецированного на учителя Иисуса следует искать в популярной тогда Книге Еноха и ее центральной фигуре «Сына Человеческого» и его мессианской миссии. В евангельских текстах даже заметно, что Иисус отождествлял себя с этим «Сыном Человеческим». Так что дух его времени, коллективная надежда и ожидание вызвали это удивительное преображение, а вовсе не более или менее незначительная история человека Иисуса. Подлинная agens – это архетипический образ Богочеловека, появившийся в видении Иезекииля[13] впервые в еврейской истории, но сам по себе являвшийся значительно более старой фигурой в египетской теологии, а именно, Осирис и Гор.
Преображение Иисуса, т.е. интеграция его человеческой самости со сверх- или нечеловеческой фигурой божества, обязано поразительному «искажению» его обычной личной биографии. Иными словами: суть христианской традиции – это ни в коем случае не простой человек Иисус, которого мы тщетно ищем в евангелиях, а предание о Богочеловеке и его космической драме. Даже сами евангелия стараются доказать, что Иисус – это воплощенный Бог, наделенный всеми магическими силами κυριος των πνευματων.[14] Вот почему они так вольно обходятся со слухами о чудесах, которые наивно полагают доказательством своих утверждений. Вполне естественно, что последующее пост-апостольское развитие зашло еще дальше в этом отношении, а в наши дни процесс мифологической интеграции все расширяется и распространяется вплоть до матери Иисуса, которую прежде тщательно держали в человеческом ранге и отложили в сторону по крайней мере на 500 лет в начале церковной истории. Смело нарушая нерушимое правило определения новой догматической истины, а именно, то, что указанная истина definibilis [определима – лат.] только в той мере, в какой в нее верили и учили ей в апостольские времена, explicite [явно – лат.] или implicite[косвенно – лат.], Папа объявил AssumptioMariae догматом христианской веры. Оправдание, на которое он опирается, заключается в набожной вере масс в течение более чем 1000 лет, которую он считает достаточным доказательством действия Святого Духа. Очевидно, «набожная вера» масс продолжает процесс проекции, т.е. преображения человеческих ситуаций в миф.
Но почему вообще должен быть миф? Мое письмо и так уже длинное, так что я не могу ответить на этот последний вопрос здесь, но написал об этом несколько книг. Я только хотел объяснить вам мою идею, которая заключается в том, что, пытаясь выделить сущность христианской традиции, вы удалили ее, как профессор Бультман в своей попытке «демифологизировать» евангелия. Нельзя не признать, что человеческая история настолько более вероятна, что она мало или вообще ничего не имеет общего с проблемой мифа, содержащегося в сущности христианской религии. Вы жестоко поймали священников в невыгодном положении, которое они сами и создали, проповедуя конкретную историчность откровенно мифологических фактов. Ни один читатель вашего восхитительного романа не может отрицать глубокого впечатления от драматического столкновения оригинала с мифологической картиной и, вполне вероятно, предпочтет человеческую историю ее мифологическому «искажению».
Но что насчет ευανγγελιον, «послания» Богочеловека и Искупителя и его божественной судьбы, основания всего, что свято для Церкви? Есть духовное наследие и результаты за 1900 лет, на которые можно рассчитывать, и я сомневаюсь, будет ли правильным ответом сведение к здравому смыслу. На самом деле, я приписываю несравненно большую важность догматической истине, чем вероятной человеческой истории. Религиозная нужда из последней ничего не извлечет, во всяком случае, меньше, чем из простой веры в Иисуса Христа или любой другой догмат. В той мере, в какой вера реальна и жива, она действует. Но в той мере, в какой она лишь воображение и волевое усилие без понимания, я вижу в ней мало заслуги. К сожалению, неудовлетворительное состояние в наши времена превалирует, и, поскольку нет ничего, кроме веры без понимания, кроме сомнений и скептицизма, вся христианская традиция отправляется за борт как чистая фантазия. Я считаю это невероятной утратой, за которую нам придется заплатить ужасающую цену. Последствия становятся заметны в разрушении этических ценностей и полной дезориентации нашего Weltanschauung. «Истины» естественных наук или «экзистенциальной философии» — это жалкие суррогаты. Естественные «законы» в главном чистые абстракции (будучи статистическими усреднениями) вместо реальности, и они уничтожают индивидуальное существование как исключение. Но индивидуум как единственный носитель жизни и существования имеет первостепенное значение. Его нельзя заменить группой или массой. Но мы быстро приближаемся к состоянию, в котором никто больше не будет принимать индивидуальную ответственность. Мы предпочитаем оставить это ненавистное дело группам и организациям, блаженно бессознательные в отношении того факта, что групповая или массовая психика – это психика животного, всецело бесчеловечная.
Что нам нужно, так это развитие внутреннего духовного человека, уникального индивидуума, сокровище которого скрыто, с одной стороны, в символах нашей мифологической традиции, а с другой, в бессознательной психике человека. Трагично, что наука и ее философия противодействуют индивидууму, а теология сопротивляется всякой разумной попытке понять ее символы. Теологи называют свою веру symbolum,[15] но отказываются называть свою истину «символической». Но если она что-то из себя и представляет, то это антропоморфный символизм, потому доступный для ре-интерпретации.
В надежде, что вы не против моего честного обсуждения ваших вдохновляющих сочинений,
Остаюсь, с наилучшими пожеланиями Нового Года,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
P.S. Большое спасибо за любезное письмо, которое прибыло ко мне только сейчас. Я поражен тому, что вам трудно найти издателя.[16] Куда катится Америка, если самые способные авторы не могут больше обратиться к публике? Что за времена!
□ Это письмо было опубликовано с мелкими изменениями и некоторыми опущениями в NewRepublic, vol. 132, no. 8, issue 2100 (21 Feb. 1955). – Поскольку некоторые замечания Юнга едва ли будут понятны читателям, незнакомым с Нашей Госпожой, вот краткий пересказ: Героиня истории – Мария, вдова и бабушка, крестьянка в древнем Назарете, говорящая только на Арамейском. Ее сын Иешуа, изображенный как религиозный и социальный революционер, отправился проповедовать, и, мучимая страхом за его будущее, она обращается к волшебнице. Под заклятьем она пробуждается в огромном городе (Лос-Анджелес), двигаясь в толпе к стадиону, где становится свидетельницей того, что принимает за битву: футбольного матча между университетом Нотр-Дам, Индиана, и университетом Калифорнии. Рядом с ней сидит профессор семитических языков из Нотр-Дама; обратившись к совершенно сбитой с толку женщине, он узнает к своему изумлению, что она говорит на древнем арамейском. Он выслушивает ее историю и ведет к епископу, который изгоняет демонов и отправляет ее обратно в Назарет без всякой ясности. Затем она укоряет волшебницу, говоря: «Я спрашивала о будущем для себя и моего сына; и ничто из увиденного не было связано с нами».
1. Upton Sinclair, Our Lady, Emmaus, Pennsylvania, 1938.
2. В MissaleRomanum (литургии римско-католической мессы) следующий текст для Святой Субботы: «О, сколь чудесно Твоей милости о нас благоволение! О, сколь неизреченно богатство любви: ради искупления раба, Ты предал Сына! О воистину необходимый грех Адама, который изглажен смертью Христа! О счастливая вина, заслужившая столь славного Искупителя!» — Термин “felix culpa” (счастливая вина) восходит к св. Августину.
3. WhatDidymusDid(London, 1954), история о молодом садовнике в пригороде Лос-Анджелеса, которого посетил ангел и наделил силой вершить чудеса. (Дидим, «двойник» — это имя апостола Фомы. См. Иоан. 11:16).
4. В книге Еноха Семьяза – это предводитель ангелов, которые брали в жены человеческих женщин (Быт. 6:2). См. “Answer to Job”, CW 11, par. 689).
5. См. Синклер, 3 нояб. 52 г.: A Personal Jesus.
6. Св. Афанасий (ок. 293-373) – архиепископ Александрии, написал биографию св. Антония (ок. 250-350), первого христианского монаха. Св. Антоний известен за свои схватки с дьяволом, который являлся ему во множестве обликов. В одной истории дьявол признает поражение перед святым в надежде соблазнить его на грех гордости. Длинная выдержка из биографии «Жизнь св. Антония» в The Paradise or Garden of the Holy Fathers (1904) находится в Psychological Types, CW 6, par. 82.
7. После введения догмата о телесном принятии Марии на небеса в MunificentissimusDeus в ноябре 1950 г. Пий XII подтвердил его в энциклике AdCaeliReginam 11 октября 1954 г., которая установила ежегодный праздник в честь «царского достоинства» Марии как Царицы Небесной и Земной.
8. Эвгемер, греческий философ (IV-III вв. до н.э.) Он учил, что олимпийцы изначально были великими царями и героями войн.
9. «Прозерпина, поражающая ужасом полуночных завываний» — Апулей, Золотой осел, XI, 2.
10. EncyclopedieouDictionnaireraisoneedessciences, desartsetdesmetiers под редакцией Дидро (1713-1784) оказала огромное влияние на французское Просвещение.
11. Учение, не являющееся частью церковного догмата, но поддерживаемое теологами; в более общем смысле теологические формулировки о природе Бога.
12. Хасиды были мистической сектой иудаизма, основанной вскоре после середины XVIII в. мистиком Израэлем Баал Шемом («Учителем Святого Имени»; 1700-1760). Его лидеры назывались цадиками (праведниками).
13. Иез. 1:26.
14. = Бог духов.
15. Symbolum в теологическом смысле – это формулировка основных установок христианской веры; принципы веры были symbola. См. “Dogma of the Trinity”, CW 11, pars. 210ff.
16. В своем письме С. говорил о трудностях с тем, чтобы найти издателя для романа Что сделал Дидим. Он так и не был опубликован в Америке, только в Англии. – Этот постскриптум добавлен от руки.
Пастору Уильяму Лахату, 18 января 1955 г.
Дорогой пастор Лахат,
Книга о LeBaptismedansl’Eglise reformee,[1] которую вы были так добры прислать мне, посвящена в высшей степени теологической теме. Я полагаю, что слишком мирянин, чтобы компетентно затрагивать ее. Единственная проблема, которая меня касается – это проблема rite в протестантизме. Как я вижу ее, это проблема высочайшей важности. Точка зрения solafide кажется мне недостаточной для целостной религии. Всякая религия стоит на двух ногах: вере с одной стороны и обряде, с другой.
В двух христианских церквях важность и психологическое значение обрядов не признаются; для некоторых людей это акты веры или привычки; для других акты магии. Но в действительности есть и третий аспект: аспект обряда как символического действа, дающего выражение архетипическому ожиданию бессознательного. Под этим я подразумеваю то, что каждая пора нашей биологической жизни обладает нуминозным характером: рождение, взросление, брак, болезнь, смерть и т.д. Это естественный факт, требующий признания, вопрос, нуждающийся в ответе. Это необходимость, которую следует удовлетворить торжественным актом, характеризующим нуминозный момент комбинацией слов и жестов архетипической, символической природы. Обряды удовлетворяют коллективные и нуминозные аспекты момента, не ограничиваясь их чисто личным значением. Этот аспект обряда крайне важен. Личная молитва пастора совсем не заполняет эту нужду, потому что отклик должен быть коллективным и историческим; он должен вызывать «духов предков», чтобы соединить настоящее с историческим и мифологическим прошлым, и для этого репрезентация прошлого незаменима: обряды должны быть архаичными (по языку и жестам). Должный обряд действенен не магически, а психологически. Вот почему хорошо проведенная месса порождает могущественное воздействие, особенно когда смысл церемонии понятен. Но будучи утрачен, он теряется навсегда! В этом трагедия протестантизма. У него осталась только одна нога. Этот недостаток, вероятно, может быть компенсирован искусственной конечностью, но невозможно убедить себя, что она такая же хорошая, как настоящая. Протестант обеспокоен, и что-то в нем ищет решения. Колесо времени не обратить назад. Однако, вещи могут быть уничтожены и обновлены. Это крайне опасно, но знаки нашего времени тоже опасны. Если и была подлинно апокалиптическая эра, так это наша. Бог вложил средства для вселенского холокоста в руки людей.
Люди ненавидят человеческую душу, это ничто иное как «психология». Они не понимают, что у души есть нужды и выбрасывают ее сокровища на улицу, не понимая их. Это начал протестантизм, продолжили энциклопедисты, а laDéeseRaison[2] закончит. Наши обряды станут торжественными сочетаниями водородных бомб.
Крещение, как другие таинства, это действительно мистерия, поскольку представляет собой ответ на бессознательный вопрос, поставленный перед нами нуминозным моментом. Этот вопрос ожидает удовлетворительной реакции с нашей стороны. Если отклика нет, его отсутствие усиливает общую неудовлетворенность до состояния невроза, увеличивает дезориентацию до уровня умственной слепоты и коллективного психоза, который присущ нашему времени с 1933 года или (в России) с войны 1914-1918 годов.
Большое спасибо за присланную книгу о крещении, которую я медленно читаю. Возможно, в процессе мне придет в голову что-то еще.
С искренней благодарностью, К.Г. Юнг
□ (Переведено с французского.) Невшатель.
1. LeBaptismedansl’Eglisereformee, ed. Paul Attinger(1954). Л. полагал, что Швейцарская реформатская церковь должна принять более либеральный подход к проведению крещения. – Другое письмо к Л., датированное 27 мар. 54 г., слишком длинное и техническое для включения в эту подборку, опубликовано в CW 18, par. 1532ff.
2. Культ Богини Разума был введен в 1793 году во время Французской революции с подачи Пьера-Гаспара Шометта, прокурора-синдика Парижской коммуны. Он прекратился с его казнью в 1794 году.
Мирче Элиаде, 19 января 1955 г.
Дорогой профессор Элиаде,
Большая честь получить копию вашей книги о йоге.[1] Я ценю вашу доброту и щедрость. Сейчас я изучаю вашу работу, очень тщательно, глубоко наслаждаясь ее богатствами. Это определенно лучшее и самое полное описание йоги, что я знаю, и я счастлив обладать такими залежами сведений. Однако, я был несколько удивлен узнать, что вы не смогли признать за мной нормальной образованности и научной ответственности. Как вы знаете, я получил научное образование в области естественных наук, принцип которых nihilestinintellectuquodnonanteafueritinsensu.[2] Во всяком случае, это фундаментальное кредо медика-психиатра. Так что вы можете представить мое удивление, когда я обнаружил ассоциации идей, или, скорее, «мыслительных форм», среди сумасшедших, а позже у невротиков и обычных людей, для которых нельзя было найти никаких моделей. Естественно, это шокировало меня, потому что весьма узнаваемые модели существовали, но совершенно вне сферы моих пациентов. Нельзя было даже рассчитывать на криптомнезию, поскольку моделей не существовало в окружении пациентов. Я ожидал и исследовал все возможные объяснения четырнадцать лет, прежде чем опубликовал факты.[3] Я отправился в США, чтобы изучить сны негров в южных штатах, и обнаружил, что их сны содержат те же архетипические мотивы, что и наши.[4] Всякий раз, когда пациент спонтанно создавал мандалу, я старался как мог, чтобы найти ее происхождение. Для них не было моделей. Такие вещи мы не видим вокруг и, что еще важнее, мы не знаем их предназначения и значения, никто не учил нас о них. Будет даже трудно найти ученого вроде Туччи,[5] способного дать нам о них информацию. В Индии все совсем иначе. Здесь они повторяют и подражают мандалам, которые находятся буквально повсюду. Если происходит «обезьянье подражание»,[6] не нужна разница между тибетцами и индусами. Но бессознательное реагирует инстинктивно, а инстинкт никогда не подражает, он воспроизводит без сознательной модели, следует биологическому «шаблону поведения». Именно это происходит с моими индивидуальными мандалами: они воспроизведены инстинктивно и автоматически, без моделей или подражания.
Даже мой прежний учитель профессор Фрейд никогда бы не признал, что комплекс инцеста с его типичными фантазиями (который я называю «архетипом инцеста») всего лишь подражательная реакция, имитация модели. Для него инцест был биологическим делом, то есть извращенным половым инстинктом. Ребенок, у которого развиваются такие фантазии, не подражает взрослым. Его собственный инстинкт лежит в основе его фантазий. Всякий инстинкт порождает собственные формы и фантазии, которые повсюду более или менее тождественны и не передаются с традицией, миграцией, подражанием или образованием. Например, мандала, похоже, изначально была апотропным жестом с целью концентрации. Вот почему она воспроизводит форму самых изначальных из инфантильных шаблонов. Тому доказательство статистика, которую Келлог[7] собрала из рисунков тысяч очень маленьких детей.
Приписывать качества сознательной психики бессознательному – это довольно серьезная ошибка. Я ее не совершаю, и я не настолько глупо невежественен, чтобы не осознавать инстинктивный характер бессознательного. Прежде всего, стоит вам только пролистать мои работы, чтобы убедиться, что я отождествляю архетип с «шаблоном поведения». Вы тоже использовали термин «архетип», но не упоминая, что подразумеваете под этим термином только повторение и подражание осознанному образу или идее. Настоящая «обезьяна» в нас – это сознание, именно наше сознание подражает и повторяет. Но бессознательное, будучи инстинктивным, очень консервативно и с трудом поддается влиянию. Никто не знает лучше психиатра, насколько бессознательное сопротивляется всяким попыткам его изменить, хотя бы повлиять на него. Если бы оно «обезьянничало», было бы легко заставить его забыть об импульсивных влечениях и устойчивых идеях – а кроме того, если бы оно подражало, то не было бы творческим. Удачные прозрения художника и изобретателя – это никогда не подражания. Эти господа были бы выведены из себя такой мыслью.
Здесь есть психологическая проблема, которую я не могу объяснить. С одной стороны, вы делаете весьма любезный и щедрый жест, прислав мне свою книгу; с другой, похоже, считаете меня таким идиотом, будто бы я никогда и не задумывался о природе бессознательного. Чем я заслужил такую недоброжелательность? С того момента, когда я имел честь и удовольствие познакомиться с вами лично, я никогда не чувствовал ничего, кроме восхищения и почтения к вашей великой работе, и очень страдал бы, оскорбив вас, не осознавая того.
Надеюсь, вы не обозлитесь на меня за такое длинное докучливое письмо, но я не люблю позволять скрытым ранам гноиться. Не стоит говорить, как благодарен я был бы вам за несколько слов объяснения!
С восхищением и неизменной благодарностью,
Весьма искренне ваш, К.Г. Юнг
□ (Переведено с французского.) Мирча Элиаде, румынский писатель и ориенталист, теперь профессор истории религий в университете Чикаго; часто читал лекции на встречах Эранос.
1. Yoga: Immortality and Freedom (1958; orig. 1954).
2. «Нет ничего в уме, что прежде не было бы в чувствах», — Лейбниц, Новые эссе о человеческом понимании (ориг. 1703), Книга II, гл. 1, разд. 2. Формула схоластическая по происхождению. См. Дунс Скот, SuperuniversalibusPorphyrii, qu. 3.
3. В “Commentary on The Secret of the Golden Flower” (orig. 19329), CW 13; cf. pp. 3f.
4. См. Уайт, 10 апр. 54 г., прим. 22.
5. Guiseppe Tucci, The Theory and Practice of the Mandala (tr. 1961; orig. 1949).
6. На стр. 230 французского оригинала Э. использует слово “simiesque” (обезьяний) и “singer” (подражать). В своем ответе на это письмо он выразил сожаление о непонимании и впоследствии изменил слова для английского издания книги. В переводе это звучит так: «Спонтанное появление мандал в бессознательном поднимает важную проблему. Мы вполне можем задаться вопросом, не пытается ли «бессознательное» имитировать процесс, при помощи которого «сознание» (или, в некоторых случаях, «транс-сознание») стремится обрести целостность и завоевать свободу» (стр. 226), а на стр. 227 появляется фраза «поддельная имитация».
7. Миссис Рода Келлог (Rhoda Kellogg), воспитательница в детском саду Сан Франциско, изучила больше миллиона зарисовок детей от двух до пяти лет более чем в тридцати странах в поисках основных типов и шаблонов. Ее находки опубликованы в работе ThePsychologyofChildren’sArt (1967).
Отцу Виктору Уайту, 19 января 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой Виктор,
Уже 2 месяца, как я начал писать вам письмо, но не мог его продолжать, поскольку не знал ни того, что вы делали в Калифорнии, ни почему вас туда послали. Из последнего письма я вижу, что ваше пребывание в США имеет смысл. Неважно, как мало вы можете донести до неподготовленной публики, по крайней мере, она сохранит какие-то зерна на будущее.
Мне давно следовало поблагодарить вас за любезные послания и пожелания Нового Года, но я едва могу справляться со своими обязательствами. Есть многое, что я мог бы или должен сказать вам, но desuntvires.[2] Приятно знать, что вы прибудете в Цюрих в конце апреля.
Знаю, что у вас будут трудности, когда мой Ответ Иову станет известен публике.[3] Мне очень жаль. Уже Филип Тойнби описал ее «безгранично тупым» образом,[4] как верно говорит (в письме ко мне) Р.Ф.К. Халл, переводчик. Этого следовало ожидать. Я противостоял этой стене тупости 50 лет. Так уж обстоят вещи, и с этим ничего нельзя сделать.
Ваша цитата из св. Фомы – это чудесная головоломка.[5] Я провел над ней много часов, но не могу разобраться, если только это не попытка придать Злу некоторую субстанциональность в признание того факта, что мы воспринимаем его столь же «субстанциональным», как и Благо. Что же такое Благо тогда inapprehensioneanimae? Он просто не доводит до конца свой аргумент, cummalumsitprivatioboni, [зло, являющееся лишенностью блага – лат.] чего он держится, не взглянув с другой стороны. В обычной логике холод – это carentiaoppositihabitus[отсутствие противоположного навыка – лат.], ergo лишенность тепла и наоборот, верх-низ, право-лево, белое-черное и т.д. В своей «безграничной тупости» я не могу не видеть petitioprincipii, если оно вообще было. Почему эмоция может быть более конкретной психологически, чем ratio? Разве ratio не затрагивает тело?
В вашем письме есть шутка: изложив свой аргумент, вы пишете: «Ну, теперь я буду утомлять вас еще сильнее». Вы выиграли, я проработал несколько дней, так ни к чему и не придя. Пожалуйста, не злитесь на меня. Я, очевидно, слишком недогадлив. Надеюсь, вы будете достаточно терпимы к моей немощи и объясните головоломку устно, когда мы снова увидимся во плоти.
Хотя я не могу жаловаться на здоровье, я чувствую груз возраста. Моя последняя работа, MysteriumConiunctionis, уже в печати, и у меня больше нет идей – хвала небесам.
С наилучшими пожеланиями Нового Года,
Сердечно ваш, К.Г. Юнг
1. В окт. 1954 г. У. отправили в Калифорнию без особого назначения. Однако, он обнаружил там широкий интерес к религии и психиатрии, и вскоре его стали приглашать на великое множество лекций в колледжи, университеты, агентства социальной службы, семинарии, церковные залы, а также он выступил по телевизору о психологии Юнга.
2. = сил недостает.
3. У. писал, что «честно испытал облегчение, что Ответ Иову еще не появился в США», поскольку ему было бы трудно представить концепцию Юнга довольно наивной публике. См. Пристли, 8 нояб. 54 г., прим. 2.
4. В лондонском Observer, 9 Jan. 1955. См. Халл, 24 янв. 55 г.
5. У. цитировал отрывок из Summa theologica, I-II, 36, 1: “Malum enim … est privatio boni; privatio autem in rerum natura nihil est alind quam carentia oppositi habitus. … In apprehensione autem ipsa privatio habet rationem cuiusdam entis, unde dicitur ens rationis. Et sic malum, cum sit privatio, se habet per modum contrarii”. («…зло – это лишенность блага, и в действительности зло есть не что иное, как недостаток противоположного навыка… даже лишенность, будучи схваченной, обладает аспектом бытия, почему и называется «существующей в уме». И в этом отношении являющееся лишенностью зло считается «противоположностью». [Здесь в пер. С.И. Еремеева – прим. перев.]) Фраза Юнга “in apprehensione animae” («воспринимаемое умом») появляется в предыдущем предложении.
Аптону Синклеру, 20 января 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Синклер,
Большое спасибо за ужасно милое письмо. Вы не должны думать, что я всегда смогу писать вам такие длинные письма в будущем; все зависит от того, на какие кнопки вы давите. Похоже, ваши недавние сочинения запустили некие электрические разряды. Я рад, что мое письмо вам понравилось и не возражаю против того, чтобы опубликовать его в NewRepublic. Для меня большой вопрос, сможет ли американская публика или хотя бы некоторые из ее компетентных представителей следить за моей аргументацией. Если бы сведение к простой человеческой истории было должным ответом, то вся традиция 2000 лет была бы стерта вместе с церковью, которая ее несет. Нарушение традиции означает разрушение культуры. Не уверен, что мы должны рисковать таким бедствием. Если мы хотим поддерживать духовные содержания 2000 лет христианской традиции, то нужно понимать, о чем она. Это можно делать, только если полагать, что в ней есть смысл. Поскольку религиозные утверждения никогда не имели смысла, будучи поняты конкретно, они с необходимостью должны восприниматься как символическое психическое явление. Вот что я пытаюсь донести до своих современников. Это амбициозное и, пожалуй, безнадежное предприятие, но я верю в римский принцип dulceetdecorumestpropatriamori; вместо patria следует читать patrimoniumchristianum.[1]
Из вашего предыдущего письма я понял, что вам уже 76 лет; я не осознавал этого раньше. Мне 80-ый год, и я должен сказать, что благодарен распорядителям своей судьбы, кто бы они ни были, что встретил в вас родственную душу, заинтересованную и говорящую о вещах, которые кажутся вам жизненно важными. Уверяю вас, таких немного. Ecclesiaspirituali – это очень маленькое предприятие, которое платит ничтожные дивиденды. С наилучшими пожеланиями,
Сердечно ваш, К.Г. Юнг
P.S. Я действительно помню Фредерика ван Эдена:[2] возможно, я даже видел его лично, но не уверен; это было так давно, между 40 и 50 годами. Я помню, что он был человеком весьма чувствительной и мягкой природы, определенно лишенным выносливости, которая нужна первопроходцу. Он был опасно близок к современному уму, но слабость привела его под защиту церковных стен. Я не знаю, что он думал о своем обращении. Это был путь назад, но не обратно.
1. «Смерть за отечество отрадна и славна» (Гораций, Оды, III, II, 13) [зд. в перев. А.А. Фета – прим. перев.] Patrimoniumchristianum= христианское наследие.
2. Фредерик ван Эден (1860-1932) – ведущий голландский писатель, психиатр и социальный реформатор. Он был другом Синклера. Открыв первую психотерапевтическую клинику в Голландии в 1887 г., в 1899 году он основал полу-коммунистическое поселение, а позже открыл колонию такого же типа в Северной Каролине. Он вступил в католическую церковь в 1922 г.
Майклу Фордхэму, 24 января 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой Фордхэм,
В соответствии с вашим желанием и моим общеизвестно беспомощным положением в высшей математике, я отправил корректуры и ваши замечания профессору Фирцу.[1] Остальные замечания я приложил к этому письму. Я глубоко обязан вам за то, что вы взялись за этот сложный вопрос.
Мой американский ученик, доктор Прогов (Нью-Йорк) попытался адаптировать и объяснить синхронистичность обычному читателю,[2] но посадил свой корабль на мель, потому что не смог освободить ум от глубоко укорененной веры в Santissima Trinitas аксиоматического времени, пространства и каузальности. Удивительно, насколько мало людей могут сделать из статистической природы каузальности неизбежный вывод, что она должна быть подвержена исключениям. Можно произвольно отвергать их как незаменимые части реального мира, если средние значения вам нравятся больше случайных фактов. Однако это факты, и их нельзя считать несуществующими. Более того, поскольку реальный человек всегда индивидуальное и уникальное событие и как таковой исключительно «случаен», придется пометить все человечество как «бесполезное». Но, с другой стороны, только индивидуум несет жизнь и сознание жизни, что кажется мне достаточно значительным фактом, который нельзя легко отвергнуть, по крайней мере, не врачом. Такие вещи можно делать в нацистской Германии или в России, но, Боже упаси, не у нас. Но везде, где философия, основанная на науке, доминирует (как в США), индивидуальный человек теряет свою опору и становится “vermasst” [с размерами – нем.], обращенным в массовую частицу, поскольку как «исключение» он не имеет ценности, не сильно отличаясь в этом от русского.
В этом причина и мотив моего эссе. Я убежден, что нужно что-то делать с этой слепой и опасной верой в надежность научной Троицы. Я не ожидаю, что современники примут мою идею, но книга будет существовать и дальше, и рано или поздно кто-то придет к тем же выводам.
Кстати говоря, вы знаете работу Брауна[3] об экспериментах Райна? Я знаю ее только во французской форме (G. Spencer Brown: “De la recherche psychique considéree comme un test de la theorie des probabilites”, Revue metapsychique, Mai-Aoút, 1954, p. 87 sqq.) Автор не может отрицать верность результатов Райна. Но поскольку «невозможно» смотреть за угол и знать будущее, вероятностное исчисление должно быть в основе своей неверным! Это показывает влияние синхронистичности на фанатическую односторонность научной философии.
Снова благодаря вас за заботу и внимание, остаюсь,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. В сотрудничестве с издателями CW Юнг пересмотрел и упорядочил материалы «Астрологического эксперимента» (гл. 2 в “Synchronicity”). Tabelle III в немецком тексте заменена Figs. 2 и 3, а также было добавлено приложение, скомпилированное издателями на основе математического доказательства Фирца (CW 8, pp. 483f.) О других изменениях в тексте см. Халл, 3 авг. 53 г., прим. 2. – Три письма Маркусу Фирцу о статистике включены в CW 18, pars. 1193ff.
2. Айра Прогов, психолог и терапевт, ныне директор Dialogue House, Нью-Йорк. См. его работу Jung, Synchronicity, andHumanDestiny (1973), содержащую упомянутую рукопись с воспроизведенным рукописными комментариями Юнга; а также Jung’sPsychologyandItsSocialMeaning (1953).
3. См. Райн, 25 сент. 53 г., прим. 3.
Р.Ф.К. Халлу, 24 января 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой Халл,
Большое спасибо за ваш живительный ответ мистеру Филипу Тойнби. Вы сделали это очень хорошо. Нет никаких оснований не верить, что вы не проясните такое неловкое непонимание! Я обязан вам за такой отважный ответ.[1] Есть обреченное меньшинство, которые осмеливаются стоять за меня. Последний комментарий о «Синхронистичности» таков, что она не может быть принята, поскольку потрясает надежность наших научных оснований, словно это не было целью, к которой я стремился, и словно чисто статистическая природа каузальности никогда не упоминалась раньше. Однако, верно, что публичное мнение создают ослы. 50 лет одного и того же могли бы полностью подчинить меня, если бы у меня не было нерушимого опыта, что моя истина достаточно хороша для меня, и я могу с ней жить. Если вам нравится камамбер, вы просто любите его, хотя весь мир кричит, что он отвратителен. Рано или поздно кто-нибудь еще обнаружит, что ничто не бывает достаточно надежно, даже Святая Троица пространства, времени и каузальности.
Мне жаль, что мы снова не увиделись.[2] Лишь однажды я видел, как вы возносились на своей огненной колеснице.[3] Я планирую снова отправиться в Аскону в конце февраля примерно на две недели.
Большое спасибо!
Сердечно ваш, К.Г. Юнг
1. См. Уайт, 19 янв. 55 г., прим. 4. Ответ Х. не был опубликован.
2. Х. тогда жил в Асконе, в южной Швейцарии, и Юнг иногда проводил там отпуск.
3. У Х. был приступ полиомиелита в 1947 г., и он передвигался на электрическом инвалидном кресле.
Гансу А. Иллингу, 26 января 1955 г.
Дорогой доктор Иллинг,
Как врач, я считаю всякое психическое нарушение, будь то невроз или психоз, индивидуальной болезнью, так что пациента следует лечить соответственно. Индивидуума можно лечить в группе только в той мере, в какой он является ее частью. Это, прежде всего, большое облегчение, поскольку, будучи вовлеченным в группу, он может до некоторой степени сбежать от самого себя. Чувство безопасности увеличивается, а чувство ответственности уменьшается, когда являешься частью группы. Однажды я попал в густой туман при пересечении ненадежного ледника, полного расселин, с группой солдат. Ситуация была такой опасной, что пришлось остановиться, кто где был. Но чувства паники не было, скорее царил дух общественного праздника! Будь я там один, или если бы нас было двое, опасность нельзя бы так легко отбросить или посмеяться над ней. Отважные и опытные смогли просиять. Робкие нашли решимость у отважных, и никто и слова не сказал о вероятности разбить бивак посреди ледника, что вряд ли обошлось бы без обморожений и т.д., не говоря уже об угрозе попытки спуска. Это типично для массовой ментальности.
Молодые люди в группе выкидывают такие трюки, которые не сделали бы сами по себе. Во время войны неврозы навязчивых состояний среди солдат исчезали тут же в результате групповой деятельности. Групповые исповеди в сектах вроде Оксфордского движения хорошо известны; а также исцеления в Лурдесе, которые были бы немыслимы без восхищенной публики. Группы приносят не только поразительные исцеления, но и равно поразительные психические изменения и обращения именно из-за того, что внушаемость повышается. Это давным-давно осознали тоталитарные диктаторы, отсюда массовые парады, скандирования, приветствия и т.д. Гитлер вдохновил самый массивный групповой опыт перемен в Германии со времен Реформации и стоил Европе миллионов смертей.
Повышенная внушаемость означает индивидуальную связанность, поскольку индивидуум находится во власти влияний окружения, будь они хорошими или плохими. Способность различать ослабляется, равно как и чувство личной ответственности, которое в Оксфордском движении предоставляется «Господу Иисусу». Люди с запозданием изумлялись психологии немецкой армии – и неудивительно! Каждый отдельный солдат и офицер были просто частицами в массе, поглощенными внушением и лишенными моральной ответственности.
Даже маленькая группа управляется внушительным духом группы, который, если он благ, может иметь весьма благоприятные социальные последствия, хотя и за счет ментальной и моральной независимости индивидууму. Группа акцентирует эго; человек становится смелее, более самонадеянным, более самоуверенным, более высокомерным, более безрассудным; но самость угасает и выталкивается на задний фон в пользу среднего. По этой причине все слабые и неуверенные люди принадлежат к союзам и организациям, а если возможно, то к нации в 80 миллионов! Тогда человек становится большой шишкой, потому что он тождественен всякому другому, но утрачивает самость (а это и есть душа, за которой охотится и которую получает дьявол!) и индивидуальное суждение. Эго прижато к стене группой, только если его суждение не согласуется с группой. Потому индивидуум в группе всегда стремится уступать, насколько возможно, мнению большинство, или же навязывать свое мнение группе.
Уравнивающее влияние группы на индивидуума компенсируется одним членом группы, который отождествляется с групповым духом и становится Лидером. В результате конфликты из-за престижа и власти постоянно возникают из-за повышенного эгоизма массового человека. Социальный эгоцентризм усиливается пропорционально численной силе группы.
У меня нет практических возражений против групповой терапии, не больше, чем против христианской науки, Оксфордского движения и других терапевтически эффективных сект. Я и сам основал группу почти 40 лет назад;[1] но она состояла из анализированных людей, и ее целью было утвердить социальную установку индивидуума. Эта группа до сих пор работает. Социальная установка не действует в диалектических отношениях между пациентом и врачом, и потому может оставаться в неадаптированном состоянии, как было с большинством моих пациентов. Этот недостаток выяснился только когда группа была сформирована, и началось взаимное стирание острых углов.
По моему мнению, групповая терапия годится только для образования социального существа. Попытки в этом направлении совершаются в Англии, особенно с не прошедшими анализ людьми, на основе психологических теорий, введенных мной. Мистер П.У. Мартин,[2] Телбойс, Окстед, Сюррей мог бы дать вам дальнейшую информацию. Я оцениваю эти попытки очень высоко. Однако, в свете вышеупомянутых критических замечаний о групповой терапии, я не считаю, что она может заменить индивидуальный анализ, т.е. диалетический процесс между двумя индивидуумами и последующую внутрипсихическую дискуссию, диалог с бессознательным. Поскольку единственный носитель жизни и квинтэссенция любого сообщества – это индивидуум, из этого следует, что он его качества имеют первостепенное значение. Индивидуум должен быть целостным и обладать значением, иначе ничто не имеет значения, ведь любое количество нулей не дает ничего больше нуля. Группа низко развитых людей не может быть лучше каждого из них; она так же неразвита, как они, и государство, составленное только из овец не может быть ничем иным, как стадом овец, пусть даже оно ведомо пастухом со злобной собакой.
В наше время, когда на индивидуума накладывается такой груз социализации, поскольку требуется также особая способность к адаптации, создание психологически ориентированных групп определенно важнее, чем когда бы то ни было. Но в свете пресловутой склонности людей опираться на других и цепляться за различные -измы вместо того, чтобы найти опору и независимость внутри, что является первичным требованием, есть опасность, что индивидуум приравняет группу к отцу и матери и останется таким же зависимым, неуверенным и инфантильным, как раньше. Он может стать адаптированным социально, но как же его индивидуальность, которая одна придает смысл социальному устройству? Конечно, если бы общество состояло только из ценных индивидуумов, адаптация стоила бы того; но в реальности оно состоит преимущественно из простаков и моральных слабаков, а его уровень гораздо ниже его лучших представителей, вдобавок к чему масса как таковая удушает всякие индивидуальные ценности. Когда сотня образованных голов собирается в одну группу, результатом является один большой болван. Был такой шутливый вопрос: какие три организации с самой низкой моралью? Ответ: Standard Oil, католическая церковь и немецкая армия. Именно в христианской организации можно ожидать высочайшей моральности, но необходимость приводить беспокойные фракции к гармонии требует компромиссов самого сомнительного рода. (Иезуитская казуистика и искажения истины в интересах Церкви!) Худшие примеры до сих пор – это нацизм и коммунизм, где ложь стала главной основой государства.
Выдающиеся добродетели редки и являются преимущественно индивидуальными достижениями. Умственная и моральная лень, трусость, фанатизм и бессознательность доминируют повсюду. За мной стоит 50 лет работы первопроходца, и я могу рассказать премилые истории по этому поводу. Определенно существует научный и технологический прогресс, но никто пока не слышал, чтобы люди в целом стали более умными, и уж точно не лучше в моральном отношении.
Индивидуумы могут быть улучшены, потому что они доступны для лечения. Но общества только дают себя обманывать и сбивать с пути, пусть даже временно для собственного блага. Потому что мы имеем дело просто с уходящими и морально ослабевающими последствиями внушения. (Вот почему медики-психотерапевты, за малыми исключениями, давно прекратили использовать внушение как терапию.) Хорошего всегда трудно достичь; чем больше оно стоит, тем оно лучше. Социально хорошие результаты тоже имеют свою цену, обычно позже, но тогда уже с процентами и процентами на проценты (взгляните на эру Муссолини в Италии и ее катастрофический конец).
В общем, я пришел к следующим выводам:
1. Групповая терапия незаменима для обучения социального человеческого существа.
2. Это не замена индивидуального анализа.
3. Две формы психотерапии дополняют друг друга.
4. Опасность групповой терапии в том, чтобы застрять на коллективном уровне.
5. Опасность индивидуального анализа в отрицании социальной адаптации.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Психотерапевт, Лос-Анджелес, Калифорния. – Иллинг, который вместе с Джорджем Р. Бахом готовил работу о групповой психотерапии, выяснял взгляды Юнга на эту форму терапии. Два письма Иллинга и это и следующее письма Юнга опубликованы (в другом пер.) в Illing, “C.G. Jung on the Present Trends in Group Psychotherapy”, HumanRelations, X:1 (1957), 78ff.
1. Психологический клуб, Цюрих, основан в 1916 г.
2. См. Мартин, 20 авг. 37 г., прим. □.
Гансу А. Иллингу, 10 февраля 1955 г.
Дорогой доктор Иллинг,
Я воздаю должное адаптации индивидуума к обществу.[1] Но я стою за неотчуждаемые права индивидуума, поскольку он один носитель жизни, и ему серьезно угрожает нынешний процесс социального уравнивания. Даже в мельчайшей группе он допустим, только если большинство членов считает возможным его допустить. Он должен согласиться на то, чтобы его терпели. Но простая терпимость – это не улучшение; напротив, она поощряет сомнение в себе, которому особенно подвержен индивидуум, которому есть что поддерживать. Я не проповедник «чудесного уединения» и с величайшими трудностями ограждаю себя от сокрушительных требований людей и человеческих отношений. Без собственных ценностей даже социальные отношения теряют значимость.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. И. выразил общее согласие с утверждениями Юнга, но подчеркнул ценность принадлежности индивидуума к конструктивной группе. См. предыдущее письмо.
А.М. Хаббарду, 15 февраля 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой сэр,
Спасибо за любезное приглашение написать работу о вашей мескалиновой схеме. Хотя я никогда не принимал это вещество сам и не давал другим, по крайней мере, я посвятил 40 лет жизни изучению той психической сферы, которую раскрывает упомянутое вещество; это сфера нуминозных переживаний. Тридцать лет назад я познакомился с мескалиновыми экспериментами доктора Принцхорна,[1] и тогда имел достаточно возможностей узнать о воздействии этого вещества, равно как и природе психического материала, вовлеченного в эксперимент.
Не могу не согласиться с вами, что указанный эксперимент представляет высочайший психологический интерес в теоретическом смысле. Но когда дело доходит до практики и более или менее общего применения мескалина, у меня есть некоторые сомнения и колебания. Аналитический метод психотерапии (напр., «активное воображение») порождает очень похожие результаты, а именно, полное осознание комплексов и нуминозных снов и видений. Такие явления появляются в должное время и место в процессе лечения. Однако, мескалин раскрывает такие психические факты в любое время и в любом месте, когда и где ни в коем случае нельзя быть уверенным, что индивидуум достаточно зрелый, чтобы интегрировать их. Мескалин – это наркотик, схожий с гашишем и опиумом в той мере, в какой он опьяняет, парализуя нормальное действие восприятия, тем самым предоставляя свободу действий психических факторам, лежащим в основе чувственного восприятия. Эти эстетические факторы вызывают цвета, звуки, формы, ассоциации и эмоции, приписанные бессознательной психикой к чистому стимулу, порожденному объектами. В индийской философии они сравнимы с концепцией «мыслящего» мысль, «чувствующего» чувство, «озвучивающего» звук и т.д. Словно мескалин убирает верхний слой восприятия, что порождает «точную» картину объекта, каким он нам видится. Если этот слой удален, мы немедленно обнаруживаем варианты сознательного ощущения и восприятия, а именно, богатую картину случайных цветов, формы, ассоциаций и т.д., из которых при нормальных условиях процесс восприятия выбирает верное качество. Ощущение и восприятие являются результатом сложного процесса, который преображает физические и физиологические стимулы в психический образ. Таким путем бессознательная психика добавляет цвета, звуки, ассоциации, значения и т.д. из сокровищницы своих подсознательных возможностей. Эти добавки, будучи не замеченными, распадутся или скроют объективный образ бесконечным разнообразием, реальной «фантазией» или симфонией оттенков и нюансов как качеств, так и смыслов. Но нормальный процесс осознанного ощущения и восприятия нацелен на создание «верного» представления об объекте, исключая все подсознательные варианты восприятия. Если бы мы могли раскрыть бессознательный слой, следующий за сознанием, во время процесса восприятия, то столкнулись бы с бесконечным движущимся миром с пышными цветами, звуками, формами, эмоциями, смыслами и т.д. Но из всего этого появляется относительно серая и банальная картина, лишенная эмоций и бедная по смыслу.
В психотерапии и психопатологии мы обнаружили те же варианты (обычно, однако, в менее великолепном множестве) посредством амплификации некоторых осознанных образов. Мескалин бесцеремонно убирает завесу избирательного процесса и открывает лежащий под ней слой вариантов восприятия, который с очевидностью бесконечное изобилие. Так индивидуум получает прозрение и полный обзор психических возможностей, которые иначе (например, с помощью «активного воображения») можно обрести только кропотливой работой и относительно долгой и сложной подготовкой. Но если он достигает и переживает [их таким образом], он не только обретает их законным образом, но в то же время достигает такого ментального состояния, в котором может интегрировать смысл своего опыта. Мескалин – это путь напрямик, и потому приносит в виде результата только, возможно, внушающее благоговение эстетическое впечатление, которое остается изолированным, неинтегрированным переживанием, мало прибавляющим к развитию человеческой личности. Я видел употребляющих пейот в Нью-Мексико, и они сильно проигрывали в сравнении с обычными индейцами пуэбло. Они показались мне наркозависимыми. Они были бы интересным объектом более тщательного психиатрического обследования.
Идея, что мескалин может производить трансцендентальные переживания, шокирует. Это вещество просто раскрывает в нормальных обстоятельствах бессознательный функциональный слой чувственных и эмоциональных вариантов, которые трансцендентны только психологически, но ни в коем случае не «трансцендентальные», т.е. метафизические. Такой эксперимент был бы хорош на практике для людей, которые хотят убедиться в реальности бессознательной психики. Он даст им подлинное представление о ее реальности. Но я никогда не мог принять мескалин как средство убеждать людей в возможности духовного опыта против их материализма. Это, напротив, прекрасная демонстрация марксистского материализма: мескалин – это вещество, с помощью которого можно манипулировать мозгом, так что он производит даже так называемые «духовные» переживания. Это идеальный случай для большевистской философии и ее «прекрасного нового мира». Если это все, что Запад может предложить в смысле «трансцендентальных» переживаний, мы лишь подтвердим марксистские стремления доказать, что «духовное» переживание может быть точно так же произведено химическими средствами.
…
Наконец, есть вопрос, на который я не могу дать ответ, поскольку не имею соответствующего опыта: он касается возможности того, чтобы вещество, открывающее дверь в бессознательное, могло также высвободить скрытый, потенциальный психоз. Насколько я могу судить, такие латентные предрасположенности встречаются гораздо чаще настоящих психозов, и потому существует серьезная возможность столкнуться с таким случаем во время экспериментов с мескалином. Это был бы крайне интересный, хотя столь же неприятный опыт, поскольку такие случаи – это жупел психотерапии.
В надежде, что вас не заденет честность моего критического мнения, остаюсь, дорогой сэр,
Преданный вам, К.Г. Юнг
□ Ванкувер, Британская Колумбия. – Письмо было опубликовано в Spring, 1971.
1. Ханс Принцхорн (1866-1933) – немецкий психиатр. См. его работу BildnereiderGeistes—kranken (1922).
Анониму, 17 февраля 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогая N.,
Большое спасибо за ваше любезное письмо, которое я прочитал с большим интересом. Я лишь знал о существовании огромной алхимической лаборатории, скрытой в лондонских доках за железными дверями, но чтобы там было такое древнее ископаемое, живущее в уединении, до сих пор занятое перегонными кубами и другими алхимическими аппаратами, для меня настоящие новости. Но узнать его адрес не принесет никакой пользы, потому что такие люди, как я знаю по опыту, недоступны для современной мысли. Мне и так хватает ископаемых! В любом случае спасибо за интересную информацию. С сердечной благодарностью,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Женщине в Англию.
Отцу Лукасу Менцу, О.С.Б., 22 февраля 1955 г.
Дорогой отец Лукас,
Я прочитал ваш черновик с большим интересом. Учитывая ужасное время, в которое мы живем, я вынужден согласиться. Это напоминает мне о благотворной работе О.С.Б.[1] в те темные столетия, когда культура античности постепенно разрушалась. Теперь мы снова в эпохе упадка и перехода, как в 2000 г. до н.э., когда Древнее царство Египта распалось, и в начале христианской эры, когда Новое царство наконец подошло к своему концу, а с ним и классическая Греция. Весеннее равноденствие движется из знака Рыб в знак Водолея, как оно прежде ушло из Тельца (древние боги-быки) в Овен (боги с рогами баранов), а потом из Овна (жертвенный агнец) в Рыбы (Ίχθυς). Остается надеяться, что О.С.Б. удастся начать новую спасательную операцию и на этот раз. 1500 лет назад св. Бенедикт мог влить старое вино в новые меха; или, скорее, семена новой культуры, прораставшей среди разрушения, были пересажены в новом духе христианства. Наша апокалиптическая эпоха тоже содержит семена иного, беспрецедентного и до сих пор непостижимого будущего, которое можно укоренить в христианском духе, только если он обновится, как случилось с семенами, проросшими посреди развала классической культуры.
Но здесь, мне кажется, лежит огромная трудность. Грядущая новая эра будет так же безгранично отличаться от нашей, как мир XIX столетия отличался от XX века с его атомной физикой и психологией бессознательного. Никогда прежде человечество не было разорвано на две половины, и никогда прежде сила абсолютного разрушения не была вложена в руки самого человека. Это «божественная» сила, которая упала в руки людей. Dignitashumanigeneris [достоинство человеческой расы – лат.] раздулось до подлинно дьявольского величия.
Какой ответ даст гений человечества? Или что с этим будет делать Бог? Вы отвечаете в историческом духе св. Бенедикта, но он говорил и действовал в новом духе, который соответствовал анти-духу той эпохи. Равнозначен ли этот ответ нынешней проблеме? И постигает ли он ужасное величие, раскрывшееся в человеке?
Мне кажется, мы пока не заметили, что такой вопрос вообще был поставлен. Мы до сих пор застряли в пугающем мраке и путанице бессознательности. Христианство принесло в мир новый свет, luxmoderna[2] (как алхимики называли свой lumennaturae). Сегодня этот свет тревожно мерцает и дрожит, и колесо истории не обратить назад. Даже император Август со всей своей властью не смог ничего добиться в попытках восстановления.
Вы верно угадали, что я так же обеспокоен, как и вы, и полностью симпатизирую вашим стремлениям. Но почему вы обращаетесь ко мне, закоренелому протестанту? Предполагаю, вы думаете о моей психологии, которая, хоть и рожденная в христианском духе, ищет адекватного ответа на дух этого времени: голос врача, старающегося исцелить психическую путаницу своего времени, тем самым вынужденного использовать язык, отличающийся от вашего. Слишком уж часто старый язык больше не понимают или понимают неправильно. Если я вынужден сделать смысл христианского послания понятным пациенты, то должен переводить его с комментарием. На самом деле, это одна из практических целей моей психологии или, скорее, психотерапии. Теолог едва ли согласился бы с этим, хотя св. Павел сам говорил по-гречески с греками, и его, вероятно, не остановил бы даже запрет главы иерусалимской общины.
Я беру на себя смелость отправить вам книгу Aion, из которой вы увидите, что имеете дело с еретиком и можете обжечь пальцы. Я хотел бы избавить вас от этого, ведь вы можете помочь многим людям даже без современной психологии. Могу лишь пожелать всяких успехов вашему начинанию, поскольку я прекрасно понимаю его, хотя внешние этого не видят. Для большинства людей моя христианская точка зрения остается неявной, а из-за странности моего языка и непостижимости моих интересов вокруг меня оставляют свободное пространство.
С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Эттальское аббатство, Бавария.
1. Монастырский орден св. Бенедикта Нурсийского, бенедиктинцы, или черные монахи.
2. Термин luxmoderna, новый свет, появляется, например, в алхимической компиляции Иоганна Даниила Милиуса Philisophiareformata (1622), p. 244. См. Mysterium Coniunctionis, CW 14, par. 718 & n. 143.
Э.В. Тенни, 23 февраля 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой доктор Тенни,
Мне было очень приятно получить от вас письмо. Я часто думал, как вы там, как вы переварили все те сложные вещи, которые поглотили в Цюрихе. Из вашего письма я вижу, что процесс усвоения продвинулся далеко вперед, что весьма удовлетворительно. Я не возражаю против выдержек из записей на семинаре, но должен предупредить, что никогда не пересматривал их и не исправлял мелкие ошибки всякого рода, которые встречаются повсюду. Кроме того, я полагаю, что вы не будете цитировать их в печати без особого разрешения. Что касается ваших вопросов:
1. Говорение языками (глоссолалия)[1] наблюдается в случаях ekstasis (= abaissementduniveaumental, доминирования бессознательного). Вероятно, странность бессознательных содержаний, еще не интегрированных в сознание, требует равно странного языка. Как она требует странных рисунков неслыханного характера, точно так же традиционно ожидается, что духовное демоническое внушение проявляется либо в религиозном, либо ином непонятном языке. По этой же причине первобытные и цивилизованные люди до сих до сих пор пользуются архаичными формами языка в ритуальных случаях (санскрит в Индии, древний коптский в Коптской церкви, старославянский в греко-православной церкви, латинский в католической церкви и средневековый немецкий или английский в протестантской церкви). Есть также сообщения о медиумах, которые говорят на иностранных языках, которые им в сознании неизвестны. Теодор Флурнуа в Женеве сообщал о таком случае,[2] где показал, что это был криптомнезический санскрит, который медиум подхватил в санскритской грамматике, о существовании которой никто не подозревал. Крайне трудно установить подлинность таких случаев из-за криптомнезии.
2. Функция исцеления не обязательно характерна для индивидуации; она сама по себе. Она также действует не только через перенос; это фрейдистский предрассудок. Очевидно, что исцеление предполагает особый род и способность понимания и сострадания.
3. Визуальные образы в процессе анализа преимущественно встречаются у людей визуального типа. То, как бессознательное проявляется, сильно зависит от вашего функционального типа. Оно может проявиться самыми неожиданными путями. Ваша история о католических священниках прелестна;[3] они очевидно защищались от дьявола, когда он вкрадывался в то, что вы говорили. Если вы обсуждаете религиозные проблемы и приводите психологическую точку зрения, то постоянно сталкиваетесь с конкретностью религиозной веры. Вы знаете, что Дева была взята на Небеса, и в это нужно верить конкретно, хотя ни один теолог не смог мне объяснить, была ли она взята в рубашке и другой одежде или обнаженной, и что тогда случилось с ее платьем: оно тоже стало вечным, или что случилось с микробами, которые есть в каждом человеческом теле: они тоже стали бессмертными? Видите ли, психология учитывает все подобные еретические аспекты, тогда как верующие в конкретную истину никогда о таких вещах не думают.
Вы вполне правы, что не нашли никакой организации, вещи всегда становятся негибкими.
Я очень рад, что Time выпустили приличную статью;[4] я боялся, что они сделают из нее карикатуру, как обычно бывает.
Другой аспект этой конкретности — это негибкость схоластической философии, от которой отец Виктор Уайт увиливает, как может. Он прежде всего честный и искренний человек, который не может не признавать важность психологии, но проблема в том, что он впадает от этого в большую тревогу. Аналитическая психология, к сожалению, прямо затрагивает уязвимое место церкви, а именно, несостоятельную конкретность ее верований и силлогистический характер философии томизма. Это, конечно, ужасающая помеха, но (можно сказать, к счастью) люди не осознает сталкивающихся противоречий. Отец Уайт, однако, ни в коем случае не бессознателен в отношении этих столкновений; для него это серьезная личная проблема. Но то же самое с протестантизмом: здесь та же проблема между конкретной или историчной верой и символическим пониманием. Можно даже сказать, что это проблема нашего времени — способен ли ум развить себя так, чтобы понять символическую точку зрения или нет.
Недавно у меня была переписка с Аптоном Синклером; он собирается опубликовать мое последнее письмо в New Republic.[5] Прочитав его, вы увидите, как я пытаюсь постепенно ввести символическую точку зрения в рационалистический подход.
Теперь, думаю, я ответил на ваши основные вопросы. Мои наилучшие пожелания миссис Тенни,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Ph.D., аналитический психолог, профессор философии в государственном колледже Фресно (Калифорния).
1. Этот отрывок о глоссолалии («говорении языками») опубликован в Morton T. Kelsey, Tongue Speaking, An Experiment in Spiritual Experiences (1964).
2. Theodore Flournoy, From India to the Planet Mars (1900). Юнг читал эту книгу в оригинале на французском в ранние годы в Бургхольцли и убедил Флурнуа разрешить перевести ее на немецкий. См. Jung and Jaffe, Erinnerungen, Träume, Gedanken, p. 378 (нет в Memories).
3. Два римско-католических священника закрыли глаза и молились во время лекции о «Психологии и религии».
4. Time (New York, LXV:7, 14 Feb. 1955) опубликовал длинную статью под названием «The Old Wise Man» (pp. 62-68) с изображением Юнга на обложке, «Psychiatrist Carl Jung».
5. См. Синклер, 7 янв. и 20 янв. 55 г.
Адольфу Келлеру, 25 февраля 1955 г.
Дорогой друг,
Было очень любезно с вашей стороны озаботиться и так пространно отреагировать на статью в Time. Ваша интерпретация моего странного облика великолепна.[1] Фотограф, который мучительно утомил меня своими экспозициями, должно быть, поймал меня в момент задумчивости, когда я погрузился в мысли. Мои мысли об «этом мире» не были приятными, да и сейчас не таковы. Стремление бессознательного к массовому убийству в глобальном масштабе не самая радующая перспектива. Переходы между эонами, похоже, всегда были меланхоличными и отчаянными временами, как, например, было во времена падения Древнего царства в Египте («Диалог уставшего человека со своей душой»)[2] между Тельцом и Овном, или меланхолией эры Августа между Овном и Рыбами. А теперь мы движемся к Водолею, о котором Сивиллины книги говорят: Luciferi viers accendit Aquarius acres (Водолей воспламеняет дикие силы Люцифера).[3] И мы только в самом начале этого апокалиптического развития! Уже я, дважды прадедушка, вижу подрастающими те отдаленные поколения, которые, после того, как нас не станет, проведут жизнь в этой тьме. Я бы обвинил себя в старческом пессимизме, если бы не знал, что водородная бомба лежит наготове — и это факт, в котором, к сожалению, больше нельзя сомневаться. Нужен только Герострат[4] в Кремле, чтобы нажать на кнопку. А если нам повезет спастись от этого, как насчет проблемы перенаселения?
С наилучшими пожеланиями, Юнг
□ (Письмо написано от руки.)
1. О фотографии, опубликованной в Time (см. предыдущее письмо, прим. 4), см. pl. II.
2. См. Клинковстрём, 2 сент. 53 г., прим. 2.
3. Так называемые Сивиллины оракулы, собрание апокалиптических сочинений, написанных греческим гекзаметром, составленное евреями в дохристианскую и раннехристианскую эру, преимущественно в целях пропаганды, и христианами в подражание языческим Сивиллиным книгам. Это цитата из латинского перевода Oracula Sibyllina (Amsterdam, 1689; в библиотеке Юнга).
4. См. Пфеффлин, 22 мар. 51 г., прим. 4.
Аптону Синклеру, 25 февраля 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Синклер,
Спасибо большое за все, что вы прислали! Вы действительно поразительно плодовиты. Я прочитал вашу драму[1] Меня не мог не тронуть человечный аспект этой ужасной проблемы. На нее действительно нет другого ответа, кроме самоубийства. Дело в том, что эти изобретения — урановая и водородная бомбы — созданы человеческим умом, спровоцированы великим геноцидом, который планирует бессознательное, чтобы скомпенсировать непрерывное и неизбежное увеличение населения, которое в конечном счете должно привести к гигантским катастрофам, если не вмешаются чудесные и непредвиденные изобретения. Но даже тогда столкновение будет только отложено. Это Дамоклов меч, подвешенный над нашими головами на тонкой ниточке. Ваша драма — это определенно удар, который сбивает с ног, по крайней мере, в случае наивного зрителя вроде меня, о литературной некомпетентности которого я должен вас предупредить.
Я читал ваше письмо в Time[2] и добавил — с вашего разрешения — некоторые исторические детали.
Спасибо вам за копию Time![3] А. Келлер был вдохновлен моим портретом. Не стоит и говорить, что я сам не знаю себя с этой стороны. Фотограф, должно быть, поймал что-то во мне.
Я также благодарю вас за интересную Mental Radio.[4] Всякий раз такие сообщения для меня напоминание о том факте, что наша психика обладает аспектом, опровергающим пространство и время, а также, между прочим, каузальность, и именно этого наши парапсихологи не понимают.
Ваша идея о феминистском перевороте на Небесах крайне забавна. Между прочим, по этой причине, а именно, Assumptio B.V. Mariae, я наслаждаюсь относительно недавней прессой с католической стороны, тогда как обычно получаю вещи вроде тех, что прислали вы. Некомпетентные и глубоко невежественные обозреватели не принимают меня всерьез. В среднем я получаю только плохие отзывы, и это должно убеждать меня, что я пишу довольно неплохие вещи. Иногда в это трудно поверить. Однако с той же почтой я получил довольно неплохой обзор Психологии и алхимии от американца, мистера Сайкса.[5] Он связан с Зальцбургом и местной Американской школой. Но, к счастью, судя по удовлетворительным продажам, публика не прислушивается к такой неадекватной критике.
Вы правы, с догматом об Успении бессознательное «забурлило в Церкви», поскольку Женщина ее (бессознательный) представитель на земле.
Что касается «Enemy in the Mouth»,[6] можно попробовать Bollingen Press. (…) Дайте знать, и я порекомендую ее Баррету. Алкоголизм — это ужасная угроза нации. Посмотрите на Францию!
Мой Ответ Иову был отправлен Bollingen Press английским издателям,[7] поскольку они, очевидно, боялись чего-то вроде «антиамериканской деятельности»[8] и, вероятно, утраты престижа. Это книга для немногих, но — боюсь — многие могут прочитать и понять ее неправильно. Но даже в таком случае я получаю самые восторженные письма, хотя, почти без исключения, от простых людей. Похоже, они главные читатели моих книг.
Не дразните себя — меня едва ли почитают, но вы гораздо лучше известны в США, чем я. Пожалуйста, не смущайтесь моей книжкой. Она медленно встанет на свой путь, как и вся остальная моя работа. Управитель моего рождения, старик Сатурн, так замедлил процесс взросления, что я стал осознавать собственные идеи только в начале второй половины жизни, т. е. именно в 36 лет.[9] Прошу прощения за старые астрологические метафоры. «Астрология» — это одно из тех «случайных явлений», стертых с лица земли идолом усреднения, которого каждый считает реальным, тогда как он есть чистая абстракция. Вскоре моя небольшая книга, которую я опубликовал вместе с профессором В. Паули, выйдет в Англии.[10] Она шокирует еще сильнее Иова, но на этот раз ученого, а не теолога. Она посвящена «случайным явлениям» экстрасенсорного восприятия, особенно теории, и это мой вклад в книгу. Работа Паули посвящена роли, которую архетип играет в формировании некоторых научных представлений. Реакция публики будет еще хуже, чем в случае с Иовом.
То, как реагирует научный мир, сильно напоминает мне те отдаленные времена, когда я один стоял за Фрейда против мира, ослепленного предрассудками, и с тех пор я постоянно был объектом клеветы, раздражения и презрения, хотя заслужил и восхищение, что парадоксально, от университетов (среди них Оксфорд и Гарвард).[11] Не осмелюсь полагать, что они не знали, что делали. Так кто прав, мои критики или академики? Тем временем, я могу сказать вместе с Шопегауэром (судьба которого была еще хуже: первое издание его работы было продано в количестве 1 копии![12]): legoretlegar![13]
Простите, что отнял ваше время этими личными излияниями. Я только хотел объяснить, почему воспринимаю дурную критику как должное, тогда как благосклонный отзыв – это редкое исключение, и потому непредсказуемое «случайное явление».
В надежде, что я ответил на каждый пункт вашего письма, остаюсь,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. «Доктор Фист», современная история о Фаусте, в которой доктор Фист, врач, открывает атомную бомбу после заключения соглашения с Главным Комиссаром Ада, Мефисто. В конце доктор Фист совершает самоубийство, и дьявол забирает его душу. Пьеса не была опубликована и доступна только в рукописи, как суфлерский экземпляр, в Театральной коллекции Нью-Йоркской публичной библиотеки в Центре Линкольна.
2. Time (LXV:10, 7 Mar. 1955). С. Указывал, что Фрейд не может быть назван «первооткрывателем» бессознательного, поскольку о нем было написано много книг и до Фрейда. Письмо было ответом на утверждение в статье о Юнге в Time, цитированном в Тенни, 23 фев. 55 г., прим. 4.
3. Ibid.
4. Pasadena and New York, 1930.
5. См. Сайкс, 21 нояб. 55 г., прим. □.
6. Рукопись «Enemy in the Mouth» была опубликована как The Cup of Fury (Great Neck, New York, 1956; та же фирма, которая опубликовала ОтветИову). Это исследование разрушительного воздействия алкоголизма, проиллюстрированное историями восьми алкоголиков, половина из них хорошо известные писатели.
7. См. Пристли, 8 нояб. 54 г., прим. 2.
8. Путаница с охотой на ведьм, развязанной Постоянным подкомитетом по расследованиям сенатора Джозефа Маккарти.
9. Оригинальная версия Символов трансформации появилась в 1911/12 гг. и отметила начало разрыва с Фрейдом. Начало второй половины жизни часто отмечено поворотным моментом. См. «The Stages of Life», CW 8, par. 773.
10. The Interpretation of Nature and the Psyche (1955). Часть Юнга, эссе о синхронистичности, в CW 8.
11. Юнг, среди прочих, получил почетную степень Гарварда в 1936 году, а от Оксфорда в 1938 году. См. Кюнцли, 4 фев. 43 г.
12. Первое издание Мира как воли и представления.
13. «Меня читают и будут читать».
Манфреду Блейлеру, 23 марта 1955 г.
Дорогой коллега,
Искренне благодарю за любезное приглашение выступить о шизофрении на Международном конгрессе по психиатрии.[1] Прочитать такую лекцию действительно было бы большим удовольствием, не говоря уже о чести. К сожалению, я стал таким древним, что это было бы слишком трудным предприятием. Я больше не подхожу для чтения лекций, и потому вынужден отклонить вашу просьбу. Я делаю это с глубочайшим сожалением, ведь теперь около 50 лет, как я впервые указал на психологию болезни, которая впоследствии стала известна как Dementia praecox.[2] Иногда я сам себе кажусь анахронизмом. Снова благодарю вас,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. Второй международный конгресс по психиатрии должен был пройти в Цюрихе, в сент. 1957 г. По получении отказа Юнга Б. предложил отправить работу, «подводящую итог вашей работе над шизофренией как первопроходца». Это предложение было принято, и работа Юнга “Schizophrenia” (CW 3) была зачитана его внуком, доктор Дитером Бауманом.
2. “The Psychology of Dementia Praecox” (orig. 1907), CW 3.
Эвелин Торн, 23 марта 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогая мисс Торн,
Спасибо вам за интересное письмо. Могу подтвердить ваше наблюдение[1] на собственном опыте. Снова и снова я замечал, что, когда я занят особой мыслью или уединенной работой, эта тема появлялась в газетных статьях или письмах от незнакомцев, словно о ней вещали повсюду. Иногда эти наблюдения были такими поразительным, что я сам думал о возможности, что это случай синхронистичности. Но ваше наблюдение о цветах, которые носят люди в толпе, показывает, что это, должно быть, явление накопления в случайных последовательностях. Его легко можно наблюдать, если следить за движением на дорогах, если оно не непрерывное. Вы заметите, что машины или пешеходы имеют заметную склонность к не периодичным скоплениями, перемежаемым одиночными пассажирами или машинами. Эти явления накопления – просто случайные совпадения. Потому следует считать совпадение тем в рукописях или газетных статьях прежде всего как простые случайности, хотя и с определенной умственной осторожностью. Во времена Иммануила Канта было немало философов со схожим складом ума, а во времена Чарльза Дарвина было по крайней мере три человека, излагавших похожие идеи независимо друг от друга. В таких случаях возникает искушение подумать об особом Zeitgeist, действующем тайно и подталкивающем некоторых полезных индивидуумов.
К сожалению, эту гипотезу трудно доказать, хотя мне кажется, что последнее явление где-то на полдороге между простыми случайными совпадениями и положительными синхронистичностями.
Кстати, мое эссе о синхронистичности вскоре будет опубликовано в английском переводе в Bollingen Press. С благодарностью, остаюсь
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Лейк Комо, Флорида.
1. Т. сообщала, что со своей подругой, обе редакторы небольших журналов, заметила, что в определенные периоды они получали рассказы с поразительно похожими сюжетами и персонажами. Они сочли это проявлением синхронистичности.
Сильвестру Шёнингу, 24 марта 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Шёнинг,
На ваш вопрос трудно ответить, поскольку томистская философия покоится на метафизической основе, а психология бессознательного на эмпирическом основании. Из многих бесед с теологами я узнал, что величайшая трудность в обсуждении этого вопроса заключается в разнице в pointdedepart. Теолог начинает с философских концепций, которые практически никак не связаны с чисто номиналистскими представления эмпирика. Теологические термины содержат то, что называют, эмпирические термины – это просто ярлыки, и они не содержат то, что называют. Эмпирический акцент лежит на фактах, а имена значат очень мало; кроме того, гипотезы значит столь же мало, поскольку их легко изменить на лучшую точку зрения. Единственная возможность дискуссии, как мне видится, заключается в сравнении некоторых томистских утверждений с утверждениями эмпирической психологии. Если вы сможете прибыть в Цюрих в начале мая, то у вас будет возможность встретиться с доминиканским священником отцом Виктором Уайтом, который будет давать курс лекций в Институте К.Г. Юнга. Я проделал с ним множество таких сравнений, и он прекрасно знает мою психологию, так что, если вам удастся с ним поговорить, это окажется для вас чрезвычайно важно. Если вы будете в Цюрихе, я готов встретиться с вами и говорить на эту тему, но вы не должны забывать, что мои знания в томистской философии практически нулевые, поскольку я посвятил все мое свободное время изучению фактов, а не мнений.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Студент-теолог из Инсбрука.
Отцу Лукасу Менцу, 28 марта 1955 г.
Дорогой отец Лукас,
Большое спасибо за ваше любезное и познавательное письмо. Оно дает мне бесценную возможность хоть мельком взглянуть на процесс становления целостным и святым. По пути назад в историю человечества[1] мы интегрируем многое, что нам принадлежит и, глубоко внутри, также что-то от брата нашего животного, которое на самом деле более свято, чем мы, потому что не может отклониться от божественной воли, в него вложенной, ведь его темное сознание не предлагает других путей. На этом пути назад, где бы он ни начался, если только пройден с искренностью, мы попадаем в огонь или, как сказано в логии, приближаемся к нему: «Возле меня как возле огня. Тот, кто далек от меня, далек от Царства».[2]
«Приручение зверя», как вы это называете, действительно долгий процесс и совпадает с разрушением эгоизма. То, что вы называете «бессамостностью», я называю «становление самостью»: то, что прежде казалось «эго», возносится в большее измерение, которое уменьшает и окружает меня со всех сторон, и которое я не могу постигнуть в целости. В этой связи вы, как и я, верно цитируете Павла,[3] который выражает тот же опыт.
Такой опыт – это божественный дар, с одной стороны, так как его не обрести nisiDeoconcedente [кроме как Божьим соизволением – лат.] С другой стороны, он даруется только если мы откажемся от эго как высшего авторитета и полностью подчиним себя воле Божьей.
Вы сами чувствуете необходимость определения «совершенства». Вы определяете его как «полное раскрытие природы на уровне святости, порожденной подчинением Богу». Поскольку Бог – это само единство, само единое и святое, человек обретает свое единство только в Боге, то есть, само-целостности, которая, в свою очередь, обретается подчинением воле Божьей. Поскольку человек в состоянии целостности и святости далек от всякого «совершенства», новозаветное τέλειυς[4] определенно должно переводиться как «целостный». Для меня состояние человеческого единства – это состояние «целостности», а не «совершенства», и этого выражения, как и «святости», я стараюсь избегать.
Вы описываете эго (после «приручения зверя») как «полное обладание собой». Здесь я бы сказал, что сопротивление, идущее из психических глубин, прекращается, если мы можем отказаться от своего эгоизма, и самость (сознание + бессознательное) принимает нас в свое большее измерение, где мы «едины», и из-за нашего относительно единства мы близки к тому подлинно единому, что и есть Бог. (Это обсуждается в главах IV и V в Aion). Потому я бы сказал, что Бог тогда «полностью обладает эго и мной», чем подчеркивать силу эго.
Не знаю, допустимо ли с нашим невежеством думать о вещах божественных. Я нахожу, что все мои мысли кружатся вокруг Бога, как планеты вокруг солнца, и он неодолимо их привлекает. Я посчитал бы гнуснейшим грехом сопротивляться этой принуждающей силе. Я чувствую волю Божью в том, что я должен проявлять дар мышления, которым был награжден. Так я ставлю свое мышление на службу ему и вступаю в конфликт с традиционным учением, прежде всего с учением о privatioboni. Опять-таки, я тщетно спрашивал теологов, какие именно отношения у Яхве с Богом христиан, поскольку Яхве, хоть и страж справедливости и морали, сам несправедлив (отсюда Иов 16:19 и далее). И как это парадоксальное существо связано с Summum Bonum? Согласно Исайе 48:10-11 Яхве мучает человечество ради себя самого: “Propter me, propter me faciam!”[5] Это понятно в терминах его парадоксальной природы, но не в терминах Summum Bonum, которое по определению уже имеет все, что нужно для своего совершенства. Потому оно не нуждается в человеке, в отличие от Яхве. Я должен поставить под вопрос учение о Summum Bonum, потому что не-существование зла лишает его всякой субстанциональности и оставляет только благо или ничего вообще, которое, поскольку оно ничто, также ни на что и не влияет, т.е. н может вызвать и слабейшего злого импульса. И поскольку оно ничто, оно не может исходить и из человека. Более того, дьявол был тут до человека и определенно был не благим. Но дьявол – это не ничто. Таким образом, противоположность блага – это не ничто, а равно реальное зло.
Глубины психики, бессознательное, созданы не человеком, но обладают божественно созданной природой, которую человек ни в коем случае не должен оскорблять, хотя она и вызывает у него величайшие трудности. Этот огонь, «испытывающий» нас в «горниле страдания» — это, согласно Исайе 48:10, сама божественная воля, т.е. воля Яхве, который нуждается в человеке. На помощь призываются понимание и воля человека, и они могут помочь, но не должны притворяться, что измерили глубины духа и погасили огонь, горящий внутри него. Мы можем только надеяться, что Бог в милости своей не вынудит нас идти глубже и оказаться пожранными огнем.[6]
Вы, очевидно, предложили ему достаточную жертву, выстояв в его огне, пока эгоизм не покорился. В реальности ваше эго ни в коем случае не обладает собой, но практически сводится в прах, так что вы становитесь способны на определенную меру неэгоистичной любви. Вы действительно могли бы возрадоваться этому, если ваша «радость» не вступала в плотный конфликт со страданием мира и ближних. Даже Искупитель на Кресте не издал радостного крика, несмотря на то, что ему приписывают полное преодоление мира и себя. «Объект» (как вы говорите), т.е. человек, который не знает, что воспламенил в вас любовь, чувствует себя не любимым, а униженным, поскольку он стал субъектом или целью вашего психического состояния, в котором он сам не участвует. Такая любовь ко мне оставит меня холодным. Но вы сами говорите, что человек – это в то же самое время другой. Тогда его страдание затронет и вас и отвлечет от радости. Но когда вы продолжаете со словами, что вам «больше не нужно Творение», то даете своему ближнему (который тоже часть Творения) понять, что он для вас излишен, хотя вы «радостно приветствуете Бога через него».
Каждому, кто что-то преодолел или лишился какой-то привязанности, на долю выпадает в той же мере нести ноши других людей. Обычно они так тяжелы, что всякие крики радости умирают на устах. Такой человек радуется, что может хоть перевести дыхание время от времени.
Несмотря на то, что я согласен с вами в процессе «становления единым и святым», или индивидуации, я не могу подписаться под вашими утверждениями об «эго, полностью владеющем собой» и ни с кем не связанной вселенской любви, хотя они приводят вас опасно близко к идеалу йоги: нирдвандва (свободный от противоположностей). Я знаю, эти моменты освобождения являются как вспышки в процессе, но я гашу их, потому что всегда в такой момент чувствую, что отбросил груз человечности, и он снова свалится на меня с удвоенной тяжестью.
Вам не нужно менять свою точку зрения, чтобы обрети знание архетипов. Вы прямо среди них, даже если вам приходится встать в положение отца исповедника, который сказал студенту, пришедшему к нему за советом об изучении психологии: «Не изучай ничего, что тебя беспокоит».
Поскольку мы еще не достигли состояния вечного блаженства, мы все еще подвешены на Кресте между восхождением и нисхождением, не только ради себя, но и ради Бога и человечества. С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. М. писал, что для него процесс обретения святости был путешествием через всю историю человечества, назад, к Адаму.
2. James, The Apocryphal New Testament, p. 35.
3. «…ибо Им мы живем и движемся и существуем» (Деян. 17:28).
4. См. Мф. 5:48: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный». Разница между совершенством и целостностью играет важную роль в психологии Юнга. PsychologyandAlchemy, CW 12, par. 208: «…жизнь требует не совершенства, а целостности». См. также Aion, CW I, ii, pars. 123, 333.
5. Ис. 48:11: «Ради Себя, ради Себя Самого делаю это».
6. Большая часть этого абзаца цитируется в Jaffe, TheMythofMeaning (orig. 1969; tr. 1971), p. 120.
Отцу Виктору Уайту, 2 апреля 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой Виктор,
Спасибо за ваше письмо и критику, в нем содержащуюся.[1] Пока вы не отождествляетесь с ангелом мщения, я чувствую вашу человечность и могу сказать, что мне действительно жаль своих проступков, и я мучаюсь о Господнем промысле о бедных антропоидах, которые должны были иметь мозг, позволяющий мыслить критически. Как я благодарен вам за тот факт, что вы призываете меня к порядку, и ваше суждение – верное или нет – не щадит меня, так, я полагаю, Бог прислушается к смертному голосу, как Он прислушался к Иову, когда этот мелкий измученный червь жаловался о Его парадоксальной, аморальной природе. Как Иов возвысил свой голос, чтобы каждый его слышал, так и я пришел к заключению, что лучше рискнуть своей шкурой и сделать худшее или лучшее, чтобы потрясти бессознательность своих современников, чем по своей халатности позволять вещам катиться к нависающей мировой катастрофе. Человек должен знать, что он худший враг человека, как и Бог должен был узнать от Иова о собственной противоречивой природе. Очевидно, что ангел Божий (не обладающий собственной волей) хотел биться с Иаковом и даже убить его, если бы тот не защитился. Бьюсь об заклад, что ангела неплохо отделали, пока он не сломал Иакову бедро. Бог определенно ожидал, что Иаков будет отвечать ему тем же. Я вполне уверен, что случай с Иовом был таким же. Вообще говоря, на моей стороне авторитет Библии: (Исайя 48:10-11) «Вот, я расплавил тебя, но не с серебром; я выбрал тебя в горниле страдания. Ради Себя, ради Себя Самого делаю это».[2]
Следует ли мне держать свет такого озарения «под сосудом»? В мирных и безвредных обстоятельствах было бы очень не мудро moverequieta.[3] Но в наше время на кону стоит все, и не стоит беспокоиться из-за небольшого возмущения, которое я вызвал. Это лишь укус блохи на безмерном теле христианского мира. Если я помешал спокойствию ума серьезных теологов, мне очень жаль, но я правда не понимаю, почему их сон лучше моего. У них нет никакой прерогативы прятаться от великого ветра мира и оставлять неприятные вещи за собой. На днях я получил письмо от изучающего (католическую) теологию, который просил у своего directeurdeconscience совета, изучать ли современную психологию. Благочестивый отец очень уместно сказал: «Не изучай то, что тебя беспокоит!» Боюсь, это характерно.
Вам следует радоваться, что кто-то вообще думает о Боге. Апостолы и ранние отцы Церкви вели непростую жизни, и тем более ни один христианин не должен отправляться спать в спокойном местечке. Посмотрите на мир – он весь к чертям разорван сверху донизу, и точно так же человек в нашу инфернальную эпоху. Я достаточно долго медлил и сопротивлялся, пока не настроился сказать то, что думаю. Мир в Церкви – это одно, а беспокойство о нынешних временах – другое. Я спрашивал четверых теологов (прот.) о современной позиции Церкви по отношению к вопросу: тот же Бог в Новом Завете, что и в Ветхом? Двое вообще не ответили. Один сказал, что в последние 30 лет теологическая литература не говорит о Боге вообще. Последний сказал: «На ваш вопрос легко ответить. Яхве – это просто архаичные представления о Боге по сравнению с идеями НЗ». Я сказал: «Это как раз тот психологизм, в котором вы меня обвиняете. Когда вам удобно, Бог внезапно становится всего лишь представлением, но, когда вы проповедуете о Нем, это абсолютная истина». Что он сказал? Ничего. Старый отец-иезуит Николай Кузанский давал лучший ответ: в ВЗ Бог был подобен разъяренному единорогу, но в ВЗ он превратился в Бога любви, побежденного любовью чистой девы, найдя, наконец, покой в ее руках.[4] Это, по крайней мере, ответ. Это даже глубокий ответ, показывающий важность человека в божественной драме воплощения. Очевидно, она началась, когда Бог принял личность (в противоположность всем остальным богам), т.е. конечность. Это был первый акт kenosis на пути воплощения. Это «Ответ Иову»: он должен был перестать становиться жертвой неосознанных противоположностей.
Вы ничего не теряете и даже ничего не обретаете, раздумывая над такими мыслями. Это затрагивает вашу церковную позицию, но не больше, чем возмущает мою научную. Папа, нарушивший апостольский авторитет и теологическое сопротивление собственного клира, тоже свое получил. После AdCaeliReginam он снова заболел. Должно быть, у него внутри был конфликт, быть Папой, с одной стороны, и быть религиозным новатором, с другой. Ему следовало пожалеть свой клир, который не мог согласиться с новым догматом?
У меня нет папского авторитета, только честный здравый смысл и нет власти, кроме согласия нескольких мыслящих людей. Поскольку вы относитесь не только исключительно к Церкви, но и к человечеству, не в интересах Церкви, если вы не воздаете должное нашему времени. Даже Папа по-своему воздал.
Ваше солнце в Весах требует нерушимого равновесия. Вы обретаете его, только когда каждая сторона несет равный вес. Христос распят между одной, ведущей вверх, и другой, ведущей вниз, т.е. между противоположностей. Так что не пытайтесь избежать своей судьбы, «написанной в звездах». Я знаю, это ошибка людей-Весов: они боятся всего, нарушающего равновесие. Но обрести его они могут только «изучая то, что их беспокоит».
Ваша критика моих мотивов относительно Иова[5] попросту несправедлива, и вы это знаете. Это выражение умственной муки, которую вам пришлось претерпеть в США – и в Европе. Никто не сочувствует вашим затруднениям больше, чем я, поскольку больше 50 лет тяжелой работы снаружи и разодранная завеса внутри кое-чему меня научили. Выбрав жизнь монаха, вы отделились от этого мира и предоставили себя вечным огням другого. Где-то вам придется платить, либо человеку, либо Богу, и в конце концов вы обнаружите, что оба вас обсчитали. В этой жестокой подвешенности вы обнаружите, что искупление можно найти только посредине, в центре вашей самости, которая как с Богом, так и против него; с ним – в той мере, в какой Бог желает вас; против – в той мере, в какой люциферианская автономия человека существует вне Бога. Это, на самом деле, продукт противоположностей в Боге. Именно этой проблеме посвящен Иов, и вот почему Иов призывает помощь Бога против Бога. Было бы огромной ошибкой думать, что можно проскользнуть такое испытание без самых яростных эмоций. Вы сами глубоко эмоциональны на этот счет и никого не заставите поверить, что не проходите через ад страданий. Нет утешения и нет утоления нигде, кроме как в подчинении и принятии самости, или назовите ее Богом, страдающим в Собственном творении. “Excoxi te … et elegi te in camino paupertatis. Propter Me, propter Me faciam” (Исайя 48:10-11).
Моя психология, к сожалению, пытается быть честной. Это действительно тяжелый путь, не легкое утешение и не наркотик. Всякий, соприкасающийся с ней всерьез, заметит темную сторону и прочувствует ее. Конечно, я никогда не буду скрывать истину, какой вижу ее. Церковь может счесть ее одним из дьявольских искушений мира, а мир осудит за глупость. Я буду придерживаться своего убеждения, что мой Ответ Иову – это прямое применение моих психологических принципов к некоторым центральным проблемам нашей религии. Берите или уходите. Более того, они будут делать, что им заблагорассудится, не спрашивая меня.
Некоторым образом, я могу позволить себе независимость, но вполне осознаю, что есть много других людей, которые не могут поступать так же, не ставя под удар свое социальное существование. Они должны жить, а для этого должны защищаться, как только могут. Если бы я не мог вести независимую жизнь, мне пришлось бы быть гораздо более осторожным в выражении своих мнений и многое сделать иначе, например, я бы не подставил свою шею за Фрейда, который был моей первой неосторожностью. Primumviverenecesseest, deindephilosophare[6] – это жестокое правило для всякого, кто кормится с учреждения, оказывающего услуги. Только вольнонаемный может рискнуть сказать что-то выходящее за рамки общепринятого и тем причинить себе неудобства, не рискуя самим существованием.
Потому я вполне понимаю вашу критичную вспышку, но позвольте, тем не менее, обратить ваше внимание на тот факт, что все мученики вашей Церкви вели себя крайне немудро в этом отношении. В своей личной жизни я обнаружил, что подлинный христианин не покоится на розах, он предназначен не для мира и спокойствия ума, а для войны. И снова я глубоко осознаю, что не каждый по своей природе такой воинственный, как я, хотя я достиг – Deocondendente – некоторого состояния внутреннего мира, заплатив за это довольно неприятным состоянием войны снаружи. Но даже если человек мирной природы достиг определенного высокого уровня сознания, он не сможет избежать яростного конфликта противоположностей в своей душе, так как Бог хочет соединить Свои противоположности в человеке. Как только установится более честное и более целостное сознание, вышедшее за рамки коллективного уровня, человек больше не замкнут в себе, а становится инструментом Бога, и это действительно так, это не шутка. Я не создавал этого мира и не помещал в него человеческую душу. Это Его работа и Его ответственность, и нет судьи над Ним. Вот почему история начинается с Иова на человеческом уровне и принятия личности на божественном. Можно, как Иов, жаловаться об этом, но это тщетно. Такова жизнь. Если суматоха и мучения становятся слишком большими, остается единство самости, божественная искра в своих нерушимых границах, предлагающая неземной мир. Пожалуйста, потратьте еще несколько часов на чтение Ответа Иову, держа в памяти этот комментарий, и посмотрим, сможете ли вы дальше придерживаться той идеи, что это лишь случай хандры. Разве нельзя отнести эту характеристику и к вашему дурному настрою?
Когда вы прибудете в Цюрих, я уже буду в Боллингене; но когда мы вернемся в середине мая, я бы хотел, чтобы вы остались с нами в Кюснахте.[7]
Сердечно ваш, К.Г.
1. У. написал письмо 17 марта на борту Королевы Марии, возвращаясь из Калифорнии. Он признался, что был озадачен от того, что Юнг был сбит с толку цитатой из Фомы Аквинского (Уайт, 19 янв. 55 г., прим. 5), тем показав, что дискуссия о privatioboni зашла в безнадежный тупик. Незадолго перед этим он опубликовал крайне критичный отзыв на «Ответ Иову» в Blackfriars (Oxford), March, 1955; пересмотренная версия появилась в его работе SoulandPsyche (1960), Appendix V: “Jung on Job”. Он ссылается на этот отзыв в своем письме, говоря: «Я действительно очень боюсь, что вы сочтете его непростительным». Но продолжает: «Я просто не понимаю, в чем цель публикации такой вспышки [имея в виду книгу] … Я вижу в ней только вред, в не меньшей степени моим собственным попыткам сделать аналитическую психологию приемлемой и уважаемой католиками и другими христианами, которые в ней отчаянно нуждаются». Эта реакция, столь отличная от энтузиазма тремя годами ранее (Уайт, весна 1952 г., прим. 6) показывает тот разрыв, явившийся между двумя людьми, разрыв, который они оба глубоко и болезненно ощущали.
2. [В Синодальном переводе: «…но не как серебро; испытал тебя…» — прим. перев.]
3. См. Уайт, 10 апр. 54 г., прим. 24.
4. Эйзинга, 13 фев. 54 г., прим. 8.
5. У. укорял Юнга за публикацию этой «очистительной вспышки» и выставление «напоказ сварливой тени … такой непохожей на вас».
6. «Сначала нужно жить; затем философствовать».
7. До сих пор У. всегда оставался в Башне в Боллингене, где Юнг обычно принимал только близких друзей. Приглашение в Кюснахт, официальную резиденцию Юнга, было своего рода отпором.
Маркусу Фирцу, 5 апреля 1955 г.
Дорогой профессор Фирц,
Большое спасибо за любезно присланную работу о теории Исаака Ньютона об абсолютном пространстве.[1] Эта тема меня очень интересует, и я надеюсь, что моих умственных сил хватит, чтобы справиться с процессом мышления Ньютона.
Я собираюсь нанести визит вашей матери; чудесно, как она стойко выносит свою безнадежную болезнь.[2]
С благодарностью и наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. “Ueber den Ursprung und die Bedeutung der Lehre Isaac Newtons vom absoluten Raum”, Gesnerus (Aarau), II (1954).
2. Линда Фирц-Дэвид (см. Лангенеггер, 20 нояб. 30 г., прим. 1). Она умерла от рака в мае 1955 г.
Рональду Дж. Хортону, 22 апреля 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Хортон,
Возможность увидеть и насладиться изысканной красотой этого прекрасного образца греческой скульптуры[1] была настоящим даром, за который я вас благодарю.
Идентифицировать эту голову действительно непросто. Я не археолог и не могу компетентно рассудить в данном случае. Мой особый интерес кроме психиатрической работы заключается в исследованиях в области сравнительной психологии религиозного символизма.
Поверхностный взгляд на голову заставляет задумать об относительно поздней дате и вспомнить о митраистских дадофорах.[2] Но поскольку это очевидно образчик высочайшего греческого искусства, нужно идти дальше в прошлое. Эротический элемент, женская мягкость лица, особая укладка волос с одной стороны, и фригийский pileus[3], юношеская мужественность, с другой предполагают одного из рано умирающих сыновей-богов Ближнего Востока. Я думаю прежде всего об Аттисе, сыне и любовнике Кибелы. Он изображается с pileus. Он обладает, как и его аналоги, а именно, Адонис, Таммуз и германский Бальдр, всей грацией и очарованием обоих полов. В его лице есть что-то от спокойной красоты Деметры. (Параллель – это элевсинский Иакх.)[4] Поскольку культ Аттиса довольно древний, есть некоторая вероятность, что это раннее изображение Аттиса.
Это примерно все, что я могу диагностировать по голове и ее подлинно чарующей красоте. Во всяком случае, она идеально выражает то чувство, которое азиатский грек испытывал, почитая Аттиса или одного из его эквивалентов, одного из pueriaeterni, радовавших мужчин и женщин и умиравших рано с цветами весны.
Можно мне оставить хотя бы одно фото? Они глубоко захватили мою фантазию.[5]
Мне очень жаль давать вам такой скудный и неуверенный ответ.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Лондон.
1. Х. отправил Юнгу фотографии греческой мраморной головы и спрашивал его мнение. Она воспроизведена в ManandHisSymbols (1964), p. 203.
2. Митра часто изображается между двумя мальчиками, или дадофорами, несущим факелы, одним поднятый, один опущенный. См. SymbolsofTransformation, Plate XXb.
3. Заостренная шляпа, которую унаследовали феи и гоблины.
4. Сын Деметры или Персефоны (дочери Деметры) и Диониса (с которым он иногда отождествляется); изображался празднующим Элевсинские мистерии с факелом в руке.
5. Юнг поставил фото в рамку и хранил на столе.
Отцу Раймонду Гости, 25 апреля 1955 г.
Дорогой отец,
К сожалению, не могу поблагодарить вас за присланную книгу.[1] Как вы знаете через отца Бруно,[2] вы критикуете меня, словно я философ. Но вы хорошо знаете, что я эмпирик, представления которого – как таковые – не имеют содержания, поскольку это просто nomina, которые могут быть изменены, если потребует соглашение о терминах. В прошлом я предоставил вам все возможности обсудить неясности. Вы так и не выступили со своей критикой.
У меня нет учения и философской системы, но я представил новые факты, которые вы аккуратно игнорируете. Это словно критиковать подписи на шкафах с коллекцией минералов, не глядя на их содержание. Не совсем ваша вина, что вы, похоже, не понимаете, почему психические факты, обозначаемые моими концепциями, обладают собственной автономией. Это эмпирический факт, который большинство людей в любом случае не понимают, потому что никогда не проходили через такой же опыт – что вполне понятно, поскольку они не обращают внимания на мой метод. Siparvalicetcomponeremagnis,[3] ситуация та же, что и с Галилеем, который обнаружил дотоле неизвестные луны Юпитера при помощи телескопа. Но никто не хотел в него смотреть. Потому у Юпитера не было лун. Символы мандалы, например, встречаются не только в Цюрихе, но и в Рио-де-Жанейро и Сан-Франциско, естественно, только психиатрами, которые подталкивают своих пациентов к рисованию. В счет идут факты, а не названия. Вы упускаете факты, а потом думаете, что название – это факт, и оттого приходите к бессмысленному заключению, что я принимаю идеи за материю, и потому «гностик». Гнозис – это ваша теологическая точка зрения, а не мой эмпиризм, о котором вы, очевидно, не имеете ни малейшего представления.
Я также должен выразить догадку, что могу оказаться несправедливым к вам лично, принимая вашу критику за искажение фактов. Вы, в конце концов, член Ордена, принцип которого: Quodoculisnostrisapparetalbum, nigrumillaessedefinierit, debemusitidem, quodnigrumsit, pronuntiare.[4] Потому ни в какой дискуссии нет личного оппонента, с которым можно прийти к согласию.
Преданный вам, К.Г. Юнг
□ Общество Иисуса, Лёвен. Это письмо опубликовано без выпусков по специальной просьбе Г.
1. Du Mythe a la religion (1955; tr. Religion and the Psychology of Jung, 1957).
2. Юнг выразил свою критику книги в письме от 22 дек. 54 г. отцу Бруно де Хесус-Марии (нет в этой подборке). Длинное письмо к Бруно есть в CW 18, pars. 1518ff. См. ниже, 20 нояб. 56 г.
3. [«Если можно сравнить малое с великим» – Вергилий, «Георгики», IV, 176. – прим. перев.]
4. «Нужно объявлять черным то, что кажется нашим глазам белым, если она [Церковь] назовет это черным», — Игнатий Лойола, Духовные упражнения, в 13-ом из «Правил единства Церкви».
Карлу Тиинсу, 25 апреля 1955 г.
Дорогой герр Тиинс,
Я бы с радостью исполнил вашу просьбу написать что-нибудь о литературе о Фаусте, если мой возраст не устанавливал бы строгие и, к сожалению, узкие границы моей работоспособности. Вторая часть Фауста сопровождала меня всю жизнь,[1] но только 20 лет назад до меня начали доходить некоторые вещи, особенно когда я прочитал Химическую свадьбу Христиана Розенкрейца, которую Гете тоже знал,[2] но, что интересно, не упоминал среди алхимической литературы в свои лейпцигские дни. Вот что часто бывает с книгами или впечатлениями, которые, пронзив верхний уровень сознания, погружаются в глубины психики и возвращаются на поверхность только гораздо позже в измененной форме, став свидетельством своего длительного воздействия. Насколько мы знаем, Гете пользовался только относительно поздней алхимической литературой, и исследование классических и раннесредневековых текстов впервые убедило меня, что Фауст I и II – это opusalchymicum в высшем смысле этого слова. Недавно Гете как алхимику была посвящена работа Рональда Д. Грея (GoethetheAlchemist. Cambridge, 1952), очевидно, под воздействием моих ссылок на эту тему. К сожалению, познания Грея в алхимии неполны, так что он упускает из вида предмет ее главных забот, таинство coniunctio, или «химической свадьбы», которое проходит через весь Фауст. Этой проблеме я посвятил отдельную работу – MysteriumConiunctionis, которая вскоре появится. В ней содержится все, что образует историческую основу Фауста, насколько она алхимическая. Эти корни идут очень глубоко и, как мне кажется, во многом объясняют нуминозное воздействие, которое исходит из «основной работы» Гете. Но для меня она настолько безгранична, что лучше я не буду говорить ничего вообще, так как невозможно даже указать на все богатство ассоциаций в коротком эссе, не говоря уже о том, чтобы сделать его понятным. Так что не безразличие или неприязнь сдерживают мое перо, а неодолимая сложность сжатия такого изобилия материала в несколько слов. Вместо значительной работы я не могу предложить ничего, кроме этих скудных ссылок на исследования и работы, которые, по моему мнению, проливают некоторый свет на проблему Фауста.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Штутгарт.
1. Memories, pp. 60f./168f.
2. Гете, согласно письму от 28 июня 1786 г. своей подруге фрау фон Штейн, читал книгу в 1786 г. См. Бернулли, 5 окт. 44 г., прим. 1.
Анониму, 26 апреля 1955 г.
Дорогая фрау N.,
Я нахожу решение вашего сына[1] весьма прискорбным в том смысле, что это едва ли что-то большее, чем уловка, хотя и не такая редкая, как может показаться. Когда я был в Калькутте, я встретил там множество европейцев – англичан и немцев – которые вступили там в Орден Рамакришны. У нас это решение подобно вступлению в католический монастырский орден и будет гораздо более обязывающим, поскольку выйти из монастыря или покинуть католическое священство гораздо труднее, чем экзотическую религиозную общину. Я знаю святого-покровителя Ордена Прамачари, Парамахансу Йогананду,[2] или, скорее, знаю его книгу. Она подлинно индийская и для нашего уха звучит фантастично. Как часто случалось раньше, впечатлительные люди, жившие в Индии, легко подпадают под влияние индийских идей, которые, стоит признать, впечатляют и, по крайней мере, в индийской манере утоляют жажду знания, которую наши теологи, к сожалению, не могут удовлетворить. Когда эти молодые люди возвращаются в Европу, то часто обнаруживают, что им нужно отбросить эту фантастически звучащую философию просто потому что она не согласуется с обстоятельствами. Никто не может рассчитывать на то, чтобы каждый день бродить с чашей для подаяния и сидеть на улице в ожидании, пока благочестивая душа наполнит ее рисом. Это ежедневное представление в Индии, но у нас полиция и уличное движение сделают такое необычное религиозное упражнение невозможным. Миссионеры здесь вынуждены рассчитывать на малое число сентиментальных сочувствующих, которые, хоть и не наполнят чашу с рисом, время от времени могут подбросить милосердный дар в кошелек. Для молодого человека с сильной, хотя и преимущественно неосознанной необходимостью в самоутверждении это довольно мрачная перспектива.
Потому я полагаю, что с вашей стороны было бы нежелательно ставить на его пути трудности, а постараться как-нибудь вернуть в Европу. Нет нужды отягощать его эмоционально, просто спросите, на что он собирается жить в будущем: на подаяние или заработок. Если у него есть финансовые перспективы, которые обеспечат беззаботную жизнь, он может спокойно придерживаться Миссии Прамачари как способа проводить время. Очень скоро он обнаружит, что ничего из этого не выйдет. Такие идеи подходят для стран, в которых 10 месяцев в году так жарко, что едва можно открыть глаза от пота. Это огромная разница с тем, о чем говорил Эмиль Золя: “Mais chez nous, la misere a froid”.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Швейцария.
1. N. прислала Юнг письмо своего сына 24 лет, в котором он рассказал ей о своем решении вступить в индийский религиозный орден и потому изменить европейское имя на индийское.
2. Орден Прамачари или Yogoda Sat-Sanga Movement известно на Западе как Self-Realization Fellowship. См. Нойманн, 28 фев. 52 г., последний абзац.
Анониму, 28 апреля 1955 г.
Дорогой герр N.,
Ваши идеи[1] приводят вас к общей культурной проблеме, которая бесконечно запутана. То, что верно в одном месте, неверно в другом. «Страдание – это самый быстрый конь, который донесет вас до совершенства»,[2] и обратное тоже верно. «Дрессировка» может дисциплинировать, и это требуется для эмоционального хаоса в человеке, хотя, в то же время, может убить живой дух, что мы наблюдали слишком часто. По моему мнению, нет волшебного слова, которое может наконец распутать всю эту путаницу вопросов; и нет метода мышления или жизни или действия, который может уничтожить страдание и несчастье. Если жизнь человека состоит наполовину из счастья, а наполовину из несчастья, вероятно, есть некий оптимум, которого можно достичь, и навсегда остается неразрешимым вопрос, обучает страдание или деморализует. В любом случае неправильно поддаваться релятивизму и безразличию. Все, что можно улучшить в данном месте в данное время, определенно нужно улучшить, потому что было бы чистой глупостью делать иначе. Судьба человека всегда раскачивается между днем и ночью. Мы ничего не можем с этим поделать.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Франция.
1. Согласно N., общая дезориентация нашей цивилизации, в частности, процесс «дрессировки», порождает автоматы.
2. Цитата из Мейстера Экхарта, которую не удалось проследить. См. Анон., 28 июня 56 г., последний абз.
Уолтеру Роберту Корти, 2 мая 1955 г.
Дорогой герр Корти,
Наконец, у меня выдался спокойный миг, чтобы закончить чтение вашей Mythopoese[1] и добавить свой ответ. Чтение должно быть свежим в моем уме, что я отреагировал должным образом.
Как всегда в таких случаях, мне не кажется излишним начать с постоянно повторяемого утверждения, что я не философ и не теолог, и потому не могу развернуть никакой артиллерии в битве аргументов. Читая вашу книгу, я словно отправился на столетие назад или даже дальше; сначала, конечно, только на 60 лет, в те цветущие и весенние студенческие дни, когда в очаровательных гостиницах Маркграфенленда[2], в кругу друзей (теперь, увы, почти все почили) доводилось обсуждать вечные истины с подлинным жаром в голове, без всякой мысли о том, что Бисмарк начал в 1871 году, и что фатально заблуждавшийся Вильгельм II затем продолжил. Мы все еще жили в романтическую эпоху Гегеля, Шеллинга и Шопенгауэра. Неудивительно, что ваши слова вернули романтический настрой. «Вы снова здесь, изменчивые тени, меня тревожившие с давних пор», мог бы я сказать вместе с Фаустом.[3]
Штурмующие небеса претензии романтического ума, которым я был, к сожалению, причастен, полностью меня покинули. Как можно понять невозможное? Что можно утверждать о Боге? Вероятно, только антиномии, вроде Deusestimmobilis[Бог неподвижен – лат.] и зачинщик всякого движения, вечный источник и цель, Творец, объединяющий в себе зачин и распад, высший свет и мрачнейшую бездну, бесконечный, как сам Бог, конечный, как личность (только этот и никто другой!), одиночный и множественный, развертывание и союз всех противоположностей. Есть некоторые, кто, столкнувшись с этими безграничностями, могут спастись на плывучий остров веры, сесть в спасательную шлюпку благословенных, но я никогда не принадлежал к их числу.
Мне кажется, что трансцендентальные суждения интеллекта абсолютно невозможны, и потому бессодержательны. Но вместо Канта и эпистемологии они поднимаются снова и снова и, очевидно, не могут быть подавлены. Вероятно, потому что они представляют эмоциональные нужды и, как таковые, являются психологическими фактами, которые не могут быть уничтожены, и таковыми предстают эмпирическому уму. Утверждения последнего – это не субъективные признания, вроде ваших философских утверждений, а эмпирические суждения, которые утверждают, что всеобщее согласие достигнуто в том, что Бог immobilis, и равно всеобщее согласие говорит, что он развертывается. Ни один философ не знает, кто прав, и мы не знаем, известно ли это самому Богу.
Так что, если вы открыто признаете веру – с подкрепляющими аргументами или без них – в развертывающегося Бога, могу уверить вас на основании своих мифологических знаний, что вы разделяете гораздо более обширное согласие, чем верующие в Deusimmobilis. Биографические «метаморфозы богов»[4] решительно популярнее, чем их статичная недвижимость. Даже Яхве, лишенный личной биографии, создал временный мир, вступил в союз с народом, породил сына и μορφην δουλου λαβων,[5] воплотился в человека и т.д. В Новом Завете он даже изменил свой характер. Из вечного он стал исторической фигурой. Аллах действует, не будучи объектом действия – противоречие в терминах – как и должно быть в свете того факта, что его нельзя обсуждать.
Еще предстоит объяснить, почему человек делает трансцендентальные утверждения, и в самом деле должен их делать, как кажется (вы пример тому,[6] герр Корти!) Без сомнения, такие утверждения имеют прежде всего психологическую причину, точная природа которой до сих пор спорна, потому что связана с бессознательным. Мы только знаем, что изначальный опыт, лежащий в основе мифологических утверждений, крайне нуминозен. Это достоверный факт, столь же бесспорный, как то, что я нахожу некую картину прекрасной или люблю определенного человека или смакую вкус определенного блюда. Важнее, что, согласно медицинскому опыту, рекомендуется принимать нуминозные переживания всерьез, поскольку они во многом связаны с судьбой индивидуума. Кроме того, кажется, что желание быть принятым всерьез присуще самому опыту, поскольку он является нам с самым страстным утверждением истинности. Тому свидетельство ваша книга.
Я слышал, вы даете лекцию теологам в кантоне Берн (?).[7] Уверен, вы кое-что узнаете о действенности философских аргументов. Но так уж все устроено: вера, даже философская вера, требует открытого заявления о себе, чтобы изгнать сомнение. Но знание состоит из одних только сомнений, и в нем не о чем открыто заявлять. Оно соучаствует таинству известного.
Как вы, должно быть, поняли из моего ответа, я прочитал вашу книгу с таким интересом и увлеченностью, что не мог не отяготить вас частями своей биографии.
Весьма искренне ваш, К.Г. Юнг
□ См. Корти, 30 апр. 29 г.
1. Die Mythopoese des werdenden Gottes (1953).
2. Обычно Маркглефлерленд; район юго-западной Германии, прилегающий к Базелю, где Юнг был студентом.
3. Фауст, Часть первая, Посвящение [в пер. Б. Пастернака – прим. перев.]
4. Аллюзия на книгу с этим названием Leopold Ziegler, GestaltwandelderGötter (1920-22). См. Якоби, 23 дек. 32 г., прим. 5.
5. = приняв образ раба (Фил. 2:6).
6. Непонимание со стороны Юнга. К. не делал никаких метафизических или трансцендентальных утверждений, а говорил исключительно о мифопоэзисе, «мифо-творении», развертывающегося (“werdend”) Бога как чистой гипотезе рассуждающего, творческого ума.
7. “Das theogonische Denken Schellings”, прочитана 9 мая 1955 г. швейцарскому священству в Валькрингене, кант. Берн.
Отцу Виктору Уайту, 6 мая 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой Виктор,
Серьезная болезнь жены поглотила все мое свободное время. Ей успешно сделали операцию, но она осталась в немощном состоянии, требующем тщательного ухода следующие несколько недель.
Поскольку я стал причиной больших неудобств для вас,[1] не уверен, захотите вы меня посетить или нет. Пожалуйста, отбросьте условности и не считайте себя связанным какими-то обязательствами. Я понимаю ваше положение и предпочел бы не добавлять к нему шипов и колючек. Формальный звонок ничего для меня не значит, а прямой разговор может оказаться болезненным и нежелательным. Пожалуйста, действуйте в соответствии с собственными суждениями. Не стоит и говорить, что вы можете рассчитывать на мою дружбу.
Сердечно ваш, К.Г. Юнг
P.S. Я только что услышал, что вы не получили длинного письма,[2] которое я вам отправлял (по адресу Блэкфрайарс Оксфорд).
□ Письмо написано от руки.
1. См. Уайт, 2 апр. 55 г. У., будучи в Цюрихе для чтения лекций в Институте К.Г. Юнга, не посетил Юнга. Вместо этого он написал три письма, полных личного тепла, но снова выразил сильное несогласие (одно из них содержало длинный список «проблем, вызванных публикацией «Ответа Иову»). В письме от 21 мая он писал: «…возможно, я могу сказать, как глубоко сочувствую вам лично в этой борьбе с Божественными Таинствами с нашим Братом Смертью. Я должен доверчиво предоставить исход им и вашей собственной бесстрашной честности и скромности. … Что касается меня, похоже, что наши пути должны, по крайней мере, в какой-то степени, разойтись. Я никогда не забуду и, милостью Божьей, никогда не утрачу то, чем обязан вашей работе и дружбе». – Хотя он иногда писал Юнгу, тот не отвечал (но они встречались однажды в июне 1958 г.), кроме одной краткой записки в октябре 1959 г., когда он услышал от матери-настоятельницы кармелитского монастыря о серьезной болезни У., и два последних письма были 25 мар. и 30 апр. 60 г.
2. Письмо от 2 апр. 55 г.
Б.А. Сноудону, 7 мая 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Сноудон,
Вы правы, полагая, что я отвечу на ваше письмо. Вы, очевидно, искренний человек, которому можно дать прямой ответ. Вы хотите знать, почему так уверены в существовании Бога и упоминаете своих друзей, которые считают, что могут объяснить причину нашего существования, или которые говорят, что мир может быть и случайным, и всякие похожие вещи. На такие вопросы никто ответить не сможет, потому что ответа на них нет. Никто не может сказать, случайный мир или намеренный и запланированный. То, что сам я имею разумную и доказуемую причину, не новость, но, что существование человека в целом имеет определенную и поддающуюся проверке цель, никто сказать не может, и точно так же мы знаем мало причин для существования слонов, деревьев, амеб и всего остального. Конечно, есть причины, по которым они существуют, но все это непредсказуемые факты, а это значит, что в прошлые геологические эры никто не смог бы предсказать пришествие мамонтов и, кстати говоря, человека. Люди, которые верят, что могут объяснить эти вещи, просто бестолковые жертвы собственных иллюзий. Единственно, что можно уверенно утверждать – все эти вещи существуют, хотя и по неизвестным причинам.
Что касается вопроса о том, почему вы так уверены в существовании Бога, никто не может сказать, почему. Это просто факт, результат или плод вашего живого ума. Ум подобен дереву, рождающему свойственный ему цветок и плод; просто так он устроен. Как вы называете то, что вам нравится, прекрасным или хорошим, так же исповедуете веру в Бога. Как яблоня, не приносящая плода, будет неправильной яблоней, так и с вами было бы что-то не так, не исповедуй вы свою истину. Она просто растет в вас и через вас, и эта великая неведомая вещь, которая приводит в движение вселенную и, кстати говоря, заставляет нас порождать такие мысли и убеждения, и есть то, что человек с незапамятных времен называли «боги» или «Бог». Неважно, что он называет своим Богом, дает ли он Ему имя «первопричины», «материи», «эфира», «воли к бытию», «творческой жажды» и т.д. Когда кто-то говорит, что он предполагает нечто новое и иное, чем Бог, он слегка тронулся умом, т.е. неспособен мыслить ясно. Он все еще верит в магическую силу слов, словно способен что-то изменить в мире, сказав: «Это не Бог, а что-то другое».
Бог – это непосредственный опыт весьма изначальной природы, один из самых естественных продуктов нашей умственной жизни, как поют птицы, как дует ветер, как шумит прибой. Если в вас есть такая вера, вы просто естественны, и мы знаем, что ваш ум действует должным образом, но равным образом мы не можем сказать, почему есть разные типы птиц, или почему птицы есть вообще; мы не можем найти причин, почему их песня именно такая. Ни один ученый не скажет, почему мы видим определенную длину волны как зеленую или красную или синюю, поскольку все, что мы можем понять – это только длина световых волн, но факт в том, что мы видим эти цвета.
Люди, которые думают, что знаю причину для всего на свете, не осознают тот очевидный факт, что само существование вселенной – это одна непостижимая тайна, и наше существование тоже. Вам следует радоваться, что у вас есть такие убеждения, как у человека в счастливом расположении духа, даже если никто, даже он сам, не знает, почему, но никто не сможет и доказать ему, что он несчастен или что чувство счастья – это иллюзия.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Брайтон, Англия.
Хелен Кинер, 14 мая 1955 г.
Дорогая фрейлейн Кинер,
…
В символе Христа победа над злом предполагается в спуске в ад и проломе его ворот.[1] Но никто не слышал, чтобы после этого дьявол оставил эту жизнь; напротив, аутентичный взгляд Нового Завета заключается в том, что после тысячелетнего правления Христа он снова освободится на земле во всей своей юной свежестью в форме Антихриста.[2] Кроме того, как вы верно указываете, сильный свет – это лучший проектор тени, если, конечно, есть чему отбрасывать тень. Даже святые отбрасывают тень. Мы не знаем, больше ли добра или зла, сильнее ли добро. Мы можем только надеяться, что добро будет править. Если добро отождествить с созидательностью, есть некоторая вероятность, что жизнь продолжится в более или менее терпимой форме; но, если бы разрушительность доминировала, мир точно разделался бы сам с собой давным-давно. Поскольку этого пока не случилось, можно полагать, что позитивное превосходит негативное. Отсюда оптимистическое предположение психотерапии, что осознанная реализация выделяет доброе сильнее, чем одолевающее зло. Осознанность примиряет противоположности и так создает высшее третье.
…
С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ См. Кинер, 6 дек. 35 г.
1. См. “Acts of Pilate” в James, The Apocryphal New Testament, p. 34.
2. Откр. 20:2 и далее.
Пастору Якобу Амштуцу, Маммерн, 23 мая 1955 г.
Дорогой пастор Амштуц,
Тем временем я прочитал вашу рукопись “Zum Verständnis der Lehre vom werdenden Gotte”. Она кажется мне еще одним доказательством самоуверенной гностической склонности в философском мышлении приписывать Богу качества, являющиеся продуктом наших собственных антропоморфных формулировок. Всякое метафизическое суждение с необходимостью антиномично, поскольку оно превосходит опыт и потому должно быть дополнено противоположной позицией. Если мы описываем Бога как «развертывающегося», то следует в то же время помнить, что он так безграничен, что процесс осмысления, так сказать, просто движется вдоль его очертаний, таким образом, что атрибут «развертывающийся» больше относится к этому процессу, чем к Нему. Более того, «развертывание» как качество человеческого мышления гораздо более вероятно эмпирически, чем самоуверенная проекция этого качества на Сущность, природа и масштаб которой по определению превосходят наши человеческие мерки во всяком отношении. Такие проективные утверждения – это чистый гностицизм.
Я придерживаюсь противоположной точки зрения, что есть некоторые переживания (самого разного рода), которые мы характеризуем атрибутом «божественные», неспособные предоставить малейшего доказательства, что они вызваны Сущностью с некими определенными качествами. Если бы такое доказательство было возможно, Сущность, вызвавшая их, могла бы иметь только конечную природу, и потому, по определению, не могла быть Богом. Для меня «Бог» — это, с одной стороны, тайна, которая не может быть раскрыта, и которой я могу приписать только одно качество: она существует в форме особого психического события, которое воспринимается как нуминозное и не может быть отслежено к сколько-нибудь достаточной причине, лежащей в поле моего опыта.
С другой стороны, «Бог» — это вербальный образ, предикат или мифологема, основанная на архетипических посылках, которые лежат в основе психики как образы инстинктов («инстинктивные шаблоны»). Как инстинкты, эти образы обладают некоторой автономностью, которая позволяет им прорываться, иногда против рациональных ожиданий сознания (чему они частью обязаны своей нуминозностью). «Бог» в этом смысле – это биологическая, инстинктивная и основная «модель», архетипическая «упорядоченность» индивидуальных, современных и исторических содержаний, которая, несмотря на свою нуминозность, доступна и должна быть доступна для интеллектуальной и моральной критики, как и образ «развертывающегося» Бога или Яхве или Summum Bonum или Троица.
«Бог» как мифологема доминирует в вашем рассуждении, что бросает обманчивую завесу на религиозную реальность. Для религиозного человека постыдно говорить о тайне, о которой он не может сказать ничего, кроме парадоксов, и которую он предпочел бы скрыть от глаз профана, если бы в его руках вообще было что-то, что можно от кого-нибудь сокрыть. К сожалению, это правда: он обладает и держит в руках тайну, и в то же время сам содержится в этой тайне. Что он может возвестить? Себя или Бога? Или ни то, ни другое? Правда в том, что он даже не знает, о ком говорит, о себе или Боге.
Все разговоры о Боге – это мифология, архетипическое заявление архетипической же причинности. Мифология как жизненно важное психическое явление так же необходима, как и неизбежна. Метафизические рассуждения, удерживающие в рамках рассудка (в широком смысле) потому вполне уместны, пока мы осознаем их антропоморфизм и эпистемологические ограничения. Относительно автономная жизнь архетипов требует символических утверждений вроде «развертывающийся Бог» или энциклик MunificentissimusDeus и AdCaeliReginam или Бог как complexionoppositorum и т.д., потому что коллективная психическая жизнь находится под сильным влиянием перемен в «Плероме» mundusarchetypes (ср. «эпидемию спасителя» Гитлера и всемирное коммунистическое заблуждение об Утопии, населенной людьми-роботами).
В этом рассуждении, как мне кажется, следует ясно признать гностическую опасность вытеснения неведомого, непостижимого и невыразимого Бога философемами и мифологемами, чтобы не засунуть ничего между человеческим сознанием и изначальным нуминозным опытом. Мифологема Воплощения, похоже, косвенно служит этой цели, потому что она символична.
Надеюсь, вы не найдете мою критику ваших рассуждений назойливой, но увидите в ней скорее выражение моего сочувственного интереса. Для нас, психотерапевтов, во всяком случае, для тех из нас, кто понимает, насколько велика важность религиозного подхода для психического равновесия, теологические рассуждения имеют крайне практическую ценностью, потому что вопросы такого рода обращают к нам гораздо чаще, чем представляет себе неспециалист.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Маммерн (кант. Тургау) – это деревня у Боденского озера.
Джону Грусену, 4 июня 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой доктор Грусен,
Большое спасибо за ваше действительно интересное письмо![1] Физиологический подход к наиболее часто встречающемуся и самому важному архетипу – это действительно большое открытие, в некотором роде подтверждающее мое предположение, что его локализация может быть связана со стволом мозга. Но поскольку моя работа сконцентрирована на биологической и психологической стороне, я не решился на спекуляции, уже столкнувшись с огромными проблемами, убеждая современников в существовании изначальных и основных шаблонов психического поведения, т.е. архетипов.
Как вы без труда поймете, ваше сообщение представляет для меня величайшую ценность, и я очень обязан вам за любезно предоставленную информацию. К сожалению, мои недавние книги еще не были опубликованы на английском, за исключением Психологии и алхимии, которая впервые появилась больше 10 лет назад. В моих книгах вы нашли бы много соответствующего материала.
Мотив мандалы, особенно quadraturacirculi, это, между прочим, самая примитивная форма детского рисунка, не , а , по неизвестным причинам.
Очень жаль, что некоторые мои самые продвинутые работы, вроде работы с В. Паули, вскоре появятся без промежуточных работ, ведущих к ним.[2]
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. Г., биолог Академии Наук в Вашингтоне, округ Колумбия, написавший диссертацию на тему «Философский смысл процесса индивидуации К.Г. Юнга» (“Philosophical Implications of C.G. Jung’s Individuation Process”), упомянул книгу Wilder Penfield and Herbert Jasper, EpilepsyandtheFunctionalAnatomyoftheHumanBrain (1954). Им «удалось вызвать галлюцинаторное видение цветных квадратов и кругов, стимулируя затылочную кору» эпилептика, «у которого в качестве продромального симптома приступа всегда было видение круга в квадрате» (Jung, “Schizophrenia”, CW 3, par. 582).
2. Английский пер. “Synchronicity: An Acausal Connecting Principle” (CW 8) появился в 1955 г., тогда как Aion (CW 9, ii), одна из важнейших книг Юнга, была опубликована на английском только в 1959 г. (первое швейцарское издание появилось в 1946 г.)
Пастору Уолтеру Бернету, 13 июня 1955 г.
Дорогой пастор Бернет,
Наконец-то я занялся чтением и изучением вашей книги,[1] которую вы так любезно прислали мне. Пожалуйста, отнесите медлительность этой процедуры к моему возрасту! Определенно не отсутствие интереса удерживало меня от чтения так долго, а скорее любопытство или, точнее, необходимость познакомиться и научиться понимать теологический способ мышления, который мне так чужд. Я смог усвоить это мышление только фрагментарно, если вообще усвоил, несмотря или, возможно, из-за того факта, что я происхожу из теологической среды со стороны матери, а отец мой сам был священником. Трагедией моей юности было видеть, как отец гибнет на моих глазах из-за проблем с верой и умирает ранней смертью.[2] Это объективное внешнее событие открыло мне глаза на важность религии. Субъективные внутренние переживания помешали мне сделать негативные выводы о религии из судьбы отца, хотя у меня было такое искушение. Я рос в пору расцвета научного материализма, изучал естественные науки и медицину и стал психиатром. Образование предложило мне только аргументы против религии, с одной стороны, а с другой, мне было отказано в даре веры. Я был отброшен к чистому опыту. Предо мной всегда парил опыт Павла на дороге в Дамаск, и я спрашивал себя, как сложилась бы его судьба, если бы не это видение. Но этот опыт явился, когда он слепо следовал своему пути. Молодым человеком я сделал вывод, что, очевидно, следует исполнить свою судьбу, чтобы дойти до точки, где может произойти donumgratiae[дар благодати – лат.] Но я был не уверен и всегда держал в уме возможность того, что на этом пути я закончу черной дырой. Я придерживался этого подхода всю свою жизнь.
Отсюда вы легко можете видеть происхождение моей психологии: только идя собственным путем, решительно интегрируя свои способности (как Павел), и тем самым создавая для себя основание, можно было чего-то удостоиться или строить на этом, неважно, откуда оно пришло, и на счет чего я мог быть уверен, что это не одна из моих отвергнутых способностей.
Единственный путь, открытый для меня, был в переживании религиозных реальностей, которые я должен был принять вне зависимости от их истинности. В этом отношении у меня нет критерия, за исключением того факта, что они кажутся мне осмысленными и гармонизируют с лучшими утверждениями человека. Я не знаю, «верен» ли архетип или нет. Я только знаю, что он живет, и не я его создал.
Поскольку число возможностей ограничено, скоро приходишь к рубежу или, скорее, рубежам, которые отступают один за другим, предположительно, до самой смерти. Переживание этих рубежей постепенно приводит к убеждению, что пережитое – это бесконечное приближение. Цель этого приближения, похоже, предвосхищена в архетипических символах, которые представляют нечто вроде круговращения около центра. С увеличивающимся приближением к центру появляется соответствующее обессиливание эго в силу влияния «пустого» центра, который, конечно, не тождественен архетипу, но представляет собой то, на что архетип указывает. Как сказал бы китаец, архетип – это только имя Дао, но не Дао само по себе. Как иезуиты переводили Дао как «Бог», так и мы можем описать «пустоту»[3] центра как «Бога». Пустота значит не «отсутствие» или «незаполненность», а нечто неведомое, обладающее высочайшей интенсивностью. Если назвать это неведомое «самостью», это будет значить только то, что воздействия этого неведомого получили совокупное название, но содержание не затронуто ни в коей мере. Неопределенная большая часть моей сущности включена в него, но поскольку эта часть бессознательна, я не могу указать ее границы или размеры. Потому самость — это пограничная концепция, ни в коем случае не исчерпывающаяся известными психическими процессами. С одной стороны, она включает в себя феномен синхронистичности, с другой, ее архетип встроен в структуру мозга и физиологически достоверен: посредством электрической стимуляции некоторой области ствола мозга эпилептика возможно породить видения мандалы (quadraturacirculi). Из синхронистичных явлений мы узнаем, что особое свойство психоидного[4] фона — это трансгрессивность[5] в пространстве и времени. Это приводит нас прямо к рубежу трансцендентности, по ту сторону которого человеческие утверждения могут быть только мифологическими.
Все течение индивидуации диалектично, и так называемый «конец» — это столкновение эго с «пустотой» центра. Здесь достигается предел возможного опыта: эго разрушается как опорная точка мышления. Оно не может совпасть с центром, иначе мы перестали бы воспринимать; так сказать, исчезновение эго — это в лучшем случает бесконечное приближение. Но если эго занимает центр, то теряет свой объект (инфляция!)[6]
Хотя вы прибавляете к моему «окончательному» «абсолютно окончательное», едва ли вы сможете утверждать, что мое «окончательное» не настолько «окончательное», как ваше. В любом случае всякая возможность мышления и рассуждения для меня прекращается на этом рубеже из-за исчезновения эго. Эго может лишь подтвердить, что с ним случилось нечто жизненно важное. Оно может догадываться, что столкнулось с чем-то большим, что чувствует себя бессильным перед этой великой силой; что не может мыслить дальше; что с течением процесса интеграции оно убедилось в своей конечности, как прежде было вынуждено на практике учесть существование неизбежного архетипа. Эго должно признать множество богов, прежде чем достигнет центра, где никакой бог больше не поможет против другого бога.
Теперь мне кажется, и, надеюсь, я не обманываю себя, что с той точки, где вы вводите «абсолютно окончательное», которое должно заменить мою описательную концепцию самости пустой абстракцией, архетип все больше отдаляется от своей динамической основы и постепенно обращается в чисто интеллектуальную формулу. Таким путем он нейтрализуется, и вы можете сказать: «С этим вполне можно жить». Но вы упускаете тот факт, что самоконстеллирующиеся архетипы и порождаемые ими ситуации неизменно обретают нуминозность, иногда даже наделяются положительно сверхъестественным демонизмом и приносят опасность психоза. Усиливающийся архетипический материал — это то, из чего сделаны умственные расстройства. В процессе индивидуации эго лицом к лицу сталкивается с неведомой высшей силой, которая может выбить почву из-под ног и разнести сознание на куски. Архетип — это не просто формальное условие для мифологических утверждений, а необоримая сила, несравнимая ни с чем известным. В свете ужасов этого столкновения я бы и не мечтал обращаться к этому грозному и притягивающему противнику как «Ты», хотя, что парадоксально, он обладает и таким аспектом. Все разговоры об этом противнике – это мифология. Все утверждения о том, что за пределами «окончательного», это антропоморфизмы и, если человек думает, что, произнося «Бог», он утверждает Бога, то он наделят свои слова магической силой. Как первобытный человек, он не способен отличить вербальный образ от реальности. Не задумываясь, он подписывается под утверждением Deusestineffabilis[Бог невыразим – лат.], но в следующий миг говорит о Боге, словно можно его выразить.
Мне кажется, и я заранее прошу прощения, если окажусь несправедлив, с вами произошло что-то в этом роде. Вы пишите, очевидно, без всяких опасений, что я приравниваю Бога к самости. Похоже, вы не заметили, что я говорю об образе Бога, а не о Боге, потому что сказать о нем что-нибудь выходит за пределы моих возможностей. Более чем поразительно, что вы не смогли заметить это фундаментальное отличие, это сокрушительно. Не знаю, за кого вы меня принимаете, если можете приписывать мне такие тупости после того, как верно представили мою эпистемологическую точку зрения в начале своей книги. Мне и в голову не приходило, будто, рассуждая о психической структуре образа Бога, я схватил самого Бога за руку. Я не жонглер словами и не словесный фетишист, который думает, что может утверждать или призывать метафизическую реальность своими заклинаниями. Разве протестантские критики не обвиняют католическую мессу в магии, когда она утверждает, что с произнесением слов Hocestcorpusmeum [Сие есть тело Мое – лат.] действительно присутствует Христос?
В Иове и других местах я всегда подчеркиваю, что говорю об образе Бога. Если мои критики-теологи предпочитают это упускать, вина лежит на них, а не на мне. Они, очевидно, думают, что маленькое слово «Бог» призывает его к реальности, как и месса заставляет Христа явиться посредством слов Освящения. (Естественно, я знаю католическое объяснение этому.) Я не разделяю вашей переоценки слов и никогда не считал уравнение Христос=Логос ничем иным, как интересным символом, обусловленным своим временем.
Это легковерие и запутанность в словах становятся ныне все более и более поразительными. Доказательство тому подъем такой комичной философии, как экзистенциализм, которая тужится помочь бытию стать бытием посредством магической силы слов. Люди до сих пор верят, что могут утверждать или заменять реальность словами, или будто что-то происходит, когда вещь называют другим именем. Если я называю «окончательное» самостью, а вы называете ее «абсолютным окончательным», ее окончательность ни на йоту не изменилась. Название значит для меня куда меньше взгляда, связанного с ним. Вы, похоже, думаете, что я обожаю весело возиться в цирке архетипических фигур, принимая их за окончательные реальности, что мешает мне увидеть Невыразимого. Они ведут, но также сбивают с пути; как я остерегаюсь их критиковать, вы можете видеть в Ответе Иову, где я подвергаю архетипические утверждения, как вы говорите, «кощунственной» критике. Сам факт того, что вы считаете эту критику антропоморфизма достойной осуждения, доказывает, как сильно вы привязаны к этим психическим продуктам магии слов. Если теологи думают, что всякий раз, когда они говорят «Бог», Бог действительно присутствует, то они обожествляют антропоморфизмы, психические структуры и мифы. Именно этого я не делаю, так как, должен повторить, в Иове я говорю исключительно об образе Бога. Кто говорит о божественном знании и божественном откровении? Точно не я. «Наконец-то» я действительно достиг окончательного со своими самоуверенными антропоморфизмами, которые подделывают знание и откровение! Я вижу много образов Бога самого разного рода; я нахожу вынужденным делать мифологические утверждения, но знаю, что ни одно из них не выражает и не ухватывает неизмеримого Другого, даже если бы я утверждал обратное.
Какими бы интересными или очаровательными ни были метафизические утверждения, я все равно вынужден критиковать их как антропоморфизмы. Но тут теолог берет меня за пуговицу, торжественно заявляя, что его антропоморфизм – это Бог, и осуждая всякого, кто критикует в нем любые антропоморфные слабости, дефекты и противоречия, как кощунника. Не Бог оскорблен червем, а теолог, который не может или не хочет признать, что его концепция антропоморфна. С этим он кладет конец необходимой дискуссии и пониманию религиозных утверждений. Как процедура демифологизации Бультмана останавливается именно там, где лишение слов магической силы становится для него нежелательным, так и теолог точно так же относится к одной и той же концепции как к мифологической, т.е. антропоморфной, в один момент, и как к нерушимому табу, в другой.
Я просил четырех признанных (академических) теологов сказать мне, в чем конкретно заключается подход современного протестантизма к вопросу о тождественности Бога Ветхого Завета и Бога Нового, между которыми мирянин, кажется, вполне может заметить довольно много отличий. Вопрос настолько же безвредный, как вопрос о разнице между взглядами Фрейда на бессознательное и моими. Двое вообще не ответили, несмотря на повторные запросы. Третий сказал, что в теологической литературе в последние двадцать лет вообще не говорят о Боге. Четвертый сказал, что на этот вопрос очень легко ответить: Яхве был просто несколько архаичной концепцией Бога по сравнению с той, что в Новом Завете. Тогда я ответил: «Послушайте, дорогой профессор, это именно тот психологизм, в котором теологи обвиняют меня. Внезапно божественное откровение Ветхого Завета ничто иное, как архаичная концепция, а откровение Нового Завета – тоже концепция, только более современная. Но в следующий момент это же откровение становится самим Богом и вовсе не концепцией».
Так вы качаетесь на этой игрушечной лошадке своего выбора. Чтобы избавиться от таких трюков, я придерживаюсь моего предложения говорить о Боге как мифологии и обсуждать эти мифологемы честно. Как только мы открываем рот, то говорим традиционными вербальными образами, и даже когда мы лишь подумаем, то думаем древними психическими структурами. Если бы Бог хотел открыться нам, у нас нет ничего, кроме психических органов, чтобы зарегистрировать это откровение, и мы не сможем его выразить, кроме как в образах повседневной речи.
Так пусть же протестантский теолог оставит свою священническую магию слов и предполагаемое знание Бога через веру и признается перед мирянином, что он мифологизирует и неспособен выразить самого Бога. Пусть он не поносит, не осуждает и не искажает аргументы других, кто столь же искренне пытается понять тайны религии, даже если находит, что их аргументы лично неприятны или неверны сами по себе. (Например, я не могу освободить вас от обязательства воздать должное эпистемологическим посылкам Ответа Иову, если вы хотите его критиковать.)
Пока мы осознаем себя, нас поддерживает психика и ее структуры, и в то же время мы заточены в них без всякой возможности выбраться за пределы себя. Мы бы вообще не чувствовали и не осознавали себя, не сталкивайся мы всегда с неведомой силой. Без этого мы бы не осознавали свою отделенность, как нет сознания без объекта.
Мы не освобождаемся от «греха» мифологизирования, говоря, что мы «спасены» или «искуплены» через откровение Бога в Христе, так как это просто другая мифологема, которая, однако, содержит психологическую истину. Следовательно, мы можем понять «чувство искупления», связанное с этой мифологемой; но утверждение «откровение в Христе» просто подтверждает, что существует миф такого рода, который, очевидно, относится к символизму самости.
Что глубочайшим образом впечатляет меня в дискуссиях с теологами обоих лагерей, так это то, что метафизические утверждения высказываются, очевидно, без малейшего осознания, что они выражают мифические образы, которые передаются прямо как «слово Бога». По этой причине так часто, не задумываясь, полагают, что я поступаю точно так же, тогда как я, напротив, каждодневной профессиональной работой научен тщательно различать между идеей и реальностью. Признание проекций – это действительно одна из важнейших задач психотерапии.
Я прочитал вашу ученую книгу с большим интересом и пользой и нахожу тем более прискорбным, что, несмотря на восхитительно объективное представление моей точки зрения в начале, вы, тем не менее, сбились с пути в конце. Вы полагаете, что я отклонился от своей эпистемологической позиции в Иове. Прочитай вы введение, вы никогда бы не озвучили такого ложного суждения.
Я хорошо понимаю, что вы шокированы книгой; я тоже, и сверх того оригинальной книгой Иова. Я полагаю, что вы в целом худо обо мне судите, когда обвиняете в высокомерном желании написать толкование Иова. Я ни слова не знаю по-еврейски. Как мирянин, я только пытался понять переведенный текст с психологическим здравым смыслом, полагая, конечно, что имею дело с антропоморфизмами, а не с магическими словами, которые заклинают самого Бога. Если в еврейских комментариях первосвященник берет на себя вольность убеждать Адонаи помнить свои благие, нежели дурные качества,[7] то, когда я пользуюсь той же критикой, это больше не так шокирует, особенно поскольку я больше не обращаюсь к Адонаи, в отличие от первосвященника, а просто к антропоморфному образу Бога, и особенно воздерживаюсь от метафизических утверждений, которые себе позволял первосвященник. Едва ли вы предположите, что, несмотря на мои уверения в обратном, простое произношение имени Бога заклинает самого Бога. Во всяком случае, Адонаи учел критику первосвященника и множество других равно резких наблюдений без ропота, тем показав себя более терпимым, чем некоторые теологи. Причина, по которой мифические утверждения неизбежно ведут к магии слов, в том, что архетип обладает нуминозной автономностью и собственной психической жизнью. Я пространно рассуждал об этой трудности в Иове. Пожалуй, я могу заметить в заключение, что теория архетипов сложнее, и я не настолько туп, как вы, очевидно, думаете.
Не могу не поблагодарить вас, тем не менее, за то, что вы взяли на себя труд глубоко погрузиться в мои выкладки. Очевидно, что этого не сделать без трудностей и непонимания, особенно в свете того факта, что наша эпоха до сих пор по большей части в плену веры в слова. Древняя Греция в этом смысле была на более низком уровне, что показывает термин phrenes с его психической коннотацией.[8] Индейцы пуэбло в Нью-Мексико до сих пор думают «сердцем», а не головой.[9] Тантра-йога дает классическую локализацию мышления: анахата, мышление (или локализация сознания) в грудной области (phrenes); вишудха (локализованная в гортани), вербальное мышление; и аджна,[10] видение, символизируемое глазом в макушке, которое достижимо только когда вербальный образ и объект больше не тождественны, т.е. когда уничтожено их participationmystique.[11]
Мне особенно близко это придвижение человеческого сознания. Это сложная задача, которой я посвятил всю свою жизнь. Вот почему я рискнул досаждать вам таким длинным письмом.[12]
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Берн.
1. Inhalt und Grenze der religiösen Erfahrung (1952).
2. См. Memories, pp. 91ff./96ff.
3. О буддистской концепции шуньяты, пустоты, см. Эванс-Венц, 8 дек. 38 г., прим. 3. А также “Psychology and Religion”, CW 11, par. 136.
4. См. доктор Г., 30 авг. 51 г, прим. 5.
5. “Synchronicity”, CW 8, par. 964.
6. Aion, CW 9, ii, pars. 44f., 79.
7. Aion, par. 110.
8. Диафрагма; среди до-сократиков это место расположения сознания. У Гомера, однако, phrenes означает легкие.
9. Memories, p. 248/233.
10. Анахата, вишудха и аджна – это три из семи чакр кундалини-йоги. См. Котчниг, 23 июля 34 г., прим. 2 и “The Realities of Practical Psychotherapy”, CW 16 (2nd edn.), Appendix, par. 560.
11. Термин, введенный Леви-Брюлем для «дологического» мышления первобытных людей, но позже отброшенный им. Юнг часто пользовался им, чтобы обозначать состояние проекции, в котором внутренние и внешние события запутанно смешиваются, что приводит к иррациональному и бессознательному отождествлению внутреннего и внешнего.
12. Десятилетием позже Б. опубликовал выдержки из письма Юнга с комментариями в эссе о Юнге в TendenzenderTheologieim 20. Jahrhundert. EineGeschichteinPorträts, ed. H.J. Schulz (1966). Он заключал: «…этот чужак в теологии со своим безжалостным требованием человеческого опыта, со своей неприятной критикой церковного рассуждения о Боге, со своим смелым видением, в частности, протестантской церкви, настаивал на вопросах современной теологической мысли, которые абсолютно необходимы в интересах теологии, и которые в своей суровости показывают путь».
Хелен Кинер, 15 июня 1955 г.
Дорогая фрейлейн Кинер,
«Перенос мысли» — это синхронистичное явление.
«Самость» — это то, что можно проверить психологически. Мы переживаем «символы самости», которые нельзя отличить от «символов Бога».[1] Я не могу доказать, что самость и Бог тождественны, хотя на практике кажутся таковыми. Индивидуация – это, в конечном счете, религиозный процесс, который требует соответствующего религиозного подхода = воля эго подчиняется воле Бога. Чтобы избежать ненужного непонимания, я говорю «самость» вместо Бога. Более того, так вернее эмпирически.
Аналитическая психология помогает нам распознавать свои религиозные возможности.
Я знаю иезуита Х. Естественно, он боится психологической истины. Какая неудача будет для католической церкви, если все религии смогут объединиться в подлинно вселенскую Ecclesiaspiritualis! Тогда отец Х. больше не будет единственным, кто прав!
У меня нет амбициозных планов власти, я ищу проходимый путь только для себя и немногих других. Я оставляю волю к власти церквям, а также сопутствующий страх утратить власть. Мне нечего терять в этом отношении.
Всякая наука – это просто инструмент, а не конечная цель сама по себе. Аналитическая психология только помогает нам найти путь к религиозному опыту, делающему нас целостными. Это не сам опыт, и она не порождает его. Но мы знаем, что аналитическая психология учит нас тому подходу, который хоть отчасти согласуется с трансцендентной реальностью.
Недавно в Париже появилась книга другого иезуита, отца Гости[2] (sic!), который критикует мои эмпирические концепции, словно они философские. Факты, о которых я сообщаю, преимущественно игнорируются. Естественно, это тревожная реакция, искажающая мои открытия, насколько возможно, приписывающая мне то, что эти господа делают сами. Они видят соринку в глазу ближнего. Как тонущие, они хватаются за солому. С приветствиями и наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. “Answer to Job”, par. 757.
2. См. Гости, 25 апр. 55 г., прим. 1.
Патриции Гресен, 29 июня 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогая миссис Гресен,
Исполняя ваши просьбы, я исправил страницы вашей рукописи, которые приложены к письму. Вопрос письма к Джойсу таинственен. Я вполне уверен, что никогда не писал ему,[1] но замечание о монологе Молли определенно подлинное, хотя где и кому я его сделал, совершенно выветрилось из моей памяти. Мне очень жаль.
Если вы знакомы с моей теорией анимы, Джойс и его дочь тому классический пример.[2] Она определенно была femmeinspiratrice, что объясняет его упорное нежелание признавать ее душевнобольной. Его собственная анима, т.е. бессознательная психика, была так твердо отождествлена с ней, что признать ее душевнобольной означало допустить, что он и сам имеет скрытый психоз. Потому понятно, что он не мог уступить. Его «психологический» стиль определенно шизофреничен, однако, с тем отличием, что обычный пациент не может не говорить и не думать таким образом, тогда как Джойс делал это по желанию и, более того, развил эту способность со всеми своими творческими силами. Что, кстати говоря, объясняет, почему он сам не перешел границу. Но его дочь перешла, потому что не была гением, как отец, а просто жертвой его болезни. В любое другое время в прошлом работа Джойса никогда бы не добралась до печатного станка, но в наше благословенное XX-ое столетие это послание, хотя еще не понятое.
Преданный вам, К.Г. Юнг
□ Патриция Гресен – это девичье имя Патриции Хатчинс. Письмо частично опубликовано в Hutchins, JamesJoyce’sWorld(1957), pp. 184f. и в Richard Ellmann, JamesJoyce (1959), p. 692.
1. Память определенно подводила Юнга; см. Джойс, 27 сент. 32 г.
2. Юнг лечил дочь Джойса от шизофрении. «Когда психолог указал на шизоидные элементы в стихотворениях Люсии, Джойс, вспомнив комментарии Юнга к Улиссу, настаивал, что это предвестие новой литературы, и сказал, что его дочь была еще не понятым новатором. Юнг допустил, что некоторые ее слова-комбинации и неологизмы замечательны, но сказал, что они случайны; она и ее отец, отметил он позже, подобны двум людям, идущим на дно реки, причем один тонет, а другой ныряет» (Ellmann, p. 692, основано на интервью с Юнгом в 1953 г.) Юнг был двадцатым врачом, к которому обратился Джойс. После некоторого первоначального успеха он прекратил лечение (Ellmann, pp. 688ff.)
Пастору Уильяму Лахату, 29 июня 1955 г.
Дорогой пастор Лахат,
Ваше письме от 10-го июня пришло в нужный момент, поскольку я больнице, где есть время на него ответить. Я могу согласится со всеми основными пунктами, указанными господином Захариасом,[1] за исключением его метафизических христианских толкований и, прежде всего, его отождествления Христа с архетипом самости в том смысле, что Христос – это сам архетип. Я не могу доказать тождественность исторического персонажа с психологическим архетипом. Вот почему я останавливаюсь после установления того факта, что на Западе этот архетип, или этот «образ Бога», виден в Христе; на Востоке в Будде, или в форме Дао (которое не является персонификацией, а метафизической ипостасью). В этих трех конкретных формах нам явился архетип самости. Поскольку он представляет центр Всего, его можно назвать vasmysticum, наполненным SpiritusSanctaservitormundi.[2] Эта символическая формула будет совершенно удовлетворительной характеристикой психологической природы архетипа самости, если можно признать парадоксальную природу Святого Духа, как создателя всех вещей. Поскольку мы приписываем Святому Духу способность творить в материи, мы неизбежно должны придать ему природу, способную к контакту с материальным существованием, т.е. хтонический аспект, как это делали алхимики; иначе он не влиял бы на Физис. Однако, это метафизические рассуждения, выходящие за пределы моей эмпирической области. Но если брать их как они есть – то есть, как психологические оценки – моя формула кажется вполне применимой.
Что касается литературы, связанной с этой темой, я бы порекомендовал мои книги Aion и SymbolikdesGeistes. В последней вы найдете небольшое эссе о Меркурии[3] и хтоническом аспекте Духа.
Я не могу разделять оптимистической веры Захариаса, что действенность обрядов может быть «восстановлена». К сожалению, следует сказать: однажды утраченное утрачено навсегда! Но я также должен сказать, что будут психологические эквиваленты; психологическая работа, необходимая для реализации процесса индивидуации, это opusdivinum, состоящий из серии символических актов, примеры которых можно найти в моей книге GestaltungendesUnbewussten (“Zur Empirie des Individuationsprozesses”).[4]
Учитывая, что свет Христа сопровождается «темной ночью души», о которой говорил св. Иоанн Креста, и тем, что гностики Иринея называли umbraChristi, который тождественен вышеупомянутому хтоническому аспекту, жизнь Христа тождественна в нас, с психологической точки зрения, с бессознательной склонностью к индивидуации. Вот что заставляет нас жить целостно, жить приключением, которое часто так же героично, как и трагично. Без ошибки и греха нет переживания благодати, то есть, нет единства Бога и человека. Целостная жизнь, прожитая безусловно, это работа Святого Духа.[5] Он ведет нас во все опасности и поражения и в свет знания, так сказать, к максимальному сознанию. В этом цель как воплощения, так и Творения, которое стремится, чтобы всякое существо достигло своего совершенства.
Весьма искренне ваш, К.Г. Юнг
□ (Переведено с французского.)
1. См. Захариас, 24 авг. 53 г.
2. = Дух Святой, сохраняющий мир.
3. “The Spirit Mercurius”, CW 13.
4. Теперь “A Study in the process of Individuation”, CW 9, i.
5. См. Lachet, La Reception et l’action du Saint-Esprit dans la vie personelle et communautaire (1953).
Патеру Лукасу Менцу, 29 июня 1955 г.
Дорогой патер,
Большое спасибо за ваш детальный ответ на мое письмо[1] и за рассказ о своих страданиях и радостях. Вполне можно сказать, что за переживание благодати приходится дорого платить. В обычной человеческой жизни они не растянуты так далеко, как в вашей. Страдания и радости меньше, и потому не сталкиваются так сильно. Свет и тень дополняют друг друга (Лао-цзы!), и точно так же страдание и радость.
Вопрос о privatioboni не так прост, ведь если зло = небытие, то нет ничего вообще. Но если я убиваю человека, что-то есть – труп – или если я украду 100 талеров у кого-нибудь, то у меня они есть, а него – нет. Как это ни странно, зло так же реально, как и добро, поскольку и то, и другое – факты, которые один человек называет добром, а другой – злом. Зло = небытие означает, что я не делал ничего злого, ведь я буквально не делал ничего, и ничего нет, ни трупа, ни украденных денег. Добро и зло – это относительные человеческие суждения о том, что есть, но не существует само по себе. И нельзя сказать, что страдание – это лишение радости, ведь это значит в крайнем случае скуку, которая далека от настоящего страдания.
Только не поседейте из-за этого. Вы, как вавилонский герой Гильгамеш, «радостны в горе»: на вашу долю выпадает и то, и другое, и счастье, и несчастье, четверть радости и три четверти страдания, но ваша радость такова, что она перевешивает избыток страдания. Вы можете быть примером для других, как выносить его. Вы также, похоже, нашли в этом подлинное призвание. С приветствиями и наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. См. 28 мар. 55 г.
Фрицу Мирвейну, [июль 1955 г.] 29 июня 1956 г.
Дорогой коллега,
Позвольте мне, в память о нашей встрече и вашем любезном письме, задать вопрос, который до сих пор занимает мой ум. Как психиатр, вы, без сомнения, знакомы с явлением, которое можно пересказать новозаветной метафорой о былинке в глазу ближнего и бревне в собственном. Используемый для этого термин «проекция»,[1] который я позаимствовал у Фрейда, часто критикуют в экзистенциалистских кругах, но я никогда не понимал, что с ним не так. Мне кажется вполне верным обозначать иллюзию и бессознательное предположение, приписываемое ближнему, но преимущественно принадлежащее мне. Я, так сказать, передаю это ему на хранение. Поскольку вы тоже делаете исключение для моей концепции проекции, я был бы очень благодарен, если бы вы были так любезны, что объяснили мне подлинное положение дел. Какой термин вы для этого используете? Или вы вообще отвергаете существование такого процесса? Для меня это просто вопрос более или менее подходящего обозначения для группы эмпирических фактов, а не философская проблема, каким он, по-видимому, предстает перед экзистенциалистами. Один такой философ со всей серьезностью спрашивал меня, что случится, если возвратить все проекции. Что любопытно, он был ошарашен, когда я ответил, что тогда появится шанс распознать реальность. Какой ответ он ожидал или от чего пришел в замешательство? Я словно иду на ощупь во тьме и буду очень обязан, если вы просветите меня. С приветствиями коллеге и благодарностью заранее,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ M.D., Психиатрическая клиника, Фридмат, Базель. – Это письмо датировано 29 июня 56 г., но на самом деле было написано в июле (или, возможно, июне) 1955 г.; из-за болезни Юнга его переложили в другое место и обнаружили снова только в 1956 г., когда Юнг его и отправил. Это ответ на вопрос об определении и оправдании термина «проекция», возникший во время встречи Юнга с персоналом клиники Бургхольцли у него дома.
1. PsychologicalTypes, CW 6, Def. 43: «Выталкивание субъективного содержания на объект».
Мэри Бенкрофт, август 1955 г.
[Оригинал на английском]
Беспомощность мужчины может быть настоящей, беспомощность женщины – один из ее лучших трюков. Поскольку она по рождению и полу в ладах с природой, то никогда не бывает совсем беспомощна, если только поблизости нет мужчины.
Благодарю вас за живительное и познавательное письмо! «Бойфренд» повеселился. Статья в Time[1] принесла много хорошего, больше, чем все мои книги. Я появился в мире, если это для меня полезно. Мое имя наслаждается квази-независимым от меня существованием. Мое реальное я на самом деле рубит дрова в Боллингене и готовит ужины, пытаясь забыть об испытаниях восьмидесятилетия. С наилучшими пожеланиями,
Сердечно ваш, К.Г. Юнг
□ США. – Рукописная записка на благодарственной карточке, выпущенной по случаю 80-летия Юнга. Б. прислала свои поздравления и спросила, приходилось ли ему «знать беспомощную женщину».
1. См. Тенни, 23 фев. 55 г, прим. 4.
Вернеру Кану, 6 сентября 1955 г.
Vir Magnifice!
Позвольте мне выразить вам и университету Базеля искреннюю благодарность за великую честь, которую вы оказали мне своим участием в праздновании восьмидесятилетия. Я бы хотел особенно поблагодарить вас за грамоту, подаренную мне по этому случаю. Она напомнила мне о радости, которую я чувствовал, когда университет моего родного города даровал мне почетное профессорство,[1] а с другой стороны, о тех горьких каплях, что пали в чашу радости, когда острая болезнь прервала продолжение моей преподавательской деятельности в Базеле. Но такова судьба первопроходца: сам он приходит слишком рано, а то, к чему он стремится – слишком поздно. Тем не менее, милосердная судьба позволила мне достигнуть восьмидесяти лет с преизобилием почестей и наград.
Примите, Vir Magnifice, выражение моего высочайшего почтения и глубочайшей благодарности,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
1. См. Келлер, 21 авг. 44 г, прим. 3.
Пиеро Кого, 21 сентября 1955 г.
Дорогой сеньор Кого,
Вы представить не можете на основе репортажа в газете,[1] что это значит, когда я говорю, что можно знать о Боге, не предпринимая зачастую совершенно бесплодных попыток поверить. Как вы знаете, я психолог и преимущественно занят исследованием бессознательного. Вопрос о религии, среди прочих, тоже приходит в эту голову. Если вы хотите понять меня правильно, то следует прочитать о моих психологических открытиях. Я не могу сообщить их вам в письме. Без глубокого знания человеческой психики замечания, вырванные из контекста, остаются совершенно непостижимыми. Не стоит ожидать, чтобы журналисты стали заботиться об основах нашего мышления.
С психологической точки зрения религия – это психическое явление, которое иррационально существует, как факт нашей психологии или анатомии. Если этой функции недостает, человек как индивидуум лишается равновесия, потому что религиозный опыт – это выражение существования и действия бессознательного. Неверно, что мы можем обойтись только одними разумом и волей. Мы, напротив, постоянно находимся под влиянием волнующих сил, которые расстраивают наши разум и волю, потому что сильнее. Потому именно высоко рациональные люди сильнее всего страдают от беспокойств, которые не могут постигнуть ни разумом, ни волей. С незапамятных времен человек называл все, что чувствует или переживает как более сильное, чем он сам, «божественным» или «демоническим». Бог – это Сильнейший его. Это психологическое определение Бога никак не связано с христианским учением, но описывает переживание Другого, часто весьма необычайного оппонента, который самым впечатляющим образом совпадает с историческими «переживаниями Бога». Однажды я знал профессора философии, который думал, что может справиться с одним умом. Но «Бог» вызвал у него фобию рака[2], с которой он не смог справиться и которая превратила его жизнь в мучение. Его несчастье было в том, что он не мог просто признать, что его фобия сильнее рассудка. Если бы он смог это сделать, то нашел бы способ рационально подчиниться Сильнейшему его. Но из-за высокомерия он не понял своего рационалистического суеверия, или опасности, ему угрожающей, или смысла, вложенного в эту угрозу. Действие Божественного всегда сокрушительно, это всегда подчинение, неважно, какую форму оно принимает. Наш разум – это действительно чудесный дар и достижение, которое нельзя недооценивать, но он покрывает только один аспект реальности, которая также состоит из иррациональных факторов. Естественные законы – это не аксиомы, а только статистические вероятности. Как и реальности, наша психика состоит в том числе из иррациональных факторов. Потому механизация психической жизни невозможна. Мы как первобытные люди в темном мире, предоставленные воле непредсказуемого. Потому нам нужна религия, которая означает тщательный учет происходящего (religio происходит от religere, а не religare)[3] и меньше софистики, т.е. переоценки рационального интеллекта.
Потому я бы советовал вам больше заботиться психологией бессознательного. Тогда вы сможете осознать самые разные вещи.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Istituto Universitario di Architettura, Венеция.
1. К. прочитал репортаж об интервью с Юнгом в итальянском еженедельнике Oggi и цитировал высказывание Юнга, что он не верит в Бога, потому что знает о его существовании. Это перевод интервью с Фредериком Сандсом, “Men, Women and God”, опубликованном в лондонском DailyMail. 25-29 Apr. 1955. Подлинные слова (29 апр.) были такие: «Я верю только в то, что знаю. И это уничтожает веру. Потому я не принимаю его существование на веру – я знаю, что он существует». Интервью было опубликовано в C.G. JungSpeaking.
2. Этот случай обсуждался в “Psychology and Religion”, CW 11, pars. 12, 19f.
3. Religere= повторять снова, обдумывать, вспоминать; religare = восстанавливать связь, причем последнее – это этимология religio, давая Отцами Церкви. См. Symbols of Transformation, CW 5, par. 669 & n. 71.
АрнимуХеммерли, 25 октября 1955 г.
Дорогой коллега,
Теперь, когда потоп писем на мое восьмидесятилетие и около него несколько спал, я могу поблагодарить вас за карточку с Коса[1] и крайне ценное письмо от 4.VIII. Ваше письмо с Коса глубоко меня тронуло, поскольку ваш брат,[2] который навещал меня меня после инфаркта в 1944 г., также был загадочным образом связан с островом Кос. В бредовых состояниях образ вашего брата являлся мне, увенчанный золотым гиппократовым венком и заявлял – в тот момент я был в 2500 км. от земли и собирался войти в каменный храм, выдолбленный в метеорите – что мне не дозволено идти дальше от земли, что я должен вернуться.[3]
После этого видения я боялся за жизнь вашего брата, поскольку видел его в первичной форме как князя Коса, что означало его смерть. Только после я обнаружил что великие врачи Коса изображали себя βασιλεις (цари). 4 апреля 1944 г. мне впервые разрешили посидеть на краю кровати, и в тот день ваш брат слег на постель, чтобы больше не встать.
С теплой благодарностью и наилучшими пожеланиями скорого восстановления после операции,
Всегда искренне ваш, К.Г. Юнг
□ (Письмо написано от руки.) M.D., Цюрих.
1. Кос – греческий остров, входит в группу островов Додеканес. Был местом рождения Гиппократа, отца медицины (род. ок. 460 г. до н.э.) Был знаменит важным святилищем Асклепия, бога исцеления и первой школой научной медицины.
2. См. Келлер, 21 авг. 44 г., прим. 2.
3. Детальный отчет об этом видении см. в Memories, pp. 292f./272f.
Палмеру А. Хилти, 25 октября 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой доктор Хилти,
Ваше имя «Хилти» хорошо известно и даже знаменито в Швейцарии. Благодарю вас за прямые вопросы, на которые постараюсь ответить – увы – с большой задержкой!
1. Я из швейцарской реформированной ветви. Мой отец был священником. Со стороны матери у меня было не меньше 6 теологов в семье!
2. Я считаю себя протестантом, причем весьма! Я даже протестую против отсталости протестантизма.
3. Не могу сказать, что придерживаюсь церковных учений, но отношусь к ним очень серьезно.
4. Я не верю [в личного Бога], но знаю о силе весьма личностной природы и непреодолимого влияния. Я называю ее «Богом». Я использую этот термин, потому что он использовался для таких переживаний с незапамятных времен. С этой точки зрения любые боги, Зевс, Вотан, Аллах, Яхве, Summum Bonum и т.д. имеют присущую им истинность. Они иные и более или менее дифференцированные выражения или аспекты одной невыразимой истины. (См. Предисловие к ОтветуИову[1] и “Psychology and Religion”, Terry Lectures, 1937).
5. Поскольку «Бог» — это ошеломительный опыт κατ εξοχην,[2] Он αρρητον, невыразим, кроме чего я не рискну сделать никаких утверждений, хотя полностью принимаю традиционный вывод об этом абсолютном единстве (μοντης) и этом complexiooppositorum. Использование такого образа очевидно включает Природу как аспект Божества.
6. Естественных законов нет, есть только статистические вероятности, включенные в «Бога».
7. Поскольку аксиоматических законов нет, любой так называемый «закон» претерпевает исключения. Потому нет ничего невозможного, кроме алогичных противоречий (contradictioinadjecto).
8. Я не знаю, делает ли Бог невероятные вещи.
9. В пределах своего опыта я никогда не сталкивался с чудом. Потому я не знаю, возможны ли такие вещи, которые вы упоминаете.
10. Нет доказательств существования Бога. Я только знаю его как личный, субъективный опыт и косвенно через consensusgentium.
11. Этот вопрос нелеп. Время и пространство – это эпистемологические категории, незаменимые для описания движущихся тел, но несопоставимые с объектами внутреннего опыта.
12. Насколько я могу судить из документов христианской традиции, Иисус Христос был, вероятно, конкретным человеком, хотя крайне облеченным архетипическими проекциями, гораздо более, чем другие исторические фигуры, как Будда, Конфуций, Лао-цзы, Пифагор и т.д. В той мере, в какой Христос представляет архетипический образ (например, ανθρωπος или υιος του ανθρώπου), он обладает божественной природой и потому «сын Божий». (См. Ответ Иову и мое изыскание о психологии символа Христа в Aion, гл. V).
13. Я знаю о воскресении только потому что это очень важная архетипическая идея. Я не знаю, случалось ли оно как физический факт. Я не вижу смысла верить тому, чего не знаю. Воскресение – это миф (как 14 и 15) и одна из характеристик героя (т.е. Антропоса), указывающая на вневременную, т.е. трансцендентную природу архетипа. (См. мое эссе о догмате Троицы в SymbolikdesGeistes, 1948).
16. Я не думаю, что человеческий ум вечен, и потому не считаю, что мы можем мыслить вечные предметы вроде бесконечности, бессмертия и т.д. Мы можем только пользоваться такими словами. Мы просто не знаем, что произойдет после смерти. Единственное, что мы знаем с разумной уверенностью – это то, что психика относительно независима от времени и пространства или что время и пространство (включая каузальность) относительно зависимы от психики (Vide: Jung and Pauli, TheInterpretationofNatureandthePsyche, 1955). Дальнейшие заключения из этого факта весьма неуверенны.
17-20. Я не отрицаю существования вещей неизвестных и не отваживаюсь на веру в таких вопросах.
21. «Дьявол» — это весьма подходящее имя для некоторых автономных сил в структуре человеческой психики. Как таковой дьявол кажется мне очень реальной фигурой.
22-24. Метафизические проблемы, на которые невозможно найти ответ, для меня недоступны.
Как видите, я не могу ответить на ваши вопросы простыми «да» или «нет», хотя предпочел бы. Вопрос о религии, к сожалению, более запутан. Его нельзя свести к простой вере или неверию. Это верно только для исповедания или церкви, но не для религии, а последняя преимущественно предмет опыта. Поскольку мои ответы далеки от полноты, я добавил несколько книг, в которых вы можете найти необходимую информацию.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Палмер А. Хилти, профессор английской литературы в Государственном колледже Вашингтона (Пулман), предложил следующий вопросник:
1. У вас есть церковные корни (реформированная церковь Цвингли)?
2. Вы до сих пор к ней принадлежите?
3. Вы до сих пор придерживаетесь более или менее intoto учений этой или любой другой церкви?
4. Вы верите в личного Бога?
5. Вы верите в Бога, неким образом над или вне или отличного от природы в целом, природы как целостного биологического и физического мира или миров?
6. Вы подчиняете законы природы руководству Бога (пантеизм врача)?
7. Способен ли Бог, если он есть, в которого вы верите, пойти против законов природы?
8. Идет ли он против них?
9. Верите ли вы, что происходили чудеса, определяемые как события, отрицающие все законы природы? (Например, человек поел рыбы и затем прошел сквозь деревянную дверь, ходил по воде, обращал воду в вино.)
10. Вы считаете чувство внезапного блаженства, глубокого эмоционального удовлетворения, внезапного озарения, иногда называемого «вдохновением», доказательствами Бога?
11. Где, по-вашему, существует Бог?
12. Вы верите, что Иисус был более сыном Бога, чем Гаутама, Сократ, Альберт Швейцер, Ганди?
13. Вы верите, что Иисус восстал из мертвых?
14. Что он взошел на небеса?
15. Что Дева Мария телесно вознеслась в небесное «обиталище»?
16. Вы верите в личное бессмертие, т.е. осознанное выживание после смерти с памятью вещей, произошедших на земле?
17. Вы верите в воскресение плоти, как того придерживается ортодоксальное христианское исповедание веры?
18. Вы верите, что воскресшее тело попадет на небеса?
19. Или «дух» без тела пойдет на небеса?
20. Вы верите в самосущих духов, спускающихся на землю из вечности или зародившихся некогда миллионы лет назад?
21. Вы верите в дьявола?
22. Вы верите, что человек после смерти встретит двойственное посмертие, т.е. небеса для хороших и ад для плохих?
23. Может ли не-христианин попасть на небеса?
24. Если может, то при каких условиях?»
1. Предисловие = “Lectori Benevolo”, CW 11, pars. 553ff.
2. См. Бейнс, 22 янв. 42 г., прим. 5.
Теодору Бове, 9 ноября 1955 г.
Дорогой коллега,
С большой задержкой я благодарю вас за любезное письмо с поздравлениями по случаю 80-летия. Я удивлен, что вы вообще обо думаете и даже озаботились с доброй волей вспомнить о существовании моей тени. Можете недоверчиво качать головой, когда я скажу, что едва ли смог бы сформулировать концепцию тени, если бы ее существование не стало одним из величайших моих переживаний, не только в отношении других людей, но в отношении меня самого. Потому я с радостью приму ваши аллюзии на Вольтера Гудона[1] и Иова, хотя это все равно что возить уголь в Ньюкасл. Мне нравится смотреть на издевающийся облик старого циника, который напоминает мне о тщетности моих идеалистических устремлений, нерешительности моей морали, низости моих мотивов, о человеческом – увы! – слишком человеческом. Вот почему мсье Аруэ де Вольтер до сих пор стоит в моей приемной, чтобы пациенты не обманывались дружелюбным врачом. Моя тень действительно так огромна, что я бы никак не мог упустить ее из вида, планируя свою жизнь, на самом деле, я вынужден был рассматривать ее как важнейшую часть своей личности, принять последствия этого осознания и ответственность за них. Многие горькие переживания заставили меня увидеть, что, хотя совершенный или совершаемый грех может быть прощен, его нельзя отменить. Я не верю в тигра, в конечном счете обратившегося в вегетарианца и поедающего только яблоки. Моим утешением всегда был Павел, который не считал ниже своего достоинства признать, что носит жало в плоти.
Мой грех стал для меня самой драгоценной задачей. Я никогда не оставил бы его никому, чтобы показаться святым в собственных глазах, всегда знающим, что хорошо для других.
Критика и «понимание», которые я претерпел от рук теологов (задолго до Иова!) не дали мне причин обращаться с их теологическими представлениями сколько-то любезнее, чем они обращались с моими. То же верно в отношении фрейдистов.[2]
Что касается «диалектик»[3] Трюба (которые, будь они таковыми, требовали бы партнера), они состояли из монолога, в который я не мог вставить и слова. Несмотря на мои с женой искренние усилия, даже документированные свидетельства смахнули под стол, не удостоив взглядом. Его метод напоминал метод теолога, как и грубейшее непонимание.
Протестантизм столкнулся с вопросами, которые однажды придется высказать вслух. Например, ужасающий софизм privatioboni, который готовы одобрить даже протестантские теологи. Или вопрос об отношениях между ветхо- и новозаветным Богом (…)[4] Когда им нужно, Бог – это просто антропоморфная идея, или они притворяются, что могут вызвать как по волшебству самого Бога, просто назвав его. Но когда я считаю антропоморфный образ Бога открытым для критики, то это «психологизм» или, даже хуже, «кощунство»! Мирян сегодня не обмануть такой чушью, и протестантизму стоило бы обратить внимание на то, что в дверь уже стучатся. Я стучал долго и громко, чтобы поднять протестантскую теологию от несвоевременного сна, потому что чувствовал себя ответственным как «протестант». Я доставлял свое послание так ясно, как мог, наряду с относящимися к делу доказательствами. Если теолог вроде Трюба предпочитает все это игнорировать, это его дело. Не мне вам говорить, какое это мучительное зрелище.
Протестантизм давно перестал жить своим «протестом». Он черпает свою жизненность из столкновения с духом времени, частью которого ныне является психология. Если он терпит неудачу в этом деле, то усыхает. На самом деле, теологи должны быть мне благодарны за интенсивный интерес, который я к ним проявляю, и, на самом деле, некоторые благодарны.
Длина моего ответа достаточна, чтобы показать вам, что ваши образовательные усилия упали на благодарную почву. Потому я позволяю себе надеяться, что вы поднимите вопрос о тени среди ваших друзей и знакомых, теологов и фрейдистов. С приветствиями коллеге,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ См. Бове, 25 нояб. 22 г. – Это письмо было опубликовано в Spring, 1971.
1. Юнг хранил репродукцию бюста Вольтера работы Жана-Антуана Гудона (1741-1828) в приемной в Кюснахте. Доктор Б. рассказал, как его задел контраст между бюстом, «который встречает вас с цинично-высокомерной улыбкой» и «благожелательным, теплым врачом», словно последний «оставил свою тень в приемной».
2. Б. выразил сомнения о методах критики Юнгом и теологов, и фрейдистов.
3. Швейцарский врач Ганс Трюб, сначала друг и последователь Юнга, интерпретировал концепцию индивидуации Юнга как слишком «цель в себе», и это привело к растущему отчуждению между ними. См. его Vom Selbst zur Welt (1947) и Heilung aus der Begegnung (1951).
4. Здесь следует история о четырех теологах, рассказанная в письме к Берне, 13 июня 55 г. и Уайту, 2 апр. 55 г.
Анониму, 19 ноября 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогая миссис N.,
Рад, что вы понимаете трудность своей просьбы. Как можно быть достаточно компетентным, чтобы дать такой совет? Я чувствую себя совершенно некомпетентным, хотя не могу отрицать оправданности вашей просьбы и не решаюсь отказать ей. Будь я на вашем месте, не знаю, что со мной случилось бы, но вполне уверен, что не стал бы заранее планировать самоубийство. Я бы скорее держался, сколько мог, пока отчаяние не направило бы мою руку. Причина такого «неразумного» поведения с моей стороны в том, что я совсем не уверен, что со мной случится после смерти. У меня есть серьезные причины полагать, что не все кончается со смертью. Жизнь – это, похоже, интерлюдия в длинной истории. Она была задолго до меня и, вероятнее всего, продолжится после осознанного интервала в трехмерном существовании. Потому я держался бы, сколько возможно человеку, и пытался бы уклониться от неизбежных заключений, всерьез учитывая те намеки, что я получил о происходящем postmortem.
Потому я не могу советовать вам совершить самоубийство по так называемому здравому рассуждению. Это убийство, и после него остается труп, неважно, кто кого убил. Правильно общее право Англии наказывает злоумышленника деяния. Прежде убедитесь, что убить себя – это действительно воля Божья, а не просто ваш рассудок. Последний определенно недостаточно хорош. Если это будет акт крайнего отчаяния, то не будет засчитан против вас, но намеренно спланированное деяние может оказаться тяжким грузом против вас.
Это мое некомпетентное мнение. Я научился осторожности, имея дело с «ненормальным». Я не недооцениваю вашего действительно ужасного испытания. С глубочайшим сочувствием,
Сердечно ваш, К.Г. Юнг
□ Письмо адресовано старой даме в Англии. – Опубликовано в Spring, 1971, pp. 133f.
Джеральду Сайксу, 21 ноября 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой мистер Сайкс,
Я должен извиниться, что так запаздываю с письмом. Мое время с лета было занято самыми разными вещами, требующими внимания. Недавно миссис Юнг слегла с болезнью, что очень меня тревожит.
Я прочитал вашу рукопись[1] с большим интересом. Довольно трудно судить ее достоинства, потому что я один из ее объектов. Лично меня ее объективный отстраненный стиль сильно привлекает, потому что мне всегда любопытно узнать о различных подходах, которые люди избирают, чтобы найти твердую почву под ногами в изменчивом хаосе психологических мнений. Прежде чем взяться за вашу рукопись, я должен был закончить чтение книги о той же теме, а именно о Фрейде, Адлере и мне самом.[2] Автор – философ с независимым психологическим опытом. Его книга – это своего рода систематическое представление сущности каждого случая и замечательно отличается от вашей во всех смыслах. Его слова написаны, ваши сказаны. Вы аргументированно обращается к аудитории, которую можно чуть ли не видеть. Он пишет, или, лучше, строит что-то вроде подходящего дома с мебелью, обоями и картинами в стиле и вкусе обитателей. Американскому стилю, когда он живой, свойственна речь, и когда он, так сказать, безличен, он мертв и суше праха.
Диалектический метод, выбранный вами, особенно уместен в случае Фрейда и Юнга. Показать многие и частые тонкие различия двух различных подходов, невидимые для неспециалиста, возможно только постоянным демонстрированием противостоящих точек зрения. Я наслаждался следованием за вашими изысканиями. Я особенно ценю ваш изящный язык. Насколько вы согласуетесь со вкусами и умственными способностями американской публики, не мне судить, поскольку я утратил контакты с американскими послевоенными умами. Ментальные продукты американских умов, известные мне, не особенно вдохновляют. Но это вам решать. Я не особенно доволен вашим неологизмом «триалог». Греческое слово dialogos происходит от глагола dialegein или dialogizestai, нем. “sich ausenandersetzen”, т.е. говорить aufondс партнером. Префикс dia никак не связан с δυο (два). Потому tria, будучи множ. сред. рода от tris (три) неверно. Есть греческое слово τριλογια (trilogia = трилогия), но оно означает сочетание трех трагедий (!), что вы едва ли имели в виду. Так что лучше сказать: диалог между тремя или [лакуна в тексте] = трехчастный диалог.
Нояб. 28. Я не могу продолжить письмо. Вчера я потерял свою жену после серьезной болезни, продолжавшейся только 5 дней. Пожалуйста, простите меня.
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ Американский писатель и лектор. В 1955 г. он обучал английской и американской литературе на Зальзцбургском семинаре американистики в американской школе, спонсированной Фондом Форда. Пребывая в Европе, он провел значительное время с Юнгом.
1. TheHiddenRemnant (New York, 1962), собрание эссе о психологии.
2. Вероятно, Friedrich Siefert, Tiefenpsychologie: Die Entwicklung der Lehre vom Unbewussten (1955). См. Сиферт, 31 июля 35 г., прим. □ и Нельсон, 17 июня 56 г.
Саймону Донигеру, ноябрь 1955 г.
[Оригинал на английском]
Дорогой сэр,
В ответ на ваше письмо от 13 октября я отправляю вам короткую биографию и список важнейших дат в моей жизни, которые могут быть полезны для вашей цели.
Ваше предложение рассказать, как Ответ Иову появился на свет, ставит передо мной непростую задачу, потому что история этой книги едва ли может быть рассказана в нескольких словах. Я занимался его центральной проблемой годами. Множество различных источников питали поток мыслей в нем. Пока однажды, после долгого размышления, не наступило время изложить все в словах.
Самая непосредственная причина написания книги, вероятно, может быть найдена в некоторых проблемах, обсуждаемых в книге Aion, особенно проблемы Христа как символической фигуры и антагонизм Христа-Антихриста, представленный в традиционном зодиакальном символизме двух рыб.
В связи с обсуждением этих проблем и учения об Искуплении я критиковал идею privatioboni как не согласующуюся с психологическими открытиями. Психологический опыт показывает, что все, называемые «благим» уравновешено равно субстанциональным «дурным» или «злым». Если «зло» — это μηον, несущее, то все сущее должно с необходимостью быть «благим». Догматически ни добро, ни зло не могут быть выведены из человека, поскольку «Злой» существовал до человека как один из «Сынов Бога».[1] Идея о privatioboni начала играть роль в Церкви только после Мани. До этой ереси Климент Римский учил, что Бог правит миром правой и левой рукой, и правая – это Христос, а левая – Сатана. Взгляды Климента были ясно монотеистическими, так как он объединяет противоположности в едином Боге.
Позднее христианство, однако, дуалистично, поскольку отделяет одну половину противоположностей, персонифицированных в Сатане, и он вечен в своем состоянии осуждения. Важнейший вопрос о ποθεν το κακον;[2] (откуда зло?) образует pointdedepart христианской теории Искупления. Потому он имеет первостепенную важность. Если христианство утверждает себя монотеистичным, то становится неизбежным предполагать, что противоположности содержатся в Боге. Но тогда мы сталкиваемся с важнейшей религиозной проблемой: проблемой Иова. Цель моей книжки в том, чтобы указать на ее историческую эволюцию со времен Иова через столетия до самого последнего символического явления вроде AssumptioMariae и т.д.
Более того, исследование средневековой натурфилософии, которое представляет величайшую важность для психологии, заставило меня постараться найти ответ на вопрос: какой образ Бога был у этих древних философов? Или скорее: как следует понимать символы, дополняющие их образ Бога? Все это указывало на complexiooppositorum и потому снова напоминало мне историю Иова: Иова, который ждал от Бога помощи против Бога. Этот любопытнейший факт предполагает схожую концепцию противоположностей в Боге.
С другой стороны, множество вопросов, не только от пациентов, но и со всего мира, поставили задачу дать более полный и ясный ответ, чем в Aion. Много лет я медлил с этим, потому что осознавал возможные последствия и знал, какая буря поднимется. Но меня захватила неотложность и трудность проблемы, и я не смог ее отбросить. Потому я нашел себя обязанным заняться проблемой в целом и сделал это в форме описания личного опыта, сопровождаемого субъективными эмоциями. Я намеренно выбрал эту форму, потому что хотел избежать впечатления, что у меня есть некая идея, которую я хочу объявить как «вечную истину». Книга не претендует ни на что иное, как на вопрошающий глас отдельного индивидуума, который надеется или ожидает чуткости от публики.
Преданный вам, К.Г. Юнг
□ Д. был редактором ежемесячного журнала PastoralPsychology (Great Neck, N.Y.), и связанный с ним Книжный клуб пасторской психологии предпринял публикацию Ответа Иову после того, как Фонд Боллингена сначала отказался это делать. Письмо было опубликовано как статья “Why and How I Wrote my AnswertoJob” в PastoralPsychology, VI:60 (Jan. 1956) с объявлением Книжного клуба. Она появляется как Prefatory Note в CW 11, pp. 357f. и в Ges. Werke, XI, pp. 505f.
1. Ср. Иов 1:6: «И был день, когда пришли сыны Божии предстать перед Господа; между ними пришел и сатана».
2. Эта важнейшая фраза, к сожалению, опущена в вышеупомянутых публикациях.
Ойген Бёлер, 14 декабря 1955 г.
Дорогой профессор Бёлер,
Большое спасибо за любезные письма. Утрата жены многое у меня отняла, и в моем возрасте восстановиться трудно.
Ваше предложение описать, что делать с архетипами, очень интересно.[1] Прежде всего это они делают с нами всякие вещи, и только потом мы узнаем, что можем сделать с ними. Я попросил доктора К.А. Мейера одолжить вам мой семинар 1925 г.,[2] где я описывал свои первые переживания в этой области. Я надеюсь, что тем временем этот конспект семинара благополучно добрался до вас, и в нем вы найдете интересующую вас информацию.
То, что индивидуум делает с архетипами, представляет минимальную важность. Бесконечно важнее то, что можем нам о них рассказать история человечества. Здесь мы открываем сокровищницу сравнительного религиоведения и мифологии. Большую часть указаний мы черпаем из гностических фрагментов в частности и гностической традиции алхимической «философии». Я работал в этой области, насколько способен, и она, я полагаю, дала множество плодов, из которых мы можем получить более исчерпывающее представление, чем из реакции и трудов современных индивидуумов, хотя именно их переживания подтолкнули к нашим историческим исследованиям. Конечно, на практике проблема покоится в современном индивидууме, который один может дать современный ответ. (Luxmoderna – это алхимический термин!) Ответ, как всегда, зависит от современных представлений, т.е. он психологически научен, насколько это касается theoria. На практике это древняя religio, т.е. тщательное рассуждение о numina. (Religio происходит от religere, а не от патристического religare). Таким путем бессознательные данные интегрируются в сознательную жизнь (как «трансцендентальная функция»). Информация об эмпирическом процессе может быть найдена в “The Relation between the Ego and the Unconsciousness”, в серии сновидений в Psychology and Alchemy и в “A Study in the Process of Individuation”.
Буду рад снова увидеться. Пожалуйста, дайте знать, какое время вам подходит. С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш, К.Г. Юнг
□ (1893- ), профессор экономики в Швейцарской федеральной политехнической высшей школе (E.T.H.), Цюрих, 1924-1964 гг. В июле 155 г. он был одним из выступающих на праздновании, когда Юнг получил почетную степень в естественных науках в E.T.H. (Ср. Hug, Meier, Böhler, Schmid, Carl Gustav Jung, Kultur- und Staatswissenschaftliche Schiften, no. 91, 1955). Растущий интерес Б. в психологии экономики привел к дружеским отношениям с Юнгом. См. его “Conscience in Economic Life” в Conscience (Studies in Jungian Thought, 1970; orig. 1958) и “Die Grundgedanken der Psychologie von C.G. Jung”, Industrielle Organisation (Zurich), no. 4, 1960.
1. Б. предложил Юнгу написать «исчерпывающую работу о вашем личном отношении к архетипам», чтобы помочь ему пережить парализующие последствия смерти жены.
2. Notes on the Seminar in Analytical Psychology … Mar. 23 – July 6, 1925, мультиграфированный для частного обращения. В нем Юнг дает очень личное описание происхождения и развития своих основных представлений. Часть этого материала вставлена в Memories, ch. VI: “Confrontation with the Unconsciousness”.
Эриху Нойманну, 15 декабря 1955 г.
Дорогой Нойманн,
Огромная благодарность за ваше сердечное письмо. Позвольте мне в ответ выразить свои глубочайшие соболезнования об утрате вашей матери. Простите, что я написал только эти сухие слова, но потрясение, которое я испытал, так велико, что я не могу ни сконцентрироваться, ни восстановить дар речи. Я бы хотел только сказать сердцу, которое вы открыли мне своей дружбой, что за два дня до смерти жены у меня было то, что можно назвать только великим просветлением, которое, как вспышка молнии, осветило вековую тайну, воплощенную в ней, и оказало неизмеримое влияние на мою жизнь. Могу только предполагать, что просветление шло от моей жены, которая к тому времени была практически в коме, и что огромное просветление и вспышка предвидения имели обратное воздействие на нее, так что она в том числе и поэтому умерла такой безболезненной и величественной смертью.
Быстрая и безболезненная смерть – всего пять дней между окончательным диагнозом и смертью – и это переживание было для меня огромным утешением. Но неподвижность и слышимая тишина вокруг, пустое пространство и бесконечное расстояние – их трудно вынести.
С наилучшими пожеланиями и вашей жене, а также с теплой благодарностью,
Всегда преданный вам, К.Г. Юнг
□ (Письмо написано от руки.)